Текст книги "Унесенные магией"

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Брумгум замолчал. Повисла гробовая тишина, в которой, кажется, слышно даже, как ползают по камням слизни. Затихли и солдаты, шепотом передававшие назад мой перевод рассказа гнома. Нарив сидит не шевелясь, словно статуя. И цвет ее лица – цвет белого мрамора, из которого статуи и вытачивают.

– Охренеть… – сипло прошептал успевший вернуться Молин, и это единственное слово, отбиваясь эхом, заскакало между стенами расщелины.

– Это куда ж мы вляпались? – пробормотал Ламил, оглядываясь по сторонам, словно мог на каменных стенах увидеть ответ на свой вопрос. Хотя хочет ли кто-то получить этот ответ?

– Какие монастыри Роаса уцелели? – Голос Нарив настолько ледяной, что даже я, не говоря уж о гноме, зябко передернул плечами.

– Не знаю, госпожа… – прошептал Брумгум. – Зачем вам те проклятые монастыри?

Кулак Нарив, на миг словно размывшийся в воздухе, застыл на расстоянии лишь чуть большем толщины волоса от лица гнома. Брумгум отшатнулся так резко, что повалился на спину и изо всех сил вжался в щель между камнями, стараясь укрыться от ставшей вдруг такой страшной Нарив. Его взгляд, чуть не обезумевший от ужаса, не отрывается от застывшего, подобно камню, искаженного яростной гримасой лица женщины. Нарив сдержала удар лишь нечеловеческим усилием воли. Медленно, с неловкостью деревянной куклы она сделала шаг назад, отступив от гнома, и резко развернулась спиной к нему. Только сейчас раздался дружный вздох всех, присутствовавших при допросе гнома.

– Я думал, она его прибьет, – прошептал Молин и отступил на всякий случай подальше.

– Нарив… – Если женщина и услышала, что я к ней обращаюсь, то не подала виду.

Нарив, широко шагая, отошла в сторону и, сев на первый попавшийся камень, закрыла лицо ладонями.

– Ну все… успокойся… – Ламил постарался успокоить трясущегося гнома, но тот его, естественно, не понял. – Алин! Чтоб тебя… Успокой этого коротышку!

– А?.. – Я с трудом отвел ошалевший взгляд от Нарив и только спустя какое-то время понял, что же от меня хотят. – Да… сейчас…

– Не нравится мне эта баба, – Ламил уже повернулся к Седому, – психованная какая-то… Может, избавимся от нее?

Я подошел к гному и принялся нести какую-то успокаивающую чушь насчет того, что нам в последнее время пришлось многое пережить, что Нарив очень почитает богов и такое отношение к ним вывело ее из себя, уверял, что Брумгуму ничего не грозит и никто его даже пальцем не тронет… Но мое внимание в основном было обращено на разговор капитана и десятника.

– …Не знаю, Ламил. – Седой говорит медленно, тщательно обдумывая ситуацию. – Она – наш единственный проводник…

– Да какой она проводник! – всплеснул руками Ламил. – Сама же сказала, что триста лет здесь не была. А по словам этого коротышки, тут все настолько изменилось…

– Но до гор она нас довела, – возразил капитан. – И к людям вывела.

– И за это ей большое спасибо! – перебил Ламил. – Тут кого-то другого найдем в проводники.

– Алин, – Седой отмахнулся от Ламила, – спроси у гнома насчет магов. Может, видел здесь кого-то из них?

Гном уже более или менее успокоился, и, хотя страх еще не покинул его глаз, рассудок в них уже вернулся. Он понял, что, по крайней мере сейчас, его убивать никто не собирается.

– Слушай, у вас есть маги? – Я присел на корточки и улыбнулся.

– Маги? – повторил он, с опаской глянув на так и продолжавшую сидеть неподвижно Нарив. – Какие-такие маги?

– Ну маги… – Дарен, как ему объяснить? – Знаешь, которые всякие чудеса творят, колдовство?..

– Погоди! – Гном окончательно пришел в себя и снова сел на камень, с которого, испугавшись Нарив, свалился. – Вроде как жрецы раньше чудеса творили…

– Нет, не жрецы… – попытался перебить я, но Брумгум не слушал.

