355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Карпов » Юрий Долгорукий » Текст книги (страница 9)
Юрий Долгорукий
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 03:24

Текст книги "Юрий Долгорукий"


Автор книги: Алексей Карпов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Андрей «исправил», то есть признал Всеволода великим князем Киевским и не пытался воевать с ним. С этого времени между князьями установились добрые отношения. В конце того же года князья совместно заключили мир с половцами у Малотина (в Переяславской земле). Возможно, тогда же Андрей договорился со своим недавним соперником и неудавшимся претендентом на переяславский стол Святославом Ольговичем о заключении династического союза: впоследствии сын Андрея Владимир возьмет в жены дочь Святослава[26]26
  О том, что супруга князя Владимира, «Андреева сноха», была сестрой князей Олега, Игоря и Всеволода Святославичей, сообщается в граффити киевского Софийского собора. См.: Высоцкий С.А. Киевские граффити XI-XVII вв. Киев, 1985. с. 25-31 (№ 307), табл. IX, X. О чтении граффити см.: Янин В.Л. Эпиграфические заметки // Вопросы языкознания. 1992. № 2. с. 30.


[Закрыть]
.

Примирился Всеволод Ольгович и с Изяславом Мстиславичем и Вячеславом Владимировичем, хотя и не сразу. Дядя и племянник направили своих послов к киевскому князю, также признавая его права на великое княжение. «Всеволод же не хоте учинити воле их, и последе съдумав, оже ему без них нелзе быти, и дав им прошение их, и крест к ним целова». Во многом этому способствовала позиция киевлян, благожелательно настроенных к князьям «Мономахова племени». Мир с ними упрочивал положение Всеволода Ольговича в Киеве лучше, чем недавние подарки и щедрое угощение.

* * *

Единственным непримиримым противником киевского князя оставался Юрий Долгорукий. В те самые дни, когда Всеволод Ольгович с братом Святославом намеревался идти к Переяславлю, он, в свою очередь, готовился к походу на Киев. Для этого Юрий объединился со своим племянником Ростиславом Смоленским. Прежняя неприязнь к Мстиславичам, обиды, чинимые теми и другими, казалось, были забыты. В августе 1139 года Юрий лично прибыл в Смоленск. Именно отсюда он обратился к новгородцам, призывая их к участию в походе. Однако новгородцы ответили отказом. Более того, 1 сентября сыну Юрия Ростиславу пришлось бежать из Новгорода к отцу.

Для Юрия это был очень чувствительный удар, фактически сорвавший все его планы относительно будущей войны. Вероятно, и Ростислав Мстиславич без новгородской помощи отказался выступить против Всеволода Ольговича. Разгневанный Юрий вместе с сыном и дружиной вынужден был возвращаться в Суздальскую землю. По пути он захватил Новый Торг (нынешний Торжок) на реке Тверце – форпост Новгорода у самой границы с Суздальской землей{134}.

Так Юрий потерпел двойную неудачу. Во-первых, на неопределенное время для него был потерян Киев, во-вторых, – Новгород. Правда, какие-то сторонники суздальского князя в Новгороде остались, и рычаги воздействия на этот город – в том числе и экономического характера – были сохранены.

Тем временем новгородцы послали в Киев за Святославом Ольговичем, однажды уже сидевшим на княжении в их городе. Святослав прибыл в Новгород с большим опозданием, 25 декабря. Однако уже вскоре он сумел вызвать к себе неприязнь новгородцев какими-то своими «злобами» и «насильем» (выражения киевского летописца). В заточение в Киев были высланы бывший новгородский посадник Константин Микульчич и некоторые другие мужи; ряд видных новгородцев, опасаясь расправы, бежали в Суздаль к князю Юрию Владимировичу. Среди них были сын бывшего новгородского посадника Иванка Павловича Судило, в будущем сам посадник, а также еще один будущий посадник Нежата Твердятич. Всех их Юрий охотно принял.

Да и самому Святославу сидеть в Новгороде стало неуютно. Он обратился к брату с просьбой заменить его на новгородском столе. Всеволоду это было только на руку. Он решил послать в Новгород своего сына, тоже Святослава.

В феврале 1141 года{135},[27]27
  По летописи, новгородцы сидели без князя девять месяцев (НПЛ. с. 26). Ростислав Юрьевич вошел в город 26 ноября 1141 г.; следовательно, Святослав покинул город в феврале.


