Текст книги "Унесенные магией"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Все стихло так же внезапно, как и началось. Только что вокруг стоял невообразимый шум, крики, лязг, топот и… Практически гробовая тишина, ощутимо давя на сознание, повисла над нами. Я рывком сбросил с себя подергивающееся в конвульсиях тело, кое-как протер залитые кровью глаза… Женщина. Ожившая обнаженная фигурка. Обнаженная и божественно красивая в своей наготе, она стоит за спиной напавшего на нас воина. Не просто стоит! Я почувствовал, что глаза вылезают из орбит, а челюсть вот-вот отвалится, словно у древнего, больного старика. Они стояли боком ко мне, и я смог увидеть картину практически во всех подробностях, насколько позволяло то, что я лежу на полу с глазами залитыми чужой кровью, и то, что света вокруг едва хватало на то, чтоб хоть что-то видеть. Рука женщины погружена в спину воина. Как раз в том месте, где должно биться сердце. Дарен! Она же просто голой рукой пробила и чешуйчатый доспех, перед которым пасовала острая сталь, и кожу, мышцы, ребра…

– Гох'риэ фэ гх'аду, Эльфизиахровхо отхрод'э! – выкрикнула женщина, точеной ножкой отталкивая от себя застывшего воина. С чмокающим звуком ее рука выскочила из спины воина, и женщина, брезгливо надув губки, тряхнула ею в воздухе, орошая все вокруг веером кровавых брызг.

– Чего? – выдавил из себя кто-то.

– Это… – раздался другой голос, но тут же смолк.

«Гори в аду, Эльзиарово отродье!» – понял вдруг я.

Вот что она сказала! Слова жутко перекручены, но это тот же язык, на котором говорим мы!

Между тем женщина оглянулась по сторонам и чуть сморщила лоб, словно о чем-то задумалась. Она протерла глаза, отчего вся правая сторона ее лица окрасилась красным – кровью убитого ею воина, которая покрывала всю правую кисть.

– В'эхы ащче кх'то? – не обращая внимания на кровь, покрывшую лицо, спросила она.

«Вы еще кто?» – чуть погодя, дошло до меня.

Наемники вокруг зашевелились. После того, что только что здесь произошло, никто не спешил убирать оружие. Даже то, что женщина абсолютно голая, даже то, что она невиданно красива, не развеивает настороженности окружающих. Если вспомнить, как она убила того воина, казавшегося неуязвимым…

– Прибить ее от греха… – каркнул кто-то.

Наемники угрожающе зашевелились, бряцая оружием. Женщина, прищурившись, смотрит по сторонам. Смотрит на поднимающиеся для атаки мечи, на устремленные в обнаженную грудь наконечники копий…

– Мы здесь случайно оказались. – Я внезапно осознал, что уже стою перед ней и, немилосердно частя, отвечаю на ее вопрос. – Наверху на нас какие-то твари напали. Нам удалось скрыться в пирамиде, а потом…

Снова сморщив лоб, женщина подняла руку в простом останавливающем жесте. Она мотнула головой, отчего длинные волосы, так и оставшиеся золотыми, как были на той фигурке, взметнулись веером.

– Я'ах тхэб'а пхан'имвах'ю, – произнесла она, чуть помолчав, – нхо са тхрауд'ом. Г'ахаври мех'делаене…

«Я тебя понимаю, но с трудом. Говори медленнее…» Я кивнул, показывая, что понял, и только раскрыл рот, чтобы повторить сказанное, как просила женщина, помедленнее… как воин, убитый ею, пошевелился. Так и оставшись с открытым ртом, я заозирался в поисках меча, оставленного где-то на полу. Воин снова пошевелился – уже более отчетливо. Вот он! Упав на колени, я ухватился за скользкую от крови рукоять меча и изо всех сил вонзил его в горло оживающего врага. Кто-то вскрикнул. Еще четыре копья вонзились в лежащее на полу тело. Только сейчас я понял, что оно как-то странно шевелится. Словно на полу лежит не человек, а марионетка. И кто-то, чуть дергая вразнобой ниточки, заставляет, так же вразнобой, подергиваться ее руки и голову. Дарен всемогущий! Это ведь не тело шевелится…

С левой руки покойника свалился на пол щит и, чуть подрагивая, приподнялся на множестве маленьких членистых ножек. Тут же ожил и меч, тоже отделившись от руки. Подрагивая, явно пытался слезть с головы мертвеца шлем… Передо мной оказались такие же твари, как те, что напали на нас наверху и от которых мы были вынуждены бежать сюда, под землю! Щит – это же та «тарелка»! Такая же, как напавшая на Молина в нашу первую встречу с этими существами. Меч… Я вспомнил тварь, от которой Баин заслонил щитом Молина. Точно такая же застряла в его щите тогда!

О том, что в моей руке меч, я забыл абсолютно. Я забыл обо всем, кроме осознания того, что оружие напавшего на нас воина оказалось уже знакомыми тварями. Живое оружие?! Привела меня в чувство все та же женщина. Увидев происходящее, она выкрикнула что-то, чего я так и не разобрал, и, упав рядом со мной на одно колено, яростно опустила окровавленный кулачок на «щит». Тварь громко пискнула, но еще громче раздался сухой треск – чуть выпуклый панцирь рассекла сетка трещин, разбежавшихся вокруг кулака женщины. Я заметил, что вокруг руки ее еле заметно светится красноватое сияние, но не уверен, что мне не показалось. Так же быстро, как расправилась со щитом, она повернулась к мечу и, быстро схватив, запустила его над головой стоящих вокруг людей куда-то в сторону. Громкий всплеск – видимо, тварь упала в воду. Не останавливаясь, будто ее движение перетекло в другое, женщина вскочила и подпрыгнула. Ее босые ножки опустились на почти сползший с головы мертвого воина шлем и с хрустом раздавили его вместе с черепом мертвеца. Ноги женщины чуть ли не до колен покрылись кровью и какими-то серовато-белесыми ошметками, но она не обратила на это внимания. Даже не удостоив пораженных воинов, стоящих вокруг, взглядом, она снова выпрямилась и вопросительно уставилась на меня. Затянулось молчание…

– Кх'то в'эхы? – заговорила она, так и не дождавшись от меня ничего, кроме хлопанья глазами и бессвязного мычания.

Я постарался взять себя в руки. Очень постарался… И в первую очередь постарался не обращать внимания на кровь, покрывавшую ее ноги, руку и лицо. Постарался представить, что передо мной просто красивая женщина. Обнаженная красивая женщина, которой надо дать ответ на заданный вопрос…

– Алин… – наконец выдавил я, указав на себя.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Ах'элин? – повторила женщина и оглянулась, видимо надеясь, что кто-то другой все ей объяснит. Вдруг ее лицо просветлело. Она ткнула себя окровавленным кулачком в грудь, оставив на нежной коже алое пятно. – Н'арив!

– Нарив. – Я указал на нее и кивнул. Вот и познакомились, пришло в голову.

– Как ты ее понимаешь? – спросил Молин, переводя взгляд с меня на Нарив и обратно. Причем на Нарив, особенно на некоторых частях ее тела, взгляд задерживается гораздо дольше, чем на мне.

