Текст книги "Заблудшие (СИ)"

Автор книги: Алексей Супруненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Давид, пойди, проверь, нет ли там кого-нибудь, – распорядился Саюн. Юноша обескураженно посмотрел на старшего товарища, явно не ожидая получить подобный приказ. Мужчины остались возле телег, приготовив на всякий случай оружие к бою. Молодой еврейский парнишка, прижав к себе винтовку, перебежками направился в сторону строения. На какое-то мгновение он скрылся внутри и все напряженно ждали его появления. Вот наконец-то в сумраке входной двери нарисовалась его фигура. Он махнул рукой, давая понять, что дом опасности не представляет. Транспортные средства быстро преодолели свободное пространство, и троица теперь уже сама имела возможность осмотреть сооружение. Обычный дом с несколькими комнатами и большой печью, способной обогреть все пространство помещений. Большой слой пыли на всех предметах утвари говорил о том, что здесь давно не ступала нога человека.

– Располагайтесь, – скомандовал старшина, а сам еще раз обошел все комнаты, и даже поднявшись по лестнице, заглянул в темноту чердака.

– Огня не разводить. Его в лесу хорошо видно.

– Вы думаете, они не отстали? – поинтересовался Давид.

– Отстали или заблудились, как мы, не знаю, – с укором посмотрел старшина в сторону проводника. Тот засопел и пошел к лошадям.

– И что дальше будет? – хотел молодой еврей знать их дальнейшие планы.

– Утро покажет, – уклончиво ответил Саюн, тепля в душе надежду, что Сергей Иванович определится на местности и выведет их к своим. Он достал из своего вещмешка краюху черного хлеба, кусочек сала и пару луковиц.

– Будем ужинать и спать.

– Откуда харчи? – фыркнул Анджей.

– Мы их для голодных жителей Сарн добывали, а ты их себе припрятал, – снова послышались обвинения в адрес военного.

– Во-первых, не себе. Во-вторых, с общего котла я ничего не взял. Продукты мне сама полька дала, за что ты ее успешно хотел расстрелять, – не остался в долгу старшина. Он почти наощупь принялся нарезать мелкими ломтиками вкусно пахнущее сало.

– За людей, я, как и ты, тоже переживаю. Только в армии говорят, что если солдат голоден и уставший, то и боевую задачу он может не выполнить. А у нас задача оттянуть на себя немцев и обманув их, успешно вернуться домой. Для этого нужны силы, поэтому я и предлагаю перекусить, – более миролюбиво продолжил Петрович.

– Но если кто-то очень принципиальный, то может и не есть, – не настаивал старшина.

– Чую салом запахло, – вернулся со двора Дугинов.

– Молодец старшина. С тобой не пропадешь, – присел Иванович на лавку к столу. Саюн равными долями поделил имеющиеся продукты. Давид не стал из себя строить патриота и протянул руку за своей пайкой.

– Товарищ старшина, а у вас дети есть? – поинтересовался юноша, с хрустом откусывая кусок луковицы.

– Конечно, есть. Дочка. Где-то твоего возраста, – признался Петрович.

– Девочка это хорошо. И жених у нее, наверное, имеется?

– Имеется, – не отрицал Саюн, не совсем понимая, куда клонит этими вопросами юнец.

– У меня тоже девушка есть, – решил поделиться сокровенным Давид.

– Только ее родителей немцы убили. Оставался один дедушка, а потом и за ним пришли. Сара чудом спаслась, – с болью в голосе поведал свою историю парень.

– Теперь у нее нет близких, как и у меня, – подвел итог партизан. Анджею не понравилось это повествование.

– Не зачем жаловаться. Не один ты такой. Никто тебе сопли утирать не станет, – грубо высказался Анджей.

– Ну, зачем ты так? Мы, что не люди? Не понимаем? – не понял Иванович такой жесткости от своего спутника по повозке.

– Ладно, давайте все спать, – не стал развивать эту тему старшина. Парни действительно лишились близких им людей, и это сказывалось на их восприятии существующей реальности. Зачем бередить полученные раны?

