Текст книги "Русские князья"
Автор книги: Алексей Шишов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Итак, военного поражения под Доростольской крепостью в прямом смысле князь-воитель Святослав не потерпел. Согласно «Повести временных лет», он в конце сражения, «видевъ же мало дружины своея, рече в себе: „Поиду в Русь, приведу боле дружины“». Это летописное свидетельство того, что киевский князь собирался вновь пойти войной на Византийскую империю.
Условия ухода русского войска с берегов Дуная были почетными. Князь Святослав соглашался сдать крепость Доростол и уйти из Болгарии на Русь. Император Иоанн Цимисхий обязывался пропустить его беспрепятственно и даже снабдить на дорогу хлебом. Ладьи у русичей были свои. После этого состоялась знаменитая в истории личная встреча двух государей-полководцев. Святослав пожелал встретиться с самим императором – вероятно, захотел в лицо увидеть своего упорнейшего и достойного противника.
Описание их встречи на дунайском берегу сохранилось в «Истории Льва Диакона». Это единственный письменный источник, из которого потомки узнали о внешности князя Святослава Игоревича и его поведении:
«Император Цимисхий в позлащенном вооружении, на коне, подъехал к берегу Дуная, сопровождаемый великим отрядом всадников, блестящий доспехами. Святослав приплыл по реке на скифской ладье и, сидя за веслом, греб наравне с прочими без всякого различия. Он был среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал; с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом; с бритою головою и с длинными висячими усами. Голова у него была совсем голая, только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и свирепым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная карбункулом, а по обеим сторонам от него – двумя жемчужинами. Одежда на нем была простая, ничем, кроме чистоты, от прочих не отличная. Поговорив немного с императором о мире, сидя на лавке, он отправился обратно. Таким образом закончилась война греков с русскими…»
По мирному договору византийцы дали на каждого русского воина по две меры хлеба – его было выдано на 22 тысячи человек. Так что у князя Святослава оставалось в строю еще многочисленное воинство, которого не зря опасался византийский император. Он же приказал прислать в стан русичей и подарки. На это Святослав сказал дружинникам: «Возьмем их, а когда будем недовольны греками, возьмем побольше».
По заключении мира обе стороны поклялись соблюдать его вечно. Русичи клали к подножиям своих идолов (большинство их было язычниками) золотые изделия и говорили: «Пусть мы пожелтеем, как это золото, пусть будем изрублены своими же мечами, если нарушим нашу клятву». Византийцы, как греки-христиане, давали присягу перед крестом и Евангелием.
Торжественно, как великий победитель русов, въезжал в Константинополь император Иоанн Цимисхий. Еще далеко за городской крепостной стеной встретил его патриарх со всем столичным духовенством, встретили вельможи, горожане. Под пение хвалебных гимнов Цимисхию поднесли драгоценные подарки: скипетры и золотые венцы, как знаки великой победы византийского оружия. Тут же стояла императорская колесница, обитая золотыми листами, запряженная четверкой белых коней.
Венцы и скипетры Иоанн Цимисхий взял, но сесть в колесницу отказался. Он поставил на нее икону Богоматери, взятую в Болгарии, а на золотой беседке кареты разложил багряное одеяние и венцы пленного болгарского царя Бориса. Сам же на боевом коне, увенчанный диадемой, следовал сзади, держа в руках венцы и скипетры.
Византийская столица встретила императора праздничным убранством. Повсюду были развешаны багряные одежды, золототканые ковры, лавровые венки. Окончив торжественное шествие, император вступил в храм Святой Софии и после благодарственной молитвы одарил церковь великолепным царским венцом Болгарии, как первым и главным символом одержанной победы.
Из храма Святой Софии император Иоанн Цимисхий торжественно проследовал во дворец в сопровождении вельмож, высшего духовенства и плененного в Преславе болгарского царя. Во дворце продолжилось празднование победы. Царю Борису было приказано сложить с себя знаки монаршего достоинства: шапку, обложенную пурпуром, вышитую золотом, и осыпанную жемчугом багряную одежду, и красные сандалии. После этой унизительной церемонии Бориса стали величать не царем, а «первостепенным боярином».
Исследователи считают, что после встречи с византийским императором князь Святослав еще долго находился на Дунае. Ибо на не столь далеком Днепре он оказался уже поздней осенью. У грозных в любое время года днепровских порогов его поджидали в большом числе печенеги.
