Текст книги "Сабля, птица и девица (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

11. Глава. Добро пожаловать в Вену

Прекрасен стольный город Вена при ясной погоде! Дома каменные, улицы мощеные. Жители чистые, упитанные, ухоженные. У каждого бедняка по слуге, а у другого и по два. Ландскнехты по улицам в ногу ходят, лошади на мотив боевого марша ржут, воробьи строем летают, пауки квадратную паутину плетут. Ветер дует, куда укажет флюгер на башне дворца, по небу облака уставного образца гоняет. Дождик строго по расписанию капает.

Весна уже вступила в свои права, и после Кракова Ласка уже ехал в одном кафтане, не надевая ни однорядки, ни плаща. Чем дальше на юг, чем теплее, и тем богаче выглядела страна вокруг. Деревянные дома уступали каменным, в городах копыта цокали по булыжным мостовым, над реками и даже над ручьями арками поднимались каменные мосты.

На дорогах местами становилось тесно от телег и даже от пеших и конных путников. Больших ослов, про которых говорил батя, Ласка еще не встретил. Но заметил, что у пеших здесь нет обычая ходить босиком, повесив ботинки на шею, а конные ездят на лошадях существенно более крупных пород, чем на Руси. К Вене на его ногайца даже оглядывались, как будто благородному человеку не к лицу ездить на лошадках размером с овечку.

Чем дальше на юг от Кракова, тем чаще встречались местные и заезжие немцы. Немцы отличались от поляков тем, что вместо кафтанов приличной длины носили короткие дублеты, к которым штаны привязывались несколькими шнурками. Такая мода наводила на мысль, что поносом здесь страдают редко. Зато для того, чтобы сходить по малой нужде, гульфик прямо под рукой, без необходимости распахивать длинный кафтан или жупан. Наверное, потому что здесь часто пили пиво, которое, как известно, в брюхе надолго не задерживается.

На дороге Вольф постоянно встречал каких-то своих знакомых. Как приличных людей, так и сомнительных, а иногда и похуже. Прямо как разбойник с большой дороги. Но эти встречи всегда шли на пользу. Потратив серебро на тот выстрел, Ласка остался без средств на дорожные расходы. Зато после Чорторыльского можно стало тратить на прочие расходы золото, отложенное на микстуру или живую воду. При посредничестве Вольфа их не обманывали при обмене золотых на местные серебряные монеты.

В Моравии настало время сменить заезженного ногайца на местную лошадь, чтобы честной народ не оборачивался на каждом шаге. Ласка выбрал подходящую, но барышник безбожно заломил цену, даже Вольф не смог сторговаться.

– Я сейчас встану у ваших рядов и буду про ваш товар правду говорить, – пригрозил Ласка.

– Что ты скажешь, пан чужестранец? – не поверил барышник, – Про наш товар лучше нас никто не знает.

– Изволь, – Ласка пошел вдоль стойл.

Каждому коню он фыркал или ржал, и конь ему давал ответ. Ласка обошел всех.

– Вон тому коню пять лет, а не три. Этот мерин с виду здоровый, а внутри больной. Осталось ему жить, я думаю, не больше года. Эта кобыла на две ноги хромает. Эта леченая-перелеченая, травами опоенная. Ты знал, когда ее покупал? Этот жеребец красив и здоров, только норов у него не дай Бог. Эта краденая, крашеная и клеймо поверх другого клейма стоит. Это вообще осел. Эти трое по-честному хороши, да я скажу, что вы цену ломите.

– Это не осел, а мул. Что до остального, то я бы тебе и бока намял…

– Попробуй.

– … да как лошадник лошаднику ты мне понравился. Пойдем-ка с тобой по рынку, ты мне про других лошадей расскажешь. А я за твоего конька настоящую цену дам.

– Ты что, говоришь по-лошадиному? – спросил Вольф, когда Ласка забрал лошадь.

– Ага.

– Откуда? Ты колдун?

– Нет. Это дар Ужиного короля моему далекому предку. Он передается по мужской линии. Батя тоже так умеет. И братья.

Когда-то по грешной земле ползали не только простые ужи, но и Ужиный король. Молва сохранила воспоминания, что это был до жути огромный уж в короне. Если вдруг случайно на пути Его Величества попадался смелый человек, то при некотором старании мог бы получить подарок. Только вот Ужиный король не ползал по городам и вообще по людским дорогам. А счастливчики рассказывали, что не убежать с пути недостаточно. Надо было расстелить перед Его Величеством скатерть, а на скатерти поставить хлеб-соль или там молока миску.

В благодарность Ужиный король небрежным жестом сбрасывал с короны рожок, который давал просителю какие-нибудь волшебные особенности. Кому защиту от нечистой силы, кому удачу на охоте, кому возможность понимать язык зверей, кому способность видеть клады под землей.

Легенда, скорее всего, привирала. Не бегают люди по лесам со скатертью, хлебом и молоком, которое через день скиснет. И дары короли раздают пропорционально заслугам, а не за миску молока. Скорее всего, получатели даров скрывали настоящие обстоятельства встречи, а за давностью лет истину уже не установить.

Старики говорили, что и по нынешнее время у ужей есть короли, но дарами они давным-давно не разбрасываются.

По рекомендации одного из своих бесконечных знакомых, Вольф нашел в Вене приличный постоялый двор с конюшней. Ласка поначалу беспокоился, что его, долгополого, с саблей и в русской шапке за басурманина примут и на порог не пустят, но к вечеру понял, что в стольном городе чужеземцем с любого края света никого не удивишь.

От разных встречных немцев и от Вольфа Ласка узнал про венский королевский двор. Старший в королевской семье – император Карл. Император это как бы король над королями. Он даже назначает королей, чтобы самому не разорваться между множеством дел королевской важности. Император даже не поймешь, где и живет. То в Нидерландах, то в Мадриде, то в Вене. Не считая того, что постоянно выезжает то с дипломатическим визитом, то на войну, то еще какие вопросы решать. У Карла есть сын Филипп, он живет в Испании и готовится унаследовать титул испанского короля. Титул императора не наследуется, это выборная должность.

Младший брат Карла, Фердинанд, сейчас король Австрии. То есть, условной страны, собранной из десятка княжеств, населенных немцами. Титул называется «Римский король», но короновался Фердинанд ни в каком не в Риме, а в Ахене, за тридевять земель к северо-западу от Вены. Фердинанд с семьей живет в Вене, в замке Хофбург.

Семья у Фердинанда – дай Бог каждому. Двое сыновей, восемь дочерей и жена опять на сносях. Старшие дети – принцесса Елизавета четырнадцати лет, та самая, что обещана в жены Сигизмунду Августу, и наследный принц Максимилиан тринадцати лет.

Вольф сразу же вызвался пойти на разведку. Не было его один день и одну ночь. Вернулся.

– Бегал я бегал, где-то людей послушал, где-то сам разнюхал. Король Фердинанд перестраивает замок Хофбург, что в городской стене Вены, как постоянную резиденцию для всей своей немаленькой семьи. Птицы диковинные уже в отдельной галерее живут, а летом многих птиц выносят на гласис перед замком.

– Куда?

– Старый город окружен крепостной стеной. В этой стене как часть укреплений стоит королевский замок. Между стеной и пригородами шагов на двести пустое место, где запрещено строить. Оно называется «гласис».

– Умные люди придумали. Жаль, что в Москве не так. Новую стену построили, а про гласис забыли.

– Зимой гласис это просто пустое место, а летом вполне себе зеленое. Прислуга выносит птиц на солнце погреться, ставит им домики и крытые дворики. Вокруг стражи видимо-невидимо. Видимо – это караулы, пейзаж украшают. Невидимо – это настоящая стража и есть, которая от воров.

– Как мы внутрь попадем? Как птицу вынесем? – спросил Ласка, – Ведь знать бы еще какую. Да птицу чтобы вынести, поймать надо и в клетку посадить.

– Гласис и галерея это еще не все птицы. В крепостной стене есть старая башня, которая даже и не к замку относится, если с архитектурной точки зрения. Но там у входа часовые стоят из замковой стражи, а внутрь только замковые слуги ходят. Охраны внутри нет. Снаружи на башне табличка «Говорящая птица попугай». У немцев порядок. Везде снаружи таблички висят, а внутри всегда то, что написано.

– Говорящая? Не певчая?

– Я так думаю, что кто говорить умеет, тот при случае и спеть может.

– Если в компании да выпивши, отчего бы и не спеть? Велика ли эта птица, красива ли?

– Стражников спрашивать без толку, а вот слугу я выследил, который наверх корм таскает. Нос у него красный и с прожилками.

– Любитель выпить? Надо с ним поговорить.

– Здравствуй, Якоб, – за стол к птичнику подсели двое иноземцев. Один по выговору вроде как с северных берегов, а второй, судя по изогнутой сабле, мог оказаться хоть венгром, хоть татарином.

– Здравствуйте, гости столицы, – нейтрально ответил Якоб.

– Я смотрю, ты у императора ведаешь редкими птицами? – начал разговор остзеец.

– Где это на мне написано? – недовольно спросил Якоб.

– У тебя на плечах вамс из сукна, что выдают дворцовым слугам, а на туфлях пятна птичьего помета. По лицу видно, что ты человек солидный и не какими-то курицами занимаешься.

– Это да. И что вам от меня надо?

– Мы приехали издалека. Скоро уже обратно пора. Как вернемся, спросят нас дети и соседи, какие нынче в Вене диковины? А нам и ответить пока нечего. Не пускают нас во дворец. По справедливости мы бы и рады послушать, что молва говорит, раз уж нам дома на слово поверят. Да только было бы кого послушать.

– Вон оно что. Я уж было заподозрил, что вы какую птичку украсть хотите.

– Это ты зря. Ты же нас тогда узнаешь, если у себя в хозяйстве увидишь. Тревогу поднимешь. Поэтому мы тут уже доброго вина заказали, а ты нам про диковинных птиц расскажи.

Трактирщик поставил на стол глиняный кувшин и три чистых кружки. Подбежала девушка, поставила огромное блюдо со свиными ребрышками.

– Как вы основательно к делу подходите, – сказал Якоб, – Грех отказать.

– Прозит! – поднял кружку Вольф.

– Прозит! – повторили остальные.

Якоб начал рассказывать в том порядке, как обходит подопечных. Певчие птички, страусы, павлины. Ласка и Вольф внимательно слушали, но ни одна птица пока не подходила. Чтобы и большая, и красивая, и певчая.

– Потом попугаи, – продолжил Якоб, – Из Западной Индии привозят птиц, которые могут говорить человеческим языком.

– Каким из них?

– Да любым. Они просто повторяют. Как ученые вороны или скворцы. Только у попугаев получается лучше, и они красивые, яркие. С говорящей вороной только на ярмарках выступать, а попугай – птица редкая, заморская. Как скажет «Слава Иисусу Христу», так прямо перекреститься хочется.

– Прямо так и скажет?

– Вот те крест! Император у нас добрый католик. Столп веры. Повелел, чтобы ко всем говорящим птицам приходил монах, читал Библию. А то были случаи…

– Какие случаи?

– Птицы же заморские. Дикие. Пока их поймают, они уже наслушаются. Пока везут через океан, все морские богохульства трехэтажные выучат. Беда с этими попугаями. Вот и приходится переучивать.

– И как? Помогает?

– Обычно да. Но есть один вредный птиц, его аж в отдельную башню выселили. Все птицы как птицы, слушают и повторяют. Этот же в Писании сомневаться начинает и с монахами спорить, вопросы умные задавать. Потом еще ругается по-испански, как матрос какой. Песни поет, стихи читает. Других птиц бранным словам учит. Он же огроменный, больше индюка, авторитетом давит, а они и слушаются.

– Как, интересно, его убеждают замолчать? Бить ведь нельзя, птица государева.

– Да это как раз проще простого. Поначалу просто накрывали клетку покрывалом, любой попугай и замолкнет. Они твари бесхитростные. Не видят, с кем поговорить, и не говорят. Но нельзя же дорогую птицу вечно в темноте держать. Зачахнет. Потому и выселили в башню.

– Вот это диво так диво. Спасибо, друг, выручил. Будет, что дома рассказать.

– Спасибо за угощение!

Во второй половине дня Ласка с Вольфом отправились смотреть на башню. Вокруг кипела стройка. Хофбург перестраивали под королевскую резиденцию. Ездили телеги и тележки с камнем и досками, толпами ходили рабочие, говорившие на разных немецких говорах. Стражники присутствовали, но уже привыкли к вавилонскому столпотворению и не останавливали каждого встречного, только смотрели, чтобы не было драк и совсем уж явного воровства.

Под навесом у входа в башню сидели на лавке два солдата в кирасах, при шлемах и при алебардах. Солдаты от нечего делать то перекусывали сухарями, то дремали.

Наступил вечер, стража сменилась. Ночная смена тоже из двух солдат ушла внутри башни. Один раз за ночь посты обошел разводящий. Ему открыли, как только он постучал в дверь. То есть, стражники сидели на первом этаже и не спали.

Из окна в верхней части башни скрипучий голос что-то говорил то по-испански, то по-немецки, то на латыни, периодически поминая святых. Когда солнце зашло, и свет перестал попадать в окно, попугай тоже, надо полагать, заснул. Проснулся только с рассветом.

Днем грабители внимательно осмотрели башню со всех сторон в поисках запасного входа.

– Внутрь так просто не попасть, – сказал Вольф, – Снизу часовые, а по стенам я ползать не умею.

– В окно полезем?

– Сразу в верхнее. Наверху стражи нет, или мы бы увидели, как их сменяют. Я всегда, когда лезу через верх, сначала готовлю наверху крепкое кольцо и нитку. На другую ночь прихожу, за нитку поднимаю наверх уже веревку с узлами и крюком. Крюк цепляется за кольцо, а по узлам легко можно залезть. Только тут я даже не представляю, как до окна добраться. Большие окна под самой крышей. В сторону города окна нормальные, а наружу бойницы. Лезть придется не со стороны гласиса, а со стороны города.

– Это как раз несложно. Давай я в окно из лука веревку закину, – сказал Ласка.

– Ты правда из лука в окно веревку закинешь? Надо сразу тогда вместо стрелы кидать крюк с кольцом.

На следующий день кузнец выковал для Ласки железную стрелу с двусторонним крюком вместо наконечника и с кольцом сразу под крюком. В кольцо продели шелковую нитку, а к нитке привязали тонкий пеньковый трос с узелками.

Ночью пошли к башне снова. Ласка наложил стрелу, прицелился и выстрелил. Стрела взлетела вверх, и крюк зацепился за что-то в раме или по ту сторону окна. Вольф потянул за шелковую нить и вытянул пеньковую веревку через кольцо сначала наверх, а потом и вниз. Ласка натянул ее до упора. Ничего не оборвалось.

– Я полез, – сказал Вольф и схватился за веревку.

– Давай.

По узелкам опытный вор быстро добрался до окна. Посмотрел внутрь и полез вниз.

– Плохо дело, друг. Там решетка. Ее ломать надо, или пилить.

– Если мы ее сегодня сломаем, то завтра это заметят птичники, которые корм носят. Надо одним днем дело делать. Птицу-то видел?

– Нет. Темно, как у черта в заднице. Знал бы – взял бы фонарик со свечой.

На второе восхождение Вольф полез с фонариком. В то время фонарь это такой медный, железный или даже керамический домик для свечки. Удобнее нести, чем подсвечник, и светить можно не во все стороны, а только в «дверь» домика, и ветер не задует.

Залез. Устроился на подоконнике снаружи. Поставил фонарик и открыл дверцу. Перецепил крюк в самый низ решетки, чтобы не мешал.

Верхний этаж башни на комнаты не делился. Просто круглая комната с окнами. Внизу ничем не закрытый узкий ход вниз, на лестницу. Вверх уходит коническая крыша без центрального столба. В середине стоит стул и подставка для книг. Наверное, здесь монах садится Святое Писание вслух читать. На жердочке у противоположной стены сидит большая-пребольшая птица. С хорошего индюка, а то и больше. Только по пропорциям не туша вроде того же индюка, а вполне себе летучее создание с длинным-длинным хвостом. Голова и грудь красного цвета, а крылья зеленые с синим. Красивая птичка, яркая.

Голова по пропорциям намного крупнее индюшачьей. Значит, и мозгов должно быть больше. Клюв как кузнечные клещи. Вольф вспомнил, как больно щиплются гуси и индюки, и еще раз посмотрел на клюв. Палец перекусит и не заметит. Лапы как у нормальной летающей птицы, с пальцами, чтобы держаться за ветки. Сидит, обхватив палку толщиной с черенок от лопаты. На пальцах страшенные когти. Опасное создание.