– …Только нет у нас сейчас жрецов. Запретил их король. И чудеса, о которых ты говоришь, тоже запретил…

Он продолжал говорить еще что-то, объясняя, почему именно запретили жрецов и чудеса, но я уже понял основную мысль.

– Нет здесь магов. – Я встал и, похлопав гнома по плечу, подошел к капитану. – Говорит, что у них тут и жрецов, и всякую магию запретили.

– Ну вот, а ты говоришь – бабу прогнать… – Седой раздосадованно хлопнул себя по бедру. – Местные нам тут не помощники.

– А эта, которая триста лет тут не была, – Ламил упрямо кивнул в сторону Нарив, – помощница? Куда она нас приведет? И кого еще пришибет ненароком, дура психованная?

– Гном же сказал, что какие-то монастыри уцелели! – Я позволил себе вмешаться и перебить десятника, за что заслужил очень недовольный взгляд с его стороны. – И Нарив говорила, что маги посещали ее монастырь. Так в монастыре и надо искать!

– Вот! – поднял палец Седой. – А кто нас к монастырю приведет, если местные уже, наверное, и забыли, где они находились?

– А она, за триста лет, не забыла?

– Я так понял, – капитан поднял голову и посмотрел прямо в глаза Ламилу, – что для нее эти триста лет прошли, как для тебя – ночь. Пока она пойдет с нами. Если появится другой проводник – хорошо. Нет – будем довольствоваться тем, что есть.

Капитан ясно дал понять, что всякие обсуждения на этом закончены. Отвернувшись от недовольно сопевшего десятника, Седой посмотрел на испуганно косившегося в сторону Нарив гнома, потом на саму женщину, так и продолжавшую сидеть неподвижно.

– Спроси у гнома, что там дальше по ущелью.

Я не сразу понял, что вопрос обращен ко мне, – мои мысли вертелись вокруг произошедшего инцидента. Нарив ведь обычно так рассудительна, никогда не теряла головы… Хотя а как бы я себя чувствовал на ее месте? Скажи мне кто, что последнему из моих воспоминаний, которое вроде бы относится к совсем недавнему, не более недели назад, времени, исполнилось несколько сот лет… Да еще и весь мир перевернулся с ног на голову… Вот ты, Алин, как бы себя чувствовал, узнав, что из всеми уважаемого человека, можно сказать – героя, рисковавшего жизнью в бою с общим врагом, в один момент, даже сам того не подозревая, превратился в изгоя, которого чуть ли не ненавидят все твои соплеменники?..

– Алин, ты оглох? – Окрик капитана хлестнул, словно плеть.

Встряхнувшись, я принялся расспрашивать гнома о том, что ждет нас впереди.

– Как полдня пойдете прямо по этой расщелине, – ответил Брумгум, – то выйдете на перекресток с широким каньоном. Там, если налево свернуть, выйдете к Малому входу Карбума. Это город, где я живу. А если в каньон сворачивать не будете, то еще через день выйдете в долину Чаши, где, по левому склону, Большой вход Карбума…

– А сквозь горы как пройти? На ту сторону?

– В Гиблые места? – Брумгум посмотрел на меня как на сумасшедшего. Видно, что он очень хочет сказать по поводу нашей цели что-то нелицеприятное, но, снова взглянув на Нарив, просто покачал головой. – Туда никто не ходит. Это вам до Харума, нашего самого северного поселения, надо, а куда дальше – я не знаю.

– Седой, смотри, какую птицу поймали! – окликнул кто-то сзади, и все внимание окружающих переместилось на что-то, пока мне не видимое. – Да расступитесь же вы, ослы…

Толпящиеся вокруг солдаты зашевелились, будто высокие стебли травы, через которую кто-то пробирается, и вскоре перед капитаном остановились трое – два дюжих наемника и зажатый между ними незнакомый мне субъект, левую сторону которого украшает стремительно наливающийся краской синяк. Уж этот – точно человек, а не гном или еще кто-то. Стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу и бросая по сторонам быстрые взгляды. Одет в длинную, ниже колен, кольчугу, из коротких рукавов которой, поразительно контрастируя с богатым доспехом, торчит какое-то серое, не первой свежести, тряпье. Ни оружия, ни шлема у пленника не оказалось.

