Текст книги "Message: Чусовая"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

ВОЙНА БРОНЕПОЕЗДОВ

Это сейчас мы с удивлением прозрели: никуда империя в России не делась! Все советы, компартия, выборы, народовластие – всё это оказалось лишь «дымовой завесой», демагогией, прикрывшей главную, тайную суть: империя жива. Только сделалась она обезличенной – для самосохранения стала отрицать сама себя; отказалась от фигуры, которая бы персонифицировала имперскую суть. Даже Сталина, который вёл себя как император, заклеймили «культом личности». Сталин попросту «провинился» перед идеей империи своим невежеством в оценке допустимых масштабов людоедства. Но и при Сталине, и без Сталина СССР был имперским государством с имперской политикой и имперским мышлением. Да, без частной собственности – но в XX веке частная собственность начала мешать имперской идее. Ведь империя – это не экономика и не право. Империя – это самоощущение и стиль.

Революция 1917 года только укрепила империю, отменив частную собственность – единственную альтернативу тоталитарно-имперским порядкам. Немыслимая победа большевиков в схватке против всего мира в бытийном смысле была обусловлена жизнестойкостью имперской идеи, которую большевики и защищали. В России возникло уникальное государство: виртуальная, «запрещённая» идея империи реально управляла всеми людьми, от простого колхозника до Генерального секретаря. Отмена частной собственности была отменой корысти, а только корысть и была тем стимулом, который мог заставить «массового» человека реально действовать вопреки интересам империи. Уникумы, экзоты, диссиденты не имели значения в век движения гигантских исторических масс.

Поэтому нынешний возврат к частной собственности вполне можно расценивать как попытку свержения империи. Капитал (то есть независимость человека) способствует восстановлению моральных норм. А империя всегда аморальна, потому что высшая ценность для империи, её идеал и цель – это она сама. В новое время капитал – угроза империи. Но империя слишком умна, чтобы попасть в простенькую ловушку «реставрации капитала». Сращение бизнеса и власти, коррупционность и криминализация, рост бюрократии, законодательная свистопляска, деградация социального государства и «укрепление вертикали» – это мимикрия имперской идеи, которая вновь завладевает страной на подсознательном уровне.

И в начале XX века, в эпоху роста капитала и роста самосознания, ситуация была подобна нынешней. Укрепляющийся капитал начал диктовать империи свои правила игры. А с переменой правил менялась и цель. Чтобы сохраниться, имперской идее потребовалось «лечь на дно» и обуздать буржуазные свободы. В аграрной стране, какою тогда была Россия, обуздание буржуазных свобод тотчас воплотилось в отмене частной собственности на землю – в Декрете о земле 25–27 октября 1917 года.

А на промышленном Урале этот декрет был воспринят сравнительно спокойно. «Посессионное» заводовладение было «отчуждено» от землевладения, и у заводчиков всегда оставался шанс «договориться» с новой властью. Но 4 февраля 1918 года империя нанесла сокрушительный удар: была объявлена национализация промышленности. Первыми на Урале и на Чусовой были национализированы все владения Строгановых. (Впрочем, по другим данным, первая национализация была объявлена 31 декабря 1917 года, когда национализировали Нижнетагильский горный округ Демидовых.) И с этого момента на Урале переход к вооружённой борьбе стал неизбежен. Хотя на Чусовой долгое время всё оставалось спокойно.

Подлинная война на Урале началась 25 мая 1918 года, когда взбунтовался и захватил Челябинск чехословацкий корпус.

«История Урала»: « Чехословацкий корпус – формирование военнопленных, созданное в России Временным правительством по согласованию с Чехословацким национальным советом и военными миссиями Антанты. Главную часть корпуса составляли военнопленные австро-венгерской армии. Советское правительство разрешило членам корпуса эвакуироваться на родину в качестве частных лиц через дальневосточные порты. К маю 1918 г. корпус насчитывал 40 тыс. человек, эшелоны с легионерами растянулись вдоль Сибирской железной дороги от Пензы до Владивостока. Причиной для выступления чехословаков стал приказ Троцкого о разоружении корпуса».

