Текст книги "Фэнтези-2005. Выпуск 2"

Автор книги: Алексей Пехов

Соавторы: Генри Лайон Олди,Андрей Уланов,Святослав Логинов,Александр Зорич,Роберт Шекли,Вера Камша,Роман Афанасьев,Кирилл Бенедиктов,Игорь Пронин,Алексей Бессонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 37 страниц)

Рыба? Но облако походило на оленя…

– Что с мамой? – Голос еще не рожденного сына ворвался в дворцовый парк, и счастье растаяло вместе с небесной рыбой.

– Все хорошо, она приходит в себя…

Как трудно открыть глаза и поднять голову. Как трудно просыпаться, возвращаться в боль, в холод, в одиночество.

– Милика, во имя Дьявола, почему тебе не сиделось в Хелле-тале? – Рудольф, он и в самом деле пришел. А она почти решила, что это сон.

– Я хотела поговорить с тобой о твоей… о твоей…

– Это я виноват, – признался Клаус, – мы боялись за тебя. Эти твои поездки…

– Куда моим поездкам до ваших, – ухмыльнулся Руди. Он всегда ухмылялся, всегда спорил и никогда ни о чем не говорил всерьез. Людвиг был другим, он не смеялся над тем, над чем смеяться нельзя. Людвиг! Где он?!

Милика рывком села, сбросив с себя куртку Руди. Над головой были золотые, пронизанные солнцем ветки, сквозь которые нестерпимо синело небо.

– Руди, – женщина вцепилась в руку деверя, – где Людвиг?

– Ушел. – Лицо Рудольфа было совершенно спокойным. – И нам тоже пора. Вернее, вам. У меня здесь еще пара дел.

– Я не пойду! – Милика попробовала встать, но ноги подкосились, и она чуть не упала на пол. – Я останусь! С Людвигом. Руди, ты позаботишься о Мики?

– Позабочусь, – буркнул деверь, – и немедленно. Сыну в первую очередь нужна мать, так что изволь отправляться с Клаусом. Нагель в порядке, я смотрел. Как доберетесь, пришлите сюда священника. И коня поприличней.

– Я не хочу, – замотала головой Милика, – мое место здесь. С Людвигом.

– Руди, – Клаус в отчаянии переводил взгляд с нее на деверя и назад, – давай наоборот.

– Цигенбок! – Голос Рудольфа хлестнул как кнут. – Ты уже сделал все, что мог, и даже больше. Забирай их и вон отсюда!

– Я не уйду! – Деверь ее не слышит, не желает слышать, но она заставит считаться со своей любовью, будь он хоть трижды регент. – Слышишь, не уйду!

– Уйдешь! – Рудольф схватил ее за запястья, вынуждая встать. – Если любишь Людвига, а не себя, уйдешь! Клаус, долго еще вас ждать?!

Милика рванулась, но Руди мог сдержать дикого жеребца, не то что женщину. Он не позволит ей остаться, но она теперь знает дорогу. Принц-регент не станет вечно сидеть с невесткой, у него слишком много дел.

– Пусти, – попросила Милика, и брат Людвига, не говоря ни слова, разжал руки. – Мы едем с Клаусом.

Цигенгоф торопливо подхватил Мики, и они втроем пошли к тропинке. На краю обрыва Милика оглянулась: Рудольф Ротбарт стоял у церковной ограды и смотрел им вслед золотым волчьим взглядом.

Эпилог

1

В лиловеющем небе кружило воронье, рвались ввысь шпили Святого Михаила, за ними проступала прозрачная луна. Рудольф Ротбарт поднялся и неспешно задернул шторы.

– Спасибо, – от души поблагодарил Клаус фон Цигенгоф, – после вчерашнего я с этой круглой дурой не в ладах.

– Она скоро похудеет, – утешил Руди.

– Слушай, – Цигенбок внимательно посмотрел на приятеля, – никак не пойму, что с тобой сегодня не так.

– Спроси что полегче, – предложил Его Высочество, – тут я тебе не помощник.

– Полегче, говоришь? Тогда откуда ты взялся? Я был уверен, что ты у своей красотки.

– Георга благодари, – зевнул Рудольф, – вот уж действительно во всем плохом есть свое хорошее.

– Георга? – Цигенбок явно ничего не понимал. – Он-то тут при чем?

– При многом… Хочешь выпить?

– Признаться, не очень.