– Мы там, позади, в заслоне стояли, – принялся объяснять тот из наемников, который постарше, – а тут Гарит шевеление какое-то заметил. Доложили десятнику, так тот и говорит, мол, изловите птичку, только аккуратно – чтоб перышки не помяли. Ну, мы за камнями скрытно обошли, а они, голубчики, там сидят и в носу ковыряют. Этого вот сразу по голове отоварили… Правда, пока с ним канителились – другой убег.

Седой лишь кивнул в ответ на рассказ наемника и тут же обратился к пленному. О Брумгуме все как-то разом позабыли.

– Ты кто такой? – Капитан осекся, увидев, что пленник не понял ни слова. – Алин, чтоб тебя…

– Ты кто? – поспешно, не дожидаясь продолжения со стороны Седого, спросил я.

– Я? Это… – Пленник оторвался от увлекательнейшего занятия – подошвой странного мохнатого сапога, судя по всему сделанного из козьей шкуры, он размазывал тонким слоем по плоскому камню, на котором стоял, ненароком раздавленного слизняка. – Карола я… Звать меня так, в смысле…

– Эк вы его приложили… – прищурился Ламил, слушая, как пленник что-то мямлит заплетающимся языком. – Или он от рождения такой?

Седой лишь отмахнулся, не отрывая сурового взгляда от Каролы:

– И зачем ты за нами следил?

Карола непонимающе смотрит на капитана, но, когда я перевожу вопрос, взгляд его проясняется, и он кивает так, словно кто-то ухватил его за волосы на затылке и трясет теперь голову, пытаясь ее оторвать.

– Ямал нас за вами отправил! – радостно зачастил Карола. – Вы как прошли мимо нашего поста, так Ямал отправил одного с докладом в Карбум, а нам и говорит: идите и посмотрите, куда они направились.

– Сколько от вашего поста до Карбума идти? – после небольшой паузы спросил Ламил.

– Хрона три. А ежели бегом, то и за меньше управятся.

– Что еще за «хрона»? – Седой сплюнул под ноги и выжидающе уставился на меня.

Я лишь пожал плечами.

– От рассвета до заката – двадцать хронов, – раздался вдруг голос Нарив, о которой в этом вихре событий все успели забыть. Похоже, она уже полностью пришла в себя. А если нет, то очень умело это скрывает. Только некоторая бледность абсолютно бесстрастного лица напоминает о том взрыве эмоций, который совсем недавно чуть не закончился печально для несчастного гнома. – С того момента, как нас не пропустила та застава, прошло чуть более четырех хронов.

– Значит, три… пусть два с половиной этих самых хрона… – принялся подсчитывать Ламил.

– Это выходит, один хрон – около полутора звонов, – вклинился Баин.

Десятник, которого Баин сбил со счета, злобно зыркнул, но, подумав, кивнул:

– Ну да… Почти четыре звона уже как о нас знают в том городе. – Он снова взялся за подсчеты, а все остальные, включая капитана и даже Каролу, притихли, стараясь не мешать. – Еще через полтора звона Ямал получит указания, а тот второй, который был вот с этим и убежал, доберется до своих… Если бегом и ноги себе на камнях не переломает, то где-то через четыре звона.

– Значит, через четыре звона на той заставе будут знать, куда мы направились, – подхватил мысль Седой. – К концу второй дневной стражи об этом станет известно в городе, и еще через три с половиной звона Ямал снова получит указания. За тыл, где-то до половины первой ночной стражи, можно не беспокоиться. Алин, спроси, сколько сюда от города идти.

– До города отсюда, если поскорее, как дойти можно? – перевел я.

– До Карбума? – Карола шмыгнул носом и попытался потереть распухшую щеку о плечо. – Это по расщелине до каньона…

Он повторил то, что нам уже рассказал Брумгум о пути к Малому входу в Карбум. С той лишь разницей, что гном в своем рассказе как-то обошел тот момент, сколько идти от Малого входа до этой расщелины по каньону. Из сказанного же Каролой выходило, что этот путь занимает всего лишь около трех звонов.

– Значит, в каньоне нас уже будут ждать, – подытожил Ламил.