На подмогу белочехам с востока рванулась Белая армия. На большевистских территориях начались «белые» мятежи; в бассейне Чусовой – на Полевском, Северском и Суксунском заводах. Большевики отступали по всему Восточному фронту. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома была расстреляна царская семья. Но большевикам пришлось сдать Екатеринбург уже 25 июля, а потом сдать и Нижний Тагил. Екатеринбургскую группу войск белых возглавлял генерал-майор Радола Гайда (Рудольф Гейдль). Она состояла из 1-го Средне-Сибирского корпуса генерала А. Н. Пепеляева и 2-й чехословацкой дивизии. 18 ноября 1918 года в лагере белых, свергнув правительство Директории, к власти пришёл адмирал Александр Васильевич Колчак.

На Чусовую война надвигалась по железным дорогам.

В октябре по Горнозаводской железной дороге отступала 29-я дивизия под командованием М. Васильева. Дивизия входила в состав 3-й армии (командующий Рейнгольд Берзин, затем – М. Лашевич), которая обороняла Пермь. Дивизию преследовали войска молодого и талантливого белогвардейского генерала А. Пепеляева. Вдоль Чусовой по Западно-Уральской ветке железной дороги отступала Особая бригада под командованием В. Рейхарда (затем Ж. Зомберга). Комиссаром бригады был венгерский коммунист Бела Кун, впоследствии руководитель Венгерской Народной Республики. В составе Особой бригады были отряды воинов-интернационалистов – венгров, чехов, поляков, китайцев.

Уральский историк И. Плотников рисует мрачную картину отступления красных: « Сказались усиление на тот момент враждебности населения к большевитской власти, неудачное руководство соединениями, работой в них, операциями со стороны командного состава и реввоенсовета 3-й армии, пьянство, разложение в её штабе, действия заговорщиков, неудачные действия начдива 29-й М. В. Васильева…Он в декабре фактически просто отводил её полки по горнозаводской железнодорожной линии к этому городу(т. е. Перми). Подобным же образом действовала Особая бригада».

Белые же, по словам И. Плотникова, чувствовали себя весьма бодро: «В советской исторической литературе было принято изображать дело так, будто на этом участке фронта (да и вообще – везде и всюду) белые численно преобладали. В действительности всё было наоборот. В те дни для белых, их Екатеринбургской группы, корпуса Пепеляева дела складывались благоприятно, хотя с фронта и были отведены в тыл чехословацкие части. Боевой дух солдат и офицеров был достаточно высоким, они теснили 29-ю дивизию, а также Особую бригаду…»

Сражения на Западно-Уральской ветке отличались особенной ожесточённостью. Главной ударной силой того времени были бронепоезда. Эти железные чудища врывались на станции, сокрушали противника огнём орудий и пулемётов и высаживали десант. Затем подходили основные силы, которые рассредоточивались по округе. В осенних уральских лесах, в узких лощинах меж гор и скал бронепоезда были страшным, непобедимым оружием. «Бронепоезда бросали в самое пекло сражений с азартом, подчас превосходившим все рамки разумного риска. Они использовались в основном как ударное наступательное средство, а для стабильной обороны применялись крайне редко», —пишет о войне бронепоездов исследователь этого феномена С. Ромадин. Действительно, даже отступление под прикрытием бронепоездов выглядело как серия локальных атак с последующим отходом на всё более дальние рубежи.