– А я выпью. – Руди налил вина и кивнул на свернувшуюся у камина Брауне: – Спит… Всю ночь выла, а теперь спит.

– Ты говорил о Георге.

– Говорил. – Рудольф ополовинил бокал. – Я удрал из Витте, потому что не хотел его видеть. Иногда нет ничего хуже старых друзей, которые тебя знают лучше, чем ты сам. Особенно если одному из них взбрело в голову тебя убить.

– Георг хотел тебя убить? – затряс головой Цигенгоф. – Пожалуй, я все-таки выпью.

– Пей, – разрешил Рудольф, вновь берясь за бокал. – Пока ты пытался натравить на меня Милику, сюда явился Георг. Ему передали, что я прошу его подождать. Он остался, но сначала куда-то послал слугу, что и требовалось доказать.

– А потом?

– А потом я доказал, – хмыкнул Рудольф, – на пустыре в Льняном переулке. Знаешь это место?

– Обижаешь, – возмутился Цигенбок, – его весь Витте знает. И скольких ты убил?

– Четверых. А пятый оказался молочным братом моего лучшего друга Георга.

– Господи…

– Господь тут ни при чем, скорее уж сатана. Но, как ты понимаешь, встречаться с Лемке мне расхотелось, и я решил развеяться.

– И что теперь будет?

– Не знаю! – Глаза Руди бешено сверкнули. – Со мной и впрямь что-то не так, даже ты заметил. Я – регент, Клаус, а не палач… Я знаю, что должен сделать, и я сделаю, но, дьявол, уж лучше бы мне руку под Гольдфельтом оторвало!

– Ты с Георгом так и не виделся?

– Нет. Слушай, Цигенбок, иди отсюда, а? И без тебя тошно.

– Ладно, не злись. Просто я не мог поверить, что это Лемке.

– А сейчас веришь?

– А что мне остается? Свинья!

– Можно сказать и так. Ладно, проваливай.

– Ну, если я тебе не нужен…

– Мне никто не нужен! – рявкнул Руди и вдруг осекся. – Разве что…

– Что? – хриплым голосом спросил Цигенбок.

– Брат Готье Лоасского предпочел собственный кинжал топору палача…

– Его предупредили, – тихо сказал граф фон Цигенгоф.

– Да, – подтвердил принц-регент, – у него нашелся друг, который его предупредил.

– Говорили, что Анри де Монлу сделал больше. Он избавил друга от греха самоубийства.

– Георг фон Лемке – твой друг? – Рудольф Ротбарт улыбался, и его улыбка живо напомнила Клаусу о вчерашних волках.

– Да. – Цигенбок торопливо поднялся и вдруг хлопнул себя по лбу. – Я наконец понял, что не так. Где твоя цепь?

– Потерялась. – Руди залпом допил вино. – Прошлой ночью много чего потерялось…

2

Почему волки не говорят? Неужели мало потерять душу, имя, лицо, нужно еще и лишить голоса? Эх, Людвиг, Людвиг… Что ты натворил и как нам теперь с этим жить?

Вздох, тяжелая лапа скребет пол и снова взгляд – молящий, отчаянный. Рыжая морда в черной маске тычется в серебряную цепочку.

– Хочешь, чтобы я снял крест? Надел на тебя?

Волки скулят, как собаки, он никогда в жизни не сможет убивать волков. Людей сможет, а волков – нет. Но цепочка коротка, мастер делал ее для человека. Ничего, из цепи регента выйдет отличный ошейник.

– Давай голову!

Золотая вспышка, дикая резь в глазах и такой знакомый голос!

– Руди!

– Ты?! Никогда не думал, что стать человеком так просто!

– Просто, – подтвердил Людвиг, – нет ничего проще смерти, когда-нибудь ты это поймешь.

– Не думаю. Дьявол, как же я рад тебя видеть! Мать сказала, что обратной дороги нет, и я почти поверил.

– Она не лгала, – бросил Людвиг, – волки Небельринга становятся людьми, проходя ворота Вольфзее, но для меня они закрыты.

– Им же хуже, – пожал плечами принц-регент. – Пойдем отсюда, под открытым небом легче дышится.

– Нет. – Людвиг Ротбарт обвел глазами лики святых. – Я могу говорить с тобой только в церкви. Руди, ты знаешь, что боги хранят Миттельрайх, пока им правят потомки Вольфганга?