Такое не было случайностью. Император Иоанн Цимисхий отличался не только полководческими дарованиями, но и известным низким коварством. Так, воссев на византийский трон исключительно благодаря помощи жены императора Никифора II Фоки Феофано, он тут же отправил не менее коварную императрицу в ссылку на отдаленный остров. Цимисхий, заботясь о будущем империи, просто не мог «упустить» киевского князя, грозного для Византии своими намерениями и сильным войском, обратно на Русь.
Византийский письменник Иоанн Скилица сообщает, что ранее Святослава на Днепр к кочевьям печенегов прибыл полномочный посол императора Цимисхия уже упомянутый епископ Феофил. Скилица уверяет потомков, что согласно договоренности Святослава с императором, Феофил должен был, в частности, предложить печенежским вождям «беспрепятственно пропустить русов». Но печенеги, мол, «отказались» это сделать, недовольные-де примирением киевского князя с византийским императором.
Такое посредничество не являлось чертой византийской политики «разделяй и властвуй». Большинство историков считают, что епископ Феофил, доверенное лицо императора Иоанна Цимисхия, появился в печенежских кочевьях с одной-единственной целью – заплатить степнякам за нападение на возвращавшегося на Русь князя Святослава Игоревича.
Проплыв на ладьях до «острова Русов» в устье Дуная, войско Святослава разделилось. Конную дружину возглавил воевода варяг Свенельд и она напрямую двинулась по степям и лесам в Киев. Воевода Свенельд убеждал Святослава: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». Но гордый воитель не захотел обходить опасность.
Если русской коннице предстояло проделать путь домой в 700 километров, то для пешей рати, шедшей на ладьях, дорога в стольный град Киев оказалась в два раза длинней. На ладьях находилось большое число раненых воинов, которые еще не оправились после осадного сидения в Доростоле.
Когда русская ладейная рать поднялась до порогов, князь Святослав понял, что прорваться через печенежскую конницу ему не удастся. И он приказал повернуть назад, вниз по Днепру. Он решил отложить свое возвращение в Киев до весны, – вероятно, потому, что Днепр уже замерзал. Святослав надеялся, что весной к нему на помощь придет из Киева воевода Свенельд с конными дружинами.
Князь Святослав остановился на зимовку со своими воинами в Белобережье, местности между современными городами Николаевом и Херсоном. Люди терпели большие лишения, страдали от холода, болели и мерли от голода. Питаться приходилось в основном одной рыбой без соли, без хлеба. За мерзлую конскую голову платили по серебряной полугривне, варили в котлах вместо мяса кожаные ремни от щитов.
Весной 972 года Святослав с оставшимися после зимовки в живых воинами двинулся вновь вверх по Днепру. Воеводу Свенельда с обозами и конными дружинами он так и не дождался.
На днепровских порогах князя Святослава уже поджидали печенеги во главе со своим князем Курей. Когда ладейный караван подошел к порогам, степняки устроили засаду в высоких камышах. Неизвестны подробности последнего боя Святослава Игоревича. Печенеги во много раз превосходили русскую дружину, воины в которой были изнурены голодной зимовкой на морском побережье. Известно лишь то, что в неравной сече у днепровских порогов полегла вся княжеская дружина вместе со своим вождем.
Печенежский князь Куря приказал сделать из черепа князя Святослава чашу-«братину» и оковать ее золотом. Печенеги, по своему поверью, на пирах стремились вместе с хмельным питьем воспринять из этой чаши великую мудрость и доблесть погибшего древнерусского полководца. Князь Куря и его родичи очень гордились таким драгоценным трофеем…
Князь Святослав Игоревич, сын княгини Ольги, был подлинным триумфатором в древнерусской истории. Величие его полководческого искусства бесспорно. К своим воинам он всегда обращался со словами: «Не посрамим земли Русской». Ратные победы великого воителя достойным образом вошли в летопись государства Российского.
Историки единодушно высоко оценивают деяния князя-воителя. Так, С. М. Соловьев писал: «Утверждение Святослава в Болгарии, успехи его в войне с греками могли иметь важные следствия для новорожденной Руси, но историк не имеет права рассуждать о том, что могло быть; он имеет только право сказать, что неудача Святослава проистекала от недостаточности его средств, от того, что он оторвался от Руси, действовал только с одной дружиною, а не устремил на Грецию соединенные силы всех племен, подвластных Руси; только в последнем случае предприятие Святослава могло иметь важное решительное влияние на судьбы Восточной Европы».
ЯРОСЛАВ МУДРЫЙ – СОЗДАТЕЛЬ «РУССКОЙ ПРАВДЫ»
Великий князь Ярослав Владимирович вошел в древнерусскую историю под именем Мудрый. Он оказался единственным русским государственным деятелем, удостоенным такого эпитета. Отсюда можно со всей правотой заключить, что этого правителя исключительно высоко ценили в Древней Руси.
Не менее прославленный в отечественной истории внук Ярослава Мудрого, знаменитый победитель Половецкой Степи Владимир Мономах, родившийся всего за год до кончины деда, в глубокой старости начал свое автобиографическое сочинение – «Житие» – признанием, что он горд «дедом своим Ярославом, благословенным, славным».
Великий воитель древности Владимир Мономах действительно мог гордиться своим дедом. Время правления на Руси великого князя Ярослава Мудрого традиционно и заслуженно связывается со временем наивысшего расцвета Древнерусского государства. Еще при жизни Ярослава Владимировича современники отдавали дань великому в мудрости правителю земли русичей.
Сколь много говорит, например, такое свидетельство древности. 20 марта 1049 года под сводами церкви Святого Благовещения, только-только воздвигнутой на монументальных киевских Золотых воротах, митрополит Иларион произнес свое «Слово о законе и благодати». В нем среди прочего содержалась возвышенная похвала государственной деятельности Ярослава Владимировича, к тому времени полновластно правившего в стольном граде Киеве уже тридцать лет. Митрополит Иларион так говорил о Ярославе Мудром:
Его же сотвори Господь наместника по тебе,
твоему владычеству, —
не рушаща твоих устав,
но утвержающа,
не умаляюща твоему благоверию положения,
но паче прилагающа,
не казяща,
но учиняюща,
иже недоконченая твоя,
наконча…
«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона как письменный источник далекой древности датируется почти на полтора столетия старше такого древнерусского литературного произведения, как «Слово о полку Игореве».
О месте великого князя Ярослава Мудрого в истории Древней Руси свидетельствует следующее. Этот человек, обладавший исключительным талантом самодержавного правителя, помимо своего великокняжеского титула, носил также тюркский титул кагана, который в ту эпоху приравнивался к императорскому. А в записи в соборе Святой Софии он наименован цесарем, то есть императором. Такими титулами не мог похвастаться ни один великий князь Киевский.
История любого государства – не накатанная дорога в будущее. Она изобилует высокими взлетами и глубокими падениями, которые порой сравнимы с подлинными национальными трагедиями. Это известная всем истина. Такова и история Древней Руси. Одна из высших вершин в ее развитии падает на период с 1016 по 1054 год – на время правления великого киевского князя Ярослава Владимировича Мудрого…
Письменных свидетельств о правлении в Киеве великого князя Ярослава Мудрого до нашего времени дошло мало. Еще меньше написано о личности самого великого князя. В изданном в 1904 году 82-м полутоме Энциклопедического словаря Брокгауза – Ефрона статья о Ярославе Мудром завершается таким сообщением: «Специальных исследований о нем не имеется».
Такое «неозвучивание» личности одного из самых прославленных правителей Древней Руси исследователи прошлого и настоящего времени понимают по-разному. Они же сходятся во мнении только в одном: до современников дошло довольно много фактов жизни и деятельности князя Ярослава Владимировича, начиная с его крещения в 988 году, когда возникло его христианское имя – Георгий. Может быть, не случайно то, что сама жизнь Ярослава Мудрого чем-то была схожа с делами легендарного святого в христианстве – Великомученика и Победоносца Георгия.
Один из крупных исследователей истории Древней Руси В. В. Кожинов отсутствие серьезных исследований о личности великого князя объясняет тем, что «перед нами, во-первых, чрезвычайно сложная, многогранная, противоречивая историческая личность, а во-вторых, – и это создает особенно большие трудности для исследователей, – дух и воля Ярослава как бы всецело воплотились, претворились в создававшиеся им реальности государства и церкви, общественного устройства и культуры».
Уже само историческое прозвание великого киевского князя – Мудрый таит в себе много понятий и весьма сложно по смыслу. В «Словаре русского языка XI–XVII вв.» это слово представляется как очень многозначное: проявляющий ум, сметливость, хитрость; обладающий большим жизненным опытом, знающий жизнь; основанный на благоразумии, замысловатый, сложный, трудный. Все эти эпитеты как нельзя лучше и справедливо применимы к Ярославу Мудрому.
Точная дата рождения великого князя Ярослава Владимировича не установлена. Большинство исследователей сходятся во мнении, что он родился в 978 году. Дата кончины известна – 20 февраля 1054 года. Это позволяет утверждать, что древнерусский правитель прожил для своей эпохи очень долгую жизнь. Даже по такому авторитетному историческому источнику, как «Повесть временных лет», можно говорить о двух датах рождения князя – 989 год и год 979-й.
Ярослав стал четвертым по старшинству из двенадцати сыновей Владимира Святославича. Дети Владимира были от разных матерей. В ряде летописей Ярослав называется сыном несчастной княжны полоцкой Рогнеды. Другие летописные источники отрицают это, сообщая, что Владимир имел от Рогнеды только одного сына Изяслава, после чего отпустил мать с сыном в «землю ее отца Рогволода». Вековое обособление полоцких князей от рода Ярослава свидетельствует о том, что Ярослав Мудрый не мог быть сыном Рогнеды.
История Древней Руси всегда, во все времена отличалась бурностью. Связано это было прежде всего с постоянными княжескими междоусобиями, которые зачастую заканчивались кровопролитными вооруженными столкновениями противоборствующих сторон – княжеских коалиций, создававшихся прежде всего на родственной основе. Началась междоусобица и после смерти великого киевского князя Владимира Святославича – за великокняжеский стол борьбу повели его сыновья.
Два старших сына – Вышеслав и Изяслав – умерли еще при жизни отца. Тот больше всех из сыновей любил Бориса, который с меньшим братом Глебом были, по одним летописям, сыновьями «болгарыни», по другим – греческой царевны. Отечественные историки расходятся во мнении, кто была матерью Бориса и Глеба – то ли двоюродная сестра греческих императоров Византии Василия и Константина, то ли родная. Великий князь Владимир Святославич оказывал им явное предпочтение перед другими сыновьями. Будучи христианином, он считал Бориса и Глеба более законными по рождению, так как с их матерью он соединился христианским браком. Кроме того, эти два Владимировича выделялись знатностью своего происхождения – по матери они были императорской крови.
По древнерусским обычаям отцовский стол наследовал старший сын. Таковым после смерти двух старших сыновей Владимира Святославича оказался Святополк, к тому времени правивший («державший») Туровской землей. Его владения находились к западу от среднего течения Днепра и до границы с Польшей. Святополк не был родным сыном великого князя. Судя по всему, отцом Святополка был Ярополк Святославич, жену которого «унаследовал» Владимир после гибели своего старшего брата в междоусобице. Святополк родился, очевидно, до истечения девяти месяцев с момента смерти Ярополка в 980 году.
Ярослав Владимирович в то время «держал» в правлении Новгород – главное после стольного града Киева владение в Древней Руси. Новгород достался Ярославу после смерти старшего брата Вышеслава – до этого отец отдал под его правление город Ростов с уделом. Туда в 1010 году вместо Ярослава был «посажен» младший его брат Борис.
В конце жизни великого князя Киевского Владимира Святославича его отношения с двумя старшими сыновьями складывались очень трудно, что едва не привело к войне между ними. Святополк, женившись на дочери князя (позднее, с 1025 года, короля) Польши Болеслава Великого (Храброго), стал открыто высказываться о своих правах на отцовский престол, враждебно относясь к отцовскому любимцу Борису.
Вражда великого князя-отца с Ярославом оказалась иного плана. Будучи на княжении в Новгороде, богатом и многолюдном городе торговцев и ремесленников, Ярослав Владимирович собирал в год с новгородской земли дань в три тысячи гривен. Из этой огромной суммы он обязан был две тысячи отправлять отцу в Киев. В последний год жизни сын не стал доставлять собранные деньги в стольный град Древней Руси, и разгневанный отец начал собираться с войском в поход на север, чтобы вооруженной дланью наказать непокорного сына. Но смерть великого князя помешала этой междоусобной войне разгореться.
После отцовской кончины борьба за верховную власть между его сыновьями началась сразу же. Бориса в те дни не было в Киеве – он с дружиной был отправлен отцом в поход на степняков-печенегов. Киевские бояре три дня скрывали смерть великого князя, надеясь на быстрое возвращение Бориса из Дикого Поля. Однако им все же пришлось организовать похороны, не дождавшись его.
Святополк воспользовался удачной для него ситуацией. Он богатыми дарами и «ласкательством» расположил к себе киевлян, как простых горожан, так и столичное боярство. Они признали его великим киевским князем. Однако его права на верховную власть над Киевской Русью были откровенно сомнительными и Святополк это прекрасно понимал.
Тогда он решил расправиться любым путем с братьями-соперниками. Уже 24 июля на берегах реки Альты был злодейски умерщвлен Борис, 5 сентября на Днепре близ Смоленска убийцы умертвили Глеба.
Такая же участь постигла и третьего брата Святополка – князя Святослава Древлянского, который, получив известие о смертельной опасности, бежал в Венгрию. Убийцы сумели настигнуть его в Карпатских горах.
За братоубийство новый великий киевский князь Святополк удостоился исторического прозвища Окаянный. Он стал на Руси библейским Каином, получив осуждение прежде всего в среде простого люда.
Четвертый брат Святополка – Ярослав, находившийся во время этих событий в Новгороде, уберегся от покушений старшего брата. Но у него в те дни оказались большие трудности в правлении городом. Нанятые им на службу в княжескую дружину варяги, расселенные по домам горожан, начали бесчинствовать. Сильно возмущенные их поведением новгородцы дали пришельцам вооруженный отпор: во дворе горожанина Поромони было «избито» немалое число варягов.
Ярослав Владимирович решил отомстить подданным. Он вызвал к себе в загородную усадьбу в Ракове зачинщиков той кровавой схватки из числа горожан и приказал дружинникам перебить их. Поступок князя был вероломен, поскольку он пригласил новгородцев в свою резиденцию якобы для угощения.
Сожалеть о содеянном ему пришлось уже в первую ночь – из Киева прибыл вестник от сестры Предславы, которая сообщала о смерти отца и братоубийстве. Это известие вызвало в Ярославе сильное негодование – к Борису и Глебу он не испытывал ненависти, нрав же Святополка знал хорошо. К слову сказать, погибших братьев «царских византийских кровей» Русская Православная Церковь со временем объявит святыми мучениками и они по сей день исключительно высоко почитаемы в православии.
Ярослав стал готовиться к вооруженной схватке со Святополком за великокняжеский стол. Он явился на городское вече – народную сходку – и повинился перед новгородцами, высказав сожаление о содеянном вероломном поступке и спросив, помогут ли они ему в борьбе за Киев. Новгородцы ответили: «Хотя, князь, ты и перебил нашу братью, но мы можем бороться за тебя».
После победы великий князь Киевский Ярослав Мудрый отблагодарит новгородцев за помощь, дав им льготную грамоту. Она освобождала их от непосредственной власти стольного Киева и возвращала Новгороду с его северными землями древнюю самобытность, большую автономию в рамках такого древнерусского государственного образования, как Киевская Русь.
Согласно летописным данным, Ярослав выступил в поход против киевского князя с огромным по тем временам войском – во главе 40 тысяч новгородцев. Он вел с собой на юг еще и тысячу варягов под начальством Эймунда, сына норвежского князя Ринга. Святополк выступил против него осенью 1016 года с киевлянами и нанятой печенежской конницей. Сведений о численности его войска летописи не приводят, но во всяком случае она была весьма значительной.
Решающая битва между двумя старшими братьями рода Владимира прошла, по всей вероятности, осенью, скорее поздней, 1016 года у города Любеч. Битва решала судьбу великокняжеского стола, но оказалась в этой междоусобице лишь первой. Причем, стороны на сражение решились не сразу. Русский историк Н. И. Костомаров так описывает те ратные события под Любечем:
«Враги встретились под Любечем и долго (по летописям, три месяца) стояли друг против друга на разных берегах Днепра: ни те, ни другие не смели первые перебраться через реку; наконец, киевляне раздражили новгородцев презрительными насмешками. Святополков воевода, выехавши вперед, кричал: „Ах, вы, плотники этакие, чего пришли с этим хоромцем (охотником строить); вот, мы заставим вас рубить нам хоромы!“ – „Князь, закричали новгородцы, если ты не пойдешь, то мы сами ударим на них“, и они перевозились через Днепр. Ярослав, зная, что один из воевод киевских расположен к нему, послал к нему ночью отрока и приказал сказать ему такого рода намек: „Что делать? меду мало варено, а дружины много“. Киевлянин отвечал: „Хотя меду мало, а дружины много, но к вечеру нужно дать“. Ярослав понял, что следует в ту же ночь сделать нападение и двинулся в битву, отдавши такой приказ своей дружине: „повяжите свои головы платками, чтобы отличать своих!“. Святополк заложил свой стан между двумя озерами и, не ожидая нападения, всю ночь пил и веселился с дружиною. Новгородцы неожиданно ударили на них. Печенеги стояли за озером и не могли помочь Святополку. Новгородцы притиснули киевлян к озеру. Киевляне бросились на лед, но лед был еще тонок, и многие потонули в озере. Разбитый Святополк бежал в Польшу к своему тестю Болеславу, а Ярослав вступил в Киев».
По другим источникам, Святополк Окаянный бежал сперва к союзникам-печенегам и только спустя какое-то время перебрался в Польшу под защиту ее государя Болеслава Храброго. Жена беглеца, то есть дочь Болеслава, осталась в Киеве.
Начавший править на великокняжеском престоле Ярослав Владимирович понимал непрочность международного положения Киевской Руси, которой с запада грозила Польша со Святополком, а с юга из Дикой Степи – печенежские кочевья. Польский правитель Болеслав заключил с печенегами военный союз.
Прежде всего Ярослав возобновил союз с германским королем и «по совместительству» императором Священной Римской империи Генрихом II. Этот союз был заключен еще его отцом Владимиром, женившимся после кончины своей византийской супруги Анны на племяннице германского короля.
По договоренности с Генрихом II, который вел в то время затянувшуюся войну с Польшей, киевский князь в 1017 году начал поход против своего врага на западе. Болеслав сделал незамедлительный ответный ход: он побудил печенегов напасть на Киев. Ярославу пришлось спешно возвращаться из похода, чтобы отстоять свою столицу.
Эти события на Руси памятны еще и тем, что тогда сгорел деревянный храм Святой Софии, построенный в Киеве еще княгиней Ольгой. Впоследствии Ярослав Мудрый, прославленный в отечественной истории градостроитель, воздвиг на месте пожарища величественный белокаменный собор – Святую Софию – сохранившийся в своей основе до нашего времени.
Болеслав Храбрый, будущий польский король, стремился расширить свои владения прежде всего за счет земель русичей. В январе 1018 года он поторопился заключить мир с Генрихом II. Монарх Польши сумел собрать мощную по тем временам армию, которая включала в себя наемных германцев из Саксонии и венгров, а также конные полчища степняков-печенегов.
С огромным войском Болеслав Храбрый уже в июле того же 1018 года вторгся в пределы Киевской Руси вместе с зятем Святополком Окаянным. Отечественные историки считают, что это была первая внушительная агрессия Запада по отношению к Руси.
Вражеское вторжение не испугало Ярослава Владимировича. Собрав свое войско, он решил дать отпор Болеславу и быстро двинулся к западному порубежью, на Волынь. Противники встретились на берегах Буга, не решаясь с ходу начать большую битву и выжидая удобного случая для нападения на соперника.
Историк Н. И. Костомаров так описывает битву на бугских берегах: «Тут опять повторился русский обычай поддразнивать врагов. Кормилец и воевода Ярославов, Будый, ездя по берегу, кричал, указывая на Болеслава: „Вот, мы тебе щепкою проколим черево твое толстое“. Не стерпел такого оскорбления храбрый Болеслав: „Если вас не трогает такой укор, – сказал он своим, – я один погибну“, и бросился в брод через Буг, а поляки за ним. Ярослав не был готов к бою, не выдержал напора и убежал с четырьмя из своих людей в Новгород».
Войско Ярослава потерпело полное поражение, и великому киевскому князю действительно пришлось с малою дружиною бежать в Новгород, где он имел сильную поддержку. Болеслав со Святополком 14 августа 1018 года овладели Киевом. Однако тесть не отдал стольный град своему зятю, как тот того ожидал, а решил править Русью сам. Польские войска были разведены по русским городам, став там на постой.
Болеславу Храброму довелось «сидеть» в русской столице всего лишь месяц. В Польше началась междоусобица, а на Руси местные жители стали «избивать» захватчиков-иноземцев. Болеславу пришлось спешно оставить Киев, но при этом он увез в Польшу великокняжеское имущество, множество награбленного добра, увел тысячи пленников, в том числе и сестер Ярославовых. Прежде он безуспешно сватался за одну из них – Предславу, но получил отказ.
Тогда Болеслав присоединил к Польше западные русские червенские города. Править в Киеве, разграбленном поляками, остался князь Святополк Окаянный, прозванный в народе «братоубийцей».
Ярослав, разбитый в битве на Буге, встретил в Новгороде полную поддержку в борьбе за великокняжескую власть. Городской посадник Коснятин, сын Добрыни, наложил на новгородцев, с согласия веча, поголовную подать – по четыре куны с каждого человека. Старосты платили по десять гривен, а бояре – по восемнадцати. Была собрана огромная рать и наняты за морем варяжские дружины.
В 1019 году на берегах реки Альты, где когда-то был убит князь Глеб, на восходе солнца произошла кровавая сеча. Теперь Святополк Окаянный мог надеяться только на поддержку печенегов – тесть Болеслав был занят польскими делами. Великому князю не приходилось особо рассчитывать и на киевлян.
Битва южнее Киева на берегах Альты закончилась полным поражением Святополка Окаянного. Он бежал в польские пределы с немногими людьми и достиг Берестья – современного Бреста в Белоруссии. Дальше путь братоубийцы теряется в истории. По скандинавским письменным известиям, Святополк погиб в пределах Руси, будучи убит варягами. Древнерусские же летописи об этом умалчивают.
Ярослав Владимирович утвердился на великокняжеском киевском столе. Однако с поражением и гибелью Святополка Окаянного княжеские междоусобицы на Руси не закончились. У Ярослава в живых оставался еще один брат, последний – Мстислав Владимирович, княживший в Тмутаракани и тоже претендовавший на отцовский престол. Отношения Ярослава Мудрого и его младшего брата Мстислава по прозвищу Храбрый – это история кровавой вражды и последовавшей за ней братской дружбы.
Тмутараканское княжество занимало площадь сравнительно небольшую – Таманский полуостров и окрестные территории. Когда-то это были владения Хазарского каганата, сокрушенного дедом Ярослава Мудрого, великим воителем древности Святославом Игоревичем. Его сын и отец Ярослава – Владимир Святославич посадил на княжение в Тмутаракани своего сына Мстислава. Остатки разбитых дедом и отцом хазар стали его подданными.
Мстислав Храбрый, «отважный в битве, щедрый к дружине», на рубеже 1010–1020-х годов подчинил себе еще соседних касогов, предков современных адыгов, и обрел немалую военную мощь. Мстислав прославился своей богатырской удалью и в особенности единоборством с касожским князем Редедею, которое долго помнилось на Руси и составляло один из любимых в народе предметов старинных песнопений.
Русичи, владея Тмутараканью, часто воевали со своими не менее воинственными соседями касогами. Однажды их князь Редедя предложил Мстиславу Храброму единоборство на условии, что победитель бескомпромиссной схватки получит имущество, жену, детей и владения побежденного. Мстислав принял такое предложение. Хотя Редедя был исполинского роста и необыкновенный силач, русский князь одолел его, повалил касога на землю и зарезал его ножом. После этого правитель Тмутаракани получил все, что обговаривалось условиями поединка. Касоги были обложены данью.
В 1023 году, как сообщает «Повесть временных лет», «поиде Мстислав на Ярослава с козары и с касогы». То есть младший брат пошел междоусобной войной на старшего брата с целью «добыть» великокняжеский киевский престол. Для этого правитель Тмутараканского княжества собрал в степях и предгорьях Северного Кавказа немалую военную силу – большую конную рать.
Следует заметить, что Мстислав выбрал удачное время для стремительного похода на стольный град Киев. Великого князя Ярослава Владимировича в то время не было в столице – он пребывал далеко на севере, в Новгороде. Мстислав Храбрый мог войти в отцовскую столицу, однако «не прияша его кыане».