[Закрыть]
 новгородцы отправили в Киев представительное посольство из многих «лепших людей» во главе с епископом Нифонтом для встречи княжича. Святослава же Ольговича задержали в городе: «А ты пожиди брата, то же поидеши». Однако ночью, тайно, князь бежал из Новгорода вместе с женой и дружиной. С ним бежали новгородский посадник Якун Мирославич и его брат Прокопий. Обоих по пути перехватили и вернули в город, где, по свидетельству летописца, избили «мало не до смерти», раздели, «яко мати родила», и сбросили с новгородского моста; «нъ Бог избави, прибрьде к берегу». Затем бывшего посадника и его брата еще и ограбили и отправили в заточение «в Чудь»: «оковавъше и руце к шьи (к шее. – А.К.)». Князь Юрий Владимирович сумел вызволить обоих из заточения и вместе с их женами и детьми вывез к себе в Суздальскую землю: «и у себе я дьржаше в милости»{136}. Святославу же Ольговичу через Полоцк и Смоленск удалось вернуться на Русь.

Известие о задержании брата в Новгороде заставило Всеволода Ольговича задуматься над тем, стоит ли отправлять в столь неспокойный город сына. Но тут в Киев как раз явилось посольство во главе с епископом Нифонтом. Какие-то гарантии, по-видимому, были даны, и Святослав Всеволодович вместе с новгородскими послами двинулся в путь. Когда они были в Чернигове, новгородцы внезапно переменили свое решение. Вероятно, к этому времени в городе возобладали противники черниговских Ольговичей, воодушевленные расправой с посадником Якуном. «Сдумавше» (то есть посовещавшись), новгородцы заявили Всеволоду: «Не хочем сына твоего, ни брата, ни племени [вашего, но хочем племени] Володимеря». Конкретно новгородцы просили Всеволода отпустить на княжение в их город князя Святополка Мстиславича. Последний не имел к тому времени собственного княжеского стола и потому вполне подходил новгородцам.

Всеволод категорически отказался от этого плана. Более того, он немедленно вернул новгородское посольство в Киев. Все, включая епископа Нифонта, были задержаны. В темницу бросили также новгородских купцов, оказавшихся в Южной Руси. Нифонту и его спутникам пришлось провести под стражей всю весну, лето, осень и начало зимы 1141/42 года. С Мстиславичами же Всеволод заключил особый договор. «Не хотя перепустити Новагорода Володимерю племени», он передал своим шурьям Берестье (нынешний Брест), на западе Русского государства, при условии их отказа от притязаний на Новгород{137}.[28]28
  Менее вероятно, что речь идет о Берестовом, близ Киева.


[Закрыть]

Ссора новгородцев с великим князем оказалась на руку Юрию Долгорукому. Мы уже видели, что он внимательно следил за новгородскими событиями, охотно принимал у себя и держал «в милости» беглецов из этого города – причем как решительных противников черниговских Ольговичей, так и их сторонников. Как и несколько лет назад, суздальский князь предпринял шаги и для экономической блокады Новгорода. Это было сделать тем проще, что он, по-видимому, удержал в своих руках Новый Торг, через который в основном и шло снабжение Новгородской земли хлебом.

Новгородцы продержались без князя девять месяцев. В городе опять начались перебои с продовольствием. И «не стерпяче безо князя седити, ни жито к ним не идяше ни от-куду же», – свидетельствует суздальский летописец. Сначала новгородцы призвали из Суздальской земли бежавших туда Судилу Иванковича, Нежату Твердятича и некоего Страшко. На вече посадничество вручили Судиле. Затем было отправлено посольство к суздальскому князю. «Шедше к Гюргеви [и] рекоша: “Оже к нам не пустит Олговичь Свято-полка, а мы Олговича не хочем, а любо к нам сам пойди, любо сына пусти”». Юрий сам не пошел, но согласился отпустить сына – все того же Ростислава, уже занимавшего однажды новгородский стол. «В то же лето въниде Ростислав Гюргевиць Новугороду на стол, месяца ноября в 26»{138}.

Как видим, приглашение Ростислава Юрьевича оказалось для новгородцев вынужденной мерой. Вече по-прежнему хотело видеть на княжеском столе Святополка Мстиславича, опасаясь крутой руки Юрия не меньше, чем черниговских князей. Но, главное, утверждение в Новгороде Юрьева сына вызвало крайнее негодование Всеволода Ольговича Киевского. Все его предыдущие действия были направлены на то, чтобы предотвратить переход Новгорода в руки Мономашичей. Теперь же этот переход состоялся, причем на княжение в Новгороде сел сын его главного врага.