– Мать сказала, – кивнул Руди. – Только сдается мне, что и Луна внакладе не осталась.

– Теперь это неважно. – Людвиг опустился на резную скамью. – Если Ротбарты потеряют трон, Небельрингу конец, а с ним и щиту Миттельрайха. Это правда, Руди, хотя поверить в нее трудно. Я и сам не верил…

– Не верил или не знал?

– Перед коронацией я вписал в книгу Вольфганга свое имя. Разумеется, я прочел договор, но мало что понял. Конец династии – это всегда смуты, войны, разруха. Стоит ли удивляться, что предок пекся о продолжении рода? Я вспомнил о клятве, только встретив Милику. Мать была вне себя…

– Еще бы, ведь она нашла тебе невесту. Дьявол, сватать тебе высокую брюнетку!

– Руди, избави тебя Господь узнать, что такое любовь.

– Лучше я сам себя избавлю, это надежней. Прости, я тебя перебил.

– Мать тоже узнала всю правду лишь в Вольфзее, хотя императрице, когда она носит сына, открывается многое. Женщины не знают, но чувствуют.

– Милика выносила Мики, и ей ничего не открылось… Людвиг, я уже ничего не понимаю.

– Это трудно понять…

Алая кровь на рубахе. Открылась рана?

– Помолчи, я тебя перевяжу.

– Бесполезно. – Людвиг улыбнулся одними губами. – Волк Небельринга, надевая крест, отрекается от клятвы Вольфганга. Для того здесь и построили церковь, только нам без помощи в нее не войти. Милика меня позвала, ты отдал мне крест, и я вернул свое тело. От рассвета до полудня.

– В полдень ты снова станешь волком?

– В полдень я умру, – просто сказал Людвиг, – окончательно и бесповоротно. Не буду врать, что мне не страшно, все равно не поверишь.

Исполненные кротости взгляды, молитвенно сложенные руки, золотое сияние. Святой Иоанн, святой Габриэль, святая Мария… И тут же бурые пятна на белом мраморе, засыхающие ветки, сгоревшие свечи. Врата спасения, врата смерти…

– Руди, ты слышал о лунном проклятии?

– Нет.

– Это – болезнь. Очень редкая. Она возникает ниоткуда и переходит от матери к дочери, потому что сыновья умирают в младенчестве. Женщина кажется здоровой, но лишь кажется. Жена Хорста Линденвальде была больна. Узнав, что с ней, графиня приняла яд, но для всех она умерла родами. Врач скрыл правду, но объявил, что Милике Ротбарт нельзя рожать. Когда я попросил руки Милики, Линденвальде сказал мне то, что знал сам, но я слишком любил… Бесплодный брак не принес бы зла, наш род продолжили бы твои дети, но Милика меня обманула, потому что любила, и желание подарить мне сына оказалось сильнее страха смерти. Мы лгали друг другу из любви, и мы погубили все и себя…

– Тебе лучше отдохнуть.

– Помолчи! Когда Милика призналась, что беременна, я вспомнил договор Вольфганга. Император может выкупить чужую жизнь ценой собственной. Я не верил, что это правда, но утопающий хватается за соломинку… Жизнь без Милики казалась мне невозможной, и я отдал себя Небельрингу.

– Ты просил меня позаботиться о жене, выходит, все-таки верил.

– Да. И нет. Получи я знак того, что выкуп принят, я бы сказал тебе все, но не случилось ничего. Понимаешь, ничего! Милика родила Мики, все было так хорошо, что я и думать забыл о своей жертве. Луна взяла меня тогда, когда я этого не ждал. Я уснул в своей постели и очнулся у ворот Вольфзее, закрытых ворот.

…А кровь все льется и льется; льется и уходит в мраморный пол, словно в песок. Сколько же ее!

– Это все?

– Нет. Милика не должна была умереть, я спас не ее, а Мики. От смерти, но не от лунного проклятья. Михаэль не будет иметь сыновей, а его дочери понесут в себе болезнь, но и это не все. Если наследница Михаэля выйдет замуж, ее супруг вступит на трон и династии Ротбартов придет конец, а вместе с ней – Миттель-райху. Это так, но я не могу ничего исправить. А ты можешь! Да, я предал Миттельрайх ради женщины, но я не ты. Ты сильнее меня, я говорил об этом Милике, она не поняла. Я оставляю тебе все – империю, Милику и Мики. Я прошу о невозможном, Руди, но я прошу. Пусть мой сын умрет перед коронацией, и умрет счастливым… Милика должна уйти раньше. Пережить единственного сына – это слишком страшно. Обещай мне это!

