Текст книги "Белые генералы"

Автор книги: Алексей Шишов

Соавторы: Андрей Венков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

В середине февраля должен был собраться Войсковой Круг. Отныне Краснов его боялся. Представляя собой на 70 % простые казачьи массы, не могшие разобраться в сложной обстановке, большая часть Круга, видимо, верила, что есть один какой-то виновник, и всячески старалась его отыскать. 27 января (9 февраля) Краснов писал Деникину, что Круг «сыграет нехорошую роль и не укрепит, а расшатает фронт, так как левые партии хотят воспользоваться разрухой на фронте для своих целей».

Крайние группировки – донские проденикински настроенные офицеры и низовое богатое казачество – видели выход в вооруженном разрешении конфликта. Накануне созыва Большого Войскового Круга Краснов получил известие, что отряд ушедшего с донской службы генерала Семилетова двинут из Новороссийска на Ростов для оказания давления в случае нужды на него, атамана. Верные Краснову гвардейские полки, Атаманский и лейб-казачий, волновались и предлагали атаману уничтожить семилетовцев и, если нужно, разогнать Круг.

До столкновения дело не дошло. Внешне произошла определенная «демократизация». «Круг в лице своей серой части на всякий случай «демократизировался» и играл под большевиков», – писал Краснов. Но внутренне народные избранники уже были готовы признать власть деникинцев.

Были попытки найти компромиссное решение. Непосредственно перед открытием Круга окружные совещания делегатов требовали сменить высший командный состав армии, «как потерявший доверие на местах». Хоперский округ (а вернее делегаты от округа, который уже был занят большевиками) выразил недоверие главкому Донской армии Денисову. 31 января (13 февраля) 1919 года на частном заседании две трети делегатов предложили Краснову заменить Денисова. Краснов отказал.

В это время Денисов и его начальник штаба генерал Поляков готовили контрудар. Они пытались сконцентрировать лучшие донские войска и, прорвав красный фронт, бросить их на север области, где, как ожидалось, побывавшие под большевистской оккупацией казаки готовы были восстать. Денисов работал на пределе человеческих сил. Днем его приглашали выступить с докладом перед той или иной окружной «фракцией», а ночью в оставшееся после выступлений и отчетов перед народными избранниками время он руководил операциями из штаба Донской армии. Безоговорочно веривший Денисову атаман не хотел расставаться с таким проверенным помощником, особенно в разгар подготовки операции, которая, по расчетам Краснова, должна была переломить ситуацию на фронте: Таким образом, попытка частных соглашений Круга и атамана, попытка, имевшая целью «безболезненно вскрыть нарыв общего недовольства и ропота», успехом не увенчалась. Сам Краснов считал, что это попытка «обрубить ему обе руки», окружить его людьми из оппозиции и сделать атаманскую власть номинальной.

1 (14) февраля 1919 года открылся Круг. Делегаты устроили «допрос с пристрастием» Денисову, но Краснов вступился за своего соратника и, казалось бы, переломил настроение Круга. Он «заставил их (казаков) пожалеть Денисова и сравнить его жизнь непрерывно работающего, исхудалого и измученного человека с издерганными нервами, с жизнью его обвинителей, восемь месяцев борьбы живущих без дела на отдыхе, сытых, толстых и праздных».

Но в ночь с 1 на 2 февраля (ст. ст.), сразу же после заседания Круга, кто-то покушался на жизнь лидера «левых» Павла Агеева. Оппозиция обвинила во всем сторонников атамана.

На следующем заседании Круга семь округов выразили недоверие командующему Донской армией генералу Денисову, лишь «черкасня», Черкасский, Ростовский и Таганрогский округа, поддержали его.