Мы сидим вчетвером: я, Молин, Баин и Нарив. Вокруг довольно обширное пустое пространство. Остальные, после недавних событий, стараются держаться от женщины подальше. Кто-то считает ее ведьмой, кто-то просто побаивается после того, как она вонзила голую руку в тело напавшего на нас воина, пронзив непробиваемый доспех, плоть и кости. Многие хотели, чтобы она никогда не появлялась среди нас. Ее даже намеревались убить. Но заступился я, а вслед за мной, поддерживая друга, – Молин и Баин. Сильно сомневаюсь, что это остановило бы кого-то, но Седой, возглавивший собравшиеся здесь остатки армии, оказался совсем не дураком. Пришлось, конечно, рассказать все по поводу золотых фигурок и появления из них странного воина и не менее странной женщины. Пришлось и выслушать немало в свой адрес… Нарив не проявляла никаких враждебных намерений, ни на кого не бросалась, едва открыв глаза, – как тот, убитый ею, воин из другой фигурки… Более того, те, кто еще мог трезво мыслить – в том числе и наш капитан, – рассудили, что раз уж с ней можно кое-как объясниться, то ведь можно и расспросить об очень многом. Где мы оказались? Что за твари на нас напали наверху и как они стали оружием для того странного воина? Что это за город и есть ли еще города поблизости? Есть ли в этих краях хоть какая-то цивилизация?.. Вопросов – море, и если появилась возможность получить ответы хоть на некоторые из них… Но почему-то кроме меня ее не мог понять никто. Поэтому женщину, несмотря на недовольство Ламила, капитан приписал к нашему десятку. А почему Ламил недоволен? Молин вот предположил, что десятник опасается возможных раздоров из-за женщины. Вокруг ведь полно мужиков, по большей части не блещущих почтительным отношением к прекрасному полу. Солдатня, одним словом! А тут женщина, обладающая такой красотой. Еще и полностью обнаженная… Впрочем, Баин тогда справедливо возразил, что вряд ли кто-то позволит себе вольности по отношению к женщине, которую считают ведьмой. А если вспомнить, что это божественное тело, несмотря на неземную красоту, вымазано сейчас чужой кровью… Что она спокойно может голыми руками вырвать сердце обидчику, несмотря на доспехи и оружие… Вот мы и сидим, немного отдалившись от своего десятка и сильно отдалившись от всех остальных. Вчетвером – потому, что я, выполняя указание Седого, пытаюсь хоть что-то разузнать у Нарив, а Молин и Баин – потому, что мы всегда вместе.

– А ты не замечаешь, что ее речь очень похожа на нашу? – вопросом на вопрос ответил я. – Слова очень сильно исковерканы, но те же, что и у нас?

– Нет, – покачал головой Молин. – По-моему, бред какой-то. Эльфы и те больше по-нашему лопочут…

– Когда это ты успел эльфов услышать? – перебил Баин, и между друзьями вспыхнул спор.

Молин начал вспоминать те два сражения, когда мы столкнулись с эльфами у замка Жилло и неподалеку от Зимрода, а Баин насмехался над ним и утверждал, что вопли, вылетавшие из уст эльфов, – просто дикие крики, а не разумная речь.

– О чем это они? – спросила Нарив. Она тоже, несмотря на все объяснения, никак не могла понять никого, кроме меня.

– Не обращай внимания, – махнул рукой я. – Расскажи лучше, что это за твари были у того воина? Щит, меч, шлем?

В ответ она произнесла какое-то слово, которое я не смог разобрать. Что-то вроде «кхреес'к». Увидев, что мне это ни о чем не говорит, Нарив принялась объяснять:

– Эльфы уже давно вывели этих тварей…

– Погоди! – перебил я. – Эльфы? Ты хочешь сказать, что тот воин был эльфом?

– Ну не человеком же! – удивилась Нарив. – Ты что, эльфов никогда не видел?

– Видел. Мы с ними не так давно сражались. Правда, у себя дома. Но наши эльфы гораздо выше ростом, с длинными ушами, и оружие у них сплошь деревянное.

Я принялся рассказывать об Агиле, моем родном городе, о том, как попал в роту Седого, о нападении эльфов и наших сражениях с ними. Закончил свой рассказ я тем, как наша армия, пораженная каким-то заклинанием, перенеслась сюда – в эти земли. Как мы оказались на пляже и отбивались от крабов, как шли сквозь джунгли и наткнулись на руины этого города…

– Руины… – прошептала Нарив. – Значит, нам все же удалось…

– Что – удалось? – переспросил я.

– Победить. – Нарив впервые улыбнулась, и меня будто током прошибло. – Значит, мы победили!

– Кого? Эльфов?

– Конечно эльфов! Эти руины… Здесь когда-то была столица эльфов. Здесь они проводили свои мерзкие опыты и создали этих тварей – кхреес'к. Здесь они поклонялись Эльзиару и приносили ему в жертву людей…

Я обратил внимание, что имя Эльзиара она произносит как Эльфизиахр.

– Скажи, а почему ты говоришь Эльфизиахр, а не Эльзиар? Ты так говоришь, будто его имя как-то связано с эльфами.

– Конечно связано! – Нарив не на шутку удивилась и посмотрела на меня так, словно на моей голове выросли рога. – Ведь он – отец эльфов!

– Как? – Пораженный, только и смог произнести я. Столько времени провел в храме. Столько раз слышал историю богов, но ни единого слова…

– Ну не буду же я тебе читать все Писание! – всплеснула руками Нарив. – И потом, если ты знаешь его имя, то я думала, что ты знаешь и Писание.

Я вкратце изложил Нарив то, о чем рассказывали в Храме Дарена. О богах, о Кронии, о создании людей и свержении Эльзиара.

– Не так. – Выслушав меня, Нарив замотала головой. – Все правильно, кроме того, что ты рассказал об Эльзиаре.

– Так написано в нашем Писании. – Я сделал ударение на слове «нашем».

– На самом деле Эльзиар хотел уничтожить людей не из ревности. – Нарив откинулась назад и оперлась на руки, приняв позу, при виде которой спор между Молином и Баином мгновенно прекратился. У меня самого перехватило дыхание, и смысл слов Нарив еле пробивался к моему сознанию. – Эльзиар считал людей слишком несовершенными. Недостойными того, чтобы сестра тратила на них время. Поэтому он и создал эльфов. Эльзиар хотел подарить их сестре как замену людей. А для того чтобы сделать это, ему необходимо было расчистить мир: убрать негодные, по его мнению, игрушки и освободить место для своих, более совершенных творений.

– Ты хочешь сказать, что эльфы более совершенны, чем люди? – удивился я.

– Они живут до тысячи лет, – пожала плечами Нарив, – не знают болезней. Они в несколько раз сильнее и быстрее любого человека…

– Ладно, ладно! – Я поднял ладони, показывая, что продолжать не следует. – Но если они совершеннее, то почему Крония их с радостью не приняла?

– А почему девушка, влюбленная в нищего рыбака, не принимает богатого землевладельца? – спросила Нарив и сама же ответила: – Крония любит людей, совершенны они или нет.

– Что она говорит? – вмешался Молин, пожирая взглядом грудь Нарив.

– Скажи своему другу, – тут же сказала Нарив, – что если он будет продолжать так на меня пялиться, то я сама отверну его взгляд от себя. Вместе с головой.

Я засмеялся и перевел эту фразу Молину. Глядя, как он заливается краской, захохотал еще сильнее. И совсем чуть не повалился на пол, когда Молин, проворчав такое, что, пойми его Нарив, добром дело бы не кончилось, все-таки отвел взгляд.

– Что он сказал? – прищурилась Нарив.

Я сразу посерьезнел и откашлялся, прогоняя остатки клокочущего в горле смеха.

– Понимаешь, у нас женщины не ходят в таком виде. – Я указал на ее тело, подразумевая наготу. – И реакция у моего друга, как у мужчины, соответственная. Тем более ты очень красива.

– Извини. – Нарив покраснела, как только что Молин. – У нас тоже не принято ходить в таком виде…

Вместо ответа, я, под удивленными взглядами друзей и женщины, снял с себя жилет, стянул через голову грязную, порванную в некоторых местах рубаху и протянул ее Нарив.

– Извини, что раньше не предложил. Со всеми этими делами…

Покраснев еще больше, Нарив неловко, будто это не она недавно голыми руками убила эльфа и тварей, заменявших ему доспехи и оружие, приняла одежду. Она начала было надевать рубаху, но вдруг остановилась.

– Я сейчас! – сказала она и, поднявшись, побежала к воде.

Глядя, как она смывает с себя кровь, я вкратце пересказал друзьям, о чем мы с ней говорили.

– Опять эльфы, значит… – вздохнул Баин.

Вернулась Нарив уже одетой. Вот теперь на нее можно смотреть так, чтобы сердце не пыталось пробить ребра и выскочить наружу. Хотя стройные ножки, пусть и покрытые кровью… Рубаха, доходившая до середины бедер, оставляла широкий простор для фантазии. Но так определенно лучше. По крайней мере, взгляд не прилипает сам собой к обнаженному телу женщины.

– Ты лучше спроси, где мы оказались! – сказал Молин.

– Нарив, что это за место? – Я понял, что Молин прав. Просто потрепаться с женщиной, тем более такой красивой, конечно, приятно, но ведь надо в первую очередь разузнать, что с нами все-таки произошло.

