Текст книги "Заблудшие (СИ)"

Автор книги: Алексей Супруненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

От сладкой неги, в которую погрузился Чижов, после дежурства на мосту, его отвлек болезненный тычок кирзового сапога по его ноге. Гришка протянул свои нижние конечности поближе к буржуйке, в которой теплился огонек пламени. Буржуйка находилась в просторной будке, сколоченной из отесанных досок. Даже в мирное время стратегические мосты находились под охраной, и эта будка была сооружена для караула, который и занимался охраной объекта. Гришка недовольно открыл глаза, чтобы посмотреть на своего обидчика. Рядом с ним стоял человек-гора Леха Яценко. Рост 180 сантиметров, косая сажень в плечах, весом больше ста килограммов, кулачищи словно кувалды, но с характером добродушного человека. Как такие парни в шуцманы попадают? Загадка.

– Чего тебе? – буркнул Гришка.

– Вставай, к тебе жена пришла, – озвучил он невероятную новость.

– Стеша? – вскочил на ноги Гриша.

– Где она?

– На первом посту. Там ее уже Селютин допрашивает, – подсказал Яценко. Тема с допросом не очень понравилась Чижову. Он выскочил из теплого помещения на мороз. Алексей последовал следом. Григорий ожидал увидеть Стефанию, которая каким-то чудесным образом оказалась, Бог знает где, но вместо жены заметил Валентину, которая с кошелкой в руках стояла на линии часового в окружении нескольких шуцманов.

– Валя? Ты как здесь очутилась? – задал интересующий его вопрос Чижов.

– Знакомый дядечка ехал в эту сторону, вот я и решилась тебя навестить. Соскучилась уже, – призналась Стружук.

– Чижов, развел здесь многоженство. Не положено! Это стратегический объект, – возмущался Селютин.

– Я тебе передачу принесла, – кивнула женщина на поклажу в руках.

– Валюха? Каким ветром? – подтянулся на первый пост и Игнатов.

– Вот решила вас проведать и гостинцев передать, – обрадовалась Стружук появлению Федора.

– Не положено! – бубнил свое ефрейтор.

– Ротный узнает, ругаться станет, – приводил свои доводы Александр Владимирович.

– Да перестань ты, – не принимал Яценко во внимание его причитания.

– Что там у тебя? – захотел он заглянуть в кошелку гостьи. Она была не против этого, почувствовав поддержку со стороны.

– Молочко, сало, пирожки, – начала перечислять женщина продуктовый набор.

– И все?

По кислой роже человека-горы можно было без труда понять, что он ожидал чего-то более существенного, в виде домашнего самогона. Стружук смекнула, в чем ее ошибка и быстро исправилась: «Я в следующий раз принесу». То есть, своим обещанием она делала задел на очередной визит на объект.

– Чего тут стоять? Пошли к нам в караулку, – взял на себя властные полномочия Яценко.

– Так ведь ротный запретил, – начал было выступать Селютин.

– Где он ротный? Нет его. Я что-то не слышал, чтобы он за себя тебя оставлял. Не нравятся продукты? Не ешь, и жди, когда полевая кухня прибудет. Я голодать не собираюсь, – ни во что не ставил Алексей старшего по званию. Валентина в сопровождении шуцманов отправилась в помещение с буржуйкой, а сама цепким взглядом осматривала подступы к мосту и подсчитывала, сколько полицаев охраняет объект. Это было ее новое задание от бывшего начальника Сарненской милиции. Гришка был несказанно удивлен такой инициативе любовницы. Детей оставила, на продукты потратилась, с каким-то дедушкой связалась и все ради него? Неужели он ей так дорог? Или о Федьке беспокоится? Вряд ли. Такая страсть Валентины начинала его пугать. Ему проблемы со Стефанией не нужны. А тут он считай, завел себе вторую семью, и любовница завтра начнет претендовать на роль жены. Провожая Валентину обратно, он попросил ее больше не приезжать. Не безопасно и затратное это дело. Тут Валя надула губки, мол, видеть меня не хочешь, не можешь простить товарища мужа и всякое подобное. Здесь еще Федька вмешался с Лешкой Яценко со своими заказами. Самогона им, видите ли, до полного счастья не хватает. Валька и рада стараться, что обещать.