Всеволод ответил незамедлительно и очень жестко. Прежде всего он захватил Городец Остерский и какие-то другие владения Юрия на юге. Разграблено было все находящееся там имущество – как суздальского князя, так и местного населения. «В то же время пойма Всеволод городы Дюргеве, коне, скот, овце, и кде чьто чюя товар», – сообщает летописец{139}.

(По сведениям авторов Никоновской летописи, «грады Юрьевы» захватывал не сам Всеволод, а его брат Игорь Ольгович{140}. По-другому излагает события В. Н. Татищев. В «Истории Российской» приводятся сведения о том, что нападению Игоря Ольговича подверглись суздальские земли. Игорь будто бы мстил за изгнание из Новгорода своего брата Святослава; «и хотя Всеволод и Давидовичи его от войны уговаривали, разсуждая, что Юрий противо их силен и не можно им противо его воевать», Игорь вместе со Святославом послали в Рязань к своему «стрыю», то есть дяде (рязанскому князю Ростиславу Ярославичу?), прося его о помощи на Юрия, «Он же им послал помочь довольную, с которым они, вступя в Юриеву Суздальскую область, множество пожгли и попленили, понеже Юрий тогда был в Ростове, готовился на новогородцов. И хотя он, получа ведомость, немедля шел, но Ольговичи, опустоша, прежде его возвратились»{141}.)

Не менее тяжелым для Юрия по своим последствиям было другое решение Всеволода Ольговича. В сложившейся ситуации киевский князь почел за лучшее заключить договор со своим шурином Святополком Мстиславичем и разрешил тому занять новгородский стол «и своею руку» (то есть с условием признания своей власти, «из своей руки»). По сообщению хорошо информированного киевского летописца, этому поспособствовала супруга Всеволода, Мстиславна: «В то же лето посла Изяслав (Мстиславич. – А.К.) к сестре своей, рече: “Испроси ны у зяте Новгород Великыи брату своему Святополку”; она же тако створи».

Соглашение на этот счет с новгородцами (по-прежнему насильно удерживаемыми в Киеве) было достигнуто к январю 1142 года. И это соглашение решило участь Юрьева сына. «Услышаша Новегороде, яко Святопълк идеть к ним с всеми людьми их, и яша Ростислава, и въсадиша в епископль двор». Второе княжение Ростислава Юрьевича в Новгороде продолжалось всего несколько недель. Следующие три с половиной месяца – до вступления в Новгород князя Святополка Мстиславича 19 апреля 1142 года – он провел в заточении. И лишь затем был отпущен к отцу в Суздаль. Так все планы Юрия Долгорукого по вовлечению Новгорода в орбиту своей политики, использованию его потенциала для борьбы с Всеволодом за Киев вновь обратились в ничто. Более того, он потерял Городец Остерский – свою главную базу на юге и в очередной раз рассорился с племянниками – князьями Мстиславичами.

* * *

В конце января – самом начале февраля 1142 года Юрий получил еще одно горькое известие с юга. 22 января в Пе-реяславле скончался князь Андрей Владимирович Добрый – самый близкий ему человек во всем Мономаховом семействе. Еще при жизни он заключил с Юрием договор, по которому братья обязались поддерживать сыновей друг друга наравне со своими собственными сыновьями. «Сыну, яз есмь с твоим отцемь, а с своим братом Андреем хрест целовал на том, яко кто ся наю останеть (то есть кто из нас останется жив. – А.К.), то тыи будет обоим детем отець и волость удержати», – говорил позднее сыну Андрея Владимиру сам Юрий{142}. И надо сказать, что он сдержит свое обещание и, став киевским князем, действительно попытается «добыть» племяннику отцовскую волость – но не Переяславль, а Владимир-Волынский.

Андрей был похоронен на другой день после смерти в соборной церкви Архангела Михаила. Его погребение сопровождалось небесным знамением. «Егда же несяхуть и к гробу, – рассказывает летописец, – предивно знамение бысть на небеси: быша три солнца съяюче межи собою, а столпи трие стояще от земля до небеси, и надо всими горе (наверху. – А.К.) бяше, яко дуга, месяць, особь стояче; и стояша знамения та доньдеже похорониша и».