Нарив удивленно посмотрела на меня.

– Я же сказала: здесь была…

– Нет, – перебил я ее, – скажи, что это за земли!

– Земли? – переспросила женщина, поправляя рубаху.

– Ну да! Я же тебе рассказал, как нас перенесло сюда каким-то заклинанием. И с тех пор мы все тут ломаем голову, пытаясь понять, куда нас вообще занесло.

– Откуда же я знаю, где ваша страна? – Нарив пожала плечами, и рубаха натянулась на ее груди так, что я чуть не потерял нить разговора. – Может, если ты подробнее опишешь известные вам земли…

А она ведь права. Если мы не имеем никакого понятия, где оказались, то как она может знать, откуда мы пришли? А вдруг это вообще какой-то иной мир! Вот эльфы здесь – низкорослые какие… Не то что наши! Я принялся рассказывать то, что знаю о Радонианской империи. Три материка: Радониан, Элион и Норхейм, который скорее крупный остров, а не материк. Радониан и Норхейм были изначально населены людьми, а Элион делили между собой эльфы и гномы. Но вскоре человеческой Империи стало тесно в пределах двух, а точнее, полутора материков, и легионы ступили на землю Элиона. Эльфы, несмотря на жестокое сопротивление, были изгнаны на юг материка. Гномы же, после нескольких сражений предвидя неминуемое поражение, ушли сами и поселились на практически полностью покрытом скалами острове Гарлин-Эк, что северо-западнее Элиона. А еще, как раз между тремя материками, в Срединном море есть небольшой остров, прозванный Мерцающим. Там нашли себе прибежище маги…

– Погоди! – вдруг перебила меня Нарив. – Мерцающий остров?..

Она о чем-то глубоко задумалась. Что-то бормотала себе под нос, но так тихо, что я не разобрал ни слова. Наконец снова подняла голову.

– Скажи, а те маги… с Мерцающего острова… Ты их видел?

– Видел раз. Издалека, правда… Ходят в таких синих балахонах. – Я принялся вспоминать тот момент, когда мимо нас, отдыхающих после сражения у замка Жилло, проехали маги. – И лысые! А черепа у них татуировками покрыты.

– Точно! – обрадовалась Нарив. – В наш монастырь когда-то заезжал такой…

– Погоди! – Я почувствовал, что у меня снова вылезают глаза из орбит. – В ваш монастырь?

– В монастырь, – кивнула Нарив. – А что?

– Просто ты не похожа на монашку. – Я указал на ее стройные ножки, выглядывающие из-под рубахи гораздо больше, чем дозволялось любыми приличиями.

– А у меня есть другая одежда? – Нарив совсем не смутилась. Наоборот, кажется, мое замечание даже рассердило ее. Но женщина быстро взяла себя в руки и снова улыбнулась. – Мой монастырь был посвящен Роасу. Богу войны и защитнику обители богов. Я – воительница!

– А у нас только Дарену посвящены все храмы и монастыри, – сказал я. – Остальных богов тоже чтят, но отдельных храмов для них нет.

– Вот и тот маг так говорил, – кивнула Нарив. – Вот, вспомнила! Он, когда беседовал с настоятелем, упоминал какую-то Радонианскую империю. То-то я думала, откуда это название мне так знакомо…

– Продолжай! – оживился я. – Что еще он говорил?

– Я уже и не помню точно… – снова задумалась Нарив.

– А когда хоть это было? – настаивал я.

– Лет восемь тому. Это если…

– Если – что?

– Понимаешь… – У женщины был такой вид, словно она хотела сказать что-то не особо приятное, но никак не могла сообразить, как бы сделать это помягче. – Ты ведь говоришь, что там, наверху, руины? Так?

Я нетерпеливо кивнул.

– А когда я в последний раз видела это место, – продолжила Нарив, – здесь был огромный город…

– А когда ты в последний раз видела этот город? – насторожился я, предчувствуя, что надо готовиться к новому удару судьбы.

– Не знаю! – Нарив опустила глаза. – Наша армия штурмовала стены этого города. Я тогда командовала сотней… Что?

По-моему, я даже начал икать. Она? Эта молодая красивая женщина, пусть она трижды жрица Роаса, командовала сотней? Значит, по чину она, можно сказать, равна самому Седому?