«Создавались они обычно без каких-либо чертежей, буквально в течение суток. Это были товарные вагоны, угольные пульманы либо платформы с сооружёнными на них блиндажами из шпал, брёвен, досок, рельсов, мешков с песком или металлической стружкой, кусков металла и т. п. Часто встречались и бронелетучки – один вагон с орудием, намертво закреплённым на его лобовом торце и способным вести огонь только вдоль направления железнодорожного полотна. В бортах вагона устраивались бойницы для пулемётов и винтовок. В качестве тяги применялся любой подвернувшийся под руку паровоз, и лишь изредка котёл его обкладывали мешками с песком. Конструкторы импровизированных „бронепоездов", являвшиеся, как правило, их командирами, в подавляющем большинстве были малограмотны в военно-техническом отношении, зачастую не обладали и боевым опытом. А обстановка настоятельно требовала решения всё большего круга задач: прорыв (таран) фронта противника, поддержка наступления пехоты и кавалерии, преследование противника, захват и удержание тактически важных пунктов до подхода своих войск, борьба с неприятельскими бронепоездами, разведка, рейдирование, прикрытие отхода своих частей… Всё это требовало немедленного улучшения материальной части и подготовки команд „сухопутных броненосцев"», —пишет С. Ромадин. В марте 1918 года в составе Красной Армии появился Центральный совет по управлению бронечастями РСФСР. В августе он был реорганизован в Центральное броневое управление (Центробронь). Это управление разработало унифицированные проекты бронепоездов и занималось организацией баз по их строительству.

На железных дорогах Урала бронепоезда обычно состояли из 5, 7, 9 единиц подвижной техники. Спереди и сзади стояли платформы с мешками, заполненными песком. Они предохраняли поезд от гибели на мине, заложенной под рельс. За ними громоздились артиллерийские вагоны с вращающимися орудийными башнями. Затем стояли бронированные вагоны с пулемётными башенками и винтовочными амбразурами; в этих вагонах ехал десант. В центре поезда находился штаб-вагон и закрытый бронёй паровоз. Экипажи красных бронепоездов состояли из железнодорожников, строивших эти поезда, или революционных матросов, присланных на Урал с Балтики или Чёрного моря. Строились красные бронепоезда на Чусовском и Пермском механическом заводе; вооружались орудиями Мотовилихинского сталепушечного завода.

На Западно-Уральской ветке железной дороги особо яростные схватки разгорелись за станции Кормовище и Крутой Лог. На станции Кын красные сумели отбить белогвардейский бронепоезд «Адмирал Колчак». Здесь же совершила свой подвиг комсомолка Лиза Пылаева, выкравшая секретные документы из штаб-вагона белого бронепоезда.

Трагедией 1-го Морского Кронштадского полка известны сражения на Гороблагодатском тракте (Кушва – Серебрянский завод – Ослянская пристань – станция Кын – станция Кормовище – сёла Верхние и Нижние Исады – Кунгур). Кронштадский полк оборонялся в декабре 1918 года в районе Верхних и Нижних Исад, где от Гороблагодатского тракта отходит дорога на Лысьву. В советское время гибель балтийских матросов преподносилась как беззаветный подвиг революционных «братишек». На ниве восславления особенно постарался писатель Всеволод Вишневский. Заочно его одёрнул пермский историк Игорь Капцугович: « Нам представляется, что чрезмерная идеализация революционности вновь сформированного полка является неуместной, а если говорить точнее – она не соответствует исторической действительности. К сожалению, некоторым произведениям Вс. Вишневского присущи литературно-художественные обобщения, в которых подлинные исторические события чередуются, а чаще подменяются патетическими преувеличенными характеристиками 1-го Кронштадского полка в целом».

На место боёв полк прибыл в общем деморализованным; четверть личного состава в дороге дезертировала. Напор белых оказался очень силён, а руководство красных – некомпетентно. 13 декабря полк попал в окружение. Часть матросов сдалась, часть захватили спящими, а часть – дралась до последнего. Но белые не стали разбираться и «скопом» казнили больше 500 моряков – расстреляли или закололи штыками. Местные жители вспоминали: «У белых все штыки в крови, кровь замёрзшая. Запах воздуха-то был смертный, так кровью всё и дышало».

