Текст книги "Ландскнехт. Победителей не судят (СИ)"

Автор книги: Алексей Штейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

  – Уважаемый – спрашиваю приказчика, внимательного усатого молодца – а сей что за пистолет?

  – Извольте видеть, господин вахмистр – это карманный пистолет, жилетный. Очень прочный и надежный, хотя и бронзовый, не извольте беспокоиться. Весьма удобен и безопасен, и бой верный... Был он у одного нашего клиента в трость вделан, и не раз его от собак, да и разбойников спасал. Да вот, на беду, сынишке он щенка подарил, тот ему трость и сгрыз. Вот тот господин себе новую такую трость заказал, а пистолет этот и отдал мастерам, переделать в жилетный, а как-то потом он ему и разонравился, да и оставил его нам на продажу...

  Покрутил в руках, повертел... Кажется, таковое называется 'бундельревольвер'. Револьвер без ствола, зато с длинным барабаном, в котором каморы сразу и стволами служат. Архаичная конструкция, но... как-то сразу он в руку лег. Ствол-барабан бронзовый, это и ничего, ибо под мелкашку, тут под мелкашку часто бронзовые стволы и барабаны пользуют, что им будет-то, особенно гладким. Длиной сантиметров десять барабан – не меньше, чем у обычного револьвера ствол с барабаном. Только тут нет зазора, оттого мощность может и повыше быть. Спереди ствола посередке эдакая головка колечком – открутил, ось вынул, с нее барабан снял – перезаряжайся, осью, как шомполом орудуя. Все одно на один раз револьвер. Зато больно уж удобен – рукоять сильно наклонена, чуть только не прямая, оттого и лежит в руке прямо, и в кармане не сильно мешается. А курка и спуска нету вовсе, считай. Точнее, курок-то есть сверху, но совсем небольшой и как бы чуть в рукоятке утопленный. А спуск появляется снизу – только если курок взвести. Несамовзводный вовсе револьверчик, зато безопасный. Чтоб сам как-то в кармане взвелся и стрельнул – это сильно вряд ли. Зато, коли надо, большим пальцем взвести – одно мгновение. Шесть зарядов, надо сказать, а толщиной едва более дюйма – ну миллиметров тридцать, от силы. И – тяжеленький в меру, если что то и по голове треснуть можно... Понравился, взял я его себе, и пару коробок патронов. Мелькнула еще мысль, что если на этот ствол-барабан одеть трубу, а в нее напихать, скажем, ветоши... Надо попробовать. Но потом.

  Под финиш выходных посетил некоего рекомендованного Ури агента по недвижимости – надо же что-то решать, время-то идет. Посмотрел на варианты, приценился – грустно стало. В городе домик прикупить, а я именно домик хочу, не квартиру никак, это дороговато выйдет. Отдать получится всю сумму, что городу перевел, а это вообще-то весьма немало. Уговорились, что подыщет мне он что-то в пригородах, я не гордый. Но раз уж так – то пусть место тихое, и чтобы соседей поменьше, я человек асоциальный. И желательно что-то небольшое, мне иначе только выходные на приведение в норму хозяйства и дома и убивать, или нанимать кого. Жаль, не обговорил вариант – купить участок, да отстроиться, не сообразил. Ну да посмотрим, авось что найдется, так я думал, на вторую рабочую неделю собираясь.

  И вот, вернувшись, первым делом получил у хозяина гостиницы письмо от агента – тот писал, что нашел вариант, но довольно срочный, благо, как он знал, проблем с деньгами я не имею, и сумма готова. Так что завтра с утра ждет меня в конторе.