– Ни… ничего… – Голос мгновенно охрип. – Продолжай.

– Последнее, что я помню, – Нарив постаралась не обращать внимания на выражение моего лица, – это то, как мы взяли северную стену и спустились вниз. На улицы… А потом…

Она тряхнула головой, повела плечами, вызвав стон у Молина, продолжающего исподтишка пялиться на ее ноги, и быстро закончила:

– Потом нас окружили эти мерзкие эльфы, моя сотня вся полегла, а я… я держалась. Пока силы не закончились. После этого – ничего не помню.

– Понятно. – Я почесал затылок, обдумывая ее последние слова, и вдруг замер. – Погоди! Ты хочешь сказать… Сколько же времени прошло, если последнее, что ты помнишь, – это большой населенный город, а теперь на его месте древние развалины? И ты все это время была просто золотой фигуркой…

– Какой фигуркой? – удивилась Нарив.

Я рассказал о том, как сбылась мечта Молина: он нашел груду золота. Рассказал о фигурках, выполненных из золота с величайшей точностью. О том, как Молин подарил мне фигурку, изображавшую ее – Нарив. Как фигурки стали оживать… Нарив покосилась на колодец, у которого Седой выставил-таки охрану, чтобы ни у кого больше не возникло мысли достать из него хоть что-то.

– Не помню, – сказала она. – Помню, как отрубила голову одному эльфу, а потом – темнота… Когда открыла глаза, увидела вас вокруг и то, как вы сражаетесь с тем эльфом.

– В общем, – вздохнул я, – ты могла, получается, пролежать в том колодце не один десяток, если не сотню, лет. Так?

– Так, – согласилась Нарив. – Но мы не узнаем, сколько я здесь провела, пока не выберемся отсюда и не найдем людей.

– И где мы их будем искать?

– На севере, – ответила она. – За горами.

Вскоре меня позвал Ламил, и я, оставив Нарив на попечение Молина и Баина, направился с ним к Седому. Когда я пересказал ему все то, что рассказала моя новая знакомая, он, кажется, остался доволен. По крайней мере, никаких замечаний, ругательств и прочих признаков неодобрения не последовало.

– На север так на север, – сказал капитан, когда я закончил. – Только еще надо из-под земли выбраться.

Все опасения насчет того, что из-под земли нам выбраться не удастся, оказались напрасными. Второй тоннель, выходивший из зала, оказался прямым, как стрела. Ни единого изгиба, ни одного разветвления. Единственным неудобством оказалось то, что идти пришлось по пояс в воде, а до самого тоннеля следовало доплыть с островка, на котором мы располагались. Но это все по сравнению с недавними событиями казалось такими мелочами… Быстро переплыв подземное озеро, мы выстроились в тоннеле в колонну по трое и, оставив позади пусть слабый, но свет, шагнули в темноту.

– Нарив… – шепнул я идущей рядом женщине.

– Заткнись! – Злобное шипение, раздавшееся в ответ, вогнало меня в ступор так, что я на миг остановился, и сзади кто-то на меня налетел. – Ты, салага, прислушивайся лучше к окружающему!

Эти слова были последними, которые я от нее услышал до того момента, когда мы снова вышли на поверхность. Это произошло через пару звонов после того, как мы покинули зал с островком. Вокруг царит кромешная тьма… Обычные звуки, многократно усиленные эхом и воображением, превращаются во что-то совсем странное… Хорошо хоть, уровень воды понижается. Сначала она доходила до груди, но вскоре опустилась до пояса, а потом и до колен. Когда впереди забрезжили слабые отблески света, что-то перевернулось во мне, заставляя ускорить шаг. Выбраться поскорее из давящей тьмы, единственными ориентирами в которой было гладкое дно тоннеля и звук дыхания товарищей, идущих по сторонам.

Выход из подземелья зарос лианами, перекрывшими путь к свободе не хуже железной решетки. Хотя все же – хуже. Ведь наши мечи справились с растениями гораздо легче, чем если бы это и вправду было железо. Идущие впереди, желая поскорее выбраться, быстро изрубили преграду в клочья, и я, выйдя на свет зарождающегося дня, зажмурился от еще неярких, но очень острых лучей утреннего солнца. Тоннель, как оказалось, вывел нас к самой реке. Лишь небольшая кромка берега, которую перечеркивал выбегающий из тоннеля ручей, отделяла черный зев тоннеля от неспешно текущих темных вод.

– Ну как? – наконец спросил я Нарив, которая, прикрыв глаза рукой, наблюдала за солдатами, сноровисто прокладывающими путь среди низких растений с широкими мясистыми листьями. – Узнаешь что-то?

Она посмотрела на меня как на идиота:

– Что я могу узнать? Джунгли?

– Ну, вон стена вроде. – Я указал на противоположный берег реки, посмотрел на склон над головой. – И вот стена…

– Здесь сходятся пять рукавов реки, – фыркнула Нарив. – И город состоит из пяти частей. Единственное, что я могу сказать, – как добраться отсюда до гор, перейти через них и дойти до ближайшего человеческого города.

За день мы прошли совсем немного. Вокруг царила ставшая уже привычной атмосфера джунглей – море насекомых, труднопроходимая растительность и ни следа тварей, напавших на нас в городе. Единственным серьезным препятствием стала река, которую пришлось-таки форсировать. Но случились и радостные события – почти сразу после того, как мы переправились на другой берег, из джунглей вышли другие уцелевшие во время ночного боя в городе. Отряд сразу же увеличился почти до трех сотен. В честь этого Седой даже объявил привал, дав людям возможность поделиться своими приключениями. Конечно, это была не главная причина – задержаться командир решил для того, чтобы разослать вокруг разведчиков и попытаться найти кого-то еще. В итоге к нам присоединилось еще более десяти человек, а также были найдены просеки, говорящие о том, что кое-кто из уцелевших не стал дожидаться остальных и отправился в путь самостоятельно. Сразу же возник спор о том, что делать дальше. Мне, как единственному, кто почему-то понимал Нарив, выпала честь присутствовать на совете.

– Спроси у нее, – Седой указал на женщину, – куда нам теперь следует идти?

Я перевел вопрос.

– Вдоль реки, – ответила Нарив. – Если идти быстро, то через два дня мы переправимся через еще один приток, а еще спустя день дойдем до гор.

– Самая большая просека забирает на запад, – нахмурился Ламил, когда я перевел слова Нарив. – Там прошла по меньшей мере сотня человек.

– Нарив, а что на западе? – спросил я.

– Джунгли. Идти около пятнадцати дней и придется все равно переправляться через реку. В итоге вы, если пройдете по прямой, снова выйдете к морю. Но единственный перевал, через который можно преодолеть горы, – к северу от нас.

– Пойдем на север, – даже не раздумывая, решил Седой.

– Но там… – начал было Ламил.

– Там идти пятнадцать дней! – перебил капитан. – Даже если догоним тех, кто туда ушел, то придется еще возвращаться. Ты хочешь полтора месяца еще продираться через эти проклятые джунгли? Сколько людей мы потеряем за это время?

Спор продлился недолго. Хотя Ламил всячески отстаивал свою точку зрения, Седой оказался непреклонен. Закончилось все тем, что капитан просто рявкнул на десятника и приказал тому заткнуться. Решение было принято окончательно.

До вечера никаких новых происшествий не последовало. После всего никто уже не считал происшествием гибель нескольких человек от укусов змей, пауков и Дарен знает каких еще ядовитых тварей, водившихся в этих джунглях. Хвала богам, что хоть наш десяток смерть сегодня миновала. Остановились засветло. Несмотря на то что каждый хотел как можно дальше убраться от затерянного в джунглях города, еще одно желание оказалось сильнее – голод. Со всех сторон доносилось бурчание пустых желудков. Молин даже пошутил, что мы словно стая квакающих жаб. Но ответа на свою шутку так и не дождался – только Молин мог шутить в такой ситуации.

Снова во все стороны отправились группы охотников. На этот раз задача у них была попроще – ведь число ртов, которые следовало накормить, сократилось с тысячи до двух с небольшим сотен. Мы же расселись у костра, вытянув уставшие за день ноги.

– Молин, чего погрустнел вдруг? – Баин пихнул друга в бок. – О чем задумался?