Командирами полка были офицеры П. Кокоулин и Н. Татаринов (они в той бойне уцелели) – будущие лидеры белогвардейского мятежа 1919 года в кронштадских фортах Красная Горка, Серая Лошадь и Обручев. Некоторое время балтийцам на Гороблагодатском тракте помогал красный эскадрон во главе с К. К. Рокоссовским – будущим маршалом.

Балтийские матросы сражались не только «в пешем строю», но и на «сухопутных броненосцах» – на бронепоездах. Особую память оставил о себе красный бронепоезд № 2. Построенный чусовскими рабочими, укомплектованный матросами с балтийских крейсеров (в том числе и с крейсера «Аврора»), он умел прорываться в самый жар боя и своим огнём обращал белогвардейцев в бегство. В начале декабря белые поймали бронепоезд № 2 в ловушку у разъезда Сухой Лог, разобрав рельсы впереди и позади бронепоезда. Три дня бронепоезд, неподвижный, сражался в окружении. Потом экипаж взорвал его вместе с собою. Уцелело только несколько человек. После той схватки разъезд из Сухого Лога переименовали в Палёный Лог. Разъезд Палёный Лог находится неподалёку от станции Кын.

СЕЛО КЫН

Село Кын находится в Лысьвенском районе Пермской области в устье речки Кын. Длина речки около 30 км. Её название с языка коми переводится как «мёрзлый», «холодный». У речки два истока: Каменный Кын и Мягкий Кын. Они сливаются в районе станционного посёлка Кын. На речке Кын памятником природы объявлена Кыновская пещера – небольшая, но с подземным озером. Перед селом Кын на берегу речки бьют сероводородные источники. В Чусовую Кын впадает в распадке между Мёрзлой горой и Плакун-горой. Местные жители любовно говорят о своей речке: «Кын – золотое донышко».

Люди поселились в устье Кына очень давно. При строительстве завода в береговой осыпи была обнаружена бляшка Пермского звериного стиля – знаменитый «Медведь в жертвенной позе».

На речке Кын в 1760 году Николай Григорьевич Строганов основал железоделательный завод. Речка была перегорожена плотиной, и образовался пруд около 1,5 км в длину и около 300 м в ширину. На пруду было устроено плотбище для строительства барок, а на берегу Чусовой – пристань. Насыпная дамба перенесла устье Кына на 200 м ниже естественного, чтобы барки не сбивало течением на трудном Кыновском переборе. К 1775 году селение обзавелось деревянной церковью. Сейчас пруд спущен, но видна его котловина, а также остатки плотины и обломки огромного железного колеса. На берегу Кына стоят постройки завода – могучий амбар, ушедшие в землю производственные здания. Они являются уникальными памятниками промышленной архитектуры XVIII и XIX веков. Сохранилась и валунная пристань.

Улицы села неровными террасами протянулись по склонам лога. Мёрзлая гора покрыта еловым лесом, а Плакун-гора – луговая. Над крышами домов белеют небольшие скалы. Кын иногда называют «Уральской Швейцарией». Вот как описывает Кын Мамин-Сибиряк: « Кыновский завод засел в глубокой каменистой лощине на левом берегу, где Чусовая делает крутой поворот… В Среднем Урале немного найдётся таких уголков, которые могли бы соперничать с Кыном относительно дикости и угрюмого вида окрестностей. Как-то всем существом чувствуешь, что здесь глухой, бесприютный север, где всё точно придавлено».И другое описание Кына, почти сто лет спустя, в книге К. Буслова «500 часов тишины»: «Кын же весь потаённый какой– то, недоверчивый и словно в себя ушедший. Разбросал несколько десятков строений на левом берегу Чусовой (будто дозор выставил), а сам залёг двухсполовинойкилометровым рукавом в лощине речушки…»В непогоду Кын и вправду производит гнетущее, угрюмое впечатление, но в ясный день, особенно летом, он выглядит исключительно приятно, уютно, живописно.