  ***

  Предложение агента было заманчивым. Сегодня в городе аукцион. Продают имущество должников, конфискат, и прочее. В принципе такое случается регулярно, и народ, в общем, неплохо прибарахляется. Иногда тут, как и положено в таких делах, крутят всякие крутки и мутят мутки, покупая свое же конфискованное за долги, взяв в долг, или таким образом задешево 'продают' по дешевке, не платя налогов, кому-то что-то, оформляют взятки и прочее. Ну, все нормально, как везде. Почти настоящий капитализм. Надо будет иметь в виду, и посещать сии торжища, в целях экономии средств. Но сегодня я не об это. Сегодня я об другое. Наш аукцион относительно немноголюден, и проходит не на Рыночной площади, где уже стоит шум и гам на развалах конфиската, звенят денежки и срезаются кошельки. У нас свой аукцион, в стенах Торговой Палаты при ратуше. Ну, вроде как это местная биржа, так получается – я в этих торговых делах не понимаю, но так объяснит – это большой такой 'деловой центр', где купцы выставляют всякие предложения на аукционы и всяко, тут же куча стряпчих – договорился, подписал контракт и готово. Ну, наверное, биржа и есть, не знаю, я в настоящей работающей бирже и не был ни разу. Так больше всего напоминает офис какой-то банковской или страховой компании федерального значения, из того что я могу сравнить. А сейчас тут никаких торгов, ну или может они в каких отдельных других помещениях, сейчас тут аукцион недвижимости.

  Мы ориентируемся на бывший циганский поселок, прилепившийся к Северной Заставе. Цигане местные, зингары, они народ кочевой, как и положено – но кое-кто и оседает. Конечно, наверняка и хорошие люди среди них есть. Точнее были. А в основном, естественно, ворье, бродяги и наркоторговцы. Ну, цигане же. Впрочем, в самом начале войны, ныне безвременно почивший князь Вайм (кстати, местная 'либеральная' газетка, скандальный рупор официальной оппозиции на зарплате, уже громогласно поименовала покойного Вайма 'узурпатором, которого укусила змея, им же и выращенная'... что характерно – репрессий к газетенке не последовало...), совместно с и поныне здравствующим бароном Вергеном, провели 'окончательное решение зингарского вопроса'. Попросту говоря – перебили всех, кого смогли уловить. Местное население не очень-то и горевало, хотя некоторое недовольство излишне радикальными мерами, а главное, тем, что их как-то не особо согласовывали с Городом – имело место. Ну, да, то дело прошлое. Нас это не интересует.

  Интересует нас то, что дома зингар оседлых, тоже изничтоженных – отошли в городскую казну, и теперь готовились на реализацию, как обещалось по низким ценам. Предварительно ничего никому до аукциона было неизвестно – и если все прочее в этом ихнем Союзе продается и покупается легко, то вот к коммерческой тайне подход особый. Как рассказал мне агент, пока скучали в ожидании регистрации участников аукциона, регулярно вешают или топят в море чиновников, не всегда и мелких, пытавшихся купить или продать коммерческие секреты, известные им по должности. Доверие бизнеса к государственным властям – тут является основой всего строя. Так что ознакомиться мы сможем со всеми предложениями строго после регистрации всех участников. Причем – двери после этого запрут, и выпускать отсюда будут, например, счастливых покупателей, а впускать – никого. До самого окончания торгов.

  Когда же пришло время знакомиться с предложениями, я как-то погрустнел. Суммы, на мой взгляд, были вовсе не маленькие, а описание объектов недвижимости вовсе не впечатляло. Все же большинство домовладений представляли собой эдакие 'точки базирования' сезонных мигрантов – огромные сараи-конюшни, много маленьких комнат и сарайчиков... подозреваю – похабное качество постройки, текущие крыши и грязь. Да заначки курительной травы в тайниках, как без этого. Оно тут не преследуется, но торговать без лицензии и налогов, немалых – не положено, и карают, как за все финансово-имущественные преступления – неоправданно жестоко. Разочаровали меня предложения, честно сказать. Агент подтвердил догадки, что большинство берут постройки под снос – только ради земли. Ну, есть и такие, что просто займут нишу зингар, некоторые вполне приличные и мало кому известные субъекты сейчас постараются выкупить что-то, а потом там обоснуется местный криминал, пусть и прореженный по военному времени (кто был недостаточно сообразителен, чтобы залечь на дно), но отнюдь не искорененный. Но мне такие варианты не сильно нравятся, дороговато что-то для "под снос", я ж не на продажу, да и не продать мне еще долго. Единственное, что зацепило как вариант 'для прописки' – какой-то натурально сарай, берлога, судя по описанию, на жалком клочке земли, зажатом между соседними участками так, что оставалась лишь узенькая дорожка, наверное, и телегой не подъедешь. И стоило все семьдесят пять золотых – неразумно много за такое убожество, но гораздо дешевле прочего. Однако, наверное, придется купить, дабы исполнить букву закона, а жить продолжить в гостинице – если не шиковать, и арендоваться надолго – то можно сторговаться меньше, чем на две гривны в неделю. С жалованьем, да если премии будут – вполне можно потянуть. А остаток суммы, что город вернет – пустить на всякое нужное. Да хоть бы и аренду гостиницы ту же оплатить. Решил так, и стал ждать конца торгов – выйти-то никак, разве отойти в соседний зал, там кафетерий в подвальчике функционирует. А ждать надо, естественно, потому, что в самом конце аукциона пойдет вся дешевка. Агент мое решение принял спокойно – ему я вознаграждение в любом случае не от процента оплатил, только что пожал плечами – мол, совершенно бесперспективный вариант. Хоть как вкладывайся, потом и за эту сумму может не продаться.