– Возможно, – кивнул капитан. – Ну, чего сгрудились здесь? Быстро разошлись по десяткам! Через пять мгновений выступаем!

– А с этими что делать? – Ламил указал взглядом на гнома и Каролу.

– С собой возьмем, – бросил капитан, отворачиваясь. – Ты за них отвечаешь.

Нас действительно ждали. Впрочем, по-другому ведь и быть не могло. Несколько сотен вооруженных и, по всей видимости, умеющих с оружием обращаться людей, которые появились ниоткуда, просто не могут не привлечь внимания правителя этих земель и должны вызвать соответствующую реакцию. Ведь так? А вдруг мы – захватчики какие-нибудь! Захватили же в плен одного из солдат, посланных проследить за нами. А что там наплел второй, которому удалось сбежать, – одному Дарену известно. Нет, в том, что нас просто так не оставят в покое, никто даже не сомневался.

На горы только опускались сумерки, а в расщелине, по которой мы шли, уже царила ночь. Как только стемнело, расщелина предстала перед нами совсем в другом свете, чем днем. Именно «в свете»! Вначале незаметно, но потом все явственнее на стенах ущелья разгорелись тусклым светом ажурные пятна всех цветов и размеров. Вот совсем небольшое, напоминающее неровную многоконечную звезду зеленоватое пятнышко. А вон, на высоте нескольких человеческих ростов, длинная, похожая на небрежный мазок гигантской кисти, красноватая полоса. Зрелище, скажу я вам, потрясающее. Красками заиграло все вокруг, и только редкие островки тьмы – голый камень – плавают в этом цветном хаосе. А среди тусклых, но кажущихся такими яркими в темноте красок медленно, почти незаметно передвигаются более яркие зеленоватые комочки.

– Мох, – пояснил Брумгум, глядя на наши пораженные лица. – Он в это время года всегда так светится. А зеленоватые пятна – это слизни. Тоже светятся…

Время от времени где-то наверху завывает, словно неприкаянное привидение, ветер, а здесь, внизу, эхом отлетают от каменных стен ругательства поскользнувшихся солдат и негромкие слова, из которых следует, что люди предпочли бы остановиться на ночлег и не ломать ноги по опасной дороге. Иногда такие разговоры обрывают резкие окрики десятников. Думаете, если все вокруг освещено мхом и слизнями, то идти легче, чем если бы здесь была тьма? Ничуть! Да, свет есть, и в этом свете даже что-то видно. Но это не тот свет, который позволит разглядеть дорогу. Наоборот. Разноцветные пятна скрывают очертания камней под ногами, искажают и словно размазывают все, на чем растет мох. Вот вроде небольшой валун, покрытый разноцветными разводами мха: его можно разглядеть, но форму и размеры его определишь только на ощупь. Люди идут медленно. Несмотря на свет – практически на ощупь, то и дело оскальзываясь на влажных камнях или слизнях. Тут сломать ногу – плевое дело.

В десяти шагах впереди нашей небольшой армии идет десяток Кролана. В полном боевом облачении, каждое мгновение ожидая встречи с врагом, опытные воины смотрят не столько себе под ноги, сколько вперед, пытаясь заметить признаки опасности. Из-за этого они спотыкаются гораздо чаще остальных, и один из передового десятка уже отправился куда-то назад с вывихнутой ногой.

Кролан остановился и поднял руку. Мы, в отличие от авангарда, смотрим в основном себе под ноги и реагируем только на окрик Ламила:

– Стой!

Послушно замерев на месте, я проводил глазами одного из солдат Кролана, пробежавшего мимо меня назад, к капитану.

– Ну вот… – Молин отошел к ближайшей стене и сковырнул кусочек светящегося мха, который, впрочем, тут же, только отделившись от камня, погас. – Лично я лучше полюбуюсь всем этим сидя на одном месте, а не рискуя что-то себе сломать.

– Если Кролан остановился – значит, впереди что-то есть. – Баин меланхолично посмотрел на друга. – Гляди, чтоб те, кто впереди, сами чего не сломали.

– Думаешь, будет бой? – Молин тут же посерьезнел.

– Увидим. – Баин, предварительно смахнув жирного слизня, уселся на камень и привалился спиной к стене расщелины.