Про Плакун-гору историк и краевед Г. Н. Чагин писал: «У населения с. Кын Пермского уезда название Плакун-гора не только употреблялось для обозначения близлежащей горы, но и служило поговоркой при воспоминании о времени, когда юноши уходили на 25-летнюю службу в армию или когда крестьяне наказывались за провинности, а порой и при каком-нибудь безвыходном положении».Местные жители об этой горе говорят: «Ссыльные тут жили. Работали они в рудниках. Кругом лес был. А матери с детьми забирались на гору, смотрели вдаль и плакали. Потому и называлась та гора Плакун». Топонимист А. Матвеев в книге «Нёройки караулят Урал» повторяет эту легенду, ошибочно относя её к камню Плакун перед городом Чусовым.

В честь освобождения от крепостного права в 1861–1864 годах в Кыну (так произносят местные жители, хотя правильно – «в Кыне») построили каменный пятиглавый Свято-Троицкий храм с колокольней. Стройный, пропорциональный храм очень красиво смотрелся на фоне Мёрзлой горы – белый на тёмной зелени хвои. Однако долго служить людям этому храму было не суждено. В 20-х годах его закрыли. Некоторое время в храме располагалась швейная фабрика, но потом её перевели в более удобное помещение, а храм забросили. Он и сейчас стоит заброшенный. С его колокольни сорвали и скинули колокола, разрушили крыльцо, выдрали чугунные плиты пола, выбили и разломали фигурные оконные рамы, уничтожили иконостас. Четыре боковых купола храма полностью рухнули, а от центрального купола остался лишь барабан. Крыша проржавела насквозь. Обвалилась лестница в колокольне, почти осыпались фрески. В подвалах с могуче изогнутыми кирпичными подпружными арками от дневного зноя спасаются козы. Но всё же кое-где на стенах в храме уцелели росписи со святыми и угодниками; на прежнем месте растут старые деревья; ещё видна линия ограды. В 1998 году была предпринята попытка начать реставрацию храма: был проведён один крестный ход для сбора пожертвований и намечен другой (до города Лысьвы); но собранные деньги, положенные в банк, во время дефолта превратились в ничто, и идея реставрировать храм была оставлена.

За всю свою историю Кыновский завод разрабатывал 62 рудника. Но всё же рудная база со временем истощилась, и в 1870 году завод пришлось бы закрыть. Владелец завода граф Строганов решил акционировать предприятие и тем самым продлить его жизнь (и получить дивиденды). И в 1864 году на базе Кыновского завода было создано Кооперативное общество потребителей – первая фирма в России. Руководителем и организатором её был местный учитель Л. Е. Воеводин. Граф Строганов дал фирме беспроцентную ссуду в 6 (по другим данным – 5) тысяч рублей. Как фирма, завод проработал ещё 47 лет – до своего окончательного закрытия в 1911 году. Ежегодно кыновский караван составлялся из полутора десятков барок. Контора Кооперативного общества потребителей сохранилась до наших дней. Ещё недавно в её здании располагался магазин, а сейчас оно тоже заброшено. Раньше на нём висела металлическая, покрытая белой эмалью мемориальная доска размером 70 см на 1 м. Рельефными буквами на ней было написано: « Первому организатору кооперативного движения в России Кыновскому обществу потребителей в день 70-летнего юбилея (1864–1934 гг.). Горком ВКП(б). Президиум горсовета. Президиум горпрофсовета».С 80-х годов вместо этой таблички висит уже другая – просто информативная, без поздравлений.

О жителях старого Кына Мамин-Сибиряк замечает: «Кыновские мастеровые как две капли воды походили на мастеровых других горных заводов… Соседство Чусовой придавало им бурлацкий закал и природную страсть к воде, чем кыновляне особенно славятся. Кын – строгановский завод, и, как на других строгановских заводах, рабочим живётся сравнительно сносно».В начале XX века в Кыну было около 3 тысяч жителей. Строгановы содержали в посёлке женское училище и больницу. При заводе был свой народный театр. Имелась и библиотека – «павленковская». Служащие завода ездили на отдых в близлежащую «деревню-спутник» Весёлый Луг.