  Отправился в кафешку, заказал кофий с круассаном, и потащился вкушать все это на уютный балкончик, откуда и все торжище можно наблюдать, и не так шумно и не мешает никто. Кроме меня тут на балюстраде не так много и народу, и то в основном, судя по всему, агенты и всякие юристы, просто время коротают, пока работы нет, торги-то только начались. Уселся, и стал старательно вживаться в роль зрителя – мне тут сидеть, похоже, едва не до темноты.

  Первыми шли вовсе дорогущие особняки, так сказать даже – дворцы, в центре и даже на Морской Набережной. Это имущество врагов народа и всяких заговорщиков, в том числе и кого-то из местных безопасников, не вовремя примкнувшего к Верным. Коалиция-то между Союзом и Риссом и после войны сохранилась, хотя и намечаются некоторые терки. В общем, маррско-албинскую банду и примкнувших к ним громили активно по обоим странам, и мелкие вошедшие в коалицию баронства не забыли (впрочем, они уже почти наверняка войдут в состав Рисса, к гадалке не ходи). Вот жилплощадь этих, порой весьма высокопоставленных и болеечемсредне обеспеченных лиц и пошла с молотка после разоблачения и покарания оных. Это не просто дорого, это очень дорого. Тут счет идет не на тысячи – на десятки тысяч золотом. Ради интереса только посмотреть, не прицениваясь вовсе, да и на что оно бы мне такое? Чисто от скуки и для общего развития. Тем более эти объекты оформлены как надо – даже демонстрируют планы и рисунки, некоторые даже цветные, и, похоже, даже не просто рисунок, а фотография или может, обскурография какая. Объекты описывали старательно, потом, после выставления, еще несколько минут оставляют 'на раздумья' и можно уточнять что-то у консультантов.

  Пару этих элитных объектов так никто и не купил – то ли очень дорого, то ли по иным причинам. Остальные раскупили, впрочем, почти без торга – назывались имена покупателя, в основном 'доверенное лицо городского советника' или 'купца первой гильдии' – ну, свои люди что надо покупают, торговаться не с кем. За один особняк, стоимостью в две тысячи стартовых, однако, сцепились двое купцов. Сначала был и третий, но его, такое впечатление, совместными усилиями, быстро высадили. И понеслось – в итоге, один из купцов все же приобрел особняк, аж за пять косых, что, на мой взгляд, сильно превышает стоимость... но там видно, дело принципа. Ибо победитель сиял, а проигравший был уязвлен. Хотя и отыгрался тут же, перекупив какие-то складские постройки по смешной цене, легко перебив ставки, а его прошлый противник, судя по всему, и хотел бы поучаствовать, да лимит исчерпан оказался. Интересно наблюдать за междусобойными терками. Тем более, что эти оба купца тут же чуть не в обнимку пошли в общепит, и сдается мне, не кофе или там бульон они себе закажут. Как бы вовсе не родственники оказались, с купцами такое бывает – то грызутся насмерть, то опять дружат.