Смерть Андрея открывала для князя Всеволода Ольговича хорошие перспективы. Освободившийся переяславский стол должен был послужить разменной монетой в начатой им политической игре, в которой не нашлось места ни сыну умершего, юному Владимиру Андреевичу, ни тем более Юрию Долгорукому.

Всеволод обратился к туровскому князю Вячеславу Владимировичу с ультимативным требованием оставить свой город и перейти на княжение в Переяславль. «Седеши во Киевськои волости, – передает его слова летописец, – а мне достоить, а ты пойди в Переяславль, отцину свою». Вячеслав послушно исполнил его волю и ушел в столь нелюбимый им город. В Туров же сел на княжение сын Всеволода Ольговича Святослав – несостоявшийся новгородский князь.

Однако это решение вызвало открытое недовольство родных братьев киевского князя – Игоря и Святослава Ольговичей. «Бысть братьи его тяжко сердце… – читаем в летописи, – волости бо даеть сынови, а братьи не надели ничим же». Всеволод созвал братию на съезд в Ольжичи близ Киева. Сюда приехали Владимир и Изяслав Давыдовичи и Святослав Ольгович. Игорь же демонстративно остановился в Городце, на некотором отдалении от Ольжичей; вскоре к нему перебрался и Святослав. Всеволод предложил братьям четыре города из вновь приобретенной Туровской волости: Берестье, Дрогичин, Черторыйск и Клецк (все на западе Русского государства), однако те потребовали себе Вятичскую землю, а на это Всеволод согласия не дал. Младших Ольговичей неожиданно поддержали и Давидовичи. Мира не получилось. «Они же реша: “Ты нам брат старишии, аже ны не даси, а нам самем о собе поискати”». Фактически это означало объявление войны.

Летописи изображают князя Игоря Ольговича главным зачинщиком раздоров и междоусобиц в годы княжения его старшего брата в Киеве. Самый беспокойный из всех черниговских князей, он много и охотно воевал не только на Руси, но и за ее пределами, например в Польше. И это несмотря на то, что Игорь болел ногами и к концу жизни мог передвигаться только в седле, верхом. В его личной храбрости нельзя усомниться. Он способен был броситься в самую гущу боя и редко отдавал предпочтение мирному решению споров. (Так, незадолго до описываемых событий Игорь пытался силой отнять Чернигов у князей Давыдовичей, но, не добившись успеха, заключил с ними мир.) В общем, это был достойный представитель воинственного «Ольгова племени», и никому и в голову не могло прийти тогда, какая метаморфоза произойдет с ним в конце жизни и какая трагическая судьба его ожидает…

Младшие Ольговичи решили силой захватить Переяславль и напали на город. Однако взять Переяславль с ходу не удалось – город был хорошо защищен. «И много пакости створиша, села пожгоша, и жита попасоша», – свидетельствует летописец. Осада продолжалась два месяца. Всеволод Ольгович в этой войне поддержал не своих братьев, открыто поправших его волю, а Мономашичей. Он послал на помощь Вячеславу Владимировичу своего воеводу Лазаря Саковского с печенегами. (Саков – город на левом берегу Днепра, один из центров расселения «черных клобуков».) Помощь Вячеславу оказали также племянники. Изяслав Мстиславич со своим полком поспешил к Переяславлю и атаковал Ольговичей; те, «не стерпяче стояти, побегоша в городы своя». В это время Ростислав Мстиславич со смолянами захватил принадлежавшие Ольговичам Гомель и три других города. Изяслав же, развивая свой успех, вторгся в Черниговскую землю: «и повоева около Десны села их и около Чернигова, и тако повоевав волость их, възратися въсвояси с честью великою».

Но Ольговичи еще не успокоились. Игорь во второй раз напал на Переяславль, «хотяче мьстити себе». Сражение у стен города продолжалось три дня и вновь не закончилось ничем. Игорь со своей дружиной отступил в Северскую землю.

Мир между братьями удалось восстановить только князю-иноку Святоше (Святославу, в крещении Николаю) Давидовичу. Знаменитый печерский подвижник, родной брат Владимира и Изяслава Давидовичей и двоюродный – князей Ольговичей, он, единственный из всех русских князей того времени, презрев все прелести мира и достоинство княжеской власти, еще в 1107 году принял постриг в киевском Печерском монастыре. Впервые за тридцать пять лет подвижнической и полной лишений жизни Святоша по просьбе Всеволода Ольговича покинул стены обители и отправился на переговоры к братьям. Он и сообщил Игорю и Святославу условия, предложенные старшим братом: Всеволод выражал готовность передать им к прежде названным городам еще Городец (надо полагать, Киевский, на Днепре) и Рогачев (в Туровской волости). Условие было поставлено одно: Ольговичи должны были прекратить военные действия против Мстиславичей.