Хорошо и крепко налаженная жизнь Кына была сломана в 1918 году. Из Кына вело два тракта – один на Лысьву, Чусовой и Кунгур (до Лысьвы 92 км), другой – на Кушву и Нижний Тагил. Там, где Кушвинский тракт пересекается с Западно-Уральской веткой железной дороги, стоит станция Кын (18 км от села). За станцию разгорелись жестокие бои между красными и белыми. Здесь в окружении яростно дрались венгры-интернационалисты Ференца Мюнниха. Оборонявшая село Кын Особая бригада была выбита тремя белогвардейскими полками. Затем белых выбил красный Камышловский полк, переброшенный в Кын из Кушвы. Красных снова выбили белые, апотом белых – красные. Село Кын семь раз было взято штурмом. На берегу Чусовой под камнем Гребешок белые расстреливали заложников. Красные с колокольни и вершины Плакун-горы из пулемётов скосили батальон юнкеров и даже не разрешили захоронить трупы, приказав местным жителям оставить юнкеров лежащими на дороге. Последний свой штурм красные предприняли уже в декабре, пролежав под огнём в снегу целый день: « Либо в тёплую избу, либо в мёрзлую землю».Но в конце концов Кын достался белым, и зимой 1918 года красные отступили. Вновь вернулись они только летом 1919 года. О боях Гражданской войны напоминают памятники и обелиски под Гребешком возле Чусовой, на площади Кына, на окраине села, на станции Кын, на разъезде Палёный Лог.

С 1919 года в Кыну установилась советская власть. В 1923 году при станции Кын организовали Кыновский леспромхоз; в 1948 году при нём уже был посёлок городского типа. С тех лет старое село Кын на Чусовой в посёлке Кын при станции стали называть, чтобы не путаться, «Кын-завод». В 30-е годы под Плакун-горой вновь появились ссыльные – теперь спецпереселенцы. Они в сугробах наскоро складывали себе холодные избы без печей, в которых селилось по 25 человек. Только в 1947 году они получили право покинуть Кын.

В послевоенные годы Кын стал большим селом. На 1 июля 1970 года в нём проживали 1735 человек. Здесь появились несколько магазинов, школа, детский сад, больница, интернат, почта, дом культуры, музей, пекарня, фабрика, лесопильный завод (на месте которого теперь выросли деревянные терема «новых русских»), на сероводородном источнике – Всесоюзный костнотуберкулёзный диспансер. Но многое из этого было утрачено в годы перестройки. Интернат, санаторий, пекарня, лесопильный завод – всё закрылось. Только чудом держатся колхоз и леспромхоз. Инициативой энтузиастов сохраняется музей, в котором собраны интереснейшие экспонаты: старинные фотографии, документы, оружие, бытовые вещи, книги, механизмы. В общем, можно сказать, что люди и село опять оказались брошены государством на произвол судьбы. Однако Кыну не раз приходилось начинать «жить с нуля» – и в 1760 году, и в 1861-м, и в 1919-м. Он должен возродиться и сегодня.

Но вряд ли возродятся «деревни-спутники» Кына. На месте Весёлого Луга сейчас покос, на месте Долгого Луга – усадьба, а на месте Зябловки – «загородная вилла». Напротив былой Зябловки, на правом берегу Чусовой – два дома и несколько хозяйственных построек. Один дом – биостанция Пермского государственного университета (куда, если она пустая, могут пустить переночевать и туристов), другой – жильё сторожа.

Добраться в Кын (Кын-завод) можно рейсовым автобусом от станции Кын или рейсовым автобусом от автостанции города Лысьва (но лысьвенский автобус ходит только четыре раза в неделю).