– Первым на дежурство заступлю я, а меня сменит Анджей, – определил график несения службы Петрович. Никто спорить не стал. Партизаны устроились на ночлег кто, где мог. Когда горизонт заметно стал светлеть, Саюн разбудил сменщика, а сам, улегшись на его теплое место, моментально уснул. Из мира сновидений в реальность старшину вернули звуки шагов и какой-то шорох. В комнате было светло. Молодежь о чем-то шепталась, сидя в углу. Петрович сладко потянулся, прогоняя остатки сна. Парни притихли, заметив, что их командир проснулся. На столе уже не лежала продуктовая пайка, от которой вчера ночью отказывался строптивый парнишка. Саюн скептически улыбнулся. Голод не тетка.

– Где Иванович? – заметил он отсутствие проводника.

– К лошадям пошел, – ответили ему. Не успел военный размять ноги, как в комнату вошел бледный как стена Дугинов.

– Что случилось Иванович? – озаботился Саюн.

– С лошадьми непорядок?

– Немцы, – негромко, но достаточно четко произнес старик. Старшина моментально занял такую позицию, чтобы его силуэт не был виден из леса. Парни вскочили на ноги и хотели броситься к окнам.

– Куда? Стоять! – прикрикнул на них старшина.

– Ни каких резких движений.

Не приближаясь к оконной раме, он посмотрел наружу.

– Черт! – выругался Петрович, заметив фигурки людей перебегающих от дерева к дереву по направлению к дому.

– Они тебя видели? – спросил он у Сергея Ивановича.

– Да. Я их тоже, но сделал вид, что не заметил.

– Иванович, осторожненько попытайся выйти к телеге. Если получится, то следом пойдете вы, – кивнул военный в сторону друзей.

– Прыгаете в телегу и в лес. Я постараюсь их задержать.

– А вы? – проявил заботу о старшине Давид.

– Слышали, что я сказал? – напустив на себя строгости, задал вопрос Саюн.

– Иди. Попробуем сыграть с ними в эту игру.

Дугинов сунулся на крыльцо и моментально насколько пуль впились в его бревенчатые своды. Звякнуло разбитое стекло. Партизаны заняли позиции возле окон.

– Не получилось, – сокрушался старшина. Он передернул затвор «мосинки». Выстрел. В ответ заработали немецкие карабины. Теперь подключились к перестрелке и парни. С глухим стуком гильзы падали на деревянный пол.

– Патроны беречь, – приказал Петрович, видя, что стрельба его подчиненных идет, что называется «в белый свет, в копейку». Противник не оставил попытки приблизиться к дому. Временная «цитадель» партизан огрызнулась вспышками выстрелов. В ответ «рыкнул» ручной пулемет. Полетели щепки от разбитых пулями рам.

– «Дегтярь» бьет, – узнал старшина знакомый рокот пулемета.

– Так-то полицаи! Я их форму узнал, – поделился своими наблюдениями Сергей Иванович.

– Партизаны, сдавайтесь! Вы окружены, – послышалась русская речь.

– Точно, полицаи. За окружение они брешут. Я когда у коней управлялся, так с той стороны хаты никого не было, – доложил Дугинов.

– Значит, будут окружать, – не весело изрек Петрович. Шуцманы снова начали перебежки. Пах! Пах! Откликнулись на такое движение партизанские винтовки. ДП-27 дал длинную очередь, заставив защитников отойти от окон. Давид отвел затвор назад и посмотрел в патронник.

– У меня закончились патроны, – сдавленным голосом произнес парень и, опираясь спиной о стену, опустился на пол.

– Что теперь будет? – всхлипывая, спросил он.

– Я же обещал Саре, что вернусь.

Его примеру по обращению с оружием последовал и Анджей.

– У меня тоже всего два патрона осталось.

– Не густо, – с досадой в голосе сказал Саюн. «Дегтярь» продолжал строчить, не давая никому высунуться.

– Сейчас они подберутся поближе и забросают нас гранатами.

Перспектива не радужная, особенно для слабохарактерного Давида.

– Я не сдамся, – зло выпалил Анджей.

– Меня однозначно убьют, я ведь еврей.

Пули со свистом вонзились в деревянный простенок. Старшина внимательно посмотрел на молодых парней.