Братья согласились приехать в Киев. Здесь Всеволоду удалось поссорить Игоря и Святослава с князьями Давидовичами. Он пообещал наделить Владимира и Изяслава теми волостями, которые прежде были обещаны младшим Ольговичам. Давидовичи легко согласились и «переступили хрестьное целование», ранее данное Игорю и Святославу. Позже мы еще убедимся, что неспособность держать слово, соблюдать крестное целование вообще была присуща этим князьям. В истории Юрия Долгорукого эта черта не раз даст о себе знать.

Теперь, внеся разлад между родными и двоюродными братьями, Всеволод смог «уладиться» с ними: Давыдовичи получили Берестье, Дрогичин и еще два города: Вщиж и Ормину; Игорю достались Городец, Юрьев (важный город на реке Роси) и Рогачев, а Святославу – Клецк и Черторыйск.

Нашлось решение и для переяславской проблемы. Вячеслав Владимирович, в очередной раз доказавший свою неспособность удержать этот город, «смолвился» со Всеволодом Ольговичем и уступил Переяславль своему племяннику Изяславу, а сам снова ушел в Туров. 1 января 1143 года Изяслав Мстиславич сел на княжение в Переяславле. Освободившийся же после его ухода Владимир-Волынский Всеволод Ольгович передал своему сыну Святославу, Младшие Ольговичи опять были недовольны и уговаривали брата начать войну с Мстиславичами – но тщетно. На этот раз им пришлось смириться{143}.

Так состоялся новый обмен волостями, в результате которого Мономашичи лишились еще одной территории, одной из самых экономически развитых и стратегически важных во всей Русской земле, – Волыни.

Юрий Долгорукий никакого участия в этих событиях не принимал. Зимой 1143/44 года князь Изяслав Мстиславич сам отправился в Суздаль. По всей вероятности, он должен был добиться от Юрия признания своих прав на Переяславль, а может быть, и примирить его со Всеволодом Ольговичем. Однако ничего из этого не вышло. «Toe же зимы иде Изяслав к строеви (дяде. – А.К.) своему Гюргю, и не уладивъся с ним, иде к брату Смолиньску»{144}. Из Смоленска Изяслав направился в Новгород к другому своему брату Святополку и, проведя там зиму, вернулся в Переяславль только весной 1144 года.

Это его путешествие окончательно определило расстановку политических сил в Русском государстве. Юрий отказался примириться с племянниками. Все трое старших Мстиславичей – Изяслав Переяславский, Ростислав Смоленский и Святополк Новгородский – оказались в явной оппозиции к нему. Еще более враждебны Юрию были великий князь Киевский Всеволод Ольгович и его родня. Вернувшись в Переяславль, Изяслав отпраздновал свадьбу: он выдал свою дочь за сына полоцкого князя Рогволода Борисовича. На эту свадьбу в числе самых почетных гостей прибыли и Всеволод Ольгович с женой – дядя и родная тетка невесты. Переяславское торжество должно было продемонстрировать союзнические отношения между киевским и переяславским князьями. В еще большей степени это подтвердилось, когда в том же 1144 году Всеволод Ольгович организовал большой поход против галицкого князя Владимирка Володаревича, в котором приняли участие не только его родные и двоюродные братья, но и князья «Мономахо-ва племени» – Вячеслав Владимирович и Изяслав и Ростислав Мстиславичи, а также многие другие князья. Юрий Долгорукий вновь оказался в фактической изоляции в своем Суздальском «углу».

* * *

В походе на Владимирка Галицкого участвовали и младшие братья Всеволода Ольговича Игорь и Святослав. К 1144 году между ними наконец-то было достигнуто полное взаимопонимание. Главным условием, на котором Ольговичи согласились примириться со старшим братом, стало обещание Всеволода передать Игорю после себя киевский стол[29]29
  Всеволод Ольгович «обрекл» Киев Игорю (по выражению летописца) еще до первого похода на Владимирка Володаревича (см.: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 316; Т. 1. Стб. 312); очевидно, на этом условии Игорь и согласился принять участие в походе. Во время самого похода Владимирко также обещал Игорю «по Всеволожи животе» помочь ему «про Киев».


