Текст книги "Влюбись за неделю (СИ)"

Автор книги: Алена Кручко

Соавторы: Виктория Светлая
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Встала и уже привычно открыла портал.

***

Эпплстоун мялся перед запертой дверью кабинета профессора. Посмотрел на меня взглядом раненого котенка, хотел, кажется, что-то сказать, но я успела первой. Нечего тут умирающую лань изображать, тоже мне, поэт непризнанный.

– Добрый день, мистер Эпплстоу?. Проходите, – открыла дверь, вошла первой. – Профессор Норвуд скоро подойдет, а вы пока садитесь и пишите проверочную. У вас двадцать минут, время пошло.

Положила перед ним лист с вопросами и посмотрела на часы.

– Он правда собирается меня выгнать?! – трагически вопросил этот доморощенный Ромео.

– Придет – у него и спросите. Но, думаю, ответ будет зависеть от того, что и как вы успеете написать, так что не тратьте времени зря.

Эпплстоун выдал тяжкий вздох, достойный полузадушенного бизона – да что ж мне от него сплошь зоологические картинки в голову лезут?! – и уткнулся в работу.

Скрипело перо, тикали часы, за окном шелестела листвой раскидистая липа. Я вдруг подумала – Шарлотта сделала нам с Норвудом отличный подарок. Пусть блуждания по болотам и не назовешь приятным занятием, но уж точно поувлекательней светского мероприятия. Норвуд там был… пожалуй, интересным? Похожим не на сухаря-профессора, а на того Дугала, которого показывала мне Сабелла. Время, проведенное у Честера, я и вовсе вспоминала с улыбкой. Спасибо миссис Фергюсон, ее пироги прекрасно послужили для начала непринужденного разговора.

Я не смотрела на Эпплстоуна и, наверное, он принял это за поблажку. Скрип пера затих, сменился шелестом страниц. Так-так. Я подошла к столу – кабинет не аудитория, среагировать трепетный вьюнош не успел – и взяла с его колен толстый справочник.

– мисс Блер! – обиженным шепотом возмутился Эпплстоун.

– Что?

– Вам совсем меня не жаль?!

– Нет. А должно?

– Конечно. Я же не какой-нибудь Обли. У меня один из лучших результатов в общем зачете на курсе. Но если доктор Норвуд всерьез на меня взъелся, он найдет, к чему придраться. Я должен проверить!

– ?истер Эпплстоун. Хочу напомнить, что именно вы, а не мистер Обли, устроили смертельно опасную ситуацию. Из-за собственного легкомыслия и самомнения, а не неумелости. Как вы думаете, что хуже? Неумелость проходит с опытом, было бы желание. А ваши лучшие результаты и порожденная ими небрежность едва не привели и вас и меня на больничную койку. В лучшем случае. Жаль, если вы этого не понимаете.

– Я понимаю! Но… – Эпплстоун потер лицо и уставился в свой лист невидящим взглядом. – Ладно, хорошо, что письменно, а не устно. Он бы меня размазал!

– Четыре минуты, – сообщила я. – Дописывайте, что знаете.

Норвуд появился на последней минуте.

– Добрый день, мистер Эпплстоун. Не скажу, что рад нашей встрече.

– Взаимно, профессор. В смысле… добрый. Надеюсь. – Тот подвинул свой многострадальный лист на край стола. – Все готово.

– если вы надеетесь еще и на то, что все ограничится этой писаниной, то зря. Надеяться – вредно для растущего организма. Завтра зайдете за результатами, они станут допуском к устному опросу.

– Когда? – убито спросил Эпплстоун.

– После пар, разумеется. Или вы рассчитываете поразить меня глубиной своих познаний за десять минут перерыва? Это возможно в единственном случае – если познания у вас отсутствуют в принципе.

– Понял, в половине шестого, – Эпплстоун закивал и испарился. Забыв, между прочим, свой справочник, который я положила на край стола.

А у Норвуда оказался цепкий взгляд на чужие книги – он заметил сразу. Открыл форзац, полюбовался на библиотечный штамп Академии, спросил:

– Неужели? Сияние неотразимого обаяния мистера Эпплстоуна должно было скрыть от вас эту неромантичную книжицу? может, он ещё и разжалобить вас пытался?

– Конечно, – я прошла к своему столу и быстро просмотрела почту. Ничего срочного. – Профессор Норвуд такой зверь, что непременно найдет к чему придраться, и без проверки по справочнику несчастный юноша немедленно станет вдвойне несчастным. А ведь у него одни из лучших результатов на курсе, не то что у какого-нибудь Обли.

– Так и сказал? – бровь Норвуда поползла вверх.

– Не дословно, но близко. Почему-то он решил, что я должна его пожалеть. После того, как чуть не нашпиговал нас обоих острым стеклом!

– Вероятно, потому что его вирши и пламенные взгляды должны были растопить ваше и без того не слишком ледяное сердце. Но вам с мистером Эпплстоуном, конечно, виднее. До свидания, мисс Блер. Будьте осторожней с порталами. Никакие шотландские болота не отменят завтрашнего рабочего дня.

– Аномалии на то и аномалии, что не повторяются дважды, – легкомысленно ответила я. – До завтра, профессор.

***

«мой дом – моя крепость». Только оказавшись в уже почти родной гостиной Шарлотты, я дала волю эмоциям.

– отвечай, Барби недоделанная, ты флиртовала с этим… этой трепетной ланью мужского пола? Еще, небось, на глазах у профессора?! ? мне теперь расхлебывать!

– Такое сложно назвать флиртом. Он оказывал знаки внимания. Шарлотта принимала их, ничего больше.

– Благосклонно принимала, – уточнила я. – И теперь один думает, что может себе позволить лишнее, а второй…

Что думает второй, я даже предположить не могла. Но вряд ли лестное для Шарлотты. А у меня осталось всего четыре дня, что бы исправить впечатление, как-то его заинтересовать, влюбить… и самой влюбиться, но это, возможно, будет легче, чем я боялась. Тем обидней.

– Отправить вас в болото оказалось неплохой идеей, – задумчиво выдал призрак. – Но второй раз не получится. Есть еще одна возможность, но ее должна предоставить тебе не я.

– На Северный полюс ещё додумайся отправить, – огрызнулась я. – С одним одеялом на двоих. Четыре дня. А он бегал по этому чертовому болоту за травками. Что толку?!

– Ты для него оказалась не такой обременительной компанией, как ожидалось. Он для тебя оказался более человечным, чем обычно. Толк есть. Но Северный полюс… Нет, слишком много магических затрат.

Боже, она ещё и всерьез это приняла! Никогда не шутите с призраками.

– Это была шутка, – на всякий случай объяснила я. А то ещё откопает где-нибудь магические резервы, с нее станется. А нам с Норвудом придется разыгрывать сценку из романтической комедии: «два индейца под одним одеялом не замерзли». – О какой еще возможности ты говорила?

– День рождения Сабеллы Норвуд. Послезавтра. Вполне возможно, что ты там будешь. Но не с моей помощью.

Девятое сентября. Перчатки из кожи страуса, отмеченные Норвудом в объявлении. Боже, Сабелла… что за ужасный день рождения ей предстоит. Она ведь все знает…

– Она знает. Думаю, если будет отмечать, даже навязываться не придется, она сама не упустит возможность дать нам пообщаться не в академии. Но разве ей сейчас до праздников!

– Именно чтобы дать вам возможность. Конечно, она будет праздновать. И позовет тебя.

Но это будет послезавтра. И останется уже два дня. Всего два.

Тоска и безнадежность – вот что я чувствовала сейчас. И никакие ухищрения и уверения Шарлотты не могли этого перебить.

– Все не так плохо, как тебе кажется. Не отчаивайся, – сказала она напоследок и исчезла.

Утешительница потусторонняя! «Не отчаивайся»! Ей легко говорить. Кажется, за эти три дня призрак Шарлотты успел забыть, что такое быть живым и испытывать эмоции. И я совсем не хотела становиться такой же! Мертвой и бездушной. А еще говорят, что призраки – слепок души. Или я что-то путаю? Никогда не интересовалась потусторонней мистикой.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила провести вечер перед телевизором. Хоть так посмотрю на волшебный новый мир.

Уселась перед экраном и скомандовала:

– Включись. Покажи Сидней. А то по-настоящему я туда, похоже, уже не попаду.

– Недорогие горящие путевки, заказ гида, номера в лучших отелях… – попыталась предложить диктор, и я рявкнула:

– Нет. Банальную панораму города ты можешь показать или нет?! Без рекламы!

Лучше бы не просила. Сидней этого мира был прекрасен. Бело-зеленый город на берегу синего-синего океана. Знаменитый оперный театр, кажется, немного отличался, но тоже впечатлял. А еще чертов слишком умный агрегат приближал и показывал портальные площадки, так что я, наверное, хоть сейчас могла бы рискнуть и открыть портал. Никаких авиабилетов и длительных перелетов. Можно вообще провести там вечер, а завтра оттуда – на работу. Что мне мешает? Страх напутать с порталом через полмира? Так ведь я ничего не теряю. Ровным счетом ничего. Оставшиеся четыре дня – такой мизер по сравнению с целой жизнью, которую могла бы еще прожить, стоит ли вообще принимать их в расчет?

Оставив телевизор показывать красоты Австралии пустой комнате, я спустилась за пивом. Перед мысленным взором стояла картинка Круговой Набережной. В синей воде отражаются небоскребы, и кто-то машет с борта белоснежного катера. И правда, чего стоит перенестись туда? Одно движение рукой, один шаг. Проще некуда.

Только я не знаю, окажется ли так же просто открыть портал через полмира. Ничего не знаю о визовом режиме и о том, как здесь обеспечивают охрану границ, если открыть портал способен каждый ребенок. Может, какой-нибудь антипортальный «железный занавес» стоит, и без визы размажет по нему как… неаппетитно, в общем, размажет. Или перенесет сразу «куда надо». В смысле, в «компетентные органы». Мне только таких проблем не хватало.

Через четыре дня рискну, тогда уже будет все равно.

На глаза навернулись слезы. Пиво, телевизор и мысли о вероятной скорой смерти – замечательный меня ждет вечер.

Интересно, чем занят Норвуд?

Нет, интересно другое – после той Эльзы, с которой они остались друзьями, у него кто-то появился? Сейчас – кто-то есть? Сабелла наверняка знает, но как раз в этом она могла и слукавить и промолчать. Хотя, раз все же полагает, что я сумею его заинтересовать… Буду считать, что он сейчас свободен. Так остается хоть какая-то надежда.

В телевизоре плыл Сидней с высоты птичьего полета, а я пила пиво и пыталась вообразить, каким Норвуд бывает с женщинами. Представлялась слегка смягченная версия привычного ядовито-ироничного модуса. «Саблезубые коряги» и «почти-вечернее-платье» – это даже мило, если не ожидать от мужчины каких-то особенных нежностей. Потому что на нежности Норвуд, кажется, способен только в отношении пурпурницы. «Смотри, детка»… с другой стороны, если бы он назвал «деткой» меня… ну уж нет, не надо!

А ведь у него тоже осталось всего четыре дня, хотя он об этом еще не знает. Наверное, плохо, что я ему не сказала. Нечестно. Вдруг у него тоже есть какая-то мечта, которую обидно будет не исполнить? Мало ли… может, вырастить ещё какой-нибудь супертурнепс? Или прокатиться на яхте до Большого Барьерного Рифа – почему бы нет, в конце концов? Должны же у него быть какие-то увлечения и кроме науки?

Я бы даже составила ему компанию. Наверняка это было бы интересно. Хотя вряд ли он мечтает последние оставшиеся дни провести с Шарлоттой.

А жаль.

Стоп. Это что же получается – я хотела бы провести эти дни именно с ним? Не потому что надо, а…

А потому что мне было бы приятно? меня вдруг увлекает его общество? Интересны его язвительные реплики?

Я допила бутылку и тут же открыла другую. Оказывается, пироги и болота очень легко сближают. Вернее, болота и пироги, хотя какая разница. Такие новости точно надо запить.

И заесть. Пиво – хорошо, а пиво с пиццей – лучше. Снова вниз. Здесь точно есть какие-то ограничения на шатания порталами туда-сюда, не зря же в доме Сабеллы, как и у Шарлотты, портал ведет в гостиную. Так что для Сиднея придется узнавать, как здесь обстоят дела с визами.