– Слушайте сюда. Лезете на чердак и через крышу выберетесь за тыльную сторону дома. Оттуда до леса рукой подать. Постарайтесь добежать. Я с Ивановичем отвлеку их на себя. Вы меня слышите? Давид, перестань хныкать, дождется тебя твоя Сара. Иванович, поддержи меня, – попросил помощи Саюн. Откуда бьет пулемет, он уже давно приметил. Высунул из укрытия ствол «мосинки». Выстрел. Ушла отстрелянная гильза. Второй. Тут дед из ружья добавил. ДП-27 замолчал. Может Петрович в пулеметчика попал, а может у того просто патроны закончились.

– Пошли! – рыкнул на пацанов старшина. Давид вскочил на ноги и бросился к лестнице. Анджей не спешил уходить, с благодарностью смотря на мужчин.

– Ты прости меня за кепку, – хлопнул его по плечу Саюн, подталкивая в соседнюю комнату.

– И вы меня за все простите, – сделал шаг юноша. Во дворе загалдели полицаи.

– Иванович, прикрой дверь, я возьму на себя окна, – постарался сменить позицию старшина. Выстрел. Еще один. В ход пошла последняя обойма. Сзади ухнула двустволка Дугинова. Шуцманы уже под домом. Того и гляди гранату внутрь бросят. Надо попытаться прорваться к лесу. Петрович повернулся к деду, чтобы посмотреть как у того обстоят дела, но вместо проводника увидел здоровяка в форме вспомогательной полиции и ствол карабина направленный в его сторону. Все произошло достаточно быстро. Яркая вспышка и мучительная обжигающая боль в боку. Петрович оказался на полу и схватился за живот. Сквозь пальцы сочилась теплой струйкой алая кровь. Вот и все! – подумал партизан, наблюдая, как в его сторону приближаются ноги в кирзовых сапогах. Чтобы полностью рассмотреть противника, надо было поднять голову, а этого сделать он пока не мог. Стрельба прекратилась.

– Что будем делать с этим пан визе фельдфебель? – услышал он голоса на украинском языке.

– Грузите в телегу, как и всех остальных. Может, кто-нибудь в селе их опознает, – распорядился старший среди бойцов шуцманшафта. Саюна подхватили под руки два дюжих молодца и потащили к выходу. На пороге сжав мертвой хваткой свое ружьишко, лежал с прострелянной головой дед Сергей. Военного оставили сидеть возле телеги. Петрович прижал ладонь к прострелянному боку.

– Старшина!? – послышался знакомый голос. Партизан приподнял голову. Перед ним стоял с пулеметом за плечами Гришка Чижов. Мужчина присел перед раненным и посмотрел на его окровавленные пальцы.

– Зацепило? – волновался за старшину его бывший подчиненный.

– Вот и встретились, Гриша, – с какой-то затаенной грустью в голосе произнес Саюн.

– Я сейчас, – копался в своих карманах шуцман в поисках перевязочного материала.

– Давай перевяжу, – нашел он расходный материал.

– Чижов, чего ты с ним возишься? Сдохнет, так сдохнет, – не поняли его заботы сослуживцы.

– Не надо, чтобы сдыхал. Нам его в деревню доставить надо, – пробурчал пулеметчик.

– Ради своих стараешься? Думаешь, награду за пленного партизана дадут? – прошипел старшина.

– Ради тебя стараюсь, – ответил Гриша.

– Ты у фашистов тоже пулеметчик? Неплохо у тебя, получается, – похвалил его профессиональные качества старшина.

– И много уже наших положил? – провоцировал Саюн бывшего подчиненного на всплеск эмоций.

– Зачем это тебе? Я же не спрашиваю, скольких ты убил, – ушел от прямого ответа Чижов.

– Я убиваю врагов, которые пришли на нашу землю с войной, а кого убиваешь ты? – задал неудобный вопрос партизан. Григорий предпочел отмолчаться, сосредоточившись на оказании первой медицинской помощи раненному.

– Зря стараешься. Немцы не берут в плен партизан. Все равно пустят в расход, – догадывался о своей дальнейшей участи старшина. Тут появились шуцманы, которые тащили тела убитых беглецов.