– Добррый вечеррр! – сказал попугай и открыл один глаз.

Вольф захлопнул дверцу фонаря.

– Воррр!

Вольф свалился с башни, еле успевая перебирать по узлам руками и ногами. Вверху попугай начал ругаться по-испански. Стражники, похоже, привыкли и не проснулись.

Ласка протянул веревку обратно, оставил шелковую нитку и завязал ее на ветке деревца. Не должны заметить. Могут, конечно, и крюк в решетке найти. Но тут уж ничего не поделать, придется рискнуть.

– Что скажешь? – спросил Ласка по пути домой, – Чего еще нам не хватает?

– Да всего, – недовольно ответил Вольф.

– Птица-то красивая?

– Еще какая. Красивая, певчая и здоровенная. Прямо птица твоей мечты.

– В окно пролезет?

– Должна.

– Точно?

– Поверь старому гусекраду. Птицы на самом деле намного стройнее, чем выглядят. Только он раза в три больше гуся, значит, еще сильнее.

– Эка невидаль.

– Ты гусака когда-нибудь воровал?

– Нет.

– Потренироваться не хочешь? Он и орет, и гадит, и крыльями бьет, и щиплется. Одновременно. А тут канареечка в три раза больше.

– Почему я?

– А кто? Эту птицу еще вниз надо спустить и до Польши довезти. Ты как это себе представляешь?

– В клетке. Он там не в клетке сидит?

– Именно, что не в клетке. Значит, надо купить клетку. В окно она не пролезет. Ты распилишь решетку…

– Распилю? Ночью? Там же вся стража поднимется и попугай первым.

– Ну не знаю. Выломай тогда как-нибудь.

– Прутья толстые?

– В полпальца. Они от птицы, а не от воров.

– Перекушу. Надо пруторез у кузнеца заказать.

– Я буду сидеть на подоконнике снаружи и держать клетку, – продолжил Вольф, – А ты зайдешь внутрь, поймаешь птицу и через окно запихаешь в клетку. Спустим на веревке.

– Я поймаю птицу? Она там что делает-то?

– Сидит на жердочке и спит. Но проснется, если шуметь, или светить. Так что времени у нас мало.

– Да, задачки ты ставишь. Еще опытный вор называется.

– Потому и опытный, что заранее задачи ставлю.

– Ты смотри, какая полезная штука получилась, – сказал кузнец, разглядывая только что собранный пруторез по эскизу Ласки, – Вроде и вещь нехитрая, два коротких каленых лезвия, рычаги и шарниры.

– Теперь с ним клетку будет проще сделать, – сказал Ласка.

Клетку действительно сделали быстро. Вольф показал размеры, кузнец нарезал прутьев, а Ласка тут же по мере нарезки собрал из них цилиндрическую клетку с плоским решетчатым полом, полусферическим верхом, дверцей на петле и колечком сверху. Чтобы не перетяжелить конструкцию, интервалы между прутьями оставили довольно большими. Достаточно, чтобы огромный попугай не пролез.

– Красота, – сказал Вольф, – Пойдем на гусях тренироваться.

– И я считал, что это я опытный гусекрад, – сказал он же через час.

Ласка держал крупного гусака подмышкой, прижимая ему крылья. Левой рукой он дополнительно сжимал лапы, а правой – клюв. Еще два гуся пытались его ущипнуть за ноги, но добрый молодец ловко пританцовывал по загону, и ни один гусак так пока и не смог его зацепить.

– Красть гусей много ума не надо, – сказал Ласка.

– Надо-надо, – ответил Вольф, – Одно дело купленных гусей ловить, другое их же с подходом и отходом. Перехвати его за шею, чтобы не крикнул.

– Зачем? – Ласка сначала перехватил, потом спросил.

– У попугая клюв другой. Рукой не ухватишь.

12. Глава. Всем птицам птица

На следующую ночь Ласка и Вольф снова пришли к башне. Шелковая нитка никуда не подевалась.

– Богатый тут народ, как я погляжу, – сказал Вольф, – В другом городе шелковую нитку за версту увидят, на башню залезут и срежут. В хозяйстве всегда пригодится.

– Не богатый, а пуганый. Если нитка к башне привязана – значит, императорова. По делу привязана и, небось, взводом гвардейцев охраняется, – ответил Ласка.

Влез на башню Вольф, влез Ласка. Поставили на подоконник фонарь, достали из заплечного мешка пруторез.

– Прости, господи, меня грешного, – сказал Ласка, перекрестился и перекусил первый прут решетки.

Мягкое некаленое железо перекусилось без щелчка. Решетка должна была предотвратить вылет огромной птицы, а не канарейки, поэтому состояла всего из двух вертикальных и двух горизонтальных нетолстых прутьев. Ласка снес лишние под корень и оставил только квадрат в нижнем углу, на котором держался крюк. Вольф подсвечивал, держа фонарь так, чтобы свет не попадал на птицу.

Наконец, Ласка пролез внутрь, а Вольф повернул фонарь в сторону насеста и шустро поднял на отдельной веревке клетку.

– Где птица? – спросил Ласка.

– Вон там была, – Вольф показал на пустой насест и обвел фонарем вокруг.

– Стой! Еще раз!

На высоте, что поднятой рукой не достать, сверху свисал птичий хвост. Попугай этой ночью выбрал другой насест, выше первого.

– Вот это лапы, вот это когти, – сказал Ласка.

Вольф влез в окно и поднял фонарь.

– Вот это птичка! Такие разве бывают?

– Божией милостью и не такие бывают. Что делать будем? Мне спуститься, стремянку украсть?

– Что украсть-то сразу?

– Купить смогу только завтра. А мы уже решетку выломали.

– Посвети.

Ласка снял пояс с саблей и залез на пустой насест. Встал ногами на перекладину, подвешенную на веревках. Раскачался как на качелях, отпустил руки и схватился за стропила. Перебирая руками, прошел по стропилам и оказался над спящим попугаем. Деревянные конструкции поскрипывали, но не сильнее, чем обычно, когда башня скрипит от ветра.

– Готов?

Вольф поставил фонарь на подоконник и полностью открыл дверцу фонаря. Вылез наружу, открыл дверцу клетки и приставил клетку к оконному проему.

– Готов.

Ласка спрыгнул сверху. В два приема. Сначала на перекладину ногами, по сторонам от птицы, потом сел на перекладину, обхватывая попугая сзади, чтобы прижать крылья. Огромная птица спросонья испуганно вздрогнула и перевернулась головой вниз на манер летучей мыши, но насест не отпустила. Вместе с птицей головой вниз повис Ласка. Попугай окончательно проснулся и задергался, но молча. По-видимому, Ласка все-таки слишком сильно его сжал.

– Режь веревки! – шепотом крикнул Ласка.

– Чем? Я же не достану.

– Да подпрыгни ты и ножиком полосни!

Вольф бросил клетку, подставил стул, со стула подпрыгнул и с третьей попытки полоснул ножиком по правой веревке. Наполовину перерезанная веревка начала понемногу лопаться под весом Ласки, висящего вниз головой. Хозяйственные немцы использовали веревку без лишнего запаса прочности в расчете на вес одной только птицы.

Попугай за это время окончательно пришел в себя, оценил ситуацию, повернул голову и попытался клюнуть Ласку в лицо.

– Спасибо тебе, Господи, что это не сова, – взмолился Ласка, уворачиваясь и перехватывая попугая левой рукой за шею.

Вольф любезно подхватил Ласку под плечи. Ноги со стуком упали на пол, и попугай наконец-то выпустил перекладину. Тут же он попытался ударить Ласку когтями, но не тут-то было. Ласка вскочил на ноги, зажал птицу подмышкой слева и схватил за шею правой.

– Mierda! – успел сказать попугай.

– Клетку!

Вольф захлопнул дверцу фонаря и выскочил в окно. Снова поставил клетку.

Ласка пробежал до окна и закинул попугая в клетку с такой силой, что клетка вырвалась из рук Вольфа и повисла на своей веревке на пару локтей ниже окна, вертясь вокруг вертикальной оси. С открытой дверцей.

– Hijo de puta! – выругался попугай, пытаясь сориентироваться в пространстве. Найти в темноте, где больше места между прутьями вращающейся клетки у него быстро не получалось.

– Спасибо тебе, Господи, что это не сова! – взмолился Вольф, спустился на три узла и захлопнул клетку. Сова, вертя головой на полный оборот и глядя ночным зрением, ночью бы нашла дверцу быстрее.

Сверху из окна выглянул Ласка. Он опоясался и собрался спускаться.

Попугай расправил крылья и хвост, выставляя их между прутьями. Когда делали клетку, решили не утяжелять конструкцию, и промежутки оставили такие, лишь бы не пролезала большая птица. Крылья отлично прошли через решетку и даже сделали пробный взмах.

– Матерь Божья, – поразился Ласка. Размах крыльев превышал его размах рук. Теперь, чтобы незаметно тащить клетку по городу, придется еще и крылья внутрь складывать.

Крылья стабилизировали клетку и остановили вращение. Следующим взмахом попугай молча взлетел с клеткой Вольфу на голову и схватился лапой за веревку, на которой висел Вольф. Веревка, на которой висела клетка, ослабла и провисла между прутьями. Попугай тут же ее перекусил. Притянул клетку вплотную к веревке Вольфа и своим мощным клювом легко перекусил и ее тоже.

– Хватайся за клетку! Он кусает твою веревку! – успел крикнуть Ласка сверху.

Вольф схватился обоими руками за дно клетки. Он уже увидел, что попугай свою веревку перекусил, и откушенный конец падает вниз.

Попугай же имел свой умысел и собирался как минимум, спланировать вниз в клетке, а то и улететь вместе с ней. Унести еще и Вольфа его крылья не осиливали. Поэтому под непродолжительные, но прочувствованные ругательства по-немецки и по-испански похититель и жертва спланировали прямо вниз со скоростью все-таки меньше, чем скорость свободного падения.

Вольф опасался удара клювом по пальцам и отпустил клетку, как только ноги коснулись земли. Попугай взмахнул крыльями и поднялся на высоту в половину стены. Теперь он мог видеть, где у клетки дверца, но чтобы освободиться, пришлось бы сесть на твердую поверхность, втянуть крылья через решетку и как-то подцеплять засовчик своими когтистыми лапами.

– Бросай аркан! – крикнул Ласка сверху.

– Крюк! – ответил Вольф, складывая петлями упавшую веревку.

Действительно, не петлей же ловить клетку. Ласка отцепил от решетки крюк с кольцом и бросил его вниз.

Попугай уже поднялся до верха стены. Если он сядет на стену и там вылезет из клетки, то ни крюком, ни арканом его уже не поймать. Прицельно накинуть на шею или на лапу? Да и длины веревки может не хватить.

Порыв ветра снес птицу в сторону от стены и вытянул в ее сторону обрывок второй перекушенной веревки. Не той, которую подтянули в кольцо с крюком и по ней поднялись, а той, что Вольф привязал к остаткам решетки, чтобы спустить на ней клетку.

Ласка перекрестился, ухватил веревку и выбрался наружу. Держась за веревку, разбежался по стене башни и прыгнул. Попугай как раз пролетал над городской стеной локтях в пятнадцати от окна и локтей на шесть ниже. По-видимому, он решил, что стена станет надежной преградой между ним и похитителями, а освободиться можно и на гласисе.

Если бы Ласка промахнулся и не ухватил клетку, то упал бы с перекатом на каменную стену и сильно ушибся. Но ему повезло. Попугай выругался и совершил жесткую посадку с клеткой и абордажником на стену. Ласка приземлился на ноги и упал на живот, но клетку не выпустил.

Клац! Клац! – мощный клюв чуть не откусил пальцы. Ласка отдернул руки, а попугай схватил клювом клетку за пересечение прутьев, просунул лапы между редкими прутьями пола и побежал по стене.

Ласка бросился за ним, но не успел. Хитрый птиц спрыгнул в сторону города и расправил крылья. Прыжок за ним, во второй раз проще, чем в первый.

– Шайссе! – крикнул попугай, когда резко увеличившаяся нагрузка снова сложила крылья кверху.

Снова жесткая посадка. Снова упал, снова удары клювом. Снова попугай встает на ноги, но лететь и не пытается, а выдает:

– Тррревога! Туррррки! К оррружию! Имперррраторррр рррранен!

