Текст книги "Унесенные магией"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Круто… – пробормотал он, потирая стремительно набухающую скулу.

Из шатра выбежал – хорошо хоть не вылетел, как Крин! – Лосик, а за ним, продолжая сыпать проклятиями, появился и сам хозяин шатра. Тот самый человек, который сегодня на рынке у Крепостных ворот разбирался с торговцем пивом! Крепкий, седой, с той же черной повязкой на лбу… Если тогда он запомнился мне спокойным, готовым защитить того наемника, который, скорее всего, был из этой же роты, но желающим разобраться без кулаков, то сейчас он, похоже, как раз очень хотел пустить кулаки в ход. И, судя по синяку на лице Крина, уже это сделал. Крин при появлении седого отступил на шаг, а Лосик, наоборот, подошел и встал рядом с нами.

– Вот эти ребята нам и помогли, капитан, – сказал он, без страха глядя прямо в лицо разъяренного седого.

Капитан? Ну да! Кто же еще, кроме командира, мог так двинуть Крина? Точнее, кто безнаказанно мог его так ударить? Как Крин дерется – я уже насмотрелся.

– Да пошли они к гномам…

Дальше последовало детальное описание того, чем те гномы, по мнению капитана, должны заняться с нами. Довольно, скажу вам, красочное описание. Фантазия у капитана оказалась очень богатая – настолько, что я заслушался. И не только я. К тому времени, как в речи капитана на помощь гномам пришли эльфы, маги и даже сам Император, которому, исходя из той же речи, следовало довольно изощренным способом применить свой скипетр, вокруг нас уже собралась небольшая толпа. Я даже заметил, что из-за угла высунулась чья-то голова в шлеме, – видимо, кто-то из стоящих на посту не выдержал и отлучился посмотреть бесплатное представление.

– Седой, ребята нам реально помогли. – Лосик уловил момент, когда капитан (оказывается, его так и зовут – Седой!) сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздух, и вставил свое слово. – Без них мы бы ни с тем громилой не справились, ни со стражей. Гнили бы сейчас за решеткой…

– Да тебя с Крином вообще следует… – Седой переключился на двух наемников. Причем пожелания капитана своим солдатам были не менее «доброжелательны», чем нам, но еще более разнообразны. Я даже забыл, зачем же мы, собственно, сюда пришли, – так заслушался! – На официанток вас – копье Роаса вам, ублюдкам, в зад и провернуть сто раз! – потянуло, сучьи вы дети?..

– Седой, там стражники пришли. – Какой-то наемник протолкался сквозь толпу и остановился перед капитаном. – Хотят тебя видеть.

Прервав свое выступление на полуслове, Седой окинул нас горящим взглядом, развернулся и пошел в ту сторону, откуда прибежал гонец. Толпа, все поглядывая на нас, отправилась вслед за ним. Только мы впятером остались стоять у шатра капитана.

– Не сдаст? – спросил Червь у Крина.

– Не должен, – ответил тот.

Тут с той стороны, куда ушел капитан, донесся новый поток ругани.

– Да я этих выродков, Эльзиаром проклятых… – надрывался Седой.

Прибежал какой-то наемник.

– Быстро! Капитан сказал спрятаться! – Он быстрым шагом зашел – даже забежал – в проход между палаток, и мы безропотно последовали за ним.

– Не сдаст, – усмехнулся Лосик. – Седой своих не сдает.

Убежища у нас как такового не было. Мы не прятались в палатке, не зарывались в груду какого-нибудь хлама, даже если бы он здесь отыскался, не убегали прочь из лагеря. Мы просто-напросто ходили по проходам между палаток. Прятались за ними и старались держаться подальше от десятка стражников, которые в сопровождении капитана ходили по лагерю и заглядывали в палатки. А собравшаяся вокруг них толпа наемников окружала досмотрщиков плотным кольцом и не давала свернуть кому-то из стражников с выбранного Седым маршрута. Вот так просто. Стражники идут по одному проходу – мы в это время бежим по соседнему в противоположном направлении. И нам очень помогал сам капитан – крики Седого о том, что он сделает с Крином и Лосиком, «когда они вернутся», отлично указывали нам направление, в котором следует двигаться. Но еще больше нам играл на руку шахматный порядок, в котором были выстроены палатки. Если бы они стояли ровными рядами, то, боюсь, могло бы выйти так, что в какой-то момент нас бы заметили. Однако в этом лагере мы оказались надежно скрыты, собственно не скрываясь.

Наконец стражники отчаялись найти что-то в лагере и несолоно хлебавши отправились обратно в город. Вслед им летели заверения капитана, что он всегда готов сотрудничать с имперскими властями и выдаст преступников при первой же возможности. А потом мы снова стояли перед шатром Седого. Все еще сверкая глазами, он уставился на нас. Молчание длилось целую вечность, и тишина, после недавнего рева, казалась просто оглушительной. Даже наемники, вновь окружавшие нас, молчали. Седой ощупывал нас взглядом, будто товар на рынке. Я почувствовал, что меня тщательно взвесили, обмерили, разобрали на составляющие и оценили каждую из них. Только я так и не понял – к какому же выводу пришел капитан, осмотрев нас.

– Хрен с вами, – наконец вынес свой вердикт Седой. – Если со стражей справились, то драться умеете. Болезней нет?

Мы покачали головой.

– Два сребреника в месяц и жратва. Отправляйтесь в десяток Ламила. О правилах он вам сам расскажет. – Седой еще раз смерил нас взглядом и скрылся в своем шатре.

– Два сребреника? – Кислую рожу Черного надо видеть своими глазами. – Да я…

– Что «ты»? – перебил Червь. – Ты сейчас должен сидеть в подвале и радовать слух стражи своими воплями.

Я, конечно, полностью согласен со словами Червя. Но и недовольство Черного мне понятно. Поэтому я все же не удержался:

– Лосик, два сребреника – это хоть каждому? Или на всех?

– Каждому, каждому, – успокоил нас Лосик. – Это для поддержания штанов. А еще есть доля с добычи. Так что не переживай – без денег не останешься!

– Если не пропьешь или не проиграешь, – усмехнулся Крин. – Ну что, пошли к Ламилу?

– А оружие и что там еще полагается дадут? – осведомился я, когда мы двинулись к нашему десятнику.

– Копье и щит. Может, еще что-то, если повезет. Сами, ребята, все добудете. Как заработаете…

– А где купить? – тут же осведомился Червь. – И сколько будет стоить?

Лосик и Крин переглянулись.

– Ну-у-у… Если деньги есть… – протянул Лосик. – Как остановимся в баронствах, где есть товар хороший, за три сребреника на каждого, справим вам доспех и оружие нормальное подберем.

Я запустил руку в карман. По счету в таверне я заплатить по понятным причинам так и не успел. Так что вся сегодняшняя добыча продолжала оттягивать мой карман. И у Червя – тоже. Я постарался припомнить наш разговор, когда только встретились в таверне, – вроде же обсуждали улов за день? – выходило, что на двоих у нас около одиннадцати сребреников. И еще сколько-то, если действительно, как заметил Крин, не пропил все, должно быть у Черного. Я посмотрел на Червя – рука того тоже в кармане. Похоже, мыслим мы одинаково, усмехнулся я про себя и уловил в глазах друга ответную усмешку. Мы оба, не сговариваясь, посмотрели на Черного.

– Один сребреник и ногат с десяток. – Тот тоже вытаскивал руку из кармана.

– Поможете со снаряжением разобраться, – спросил я наемников, – когда придем туда, где можно купить?

– Да запросто! – хлопнул меня по плечу Крин. – А вот и Ламил!

За последним рядом палаток перед нами открылся небольшой пятачок. Трава здесь была вытоптана до такого состояния, что… Собственно, она там была вытоптана просто в ноль – до голой земли. А точнее, учитывая стоящую последние дни жару, – до состояния пыли. И на этом пятачке под командованием здоровенного, не меньше бедняги Гроилла, наемника истекали потом пятеро.

– Щиты выше, свинорылы! – надрывался здоровяк. – Клони, чтоб тебе до конца дней одних коров драть, в ногу шагай! Левой, копыто тебе в пасть!..