  Дело шло довольно-таки неспешно, но агент предупреждал, что самое месилово и начнется, как пойдет относительно дешевый конфискат, большинство за этим и пришли. По моим подсчетам, вот-вот и должно начаться, стартовые цены скоро подберутся к верхней границе тех предложений, что я рассматривал. Больше от скуки, чем от желания поучаствовать, ибо моя покупка в самом финале, спустился вниз. Тут тоже интересно, можно не только наблюдать, но и ухо иногда погреть – народ часто обсуждает выставленный объект – вот сейчас пристань проданная за долги какого-то купца – так она и 'гнилая' и 'дно мелкое' и при том 'склады на ней очень хороши, сухие и крепкие'. Заодно иногда можно было услышать всякое интересное и про личностей, того же купца-должника характеризовали как 'слишком он умным себя считал, задумал с продажей селитры, что с Птичьих Островов идет, Улльский торговый дом обставить. Да просчитался, вишь...' Интересно и не скучно, а мне все равно ждать тут еще долго. А информация лишней не бывает, мало ли что в жизни пригодится.

  Внезапно образовалось новое интересное – зачел распорядитель, данные на какой-то очень неплохой домик. Недешево, конечно, вовсе, однако обещают все солидное и добротное, новой постройки дом с хозпостройками... место, правда, некозырное, самый край Западной Заставы – край города в прямом смысле. Оттуда мы прочесыванием шли как раз – ручеек отделяет некоторую возвышенность от идущего на запад редкого сосняка на невысоких дюнах. Дальше город не расстраивается, ручей как бы естественную границу создает, а дальше до самых лиманов такая местность. Если на краю, то совсем считается дешевый участок. А так-то дом по описанию очень ничего – камнем облицован, кирпичный, стоит на скальном выступе – тут такое встречается, гранит лбом вылезает вдруг из-под земли, и на нем если дом ставить – то никакого фундамента не надо, хотя конечно и подвала-погреба не сделаешь. А тут еще продолжает распорядитель – дом, оказывается, 'с обременением'. Народ как-то разочаровано заворчал, а мне интересно. Чего там? А оказывается – рабы. Вместе с должниками продают домик. Интересное дело. Это что ж, если его купить, то куда рабов девать? Пока время 'на подумать' идет, слушаю реплики соседей, оказывается, история с домом известная в городе... Задал пару вопросов, и какой-то дядька, мелкий купец-лавочник, судя по предыдущим его репликам, присутствовавший больше 'для интересу', благо за участие в аукционе сбор входной был невелик, и то больше для отсеивания вовсе неплатежеспособных, с радостью увидел во мне свежие уши, когда я сказал, что приезжий.

  – Это дом старшего мытаря Торуса. Знамо, кабы Вы, господин офицер, местный были, то слыхали бы. Да-с, можно сказать – примечательность городская он был. Так-то сказать, честнейший человек. Отчего вовсе невозможный в общении... Нет, человек может и хороший, но когда на службе... И, вот же хотелось так Богам пошутить – к этому рвению служебному и чутье приложить – мужичок это разливается соловьем, сам смешной, вида добродушного, глаз чуть косит – почти вылитый дьяк Феофан, посольского приказу – Как он посмотрит, так и не соврать, и завсегда любую мелочь, что от пошлины укрыть хочешь, отыщет. Правда, надо сказать, коли сам все отдашь – тут же выпишет меньший штраф, и не устраивает какой пакости... а все ж... Через ту честность и сгинул. Сами понимаете, в городе-то торговом ...не всем, так уж сказать, такой человек нравится. А кому-то и сильно не нравится. Да вот только что с ним сделаешь? Стрелять в спину и то пытались, и оборванцев нанимали, да все как-то неудачно, а кое-кого и поймали потом, с последствиями, да-с...

  – Тем более, что городу от такого мытаря очень большой прибыток шел, и за него по чести вполне город заступался. Да только, все ж, сколь не виться веревочке, а кончик завсегда будет – поддакивает здоровенный бородач, похожий на Распутина.