– Одумайтесь, что вы делаете, – сказал атаман Кругу, – и не шатайте власти тогда, когда враг идет, чтобы вас уничтожить. Выраженное вами недоверие к командующему армией генералу Денисову и его начальнику штаба Полякову я отношу всецело к себе, потому что я являюсь верховным вождем и руководителем Донской армии, а они только мои подручные и исполнители моей воли. Я уже вчера говорил вам, что устранить от сотрудничества со мною этих лиц – это значит обрубить у меня правую и левую руки. Согласиться на их замену теперь я не могу, а потому я отказываюсь от должности донского атамана и прошу избрать мне преемника.

Краснов покинул зал заседаний. Делегации из округов стали заявлять, что они верят Краснову и просят его остаться. Тогда председатель Круга Харламов объявил перерыв и просил собраться по округам. На закрытых окружных заседаниях было объявлено, что союзники не оказали помощи из-за упрямства Краснова, не желавшего признать единого военного командования, что отставка Краснова – требование Деникина и союзников, иначе они не окажут Дону никакой помощи. После этого большинством голосов отставка атамана была принята. «Черкасня», протестуя против такого решения Круга, покинула зал заседания.

Фронтовые части телеграфировали, чтобы Краснов не уходил со своего поста, но Харламов не огласил этих телеграмм.

3 (16) февраля на Круге ждали генерала Деникина. Краснов выехал ему навстречу, чтобы лично доложить о положении в Войске и на фронте.

– Как жаль, что меня не было, – сказал Краснову Деникин. – Я не допустил бы вашей отставки.

– Настроение Круга и Войска таково, что всякое ваше желание будет исполнено. Казаки от вас ожидают спасения и все для вас сделают, – ответил Краснов, давая понять, что нуждается в поддержке Деникина, просит его о ней.

В Новочеркасске, где Деникина встречал исполняющий обязанности атамана А. И. Богаевский, по самой церемонии встречи все поняли, что Деникин Краснова не поддержит. Богаевский вошел в вагон, где уже были Деникин и Краснов, затем из вагона вышел Деникин, за ним – Богаевский, третьим шел бывший атаман. Очевидцы вспоминали, что лицо Краснова было абсолютно спокойно и бесстрастно.

На Круге Деникин обещал поддержку и сказал, что не может и не хочет быть судьей во внутренних спорах Войска. Потом Деникин обедал у Краснова и советовался с ним, кого назначить командующим Донской армией. Естественно, кандидатура, названная Красновым, назначена не была.

Деникин уехал на фронт, в район Донецкого бассейна, который стали занимать перебрасываемые части Добровольческой армии. 6 (19) февраля Краснов отбыл из Новочеркасска в свое изгнание. Он собирался ехать в Батуми.

Лил дождь. Мокрый снег смешался с грязью. Поздним вечером Краснов, провожаемый почти всем Новочеркасском, сел в поезд. В 10 вечера поезд остановился на станции Ростов.

Все уже знали, что в Новочеркасске избран новый атаман. Под давлением кадетов и деникинцев им стал А. П. Богаевский, набравший 239 голосов против 52. Донские офицеры считали его «слабым и податливым», злые языки называли «божьей коровкой, попавшей на обильный подножный корм». Во главе правительства стал генерал П. X. Попов, во главе Донской армии – генерал В. И. Сидорин. Оба, и Попов и Сидорин, были ветеранами «Степного похода»; Попов тогда командовал, Сидорин был у него начальником штаба. П. Н. Краснов отныне являлся частным лицом, уезжающим «на отдых». Тем не менее на перроне стоял почетный караул от лейб-гвардии казачьего полка. Лейб-казаки тяжело переживали уход Краснова. «Ушел со сцены талантливый человек и крупный организатор, последними же Россия была бедна, тем более был небогат и Юг России», – считали они.

Командир полка генерал Дьяков вошел в поезд к Краснову, которого до Ростова провожали Богаевский и Сидорин, и пригласил выйти к полку. Одна сотня со штандартом и трубачами стояла на перроне в почетном карауле, остальной полк был построен на дворе вокзала.