Разговоров о визите любовницы Чижова хватило до полуночи, как будто и поговорить было не о ком. Хотя полицейских можно было и понять. Служба рутинная, стой на посту, да поглядывай по сторонам. Одно развлечение, глазеть на проезжающие, на фронт составы. Их количество значительно увеличилось. Сейчас в районе Сталинграда решалась судьба наступления немцев на Кавказ, а может и всей войны, чем черт не шутит? Рейх бросал в горнило войны все новые и новые части и боевую технику. Наблюдая за составами можно было только подивиться мощи Германии. А с другой стороны, уже заканчивался второй год войны, а Красную Армию вермахт так и не разбил, так еще и партизаны объявились в глубоком тылу немцев. Так размышляя о последних событиях дня, Чижов двигался по деревянному настилу моста с одного берега реки к другому. Через железнодорожное полотно, напротив Гришки брел в противоположную сторону его товарищ Федька Игнатов. В теплой будке остался только Лешка Яценко и Селютин. Наверняка они сейчас трепали сало принесенное Чижову его любовницей. Было даже обидно. Яценко из будки не выгонишь, вон у него какие кулачищи, а ефрейтор корчил из себя командира. Этого зануду надо было ставить на место. Вот придет ему обещанный унтерштурмфюрером Ульрихом Дитрихом Железный крест, то и его глядишь, повысят в должности, и тогда он утрет нос Селютину, – размышлял на ходу Чижов, посматривая на прибрежные камыши, чтобы в них не смогли спрятаться партизаны. Утром на объект нагрянул их ротный Онищенко, и выгнал из будки «человека-гору» и ефрейтора. Причем Селютину, как командиру отделения влетело за то, что он использовал пулеметчика, то есть Григория, в качестве простого часового. Пулеметчик должен занимать позицию у огневой точки, которая была выложена из мешков с песком на железнодорожной насыпи. Там без движения замерзнешь гораздо быстрее, но ради того, чтобы посмотреть, как отчитывают московского задаваку, можно было и померзнуть. Появление ротного вызвало определенный ажиотаж, но ненадолго. Тарас Семенович Онищенко не собирался торчать на этом злополучном мосту. Он навел порядок, сделал встряску личному составу и снова в деревеньку, в теплую хату, к бабе в постель. Если, что срочное или какая-нибудь проверка, то за ним пошлют человечка, благо село не так далеко.

Валентина появилась на объекте так же внезапно, как и первый раз. Григорий только диву давался, как это у нее получалось. От Сарн мост находился на порядочном расстоянии, а Валька являлась к ним, даже не запыхавшись. Неужели снова дедушка подвез? Валентину ждал, больше чем Чижов, Лешка Яценко с товарищами. Они оставили парочку беседовать, а сами потащили принесенный ею провиант в свою будку. Пока Селютин ходил на противоположной стороне моста, а Онищенко нежился где-то в теплой хате, Яценко припрятал спиртное, принесенное Стружук, как та и обещала. Праздник компания «человека-горы» устроит себе ночью, когда наверняка на объект не сунется ни один проверяющий. Чижов и Валя стояли у пулеметного гнезда, наблюдая, как темные воды реки Случь несутся под опоры моста. Сегодня уже было третье декабря, и кругом лежал снег, а вот с рекой мороз пока совладать не мог. Края от берега подмерзли, образовав тонкий лед, но центр реки благодаря быстрому течению еще не собирался примерять на себя прозрачный панцирь.

– Как дети? – задал стандартный вопрос Григорий.

– Хорошо, – ответила Стружук, не поворачивая головы в его сторону.

– Что пивная?

– Работы стало больше. Немцев полный город. От клиентов нет отбоя, – призналась женщина.

– Вот и хорошо. Теперь не надо бояться партизан. В город они не сунутся, – сделал вывод Гришка из слов собеседницы.

– Это точно. У нас появились даже эсесовцы, – поделилась наблюдениями официантка.

– Ты больше сюда не приезжай, – попросил ее Гриша.

– Не хочу, чтобы у тебя на работе были проблемы.

Сейчас она повернулась к нему лицом. На краешках глаз выступили слезы. Наверное, от холодного ветра, – подумал Чижов. Женщина прильнула к груди шуцмана.

– Какой ты хороший Гриша. Почему мне так не везет? Только встречу достойного человека и его не стает. Муж у меня был ласковый и детей любил. Не стало Вити. Ты, внимательный, нежный, но не мой, – жаловалась Стружук на судьбу.

– Ты так говоришь, будто бы хоронишь меня. Я умирать не собираюсь, – ответил Григорий.

– И я этого не хочу. Ты прости меня за все, если сможешь, – попросила она. Полицейский вытер ладошкой слезинки на ее щеках.

– За что я тебя должен простить?

– За то, что позарилась на твое семейное счастье, – выкрутилась Валентина, хотя имела ввиду совсем другое. Бураков недаром организовал ее выезды к мосту. Партизаны собирались его взорвать, и им надо было знать, какими силами осуществляется охрана объекта. То, что они не будут брать пленных, для Вали было очевидно. Передав разведданные по мосту, она фактически подписала смертный приговор Григорию. Если признается мужчине в содеянном, то подпишет его себе и своим детям. Сейчас по факту Валя прощалась с любимым мужчиной, понимая, что причиной его гибели станет именно она.

– Ты береги себя, – попросила Стружук. Теплая слезинка скатилась по красной от мороза щеке.

– Да, что с тобой? – не понимал Гришка такого настроения женщины.

– Ты словно прощаешься со мной навсегда. Отдежурим на этом мосту, и я снова вернусь в город, – обещал Григорий.

– Возвращайся, я буду ждать, – тихо ответила Стружук.

– Мне уже пора. Скоро стемнеет. Еще до Сарн надо добраться, – решила завершать свидание Валентина. Она на прощание крепко поцеловала Чижова и, не оборачиваясь, пошла по насыпи прочь от объекта. Шуцман долго смотрел ей в след, пока Валя не свернула с железнодорожной колеи в лесок. Такое поведение любовницы отразилось и на настроении Григория. Он старался побыть наедине с самим собой и разобраться в причинах возникшей тревоги. Вроде и повода волноваться не было, а в душе тревожно. Ближе к ночи стал крепчать морозец. Гришка мог пойти в помещение, чтобы погреться, но там устроился Алексей Яценко, который организовал игру в карты. Самогон, принесенный Валентиной, пошел для разогрева не только внутренностей, но и поднятия азарта к игре. Выпивали, курили и играли в картишки на деньги. Одни полицаи уходили на посты, кто в чистую проигравшись, а кто и с хорошим кушем, вторые возвращались с постов, чтобы присоединиться к игре. В деревянной будке царило оживление, на которое с укоризной посматривал ефрейтор. Сержант, которого оставил вместо себя командир роты не спешил наведываться на эту сторону реки, а вступать в прения с пьяной компанией во главе с Яценко, Селютин не собирался. Григорий, накинув сверху на себя тулуп, присел на своей огневой точке, выложенной из мешков с песком. Ночное небо затянуло тучками, сквозь которые изредка проглядывали светлые пятнышки звезд. От моста в его сторону пришел Игнатов. Он что-то недовольно бурчал себе под нос.

– Проиграл? – догадался о причинах такого поведения Чижов.

– Не повезло сегодня, – вздохнул Федька, присаживаясь рядом.

– А ты чего не идешь в караулку? Иди, погрейся, я за тебя подежурю, – предложил дружок.

– Не хочу видеть эти пьяные рожи. Здесь спокойней, – отказался Гриша.

– Как ты думаешь, долго нас тут будут держать? – продолжал беседу сослуживец Чижова.

– Лучше здесь, чем по лесам ловить партизан, – не сильно огорчался такой службе Григорий. Двери караулки открылись, и сквозь створки, на белом насте снега, образовалась полоска света от керосиновой лампы, стоящей на столе в помещении. В этом светлом проеме появилась фигурка полицейского. Товарищи без труда распознали в вышедшем человеке Пашу Удовику, близкого товарища «человека-горы». Пашка, пошатываясь, справил нужду на деревянную стену будки и, достав ракетницу, выстрелил осветительную ракету. Она с шипением взмыла вверх и словно маленькое солнце на какое-то время заставила темноту отступить. Григорий не поленился привстать с мешка, чтобы посмотреть, как ракета коснется земли. То, что он увидел, в один момент прогнало у него остатки сна. Со стороны леса, пригибаясь, двигалось не меньше десятка человек. Часовой на мосту тоже увидел эту картину и пальнул из карабина. Что тут началось! В их сторону потянулись трассы очередей. Лес ожил, причем сразу с обеих сторон реки.

– Партизаны! – кто-то истошно закричал, и этот возглас моментально оборвался. Наверняка бандитская пуля достала шуцмана. Гришка потянул к себе пулемет и передернул затвор. Пашка запустил вторую ракетницу. Из караулки посыпали наружу сидевшие в ней полицаи. В один момент помещение стало похоже на мишень в тире. Пули вгрызались в доски, прошивая их насквозь. Керосиновая лампа упала со стола, и языки пламени переметнулись на соломенную подстилку помещения. Воспользовавшись возможностью, пока в небе висела осветительная ракета, Чижов высунул в бойницу ствол пулемета и дал очередь по бегущим фигуркам партизан. Один из нападавших показался ему очень знакомым. Куртка, кепка, надвинутая на глаза, ну точно знакомый Валентины Стружук. Может он ошибся? А если нет? Сорок семь патронов из диска улетели в одну минуту. Тиу! – свистели пули над головой. Гришка отпрянул назад, чтобы сменить диск. Рядом сжавшись в комок, сидел Игнатов. Шуцман собирался вновь стать к бойнице, чтобы продолжить огонь, когда грохнул взрыв, и на него упало несколько мешков с песком. В голове звенело. Несколько секунд Гриша не мог прийти в себя. Когда шум в голове немного стих, он выдернул из под завала ручной пулемет, чтобы продолжить огонь. Оглянулся на Игнатова, но того рядом не обнаружил. Федька задал стрекоча через рельсы, в противоположную сторону от леса. Чижов понял, что если он еще задержится здесь, то шансов выжить у него не останется. Шуцман бросил свою точку и побежал в сторону плавней. Сзади ему в спину пальнули из автомата, и поэтому пришлось петлять словно зайцу, чтобы сбить у охотника прицел. К автомату присоединился и карабин. Григорий плюхнулся за какую-то кочку и установил на сошки свой «дегтярь». С насыпи в сторону реки бежал еще один шуцман, а ему вслед дружно палили партизаны. Рыкнул его пулемет и желающих продолжать стрельбу значительно уменьшилось. Теперь можно было бежать в плавни. Он забурился в камыши, проваливая ногами тонкий лед. Поскорее убраться подальше от объекта. На мосту стрельба почти стихла. Защитники или сбежали или просто были убиты. Стараясь не замочить оружие Чижов пробирался вперед. Где-то здесь должен быть и Игнатов. Убитых «шума» на склоне он не видел, значит, Федька прячется в плавнях. Он брел по холодной воде, удаляясь от моста. И тут сзади как жахнет! Гришка от испуга наклонился к самой кромке воды. В воду полетели куски древесины и какие-то осколки. Яркая вспышка осветила всю округу. Темный дым закрыл и без того слабо видимые звезды.

– Мать, твою! – выругался Григорий, рассматривая, что стало с взорванным мостом.

– Гриша, ты? – пискнул знакомый голосок, справа от него.

– Федька? – узнал товарища Чижов. Он пошел на голос и обнаружил в камышах Игнатова.

– Живой?

В ответ полицейский только кивнул головой.

– Что с мостом? – поинтересовался Игнатов, хотя тут и младенцу было понятно, что произошло.

– Нет больше моста. Взорвали его, – не поленился ответить Чижов. Он уверенно направился к берегу, а Федя поплелся следом. С насыпи в их сторону хлопнуло два выстрела. Парни остановились, замерев на месте. Где-то в камышах захлюпала вода. Федор передернул затвор «мосинки».

– Не стреляйте, свои! – донеслось до них. Раздвигая руками сухие стебли камышей, к ним вышел Селютин.

– Ты? – не ожидал увидеть ефрейтора Игнатов.

– Не видишь, что ли? – нервно произнес Александр.

– Уходим, – скомандовал Чижов, продолжая движение.

– Что произошло? Кто это был? – сыпались вопросы от Феди.

– Партизаны, – зло произнес ефрейтор.

– Расслабились вот и получили.

– И что теперь будет? – не умолкал Игнатов.

– Немцы разберутся и накажут виновных. Это из-за тебя все произошло, – произнес слова обвинения Селютин в спину, впереди идущему Чижову. Тот даже остановился.

– А я тут при чем? – не понял Гриша, в чем его обвиняют.

– К кому барышня приходила? Вынюхивала все тут. Кто она тебе? Где ты с ней познакомился? Родная жена не соизволила приехать ни разу, а любовница тут, как тут. Чего она так зачастила? Не все высмотрела? Как раз после ее ухода и напали партизаны, – налетел на Гришку Селютин.

– Ты чего? Не могла Валюха такого сотворить. Она не партизанка, а официантка в пивнушке, – не согласился с обвинениями Федор.

– Что ты знаешь о партизанах? У них, что на лбу написано кто они? Понятное дело, что маскируются. Что ты об этой Валентине знаешь, кроме того, что она официанткой работает? – резонно спросил ефрейтор.

– У нее двое детишек. Не станет она ими рисковать, – привел свой довод Федор.

– И ты с ней знаком? Ну, конечно, вы же друзья. Может, и спите вдвоем с этой бабой?

– Ты не перегибай палку, – возмутился Гришка.

– Давай, шагай! – подтолкнул его карабином в спину Селютин. Это выглядело так, словно Чижов следовал под конвоем.

– На кого же она детишек бросила, добираясь сюда? Да и зачем? Такая любовь или что-то другое? Это ведь она самогонку принесла. Зачем? Чтобы часовых споить? – развивал тему младший командир.

– Ее Лешка Яценко попросил, – напомнил Игнатов причину появления алкоголя на объекте.

– Как совпало. Ваша Валентина даже и не сопротивлялась. А кто ее из города сюда доставил? Кто отвозил обратно? У нее детишки, работа. Не побоялась ведь.

Этот вопрос мучал и самого Григория. Все правильно ефрейтор подметил. А это прощание? Она словно заранее извинялась за свое предательство. Ответ на эти вопросы могла дать только сама Стружук.

Если Селютин донесет на них, то поговорить с Валей не получится. Виновата она или нет, никто никогда не узнает. Их отправят в подвал, а Вальку заберет гестапо. Мост взорван и надо будет искать виновных. Они даже очень кстати подойдут под эту роль. В гестапо умеют работать, и им придется взять на себя всю вину, чтобы выгородить настоящих виноватых. Остались ли еще свидетели визита Стружук, непонятно. Удовика погиб, Яценко убили наверняка, кто там еще мог связать визит женщины с партизанами? Самый умный только Селютин. Сейчас он выслужится и получит повышение. Выходило, что Александр пока единственный свидетель. Не будет его, и никто не спросит за официантку из пивной. Складывалась такая ситуация, что пока живой их младший командир, то он с Федькой прибывает в опасности. Мысль об устранении москвича не вызвала у него ни какого угрызения совести. Ну и что, что свой? Сейчас каждый за себя. Селютин ведь не думает о них? Он заботится в первую очередь о собственной шкуре. Чем он хуже? Решение было принято. Оставалось лишь найти способ внедрить его в жизнь. У Гришки пулемет на плече и снять его незаметно не удастся. Ефрейтор держал карабин наизготовку, словно догадывался, чем для него могло закончиться это путешествие. Если он даже и сумеет выстрелить в шуцмана не факт, что не заденет Федора. Он хоть тоже не подарок, но по сути единственный близкий ему человек в батальоне. Левая рука автоматически нащупала на поясе рукоятку финского ножа.

– А ведь вы правы пан ефрейтор. Вальку то я толком и не знаю. Как любовница неплохая, а как человек, то загадка. Я если честно, то не очень и интересовался, кто она и чем дышит. Что мужику надо? Накормила, напоила и постельку постелила, – не стал оправдываться Чижов. Федька опешил от такого признания.

– Я что не правду говорю? Вон и Федька может подтвердить мои слова, – повернулся Гриша в сторону бредущих следом за ним парней. Финка ударила Селютину в живот. Григорий не был левшой и поэтому удар не оказался смертельным. Александр Владимирович попытался задействовать свое оружие и Гриша ничего умного, как завалить ефрейтора в воду не придумал. Селютин не сдавался, пытаясь стащить с себя Чижова. Пулеметчик вытащил нож из тела сослуживца и ударил повторно, пытаясь своим весом заставить Селютина погрузиться под воду. Судорожные взмахи рук москвича становились слабее. На поверхности воды появилось парочка пузырей, и остатки тонкого льда окрасились в красный цвет. Игнатов стоял рядом с широко раскрытыми от ужаса глазами. Григорий устало поднялся на ноги, поправив на плече свой «ДП-27».

– Ты, что наделал? Да нас за это под трибунал отдадут, – испугался Федор.

– Если ты никому не расскажешь, то не отдадут. Ты хотел бы, чтобы он донес на нас?

– Думаешь, Валентина и впрямь того? – растерянно произнес полицай.

– Того, ни того, это мы сами узнаем. Если бы Селютин стуканул на нас в гестапо, то разбираться никто не стал. Мост взорвали и кто крайний? – попытался обосновать свои действия Григорий.

– На кого это все повесят?

– Считаешь, что это были бы мы? – пребывал в шоке Федор.

– Но я тут ни при чем. Я то и знаю эту Валю совсем недавно. Да, заходил пару раз и не более, – искал себе оправдания шуцман.

– На меня все сбросить хочешь? – догадался Чижов.

– Так это ты меня с ней познакомил. Ты ее при облаве отпустил.

– Может, скажешь еще, что и с партизанами я связан? – разозлился Гришка.

– Не ты ли меня просил о знакомстве? Думаешь, в тайной полиции будут слушать твой лепет? Чем больше врагов найдут, тем для них лучше. За мост ведь кого-то спросят, и этому чиновнику будет глубоко наплевать, скольких виновных расстреляют. Лишь бы начальство успокоилось. А если ты хочешь сделать меня козлом отпущения, то зачем ты мне нужен? – задал вопрос Чижов, смывая с финки кровь убитого сослуживца. Федька посмотрел на стальное лезвие финского ножа, которого Гришка не спешил прятать. Нехороший озноб пробежал у него по спине, и это не от того, что они стояли в холодной воде.

– Ты чего Григорий? Мы же с тобой друзья. Кто тебя от расстрела спас? Забыл? – дрожащим голосом ответил Игнатов.

– Ничего я не забыл. И твою шкуру уже спасал. Теперь мы квиты, – твердым голосом заявил Чижов.

– Вот и хорошо. Я за Селютина никому, могила! – поклялся Игнатов.

– Он как по мне, был паршивым мужиком. Туда ему и дорога, – лебезил перед товарищем Федор.

– Тогда помоги мне его по реке сплавить, – попросил дружок. Вдвоем они оттащили тело убитого полицейского поближе к чистой воде, чтобы река своим течением отнесла тело ефрейтора подальше от места происшествия. Личное оружие младшего командира утопили там же.

До расположения батальона добрались без обморожений. Оказалось, что в эту ночь партизаны подорвали четыре моста ведущих в город. Если смотреть на карту, то уничтоженные объекты образовывали фигуру, похожую на крест, Сарненский крест. В связи с этой дерзкой вылазкой в городе царил переполох. Их понятное дело допросили. Тут же выяснилось, что из охраны моста в живых остались только они, не считая ротного, который ночевал в соседнем селе у какой-то разведенки. Друзья описали следователю, какое участие в охране объекта, принимал командир их роты Онищенко Тарас Семенович. Он так и не появился в расположении батальона. Им занялись более компетентные органы. Перевод стрелок и помог товарищам обелить себя перед вышестоящим руководством. Уничтожить четыре моста, это не шутка, да еще в разгар Сталинградской битвы. Причем если фашисты укрепили подступы к городу и не давали возможности партизанам предпринять каких-либо наступательных действий, то назначив на охрану таких важных объектов личный состав «шуцманшафта» и союзников из состава словацкого полка, они совершили непоправимую ошибку. «Шума», как не справившихся с поставленной задачей, на некоторое время оставили без внимания, что дало возможность товарищам вырваться в город. В первую очередь парни хотели встретиться с Валентиной, чтобы расставить все точки над i. На работе ее не было. Пошли домой. Припорошенная снегом тропинка, ведущая к домостроению, вызвала у полицаев волнение, которое стало нарастать с каждой минутой, по мере того, как они подходили к дому. Не притоптанный снег, отсутствие дыма из печной трубы и закрытая на щеколду, даже не на замок, входная дверь, свидетельствовали о том, что в хате никто не проживал. Федька переживал больше всего. Едва он переступил порог, как заметался по дому в поисках своего чемодана с награбленным имуществом.

– Где он? – переворачивал полицейский убогую мебель, попадающуюся на его пути. Гришка стоял у стола и наблюдал за действиями товарища. С одной стороны он злился на Стружук, понимая, что она просто сбежала, боясь мести, а с другой стороны ему было смешно, что женщина оставила в дураках его дружка. Он всегда считал, что награбленное имущество не принесет счастья. Федька чем-то напоминал ему Кощея Бессмертного, который чах над своим богатством.

– Где эта сука? Куда она подевалась? – выл от горя Игнатов. За дверями кто-то кашлянул. Мужчины повернулись к входу. На пороге стоял худосочный, сгорбленный под тяжестью прожитых лет дедушка, с седой шевелюрой.

– Вы кого-то ищете? – поинтересовался незнакомец.

– Где хозяйка? Куда она подевалась? – не терпелось Федору узнать место пребывания интересующей его особы.

– Так уехала она. Собрала детишек, взяла чемодан и уехала, – поделился информацией дедушка. От слова чемодан, Федьку всего покорежило.

– Чемодан коричневый, большой, с металлическими пятаками на уголках? – уточнял полицай.

– Ну, да, – простодушно ответил гость.

– Сука-а-а! – завыл, словно волк шуцман.

– А куда уехала? – более спокойно спросил Чижов.

– Сказала, что к родственникам.

– А почему? Что произошло? – продолжал интересоваться Григорий.

– Точно не скажу. Была она какая-то вся не своя. Видать, что-то случилось. Говорит, ничего меня здесь больше не держит, не могу оставаться, – вспоминал дедушка детали их с Валентиной разговора.

– Все мои денежки, золото, украшения, ну как же так? – плакался Федя.

– Спасибо, что сказали, – отпустил деда Чижов.

– Гриша, в том чемодане все мои сбережения. Надо ее найти. Она меня по миру пустила, – причитал Игнатов.

– Ты же говорил, что она надежная? – сетовал на судьбу шуцман.

– Видно ошибался. Теперь понимаю, что Валька с партизанами связана. Может по собственной воле или заставили, – почему-то не сильно огорчился Чижов. Где-то глубоко в душе он даже сам не хотел этой встречи. Признается Валюха, что работала на партизан и что с ней, потом делать? Простить женщину за то, что обрекла его на смерть, Гришка не мог, но и сдать ее в гестапо, тоже не сумел бы. Чтобы тогда с дочками было? Кто о них позаботился? Он участвовал в карательных экспедициях, и эта жалость к людям должна была бы атрофироваться. «Шуцманшафт» в основе своей и был предназначен, чтобы бороться с инакомыслием и выполнять всякую «грязную» работу порученную хозяевами. Вседозволенность и безнаказанность в действиях по отношению к мирному населению, делала из людей моральных уродов и преступников. Этим человеческим отбросам было место во вспомогательной полиции, но к счастью Гришка не стал таким.

– Гриша, помоги мне найти ее, – просил дружок.

– Где ты ее сейчас найдешь? Столько дней прошло. Думаешь, она дура и поедет в соседнее село? – урезонил его Чижов.

– А как же мои сбережения? – продолжал пускать сопли Федька.

– Еще соберешь, – был краток Григорий.