Текст книги "Сабля, птица и девица (СИ)"

Автор книги: Алексей Зубков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Вот это диво так диво. Спасибо, друг, выручил. Будет, что дома рассказать.

– Спасибо за угощение!

Ночь Вольф провел с Колетт, а на следующий день сходил на разведку снова. Вернулся недовольным.

– Охрана на воротах королевских конюшен следит, чтобы коней не выводили, а людей там каждый день туда-сюда ходят толпы, – начал Вольф, – Каждую лошадь проверят, и верховую, и упряжную, а людей никто не считает, бумаг не спрашивает. Я вчера днем зашел, сегодня вышел. И ты зайдешь. Только надо другого коня искать. И тогда из другой конюшни, не из королевской.

– Почему из другой конюшни?

– Потому что тут охрана умная.

– У императора не хуже была.

– Там нам повезло, что наша птица жила в отдельной башне, которую хуже всех охраняли. Она, если хочешь знать, за периметром стояла. Понимаешь, что такое периметр?

– Я в геометрии такое понимаю, что тебе и не снилось. И в боевом охранении понимаю.

– Ладно. Начнем с того, что я, хоть и вор, но не цыган. Почему я за этот домик зацепился? Потому что там всего один конь стоит, и ни один конюх внутри не дежурит ночью. Так вот, того жеребца, про которого Жан говорил, увести не получится, хотя он там и один.

– Что не так с жеребцом? – спросил Ласка.

– Посмотрел я на него. Это не конь, а бык хороший. Как головой мотнет, так из ушей дым струится. Из ноздрей тоже струйки дыма, как у дракона. Как фыркнет, через раз огонь из пасти вылетает. Внутри конюшни стойло сложено из обожженных дубовых брусьев такой толщины, что когда коня на прогулку ведут, переднюю стенку разбирают, и каждый брус шестеро конюхов вытаскивают. Для прогулки в ящике лежат цепи толщиной в мою руку и железный хомут.

– Похоже, это тот самый, про которого фон Нидерклаузиц просил узнать, кто на нем ездит.

– Никто на нем не ездит. Считай узнал, свои двадцать талеров заработал. Что дальше?

– Попробую с ним договориться, чтобы по доброй воле с нами пошел.

– А сможешь?

– Что не смочь? Ты же знаешь, что я по-лошадиному говорю.

– Одно дело поговорить, другое договориться. Со мной вот поговорить всякий может, а договориться не всякий.

– Строим план, исходя из того, что я с конем договорюсь, – сказал Ласка и тяжко вздохнул.

– Что вздыхаешь?

– Стыдно, Вольф. Я же честный человек, не конокрад какой.

– А кто у татар под Каширой коней угнал?

– На войне у врага за кражу не считается.

– Ничего, друг. После гусекрада конокрад это даже повышение.

– Тогда достань мне одежду чернорабочего, который там навоз вывозит. Какой бы конь ни был, а навоз у него кто-то да выгребает, так и пройдем.

– Навоз? Ты же сын боярский.

– Горожанин ты, Вольф. Навоз это урожай, это жизнь. Крестьяне говорят, хорошая земля навоз девять лет помнит. Говорят, без молока еще можно прожить, а без навоза никак.

Вольф, как старый опытный плут, без труда провел Ласку через охрану королевских конюшен. Нашел ему рабочий костюм навозника, одолжил тачку с лопатой. Местный скарабей взялся показать помощникам королевские конюшни. Он сам совсем не жаждал лишний раз заглядывать к этому злобному жеребцу. Кто такие эти двое? В худшем случае заезжие издалека конокрады. Тогда их ждет большой сюрприз. Королевские конюшни даже цыгане третьей дорогой обходили. Все потому, что на территории стояла часовня Святого Стефана, покровителя лошадей, и его поминали все местные труженики от главного королевского конюшего до последнего навозника. И еще, наверное, охрана против воров помогает и стены. Но это не точно, не всегда и не всем.

В середине каменного здания стояла ограда из толстенных брусьев. Хороший корабельный дуб. В ограде стоял всем коням конь.

Огромный как лось. Черный как вороново крыло. Дневной свет из оконных проемов переливался на его сверкающей шерсти. Густая грива не сплеталась в косички. Вряд ли кто-то заходил внутрь, чтобы причесать этого зверя, скорее конюшенная нечисть его тоже боялась. Конь фыркнул и показал сверкающие белые зубы, которыми не то, что волка, медведя мог бы пополам перекусить, а руку конюха зажевать вместе с морковкой и не заметить.

Ласка говорил, что не хотел бы уводить взрослого коня, который уже работает с каким-то постоянным наездником. Говорил, что хотел бы увести молодого жеребца. Но этот огромный конь для понимающего человека выглядел молодым жеребцом. По пропорциям, по характеру, по манере двигаться.

– Здравствуй, добрый конь! – сказал Ласка по-лошадиному.

– И ты здравствуй, говорящий человек, – ответил конь, – Люди называют меня Элефант. Зачем пожаловал?

– Сахарку тебе принес, – Ласка снял заплечный мешок и подал коню сахарную голову размером с два кулака.

Конь аккуратно взял угощение, не задев ладоней.

– Давно я не видел людей, говорящих по-нашему. Один только рыцарь Арман здесь лошадиную речь знает, и тот не заходит. Только у тебя говор не местный. Кто ты такой, чужестранец?

– Зовут меня Ласка. Служу великому князю Московскому.

– Это далеко?

– Месяц скачи, не доскачешь. В два-три доскачешь.

– Далеко. Не интересует.

– Бьет тебе челом не московский князь, а император Карл из Вены. Просит погостить. Обещает любить и жаловать.

– Слышал я про этого императора. Говорят, он нашего короля когда-то победил и в тюрьму посадил.

– Правду говорят.

– Не говорят, что он хороший наездник. Не говорят, что по-нашему понимает. Не интересует.

Ласка вздохнул. Чем заинтересовать коня? Волей.

– Скучно тебе тут, добрый конь? Так и скакать разучишься. На цепях, поди, выводят?

– Как пса сторожевого держат, – вздохнул конь, – Только куда от людей бежать? Нет в мире поля бескрайнего, чтобы ходили по нему табуны, сотрясающие землю, и чтобы рос там вкусный овес.

– Что сразу бежать? Ты на прогулку выйди. До Вены несколько недель пути. Мир посмотришь, себя покажешь. Овес от тебя никуда не денется.

– А в Вене что? Опять стойло?

– Не понравится, беги на восток. Чем восточнее, тем люди лучше лошадей понимают. Дальше там Польша, потом Русь, потом татары с башкирами.

– Слышал я про восток. Холодно там и овес не тот.

– Ты сам выбирай, что больше любишь, свободу или овес. Где посчитаешь, что того и другого по справедливости, там и останешься. Только в Вене, будь добр, сразу не убегай. Дай шанс императору, он мудрый человек, попусту не будет доброго коня тиранить.

– Так говоришь, будто в этом мире кони что-то выбирают. Посадят под крышу и конец.

– Так ведь кто знает, какая крыша, какие бревна, какая цепь тебя удержат? От Парижа отойти, и с первой попытки никто не угадает, а вторую ты уже сам не дашь.

Конь задумался.

– Верно говоришь, чужестранец. Но, я смотрю, пришел ты сюда навозником. Значит, не отдает тебе меня Его Величество подобру-поздорову. Достаточно ли ты ловок, чтобы краденого коня до Вены довести?

– Достаточно.

– Покажи свою удаль. Приведи мне сюда течную кобылу.

– Как буду готов, приведу, – сказал Ласка, – Только чур не шуметь.

16. Глава. Полное взаимопонимание

После работы Ласка и Вольф пошли в баню и отмывались там, пока не надоело. Когда от мужчины пахнет конем, это нормально, это по-рыцарски. А когда пахнет навозом от сотни коней, это перебор. Погоня по запаху найдет.

Помывшись, не спеша направились на постоялый двор.

– Тепловата у них баня, – сказал Ласка, – Парилки не хватает. Мылом да теплой водичкой не особо отмоешься.

– Смотря, какое мыло, – сказал Вольф, – Хорошим мылом, да с мочалкой и не такое оттирается. Ты скажи лучше, чего задумал.

– Я вчера смотрел, ночью сторожа внутри стены не ходят, а выпускают собак.

– С пару десятков будет, – подтвердил Вольф.

– Если бы убрать собак…

– Собак я, допустим, уберу.

– Как?

– Я вор. У воров свои тайны.

– Ладно. Верю.

Ласка подумал, что не будь у Вольфа надежного средства от собак, он бы не стал такого говорить. Что до тайны, то у любой профессии свои тайны, хоть у печника, хоть у мельника.

– Еще подумай, что тебе кобылу надо провести почти от стены до стены, пусть и без собак. Течную кобылу мимо конюшен с жеребцами. Над вами кони в сто глоток ржать будут, – продолжил Вольф.

– Да и пусть. Пробежим побыстрее. В худшем случае будет что? Придет в шумную конюшню обходчик, пересчитает коней. Все на месте, все живы-здоровы. Зато обходчик не пойдет в ту конюшню, откуда я уведу Толстушку, и тем более, в гости к Элефанту.

– Допустим, ты привел кобылу. Что ты сделаешь, чтобы Элефант не сломал ей спину? Или плевать? Но если кобыла сломается, жеребец тебе спасибо не скажет.

– Стойло Элефанта закрыто спереди на три толстых бруса. Их надо вынуть, чтобы завести кобылу. Это я, наверное, и сам осилю. Но потом один из них надо поднять и положить на верхние перекладины стойла. Тут нужно два сильных человека. Ты сильный?

– Обижаешь.

– Меня поднимешь?

Вольф присел, обхватил Ласку за ноги и поднял его, посадив себе на плечо.

– Как, не тяжело?

Вольф присел три раза, поставил Ласку и встал.

– Нисколько.

– В два раза больше, значит, поднимешь?

– Подниму, а зачем?

– Чтобы Элефант оперся на этот брус и не сломал спину Толстушке.

– Ты как будто тут самый умный. Думаешь, французы бы сами не догадались просто опору коню поставить?

– Опору бы они поставили, а как бы они объяснили коню, что на нее опереться надо, а не сбросить?

– Он вроде умный.

– До тех пор, пока кобылу не унюхает. Я молюсь, чтобы он прямой совет послушал, потому что сам не сообразит и намеков не поймет. А силой его в позицию устанавливать – только злить.

– Допустим, мы дошли по плану до этого места. Им еще сколько-то времени надо будет, чтобы начать и кончить. Что, если обходчик заметит, что одной кобылы нет?

– Поднимет тревогу. Стража побежит проверять у ворот, у стен, в других конюшнях. Последнее место, куда они придут с поисками, это конюшня Элефанта. Там ворота закрыты не на замок, но на засов снаружи, лошадь засов не отодвинет.

– Если все-таки придут?

– Да и пускай. Элефант с Толстушкой успеют начать, а не дать им кончить никто не полезет. Заодно стражники набегаются, устанут и только рады будут, что кобылу нашли. Сами ее обратно отведут, а я подожду. Потом ускачем, как отойдут.

– Так они же не совсем тупые. Догадаются, что тут без человеческого участия не обошлось. Как мы потом Элефанта вытащим?

– Сразу. Ворота и стойла будут открыты. Как он начнет, я могу уходить. Как кончит, я ему свистну, он пробежит и прыгнет через стену. Надо только найти место, где ее перепрыгнуть легче всего, я ему помашу оттуда.

– Боевые кони не прыгучие.

– Этот прыгучий, – улыбнулся Ласка, – Нутром чую, он такой прыгучий, что свет не видывал. Колетт же говорила, что его отец заборы и речки перепрыгивал.

– Хорошо. Но не надейся, что никто не заметит. Тут уже точно увидят, что конь сбежал.

– Оно мне и надо. Пусть увидят, что он сбежал сам по себе, без всадника. Просто через ограду и в лес. Если коня увели воры, тогда начальник конюшни пошлет гонцов во все края. Но, если конь просто убежал, то на следующее утро вся королевская рать просто пойдет в лес его ловить. Со следопытами, с ищейками, с открытыми мешками овса и с течными кобылами.

– До границы все-таки далеко. Могут и догнать.

– Надо поговорить с Колетт. Она местная, вдруг что-то подскажет.

– Я правильно поняла, что вы беретесь без всякой ведьмовской ворожбы увести коня из королевских конюшен? – удивилась Колетт, – И часовня святого Стефана вам нисколько не помешает?

– Ага, – кивнул Вольф.

– Тогда что вам надо от меня?

– Надо как-то провести коня до границы владений короля и немного дальше.

– Насколько дальше?

– А хоть ко двору императора Карла, – развеселился Вольф.

– В Гент?

– В какой еще Гент?

– Двор императора Карла в Генте, во Фландрии. От Парижа примерно неделя пути.

– Точно? Какой еще Гент?

– Император родился в Генте и прожил там половину жизни. Раньше там правила Маргарита Австрийская, родная тетка императора, а сейчас Мария Австрийская, его сестра. Нидерланды всегда приносили в казну много денег, а еще оттуда рукой подать до Парижа, близко до Лондона и почта из Испании доходит быстрее, чем до Вены. Император очень много времени проводит в Генте.

– Откуда ты столько знаешь?

– В Париже много говорят о высокой политике. В этом феврале, совсем недавно, пошел слух, что Гент собрался перебежать под скипетр нашего короля. Император сильно обиделся, пришел туда с армией и примерно наказал горожан. Судебный процесс до сих пор идет.

– Процесс идет, значит, в Генте сидят высокопоставленные представители императора, если не он сам?

– Как-то так.

– И император злится на короля Франциска из-за принадлежности Гента?

– Наверное.

– То есть, если мы сможем передать коня в Гент, то французам его не отдадут точно. Из вредности.

– Стоит ожидать. Ты понимаешь, что я за этих ваших немцев не поручусь. А за испанцев тем более.

– Сможешь устроить, чтобы мы перегнали коня в Гент?

– Смогу. Уже выбрали, которого?

– Уговорили одного жеребца сбежать по доброй воле, – Вольф не стал рассказывать подробнее, что за конь, потому что женщины в конях все равно не разбираются, даже ведьмы.

– Уговорили? Молодцы, – Колетт по той же причине не стала выспрашивать подробности, – Значит, сдадите коня в Генте, а что дальше? Самое-то главное, я с этого что буду иметь?

– Ласка возьмет бумагу, что коня приняли честь по чести, и поедет с ней в Вену. А я останусь, тебе службу отслужу. Можем еще раз у короля что-нибудь украсть.

– Странный ты. То этому парню помогаешь, то со мной легко соглашаешься.

– Я вор. Я не пашу в поле, не горблю спину в мастерской, не служу королям и князьям. Я хочу веселых приключений, звонкой монеты и красивых женщин. И воровать не гроши у крестьян, а редкости у королей. С Лаской весело, с тобой тоже не соскучишься. Потом, я ведь не клянусь страшными клятвами. Всегда могу уйти, если надоест.

– От меня так просто не уйдешь.

– Сама раньше прогонишь. Ты ведьма, к мужчинам относишься как к перекладным коням. Или скажешь, засылай сватов, пойдем к алтарю?

Колетт рассмеялась.

– Нет уж, к алтарю я с тобой точно не пойду. Значит, надо отводить глаза от краденого коня?

– Да. И найти места для ночлега, чтобы нас там не сдали. Если гнать, за сколько дней сможем пересечь границу с Нидерландами?

– Дня за три. Это две остановки на ночь.

– Поможешь?

– Поговорю с моими парижскими друзьями. Думаю, в Реймсе мы вас встретим и до границы проводим.

– Значит, надо найти ночлег на полпути отсюда до Реймса. Кто бы тут с местными поговорил. Ни одна собака по-немецки не понимает, на пальцах объясняемся.

– Оставлю вам Амелию. Вернуть в целости и сохранности!

Колетт уехала в Париж. Амелия осталась за толмача. Она отлично умела находить общий язык с мужчинами.

Кратчайший маршрут за пределы Франции лежал через Реймс и Арденнский лес. Намного дольше через Реймс и Мец, по дороге, которой Ласка и Вольф добрались до Парижа. Намного дольше и по дороге в Нидерланды через Париж и Аррас. Сначала прикидывали маршрут через Аррас, но Колетт прислала из Парижа весточку, что лучше через Реймс, а дальше она нашли проводника.

Конюшни находились к югу от Парижа, в сторону дворца Фонтенбло. Если не гнать, то оттуда до Реймса можно доскакать за четыре дня, не заезжая в Париж. Если гнать, то за два. С Амелией предстояло найти подходящее место для ночлега посередине пути, где-то в окрестностях Мо. Колетт взялась организовать привал в Реймсе. Здесь после двух дней поспешной скачки лошадям следовало денек отдохнуть.

Через Арденны не проходили важные торговые пути, но всадники налегке могли пересечь лес по сухим летним тропам, переходя вброд маловодные речки и ручьи. Карт и дорожных указателей в лесу не полагалось, поэтому без проводника не стоило и соваться. Впрочем, в этой части пришлось поверить ведьме на слово. Ни один из друзей нисколько не знал местность, и даже слово «Арденны» им ничего не говорило. Хотя леса там росли знатные.

Колетт гарантировала привал в Реймсе, а с Амелией предстояло выбрать место для ночлега по пути в Реймс. Прикинули, что середина пути в окрестностях Мо. Поехали в Мо втроем, нашли заброшенный полуразвалившийся сарай. Привезли туда овса для лошадей и сухарей с твердым сыром для себя.

– Колетт просила передать, что в Реймсе готово, и нас ждут, – сказала Амелия вечером.

– Отлично. Передай ей, что мы возвращаемся в конюшни и сразу же уведем коня, – ответил Ласка и тут же удивленно спросил, – Постой, а как она тебе это сказала? Она же в Реймсе, а ты здесь. И никто не приезжал.

– Голуби, – Амелия кивнула на белого голубя, сидевшего на крыше сарая, – У простых людей они летают откуда угодно домой, а у ведьм откуда надо куда надо. Правда, они не очень умные, и им лучше не доверять пересказывать важные вещи по памяти. Я напишу записку.

Голубь с запиской улетел.

– Завтра утром скачем обратно, – сказал Вольф, – Два дня до конюшен. На следующее утро по приезду если находим подходящую кобылу, то вечером уводим коня. Верно?

– Да, – кивнул Ласка.

– Да, только я уже ноги натерла, – сказала Амелия, – Третий день в мужском седле. Пододела под платье мужские штаны, только они нисколько не помогают.

Женщины обычно верхом по-мужски не ездили. Но в сельской местности приличия приличиями, а потребности потребностями. Надо ехать – садись и езжай. Седло хороших денег стоит, тем более, дамское. За такое не каждый шорник и возьмется. Поэтому баба в седле – зрелище хоть и не частое, но и не какое-то особенное.

– И что теперь? – нахмурился Вольф, – Тебя здесь оставить?

– Намажьте мне ноги мазью, – сказала Амелия, жалобно посмотрев на Ласку и опустив глаза.