  – Вот и его подловили, да-с... – продолжает гнать Феофан – Брать-то он не брал вовсе, это известно было, а кто сунуть пытался, сам и пожалел. В этом суров был Торус, не спускал, да еще и норовил побить, вроде как сопротивление пресекая при аресте-то. На чины даже не глядя, и все ему сходило. Однако, дочки у него подросли, он их в учебу отдал, в городскую гимназию, стало быть, денег на это ушло много, даром, что жалование большое, и по выслуге имел, и премии с находок. А тут вот дом этот еще... Решил он, видать, что надо им хороший дом, свой, поставить, ну и все сбереженное в это и вложил.

  – То так! – вклинивается невзрачный старикашка, на которого, однако, все относятся с уважением, видать, дедушка авторитетный – В дочках Торус души не чаял, они с женой их как цветки какие в оранжерее княжеской растили. И то сказать, препоганый человек был в наших делах тот Торус, сколько я зла от него натерпел, а дочек жалко его, конечно...

   – Так вот, я и говорю – убедившись, что старец реплику закончил, и более не претендует, снова продолжает Феофан – Дом-то он поставил, участок выкупил совсем дешевый, материалы купил, и сам строить помогал. Два года строил. Выстроил. Только, оно как бывает – вроде и рассчитаешь, на стены-то хватило, думаешь, самое оно важное – а потом мелочами-то и вылезает едва не вдвое... В общем, залез Торус в долги, опять же все по чести, и отдавал все. Но, тут-то и сообразили, что на этом его поймать можно, а уж раз поймавши... Выкупил его долги кто-то. Через подставных, никому не известно доподлинно, кто же именно... Кто в долг давал Торусу, они на него зла-то не имели, но деньги дело-то такое, коли предложили перекупить по хорошей цене...

  – Обманом, обманом они те долги выманили! – довольно нервно кто-то сбоку подсказывает. Не иначе, сам эти долги за барыш хороший и продал, знамо дело, больно уж много гнева праведного в гласе сём.

  – Могет и так, что обманом – покладисто соглашается косоглазый – А потом уже этот долг городу продали. И стал Торус должником уже казне. Оно бы и не плохо ему, на службе-то мог много задолжать городу, позволяется. Да дальше уж постарались враги, случилась у него какая-то промашка серьезная, говорят, подставили его сильно, жалобу потом оформили. Ну и оно бы и не впервой, да в этот раз, видать, кому надо занесли, и не спустили Торусу, да еще и штрафа наложили, да жалованье урезали. Оно бы, может, и ничего, кабы не долг этот. Просрочил он раз платеж, пеню ему начислили, знамо дело – казна. На другой месяц – снова не смог все выплатить – и еще ему больше платить стало. Ну, тут к нему и пошли предлагать всякое. Но упрямый был, так и не стал брать, а кабы стал, так наверняка еще хуже бы вышло. Да он бы, поди, и выкрутился все же. Только угораздило его весной в шторм попасть, да и заболеть. За три дня, как свечка сгорел, от воспаления. Ну а дальше – пока то, да се, тяжба, да пока на жену наследство оформили, там уж столько насчиталось денег...

  – Жена его до того-то по дому только хлопотала, он ее работать не пускал, да и хватало им его жалования – гудит басом бородатый детина.

  – Во... а как он помер, она надомную работу брать стала, шила там чего-то, да только разве сравнишь, шитьем такие деньги разве заработаешь... А продать дом не успела, или еще как – а тут война, да всякое и разное – ну и ничего не покрутишь, в военное время долги городу дело такое... Вот и присудили их в рабство, на три года, но уж с учетом всех заслуг покойного Торуса, чтобы продавали их вместе с домом, и жить они там будут весь срок рабства, ни продать их кому, ни выгнать. Это уж поспособствовали товарищи Торуса, вона они стоят... говорят, собирали даже на выкуп денег, да видать, не набрали, по их видать вон... Оно и понятно – они такие же в друзьях были, наверняка голытьба, потому как упертая, а других-то друзей у такого человека и быть не может. Врагов много нажил, а друзей – чуть.

  Поодаль действительно стояла кучка людей с эдакими характерными лицами. Типичные честные служители отечеству, что за родину жопу любому порвут, и естественно, полунищие, или, по крайней мере – не богатые. Морды эдакие – растерянно-злющие. Ну, явно собрали вскладчину сотни полторы со всех сбережений, и тоже, если бабы-то еще их скандал не устроили... хотя у таких и бабы обычно – идейные дуры. Вот и приперлись сюда, в надежде выкупить. Однако даже стартовая сумма в разы больше, поди. Вот теперь и толкутся. Не люблю таких, от них подальше держаться надо – ибо они хуже дураков. Любое дело запороть могут, стараясь, чтобы все шло по закону и по правилам. Ну а потом сами и страдают – и хрен бы с ними и с их семьями – так ведь вокруг них и простому народу плохо. Такие только на войне или в невзгоду какую сильную нужны, а в мирной хорошей жизни – лучше бы их и не было. Хотя, государству. Несомненно, прибыток, и люди ему весьма полезные. Хорошо, что мало таких родится, а то вовсе бы жить невозможно было.

  Глава 13.

  ...Ну а тут уже и торгам время. Только кроме описания дома, вывели тут на подиум, где до того распинались распорядители, да картинки-бумаги показывали, и сам предмет торга и обременения. Хм, однако. Тут ведь раб – это не то, что там, мол, в кандалах каких и в рубище. Тут это проще, это просто статус низкий и то сказать так – вот просто 'на улице' не особо большая разница. Это насчет прав всяких в суде и отношений с хозяином – то да. А так в целом рабы и приказчиками работают и некоторые даже свое дело ведут. Больше на крепостных похоже, как в книжках про это пишут, так-то я не знаю, не застал. Тут собственно даже оружие рабам вполне можно носить – но не свое, хозяйское – или с грамотой от хозяина или в его присутствии. Частенько, кстати, в охрану рабов берут. И даже в телохранители иногда. В общем, по внешнему виду раба и не отличишь, это каторжан или уже беглых рабов клеймят, да заковывают. А обычных, да с небольшим сроком, да если еще из граждан, то тут никаких излишеств. И даже татуировок, как в штрафниках, не ставят. Тут иначе – эдакий жетон на шее носить велено, цепочку как ошейник делают, чтобы и не снять было. А на жетоне, как положено – кличка животного, имя и мобильный телефон владельца. Мол, нашедшего – просьба вернуть зверушку, за символическое вознаграждение. Кстати именно символическое – на усмотрение награждающего, не менее серебрушки, что ниочем. А так положено доставить беглого раба бесплатно, по одной простой причине – иначе это может сойти за укрывательство – а это почти воровство. А воров тут не любят. Убийц так себе, если не брать опять же имущественные споры, решаемые таким путем, хоть в подворотне, хоть присылкой снайпера для любимого дядюшки. Мошенников даже почти уважают. А вот воров и укрывателей налогов – не любят. При том скупщиков краденного – уже не так жучат... лишь бы налоги платили. И это еще подкрутили гаечки из-за войны да множества всяких лихих дел в Улле и повсюду – говорят, разгул бандитизма в военное время имел место нешуточный, оттого даже вон ношение оружия в городе открытое запретили, только кому по службе. Поговаривают, что пока и послаблений не видно, хотя опчество и спрашивает робко у власть имущих – да, видать, не время еще. Родина опасносте.

  Так вот, насчет, значит, рабов. Что сказать... Если б не та самая цепка с бляхой (сейчас временные, как городское имущество – у города свои рабы тоже имеются, а как же) так вполне гражданской наружности. И наружность, надо сказать, не самая плохая... Вдова незадачливого таможенника, жертва ипотеки – вполне обычная баба, довольно таки приятной внешности, разве что лицо весьма усталое и морщинки у глаз. Эдакая немного блондинка, что ли, волосы не длинные, в типа косу короткую заплетены, или как это по ихнему, по бабскому называется? Сиськи имеют место быть, хотя и не впечатляют. Попец рассмотреть не удалось, тут все же не распродажа рабов, с демонстрацией полной товара. Да и одежда вполне себе обычная. Но и так в целом видно – ничо так бабец. Даже вдувабельна вполне. Взгляд только совсем отрешенный, вроде как безразличный, мол, делайте что хотите. По моему представлению, рабыня на продаже так и должна выглядеть, как ей, Изауре, еще себя держать? Тут, правда, народ вовсе не свистит и похабщиной не комментирует вовсе, публика серьезная, да только, подозреваю, в рабство продаваться – дело неприятное. Наверное, примерно так же, как я себя в плену чувствовал. Даже немного посочувствовал бабе. Только тут дальше дело идет. Выводят следом, и рядом ставят еще и дочек ейных. Ну, а что делать, закон суров, хоть и полная дура лекс. А дочки-то, очень даже и ничего! Мелковаты, правда, но это же проходит, и то сказать, тут на это смотрят куда как проще... Девочки почти близняшки, сильно похожи, погодки, что ли, ну или, по крайней мере, разница небольшая. Старшей с виду лет пятнадцать от силы, может – четырнадцать. Сиськи, если и имеют место, под одеждой не просматриваются особо, тут обтягивающее бабы как-то не носят вовсе. Но так фигурка уже ничего, просматриваться начинает. А в целом – вполне ибабельная старшая-то. И мордочки у обоих ничего, младшая, правда, видно, что еще чуть ребенок. Блондинки уже четкие, видать, папаня корнями из степняков был – там больше русых да блондинов, в горцах еще северных, но там чисто блондины, а тут с эдакой рыжетой. И глаза серые – как у степных, у матери ихней вроде зеленые, а эти, наверное, в папку такие. Волосы в косички заплетены – у мелкой две косы, у старшей одна побольше. Этот прикол я знаю уже, значит, точно старшей четырнадцать есть – вполне можно не то что трахаться, но и замуж брать. Мать, как девок вывели, дернулась, морда у ей гримасой пошла, губу прикусила и отвернулась – ну, понятно, нервничает. Как жеж, не для того мати квиточки ростила... А сами девчонки смотрят по детски. Хотя и понимают, что происходит, не маленькие поди – но все же в глазах, как и положено детям, да еще родителями любимым и оберегаемым, эдакое выражение – не верят, что что-то плохое может быть. Молодые еще, как же, дети и есть. Однако, деточки, здесь вам не тут. Спороли ваши предки косяков. Сначала один, потом вторая – и теперь несладко вам придется...

  Повернулся я, и решил идти заказывать в столовке чего-то пожрать, пока торги идут. Чего-то расхотелось смотреть, как этих покупать будут. Хотя, на невольничий рынок зайти потом надо будет – может, там тоже девок каких симпатичных продают? Я бы взял... дайте две... Уйти однако не успел, опять зацепился ухом за Феофана:

   – ...Вона, смотри, точно тебе говорю, кумэ, Фрол долго торговаться н станет, он хоть Торуса и уважал, тот его от суда спас, не ставши врать, что нашел тогда именно в лодках припрятанное, а что выкинуто – доказать не выйдет... а, все одно, столько денег он не спустит на это. Даром, что торусовы-то приятели ему пошли в компанию – все одно он много не положит. Сотни три от силы даст, не больше, уважение оно конечно тоже, а все ж денежка счет любит...

  – А кто ж ему тогда перебивает? Смотри, вон тот, толстый. И не торгуется никто...

  – А он бы и сам не торговался, сам посуди. Кто тут приезжий, тот такой дом не купит – на что оно ему хлопот лишних? Ведь и не продашь толком, пока срок их рабства не выйдет, только вместе с ними, а оно кому такое надо?

  – Да, то верно...

  – Отож. А наши-то в городе, даже если кто и на Торуса зло держал – все ж на такую подлость, чтоб семью его в рабы купить – не пойдет. Оно, конечно, молва не грязь, да прилипает хуже смолы, сам знаешь.