[Закрыть]
.

Под 1145 годом летопись сообщает о съезде Ольговичей и Давидовичей в Киеве. Всеволод созвал родных и двоюродных братьев для того, чтобы объявить им свою волю: после его смерти Киев должен перейти Игорю. При этом Всеволод ссылался на пример Мономашичей, сумевших сохранить за собой Киев и старейшинство в Русской земле и передать их по наследству: «Володимир посадил Мьстислава, сына своего, по собе в Киеве, а Мьстислав Ярополка, брата своего. А се я мольвлю: оже мя Бог поиметь, то аз по собе даю брату своему Игореви Киев». Владимир и Изяслав Давыдовичи, а также Святослав Ольгович целовали Игорю крест «на всей любви»; в свою очередь Игорь целовал крест братьям, «яко имети братью в любовь»{145}. Именно после этого съезда Игорь вместе с другими черниговскими князьями выступил вместо своего старшего брата в поход в Польшу, в помощь Всеволодову свату Владиславу II Изгнаннику, враждовавшему со своими братьями Болеславом IV Кудрявым и Мешко III. Игорю удалось на время примирить польских князей; от братьев Владислава тогда же он получил для себя лично и один из городков на русско-польском пограничье – Визну на реке Нарев.

Спустя год, незадолго до смерти, Всеволод призвал к себе киевлян и потребовал от них принести присягу Игорю. Киевляне целовали крест князю. Затем то же сделали жители ближнего к Киеву Вышгорода. Однако, как показали дальнейшие события, и те и другие целовали крест неискренне («яшася по нь льстью», по выражению летописца), отнюдь не желая видеть Игоря на киевском престоле. В Киеве вообще не питали любви ни к Всеволоду Ольговичу, ни к кому иному из черниговских князей, на которых здесь смотрели как на чужаков. В последние годы жизни Всеволод переложил управление Киевом и ближними к Киеву городами на своих тиунов – в частности на неких Ратшу и Тудора; они же чинили насилия и грабежи («Ратша… погуби Киев, а Тудор Вышегород», – говорили уже после смерти Всеволода сами киевляне). К тому же предсмертное распоряжение Всеволода Ольговича показалось киевлянам донельзя обидным. «Не хоцем быти, акы в задници», – выражали они позднее свою обиду{146}, имея в виду, что не хотят быть переданными по наследству, как любое другое движимое и недвижимое имущество («задница»).

Перед самой смертью Всеволод постарался еще раз добиться подтверждения крестного целования Игорю от князей Давидовичей, а также от Изяслава Мстиславича, которого, надо полагать, опасался больше других. В Чернигов и Переяславль отправились особо близкие к нему люди: к Изяславу Мстиславичу – его зять, польский князь Болеслав Высокий (сын Владислава II, все-таки изгнанного из Польши), а к Владимиру и Изяславу Давидовичам – киевский боярин Мирослав Андреевич. «Стоите ли в хрестьном целованьи у брата своего у Игоря?» – спрашивал Всеволод родню. «Стоимы», – отвечали те.

Все это происходило в самом конце июля 1146 года. 30 июля (или, по другой летописи, 1 августа)[30]30
  30 июля – в Лаврентьевской летописи (ПСРЛ. Т. I. Стб. 313); дату 1 августа называет Ипатьевская (Т. 2. Стб. 321). См. также: Бережков. с. 60, 312, прим. 44.


[Закрыть]
князь Всеволод Ольгович скончался[31]31
  Вот как характеризует его В. Н. Татищев: «Сей великий князь муж был ростом велик и вельми толст, власов мало на главе имел, брада широкая, очи немалые, нос долгий. Мудр был в советех и в судех, для того, кого хотел, того мог оправдать или обвинить. Много наложниц имел и более в веселиах, нежели расправах, упражднялся. Чрез сие киевляном тягость от него была великая. И как умер, то едва кто по нем, кроме баб любимых, заплакал, а более были ради. Но при том более есче тягости от Игоря, ведая его нрав свирепый и гордый, опасались».( Татищев. Т. 2. с. 162.)


[Закрыть]
. Тут-то и выяснилось, что все клятвы Игорю сохраняли свою силу лишь до тех пор, пока был жив Всеволод.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю