Текст книги "Унесенные магией"
Автор книги: Алексей Замковой
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Смена!
Долгожданный сигнал прозвучал уже тогда, когда я начал забывать, что в мире есть хоть что-то, кроме проклятых джунглей, населенных проклятыми тварями. И кроме боли в руках и ногах…
– Лучше уж к крабам… – тяжело выдохнул Баин, когда мы перешли в хвост колонны.
– Зачем? Тебя и здесь сожрут, – огрызнулся Молин. – И идти никуда не надо.
Привал скомандовали уже далеко после окончания первой дневной стражи. Обессиленные, голодные люди восприняли приказ с радостью и облегчением. Отдых требовался всем. Даже те, кому посчастливилось избежать работы мечом в голове колонны, изрядно вымотались и вздохнули с облегчением. Но привал решал лишь проблему отдыха. О второй проблеме нам напоминали пустые желудки. Даже не напоминали – требовали утолить голод. С того времени, когда мы ели в последний раз (и вряд ли ту еду можно назвать достаточной), прошла ночь и половина дня. Не очень много времени, если вдуматься, но вскоре голод обещал стать главной проблемой.
– Ни у кого хотя бы крабов не осталось? – Молин прислонился спиной к гладкой, даже поблескивающей коре какого-то дерева и отпихнул в сторону болтающуюся перед глазами лиану. – Жрать охота – сил нет!
– У меня осталась пара сухарей. Поделиться? – Стон извлек из кармана два кругляша и протянул один Молину.
Тот, благодарно кивнув товарищу, аккуратно разделил сухарь на несколько частей и раздал остальным ребятам из нашего десятка. Только Ретон отказался – у него тоже нашлись запасы.
– Слушайте, что-то я не видел, чтобы баронские расчищали дорогу. – Баин зло покосился на сидевших неподалеку тесным кружком баронских дружинников. – Мясо тогда, на пляже, себе забрали. Дорогу не расчищают…
– Привыкай! – бросил в ответ какой-то незнакомый наемник, сидящий рядом и слышавший наш разговор. – Так всегда было…
– И вы всегда такое терпели? – поинтересовался Молин.
– Бароны платят, – пожал плечами наемник. – Не будут платить – не будет и роты. Куда нам тогда податься? Землю пахать?
– Много проку сейчас от тех денег, – буркнул Молин, слизывая с грязных, покрытых подсохшим соком растений пальцев последние крошки сухаря.
Я в разговоре участия не принимал. Сидел и, глядя по сторонам, наслаждался отдыхом. Вряд ли он будет долгим – надо ловить каждый миг! Как раз во время этого разговора я наблюдал за невиданной красоты бабочкой. Да, даже когда тебя чуть не сожрала мошкара, когда все тело зудит от едкого растительного сока и укусов насекомых, можно наслаждаться красотой. Вот как, например, эта бабочка. Большая, с крыльями размером с мою ладонь каждое. Порхает себе беззаботно над нашими головами. Крылья белоснежные, с красной каймой, и на каждом по большому, похожему на каплю, красному пятну. Летает – прямо танцует в воздухе! Бабочка закружилась над одним из наемников, сидевшим в одиночестве под деревом. Этот бедолага, видимо, так устал, что уже успел задремать. Или просто задумался над своей горькой судьбой? Сидит повесив голову, по сторонам не смотрит… Белые крылья затрепетали над самым шлемом сидящего. Вот бабочка уселась на шлем.
– Красиво… – пробормотал я и тронул за плечо Молина. – Смотри какая!
Молин глянул в сторону ползающей по шлему бабочки.
– Интересно, она съедобная? – Он почесал затылок, выругался и отбросил в сторону пойманное в волосах насекомое.
– Тебе только бы пожрать! – Мне стало даже немного обидно.
– Нет, бабочка действительно красивая! – подключился к разговору Баин.
– А у нас таких бабочек не бывает, – вздохнул Стон. – На полях в Жилло только мелкие такие. Желтые, белые…
Вскрик не дал закончить рассказ о бабочках в баронствах. Тот самый наемник, по шлему которого ползала бабочка, вдруг вскинулся и хлопнул себя по шее ладонью. От красивой бабочки осталось только ярко-красное пятно и скомканные крылья, в которых уже не было ничего прекрасного.
– Она его что, укусила? – пораженно спросил Молин.
– А у нас бабочки не кусаются… – пробормотал Стон, но его уже никто не слушал.
– А ты говоришь, съедобная, – ехидно ухмыльнулся Баин. – Она сама тебя съесть может!
– Да ну! Она слишком маленькая! – Молин не сильно толкнул друга локтем.
– Крабы тоже маленькие были, – напомнил я. – Только когда их много…
Вытерев руку о штаны, убийца бабочек снова задремал. А раз смотреть там больше не на что, я стал оглядываться в поисках чего-то другого, интересного.
– Или вот тот паук. – Я указал на деловито бегущего в пяти шагах от нас по своим делам здоровенного паука. – Как думаешь, если их много, могут такие тебя съесть?
– Зачем паук? – Баин посмотрел на насекомое и брезгливо отвернулся. – Мошки вон какие мелкие. А чуть не сожрали всю армию.
– Нет, мошек я есть не буду, – покачал головой Молин, и мы дружно рассмеялись.
– А если серьезно, – продолжил, отсмеявшись, Молин, – надо кого-то на охоту отправить. Или фруктов каких-то поискать.
– А ты знаешь, какие фрукты здесь можно есть? – спросил Навин. – Я слышал, что бывают и ядовитые.
– По фруктам у нас Алин специалист. – Баин указал на меня. – Он на рынке все время всякие странные фрукты покупал. Может, и здесь что-то знакомое найдет.
– Может, и найду, – не стал спорить я. – Только кто нас отпустит? А если отпустят – кому охота отходить от остальных в этих джунглях?
Желающих не нашлось. Да и самому мне не хотелось лазить по зарослям. Хватит и того, что я целый звон, показавшийся вечностью, рубил заросли впереди войска. Желания продолжать такое занятие у меня не было никакого. От этих мыслей меня отвлек взрыв смеха. Я посмотрел в сторону развеселившихся баронских дружинников. Какой-то крепыш, у которого все мозги, судя по всему, давно перешли в мышцы, с гаденькой улыбкой подкрадывался, тихонько позвякивая кольчугой, к дремлющему наемнику. Тому самому, который раздавил бабочку. В вытянутой руке дружинник осторожно нес копье, на наконечник которого был наколот большой паук. Паук сучил в агонии лапками, подкрадывающийся дружинник остановился и оглянулся на смеющихся товарищей, которые с интересом, в ожидании шутки, наблюдали за ним. Весельчаки, мать их… Я толкнул Молина и указал на происходящее. Вскоре уже весь наш десяток смотрел в ту сторону.
– Вот урод! – сплюнул Ретон и поднялся на ноги. – Оставь его в покое!
Наемник, намеченный целью шутки, продолжал дремать, не замечая происходящего. Зато сам шутник остановился. Вслед за Ретоном поднялись на ноги и несколько дружинников, а за ними – и все мы.
– А ты кто такой, что мне указываешь? – Дружинник с копьем остановился и глянул на Ретона. – Не много на себя берешь?
– Тебе скучно? – оскалился в ответ Молин. – Может, когда снова выступим, мечом впереди поработаешь? Повеселишься!
– А может, ты запихнешь свой язык мне в зад, чтобы поменьше болтал? – парировал дружинник, и его поддержали одобрительным гулом остальные баронские, которые тоже уже были на ногах.
Теперь мы стояли друг напротив друга. Стенка на стенку, недобро улыбаясь и оценивающе глядя на противников. А между нашими группами, не замечая сгущающегося напряжения, продолжал дремать тот, кто и стал причиной спора.
– А может, я запихну тебе в зад кое-что другое?
После слов Молина мы заржали, а кое-кто даже заулюлюкал.
Привлеченные шумом, к нам начали подтягиваться остальные. И к нашей группе, и к дружинникам. Сзади уже громко спрашивали, что случилось, шепотом объясняли друг другу суть произошедшего…
Дружинник резко взмахнул копьем, и слетевший с наконечника паук полетел прямо в лицо Молину. Тот ловко увернулся, и снаряд попал в грудь стоящего сзади Навина, который, вскрикнув, отшатнулся от прилетевшей мерзости и чуть не упал. Молин, рыкнув, в два прыжка преодолел разделяющее его и дружинника пространство. Хрустнул выбитый зуб; звякнув кольчугой, шутник отлетел на руки своих товарищей. Не сговариваясь, и мы, и дружинники набросились друг на друга. Кто-то заехал, не сильно, но чувствительно, мне кулаком в живот, чей-то нос хрустнул под моим локтем…
– Стоять, сукины дети! – Оглушительный крик заставил всех замереть на месте. – Стоять! А ну, разойдись, чтоб ваши матери родили вас обратно!
– Назад! – К первому кричащему присоединился новый голос. – Что здесь происходит?
Зло поглядывая друг на друга, наемники и дружинники разошлись в стороны. Между готовыми в любой момент снова броситься в драку встали двое. Одного из них я не знал – среднего роста, но крепкий мужчина был одет гораздо богаче многих из тех, кого я видел в своей жизни. Черные волосы, в которых чуть не светились седые пряди, властно и строго сверкающие глаза. А вторым оказался пожилой наемник. Прямая спина, взгляд, чуть менее, чем у первого, но все равно властный. Чей-то десятник? Или, может быть, даже капитан? Краем глаза я заметил, что к нам бегут Ламил с Седым.
– Я спросил: что здесь происходит? – рыкнул черноволосый. – Кто зачинщик драки?
– Они, ваша светлость! – указал на нас один из дружинников.
«Ваша светлость»? Неужели перед нами один из баронов?!
«Его светлость» повернулся к нам. Почему-то свой злой взгляд он вперил именно в меня. Я что – крайний? Вот он посмотрел на Молина, на Ретона. Снова уставился на меня.
– Какая рота? – рыкнул он.
– «Седые волки», ваша светлость. – Седой остановился перед бароном. За его спиной, скрестив руки на груди, застыл и наш десятник. – Из моей роты.
– Выпороть! – рявкнул барон и, развернувшись, зашагал прочь.
– Хочу вам напомнить, – заслышав слова капитана, барон остановился, не пройдя и трех шагов, – что они находятся в моем подчинении и принимать такие решения относительно своих ребят могу только я.
– Капитан, хочу тебе напомнить, – барон развернулся и посмотрел прямо в глаза Седого, – что сейчас твоя рота нанята мной…
Наша рота нанята этим бароном? Когда? Стоп! До той заварушки с эльфами рота сопровождала караван какого-то барона. Точно! Значит, это и есть барон Весп.
– Но это не дает вам никакого права наказывать моих людей. – Капитан поправил повязку на лбу. – Я сам приму такое решение, но только после того, как выслушаю их и удостоверюсь в их вине.
– Не зарывайся! – Барон Весп упер руки в бока. – Не забывай свое место, наемник!
– Что здесь произошло? – Не обращая внимания на слова барона, Седой повернулся к нам. И этот тоже почему-то смотрит на меня! У меня что – рога выросли?
– Господин капитан, мы сидели и отдыхали, когда вот он, – я указал на неудачливого шутника, который до сих пор потирал ушибленную Молином челюсть, – решил подшутить над одним парнем…
Кстати, а где тот парень, из-за которого заварилась вся эта каша? Я посмотрел в ту сторону, где видел его последний раз… Дарен, да он до сих пор спит! С ним, вообще, все в порядке? Наемник все так же сидел под деревом, уронив голову на грудь, и не обращал на окружающее никакого внимания.
– Дальше! – скомандовал Седой, когда пауза слишком затянулась.
– …хотел подбросить ему здоровенного паука. – Отвернувшись от спящего сном младенца наемника, я продолжил: – Мы попросили его не делать этого. А в ответ дружинники принялись нас оскорблять и бросили того паука в нас…
О том, кто «попросил» дружинников прекратить издеваться над спящим наемником, кто первый полез в драку, я умолчал. Никаких имен. Трущобы еще в детстве привили мне стойкое отвращение к разговорам с властями. И пусть здесь тех самых властей нет, но и расписывать все в подробностях я тоже не желаю!
– Врешь! – выкрикнул кто-то из дружинников. – Вы первые на нас набросились!
– Ваша светлость, – после недолго раздумья Седой повернулся к барону Весп, – я согласен наказать зачинщиков драки из моей роты, только если вы накажете зачинщиков из своей дружины.
– Да ты… Ты смеешь… – Барон покраснел и оглянулся на свою дружину. – Да я тебя…
Дело запахло жареным. Судя по хмурому ворчанью и позвякиванию оружия за моей спиной, по лицам напрягшихся дружинников, если барон сейчас прикажет арестовать капитана или еще что-то подобное, то здесь разразится бойня. Седой не мог не понимать этого, но стоял спокойно – как скала. И ни одной эмоции на лице! Понял это и сам барон. Он резко осекся на полуслове, развернулся и, угрожающе бросив за спину «Поговорим в другом месте!», исчез из вида.
– Вы совсем охренели? – набросился на нас Ламил, когда толпа, убедившись, что продолжения не будет, начала расходиться. – Какого эльфа вы тут кулаками размахались?
– Так ведь, господин десятник, – забормотал Стон, – спит человек, а они ему такую пакость…
– Ладно, выродки, – успокоился Ламил, – считайте, что вам крупно повезло с командиром. Только теперь неприятности будут у него…
– Так нам не только с командиром повезло, – хитро улыбнулся Молин, – но и десятник у нас что надо!
– Заткнись, ублюдок! – проворчал Ламил, окончательно успокаиваясь. – А тот чего спит? Тут шумят, будто тысяча эльфийских тварей, а он дрыхнет… Из какой он вообще роты?
Десятник подошел к наемнику, который стал причиной беспорядков и умудрился сам же их благополучно проспать, и склонился над ним.
– Эй ты!.. – Как только Ламил дотронулся до его плеча, наемник повалился на бок и сломанной куклой растянулся на земле. – Что за?..
– Мертв… – выдохнул Молин.
Все стояли, не в силах вымолвить ни слова. Только десятник, как обычно, сотрясал воздух многоэтажными ругательствами, в которых клял все на свете. Вокруг снова начала собираться так и не успевшая рассосаться полностью толпа.
– Бабочка… – вдруг меня осенила догадка. – Бабочка!
Окружающие непонимающе смотрели на меня. Только в глазах Баина загорелся огонек понимания.
– Какая бабочка? – уставился на меня Ламил.
– На него бабочка села, когда он задремал, – пояснил я. Перед мысленным взором снова затрепетали белоснежные крылья с красной каймой и красными пятнами, которые теперь казались кровавыми. – Укусила она его…
– Бабочка? Укусила? – нахмурился Ламил.
– Точно! – поддержал меня Навин. – Большая такая. Крылья белые, с красными пятнами. Я еще сказал…
– Она у него по шлему ползала, – не дал договорить Молин Навину. – А потом переползла на шею, и он ее прихлопнул. Вон пятно, видите! А после этого парень не шевелился.
Все еще недоверчиво хмурясь, Ламил снова склонился над лежащим на земле наемником и чуть пошевелил его. Голова трупа запрокинулась, и красное пятно стало лучше видно. Кожа вокруг размазанных остатков бабочки вздулась и посинела.
– Бабочка… – будто в тумане, повторил я.
«Бабочка! – эхом разносилось сзади это слово, повторяемое шепотом собравшимися на поляне. – Его бабочка укусила!»
Этот привал, как оказалось, стал последним еще для восьми человек. Одного из баронских, сидевшего неподалеку от нас, укусила змея. Она просто свалилась на него с дерева и тут же впилась в лицо бедолаги! Я видел потом ее длинное тело, изрубленное на куски перепуганными воинами. Еще двое погибли от укусов пауков. Тех самых пауков, которые в огромных количествах сновали вокруг. А причина смерти остальных пятерых так и осталась неизвестной, – только когда пришло время отправляться дальше, заметили, что они мертвы. Возможно, причиной их смерти тоже стали бабочки? Дарен, сколько же в этих проклятых джунглях опасных тварей! Лишь только стало известно о потерях, меня охватил страх. И больше всего меня, да и не только меня, пугало то, что возможная смерть была повсюду – джунгли просто кипели жизнью. И никто не знал, какая из множества окружающих нас тварей окажется смертоносной. Вот, например, тот мелкий паучок, который висит в центре своей ловчей сети, раскинутой в развилке дерева, ядовит или нет? А вон та здоровенная муха, с жужжанием вьющаяся над нашими головами? Мы еще не встретили действительно крупных животных, местных хищников, а уже понесли урон от мелочи. А что будет ночью? Как можно сомкнуть глаза, когда не знаешь, какая гадость подползет к тебе и вопьется в плоть ядовитыми клыками? Дарен, как же я скучаю по Агилу! Пусть по сырой камере темницы или по жаркой комнате пыток…
Мы снова шли по джунглям. Снова я рубил преграждавшую путь растительность, идя в авангарде. Снова, когда приходила очередь других прокладывать путь, отдыхал, разминая натруженные руки, в арьергарде. Джунгли кажутся бесконечными. Вокруг только густые заросли и вытоптанная нами полоса позади. Вокруг тучи мошкары и целая армия прочей живности. Вокруг странные звуки, шелест, скрипы и потрескивание. Иногда справа видна река, неспешно несущая темные воды к морю, а иногда – лишь сплетение растений. Ближе к вечеру все настолько вымотались, что стихли даже еле слышные шепотки вокруг. Никто уже не делился впечатлениями, не указывал товарищам на замеченное диковинное растение или животное, никто не клял насекомых и сами джунгли. Вокруг, кроме звуков джунглей, слышно только тяжелое, хриплое дыхание идущих и топот множества ног.
Уже вечер. Судя по пробивающимся изредка сквозь листву над головой солнечным лучам, до темноты еще часа два. Наш десяток приближается к авангарду колонны, а значит, если вскоре не попадется хорошее место для ночевки, то придется снова обнажать меч и прокладывать дорогу. За сегодняшний день я вымотался уже настолько, что готов спать даже среди ядовитых пауков, лишь бы не рубить проклятые заросли. Вот пришло время очередной смены. Счастливчики, отработавшие свое, тяжело дыша, отошли в сторону, пропуская следующих бедолаг, и принялись дожидаться, пока колонна проползет мимо и можно будет занять место в ее хвосте. Я вздохнул. Еще час, и снова придется браться за работу. Внезапно впереди раздались крики. К моему удивлению – радостные.
– Поляна!
Слово летело от одного наемника к другому, долетело до меня и отправилось дальше по колонне.
«Отдых!» – эхом вторило ему в мыслях каждого.
Хвала Дарену! Похоже, работа в авангарде откладывается до утра. Ну не может же постоянно все быть плохо! Должно же и что-то хорошее случиться! Предвкушение отдыха придало мне новых сил. И не только мне. К моему удивлению, Баин даже принялся насвистывать какой-то веселый мотивчик и, когда я взглянул на него, расплылся в широкой улыбке.
– До утра меня не разбудит и сам Император! – Молин зевнул и толкнул в спину идущего впереди: – Что ползешь, как беременный таракан? Давай быстрее! К отдыху!
В ответ «беременный таракан» лишь лениво выругался и пожелал Молину отдохнуть в гробу.
Вскоре уже стал виден просвет между деревьями. Чистое небо, озаренное закатным солнцем, весело подмигивает в этот просвет и будто зовет: «Скорее! Выбирайтесь из этих зарослей!» А сами заросли становятся все реже. Не только из-за мечей, прорубивших путь сквозь джунгли, но и сами по себе деревья стоят уже не так густо, а между кустами и другой низкорослой растительностью даже проглядывают островки голой земли. А может, это уже джунгли заканчиваются? Может, за день мы прошли их насквозь? Нет, вряд ли. Ведь сказали же: «поляна». Я, конечно, не специалист в лесной жизни, но, думаю, если бы джунгли закончились – так бы и сказали. Долгожданный отдых все ближе. Еще какой-то десяток шагов – и я наконец-то выйду на открытое пространство. Подставлю лицо ласковому солнцу, упаду на травку или что там еще растет…
Новый крик заставил застыть на полушаге. Многоголосый вопль, перемешанный с густой руганью. Молин, выхватив меч, бросился вперед, и я успел нагнать его только на самой границе зарослей. Я схватил друга за плечо, и мы застыли, глядя на столь долгожданное место предполагаемого отдыха. Поляна оказалась идеально круглой, будто тарелка в хорошей таверне. Земля, почти ровная, если не считать нескольких бугорков, была вся укрыта ярко-зеленым мхом, будто пушистым одеялом, и манила, завлекала выйти на открытое пространство, лечь на нее, будто на мягкую перину, отрешиться от всех трудностей и невзгод… И никакой видимой опасности. Никаких врагов, никаких чудовищ. Все просто дышит покоем. И лишь люди, успевшие выйти на поляну, нарушали открывшуюся картину. Те, что шли первыми, катались по манившему одеялу мха, раздирая себя ногтями – будто пытались содрать с себя кожу. Следовавшие за ними и ступившие на мох чуть позже исступленно чесали ноги. Стоявшие у самых зарослей со страхом и недоумением смотрели на творившееся впереди и потихоньку отступали назад, в джунгли. Кое-кто из них уже тоже начал почесываться…
– Смотрите! – выдохнул Баин, который лишь на пару шагов отстал от нас. – Над самой землей…
Я присмотрелся и вскоре заметил то, о чем он говорил. После каждого шага, сделанного по поляне, из-под ног идущего ото мха поднимались еле заметные облачка. Почти прозрачная, чуть подсвеченная алыми лучами закатного солнца, дымка окутывала ноги людей до колен. На туман вроде не похоже… Туман покрыл бы всю поляну целиком, а не только те места, куда ступила нога человека. Может, мох выделяет какой-то газ?
– Мох… – прошептал Баин.
Я оцепенел от ужаса, не в силах пошевелить даже пальцем. Только подчиняясь моей воле, взгляд перемещался от одной сцены происходящего на поляне кошмара к другой. Кое-кто из тех, кто первым ступил на поляну, уже затихли. Некоторые продолжали кататься по земле и биться в судорогах. Но… Самое страшное, что лежащие на земле уже ничем не напоминали людей. Холмики… Покрытые тем самым проклятым ярко-зеленым мхом холмики! Дергающиеся, катающиеся по земле, вопящие моховые холмики… А за ними, чуть ближе к джунглям, раздирают себя в кровь еще живые люди. Они еще надеются избежать подобной участи. Или, полностью поглощенные своим несчастьем, просто не замечают творящегося впереди? Не видят судьбы, которая ожидает их в самом скором времени? А та судьба уже показала им свои зубы. Пушистые зеленые пятна расползаются по коже сапог, быстро, ужасающе быстро поднимаются выше по ногам. Расцветают ярко-зелеными точками на теле, куда достает вздымающаяся от земли дымка и разрастается островками мха. Красные брызги, окровавленные клочки мха, вырванные ногтями с мясом, разлетаются во все стороны, но на их месте тут же снова появляется зелень. Вот еще один, покрытый мхом до пояса, упал и принялся кататься по земле. И еще один, почти полностью укрытый пушистой зеленью и неведомо как до сих пор устоявший на ногах… А вокруг стоят, наблюдая за творящимся на поляне, те, кому, как и нам, посчастливилось идти позади и не ступить на проклятый мох. Стоят молча, даже не шевелятся. Лишь редкое, произнесенное хриплым шепотом крепкое словцо вылетает изо рта живых и вплетается в вой уже почти мертвых.
Те из ступивших на поляну, кто еще в состоянии мыслить разумно, опрометью бросаются прочь. Проламывая своими телами заросли и не обращая ни на что вокруг себя внимания, они, оказавшись за пределами поляны, падают на землю и продолжают срывать с себя разрастающуюся зелень. Один из них пролетает мимо меня и, пробежав еще пару шагов, срывает с себя сапог, по которому ползет мох. Сапог отброшен в сторону, но наемник продолжает осматривать и ощупывать свое тело. Вот он замечает еще один зеленый островок на бедре. Брызжет кровь, и покрывшийся алым пушистый комок чуть не попадает в вовремя отшатнувшегося Баина. Пострадавшим никто не помогает. Наоборот, каждый старается оказаться как можно дальше от них – будто нас посетила прыгучая лихорадка или еще какая-то из множества болезней, уносивших тысячи жизней. Справа раздается громкий всхлип. Я смотрю туда и вижу, что какой-то несчастный, ноги которого уже до колен покрыты мхом, несся, не видя ничего перед собой, прямо на группу наемников и буквально в шаге от них упал, пронзенный копьем.
– Назад!
Все будто только и ждали команды. Мгновенно исчезает охватившее людей оцепенение. Кто-то начинает медленно пятиться, кто-то разворачивается и в панике несется обратно в джунгли. Никто уже не обращает внимания на погибших на поляне, на тех, кто смог оттуда выйти и сейчас борется за свою жизнь, очищая тела от мха. Краем глаза я замечаю, как в одном сапоге ковыляет за нами счастливчик, отделавшийся лишь потерей сапога да небольшой раной на бедре. Я не отвожу от него взгляда на протяжении всего того времени, пока мы отступаем. Продолжаю смотреть на него и тогда, когда, отойдя на безопасное расстояние, мы остановились. Из горла выжившего наемника вырываются судорожные всхлипы, из глаз текут слезы… Но, когда он подходит ближе, я замечаю, что в глазах пострадавшего нет ни проблеска разума. Похоже, бедолага повредился рассудком от пережитого. Я так и стоял, глядя, как он проковылял мимо нас и скрылся в зарослях. Еще некоторое время раздавался хруст и треск растений на его пути, а потом стих и он. И никакого желания, даже мысли не возникло пойти вслед за ним, вернуть обратно…
На то, чтобы восстановить порядок, ушло около звона. Но в конце концов командирам удалось успокоить людей и снова выстроить колонну. Обойдя заросшую мхом поляну по широкой дуге, армия двинулась дальше. И уже ни у кого не возникало мысли о поиске подходящего места для отдыха. Все хотели только одного: уйти от этого места подальше. А потому – шли, шли и шли… Не обращая внимания на усталость, на то, что света становится все меньше, на ноющие руки и тучи мошкары. Шли, пока оставались силы. Пока могли хоть что-то разглядеть под ногами. Шли, пока не раздалась команда остановиться. А когда был отдан приказ на отдых – все просто попадали, кто где стоял, и, даже не поужинав, не выставив посты, уснули.
– Есть у кого-то пожрать? – Баин мрачно смотрел в никуда и вопрос задал, будто не обращаясь ни к кому конкретно.
Этим утром такой вопрос звучал в голове каждого солдата нашей армии. Ну, почти каждого. Баронские дружинники, судя по всему, едой были худо-бедно, но обеспечены. Вон, например, здоровяк в кольчуге что-то жует. И сильно сомневаюсь, что едой ему служит местная тварь, которую он поймал и решился съесть с голодухи.
– Похоже, жратва только у баронских осталась, – так же мрачно ответил я. – Может, Молин чего-то раздобудет?
Молин ушел куда-то, едва проснувшись. Продрав глаза, он прислушался к недовольному ворчанью своего желудка, встал и, бросив что-то насчет того, что попытается разузнать последние новости, исчез. А меня вот никуда не тянуло. Думаю, здесь везде не лучше – не надо и идти никуда. А туда, где лучше, меня попросту не пустят. Вот к баронским, например…
– А где он, кстати? – Ламил, оказывается, до сих пор не замечал отсутствия одного из солдат своего десятка.
– Пошел новости узнать, – пояснил я, – может, заодно и едой где-то разживется.
Вместо ответа, десятник снял с сапога какую-то длинную многоножку, посмотрел какое-то время на извивающееся в пальцах насекомое, а потом, разорвав ее пополам, бросил на землю.
– Отдыхаете? – Из-за дерева показался Лосик.
– Отдыхаем! – Я сплюнул под ноги и зло уставился на того, кто привел нас в роту. На того, из-за которого мы оказались в той ситуации, когда оставаться в родном городе стало невозможно, и из-за которого мы в итоге очутились неведомо где.
– Что-то ты, Алин, невеселый, – подмигнул Лосик, сделав вид, что не понимает причину моей злости.
– А чему радоваться? – спросил я. – Тому, что не сожрали? Так ведь если я сам кого-то не сожру в ближайшее время, то разницы никакой.
– Пожрешь, не переживай! – Наемник хлопнул меня по плечу и подмигнул. – Мы здесь еще по меньшей мере полдня просидим. Командиры наши распорядились отправить отряд на охоту…
– Сейчас на охоту отряд отправят, – откуда-то вынырнул Молин и, поздоровавшись с Лосиком, присел рядом со мной. – Будет нам жратва!
– Знаем уже, – огорчил друга Баин. – Лосик рассказал.
– Ну вот… – Молин явно огорчился. – А о баронских рассказал?
– А что насчет баронских? – заинтересовался Лосик.
– О, там такая история! – Молин прямо раздулся от важности и замолчал, делая вид, что устраивается поудобнее.
– Да не тяни ты! – поморщился Ламил. – Говори давай. А не то будешь у меня всю следующую ночь на часах стоять.
– В общем, дело такое. Собрались наши капитаны и пошли к баронам, – начал Молин. – Там кто-то из наших поблизости был, все слышал да рассказал потом.
– Да говори же наконец, в чем там дело! – гаркнул Баин.
– Так я и рассказываю. – Молин сделал вид, что обиделся, но продолжил: – Потребовали капитаны у баронов, чтобы все припасы, какие есть, в общий котел скинули. Наши-то голодают, а баронские, сами видите, жрут себе.
– И что бароны? – Я чуть подался вперед. – Согласились?
– Какое там! – махнул рукой Молин. – Там, говорят, такой ор поднялся, что даже пауки с деревьев посыпались! Бароны говорят, мол, не будут они кормить быдло, которое по глупости сожрало или растеряло все, что было.
– Вот сволочи! – Глаза Лосика зло сверкнули, и он переглянулся с Ламилом. Судя по лицу десятника, добра жадным баронам он тоже не желал.
– А что капитаны? – одновременно спросил молчавший до этого Стон.
– А капитаны пригрозили, что если бароны не выполнят их требования, то наемники отделяются от армии и бароны могут идти хоть к эльфам в пасть, хоть к гномам в зад. Так и сказали!
– Но это же мятеж… – проблеял Навин.
– А тебе впервой? – оборвал его Ретон. – Небось как в Жилло бунтовал, то не рассуждал: мятеж это или нет.
– Давно пора! – поддержал я слова капитанов. – А то как заросли рубить – так мы впереди, а как пожрать – так сразу тупое быдло…
– Так что бароны ответили? – Ламил, как, кстати, и Лосик, не отрываясь, смотрел на Молина. Опыта в таких делах у них побольше – чуют, старые вояки, чем все это пахнет.
– Бароны тоже, как этот вот, – Молин указал на Навина, – обвинили капитанов в мятеже. Грозили Императором, говорили, что по договору роты находятся под их командованием… А капитаны в ответ сказали, что дохнуть с голоду их люди не нанимались и что договор не предполагал вообще всю ту задницу, в которой мы оказались.
– И чем все закончилось? – спросил Ламил.
– Сдались бароны! – Молин хлопнул рукой по земле, размазав какого-то жука. – Побоялись небось одни остаться! Так что сейчас баронские будут отдавать свои припасы! А еще, теперь все одинаково будут работать – что наши, что баронские. Вот такие новости.
Пусть бароны и сдались, но их дружинники, после того как получили соответствующие указания, довольными не выглядели. Припасы, конечно, отдавали, но исходящая от них ругань при этом, казалось, сгустила сам воздух вокруг. Кое-где дошло даже до драки, но особо строптивых быстро успокаивали специально созданные для реквизиции продовольствия отряды наемников. Хвала Дарену, обошлось без кровопролития. А несколько выбитых зубов – не в счет. Зато теперь все в равных условиях. Все одинаково голодные, пока не вернутся с добычей охотники, и все будут махать мечами, расчищая путь, одинаково. И теперь армия еще заметнее, чем до того, разделилась на два лагеря.
На этом месте мы задержались на целые сутки. Полдня, о которых говорил Лосик, оказалось явно недостаточно, чтобы накормить всю армию. Даже учитывая, что на охоту отправилось больше сотни человек – почитай, целая рота. То и дело небольшие группы в поисках добычи исчезали в зарослях или возвращались из джунглей, принося туши необычных птиц и животных. Добыча тут же распределялась между ротами и дружинами. Нам, не занятым охотой, особо отдохнуть тоже не удалось. Как только, следуя указаниям специально назначенных людей, возле нашего десятка оставляли очередную тушу, тут же звучал приказ Ламила разделать добычу. Вскоре вдобавок к соку растений, который мы так и не удосужились смыть с себя, мы, на радость всех окрестных насекомых, оказались покрыты еще и кровью разделываемых животных.