Дед П. Н. Краснова когда-то командовал этим полком, собравшим в своих рядах цвет донского казачества, теперь полк стал последней воинской частью, провожавшей бывшего атамана.

«Я глубоко тронут вашим вниманием ко мне, дорогие лейб-казаки... – сказал П. Н. Краснов. – Я уже больше не атаман вам, не имею права на почетный караул. Я смотрю на ваш приход сюда со святым штандартом, как на высокую честь и внимание. Вы мне дороги, ибо я связан с вами долгими узами, и узами кровными: мои предки служили в ваших рядах; в течение двадцати лет моей службы в лейб-гвардии Атаманском полку я был в рядах одной бригады и сколько раз я стоял со своим Атаманским штандартом подле вашего штандарта...

Служите же Всевеликому Войску Донскому и России, как служили до сего времени, как служили всегда ваши отцы и деды, как подобает служить первому полку Донского Войска, доблестным лейб-гвардии казакам.

Благодарю вас за вашу верную и доблестную службу в мое атаманство на Дону».

«Отсалютовав сотне, стоявшей на перроне, генерал Краснов подошел к штандарту, преклонил колено и поцеловал полотнище.

Тепло простившись с полком, ген. Краснов отбыл. Из вагона вышли новый атаман генерал Богаевский и новый командующий армией генерал Сидорин, обошедшие строй полка.

Начинался новый период гражданской войны», – записал историк лейб-гвардии казачьего полка.

П. Н. Краснов еще стремился быть полезным белому движению. В сентябре 1919 года он поступил в Северо-Западную армию генерала Н. Н. Юденича, наступающую на Петроград, был назначен в распоряжение ее командующего, ведал пропагандой в армии. Интересно, что армейскую газету в это время редактировал сам Куприн.

Когда Юденич был разбит и оттеснен в Эстонию, П. Н. Краснов стал русским военным представителем в Эстонии, членом ликвидационной комиссии войсковых частей и штабов интернированной эстонцами армии, участвовал в переговорах о судьбе русских солдат и офицеров с правительством Эстонии.

Позже он предложил свои услуга Врангелю, который возглавлял в Крыму последний оплот белых, «Русскую армию». Петр Николаевич Врангель, сам личность яркая и своеобразная, не воспользовался предложением Петра Николаевича Краснова.

4. «РОССИЯ БЫЛА И БУДЕТ...»

После гражданской войны П. Н. Краснов, как и два миллиона русских эмигрантов, поселился за границей, жил в Берлине и Париже. Теперь, когда воля выбравших его казаков уже не довлела над бывшим атаманом, он открыто примкнул к монархическим организациям. Был связан с великим князем Николаем Николаевичем, с «Русским общевоинским союзом», играл руководящую роль в «Братстве Русской Правды».

Но главное его занятие составляло художественное творчество. Из-под пера П. Н. Краснова стали выходить и выходить романы, обошедшие весь мир и вызвавшие всеобщий интерес и признание. Роман «От двуглавого орла к красному знамени» был переведен на 15 языков, «Все проходит», «Опавшие листья», «Понять простить», «Единая, Неделимая», «Белая свитка», «Цареубийцы», «Ненависть» и другие также вызвали живейший интерес. Перед читающей публикой предстал не только бывший атаман Всевеликого Войска, но и подлинный художник, человек, заставлявший думать и сопереживать.

Сквозь все романы, написанные за рубежом, сквозила любовь к Родине, чувствовалась неумирающая ненависть к большевикам и такая же надежда на победу, на возвращение...

«И верю я, что, когда начнет рассеиваться уже не утренний туман, но туман исторический, туман международный, когда прояснеют мозги задуренных ложью народов, и русский народ пойдет в «последний и решительный» бой с третьим интернационалом и будет та нерешительность, когда идут первые цепи туманным утром в неизвестность, – верю я – увидят Русские полки за редеющей завесой исторического тумана родные и дорогие тени легких казачьих коней, всадников, будто парящих над конскими спинами, подавшихся вперед, и узнает Русский народ с величайшим ликованием, что уже сбросили тяжкое иго казаки, уже свободны они и готовы свободными вновь исполнять свой тяжелый долг передовой службы – чтобы, как всегда, как в старину, одиннадцатью крупными жемчужинами казачьих войск и тремя ядрышками бурмицкого зерна городовых полков вновь заблистать в дивной короне Имперской России», – так писал он в «Казачьем альманахе» в Париже в 1939 году.

В 1941 году П. Н. Краснов приветствовал нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. Он надеялся на освобождение казаков от сталинского ига, на создание всеказачьего союзного государства. А почему бы и не надеяться. Немцы, которые в бытность его атаманом всегда поддерживали с Всевеликим Войском «взаимовыгодные отношения», за месяцы упорных боев разгромили Францию, великую державу, нанесли страшный и жестокий удар «союзникам», предавшим его в ту далекую зиму 1918/19 гг. И первые месяцы войны Германии против Советского Союза вроде бы обнадежили постаревшего Краснова. Миллионы пленных красноармейцев, встречи немецких солдат с хлебом-солью – было и такое, пока не стал реальностью план «Ост», пока немцы не показали свое истинное лицо – лицо жестокого и беспощадного захватчика, для которого есть одни люди, немцы, а остальные – недочеловеки, которых надо либо уничтожить, либо заставить работать на благо Великой Германии. Но пока целые полки переходили на сторону врага, надеясь, что при немцах будет порядок и не будет сталинских колхозов и лагерей.

Уже в 1941 году некоторые казаки пошли на службу к захватчикам, ожидая, возможно, прежних «взаимовыгодных» отношений. В министерстве восточных территорий рейха был создан специальный казачий отдел, и Краснов согласился в нем работать. В 1942 году, когда немецкие войска заняли Дон, вышли к Сталинграду и Кавказскому хребту, то есть оккупировали территории крупнейших казачьих войск – Донского, Кубанского и Терского, надежды Краснова возросли, усилились. Зная отрицательное отношение немецкого руководства к возможности восстановления русской государственности на оккупированной территории, Краснов вновь стал разыгрывать карту «казачьего национализма», утверждать, что казаки – самостоятельный народ, который достоин своего самостоятельного государства.

«Казаки! Помните, вы не русские, вы, казаки, самостоятельный народ. Русские враждебны вам, – внушал П. Н. Краснов на курсах пропаганды молодым казакам и офицерам, перешедшим на сторону Германии. – Москва всегда была врагом казаков, давила их и эксплуатировала. Теперь настал час, когда мы, казаки, можем создать свою независимую от Москвы жизнь».

Краснов демонстративно держался в стороне от различных русских пронемецких организаций, от того же генерала Власова с его «Русской освободительной армией». Своих, чисто казачьих сил, под немецким командованием собралось немало. Когда в 1943 году началось отступление немцев с донской земли, вслед за ними ушло несколько десятков тысяч беженцев. Из казаков, перешедших на немецкую сторону, давно уже создавались батальоны и полки. В 1944 году в районе Млавы казаки Дона, Кубани, Терека и астраханских степей были сведены немцами в отдельную дивизию. Командиром ее назначался немецкий генерал фон Панвиц, офицерами стали либо немецкие кавалеристы старой школы, либо свои казаки, такие как бывший майор Красной Армии Кононов, перешедший со своим полком на сторону противника.

В марте 1944 года П. Н. Краснов был назначен начальником главного управления казачьих войск при министерстве восточных территорий. Он принял самое деятельное участие в формировании казачьих войск для борьбы с белорусскими партизанами. Казаки успели повоевать на улицах Варшавы, когда там вспыхнуло знаменитое восстание, подавленное немцами. В сентябре Краснов прибыл в дивизию фон Панвица, которую немецкое командование решило послать в Югославию бороться с партизанами Тито.