– Идиот я! – Молин вдруг с силой ударил кулаком о землю.

– Ну, это не секрет, – хмыкнул я. – Из-за чего на этот раз?

– То золото… – начал Молин.

– Тебе мало? – Баин приподнял бровь. – Скажи спасибо, что у тебя в кармане всего лишь жук ожил, а не какая-нибудь гигантская змея.

– Да нет же! – Молин скривился, будто раскусил кислую ягоду. – Можно ж было как-то разломать те фигурки, пока они золотые. Разрубить мечом…

– И получить потом куски дохлого эльфа, – закончил за друга я, – или какую-то другую тварь, порубленную на кусочки.

– А вдруг они так и остались бы золотыми! – продолжал настаивать Молин. – Или переплавить их…

– На чем? – спросил Баин. – Там даже для костра дров не было.

– Да ну вас! – Молин махнул рукой и отвернулся.

– Хотя в чем-то Молин прав, – не обращая на обиду друга внимания, продолжил Баин. – Можно было поискать фигурку, например, свиньи или быка.

– Зачем? – удивился я.

– Затем, – Баин поднял вверх палец, – что тогда мы получили бы гору мяса и не пришлось бы сейчас охотиться.

– А то ты сейчас охотишься… – пробурчал Молин.

Ночь прошла тихо и спокойно. Правду говорят – плохое и хорошее чередуются между собой. Если прошлая ночь обернулась сущим кошмаром, то эта – благодатным отдыхом. Есть какое-то равновесие… Настораживает только одно – раз сегодня все хорошо, то завтра ведь, уравновешивая сегодня, может быть очень плохо. Как бы то ни было, уже наутро мы, подкрепившись коптившимся всю ночь мясом, снова отправились в путь.

– Скажи, Нарив… – Женщина, идущая рядом со мной, уже не обнажена, как вчера. Рубаха снова вернулась ко мне, а Нарив забрала себе одежду тех несчастных, которые погибли вчера. – Как ты голыми руками убила того эльфа?

– Я же – жрица Роаса, – усмехнулась Нарив. – Он и дает мне силу. Все, посвященные Богу войны, обучаются с самого младенчества. А после посвящения получают частицу силы нашего господина.

– И то красноватое сияние вокруг твоих рук, когда ты убивала эльфа и его тварей, – это сила Роаса?

Нарив молча кивнула.

– Как же тебя смогли победить, – удивился я, – если у тебя есть божественная сила?

– Я всего лишь человек. – Нарив говорит спокойно, таким тоном, словно объясняет очевидные вещи неразумному ребенку. – Частичка божественной силы делает человека сильнее, но не делает его богом.

– Ты и железо смогла бы прошибить так? Голой рукой?

– Железо – нет. Только живую плоть. Доспехи и оружие эльфа – это живые существа.

Вид у меня, наверное, был настолько разочарованный, что Нарив даже рассмеялась. Ну а я решил не уточнять, почему же сила Роаса настолько избирательна – сквозь плоть рука его служительницы может пройти, как сквозь масло, а железо, видите ли, пробить не может. Вместо этого я спросил о другом:

– Как эльфам удалось приручить этих тварей? Ну, которые у них вместо доспехов и оружия.

– Говорят, что они сами их создали, – ответила Нарив. – У эльфов с кхреес'к что-то вроде договора. Или союза, если хочешь. Эльфы, как ты сам понимаешь, используют их для того, чтобы защитить свои тела и убивать врагов. Как доспехи и оружие. А кхреес'к, в свою очередь, когда эльф надевает их, питаются его кровью.

– Как? – Я ошарашенно уставился на Нарив.

– Вот так! Присасываются к коже и понемногу пьют кровь хозяина. И на вас они напали, скорее всего, только из-за того, что сильно оголодали. Эльфов ведь вы в городе не видели?

– Нет, – покачал головой я. – Но… чтоб добровольно дать сосать у себя кровь… Лучше уж махать старым добрым железом!

– То-то вы стольких потеряли, пока пытались эльфа железом убить, – усмехнулась Нарив. – Кхреес'к – не просто оружие и доспехи. Когда эльф ранен, они выделяют слюну, которая убирает боль. Они могут сами подправить направление движения хозяина…