– Если не будет другого выхода, – Руди сжал руку брата, она была ледяной, – у меня есть пятнадцать лет, за это время можно из ада выбраться!

– Ты выберешься, – улыбнулся Людвиг, – ведь ты – дьявол. А теперь иди.

– За кого ты меня принимаешь?

– За своего брата! Отрекшиеся умирают тяжело, не хочу, чтобы ты это видел. Помни меня таким, каким я был, мне так будет легче.

3

– Ваше Высочество. Ваше Высочество!

– Да? – Вот она, жизнь. Хочешь не хочешь, тебя будут звать, просить, напоминать.

– Прибыл граф фон Лемке.

– Пусть заходит.

– Рудольф, что ты опять натворил?! – Георг захлопнул дверь перед носом ничуть не удивленного лакея.

– Ничего особенного. – Забавно, а ведь так оно и есть. – Убил одного друга и назначил другого вторым маршалом.

– Указ я получил, – кивнул Лемке. – Когда воюем и кого ты прикончил?

– Свинью, – лаконично сообщил Рудольф Ротбарт, – подробности расскажет твой молочный братец.

– Цангер? Этого-то ты где раскопал?

– В Льняном переулке. Он меня ждал.

– Так вот где ты шлялся. – Темные глаза Лемке стали серьезными и грустными. – Цигенбок?

– Да, – Руди подошел к окну, – как ты догадался?

– Клаус сходил с ума по Милике, а ей необходим защитник. Пока есть ты, другие не нужны. Не будет тебя, вдовствующая императрица схватится за того, кто окажется рядом, а Цигенбок окажется.

– Уже не окажется. Ты будешь смеяться, но наш общий друг попытался свалить все на лоассцев, а потом на тебя.

– Что ж, я ему тоже мешал, хоть и меньше тебя. Как ты понял, что это Клаус? Папа и Лоасса спят и видят спровадить тебя к праотцам, а я, знаешь ли, тоже влюблен в Милику.

– Знаю, – кивнул принц-регент, – но ты сто раз мог убить меня на войне или хотя бы не спасать. Кстати, о войне, для всех граф фон Цигенгоф срочно отбыл в армию, где и погибнет на глазах капитана Цангера. Разумеется, со славой.

– Значит, Макс все же умудрился заработать, – пошутил Георг, – хоть кто-то не внакладе!

– Да, – без всякого выражения произнес принц-регент, – кто бы ни побеждал, Цангеры в барыше. Завтра я представлю тебя Военному Совету, а потом мы поедем в Лемке, и я попрошу руки твоей сестры.

– Цигенбок не стоит такой жертвы, – бросил фон Лемке. – Руди, что случилось? Что на самом деле случилось?

– Полнолуние, – улыбнулся Руди, – всего-навсего полнолуние…

Андрей Уланов
ЭЛЬФИЙСКАЯ ОБНОВКА

– Прежде… – бормотал старик, угрюмо глядя на стоящую перед ним миску похлебки, мясо и овощи в которой были столь же редки, как острова в Полночном архипелаге, да и жидкость на вид и вкус не очень отличалась от океанской водицы. – В прежние времена все было лучше. Небо было голубее… трава зеленее… деревья выше. И за два герцля в трактирах давали здоровенный шмат жареного мяса, а не миску вчерашних помоев!

– Лучше расскажи это своим лохмотьям, старый пень, – ехидно заметил паренек напротив. – Они-то уж точно знавали эти твои хорошие прежние времена в отличие от тебя самого!

– Лохмотья, говоришь, – прошипел старик. – А ну, подтащи сюда свой прыщавый нос, щенок. Ближе, ближе… и гляди сюда!

Слоев разнообразного тряпья на старом бродяге было пять, если не все шесть. Под ними же… под ними же из дыры размером с ладонь в глаза паренька ударило зеленью весенней травы и желто-багряной пестротой осеннего леса.

– Видал, а? – старательно драпируя прореху верхними слоями лохмотьев, ухмыльнулся бродяга.

Его собеседник кивнул и неторопливо огляделся. Похоже, никто, кроме него, не успел разглядеть эту на миг проступившую из навозной кучи жемчужину. Повезло. Они со стариком сидели в самом дальнем от входа углу трактира «Три черепушки», и свет, что проникал в грязное оконце, надежно вяз в сочащихся из распахнутой кухонной двери сизых клубах.