Пятеро наемников, как я понял – тоже новобранцы, выстроившись линией, шагают в клубах пыли из одного конца пятачка в другой. Разглядеть их подробно практически невозможно. Единственное, что хорошо видно, – это то, что оголенные до пояса тела бедолаг уже практически черны от пропитанной потом пыли. Линию щитов я назвал «линией» только из вежливости. На самом деле то один, то другой из новобранцев или выбивался немного вперед, или чуть отставал. Видимо, из-за этого Ламил так зверствовал.

– Хэй, Ламил! – Несмотря на фингал, голос Крина звучал весело. – Я тебе новых людей привел!

Здоровяк отвлекся от пятерых истязаемых и подошел к нам. Новобранцы сразу же остановились и, не теряя ни мгновения нежданно свалившегося на них отдыха, попадали кто где стоял. Ламил, подходя к нам, только скривился, заметив краем глаза такое безобразие. Он остановился перед нами, хлопнул по плечу Лосика и Крина, а потом уставился на нас оценивающим взглядом. Мы с Червем и Черным в ответ уставились на него. Борьба взглядов продолжалась несколько мгновений.

– На хрена мне эти дохляки? – Судя по вопросу, который задал Ламил, результаты нашей оценки были неутешительны.

– Седой их принял, – заступился за нас Лосик. – Отойдем в сторонку?

Ламил и наши сопровождающие отошли на десяток шагов, и принялись что-то обсуждать. Мы переглянулись. Потом посмотрели на отдыхающую в пыли пятерку.

– И все это за два сребреника… – пробормотал Черный.

– Лучше так, чем попасться стражникам, – ответил ему Червь.

Наемники продолжали разговор. Крин ожесточенно жестикулировал, показывая время от времени на нас. Ламил то кивал, то мотал головой. В конце концов они, видимо, договорились. Ударили по рукам, и Лосик с Крином, помахав нам, исчезли среди палаток, а Ламил направился в нашу сторону.

– В строй! – буркнул он, указав рукой на других солдат десятка, и тут же гаркнул на них: – Вы, мать вашу, какого там расселись? Становись!

Солдаты неохотно подняли щиты и с видимым усилием поднялись сами. Мы встали рядом.

– С сегодняшнего дня у нас в десятке трое новеньких. – Ламил прохаживался перед строем. – Для них и для тех тупых баранов, которые, может быть, успели позабыть, – меня звать Ламил. Я – ваш десятник и обращаться ко мне не иначе как «господин десятник»!

Мы водили глазами за расхаживающим десятником. Туда-сюда, туда… Вот он остановился перед нами и гаркнул:

– Как звать?

– Меня? – пролепетал Черный.

– Молин! – одновременно с Черным ответил Червь.

– Если у тебя вместо башки хотя бы гномья задница, – Ламил подошел к Черному вплотную, – то ты должен вспомнить, что я менее мгновения назад назвал себя.

– Чер… – Червь вовремя ткнул Черного в бок, и тот успел исправиться: – Баин!

– Алин! – тут же представился я, не дожидаясь повышения внимания Ламила к моей персоне.

– Алин… Баин… – пробормотал Ламил, отойдя на пару шагов, и вдруг резко указал на Червя. – Ты – червь!

Мы все втроем чуть не сели. В глазах каждого из нашей троицы, наверное, вспыхнул один и тот же вопрос: откуда он знает? Видимо, наши ошарашенные лица произвели на Ламила благоприятное впечатление. Такой реакции он и добивался. Расплывшись в улыбке, десятник перевел указующий палец на Черного, который стоял рядом с Червем:

– И ты – червь! – Потом указал на меня: – И ты – тоже червь! А знаете…

Договорить десятник не успел. Он стоял и, выпучив глаза, смотрел, как трое его новобранцев валяются на земле и держатся за животы. Мы хохотали. Как только сказанное Ламилом и вообще весь смысл произошедшего дошел до нашего разума сквозь пелену первоначального удивления, последняя капля упала на весы к остальным событиям сегодняшнего дня. Форменная истерика. Драка в таверне, убийство стражника, бегство из города, вступление в наемную роту – все это вылетало вместе с гоготом из наших глоток и брызгало слезами из наших глаз. Когда я снова смог видеть, первым, на что упал мой взгляд, было красное лицо Ламила и его ошарашенные глаза. Думаю, за всю свою жизнь он не видел такой реакции на «вступительное слово» для новобранцев. Я снова закатался по земле.

– Мне еще психов долбаных не хватало… – пробормотал Ламил и заорал во всю мощь легких: – А ну, встать!

Все еще посмеиваясь, мы кое-как поднялись с земли и снова встали в строй. Остальные солдаты десятка поглядывали на нас не менее ошарашенно, чем сам десятник. Не знаю как у Червя и Черного, но у меня настроение заметно поднялось. Мир уже не казался таким мрачным.

– Раз вам, собачьи дети, так весело, то давайте-ка посмотрим, на что вы способны. – Десятник говорит спокойно, но в его голосе ощущается рык. – Лосик говорил, что вы драться умеете?

– Приходилось. – Червь, который успокоился раньше остальных, ответил просто и без хвастовства.

– Оружием каким владеете? – кивнув, спросил Ламил.

– В основном голыми руками дрались… господин десятник, – снова ответил Червь и, пожав плечами, добавил: – Иногда приходилось пользоваться ножом…

– Поня-я-я-ятно… – протянул десятник, как-то странно глянув на нас. – В трущобах выросли?

Мы молча кивнули – сначала Червь, а после, с некоторой задержкой, и мы с Черным.

– Ты! – Ламил указал на Червя. – Выйди-ка, проверим, на что годишься!

Червь, не глядя по сторонам, вышел из строя и остановился рядом с десятником. Только повел, разминаясь, плечами.

– Из оружия что-то возьмешь? – спросил Ламил.

Червь покачал головой.

– Ну и ладно… – Десятник резко, без предупреждения попытался подбить ногу Червя, но тот отскочил в сторону.

Ха! На кого он рассчитывал такой трюк? Хотел сбить с ног неожиданной атакой и прочитать над поверженным Червем лекцию о том, что «всегда надо быть наготове…» и прочую чушь? Он же сам только что высказал догадку, что мы выросли в трущобах. А там не приняты всякие поклоны, приветствия и прочие расшаркивания перед дракой. И те, кто не хочет получить заточку в спину или быть проданным в рабство, осознают необходимость постоянно быть начеку еще в глубоком детстве.

Отскочив, Червь тут же сам бросился в атаку. Пытаться измотать такого здоровяка, как Ламил, бессмысленно – рано или поздно пропустишь удар, который, скорее всего, окажется последним. Очень уж неравен вес. Червь, пользуясь своей большей подвижностью, попытался зайти за спину Ламила, но тот оказался не таким медлительным, как можно было бы подумать, глядя на него. Десятник ловко развернулся в сторону, противоположную движению Червя, и тот чуть сам не наткнулся на его кулак. Червь вынужден был отскочить назад.

– Быстрый! – прокомментировал Ламил и снова атаковал.

Червь ушел от удара правой, нанес удар в открывшийся бок десятника и снова отступил.

– Молодец! – похвалил Ламил. – Можешь возвращаться в строй.

Разочарованно загудели пятеро наемников, которых Ламил гонял перед нашим приходом, – они предвкушали зрелище, а все закончилось едва начавшись. Никого даже как следует не ударили… Червь кивнул и занял свое место в строю.

– Теперь ты! – Палец уперся в Черного.

Бой с Черным продолжался немного дольше, чем предыдущий. Черный тоже предпочел драться пустыми руками. Но вел он себя гораздо осторожнее, чем Червь. Если тот бросался в контратаки, то Черный бил, только когда Ламил отчетливо открывался. В основном же отпрыгивал и уворачивался.

– Прыгает, как таракан на сковороде… – прокомментировал кто-то из наемников.

– Ты и так не прыгал, – ответил ему другой.

А у Черного в это время дела ухудшились. Ламил сумел подловить его на очередном уходе. Один из ударов десятника оказался отвлекающим, и следующий удар неудачно увернувшийся Черный пропустил. Как я и предполагал, этот удар оказался первым и последним.

– Тоже ничего. – Десятник навис над лежащим в пыли Черным. – Становись в строй!

Не дожидаясь особого приглашения, я вышел вперед сам. Хлопнул по плечу проходящего мимо Черного и встал перед Ламилом.

– Если вы не против, господин десятник, я предпочел бы драться ножом.

– Я-то не против… – Ламил смерил меня взглядом. – Ретон, принеси ножи.

Мы так и стояли друг напротив друга, пока один из солдат не вернулся с двумя «ножами» – обычными палками. Я взял одну из них. Немного длиннее, чем мой нож, к которому рука успела привыкнуть. Да и сама по себе палка потолще будет привычной рукояти… Покрутил немного палку в одной руке, потом в другой. Все это время Ламил спокойно стоял напротив и даже не попытался снова изобразить «неожиданную атаку». Немного привыкнув к «оружию», я кивнул, и бой начался.

Не давая опомниться Ламилу, я бросился на него, бешено работая своим «ножом». Десятник отскочил в сторону и, развернувшись, сделал короткий выпад. Но тут уже успел отскочить я. Снова бросился на соперника. Палки, столкнувшись, клацнули, и я смог достать до руки Ламила. Если бы у меня в руках был настоящий нож, то на правой руке десятника сейчас красовался бы длинный порез. Ламил попытался ударить мне в голову левой, так что пришлось упасть на землю. Попутно чиркнул его палкой по ноге. Десятник отступил на шаг.

– В строй! – кивнул он и, дождавшись, пока я выполню команду, обратился уже ко всем: – Кое-что вы умеете. Но это не отменяет того, что вы пока – черви! И можете ржать сколько вам угодно! Может быть, в обычной драке вы и сможете уцелеть, но на поле боя вас прихлопнут так же легко, как червя. Я же постараюсь приложить все усилия, чтобы сделать из вас, щенков, хоть какое-то подобие солдат.

При упоминании червей мы втроем снова заулыбались, но истерика давно прошла. Никто не хохотал, не падал на землю. Просто стояли и с улыбкой слушали речь, которая, по идее, должна была произвести совсем другое впечатление.

– Мне не наплевать на ваши жизни только потому, – продолжал Ламил, – что если вас, старых шлюх, прикончат, то Седому придется снова искать каких-нибудь идиотов, которые согласятся вступить в роту! Ну а если вы все же подохнете, что скорее всего и произойдет, то я с большим удовольствием пропью ваше оружие и все остальное, что при вас найдется!..

Правила в отряде оказались одновременно и простыми и сложными. Простыми – потому что официально правил было только три: не убивать товарищей по роте, не воровать у товарищей по роте и беспрекословно выполнять приказы капитана и своего десятника. А сложность заключалась в том, что существовал еще огромный неофициальный кодекс наемников. Этими неписаными правилами запрещались драки между солдатами роты, если рота была на военном положении, запрещалось пить во время похода, устанавливались правила дележа добычи, правила, по которым наемники выясняли отношения, если все же возникнут разногласия, и многое другое. Посвящение нас во все эти премудрости жизни в роте заняло весь вечер и часть ночи. Ламил рассказал нам только официальные правила. Все остальное мы узнали от товарищей по десятку.

Кстати говоря, ребята в нашем десятке оказались неплохими. По крайней мере, общий язык мы нашли сразу. Они действительно были, как и мы, новобранцами, но успели уже провести в роте больше месяца.

– Вольные роты, они ведь зачем нужны? – Ретон, которого десятник посылал за учебными ножами, читал нам небольшую лекцию о мире наемников и одновременно поедал выданный на ужин кусок мяса с хлебом. Лысый, мускулистый парень моего возраста. О своем прошлом он предпочел умолчать, как, собственно, и наша троица. Единственное, что Ретон рассказал о себе, кроме имени, – это то, что родом он из одного из баронств Западного Заречья. Впрочем, по кое-каким повадкам Ретона становилось понятно, что жизнь его и до прихода в роту была далека от мирной. Не солдат – иначе Ламил вряд ли гонял бы его наравне с остальными новобранцами, – а скорее коллега по преступному миру. – Мы вообще-то официально не существуем. Вот… Но Империя закрывает глаза на дела, что творятся в Десяти баронствах. Налоги платят, эльфов на имперские земли не пускают – пусть живут как хотят. Так вот, баронам-то Император большую дружину держать запретил. Ну, вы понимаете – вдруг бунт какой или еще что-то. Нельзя барону содержать больше пятисот воинов. То есть дружины всех баронов, если они и объединятся когда-нибудь, и на легион не наберется. Если что – прижать их будет несложно.

– А еще людей набрать, если захотят, бароны разве не смогут? – Черный… нет, это имя осталось в прошлом. Баин слизал с ладоней мясной сок и вытер руки о штаны. – Если понадобится выступить против Империи, можно же набрать и вооружить еще людей…

– Э-э-э-э, брат… – Другой наемник из нашего десятка, которого зовут Клони, – длинные черные волосы заплетены в косичку, небольшие усики и бородка, за которой тот явно тщательно ухаживает, – покачал перед носом Баина пальцем. – Думаешь, все так просто? Собрал людей, раздал оружие – и у тебя уже армия? Это не армия, а стадо. Людей надо еще обучить владеть этим оружием, научить драться в строю…

– Ты так говоришь… – Червь, который теперь зовется Молином, сделал большой глоток из чьей-то фляги и продолжил: – Будто сам стал солдатом не месяц назад.

Клони, в отличие от Ретона, свое прошлое не скрывал. Он уже успел рассказать нам о том, что до прихода в роту жил в замке барона Рамерик. Правда, чем Клони там занимался, какие причины заставили его покинуть замок и взяться за ремесло наемника, осталось для нас тайной. Но лично мне кажется, что без участия женщины в этом деле не обошлось.

– Молин, не знаю, как у вас в Агиле, – пожал плечами Клони, – но в баронствах это понятно даже ребенку. Посмотри на этих троих…

Клони указал на остальных ребят нашего десятка: Комила, Стона и Навина. Они очень похожи друг на друга. По крайней мере – внешне. Одинаковые стрижки, что называется, «под горшок», одинаковая, ничем не примечательная крестьянская одежда. Все трое крепкие, но какие-то… Не безвольные, но очень близко к тому. Еще когда они только открыли рот, чтобы представиться, я понял, что в трущобах эти ребята не выжили бы. Простоватые, доверчивые… Появись Комил, Стон и Навин в том мире, который еще сегодня был моим, остались бы с пустыми карманами менее чем через звон.

– …они как раз и были в такой «армии», – продолжал Клони. – В Жилло недели две назад восстание поднялось. Когда мы сюда шли, дружина барона его как раз раскатала в лепешку. Несмотря на то что и числом их поболе той дружины было, и с оружием проблем никаких. Так ведь, мужики?

Бывшие бунтовщики промолчали. Они вообще сделали вид, что не услышали слов Клони. Только Стон немного ссутулил плечи.

– Ну так вот, – Ретон наконец-то дождался момента и продолжил с того места, на котором его перебил Баин, – получается, что дружины у баронов одинаковые. А ссоры между ними случаются частенько, и каждый хочет получить какое-то преимущество. Вот здесь появляемся мы. Барон платит нам деньги, а рота временно поступает под его командование. Такое не считается содержанием – у нас ведь временный контракт. В общем, кто сумел нанять рот побольше да получше – тот и получает преимущество.

– А сколько всего рот? – спросил я.

Ретон пожал плечами.

– Это у стариков надо спрашивать, – ответил вместо него Клони. – Я слышал о пяти. «Рота Хламма», «Нетопыри», наша рота – «Седые волки» и еще две, названий которых не помню.

Разговор затянулся за полночь. Клони и Ретон рассказали нам все, что знали сами. Даже молчаливые Комил, Стон и Навин чуть погодя подключились. Узнали мы из этого разговора не то чтобы много, но в курс происходящих в баронствах дел вошли. Честно говоря, даже живя в полудне пути от баронств, ни я, ни Червь с Черным… Простите – Молин и Баин. В общем, тем, что там творится, мы никогда не интересовались. Своих, знаете ли, забот всегда хватало. Оказалось, жизнь там сильно отличается от той, к которой мы привыкли. И дело не только в том, что Десять баронств – это приграничные земли и время от времени эльфы прорываются туда через линию фортов. В Агиле главная власть – имперский наместник, который в основном в жизнь города, находящегося за замковой стеной, не вмешивается. Участие Империи в жизни большей части Агила заключается только в том, что улицы патрулирует подчиняющаяся наместнику стража. И то очень неравномерно патрулирует. Рынки, речной порт, через который идут грузы с Гномьих гор, – там относительно безопасно. А вот трущобы и другие бедные районы стража контролирует очень слабо. В отличие от Агила в баронствах стражи как таковой нет вообще. Имперские законы соблюдаются там только теоретически и вообще распространяются лишь на самого барона, его свиту, дружину и жителей немногих мелких городков. Для крестьян, живущих на тех землях, есть лишь один закон – слово барона. Вот за соблюдением этого закона дружина следит очень пристально. Иногда воля барона становится непосильной для жителей баронства, и вспыхивают восстания, вроде того, участниками которого были Комил, Стон и Навин. Тогда дружина властителя тех земель, зачастую – с помощью наемных рот, огнем и мечом проходится по взбунтовавшейся местности, и горят целые села, у крестьян отбирают последние крохи, а деревья вдоль дорог начинают сгибаться под тяжестью повешенных. Не знаю, смог бы я жить в таких условиях, но крестьяне все же как-то выживают.

Потом разговор снова вернулся к порядкам в роте. На этот раз речь зашла о питании. Баин посетовал на то, что наш ужин состоял лишь из хлеба и мяса. В ответ Ретон посоветовал ему дождаться завтрака. Оказывается, главная пища солдата – это хлеб. И причина не в скупости капитана. Я с удивлением узнал, что даже в легионах меню не слишком отличается от нашего. Комил, не знаю, откуда он это узнал, рассказал, что бывали даже случаи, когда сами легионеры бунтовали, если вместо положенного хлеба им давали что-то другое. Что-то еще – пожалуйста, но хлеб, по мнению бывалых солдат, должен быть главной пищей. Ретон сам, когда только попал в роту, выразил недовольство здешним рационом. В ответ же, как он сказал, кто-то из бывалых наемников прочитал ему лекцию о питательности хлеба и прелестях марша на голодный желудок. А то, что лишь хлеб способен занять желудок на достаточно продолжительное время, тот наемник считал аксиомой. В конце концов, как когда-то Ретону, Баину посоветовали обеспечить себе любые разносолы, какие только душа пожелает, но самостоятельно и за свои собственные деньги.

Наутро мне, Молину и Баину пришлось побегать. Нас растолкал один из наемников и оповестил о том, что в лагерь снова нагрянула стража. На этот раз стражников было почти два десятка. Не знаю, чего добивался тот, кто послал их сюда, но если он думал запугать Седого, то это у него не получилось. Что такое два десятка стражников по сравнению с более чем сотней закаленных в боях бойцов? Все прошло так же, как и вчера. Стражников водили между палатками, мы в это время скрывались за другими палатками… В общем, поиски снова не дали результата.

А потом для нас началась полноценная жизнь солдата вольной роты «Седые волки». После короткого завтрака, который, как и предсказывал Ретон, состоял из большого куска хлеба и кружки воды, снова появился Ламил.

– Ну что, выспались? – вполне дружелюбно улыбнулся он.

Клони, Ретон, Комил, Стон и Навин тут же вскочили и вытянулись перед десятником. А я, Молин и Баин немного растерялись. Слишком большая разница получилась между тем тоном, которым предпочитал общаться с нами десятник вчера, и сегодняшним. Впрочем, удивление продлилось недолго.

– А ну, встать, гномы толстозадые! – Дружелюбный тон сменился рыком, который мы запомнили еще вчера. – Бегом на луг!

Ближе к обеду меня стали посещать мысли о скорой смерти. Стражники казались почти друзьями, все прошлые неприятности – чем-то незначительным, а каждое текущее мгновение – расплатой за прошлые грехи.

– Это, по-твоему, линия, свинья безрукая? – надрывался Ламил. – Ты как, сволочь, щит держишь? Тяжелый слишком? Может, выдавать тебе побольше хлеба, если ты даже эту деревяшку поднять не можешь?

Мы уже полдня изображали укрывшуюся за щитами шеренгу. Десять шагов в одну сторону, десять шагов в другую, стоять, развернуться… Дарен упаси зацепиться своим щитом за щит соседа при развороте! Все тело в пыли, ноги гудят, будто после долгого бега, руки отваливаются, плечи немилосердно напекло солнцем, во рту, в носу, в глазах – все та же пыль.

– Стрелы сверху летят, чурки тупые! Вы хоть это можете понять? – Удар тяжелой дубинкой по щиту Баина, который заставил того пошатнуться и отступить на полшага назад. – Да я же тебя просто погладил! Легкое копье и то сильнее бьет! Ты куда из строя вышел?

Десять шагов вперед, разворот налево, десять шагов вперед, разворот кругом… Мой щит цепляется краем за щит идущего рядом Молина. На мгновение в том подобии стены щитов, которую мы изображаем, появляется брешь.

– Алин, скотина безмозглая! Молина убили! Ты понимаешь? Ты открыл дыру размером с городские ворота, и туда только что влетела эльфийская стрела! Все, он труп! Падает, а в брешь на его месте, чтоб вам век одну мочу пить, летят другие стрелы! – Ламил принялся по очереди указывать на нас пальцем. – Ты – труп! Ты – труп! И ты – тоже труп!..

– Придушил бы… Сука! – прошипел Молин, зло глядя на десятника, но тот, продолжая орать, не расслышал.

– Налево, мать вашу! Десять шагов вперед!

Наконец-то наступил долгожданный перерыв. Я с уважением поглядывал на остальных ребят, которые терпели все эти издевательства уже не первый день. Впрочем, если бы вместо меня смотрел кто-то посторонний, не участвовавший полдня в экзекуции, то вряд ли вид обессиленных новобранцев вызвал бы у него что-то, кроме смеха. Может быть, еще жалость. Чуть ли не волоча щиты по земле, мы пошли к лагерю. Обеденная пайка хлеба уже не вызвала никаких нареканий. Клянусь, это самый вкусный хлеб, который я ел в жизни! Даже то, что на зубах хрустит пыль и песок, не портит божественного вкуса!

– Пива бы… – Баин одним глотком осушил кружку воды и снова ее наполнил.

– Может, тебе еще девку? – поинтересовался Клони. – Тебе какую лучше? Со светлыми волосами или с темными? А сиськи какие любишь?..

– Клони, я тебе сейчас зубы выбью! – Ретон запустил в Клони кружкой, но или сил у него уже не было, или он специально не добросил – кружка упала на землю перед сидящим товарищем и покатилась куда-то в сторону.

– Кстати, а с девками здесь как? – Молин, наверное, будет готов поговорить о женщинах и на пороге смерти. Он всегда отличался повышенным интересом к противоположному полу.

– Здесь – никак, – поддержал тему Клони.

– Одного поля ягоды! – сплюнул Ретон и отвернулся. – Еле на ногах стоят, а о бабах потрепаться…

– Вот дорастешь до того, что тебя в город начнут отпускать, там тебе и бабы будут. – Клони не обратил на слова Ретона никакого внимания. – Еще когда в баронства вернемся, там уж выбирай на любой вкус. Тамошние крестьяночки, я тебе скажу, совсем не против подзаработать. Только остановится рота на ночлег у какой-то деревни, сразу набегут!

– А потом подхватишь дурную болезнь от тех шлюх, – вклинился в разговор Навин, – тут твой мужской инструмент и отвалится! Разве порядочная девка в лагерь роты пойдет? Одни шлюхи!