– Что один, что другой. – Я покачал головой и пинком отправил в сторону Баина небольшой, светящийся фиолетовым камешек. – Один ноет, а второй каркает.

– А ты у нас, значит, уже успел стать героем? – тут же съехидничал Молин. – Горишь желанием ломать ноги по камням и броситься в бой?

– Горю желанием хорошенько выпить и броситься в постель, – пробурчал я, присаживаясь рядом с Баином.

– С Нарив? – тут же уточнил неугомонный Молин и поскользнулся, уворачиваясь от запущенного ему прямо в лицо слизня.

– Не завидуй! – Я вытер руку о штаны и поднял взгляд на Нарив.

Всю дорогу женщина молчала. Сначала я попытался как-то ее разговорить, но, не добившись успеха, решил, что, наверное, лучше для нее после сегодняшних новостей побыть наедине с собой, насколько это возможно среди трех сотен солдат. Вот и сейчас она безучастно смотрит куда-то вперед.

– Нарив, ты как? – спросил я больше для порядка, чем надеясь на ответ.

Но неожиданно женщина ответила:

– В порядке. – Голос у нее практически такой же, как и раньше. Только еле заметная нотка грусти еще звучит в нем. – Нормально, Алин.

– Ну и хорошо… – Надо сказать что-то еще, продолжить разговор, но в голову почему-то ничего стоящего не приходит.

– Я здесь была лишь раз ночью… – После долгого молчания Нарив, похоже, самой хотелось поговорить. – В этих горах была, наверное, раз двадцать, но ночью здесь ходила лишь раз…

– Красиво здесь. – Я с облегчением кивнул. – А я никогда такого не видел.

Мимо, прервав только начавшийся разговор, пробежал Седой. За ним – Ламил, который походя больно пнул меня в голень.

– Чего расселись? – бросил он. – А ну – в строй!

Мы мигом заняли свои места, хотя Ламил и не думал проверять, исполнен ли его приказ.

– Не для меня это… – Молин тяжко вздохнул. – Вернемся домой – к солдатам даже на десять шагов не подойду!

– Зато будет что внукам рассказать. – Тон у Баина все такой же меланхоличный, так что непонятно, шутит он или нет. – Еще и подзаработаешь, рассказывая в старости об этом всем в тавернах.

– А слушатели будут над тобой смеяться и просить, чтоб лучше станцевал. – Не отомстить вечно подшучивающему над всеми Молину я не смог.

– Не-е-е-е… Это вы будете танцевать, пока я рассказываю. – Молин не только не обиделся, но и поддержал шутку. – А еще Нарив с собой заберем – пусть тоже танцует.

– Я переведу ей твое предложение, – с хищным оскалом парировал я и расплылся в довольной улыбке, глядя, как Молин отшатнулся.

– Тогда нам придется танцевать без его рассказов. – Наконец-то в голосе Баина промелькнули какие-то чувства. – Нарив ему язык за такие слова вырвет, засушит и будет носить его как кулон.

– Что-то я слишком часто слышу свое имя…

За всеми этими шутками я совершенно забыл, что женщина стоит совсем рядом и если не понимает смысла нашего разговора, то уж свое имя разобрать должна.

Молин и Баин тут же затихли, хотя слова Нарив и не звучали угрожающе.

– Это мы делимся планами на будущее. Когда вернемся домой. – Я посмотрел на Нарив и улыбнулся как можно дружелюбнее.

– Да? Судя по тому, сколько раз я услышала свое имя, мне в этих ваших планах отведена немалая роль?

– Да мы тут шутим…

Из щекотливой ситуации меня, а возможно, и Молина, спас десятник. И за это я простил ему пинок.

– Тащите сюда этих гнома и мямлю! Алин, будешь переводить… – Когда привели наших пленников, Ламил встал перед ними, уперев руки в бока. – Вы свободны. Пойдете вперед и передадите командиру того отряда, который преграждает нам путь, что мы не хотим войны. Поняли? Мы пришли с миром и хотим лишь пройти через горы на север.

Я перевел его слова и для верности переспросил, запомнили ли Брумгум и Карола их. Оба кивнули: вначале гном, а после – с некоторой задержкой – Карола.