  – То так – вздохнул Распутин – в купеческом деле имя честное беречь надо, молва летит впереди купца, и следом стелется на сто верст. Безмен потом найдут, а память нехорошая останется...

  – Так вот-то. Кабы так – то никто бы их и не купил. Кто-то в Управе Торусу благоволил – цена-то и вовсе немалая, чтоб не соблазнился никто дешевизной. На такой цене торг бы кончился, а они с нее начали. Так бы никто и не купил, ушел бы дом городу, а семья в городские рабы. Тоже не мед, пошли бы все прачками работать на Мытнинскую, но все же. Через три года пусть и без гроша, да снова вольные люди.

  – Так чего ж Фрол торгуется?

  – А ты ж сам видишь – вон тот, толстый, их купить хочет... Я уж и не знаю, откуда он такой, впервые его у нас вижу...

  – А он из Элбе – это снова мерзкий старец подошел. Вид у него противный, не знаю уж поему, но не нравится он мне. Однако его тут уважают. Потому надо прислушаться, чего он скажет – Он у нас обосноваться недавно решил. Только дом у него уже есть, вместе со складами на Восточном мысу, у наследников Пима Кривого купил. А это он по другой части. Девчонки ему нравятся. Молоденькие. Он, говорят, иначе как с такими, которые совсем молоденькие, и не может. Оттого и скупает их при первой возможности, все лишние деньги на то изводит, хотя в делах и прижимист весьма. Потом даже вольную чаще всего дает... годика через полтора. Так-то. Молва, как вы, господа, тут рассуждаете, впереди летит, и следом тащится. – завершает свою речь старикан, и, мерзко хихикнув, отчаливает в толпу.

  – Да уж... – неопределенно выдохнул Распутин.

  – Вот жеж ... да-с – насилу сдержался Феофан – все ж ругаться прилюдно в таких местах не положено, могут и оштрафовать. Только рукой махнул, в такт непроизнесенным словам. – Ну, дело-то конечно плохое. Фрол, больше чем обещал, наверняка торговаться не станет, он такой. А, похоже, уже близко – смотри, как мытари-то мнутся...

  И то верно, кучкующиеся вокруг степенного купца, помянутого Фрола, приятели покойного таможенника и впрямь нервничали, морды раскраснелись и явно выражают досаду. Посмотрел я и на оппонента Фрола – симпатичный такой дядька. Ну и не особо толстый, и мордочка такая, веселая. Денни Де Вито напоминает чем-то – такой добродушный и веселый эпикуреец. И глаза добрые. Настоящий педофил, каким он должен быть, эталонный – любит детей во всех смыслах слова и позициях. Глазки аж горят, как на девок смотрит. А на мамашу, поди, и внимания не обращает. Ну, а чего. Законы здешние не запрещают и вовсе, а когда у человека есть какое-то увлечение в жизни – это всегда хорошо...

  – Как бы Мора-то не удавилась с горя, коли он её дочек-то... – вздыхает Распутин – С нее ж станется. Смотри, вона аж дрожит вся...

  – Так это... как бы она, пожалуй, купца тогда не удавила – я ж так думаю, как он не боится то? – говорю я, и вижу, по реакции, что ляпнул глупость, отработанно ставлю защиту – Я сам севера, у нас так принято всяко, мож у вас и иначе...

  – Ха. Знамо, иначе – отвечает Феофан, дико кося глазом – словно хамелеон, наблюдая и меня, и торг одновременно – Она так ни за что не сделает – ибо тогда ее саму и дочек... Лучше вслух и не говорить. Коли раб на хозяина руку поднял... Там, возле Рыночной, господин офицер, может видемши – там виселица стоит, и колеса... ржавые уже, редко пользуют, и Пыточная Палата уже давно считай пустует, однако, временами... да-с, не надо в слух и думать про такое... Да уж, Море не позавидуешь. Дочки что – молодые еще, стерпится, да и не особо и убудет, а вот она убиться может... Дочки им с мужем были как солнце из-за тучи, все на них клали, и мужа она любила – а тут вишь как – сначала он помер, потом такое, да еще и этот вот... Вона как смотрит, как кошак на сало!