Аж уши заложило.

– Заткни ему пасть! – это Вольф подбежал с веревкой.

– Как?

От очевидного ответа «об косяк» птицу защищала клетка. И вообще, клетка практически гарантировала свободу слова, потому что и без нее как-то зафиксировать в закрытом положении сложнопрофильный попугайский клюв не представляется возможным, а уж с ней и подавно.

– Тогда бежим!

– Он не заткнется.

– Устанет орать.

Вольф подцепил крюк за верх клетки и побежал. Веревка натянулась, не давая возможности подцепить ее и перекусить. Клетка упала набок и с грохотом проехалась по брусчатке, но попугай расправил крылья и поднялся за бегущим немцем на высоте в полтора человеческих роста как воздушный змей. Этим он облегчил задачу грабителям, но уж очень неприятно сидеть в клетке, которую волочат по брусчатке, лужам и навозу.

– Каррраул! Грррабят!

Попугай взмахнул своими огромными крыльями, Вольф остановился и чуть не упал. Ласка догнал его и тоже схватился за веревку. Вдвоем они перетянули сильную птицу, и попугай уже не пытался сопротивляться, а только поддерживал высоту, чтобы не оказаться вместе с клеткой на мостовой или, что еще хуже, в сточной канаве посередине. Пару раз клетка билась об углы зданий на поворотах, что только добавляло остроты птичьим ругательствам.

– С тебя лошадь и уйдем, – на бегу сказал Вольф.

– Мы в городе, и ворота закрыты, – ответил Ласка.

– А река?

Чтобы добежать до Дуная, надо пересечь полгорода с орущим попугаем на веревке. Хофбург как раз на противоположной от Дуная стороне периметра. Пока Ласка думал над другими вариантами, в конце узкой улицы показался просвет.

– Пожарррр! – сменил тактику попугай, заметив, что ругательства для венских горожан не повод, чтобы вставать в неурочный час.

За спинами беглецов открывались окна, и из них выглядывали сонные лица в ночных колпаках. Но надо быть сверхчеловеком, чтобы успеть проснуться, выглянуть, понять, что так такое летит и орет, одеться, да и хоть в нижнем белье отодвинуть засов на входной двери и догнать довольно шустрых бегунов. Да, и еще понять, зачем тебе надо их догонять.

Беглецы выскочили на берег Дуная и остановились. Лодки всех размеров, вплоть до огромных барж, которые лошадьми тянут по берегу. Не то, чтобы берег завален лодками, но в поле зрения их несколько десятков, и вокруг ночь. Можно понять, что вон там лодка, но привязана она веревкой или цепью с замком? Лежат ли внутри весла, а что толку с лодки без весел? Может быть, там спит человек, который за щедрую плату возьмется перевезти путника?

На середине реки кто-то гребет туда и обратно, мало ли какие дела у людей возникают по ночам. Может быть, не красть лодку, а бежать туда, куда причалит ночной паромщик? Куда они тут причаливают?

Все эти мысли промелькнули за считанные мгновения, а потом над головами пронесся попугай и выдернул веревку из ладони Ласки. Вольф ухватился крепче, но поскользнулся и плюхнулся в реку. Ласка подхватил улетающий конец, но не удержал сильную и хорошо разогнавшуюся птицу и чуть не слетел в воду.

С разгону попугай оторвал легкого парня от земли, но не смог удержать и сам пошел вниз. Ласка полез по натянутой веревке вверх, выигрывая время до касания воды. Но бесполезно. Сначала он рухнул в воду, а потом и птица.

– Жаль, что ты не гусь, – только и успел сказать Ласка, когда железная клетка потянула попугая на дно.

Так уж устроен мир, что на суше ты можешь нести какой-то груз без особого труда, но, случись тебе попасть в воду с ровно тем же грузом на теле, ты не выплывешь. Ласка вдохнул и нырнул. По веревке добрался до клетки. Провел руками по прутьям. Нашел задвижку, открыл дверцу. Засунул руку, ладонь скользнула по перьям. За что хватать птицу? За руку, как человека? За шкирку, как собаку? Конечно, нет. За ноги. Ноги должны быть со стороны дна. Ага, вот они.