Казаки в Млаве встретили его с ликованием. Видимо, для Краснова это был последний счастливый час в его уже заканчивающейся жизни. Он был дома, среди своих... «Наш час настал! Задача наша – уничтожить коммунизм раз и навсегда и добиться освобождения Казачьих земель», – напутствовал старый атаман отправлявшихся на фронт казаков. Вот только ехали они не на родину, а на север Югославии...

Казаки очистили от партизан территорию между Белградом и Загребом, перевезли туда свои семьи. На Рождество пришлось столкнуться с частями Красной Армии, которые уже выходили на югославскую территорию. В бою на Драве 4-й Кубанский, 5-й Донской и 6-й Терский казачьи полки буквально за день разбили 133-ю советскую стрелковую дивизию.

Казачьи части разрастались, дивизию развернули в 15-й кавалерийский корпус. Многие эмигранты, ушедшие за рубеж еще после гражданской войны, примкнули к этим казакам, готовые разделить с ними их участь.

В апреле полковник Кононов, один из казачьих лидеров, договорился с власовцами о совместных действиях. Делиться и бороться за создание отдельных государств, русских или казачьих, в 1945 году стало просто глупо. 8 мая, согласно общей капитуляции германских войск, казаки должны были сдаться ближайшим войскам союзников. Ближе всех к ним были югославские партизаны. Естественно, это был не выход. И казачьи полки решили пробиваться в Австрию, в английскую зону оккупации. Туда же из Италии двинулись многочисленные казачьи беженцы, прикрываемые несколькими своими полками. Этим потоком руководил походный атаман Даманов. С ним рядом в это время был и П. Н. Краснов.

В Австрии казаки вступили в контакт с английским командованием, которое предложило всем, и военным и беженцам, расположиться в городе Лиенце. Объяснение Даманова, что казаки уходят от сталинской тирании и единственное их желание – драться против большевиков, англичан, казалось, удовлетворило.

П. Н. Краснов жил в трех километрах от Лиенца со своей женой на квартире у австрийца. Штаб генерала Даманова оттеснил его от общего руководства всеми собравшимися казаками.

27 мая англичане приказали всем казакам сдать оружие, что и было исполнено. 28-го казачьим офицерам и военным чиновникам было приказано собраться и ехать в Виллах, как обещали – на общую конференцию с английским командованием, на сборы давалось полтора часа. За Красновым прислали особый автомобиль. Его супруга вспоминала впоследствии, что Краснов был силен духом, он сказал ей: «Не надо грустить» и уже из отъезжающего автомобиля крикнул: «Вернусь между 6—8 часами вечера». И не вернулся. «Это было в первый раз, что он, обещав мне, не приехал и не предупредил, что опоздает. За сорок пять лет в первый раз он не исполнил того, что обещал. Я поняла, что беда нагрянула», – вспоминала Лидия Федоровна.

Никакой конференции англичане не устроили, просто отделили командиров от рядовых казаков. В тот же вечер стало известно, что на другой день все казаки будут выданы советским властям.

Собравшись с силами, потрясенный Краснов написал две петиции: королю Англии Георгу VI и Международному Красному Кресту в Женеву. В петициях он просил, чтобы было произведено расследование о причинах, побудивших казаков бороться бок о бок с немцами, и тут же добавил, что если после расследования среди них будут обнаружены офицер или группа офицеров, якобы виновных в военных преступлениях, то пусть их судит Международный военный трибунал. Обе петиции заканчивались словами: «Я прошу вас во имя справедливости, человечности и во имя Всемогущего Бога!».

Офицеры пытались составить списки «старых эмигрантов», которые никогда не были советскими гражданами, таковых было большинство, но Краснов сказал: «Мы все в одинаковом положении и мы спасемся или погибнем вместе».

На другой день после сопротивления казачьи офицеры были посажены в грузовики и отправлены в Юденбург, где переданы солдатам Красной Армии.

Как вспоминали немногочисленные уцелевшие очевидцы, Краснов вел себя смело и держался с большим достоинством. В Юденбурге несколько советских военачальников поинтересовались мнением Краснова о будущем России. И Краснов ответил: «Будущее России велико! Я в этом не сомневаюсь. Русский народ крепок и упорен. Он выковывается, как сталь. Он выдержал не одну трагедию, не одно иго. Будущее за • народом, а не за правительством. Режим приходит и уходит, уйдет и советская власть. Нероны рождались и исчезали. Не СССР, а Россия займет долженствующее ей почетное место в мире».

Краснов и другие захваченные казачьи военачальники (с ними фон Панвиц и бывший командир белых черкесов Султан Клыч-Гирей) были направлены в Москву. Вместе с П. Н. Красновым туда же были отправлены трое его родственников, служивших вместе с ним в Донской армии, а затем в казачьих войсках Панвица или Даманова.

В Москве на аэродроме, куда прибыли самолеты с арестованными, произошла характерная сцена. Офицеры НКВД увидели на плечах Краснова погоны старой русской армии, которые были восстановлены в Красной Армии с 1943 года.

– А, вот и сам белобандитский атаман в наших погонах. И не снял их, скряга! – сказал один из «энкавэдэшников».

Краснов остановился и сказал, глядя в глаза говорившему:

– Не в ваших, ибо насколько я помню, вы эти погоны вырезывали на плечах офицеров Добровольческой армии, а погоны, которые я ношу, даны мне Государем и я считаю за честь их носить. Я ими горжусь. И снимать их не намерен. Это вы можете сперва сдирать погоны, а потом их снова надевать. У нас это так не принято делать!

– У кого это, у нас? А? – последовал наглый вопрос.

– У нас, у русских людей, считающих себя русскими офицерами.

– А мы кто же?

– Вот это и я хотел бы знать. Да только вижу, что не русские, ибо русский офицер не задавал бы никогда такого вопроса, как вы только что задали.

Офицеры НКВД замолчали.

– Куда нужно нам теперь идти? – спросил Краснов.

– Вот в эту машину, господин генерал, – заторопились «энкавэдэшники», – а остальные – в другую.

Краснов обернулся к товарищам по несчастью:

– Прощайте! Господь да хранит вас! Если кого обидел, пусть простит меня, – и, опираясь на палку, пошел к автомобилю.

Над Красновым и его товарищами устроили судебный процесс. Впоследствии материалы этого процесса частично опубликовали. Краснов якобы признал свою вину и признал, что его романы, написанные в эмиграции, «являются сгустком моей ненависти к СССР, лжи и клеветы на советскую действительность».

Сохранилось воспоминание его внучатого племянника Николая Краснова о последнем свидании с дедом. Николай Краснов запомнил и потом воспроизвел разговор, который был своего рода завещанием.

В Лубянской тюрьме вскоре после своего заключения туда Краснов попросился в баню и просил, чтобы его внучатый племянник помог ему помыться. Там, в душевом отделении, и произошла встреча. Надзиратели привели Краснова в полной форме, с орденом на груди. В само отделение они не пошли, остались в предбаннике.

– Запомни сегодняшнее число, Колюнок... Четвертое июня 1945 года, – сказал атаман. – Предполагаю, что это наше последнее свидание. Не думаю, чтобы твою молодую судьбу связали с моей. Поэтому я и попросил, чтобы тебя дали мне в банщики. Ты, внук, выживешь. Молод и здоров. Сердце говорит мне, что вернешься и увидишь наших... Если выживешь, исполни мое завещание: опиши все, что будешь переживать, что увидишь, услышишь, с кем встретишься. Опиши, как было. Не украшай плохое. Не сгущай красок, не ври! Пиши только правду, даже если она будет колоть кому-нибудь глаза. Горькая правда всегда дороже сладкой лжи. Достаточно было самовосхваления и самообмана, самоутешения, которыми все время болела наша эмиграция. Видишь, куда нас всех привел страх заглянуть истине в глаза и признаться в своих заблуждениях и ошибках? Мы всегда переоценивали свои силы и недооценивали врага. Если было бы наоборот – не так бы теперь кончали жизнь. Шапками коммунистов не закидаешь... Для борьбы с ними нужны другие средства, а не только слова, посыпание пеплом наших глав... Учись запоминать, Колю-нок!..

Употребляй мозг, как записную книжку, как фотографический аппарат. Это важно. Невероятно важно! От Лиенца и до конца пути своего по мукам – запоминай. Мир должен узнать правду о том, что случилось и что свершится, от измены и предательства до конца. Пиши, не выводи своих заключений. Простота и искренность будут твоими лучшими советниками...

Что бы ни случилось – не смей ненавидеть Россию. Не она, не русский народ – виновники всеобщих страданий. Не в нем, не в народе лежит причина всех несчастий. Измена была. Крамола была. Недостаточно любили свою родину те, кто первыми должны были ее любить и защищать. Сверху все это началось, Николай. От тех, кто стоял между престолом и ширью народной... Россия была и будет. Может быть, не та, не в боярском наряде, а в сермяге и в лаптях, но она не умрет. Можно уничтожить миллионы людей, но им на смену народятся новые. Народ не вымрет. Все переменится, когда придут сроки. Не вечно же будут жить Сталин и Сталины. Умрут они, и настанут многие перемены... Воскресение России будет совершаться постепенно. Не сразу. Такое громадное тело не может выздороветь сразу... А теперь давай прощаться, внук... Жаль мне, что нечем тебя благословить. Ни креста, ни иконки. Все забрали. Дай, я тебя перекрещу во имя Господне. Да сохранит Он тебя...

Прощай, Колюнок!.. Не поминай лихом! Береги имя Краснова! Не давай его в обиду. Имя это не большое, не богатое, но ко многому обязывающее... Прощай!..

Краснов ушел между конвоирами, тяжело опираясь на палку, медленно-медленно.

17 января 1947 года в «Правде» было опубликовано официальное сообщение:

«Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР.

Военная Коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению арестованных агентов германской разведки, главарей вооруженных белогвардейских частей в период гражданской войны атамана Краснова П. Н., генерал-лейтенанта Белой армии Шкуро А. Г., командира «Дикой дивизии» – генерал-лейтенанта Белой армии князя Султан Клыч-Гирей, генерал-майора Белой армии Краснова С. Н., генерал-майора Белой армии Даманова Т. И., а также генерала германской армии, эсесовца фон Панвиц Хельмута, в том, что по заданию германской разведки они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооруженную борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против СССР.

Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

В соответствии с § 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Краснова П. Н., Шкуро А. Г., Султан Клыч-Гирей, Краснова С. Н., Даманова Т. И. и фон Панвица к смертной казни через повешение.

Приговор приведен в исполнение».

Из четверых Красновых, выданных англичанами, один выжил и был выпущен на свободу через десять с половиной лет. Он нашел человека, который больше года провел с П. Н. Красновым в одной камере в тюрьме в Лефортово. Он говорил, что все осужденные держались очень стойко и достойно. Даже решение суда и перспектива смерти на виселице не поколебала их спокойствия.

Хутора и станицы имени Краснова были созданы в Нью-Йорке (США), в Лейквуде (США), в Англии, Аргентине, Австрии, Германии, Австралии. Это указывает на его популярность, любовь казаков к нему и оценку его прошлой деятельности. Один из казаков-эмигрантов завершил свою статью о П. Н. Краснове следующими словами:«... До тех пор, пока казаки будут существовать в мире, на земле, они не забудут своего уважаемого, почитаемого и любимого атамана Петра Николаевича Краснова».

Мир праху его...