– Они поняли, – повернулся я к десятнику.

– Отведи их к десятку Кролана и пусть убираются, – распорядился Ламил. – Потом – мигом назад и в строй! Спать сегодня не придется.

Пленники, поняв, что их отпускают, мгновенно ожили. Карола даже будто стал выше ростом – выпрямился и поглядывал вокруг с таким видом, словно он находится не посреди чужой, может, вражеской армии, а… Даже не знаю где. Примерно так поглядывали по сторонам имперские легионеры, иногда появлявшиеся в Агиле. Даже не верится, что еще совсем недавно он всем своим видом не вызывал никаких чувств, кроме жалости. Я провел Брумгума и Каролу к нашему передовому отряду, хлопнул по плечу одного из солдат, стоявших в шеренге и загораживающих проход. Тот, оглянувшись, без лишних слов потеснился, открыв небольшую щель между щитами. Видимо, приказ отпустить пленников был здесь уже известен.

– Бывайте! – попрощался я, указывая бывшим пленникам на путь к свободе.

Проход снова закрылся, и гном с мямлей исчезли из вида, скрывшись за рядом солдат. Я вернулся к своему десятку. Здесь уже вовсю разоряется Ламил.

– …Поэтому я еще раз повторяю: если какой-то олух уснет до того, как я отдам приказ, он у меня год копать сортиры будет! – Заметив, что я вернулся, десятник, к облегчению остальных, перенес свое внимание на меня. – Ушли?

– Да, господин десятник! – Я быстро встал на свое место, чуть потеснив Молина.

Ламил кивнул и снова куда-то убежал.

– Стоять нам так до конца этой стражи, – тихо, хотя Ламила поблизости уже не было, ввел меня в курс дела Молин. – Ламил говорит, что будем ждать здесь в полной готовности, пока или не начнется бой, или не начнутся переговоры.

– А если начнутся переговоры, то будем так же ждать их окончания. – Баин судорожно зевнул. – В любом случае о том, чтоб поспать подольше, можно и не мечтать.

– Я уже забыл, что такое вообще это «поспать подольше». – Зевок оказался заразительным, и моя челюсть хрустнула так, словно кто-то наступил на сухую ветку.

– Тебе, наверное, вообще поспать не придется. – Молин толкнул меня в бок. – Так что не зевай!

– Это почему? – удивился я.

– Потому что, когда начнутся переговоры и мы будем сладко спать, ты будешь переводить для капитана.

– А потом расскажешь нам, о чем там речь шла! – подключился Баин.

– Во сне увидишь, о чем там речь шла! – Настроение мое резко испортилось, а спать захотелось еще больше.

Друзья конечно же оказались правы. Меня вызвали к капитану, как раз когда я уже совсем уверился в том, что до рассвета никаких переговоров не будет. Пришлось, подавляя, наверное, тысячный зевок, следовать за посыльным.

Причиной, по которой меня позвали, был конечно же парламентер. Его я увидел, как только протолкался сквозь небольшую толпу, собравшуюся сразу за спинами десятка, перекрывающего расщелину, проскользнул сквозь стену щитов и оказался рядом с капитаном. Посланник стоял чуть более чем в десяти шагах от стены щитов. Просто темный силуэт в гордом одиночестве, без белого флага или каких-либо других атрибутов, указывающих на его мирные намерения. Может, у них здесь не знают, что такое белый флаг? Или это не переговорщик, а, скажем, он так вызывает нас на бой один на один? Вдруг у них так принято?

– Может, Нарив позвать? – спросил я у Ламила, который со скучающим видом очищает ножом небольшой камешек от светящегося мха. – Она все же местная…

– Эту сумасшедшую? – Десятник зло отбросил камень в сторону и вытер нож о рукав. – Чтоб она набросилась на посланника, как на того гнома?

– Таких, как Нарив, насколько я понял, здесь не любят, – тихо сказал Седой. – Так что на этих переговорах мы лучше без нее обойдемся. Пошли уже, а то гость заждался.