– Ты, дед, я погляжу, что та луковица, – задумчиво сказал паренек. – Сверху на вид грязь да шелуха, а ковырнешь чуть глубже… эльфова вещичка, так? На золотой ведь потянет.

– По нонешним хреновым временам, – хмыкнул старик, – потянет и на все три! А почему? Во-о! Потому как времена – хреновые! Прежде эльфовы тряпки валялись, почитай, в каждой лавке за пару ноблей, а таперича и платка ихней работы дешевле, чем за полсребреника, не сыскать.

– Видимо, – с легкой насмешкой произнес паренек, – это все же как-то связано с тем, что прежде эльфийские товары доставлялись нашими купцами, а сейчас мы вынуждены перекупать их у гномов с соответствующей наценкой.

– Во-о! А почему?

– Потому что была война.

– Война! – Усмешка, на миг проступившая при этом слове на лице бродяги, всерьез озадачила молодого человека. Очень уж она не вязалась со всем остальным его обликом, даже с учетом эльфийского одеяния под слоем лохмотьев. Кирпично-красное лицо, изъеденное ветром и солнцем, гниль на месте зубов, скрюченные болезнью пальцы – такое не подделает самый искусный гример. Разве что иллюзионная магия…

Паренек украдкой скосил глаза, но третий слева от застежки камешек в дешевеньком с виду браслетике по-прежнему оставался безжизненно-тусклым.

– Ты, щенок, еще небось у мамки в пузе кувыркался! Война! Да что ты знаешь о войне?! Ты знаешь, как, из-за чего началась война?

– Все это знают.

– Все! – презрительно фыркнул старик. – Все знают… да не всё.

– Хочешь сказать, – медленно сказал паренек, – что ты знаешь больше?

Старик кивнул и, прищурившись, еще раз попытался мысленно перевести внешний вид своего соседа по столу в интересующие его товарные единицы. Юнец, лет восемнадцати, одет, что называется, неброско, но прилично: серый суконный кафтанчик, коричневый шерстяной плащ, на макушке – плоский черный школярский берет. Студиоз из здешнего Секст… Секстен-брюгхс… язык-сломаешь-пока-выговоришь университета? Мелкий приказчик? Или подмастерье? Короче, одну или две кружки просить?..

– Вина, – решившись наконец, хрипло произнес бродяга. – Две.

– Эй, хозяин! – Бродяга не сумел засечь, откуда взялся серебристой рыбкой засверкавший меж пальцев паренька новенький нобль. – Бурдюк красного!

* * *

Бурдюк красного был пуст, как башка тролля, – Зигги знал это преотлично, ибо сам же и выхлебал последние глотки, едва спустившись с перевала. Знал, но все равно раз двадцать встряхнул бурдюк над своей призывно распахнутой пастью и лишь затем с проклятьями отшвырнул в сторону. Мышасто-серый жеребец Зигги и пятеро купцов в соседних лавках – два человека и три гнома – сопроводили бурдюк в его последний путь шестью неодобрительными взглядами.

Бурдюк – равно как жеребец – был краденый. Вообще-то Зигги по прозвищу Полтора Райля числил себя принадлежащим к более, с его точки зрения, почтенному сословию мошенников, но – увы. Тучи иногда сгущаются и над головами самых ловких и преуспевающих представителей вышеупомянутого сословия. Зигги не был уверен, кому именно из богов его персона не угодила больше других – ведь храмовые кружки для пожертвований он игнорировал подчеркнуто равнозначно, – но походило на то, что одному из этих небесных забулдыг приспичило больше прочих. В итоге Полтора Райля вынужден был пойти на столь недостойное уважающего себя мошенника дело, как бегство от кредитора. В роли кредитора выступил хозяин постоялого двора «Веселый крот», ну а в роли кредита – трехнедельная плата за лучшую комнату, стоимость выпитого и съеденного Зигги за этот же период, конь со сбруей, бурдюк красного вина, четыре копченых колбасы, круг сыра, два мешка овса и еще на полнобля всякой мелочовки вроде дюжины оловянных ложек, походя прихваченных Зигги на кухне.

Именно стремление как можно скорее оставить между собой и «Веселым кротом» как можно большее расстояние было первой из причин, приведших Полтора Райля сначала на, а после и за Перевал Седых Гор. Второй же причиной было опрометчиво данное – а после бутылки дзябского и веселых кувырков в кровати обычно другие и не получаются – обещание: добыть Марыше-Чернушке настоящую эльфийскую курточку, причем такую, какой не сыщется ни у одной из ее подружек. Учитывая, что в подружки Марыша зачисляла подавляющее большинство женского поголовья Нитцеля, далеко не самого маленького города в Четырех Королевствах, переоценить сложность выполнения обещания было затруднительно. Впрочем, Зигги не унывал. Он вообще не любил предаваться этому занятию – ни по какому поводу.

Вот и сейчас, пройдя по торговым рядам Розгерского базара и удостоверившись, что товары в здешних лавках не принципиально отличаются от своих нитцелевских аналогов ценой и почти не отличаются расцветкой – каковой параметр в свете Марышки-ного поручения представлялся Зигги крайне важным, – Полтора Райля ничуть не обеспокоился. Других нет, говорите? Во всех четырех дозволенных Лесным Народом по эту сторону гор анклавах? Как же… а это вон что пошло? Ах, эльфы не продают других? Ну, это они вам не продают, а мне… Угу, посмотрим-по-смотрим. Еще как посмотрим.

Итак, задача приобрела более конкретные черты – подходящую одежку нельзя было купить, ее требовалось как-то у эльфа взять. И этот вариант устраивал Зигги – потому как по части за-получения нужных ему вещей он не без оснований мнил себя мастером, а вот платить за эти вещи деньги крайне не любил. Другое дело, обменять… с выгодой. С выгодой – это когда получаешь что-то нужное, отдав взамен что-нибудь ненужное. Главное в этом процессе – убедить второго участника сделки, что это самое ненужное тебе крайне необходимо ему. Применительно же к данной ситуации – надо найти подходящего эльфа… ну, что может быть нужно эльфу, известно каждому младенцу.

Кстати, о подходящих эльфах. Ну-ка, кто это у нас там идет?

– Эй, длинноухий! Подь сюды!

Эльф, к которому обращался мошенник, привлек внимание Зигги не только своей затейливо вышитой курточкой, но и характерной манерой вертеть головой с наивно-детским любопытством во взоре. Ну точь-в-точь деревенский олух, в жизни не уходивший от околицы дальше выпаса за рекой и вот впервые попавший на городскую ярмарку. Ишь, как башкой вертит, пытаясь глядеть на три диковины разом… словно даже не из деревни, из лесу глухого вышел. Гы, а ведь этот олух и впрямь из самой что ни на есть заповедной чащобы вылез.

Полтора Райля не ошибся – этот эльф и впрямь вышел из глухого леса, на городской ярмарке был впервые и как раз сейчас знакомился с этим человеческим изобретением с искреннейшим любопытством. У этого эльфа было очень напевно звучащее, очень информативное и очень, очень длинное имя на Высокой Речи, поэтому, перед тем как выйти из леса, этот эльф по совету своих более опытных в деле общения с иными расами соплеменников сократил его звучание до краткого Гиль-Келаэд. Но даже если бы эльф сообщил Зигги свое полное имя, Полтора Райля – который никогда не учил и не собирался учить Высокую Речь и разбираться в чрезвычайно усложненной и запутанной (для людей, разумеется) эльфийской иерархической системе – так вот, Зигги все равно бы не сумел понять, что до разговора с ним снизошел «Пятый-корень-древа-что-осеняет-своей-могучей-кроной-весь-Великий-Лес». То есть – если попытаться подыскать этому чисто эльфийскому значению хоть какой-нибудь человеческий аналог – наследный принц.

В первый момент Гиль-Келаэд никак не отреагировал на призывные вопли Зигги. Не потому, что принц счел обращение «длинноухий» оскорбительным для себя. Длина ушей отнюдь не считалась эльфами чем-то, чего нужно стыдиться, – эльфы вообще плохо воспринимали человеческое понятие стыда и еще меньше, зачем это понятие нужно. Гиль-Калаэд просто-напросто не понял, что стоящий у забора Dh…oine обращается именно к нему.

– Длинноухий! Подь сюды, тебе говорю!

– Простите, это вы ко мне обращаетесь?

– Ну не к себе же! – хохотнул Зигги. – Подь сюды, ближе… покажу кой-чего.

Разумеется, Гиль-Келэад приблизился – ведь он проделал долгий путь из Сердца Леса в шумный, вонючий, грязный, в общем, типично человеческий Розгор именно затем, чтобы смотреть, a Dh…oine обещал «кой-чего» показать. Правда, эльф не знал, что именно означает слово «кой-чего», но ему было интересно узнать.

– Показать? – уточнил он, подойдя к Зигги.

Васильковые глаза эльфа светились при этом такой безграничной наивностью, что мошеннику ужасно захотелось немедленно предложить эльфу задешево приобрести королевский дворец в Ирукане – заслуженно считающийся архитектурной жемчужиной Четырех Королевств, – а за совсем небольшую доплату еще и каменный мост напротив дворца. К вящему сожалению Зигги, и дворец и мост находились сейчас по иную сторону Седых Гор, нежели он сам. Поэтому Полтора Райля тяжело вздохнул, отгоняя от мысленного взора заманчивое видение и, развернув мешковину, с гордостью продемонстрировал эльфу итог своих полудневных раздумий и пяти минут работы гнома-кузнеца.

Эльф моргнул. Удивленно.

Итог зиггино-гномьего сотрудничества являл собой составной лук, с виду достаточно средненький даже по человечьим меркам. То есть откровенно убогий с точки зрения Лесного Народа. Предположить, что сие творение может представлять для эльфа хоть какой-нибудь интерес, не сумел бы и ушибленный дубиной горного тролля гоблин. Поскольку находящееся перед Гиль-Келаэдом существо на вышеупомянутого гоблина, по крайней мере внешне, не походило, эльф удивленно моргнул и с удвоенным любопытством уставился на Зигги, с нетерпением ожидая пояснений.

– Выглядит как заправский ублюдок, а? – совершенно правильно истолковал эльфово моргание Полтора Райля. – Звиняй, так уж случилось, ничего лучше этой деревяшки с кривыми палками под рукой не сыскалось. Но сущность, – по малограмотности Зигги произнес «сучность», но эльф не обратил внимания на эту оговорку, – моего гениального заклинания можно показать и на нем. Посмотреть хошь?

Эльф согласно кивнул.

– Тогда поклянись Тремя Богами, что не украдешь мой секрет, коли не сойдемся в цене! – потребовал Зигги, весьма похоже, как ему казалось, изображая приступ подозрительности. Таковым приступам, по мнению мошенника, был подвержен каждый непризнанный и вследствие этого малость подвинутый умом изобретатель.

Эльф моргнул. Очень непонимающе.

– Добрый человек, – подчеркнуто старательно выговаривая каждое слово, произнес он, – окажи мне любезность и разъясни: кому и о чем должен я принести клятву?

Зигги тяжело вздохнул и с безнадежным видом махнул рукой.

– Пошли.

Совместное путешествие эльфа и мошенника было недолгим и завершилось через несколько минут на небольшом пустыре у подножья городских стен. Таких пустырей в Розгоре было немало – ибо стены строились с расчетом на быстрый рост поселения с ба-алыиими торговыми перспективами. Однако вскоре выяснилось, что эльфы отнюдь не намерены со временем увеличивать квоты, сиречь число людей, коим будет дозволено постоянное проживание в пределах Лесного Королевства, – и более того, следят за соблюдением этих самых квот. Причем следят настолько умело, что некоторым уже было начавшим обосновываться в Розгоре гостям из-за перевала пришлось отправляться в обратный путь.

– Стой здесь, – скомандовал Зигги Гиль-Келаэду, а сам, бормоча под нос самые заковыристые проклятия в адрес владельцев заброшенного огорода, продрался сквозь крапивно-чертополоховую поросль на противоположный конец пустыря. Там он добыл из заплечного мешка три круглые соломенные мишени, с виду точь-в-точь такие же, как и те, на которых раз в пару месяцев пытались оттачивать свое мастерство розгорские стражники. Мишени эти Полтора Райля повесил на покосившийся, но пока все еще умудрявшийся возвышаться над бурьяном плетень, после чего отправился в обратный путь. В итоге запас человеческих слов у чутко вслушивавшегося эльфа вырос на добрых полсотни выражений, совершенно неведомых Гиль-Келаэду прежде.

– Видишь вон те круглые штуковины?

– А что, я не должен был их видеть? – удивился эльф. – Если твоя магия заключалась в этом, то боюсь разочаровать тебя, добрый человек, но она не…

– Хватит! – рявкнул Зигги. – Вот лук, вот три стрелы. Сможешь сделать так, чтобы они попали не дальше, но и не ближе чем в локте от центра мишени?

Как уже было сказано выше, по меркам Лесного Народа лук Зигги был откровенно убог, – особенно это относилось к тетиве, но об этом Полтора Райля позаботился отдельно. Предлагавшиеся же в комплекте к нему стрелы могли повлиять на данную оценку разве что в сторону ее ухудшения. Однако если эльф, способный даже из такого лука промахнуться на полсотни шагов по мишени размером с кулак, и существовал когда-либо на свете, никакие письменные или устные источники факта его существования не зафиксировали. Что же касается конкретно Гиль-Келаэда, он таковым эльфом не являлся совершенно точно.

Подняв лук, эльф медленно провел ладонью вдоль тетивы… затем чуть прищурился – три щелчка почти слились в один звук. Ошеломленный Зигги готов был поклясться хоть Тремя Богами, хоть Малым Пантеоном, что последняя, третья стрела отправилась в полет прежде, чем ее первая оперенная сестренка вонзилась в мишень. Точно в центр.

– Любопытно. – Гиль-Келаэд прищурился, хотя особой нужды в этом не было – на полусотне шагов он и без того с легкостью различал на мишенях каждую выбившуюся из прядей соломинку. – Любопытно весьма. Я не почувствовал никакой магии – а стрелы меж тем явно изменили свой путь. Как тебе удалось создать это, добрый человек?

– Это и есть мой секрет! – хрипло зашептал Зигги, выдергивая лук у эльфа. – Моя тайна… моя… никому не отдам! Новая магия, невиданная доселе. От нее не спасется никто, никто не спрячется, не укроется, мои стрелы будут находить их повсюду… это моя тайна, слышишь!.. – почти выкрикнул он и тут же, вжав голову в плечи, боязливо оглянулся. – Моя… моя… никому не отдам…

– Если ты не собираешься делиться со мной своим секретом, – произнес эльф, – то зачем тогда звал?

– Мне нужен лук! – объявил мошенник. – Самый лучший… не эта жалкая деревяшка. Настоящий лук, на котором я смогу отточить свое чудо до полного совершенства, и тогда… о-о-о… тогда я им всем покажу! Эти завистливые ничтожества из королевской комиссии… о-о-о, тогда они у меня запляшут, как куклы на шнурках…

– Ты просишь дать тебе наш лук? – уточнил Гиль-Келаэд. – Думаю, что…

– Не дать! – Гордое вскидывание подбородка Зигги подсмотрел у заночевавшего как-то в одной таверне с мошенником барона Вупрехта, и с тех пор этот жест прочно закрепился в мимическом арсенале Полтора Райля. – Я, благородный Курб де Курз, архидоцент всех трех магических школ Гурривальского университета, никогда не снизойду до подаяния!..

– Прошу простить меня, добрый человек, – смутился эльф, – но мне показалось…

– Обмен! – перебил его Полтора Райля. – Этот кусок дерева, пусть жалкий, но пропитанный моей гениальной магией, я ставлю против творения ваших мастеров.

Выпалив сие заявление, Зигги вскинул подбородок еще выше и шагнул на пустырь. Уже на третьем шаге от горделивой осанки мошенника не осталось и следа: чертополох был колючим, а крапива – жгучей.

– Что ж, – дождавшись возвращения Зигги, задумчиво сказал Гиль-Келаэд. – Если ты, добрый человек, сейчас отправишься со мной в наш лагерь, что под сенью леса…

– Идти с тобой? – Отпрыгнув на шаг назад, мошенник испуганно замотал головой. – Нет! Вы захотите отнять мой секрет, заполучить его даром… он всем нужен, я знаю….

– Добрый человек, прошу тебя, успокойся. – Эльф постарался, чтобы его голос прозвучал как можно более мягко. – Уверяю тебя, ни я и никто другой из моего народа не обидит тебя. Пойдем со мной, и ты…

– Нет! – тоном капризного мальчишки пискнул Зигги. – Я никуда не пойду.

– Но как же тогда нам обменяться, добрый человек? Ты ведь видишь – у меня нет с собой лука.

– Принеси! – потребовал Зигги. – Но прежде… прежде оставь мне что-то, за чем точно вернешься! Так будет честно – я ведь отдам тебе лук и стрелы сейчас, сразу.