– А сама? – ответил Ласка.

– У меня и спина болит, вертеться больно.

– Может, тебе и спину намазать? – спросил Вольф.

– Да! Да!

– Что за мазь-то? – спросил Ласка с недовольным выражением лица.

– Сама варила, как знала, что пригодится! – гордо ответила Амелия и достала маленький глиняный горшочек, завязанный тряпочкой.

– Не буду я руки совать в колдовское зелье! – Ласка перешел на русский, чтобы мимоходом не обидеть девушку, – Вольф, намажь ее, пожалуйста.

– Я? Твои руки так в зелья нельзя совать, а мои так можно?

– Ты вообще в живую ведьму суешь. И не руки. Тебе хуже не будет.

– Сам-то не бойся, не отрава же.

– Я понимаю, что ты человек отчаянный и много в жизни повидал. Кому только не совал, даже ведьм не боишься. Но я латинских девок руками под юбкой трогать не буду, а ведьм и подавно.

– Да почему?

– У них, говорят, срамные заразы можно подцепить.

– Заразы бояться – к девкам не ходить.

– А ведьма еще и приворожит.

– На меня где сядет, там и слезет.

– Вот и натирай ее сам этой мазью.

– Боишься?

– Ничего я не боюсь. Ни на медведя с голыми руками выйти, ни с башни прыгать, ни в Дунай с головой. Я бате слово давал, а мое слово не собачий лай. Сам-то что?

– Да я с Колетт сплю, а тут к Амелии под юбку полезу. Неловко как-то.

– Неловко от венчаной жены прелюбодействовать. А срамных девок добры молодцы по пяток за ночь приходуют.

– А если она меня заколдует?

– А если тебя Колетт заколдует, а меня Амелия? Так хоть один в своем уме будет.

– Аргумент.

Вольф повернулся к Амелии и сказал уже на понятном ей немецком языке.

– Давай сюда свои ноги.

– Ты? – удивилась Амелия, – Он же обещал, что ложиться с нами не будет, а я и не предлагаю ничего такого.

– Ну и какая тогда разница? Или мазь с хитростью?

Немец как-то недобро ухмыльнулся, задавая вопрос. Амелия вздрогнула и отвела глаза.

– Нет, почему с хитростью. Без хитрости без всякой, мазь как мазь, – скороговоркой ответила она и потянула юбку вверх.

Ласка не захотел смотреть, как другой мужчина лапает женские ноги, и ушел на другой край амбара, к лошадям. Там завернулся в епанчу, закопался в сено и уснул.

Сквозь сон слышались короткие реплики Амелии и Вольфа. Что ноги мол надо смазать там, где они в седле сидят. И особенно в верхней внутренней части. И сзади тоже. И куда ты вообще полез. И сама напросилась. И нет, обычная мазь, не колдовская, просто захотелось.

– Я думал, что у тебя роман с Колетт, а не с Амелией, – сказал Ласка на утро.

– Теперь с обеими, – ответил Вольф, – Француженки такие. Начнешь за ней ухаживать, будет ломаться. Но как увидит у подруги симпатичного мужчину, так из зависти соблазнит, даже если у самой любовников хватает.

Ласка смутился.

– На Руси девки так не поступают, – сказал он.

– Кому ты это говоришь? Еще и не так поступают, у тебя просто опыта маловато. Амелия вообще-то к тебе подкатывала.

– Нет, спасибо. Мазь-то колдовская была или просто лечебная?

– Да черт ее знает. Ноги у нее красивые. Такие и без колдовства погладишь, из рук выпускать не захочешь.

– Вправду об седло натерла или притворялась?

– На мужской взгляд не особо. Бабы – неженки.

Амелия за завтраком старалась не смотреть в глаза мужчинам. Но к середине дня успокоилась, а на ночном привале сама пошла к Вольфу. И следующей ночью, когда вернулись в деревню при конюшне.