Я сделала заказ и села в кресло дожидаться своей вкусной пиццы. Отхлебнула еще пива, закрыла глаза…

Ажурная дуга моста Харбор-Бридж отражалась в синей бухте. Синюю гладь рассекали большие и маленькие катера, белели яхты, вокруг галдели туристы. А вон и похожая на паруса под ветром крыша Оперы.

Я спрыгнула в стоявший у причала юркий катер, и он рванул через бухту, оставляя белый пенный след. Ветер норовил сорвать с головы широкополую шляпу, я придерживала ее одной рукой, другой вцепившись в поручень. Дышала соленой и йодистой свежестью океана, так непохожей на затхлый воздух болот, и жалела, что Норвуда нет рядом.

Катер привез на пляж с белым коралловым песком, а с пляжа меня каким-то образом занесло в бар, почему-то с немецкой кухней. Сосиски на углях и холодное пиво… не много ли мне пива на сегодня? Хочу вина. Обязательно австралийского. Где-то я читала, что оно даже лучше итальянского. Оказалось – правда!

После вдумчивой дегустации меня занесло в мастерскую художника. Я знала, что его зовут Джейк, и он рвется нарисовать мой портрет.

– Обнаженной в полный рост? – спросила я на всякий случай. Он расхохотался.

– Если хочешь, почему нет? Но я имел в виду только то, что сказал. Портрет. Лицо в лунном свете на фоне океана. В синей гамме. Ты знаешь, что в твоем лице есть что-то потустороннее? Как будто ты пришла из совсем другого мира.

– Надеюсь, это не твой способ ухаживать за девушками, потому что я согласна только на портрет, – я сделала вид, что не услышала слов о другом мире.

А в портрете и правда чудилось что-то потустороннее. Не я и не призрак – но как будто и я, и она сразу. ? у синего, оказывается, столько оттенков…

– Ты чудесный художник, Джейк, – сказала я, рассматривая свое-Шарлоттино лицо на холсте.

Оно не было пугающим или мертвенным, не было лицом призрака. Но в нем как будто отражался иной мир. В неуловимых штрихах и бледно-голубом цвете. Странном, чуждом, словно подсвеченном изнутри. Состоящем из тысячи разных оттенков.

И казалось, что этот пугающий мир вот-вот позовет девушку с портрета. Заберет. Поглотит и не выпустит больше. А на туманном, едва-едва прорисованном фоне, почти незаметные глазу, проступали странные темные силуэты, не то горы с острыми вершинами, не то скалы. И они тоже – пугали.

– Я не понимаю… Как ты все это увидел? Почувствовал? Ты чертов гений.

– Пустое, – отмахнулся Джейк. – Я всего лишь художник.

– Да. Ты показал здесь больше, чем можно было бы сказать любыми словами.

– Спасибо, Салли, – кивнул он. – Приходи сегодня вечером, надо поработать над деталями.

– Сегодня? – я посмотрела на часы, в окно. Над океаном вставало солнце. – Мне же на работу. А хотя… плевать. О чем волноваться, правда?

Он засмеялся и поцеловал меня – легко, почти по–дружески.

– Не надо, – попросила я. – У меня Норвуд.

– Ты говорила о нем половину ночи, – сообщил Джейк. – Ту половину, когда была пьяна. Все наладится, Салли. Не бойся меня, я претендую только на твое лицо в лунном свете, ещё одну ночь. Хотя буду рад, если пригласишь на свадьбу.

– Ах, какая свадьба, – я махнула рукой и открыла портал.

И открыла глаза.

Я сидела в кресле, рядом на столике дожидалась заказанная пицца, а за окном стояла, кажется, глубокая ночь.

– С добрым утром, Салли, – я встала, потянулась. Тело затекло, кресло хоть и удобное, но с кроватью не сравнить. – Иди уж досыпай по-человечески. Приснится же такое… в синей гамме.

Лицо девушки с портрета Джейка, мое и не мое одновременно, помнилось отчетливо, хотя обычно я не запоминаю сны. И почему-то пугало.

ГЛАВА 4. День четвертый: пятница

Утро порадовало мелким осенним дождем и слишком холодным для сентября ветром. Без шуток порадовало – перемещение порталом не даст замерзнуть и промокнуть, зато я сразу представила, во что при такой погоде превратилось бы вчерашнее болотное приключение. Я откопала в Шарлоттином шкафу более-менее приличный строгий джемпер. Ярковат, но хоть не малиновый. Приятный бирюзовый оттенок, напомнивший сегодняшний сон, бухту Сиднея под ярким солнцем и «портрет в синей гамме».

Да что ж ко мне так привязался этот портрет?!

Вчерашний бурный день, вечер с пивом и сон в кресле аукались ноющими мышцами, больной головой и общей заторможенностью. Частично помогла ударная доза кофе, но мозг просил активно проветрить его на свежем воздухе. Не хватало привычных утренних пробежек. Я представила, как бегу трусцой по деревне, распустив волосы и выставив сиськи. ? соседи смотрят и не могут понять, что это нашло на мисс Блер и какая муха ее покусала. Ведьма потомственная, на всю голову странная. Да какая мне разница, кто что подумает? Хуже, что Шарлоттино тело наверняка не привыкло к нагрузкам, но и это неважно. Приучу. И сама привыкну наконец нормально двигаться с этими сиськами, не теряя равновесия при каждом резком повороте. Да и нервы здорово успокаивает.

может, прямо сейчас и начать?

Из более-менее подходящего для занятий спортом в шкафу нашлось… да ничего не нашлось. Обтягивающие маячки не в счет. Спортивных магазинов среди россыпи визиток тоже, конечно же, не обнаружилось. И время – ни свет ни заря, не будить же Гризеллу.

Ну и ладно. Тогда сегодня вместо энергичной пробежки – долгая прогулка. Тоже хорошо. А со спортивным костюмом разберусь вечером.

Я надела сапоги и утепленный плащ, туфли сунула в сумку, взяла зонт и отправилась на работу пешком. Благо времени было достаточно.

Наверное, в хорошую погоду пройтись до Академии не спеша, а не переноситься туда порталом, любили многие – тропинка была натоптана. Но желающих гулять под дождем и ветром не наблюдалось. Я шла в гордом одиночестве, хлюпая сапогами по лужам, и вспоминала сегодняшний сон. Слишком яркий, слишком… живой? Хочу туда. В тепло и солнце. И чтобы ничего не печалило, и никаких ужасных перспектив. Почему нельзя просто погулять с Норвудом по Круговой Набережной, не думая о том, что…

Стоп. «С Норвудом»? Я это подумала?

Ну да. Еще бы он захотел со мной погулять, вот это была бы фантастика и магия в одном флаконе.

Порыв ветра ударил в лицо, вывернул зонт наизнанку и едва не унес. Повернувшись к ветру спиной, я пыталась вправить зонтику спицы, и обрушившийся на голову ливень оказался внезапным, как снег в Сахаре. Эй, мы так не договаривались. Шел мелкий, нудный и безопасный дождичек, почему он вдруг превратился в монстра?!

Я открыла портал и вывалилась из него во дворе Академии. Поскользнулась и… упала бы, но налетела на кого-то жесткого, приятно пахнущего терпким мужским парфюмом. Схватилась за скользкий непромокаемый плащ, подняла голову.

Да что ж это такое! Норвуд!

– Дежа вю, – сказал тот, удерживая одной рукой меня, второй – огромный черный зонт. Такому великану никакой ветер наверняка не страшен. – Правда, вчера вы пытались выбить меня из равновесия спиной. Милое разнообразие. Вы что-то не поделили с порталами, мисс Блер? Они явно второй день не в духе.

– Простите, – пробормотала я. Представляю, какой мокрой курицей сейчас выгляжу! – Я случайно. Думала прогуляться, и… вот.

– Интересный выбор погоды для прогулок. Пепел шотландских болот так активно стучал в ваше сердце? Идемте, лужа неподходящее место для светских бесед.

Подхватил меня под локоть – похоже, в этом мире еще не дошли до манеры объявлять любую помощь девушке сексизмом и сексуальными домогательствами – и повлек в здание. Мне было мучительно стыдно за свой мокрый вид и «дружбу» с порталами, из-за которой, и правда, второй день подряд пытаюсь сшибить с ног профессора. И как это он так деликатно сказал о вчерашнем – «спиной», вернее было бы «задницей».

С волос текло, я и не подумала дома собрать их в пучок, решив – проветриваться так проветриваться. С плаща капало на мраморную плитку пола, а сапоги оставляли грязные следы в рубчик. Хорошо еще, что зонт унесло тем ужасным шквалом, а то, с моим «везением», точно угодила бы им профессору в глаза.

И что за невезение. Ладно, у Норвуда плащ непромокаемый, но он и сам почти сухой.

– ? зонтами вы не пользуетесь принципиально? – с заметной долей интереса спросил Норвуд, который, кажется, тоже меня разглядывал. Хотя следы на полу заинтересовали его, пожалуй, больше.

– ?н улетел, – мрачно объявила я.

– Впечатляющее единодушие с порталами. Похоже, он тоже чем-то недоволен.

?ы уже почти дошли до лестницы, когда меня окатило с ног до головы волной сухого тепла.

– На вас было холодно смотреть, – объяснил Норвуд.

– Спасибо, – кажется, я покраснела. Или это последствия высушивающего заклинания? О котором я позорно и глупо забыла. Все-таки мало выучить чары, к ним надо привыкнуть. А я привыкла, наоборот, жить без всякой магии. Уже думала о том, найдется ли на кафедре, во что переодеться, или придется возвращаться домой. Ну не глупость ли?!

С другой стороны, за три дня не переучиться жить с принципиально другими возможностями. И за неделю – тоже. Привыкну… если время будет.

От мысли, что уже четвертый день, а всех успехов – то и дело показываю себя дура дурой, захотелось плакать. К счастью, от душевных терзаний отвлек уже знакомый мне директорский вестник. Даже два, один завис перед Норвудом, второй предназначался мне.

«Мисс Блер. Надеюсь, вы уже явились на рабочее место, если ещё нет, поспешите. К нам приехал доктор Вольгер из Лондонской Академии Высшей Алхимии, надо его встретить и сопроводить до малого конференц-зала. Лекция о влиянии приливных циклов на алхимические свойства металлов. Мы снимаем туда два старших курса алхимиков, и, разумеется, присутствие всех сотрудников факультета алхимии обязательно».

Вестник исчез, донеся до меня указания.

– Какие потрясающие новости, – высказался Норвуд. Его Маскелайн тоже просветила, но выглядел он каким угодно, только не обрадованным. – Мисс Блер, пока вы не потерялись для общества в лучах обаяния премногоуважаемого герра Вольгера, будьте любезны занять мне место в последнем ряду поближе к двери. Я непременно почту своим вниманием это мероприятие. Приливные циклы. Что может быть увлекательнее? Но позже.

– Мне придется его проводить к конференц-залу, – кисло призналась я. Сопровождать какого-то неведомого герра Вольгера не хотелось. – Последние ряды наверняка успеют занять студенты.

– Студенты – возможно. А все студентки притянутся к первым, так что место найдется.

– В крайнем случае сгоним кого-нибудь, – предложила я. – Неужели не уступят своему профессору?

– Можете пугать их мной как вам нравится, – одобрил Норвуд. – Это подействует.

– Договорились. Что ж, пойду сопровождать гостя.

– Идите, – согласился профессор, окинув меня каким-то странным взглядом.

И что он такого во мне увидел, чтобы так смотреть?

Ответ на этот вопрос я получила очень быстро. К счастью, еще не дошла до директорского кабинета, где ждал гость. Уловила краем глаза собственное отражение в темном стекле двери большого конференц-зала, остановилась, всмотрелась… Намокшие и высушенные заклинанием волосы стояли дыбом, а еще я забыла снять плащ и переобуться. Ну, Норвуд! Ну и зараза! И я хороша, последние мозги ветром выдуло и дождем смыло!

Ладно же.

Я зашла в туалетную комнату рядом с конференц-залом. Переобулась, плащ и сапоги бросила прямо там, если кто вдруг польстится, то и плевать. Встав перед зеркалом, сосредоточилась и повторила выученные в первое утро чары укладки. Высокая строгая прическа, черные брюки, бирюзовый джемпер, белоснежный воротничок блузки. Отлично. Вот теперь можно изобразить из себя лицо Академии. Где там ваш герр Вольтер, то есть Вольгер, подавайте его сюда, сопроводим в лучшем виде!

Маскелайн окинула меня оценивающим взглядом, чуть заметно кивнула и бодро сказала:

– А вот и наша мисс Блер, она проводит вас в конференц-зал. Наши студенты и сотрудники с нетерпением ждут вашего выступления. Уверена, оно будет блестящим.

Что характерно, представить гостя мне она и не подумала. То ли Шарлотта с ним уже знакома, то ли предполагается, что этого блондинистого типа и так все знают? Не люблю блондинов, есть в них что-то рыбье. Хотя этот экземпляр, безусловно, выше среднего уровня. Голубовато-серые глаза под темными бровями, золотистые волосы собраны в короткий хвост. Губы красиво очерчены, только улыбается очень уж широко и сладко. Но в целом ясно, почему Норвуд предрек, что студентки стянутся к первым рядам.

– Рада вас видеть, доктор Вольгер. Пойдемте, я думаю, ваши слушатели уже ждут, – я выдала дежурную улыбку, и Маскелайн снова одобрительно кивнула.

– Радость взаимна, уважаемая мисс. Если в академии Панацеи все сотрудники такие потрясающие, как вы и миссис Маскелайн, я понимаю, почему доктор Норвуд здесь окопался. И даже, пожалуй, завидую. А кстати, где же он сам?

– Утрясает сегодняшнее расписание, чтобы без проблем послушать ваше выступление. Он просил меня занять место для него.

– Ну разумеется. Как всегда крайне занят и невыносимо мрачен. Хотя аудитории он собирает немаленькие – все-таки известный в узких кругах человек. Впрочем, до моих сборов ему далеко. Вы ни разу не слушали мои лекции, мисс Блер? Я бы наверняка вас заметил. Такое запоминающееся лицо!

Остро не хватало информации. Я даже не могла спросить, впервые ли он в Академии, потому что Шарлотта должна это знать и без вопросов. Но ревность к Норвуду трудно было бы не заметить. «Известный в узких кругах», как же! ? то ваши «круги», герр Вольгер, намного шире!

– Я полагаю, во время выступлений вам не до поиска интересных лиц в зале, доктор Вольгер, – обтекаемо ответила я. – Все же удержать внимание аудитории – задача, требующая некоторых усилий, верно?

– ?, вы заблуждаетесь, дорогая мисс. – Вольгер легкомысленно махнул рукой. – Держать аудиторию вовсе не сложно, если ты любишь свое дело и умеешь внушить эту любовь слушателям! Но погружаться в тонкие сферы алхимии особенно прекрасно, глядя в глаза потрясающей женщины. Ваши глаза я бы непременно запомнил.

«Лицо», «глаза», а сам косится на грудь. Мне все больше хотелось ответить колкостью. К счастью, конференц-зал был недалеко.

– Пришли, – сообщила я. – Вам сюда. Думаю, сегодня перед вами будет много интересных глаз. «И откровенных декольте», – подумала, когда меня чуть не снесла с ног старшекурсница с двумя расстегнутыми верхними пуговичками на блузке.

– Неужели это вы, доктор Вольгер?! – воскликнула, пожирая его влюбленным взглядом.

Вот и отлично, теперь могу спокойно исчезнуть – он и не заметит.

Задние ряды, как я и думала, были забиты под завязку. Я не стала выискивать свободные кресла, а подошла к крайним возле выхода.

– Господа, эти два места занимал профессор Норвуд.

Пугать чем-то еще не пришлось, хватило имени. Даже не двое, а трое парней в этом ряду и двое перед ними вскочили и растворились в пространстве, будто и не было. Вот это авторитет у Норвуда! Боятся лишний раз на глаза показаться.

Тем временем через высокую дверь, предназначенную для лектора, вплыл Вольгер в окружении прекрасных и не очень дев. Та самая, с расстегнутыми пуговичками, прижимала к высокой груди тетрадку. Автограф в конспектах выпросила, что ли?

– Все собрались? – вопросил он. – Всем меня видно, всем меня слышно?

– Мы слышим тебя, о Каа, – пробормотал кто-то сбоку.

– Твое счастье, что этого не слышат бандарлоги из первого ряда.

Я покосилась на голос, рассмотреть студентов с чувством юмора, словно слизанным у Норвуда. Пожалуй, стоит их запомнить.

Между тем Вольгер распинался о своей роли в науке, эпохальности своих открытий и важности того, чтобы каждый человек «как в этом зале, так и за его пределами» (честное слово, так и сказал!) проникся историческим значением момента. Все это было мало похоже на научный доклад, как я его себе представляла. Интересно, Норвуд вообще придет? Он наверняка знал, чего ждать от этого, с позволения сказать, «коллеги».

– И вот, когда я задал себе вопрос, очень важный вопрос о том, какие именно тонкие влияния может воспринимать столь неподатливый и закоснелый материал, как металл… – нет, я не в состоянии это слушать. Даже если на самом деле это не ересь, а реально имеющая значение для местной науки тема – не в таком же изложении!

Появление Норвуда с легкостью можно было и пропустить, потому что вошел он абсолютно бесшумно и молча сел в кресло со мной рядом. Но его заметили. Оживленный шепот пронесся по задним рядам, кто-то даже тихо присвистнул, и вот это было уже интересно. Кажется, герр Вольгер и профессор Норвуд в одном зале – повод для ожидания чего-то более занимательного, чем лекция о металлах и приливах. Вольгер Норвуда тоже заметил, усмехнулся самодовольно, не прерывая очередной витиеватой реплики.

– Странно, что вы не в первом ряду, мисс Блер, – тихо сказал Норвуд. – Сияние бриллианта от алхимии не дотянулось до вашего сердца и не поработило ваш мозг? Удивительно.

– Мой мозг мне дорог не порабощенным, – отшутилась я.

– Завидный рационализм.

Норвуд закинул ногу на ногу, водрузил на колено планшет с чистыми листами и вытащил из кармана ручку. Он что, собрался конспектировать этот бред? Не может быть.

– еще древние алхимики знали о тайной связи металлов с планетами, – вещал Вольгер, – но в чем, я спрашиваю вас, таятся корни этой связи? В чем? Кто-то, хоть кто-нибудь, дал себе труд поразмышлять на эту волнительную тему? Вы, мисс? Или вы? А может, вы, коллега Норвуд?

– Размышлять о волнительном – способны только вы, коллега Вольгер. Прошу вас, продолжайте, я весь внимание.

Вот даже интересно, Вольгер не оценил иронию или сумел пропустить ее мимо ушей? Зато студенты точно оценили, по задним рядам пронесся сдержанный и не очень смех.

– Зря вы смеетесь, господа, – с мягкой укоризной заметил Вольгер. – Наука, вся наука, весь прогресс, а не только наша возлюбленная алхимия, держится именно на таких размышлениях. Ибо с чего начинается, как зарождается любое открытие? С размышлений! С того, что жаждущий деятельности разум вопрошает себя: «Какой след могу я оставить в веках? Какие зерна заронить в трепетные умы юных дарований?» Вы согласны, коллега Норвуд?

– О да, коллега Вольгер, разумеется, – скупыми штрихами Норвуд изобразил на листе дамочку в коротком лабораторном халате, бедрастую и грудастую, с гривой волос, подозрительно похожих на Шарлоттины, с пробиркой в руке и котлом в другой. В котел сыпалось что-то вроде градин-переростков с надписью «зерна жаждущего разума». Ниже значилось: «Возлюбленная Алхимия. Ключевое слово – возлюбленная».

Я фыркнула, с трудом сдержав смех.

– Ибо еще древние говорили, что размышление – мать понимания, – Вольгер воздел палец к потолку. – Итак, о чем же может поведать вдумчивому разуму сродство планет и металлов?

На листе появился гигантский мозг с одной извилиной, почему-то поперек, и в кружевах. «Вдумчивый разум герра Вольгера, жаждущий деятельности. Страшно».

Ниже Норвуд приписал: «Мисс Блер, одумайтесь, вы не на уроке живописи. Внимайте! Мне можно. Я – уже профессор».

– Живопись интереснее, – вполголоса ответила я, наклоняясь ближе к Норвуду. – Не быть мне профессором. Мой разум недостаточно вдумчив для таких волнительных высот. Или глубин?

«А вы уточните. Он возрадуется».

– Я боюсь.

«Зря. Кто же не мечтает погрузиться в глубины с Вольгером? Или подняться в высоты. С ним же. Взгляните на первые ряды. Там уже все парят».