– Пан визе фельдфебель куда этих? – поинтересовались полицаи у своего командира.

– Складывай в телегу. Повезем в село на опознание, – распорядился Бородай. Без всяких церемоний «шума» сложили один на другого трупы убитых партизан. Не успели, – защемило у Петровича сердечко, глядя на застреленных в спину молодых парней из Сарненского гетто. С подводы свисала рука Анджея, будто-бы парень хотел на прощание коснуться родной земли. Степан покрутил в руках головной убор Анджея и бросил его на тела партизан.

– Думали обмануть нас? – ухмыльнулся Бородай, обращаясь к Саюну.

– Унтерштурмфюрер Дитрих сразу вас раскусил. Сейчас немцы добивают отряд, в расположение которого, их приведут твои дружки. Нам поручили догнать хитрецов и уничтожить. Что мы и сделали.

Такое признание полицая было больней, чем рана полученная старшиной во время боя. К транспортному средству покойного Ивановича стали сходиться и остальные полицейские, участвовавшие в операции.

– Старшина? – удивленно воскликнул Федор Игнатов, завидев Саюна. Степан насторожился, пристально посмотрев на подчиненного, как бы ожидая пояснений.

– Наш ротный старшина, – виновато улыбнулся Федька, кивая головой в сторону раненного партизана и своего дружка оказывающего ему первую помощь.

– Мы вместе служили.

Теперь Бородаю стала понятна такая забота о лесном бандите со стороны Чижова.

– И ты здесь? – вздохнул Петрович. Хотя присутствие Игнатова среди предателей родины было вполне предсказуемым. Вот кого бы он ни хотел здесь видеть, так это Григория.

– Садите этого в телегу и поехали, – скомандовал Бородай. Чижов с Игнатовым последовали за повозкой, в которой находился их сослуживец.

– Выходит, что ты из лагеря сбежал, коль ты здесь? – начал разговор Федор. Гришка не проронил и слова, потому-что и сам был причастен к успеху данного мероприятия.

– Сбежал, – подтвердил пленный.

– За тебя спрашивать не стану, догадываюсь. Шкуру свою спасаете. Вы словно заблудшие овцы, не знаете, к какому стаду прибиться, – укоризненно заметил Саюн.

– Чего это овцы? – даже обиделся Игнатов.

– И кто о нашей шкуре заботиться станет? Партия, правительство? Где они сейчас? Теперь каждый сам за себя. Вот, что толку, что ты к партизанам пошел? Все равно скоро немец верх возьмет, – высказал свою точку зрения Федя.

– Так не взял же. У Москвы зубы сломал, – имел и Саюн свою аргументацию.

– Мороз немцам помешал. Крым взяли, а сейчас и Кавказ заберут, – продемонстрировал Федор свои знания обстановки на фронте.

– Не видать им не Сталинграда, ни Кавказа, – уверенно отвечал Саюн, зная о сражении на Волге от командира партизанского отряда.

– Ты бы не о Красной Армии беспокоился, а о себе. С партизанами немцы церемониться не станут, – напомнил старшине Игнатов реалии дня.

– А может, к нам попросишься? – мелькнула в голове Федьки шальная мысль.

– Гришка тебя на поруки возьмет. У нас комбат понимающий.

Григорий криво усмехнулся. Молодец Федя! Знает, что Саюн не благонадежный, так поэтому в поручители решил записать его, а не рисковать самому.

– Предлагаешь Родину предать? – спокойно спросил старшина.

– А что тебе эта Родина дала? – продолжал вести пропаганду Игнатов.

– А здесь жалование платят, паек дают, и форма смотри какая, – похвастался Федор, поглаживая рукав своей куртки.

– Бабу тебе найдем, и заживешь припеваючи, – агитировал сослуживца полицейский. Бородай шел в сторонке, прислушиваясь к разговорам подчиненных.

– Бабу говоришь? Это как у Гришки? Подженился на полячке и пошел в каратели своих стрелять? – ехидно спросил Саюн.

– Откуда знаешь о полячке? – встрепенулся Гриша.

– Знаю, – расплывчато ответил партизан.

– Не сам я сюда пришел, так получилось. Если бы не Федька, то расстреляли бы давно, – попытался оправдаться Чижов.

– Ясное дело. Кому помирать хочется, – иронично произнес старшина. Такая ирония зацепила Чижова за живое.

– Что ты понимаешь! – обиделся Григорий.

– Ну да, куда уж мне! Не понять мне ваши трусливые шкуры. Только я в отличие от вас Родиной не торгую, – твердо заявил Саюн.

– Вы там не в партизаны записываетесь? – шутливо поинтересовался Бородай, наблюдая со стороны за общением сослуживцев.

– Ни как нет, пан визе фельдфебель. Рассказываем, как хорошо служится в шуцманшафте, – отрапортовал Игнатов.

– Вы бы заодно узнали и про партизанский отряд. Хотя если и ничего не скажет, то унтерштурмфюрер Дитрих все равно своего добьется. Он мастер языки развязывать, – ухмыльнулся Степан. После таких слов собеседники притихли. Петровичу было страшно, хотя он этого и старался не показывать, а Гришка переживал за судьбу своего старшины, понимая, чем для него может завершиться эта поездка.

Глава 13

В Гуте Степанской они передали пленного партизана в руки своих немецких союзников. Улучив момент, Гришка поспешил домой. Стеша встретив мужа, не удержалась от слез. Он прижал к себе любимую женщину, пытаясь ее успокоить.

– Они приходили к нам! – сквозь всхлипывания пыталась сказать Стефания.

– Кто они? – поинтересовался шуцман, хотя уже догадывался, о ком могла пойти речь

– Партизаны, – выдавила из себя хозяйка.

– И что хотели?

– Убить меня! – снова заревела как белуга женщина.

– Тише, тише. Успокойся, все прошло. Сколько их было? – гладил жену по спине Григорий.

– Трое. Два молодых и один пожилой. Они забрали продукты, и нашли нашу фотографию. Молодой поляк в картузе, обозленный такой, хотел меня застрелить, чтобы отомстить за убитых в Сарне евреев, – рассказывала Стеша.

– Что за картуз? – переспросил муж.

– Фуражка такая модная.

– Фуражка говоришь? – вспомнил Чижов, найденный ими в лесу головной убор. Убитых лесных мстителей тоже было трое и, причем двое из них молодые. Не иначе эта группа и заходила к его жене.

– А тот, что постарше, это был дед? – задал он уточняющий вопрос.

– Да нет. Дедом его трудно назвать. Он военный, потому-что в форме был, – вспомнила Стеша детали. Гриша отстранил от себя супругу, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Военный, говоришь? – переспросил Григорий.

– Ну, да, – подтвердила полька.

– Это он не дал застрелить меня, – добавила хозяйка.

– Как это? – хотел Гришка знать все детали.

– Сказал, что партизаны с женщинами не воюют. Тот молодой препирался, но все-же послушал старшего, – не стала вдаваться в подробности Стефания.

– А этот военный видел фотографию? – продолжал расспрашивать полицейский.

– Они все ее видели. Что ты прицепился к этому партизану? – не понимала его интереса жена.

– Кажется, я его знаю, – вздохнул Чижов.

– Партизана? Ты связан с лесными бандитами? – моментально пересохли слезы на щеках Стеши.

– Глупая! – возмутился шуцман.

– Кто я и кто они? – кивнул мужчина на свою форму.

– Просто мы преследовали группу, и среди них был тот, о ком ты говоришь, – не стал Григорий рассказывать жене всю правду.

– И что с ними случилось?

– Убили всех, кроме этого военного. Он сейчас сидит в подвалеусадьбы пана Анджея Мицкевича, – пояснил Гришка.

– А те двое? – не совсем отошла от шока пани.

– Я же тебе говорю, что всех убили. Не придут они сюда больше, – успокоил ее полицейский.

– А что с ним будет?

– Не мне решать, – грубо ответил шуцман. Он злился на Стешу, что она задавала такие глупые вопросы. Хотя виновата в его настроении была вовсе не Стефания, а сама ситуация, которая произошла. Саюн позаботился о нем в Вишневом, опекал в лагере военнопленных, а вот теперь спас от смерти и его жену. Если бы не его заступничество за Стефанию, то можно было считать, что они квиты, так как Гришка не сдал старшину, когда тот совершил побег. Теперь выходило, что он как бы в долгу. И надо же было такому случиться, что они встретились на поле боя и, причем по разные стороны. Эту злобу, скорее всего, вызывало чувство вины, спровоцированное голосом совести. Не так он представлял себе дальнейшую жизнь. Как не оправдывай себя, а клеймо предателя Родины не смыть. Желание выжить заставило его стрелять в себе подобных. Вчера это были граждане одной страны, которых он, основываясь на торжественно принятую присягу, обязан был защищать. Причем там абсолютно не говорилось, какой они должны быть национальности. В Союзе всем народам хватало места. Сейчас все было наоборот. Украинец ненавидел поляка и еврея, поляк недолюбливал русского и украинца, а немец презирал всех вместе взятых. Так хотелось сбросить с себя эту ненавистную форму и сбежать далеко, далеко, чтобы не видеть всего происходящего, но, увы….Стешу он кое-как утешил, но успокоения в собственной душе, так и не нашел. Женушка накрыла на стол, а сама побежала в курятник. Гришка помешивал деревянной ложкой густой борщ в тарелке, задумчиво уставившись в одну точку. Во дворе залаял пес, и встревоженно закудахтали куры. Чижов выглянул в окно и заметил на своем подворье Федьку Игнатова, который о чем-то разговаривал со Стефанией. Принесла же нелегкая! – буркнул шуцман, не сильно обрадовавшись незваному гостю. Хлопнули входные двери, и в горницу ввалился его дружок, а следом появилась и Стеша. Увидев угощение на столе, Федька без всякого приглашения умостил свой зад на свободный стул, поставив карабин к стене. Он уверенно потянулся к штофу с самогоном и плеснул в стакан, предназначавшийся хозяину, домашнего алкоголя. Сделал глубокий вдох, влил в себя «огненную жидкость», выдохнул и довольно крякнув, потянулся немытыми руками к соленым огурцам, лежащим на тарелке. Огурчик аппетитно захрустел и исчез во рту полицая. Такая беспардонность товарища ни сколько не удивляла Гришу. У Федьки по жизни был девиз «наглость-второе счастье».

– Стефания, и я не откажусь от борща, – изрек шуцман и демонстративно вытер руки о свою куртку. Стеша, как и положено радушной хозяйке, поставила на стол тарелку с горячей похлебкой и дополнительный стакан. Федор втянул ноздрями приятный запах, исходящий от недавно сваренного борща. Откусив краюху хлеба, он пару раз заехал ложкой в тарелку, громко присербывая при этом. Гриша ждал, когда гость объявит о цели своего визита. Игнатов не спешил это делать и снова потянулся к штофу.

– Чего приперся? – особо не церемонился в выражениях Чижов.

– Бородай прислал, – скривившись от очередной выпитой порции самогона, возвестил гость.

– Унтерштурмфюрер Дитрих наших в Пановку направляет. Партизанский обоз ускользнул от него. Теперь немец рвет и мечет. Он плотно сел им на хвост. Партизаны приняли бой и сумели выскочить из огненного мешка. В плен взяли пару человек, а вся верхушка ускользнула. Думает, что они могут в Пановку пойти, – поделился информацией товарищ.

– Тогда чего ты расселся, коль нам выступать? – возмутился хозяин.

– Нам, да не нам. Он тебя, меня и Селютина оставил пленных охранять. Вот, я за тобой и пришел. Да ты, так не спеши, пусть москвич «на часах» постоит. Ему полезно, а то строит из себя начальника, – позлорадствовал Игнатов. Федор не спеша доел свой борщ и только после этого они выдвинулись к панской усадьбе. Ефрейтор естественно недовольно побурчал за их долгое отсутствие. Лесных разбойников закрыли в каменном подвале, который им и предстояло охранять. Под потолком подземного помещения было сделано узкое окошко для вентиляции, сквозь которое можно было общаться с арестованными.

– Старшина, – позвал Чижов Саюна, предварительно оглянувшись по сторонам, не желая привлекать к себе лишнего внимания.

– Чего тебе? – послышался знакомый голос в ответ.

– Как ты там?

– Может, хочешь поменяться местами? – язвительно спросили из подвала. Чижов не ответил на этот вопрос.

– Спасибо тебе за Стефанию. Теперь я твой должник. Может, чего-нибудь передать? Жратвы, курева? – пытался Гришка оказать услугу сослуживцу в знак благодарности за спасенную жизнь жены.

– Не надо мне ничего из рук предателя. Я не продаюсь, – последовал жесткий ответ.

– Ну, зачем ты так? Я же от чистого сердца, – обиделся шутцман.

– А моих пацанов, ты тоже от чистого сердца положил? – с презрением донеслось из темноты, хотя Петрович точно не знал, чьих это рук дело. Гипотетически это мог, конечно, совершить и Чижов, но не факт.

– А ничего, что твои пацаны собирались застрелить ни в чем не повинную Стефанию? Она-то тут при чем? – обозлился на такое непонимание полицай.

– А женщины, дети и старики из гетто больше виноваты, чем твоя жена? Только в чем? В том, что они евреи? Не думал, что ты станешь таким же зверем как они. Не будет тебе прощения Чижов, – словно судья, вынес ему приговор Саюн. Гришка понял, что этот разговор ни к чему не приведет. Старшину не поколебать в его вере. Таких людей пытками и смертью не запугать. Это Григорий испугался, и за свою слабость теперь презирал самого себя и злился на тех, кто оказался сильнее, чем он. Эта злоба распирала его изнутри, порой перехватывая дыхание. Старшина презрительно оттолкнул его от себя, не захотев даже попытаться понять мотивацию Чижова. Сейчас в сердце шуцмана не было и капли жалости. Он с товарищами поочередно таскал на допрос к унтерштурмфюреру пленных партизан, где из них пытались выбить сведения относительно дислокации их отряда. Немцы работали жестко и крики арестованных, подвергающихся пыткам, заставляли нервничать его сослуживцев по шуцманншафту. Если бы Саюн не выдержал и дал необходимые фашистам сведения, то Гришке стало бы легче. Он даже возможно и пожалел бы Петровича, но старшина молчал. Ничего не добившись, Ульрих Дитрих определил дальнейшую судьбу лесных мстителей. Утром их должны были расстрелять. Впрочем, такое решение было предсказуемым. На подобные мероприятия сгоняли местное население, чтобы те, увидев, чем может закончиться сопротивление новой законной власти, делали соответствующие выводы. Гришка стоял в оцеплении, наблюдая, как изнеможенных пытками мужчин поставили в одну шеренгу, перед строем расстрельной команды. Дитрих не отказал себе в возможности выступить перед крестьянами. Он любил такие мероприятия, и об этом можно было судить по его довольному лицу. Гришка не слушал, что вещал людям немецкий переводчик, рассматривая приговоренных к расстрелу партизан. Они стояли, прислонившись, друг к другу, чтобы не дать упасть наиболее слабым. Гимнастерка Саюна вся была перепачкана в кровь и лицо разбито. Военный еле держался на ногах. Офицер закончил свою речь, и солдаты подняли карабины. Вот и все! – вздохнул Гриша. Но тут к унтерштурмфюреру подошел Бородай и стал ему что-то говорить, кивая в сторону Чижова. Немец кивал головой, посматривая на Григория. Затем Дитрих жестом позвал к себе шуцмана.

– Твой командир доложил, что ты храбро себя вел во время боя в лесу. Я давно за тобой наблюдаю. Ты достойный солдат шуцманншафта и заслуживаешь награды. Твоя слабость в ликвидации еврейского населения с лихвой компенсируется борьбой с партизанами. Докажи свою преданность Рейху и я похлопочу о награде, – обещал Ульрих Дитрих.

– Пусть шуцман приведет в исполнение приговор, – озвучил свое решение унтерштурмфюрер. Такое решение офицера оказалось полной неожиданностью для Чижова. Одно дело присутствовать при расстреле, а другое расстреливать самому.

– Чего стоишь? – толкнул его в плечо визе фельдфебель.

– Пан офицер оказывает тебе доверие, – улыбался Степан.

– Но там мой старшина, – не мог прийти в себя Гришка.

– Нет больше старшины. Это враг. Ты присягнул на верность Великому Рейху и теперь забудь, что было раньше. Он партизан, а с партизанами у нас разговор короткий, или ты думаешь по-другому? Если тебе жаль твоего старшину, и ты разделяешь его взгляды, то будь честен с собой и становись рядом, – провоцировал мужчину Бородай.

– Принимай решение Чижов. Железный крест или место в строю? – он кивнул на шеренгу приговоренных к смерти людей. Саюн видя колебания бывшего подчиненного, решил помочь ему.

– Не робей Гриша. Ты сделал свой выбор. Теперь иди до конца и помни, что пощады тебе уже не будет, – прохрипел Петрович, подталкивая Григория к принятию решения. Чижов поднял ствол пулемета и оглянулся в сторону односельчан. Лица хмурые, безучастные. По ним не понять, что думают люди по поводу этой казни. Только на лице Стефании гримаса страха и сострадания. Рука привычно отвела затвор. Вот и рассчитались мы с тобой, – произнес внутренний голос шуцмана. Палец потянул на себя спусковой крючок. Пулемет задрожал в руках. Диск провернулся, выбрасывая в сторону стреляные гильзы. Очередь прошлась по шеренге партизан, срезая их словно серп налитые колосья пшеницы. Все упали замертво. Из ствола «дегтяря» вился дымок. Унтерштурмфюрер похлопал в ладоши.

– Гуд! – оценил офицер старания полицая. Бородай отправился добивать тех, кто, по его мнению, мог еще остаться в живых. Чижов закинул за спину ручной пулемет и негнущимися ногами пошел в сторону своих товарищей из «шума».

– Дай закурить, – попросил Гришка своего дружка.

– Так ты же не куришь, – напомнил ему Федька о былых привычках Чижова.

– Дай, тебе говорят, – нервно повторил просьбу полицай. Игнатов достал из кармана слегка помятую пачку эрзац сигарет. Он дрожащими пальцами вытащил из пачки сигарету и отправил ее в рот. Чиркнуло колесико зажигалки, и Гриша сделал первую затяжку.

– Жаль, конечно, старшину – обыденно произнес Игнатов, так как будто сейчас произошло какое-то рядовое мероприятие.

– Он сам виноват. Саюн сделал свой выбор, и ты тут ни при чем, – попытался утешить его дружок.

– Зато Железный крест получишь, – выделил Игнатов и позитивные моменты из всего случившегося. Чижов сделал еще одну затяжку и, закашлявшись, смял сигарету и выбросил ее в сторону.

– Какой Железный крест? Дурак ты Федька! – в сердцах промолвил Григорий и двинулся в сторону семейства Новак, возле представителей которого стояла Стеша.

– Чего это он? – пожал плечами Федор.

– Мужаешь Григорий. Давно пора, – похвалил шуцмана Селютин.

– Пошли вы все! – буркнул себе под нос Гришка. Он бесцеремонно подхватил под руку жену, и ничего не сказав чете Новак, потащил ее за собой.

– Гриша, это был он. Я его узнала, – залепетала Стефания, еле поспевая за мужем.

– Ну, тот военный, который спас меня, – попыталась напомнить Стеша мужу о своем спасителе. Григорий и без ее подсказки понимал о ком идет речь.

– А ты его вот так…, – с жалостью в голосе произнесла женщина. Чижов резко остановился.

– А ты бы хотела, чтобы на его месте оказался я? – крикнул в лицо полячке полицейский. Стефания втянула шею в плечи, испугавшись нервного состояния мужа. От вида перепуганной Стеши ему стало не по себе. Она ведь ни, причем в его проблемах. Он смягчил тон.

– У нас осталась дома водка?

– Зачем она тебе? Ты ведь употреблял во время обеда? – не поняла женщина, для каких целей Григорию понадобился алкоголь.

– Хочу напиться, – кратко ответил шуцман. Сегодня он расстрелял не просто своего старшину, а убил свое будущее. По этому поводу он собирался устроить поминки, хотя в глубине души понимал, что самогон не снимет эту боль, а лишь ее усугубит.