Мы подошли к стоящей неподвижно фигуре и остановились в паре шагов от нее. Нашим гостем оказался высокий, тощий как жердь мужчина с огромной, впору гному, бородой. Вот честное слово, если бы не рост, то я никогда не поверил бы, что передо мной человек! Одет он все в ту же кольчугу, которая, похоже, здесь – обычное дело для воина. На голове – небольшой круглый шлем. Даже скорее не шлем, а металлическая шапочка. Ни оружия, ни щита при нашем госте не видно. Когда мы остановились, он коротко поклонился.

– Карола и Брумгум передали нам ваши слова, – не представившись, произнес он. – Мы хотим знать – кто вы, откуда здесь появились и что вам нужно в Гиблых землях.

Я исправно перевел все сказанное, заслужив удивленный взгляд посланника.

– Перед тем как отвечать на такие вопросы, – с ленцой, словно это не он только что опасался, что Нарив может испортить переговоры, сказал Седой, – неплохо было бы знать – кто спрашивает. Переводи точно, как я сказал.

Гость нахмурился.

– Тысячник Байрода. – Снова короткий, чуть заметный поклон.

– Можешь звать меня просто Седой. Вот что, господин Байрода, – Седой говорит так, будто обсуждает погоду, пиво в таверне, но никак не судьбу подчиненных ему трехсот солдат, – рассказывать всю нашу историю – слишком долго. Я могу дать слово, что ни у меня, ни у моих воинов нет по отношению к вам никаких враждебных намерений. Я могу дать слово, что мы, если вы нас пропустите, просто пройдем мимо и испаримся как утренний туман…

Я перевожу, украдкой наблюдая за тысячником. Он нахмурился еще больше или это так странно искажает его лицо неверный свет, исходящий от мха?

– …И я могу поклясться, – голос Седого внезапно зазвенел сталью, – что если нам придется драться, то это будет стоить вам очень дорого.

Тишина… Звонкая, осязаемая тишина в ответ. Только в голове звучат отголоски слов капитана. Байрода вдруг расхохотался, и этот смех оставил невозмутимым только капитана – и я, и Ламил уставились на переговорщика так, словно у него вырос рог на макушке.

– Браво, капитан! – На этот раз поклон нашего собеседника гораздо более уважителен. – Всего три с небольшим сотни бойцов, а зубы скалишь, как южная кошка.

– Позиция здесь уж больно хороша, – пожал плечами Седой. – В таком узком месте я могу сдерживать тысячу даже с сотней таких ребят, как стоят за моей спиной. Воды здесь в достатке. Гном ваш говорил, что слизни съедобные…

– Настоящий воин! – улыбнулся Байрода, но сразу же вновь посерьезнел. – И все же я хотел бы услышать ответы на свои вопросы.

– Алин, расскажи ему вкратце, – вздохнул Седой, переглянувшись с Ламилом.

– Только про девку ту лучше не упоминай, – вставил десятник.

Я рассказал Байроде нашу историю. Как мы сражались с эльфами у Зимрода, как неизвестное заклинание перенесло нас на пустынный берег, как мы прошли сквозь джунгли… Много было такого, о чем я умолчал или упомянул лишь вскользь. О нашей цели, например, я сказал лишь то, что мы ищем способ вернуться домой. Но и услышанного хватило, чтобы Байрода недоверчиво качал головой во время моего рассказа и долго молчал после того, как я закончил.

– Если бы не то, что вы действительно пришли с юга, что вы, кроме вот этого парня, – он указал на меня, – говорите на непонятном языке, и не то, что у вас странная одежда и оружие, я ни за что не поверил бы услышанному.

– Твое право, – пожал плечами Седой. – Я бы тоже не поверил.

– Но хоть я и поверил, – вздохнул Байрода, – пропустить вас все равно не могу.

– Тогда какой смысл в этих переговорах? – Теперь голос капитана звучал очень серьезно.

– Смысл в том, – так же серьезно ответил Байрода, – чтобы сохранить жизни и моих, и ваших людей. От имени его величества Дрогана я требую, чтобы вы повернули назад и как можно скорее покинули наши земли.

– Другого пути избежать боя нет? – спросил Седой.

– Нет, – отрезал Байрода.