* * *

Но в конце 1918 года перевес в силах оказался всё-таки на стороне белых. В декабре красная Особая бригада сдала город Лысьву и отошла к узловой станции Калино. Здесь она соединилась с 29-й дивизией. После того как колчаковцы взяли Калино, 29-я дивизия оказалась расчленённой. Одна её часть продолжила отступление к Перми, другая часть через Чусовой по Луньевской ветке ушла на Соликамск. И. Плотников пишет: «В ночь на 25 декабря белые заняли Пермь, причём нанеся красным тяжелейшее поражение и посеяв в их рядах паническое состояние. В исторической литературе это описывается как „Пермская катастрофа". Из города красными не было вывезено 123 артиллерийских орудия, более 1000 пулемётов, склады с огромными ценностями. 32 тысячи красноармейцев попали в плен. Реввоенсовет, штабники 3-й армии не смогли выявить агентов белых, командиров, готовившихся к переходу к ним, предотвратить переход к противнику и целых частей…» Среди пленных тогда оказался и политработник Павел Бажов.

К концу 1918 года весь Средний Урал (и Чусовая тоже) оказался под властью Колчака.

Однако власть белых мало в чём уступала по жестокости власти красных. Террор был и при тех, и при этих. Разница заключалась в том, что красный террор был официальной политикой, а белый террор – «инициативой с мест», которую верховная власть всё же не одобряла. Но тем, кого расстреливали, от этого было не легче. Поэтому время хозяйничания белых отмечено такими же восстаниями, как и время господства красных. На Чусовой против белых восставали завод Лысьва и пристань Усть-Утка.

Белые продержались на Урале всего полгода. Весной 1919 года красные начали решительное наступление и вскоре вытеснили белых и с Чусовой, и с Урала. 1 июля красные заняли Пермь, 14 июля – Екатеринбург, 24 июля – Челябинск. Особенно ожесточёнными оказались сражения на нижней Чусовой. Например, в районе деревни Копально красный полк Горных Орлов из Кизела разгромил Морскую дивизию Колчака и взял в плен более 700 человек.

О Гражданской войне на Урале Алексей Толстой лихо писал в романе «Хождение по мукам»: «В декабре колчаковский скороиспечённый генерал Пепеляев взял было Пермь, и вся заграничная пресса завопила: „Занесён железный кулак над большевистской Москвой". Но туда, на Каму, послали из Москвы комиссара Сталина, – и он крутыми мерами быстро организовал оборону и так дал коленкой прославленному Пепеляеву, что тот вылетел из Перми на Урал».Вылетая на Урал, Пепеляев успел размонтировать и отправить в Сибирь или взорвать десятки заводов, взорвать мосты через Каму, Чусовую, Сылву, Усьву, Койву, Вильву, а также устроить на Чусовой, наверное, самую грандиозную речную катастрофу не только в истории России, но, возможно, и всего мира.

На территории нынешнего города Перми между районами Мотовилиха и Лёвшино в начале XX века Людвиг и Роберт Нобели (сыновья Альфреда Нобеля, основателя Нобелевской премии) организовали первое на Урале нефтехранилище. Из него и сбросили нефть в Чусовую…

В устье Чусовой согнали более 200 пароходов – буксиров, сухогрузов, танкеров, пассажирских лайнеров, а также баржи, брандвахты, катера. Затем в реку выпустили нефть и подожгли её. У известного советского художника К. Юона есть картина «Сожжение речного флота в устье реки Чусовой». Вот как описал этот пожар пермский бурлак, речник и писатель А. Спешилов в романе «Бурлаки»: « Выплыла Белая гора – первый отрог родного Урала. Ниже, в устье реки Чусовой, – сплошной лес мачт камских пароходов, а выше – огромные баки – хранилище горючего. Верховой ветерок донёс запах нефти. Мы мчались напрямик к устью Чусовой. Но не успели дойти… К небу взметнулось пламя, и чёрный дым закрыл солнце. Белые подожгли выпущенный мазут. Огненная лавина горящей нефти поплыла по реке Чусовой. И запылали речные красавцы-пароходы. От горящего каравана отделились три пассажирских парохода и выплыли на Каму. Огонь настигал их. С риском сгореть самим, мы взяли их на буксир и вывели к правому берегу на безопасное место. Больше суток пылал страшный пожар в устье уральской реки Чусовой. Потушить его было невозможно».

Писательница Ольга Славникова в романе «2017» (Москва, ВАГРИУС, 2006) фантастически красочно описывает призрак сгоревшего флота: « Этим летом Вадя шарил по притокам Камы и видел ужасные вещи. Первым делом он напоролся на перетянувшую устье Чусовой притопленную цепь, лишь слегка заметную на поверхности воды, будто перфорация на месте отрыва шёлковой бумаги.(Надо отметить, что в Гражданскую войну цепью красные перегородили устье реки Белой, а не белые – устье Чусовой, и тем самым красные заперли на Белой белогвардейскую эскадру бронепароходов контр-адмирала Старка.) Утром его разбудил сырой, тяжёлый запах гари; туман, стоявший вокруг, был странно землистый, будто лёгкие курильщика…Сначала ему попадались торчавшие из реки толстые сизые головни, местами такие частые, что напоминали чудовищные камыши, и бесформенные останки судового железа; вода на местах этих затоплений темнела студенистыми пятнами, похожими на пятна ожогов. Тут и там по реке проплывали, разваливаясь, шипя, воспалённо розовея в тумане, какие-то огненные клочья; тихо, пустым угловатым призраком, проскользила выгоревшая баржа, напоминавшая везомый на платформе четырёхметровый стул.

Далее Ваде показалось, будто он видит два въехавших друг в дружку, сильно измятых теплохода. Но по мере того, как он, исхлёстанный ветками, полными воды, подбирался поближе, становилось ясно, что судов в искорёженной куче значительно больше. С каждыми десятью метрами приближения обнаруживалась ещё одна единица – то измятой, хлебающей воду трубой, то едва проблёскивающими, будто леска, натянутая низко над волнами, очертаниями кормы. Перепуганный, с сердцем, бьющим во всю ширину груди, Вадя остановился: ему померещилось, что если он подойдёт вплотную, то груда вспученного, жёваного, рваного металла разрастётся до размеров многоэтажного дома».

После Гражданской войны пришло время восстановления хозяйства. Потихоньку возрождались заводы, но к уже «мёртвым» – Кыновскому, Старошайтанскому, Висимо-Шайтанскому заводам – добавились ещё Кусье-Александровский и Бисерский (который так и не смог оправиться от белогвардейского взрыва, хотя проработал до 1926 года). Рабочие мостокотельного цеха Чусовского завода вновь отстроили мосты. По одному, по два поднимали со дна Чусовой пароходы, ремонтировали их и отправляли в навигацию. 1 октября 1920 года открылось железнодорожное движение по ветке Екатеринбург – Казань. С 1924 года уральские заводы начали переводить с древесного угля на кокс. Жизнь налаживалась, и будущее казалось прекрасным.

Восстановление хозяйства во времена нэпа велось с привлечением «иностранных инвесторов», а точнее, путём сдачи предприятий в аренду иностранцам. На Чусовой особый размах имело акционерное общество «Lena Goldfilds Limited». С 1925 года ему были переданы (кроме прочих) Полевской, Северский и Ревдинский заводы и шахты в Дегтярске. Общество работало очень эффективно, но едва предприятия начали давать прибыль, как договор с обществом был расторгнут. Это случилось в 1930 году.

А Чусовую ещё ждали страшные водовороты истории: коллективизация, ГУЛАГ, спецпереселенцы… Впереди была ещё Великая Отечественная война, которая для тыловиков-чусовлян прошла как единая рабочая неделя с понедельника 23 июня 1941 года до воскресенья 20 мая 1945 года. Наконец, на Чусовой было и бесправие политзон, и бессильная тоска разрухи 90-х годов. Зарево Гражданской не угасало почти до конца XX века.