– Ну что ж… – Капитан переглянулся с Ламилом, и через миг десятник кивнул. – На рассвете мы выступаем…

Непонятное выражение легло на лицо посланника – смесь разочарования, облегчения, надменности…

– …На север. Мы пройдем мимо вас или, если вы так уж этого желаете, по вам! – Как только я закончил переводить, капитан резко развернулся и, широко шагая, направился назад. Следуя за ним, я оглянулся и успел заметить, что Байрода снова поклонился. На этот раз поклон, адресованный нашим спинам, был намного более глубоким.

– Десятников ко мне! – крикнул Седой, как только мы оказались среди своих, и жестом приказал мне удалиться.

– Ну что? – Этот вопрос звучит со всех сторон, когда я пробираюсь между солдатами к своему десятку. – Что там решили?

Я молчу.

– Что там? – тот же вопрос мне задал Молин, как только я остановился рядом с ним.

– Нас не пропустят, – коротко ответил я, укладываясь на жесткие камни. Надо перед рассветом хоть немного поспать. – Будет бой.

Дарен, я же только закрыл глаза! Кто это, чтоб для него сбывались все проклятия нашего десятника, так бесцеремонно пихает меня ногой в бок? Я с трудом открыл глаза. Оказывается, в бок меня пихает сам десятник.

– Хватит дрыхнуть! – только и сказал он, увидев, что я проснулся.

Я сел и, сплюнув вслед удаляющейся спине Ламила, огляделся. Однако все уже на ногах. Хотя рассвет только угадывается по чуть изменившей цвет полоске неба над нашими головами, мой десяток уже не только проснулся, но и наемники вовсю суетятся – наскоро завтракают остатками провизии, проверяют оружие и доспехи…

– Алин, – я повернул голову и увидел Нарив, – скажи своему десятнику, что, если будет бой, я буду сражаться в вашем десятке.

Я вздохнул и принялся протирать глаза. Хорошо утро начинается… Сон пролетел настолько незаметно, что я уже засомневался, что вообще спал. Теперь еще и объяснять Ламилу, что женщина, которую он настолько «любит», будет сражаться в его десятке. И ведь будет! И по тону, и по упрямому взгляду видно, что она не просит, а ставит в известность.

– Ладно, – буркнул я и заставил себя подняться. Поправил кожаный жилет с бляхами, подобрал щит, копье и отправился вслед за десятником.

– Господин десятник, – Ламил со стороны наблюдал за тем, как его солдаты готовятся к предстоящему бою, – Нарив хочет драться в нашем десятке.

– В кабаке дерутся! – ответил тот. – А мы – сражаемся. Гном с ней – если она так хочет. Выделите ей что-нибудь из оружия.

Видимо, я еще не до конца проснулся – никакого особого удивления не почувствовал. Просто передал Нарив слова Ламила и задумался о том, где бы раздобыть для нее оружие.

– Возьми у кого-то, кто вчера ногу вывихнул или сломал. – Рассудительный Баин, как всегда, пришел на помощь. – Они все равно сегодня драться не будут.

Так у нашей воительницы появился меч. Обычный короткий меч, которым она, судя по тому, как хмуро рассматривает оружие, не особо осталась довольна. От щита и копья Нарив отказалась, даже не взглянув на них.

– И на кой она нам с одним мечом? – покачал головой Вассон. – Прибьют ведь сразу, и будет дыра в строю. Хоть бы щит взяла…

– А ты вспомни, как она с тем эльфом разделалась, – заступился за женщину Молин. – Она сама кого хочешь прибьет!

– Так то один на один, – вставил свое слово Крамм. – А тут главное – строй держать…

Не знаю, сколько еще продолжался бы спор, но все разговоры прервал Ламил:

– Становись, песьи дети!

Его ор воспринимается уже как что-то обыденное.

Мы поспешно заняли свои места. Десятник прошел вдоль строя и остановился перед Нарив, которая стоит слева от меня – между мной и Навином. Критически осмотрев женщину, на которой из одежды так и была лишь та рубаха, которую я дал ей еще в подземном зале при первой нашей встрече, он повернулся ко мне:

– Бери эту бабу и становись на правый фланг. Чтоб она стояла с краю. Приказы будешь ей переводить.

Пришлось покинуть друзей – они оказались теперь через три человека от меня – и встать слева от Спика. Удовлетворившись увиденным, Ламил встал на левом фланге отряда и скомандовал: