Текст книги "Я убийца (СИ)"
Автор книги: Алексей Поворов
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Папа! Папа! Смотри! – ладошка сына раскрывается, и в ней лежит черный камушек.
– И что это?
– Паук, папа! Паук! – он весело хохочет и бежит прочь, Кристина мило улыбается.
Я дергаюсь от прикосновения, прихожу в себя. Илья стоит передо мной. Улыбаюсь ему. Наверное, напугал парня. Хотя нет, такого не напугаешь. За свою короткую жизнь он повидал побольше моего.
– Не бойся. Иди ко мне. Иди, – малыш какое-то время мнется, потом все же подходит, и я беру его на руки. – Вот и все, ничего не бойся. Тебя больше никто не тронет и не обидит.
Я в мокрой и холодной одежде, но его это не беспокоит. Ласки, по-моему, он отроду не знал. Минут двадцать я ношу его на руках. Мне бы его покормить, да нечем. В этой хибаре, кроме спиртного и дури, ничего нет. Мальчишка ангельски засопел, насасывая свой пальчик. Окидываю взглядом его жилище. Да, парень, ангелом в аду быть не так-то просто. Сука на кухне начинает мычать. Что же, мне пора. Укладываю малыша на кровать, если так можно назвать это лежбище: нары в тюрьме, наверное, и то чище.
Галя дергается на стуле. Левый глаз от удара заплыл и немного посинел, хотя на ее пропитой роже весь этот грим не сильно заметен. Сажусь перед ней. Какое-то время смотрим друг на друга молча, потом она снова начинает мычать.
– Фотоальбом есть?
Даже через замотанный рот понятно, как она кроет меня по матери. Что же, хорошо. Встаю и вытаскиваю из стола нож, захожу сзади и отрезаю ей ухо. Жду пока проорется. Кладу на стол часть ее тела и свое орудие. Снова задаю тот же самый вопрос. Теперь она кивает головой в сторону спальни. Другое дело. Возвращаюсь, достаю фотокарточку Кости, показываю ей.
– Где он?
Она мычит, трясет головой. Достаю фотокарточку маленькой Вики, снова тычу ей в рожу.
– А с ней что?
Галина мотает головой, дергается на стуле, словно в припадке. Кровь стекает по плечу, затекает за ворот грязного халата.
– Заткнись, тварь! Сына разбудишь! – вскакиваю и отвешиваю пощечину, дура замолкает. – Почему вы-то не сдохли? Вы, паскуды, плодитесь, словно крысы, а потом гробите детей без зазрения совести. И самое обидное, всем плевать на это!
Скидываю капюшон, вытираю испарину с лица, достаю из кармана маленькую книжечку с золотым крестиком, открываю ее на заранее заложенной странице.
– Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своем: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!». За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее[5]5
Откр 18:7-8.
[Закрыть], – закрываю книгу и убираю в карман.
Она смотрит на меня красными от полопавшихся капилляров глазами. Ей не хочется умирать. Ее детям не хотелось тоже, но она не думала об этом. Что же, за грехи ваши – смерть! Беру нож. Она дергается, ей страшно. Страшно настолько, что под стулом уже все мокро. Прикладываю острие к сонной артерии и делаю небольшой надрез. Это не так больно, как кажется, но кровь уже не остановить, она фонтаном пульсирует из раны. Кладу перед ее взглядом две фотографии, чтобы она понимала, за что умирает. Это последнее, что она видит в своей никчемной жизни. Прохожу в комнату и убеждаюсь в том, что паренек спит. Скоро сюда нагрянет полиция и скорая, его не оставят одного. Мне хватает пятнадцати минут, чтобы замести все следы и уйти незамеченным.
Глава XXVI
От зависимых ничего не зависит.
Ю. Зарожный
9 апреля 2015 года. Три дня до Пасхи. 16 часов 27 минут.
Сергей вывалился из машины и через плечо крикнул Александру:
– Если Пименов будет меня искать, скажи, что я на втором этаже.
Не дожидаясь ответа напарника, он забежал в участок, проскочил мимо дежурного и пулей взлетел по лестнице наверх. Фролова Елизавета Викторовна стояла у окна с недовольным видом и копалась в телефоне, тыкая в экран ухоженными пальчиками с длинными ногтями. Сергей замер и, словно провинившийся ребенок, медленно направился к ней. Елизавета Викторовна была одета в кожаную курточку молочного оттенка и светлые джинсы. Белый цвет ее крашеных волос бросался в глаза в мрачном и плохо освещенном помещении полицейского участка. Сергей чуть ли не на цыпочках подошел к ней почти вплотную и стал ждать, пока она закончит свои дела и поднимет голову. Когда Фролова, наконец, это сделала, стало понятно, что она совершенно не рада его видеть. Елизавета Викторовна откинулась назад, волосы немного встрепенулись, пронзительный властный взгляд рентгеном прожег следователя насквозь. Сергею даже стало немного не по себе, и он невольно отвел глаза в сторону.
– Может, дашь мне объяснения?! А то я что-то ничего не пойму! – требовательным тоном произнесла посетительница.
Сергей провел рукой по волосам. После пробежки по ступенькам он малость взмок, и к нему в голову уже в который раз залезла нехорошая мысль о том, что сигареты и алкоголь скоро его угробят. Сердце в груди сильно билось, а воздуха не хватало.
– Мне нужно с вами поговорить, – тяжело выдохнув, наконец сказал он.
Елизавета Викторовна презрительно взглянула на следователя.
– Какое странное стечение обстоятельств! Неужели? Ты будешь удивлен, но мне с тобой тоже!
Сергей глядел на эту властную стерву, соображая, как лучше продолжить разговор. Из соседнего кабинета шумно вывалились сотрудники полиции, поприветствовали Сергея и о чем-то громко заспорили. Он кивнул им головой.
– Давайте-ка отойдем в сторонку.
– Ну, давай, – Фролова убрала телефон в сумочку и чеканной походкой направилась вперед.
Сергей собачонкой последовал за ней, чувствуя, что все, кто вышел из кабинета, сейчас смотрят им в спину. Эту женщину здесь знали хорошо, и оттого становилось еще более неприятно. Отойдя подальше, они остановились. Елизавета Викторовна поправила прическу и, скрестив руки на груди, встала в третью позицию. Над нею мерцала чертова лампа, продолжавшая свое существование по какому-то одной лишь ей понятному принципу.
– Вы пришли, чтобы поговорить о том, как продвигается дело вашего сына?
– Да ты мысли читаешь! Послушай меня, Сергей, – она стала тыкать ему пальцем в грудь. – Столько прошло времени, и ничего! Ты, чертов мусор, обещал мне найти его в кратчайшие сроки! А прошло уже два месяца! Тебе за что платят?!
– Да поймите вы, просто... – начал было оправдываться Сергей.
В этот момент у него за спиной хлопнула коридорная дверь. Он невольно обернулся через плечо и увидел Пименова.
– Твою же мать! Вот черт! – пробормотал Сергей себе под нос.
– Не поняла? – упираясь кулаками в бока, протянула Елизавета Викторовна.
– Прошу вас, только молчите. Хорошо? Я все объясню позже.
– Здравствуйте, – Станислав вытянул руки и пальцем указал на часы. – Миорелаксант. Ты помнишь? Не забудь. И мне нужно знать, что вы выяснили у нее на работе.
Напряженному мозгу Сергея потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, о чем, собственно, говорит этот тип из СКР. Станислав Владленович вытащил из кармана телефон и стал что-то искать в нем, не обращая на стоящих никакого внимания.
– Это Фролова Елизавета Викторовна, – внезапно произнес Сергей. – Знакомая.
Станислав что-то набирал в телефоне и только коротко кивнул головой, даже не потрудившись взглянуть в их сторону.
– Я буду ждать в твоем кабинете, – поднося телефон к уху, спокойно сказал Пименов и удалился.
– Да какого черта тут происходит?! – не выдержала Фролова.
– Послушайте. Успокойтесь. Этот парень из Москвы, он из СКР. Короче, долго объяснять, но поверьте мне: помимо Вашего сына у меня есть дела поважнее...
– Что?! Какие такие дела поважнее?! Ты что несешь?! – Елизавета Викторовна схватила его за рукав. – Послушай меня, дружок! Мой муж вас всех тут кормит и тебя в том числе! Ты понимаешь, что у нас сын пропал?!
– Послушайте! Ведь он и раньше пропадал. Помните, когда вы всех на уши подняли, а он с дружками в Таиланд укатил?! Может, он опять куда сдернул?
– Его нет два месяца, придурок! Какой Таиланд?! Ищите лучше!
– Раз тела нет, значит, он жив. Все просто. Найдем, Елизавета Викторовна, обязательно найдем. Я же не первый раз вам помогаю и не подводил вас никогда.
– Смотри, Самойлов, смотри у меня!
Она вытащила из сумочки конверт, сунула ему в карман, несколько раз шлепнула его по щеке и, повернувшись на каблуках, ушла. Сергей последовал за ней, радуясь, что никто не видел этого позорища. Они спустились на первый этаж. Елизавета Викторовна остановилась напротив дежурного, а Сергей пошел дальше и почти сразу же наткнулся на Станислава. В этот же момент Фролова вышла из отделения полиции, и Сергей заметил, что Станислав Владленович внимательно проводил ее долгим взглядом.
– Это мать того пропавшего парня, который почему-то у тебя в мертвяках числится. Нормальная баба.
Пименов перевел свой мертвый взор на Сергея и снова без каких-либо эмоций посмотрел на часы. Сергей спинным мозгом почувствовал, что нужны объяснения.
– Это... Я просто взялся вести это дело... Понимаешь? Ну, вот она и ходит, интересуется.
– Я в курсе. Я читал досье по нему. Если честно, мне это без разницы, так что можешь не оправдываться. Я тут совершенно по другой причине. И эта причина – Санитар. Другие дела меня вообще не интересуют. А уж тем более твои. Так что можешь не говорить больше об этом.
Сергей заметил, как дернулись желваки на каменном лице Станислава, после чего он как-то странно улыбнулся. Шрам на его голове стал от этого еще более заметным, хотя поначалу Сергей вообще не придал ему значения.
– Ты воевал?
Глаза собеседника загорелись: в них затеплилась жизнь, будто бы в его организм подкинули новых поленьев, и огонь жадно стал их пожирать.
– Почему ты спросил?
– Шрам. Откуда он у тебя?
Станислав взглянул на свою руку.
– Нет, на войне я не был. Этот подарок мне оставил парень, которого мы недавно задержали. Подонок убивал людей в лесополосе. Когда мы его брали, он кинулся на меня с ножом. Я чудом успел схватить лезвие, иначе оно бы вошло мне прямо в сердце. Руку рассек до кости.
Сергей проследил за его взглядом и увидел еще один шрам, красовавшийся на правой ладони Пименова. И хотя он имел в виду вовсе не его, продолжать расспросы не стал. Они прошли в кабинет, где их ждал Александр.
– Ну, так что у вас? – Станислав приступил сразу к делу.
– А у тебя? – потирая нос, с ехидной улыбкой вопросом ответил Сергей.
– Что, монетку будем бросать? Я, чур, на решку ставлю, – доставая из кармана пять рублей, оживился Сашок.
– Убери. Могу и я начать, – Пименов достал из папки блокнот. – Короче так. Денисов Павел Алексеевич. Закончил медицинский в Воронеже, потом работал в Москве. Переехал сюда после того, как умер отец. Имеет два высших образования. Разведен, есть дочь. Она, кстати, наблюдалась одно время в психиатрической клинике из-за жуткого стресса. Попала туда с манией преследования. Несла всякую несуразицу, когда ее поместили в желтый дом. Короче, девочка – та еще штучка. Стояла даже на учете в детской комнате. Бывшая жена – преподаватель, милая женщина, правильная до неприличия. Вот, в общем-то, и все. Этот доктор чист как младенец. Если он помочится на лицо слепого, тот прозреет, так как все вокруг утверждают, что он просто святой. У парня благодарностей и всяких наград больше, чем, наверное, у Брежнева. Коллеги от него просто в восторге, пациенты при виде его в ладоши хлопают. С ним все чисто.
– А как же препарат?! – воскликнул Александр. – Он же заказал его больше, чем нужно!
– Держи, – Пименов передал Сашку ксерокопии документов.
– Что это?
– Подробный отчет: куда и как он применялся. Тут подписи больше десятка людей. Ему пришлось заказать две нормы про запас. Сам понимаешь, какая обстановка в стране с этими санкциями.
– Тогда откуда этот гад его достает? Не сам же он его на кухне варит?
– Самому миорелаксант не изготовить. Хотя, кто его знает? Тут вопрос остается открытым. Ну а у вас что?
– А у нас в квартире газ! В отличие от тебя, мы кое-что нарыли.
– Очень интересно. И что именно?
– А вот что, – Сергей радостно потер руки и пересказал все то, что они узнали в офисе, где работала погибшая. – Так что, дружище, мы тут тоже не лаптем щи хлебаем.
– Отлично, – Станислав похрустел костяшками пальцев. – Значит, мы имеем обиженного влюбленного. Как его?
– Комаров Кирилл, – подсказал Сашок.
– Именно. И еще одного представителя офисного планктона, который занимался компьютерами. Одного уволили, а другой почему-то пропал и не вышел на работу. И это, господа, уже кое-что.
– Ну, так и? Мы одним займемся, а ты другим?
– Нет, Серега. Нет. Тут, я чувствую, нужно все делать сообща.
– С кого начнем?
– Завтра начнем с обиженного мальчика, а там и до этого гения компьютерных технологий дойдем, – Пименов одобрительно хлопнул Сергея по плечу. – Чует мое сердце, мы на правильном пути!
– Возможно, – закуривая сигарету, согласился Самойлов.
Глава XXVII
Жизнь – игра, первейшее правило которой –
считать, что это вовсе не игра, а всерьез.
А. Уоттс
Есть элементарные правила, соблюдая которые ты никогда не попадешься и никогда не засветишься. Все очень просто. Любое преступление раскрывается в течение 72 часов. Если это исчезновение человека, то по истечении трех суток уже начинают искать труп. Точнее сказать, перестают искать человека и рассчитывают, если повезет, обнаружить тело. Любое преступление раскрывается либо по наводке, либо по горячим следам. В остальных случаях работает маловероятный фактор случайных совпадений. Достаточно проследить расследование преступлений любого мало-мальски известного серийного убийцы. Их ловят по нескольку месяцев или даже лет, а хватают, только если те прокалываются на ерунде, а порой и вовсе потому, что им попросту надоедает скрываться. Человек в этом случае теряет бдительность и чувство опасности. У нас, как, в общем-то, и везде, нет ни особых сыскных органов, которые показывают в сериалах, ни супергероев, способных спасти наш безумный мир в одиночку, поэтому удача до сих пор остается основным подспорьем в раскрытии преступлений.
Впрочем, вернемся к правилам. Итак, первое. Если ты задумал что-то совершить, то делай это в одиночку, так как то, что знают двое, знает и свинья.
Второе. Никогда ничего не бери с места преступления, если, конечно, не хочешь выставить его ограблением. Но, в любом случае, от того, что возьмешь, избавляйся.
Третье. Одежда, в которой ты что-либо совершаешь, должна уничтожаться до того, как ты сядешь в ней в машину.
Четвертое. Никогда не отличайся от других. Ты должен быть частью системы.
Пятое. Никогда не гадь там, где живешь или работаешь.
И, наконец, шестое, оно же последнее и самое главное. О том, что ты можешь отомстить, никто не должен помнить.
Чтобы не попадаться, достаточно не нарушать эти правила, и тогда ты прослывешь законопослушным гражданином. Все очень просто: соблюдай их, и ты не будешь никому интересен.
Дворники не справляются с дождем. Я люблю такую погоду. Люблю шум ливня и пустые городские улицы. Время около полуночи, я наслаждаюсь ночным городом. Делаю приемник погромче. Прекрасная музыка:
Я иду дорогой Паука
В некое такое никуда.
Это удивительнейший путь.
В новое туда куда-нибудь.
Въезжаю в переулок. По тротуару чешет девчонка лет шестнадцати. Дождь поливает ее, но, похоже, ее это мало волнует. Проезжаю вперед и останавливаюсь, включаю аварийку. Кроме меня и нее, здесь больше никого нет. Жду.
– Привет. Свободно?
– Я разве похож на таксиста?
– А я разве похожа на пассажирку?
Грызу ноготь, поворачиваюсь. Вижу прилипшие ко лбу мокрые волосы, остальные висят по плечам, как сосульки. Макияж потек. Я киваю головой, и она заскакивает внутрь. Делаю музыку громче.
Запишу я все на свете,
Все твои блатные жесты,
Чтобы ты попала в сети,
Чтобы мы висели вместе.
Включаю скорость и выставляю на консоли температуру потеплее. Какое-то время едем молча, слушаем музыку.
– Классная у тебя тачка.
– Машина как машина, ничего особенного. Тебе куда?
– Да без разницы. Давай покатаемся.
– Давай.
– У тебя курят?
– Смотря кто.
– Ну, я, например?
– Попробуй.
Ее настырность и самоуверенность вызывают у меня смех. Приоткрываю окошко с ее стороны, она чиркает зажигалкой и затягивается сигаретным дымом.
– Дети зеленые родятся. Не боишься? – в машине стоит запах не только зажженной сигареты, но и алкоголя.
– Родятся, так я их постираю, – надменно бросает она.
– Был бы я твоим отцом, оторвал бы тебе губы.
– Хорошо, что ты не мой отец, – улыбаясь, отвечает она.
Я немного усмехаюсь. Руки впиваются в баранку. Безмозглая малолетка под алкоголем едет, неизвестно куда и с кем, еще и строит из себя крутую деваху, повидавшую жизнь. Что же, это становится интересно. Знала бы она, к кому залезла в машину. А зверь, тем не менее, начинает просыпаться.
– Может, домой довезти, а то мама будет волноваться. Или папа.
– Чего? Успокойся, мальчик! Давай лучше в бар заскочим.
И это она говорит мне. Мальчик! Становится совсем жарко. Бедняжка даже не догадывается, что ходит по лезвию бритвы.
– Пропустить по рюмочке? Ты на это намекаешь?
– А то!
– Ну, что ж. Неплохая идея. Погнали.
Она старательно поправляет юбку, а затем, достав зеркальце, начинает приглаживать волосы. Смешно. Ей Богу, смешно.
– Тебя как звать-то? – она кладет мне руку на колено, становится еще смешнее, но я сдерживаюсь.
– Сергей Александрович Есенин.
– А меня Тамара. Можно просто Тома.
– Я так понимаю, что тебя просто можно? – тут приходится отворачиваться, чтобы не заржать.
– А все же у тебя классная тачка.
– Ты повторяешься.
Съезжаю на проселочную дорогу. Тамара слишком увлечена, чтобы заметить это. Пьяная баба, как говорится, себе не хозяйка, а тем более малолетняя девка, в голове которой к тому же шумит дешевый алкоголь.
– Откуда же ты такая нарядная шла в такую погоду?
– Да от урода одного, моего парня. Теперь-то уже бывшего, – она улыбается до тошноты противно. – Короче, прикинь, я с ним два месяца встречалась, а он меня на мою подругу променял. Вот же скотина!
Она выкладывает мне душещипательную историю про несостоявшуюся детскую любовь. Все прямо как в «Ромео и Джульетте» Шекспира, только по-колхозному и вперемешку с дворовой матерщиной. Мне бы ее проблемы. Хотя на самом-то деле плевать. В Африке дети голодают, и до этого тоже никому нет дела.
– Глубокая причина, чтобы нажраться и сесть в машину к незнакомому мужику. Тебе так не кажется?
– Да брось, Сережа. Ты прямо как моя мама. А кстати, куда мы едем?
– В бар, как ты и просила. Тут недалеко осталось. Классное место. Тебе понравится. А почему мама-то, а не папа?
– Папа? Старый козел с нами не живет уже лет десять: нашел себе шмару помоложе! Папа. Скажешь мне тоже.
– А мать что, плохая или как? Что же он вас бросил-то? – делаю еще один крутой поворот, отчего Тамара падает ко мне на плечо и начинает смеяться.
– Поосторожней ты! Не дрова везешь. Тише. Мама у меня советской закалки. Учитель младших классов. Ни капли в рот, ни, так сказать, сантиметра.
– Так чего же в этом плохого?
– Ты дурак что ли?! Сам-то вон женатый, а по ночам ездишь. Я же тебя не спрашиваю. Кольцо мог бы снять. Ну, для приличия, – она снова захохотала.
– Это память. Тебе не понять.
– Да расслабься ты. Жена не узнает, – она снова водит рукой мне по бедру.
– А можно вопрос?
– Валяй.
– Послушай, Тамара, – останавливаю машину.
– Уже приехали?
– Типа того. Я вот о чем тебя хотел спросить. Тебя устраивает такой образ жизни?
– А чего не так-то?
– Все-то оно так. Я только вот не уверен в правильности твоего решения залезть ко мне в машину, – делаю приемник погромче.
Только сейчас она оборачивается и видит могильные кресты.
– Ты куда меня привез?
– Твой отец работает в реанимационном отделении? Ведь так?!
– Ты куда меня привез?! – начинает истерично орать девчонка.
Хватаю ее за волосы и подтаскиваю к себе.
– Закрой хлебало, тварь, и слушай меня внимательно! Спрашиваю в последний раз! Ты меня слушаешь?
Она только трясет мокрой головой.
– Прекрасно. Тогда продолжаем разговор. Его зовут Денисов Павел Алексеевич, ведь так?
– Да.
– И ты хочешь мне сказать, что он ушел к какой-то бабе, бросив вас? Может, ты что-то мне не договариваешь? Так как я знаю малость другую историю.
– Да.
– Что «да»?!
– Он просто много работает, все время проводит в больнице. Мама устала от этого, так как ее постоянно пилил мой дед. Папы не бывало дома по неделям. А дед все подливал масло в огонь. Он большой человек.
– Я знаю, кто он, но мне это неважно. Ты смешала отца с дерьмом, а он хороший парень. Знаешь, скольких людей он спас?! Хотя вряд ли ты об этом думала! Про мать ты не соврала, я знаю и это. Только вот почему ты превратилась в такое отребье?!
Открываю дверь и выволакиваю ее на улицу через место водителя. Тащу на кладбище по грязной жиже. Ботинки хлюпают, скользят по чернозему. Она орет, дергается, но ее могут слышать только мертвецы. В принципе, она сама скоро станет одной из них.
– Не надо, умоляю! Все, что угодно, делайте, только не убивайте! Пощадите! Ну, прошу вас! Не надо!
Она вырывается и пытается убежать. Сбиваю ее в лужу, хватаю за ногу и продолжаю тащить. Она орет что есть силы. Подтаскиваю ее к свежевырытой могиле, рядом стоит гроб.
– Залезай!
– Что? Не надо, – она смотрит на меня с побледневшим видом, мотает головой в разные стороны.
– Я сказал, лезь, сука!
Хватаю ее за шкирку и практически заваливаю в деревянный ящик. Прижимаю за горло. Из кармана быстро достаю шприц и, сняв ртом колпачок с иголки, вкалываю содержимое в ее шею. Тома затихает. Закрываю крышку и выпрямляюсь. Спину ломит: непогода напоминает мне о том, что мой организм чудом остался жив. Сажусь на гроб сверху. Жарко. Тело еще потрясывает от адреналина. Слышу звук подъезжающей машины. Свет фар бьет в мою сторону, через минуту они гаснут, хлопает дверь. Под шум мелкого дождя отчетливо доносятся одинокие шаги. Кто-то идет напрямик, хлюпает по лужам. Я жду. Фигура корявого человека останавливается метрах в десяти от меня, долго всматривается в темноту, потом машет рукой. Подхожу.
– Не слишком ли круто, Паш? Все же она твоя дочь, – чешу переносицу.
– А что мне еще делать остается? Видишь, подалась в потаскухи. Вот скажи, в кого она такая? Натерпелись мы с ней, во как натерпелись. Ну, развелись мы с ее матерью, но так ведь я от нее никогда не отказывался, все для нее делал. А когда мне моя бывшая позвонила и сказала, что она неделю назад вмазанная пришла... А может, и накурилась чего. Сейчас всякой дряни навалом. Я... Я... Я просто больше не знал, как ее еще проучить, чтобы вернуть на путь истинный.
– Неслабая шокотерапия. А вдруг у нее крыша после такого поедет, ты не думал об этом?
– Все я думал, Макс. А что делать-то остается? Она уже деньги воровать начала у матери. Дома не появляется, из института выперли. Куда хуже-то? Она единственный мой ребенок, и потерять ее я не могу. Ты-то знаешь, что такое пережить своих детей.
– Знаю. Что есть, того не отнимешь. Я твой должник по гроб жизни, но... – только развожу руками.
– Ты ее не бил, я надеюсь?
– Обижаешь.
– Теперь я твой должник.
Денисов Павел Алексеевич – человек, который вытащил меня с того света. Он рассказывает мне свою печальную историю под действием большого количества алкоголя. Так случилось, что я пересекся с ним в пивнушке. По-русски сказать, в тошниловке. Случайное стечение обстоятельств. Фактор, который ты не можешь предугадать, про который не знаешь заранее, куда он тебя выведет. Оказывается, в такие злачные места заходят не только отморозки, вроде меня, но и вполне себе респектабельные люди. Он заливает свое горе зельем, пытаясь заглушить чувство отцовской вины за то, что дочь стала безостановочно падать в бездну. Я знаю это состояние: зеленый змий может помочь с душевной болью, вот только потом от него самого трудно избавиться. Я присаживаюсь к нему. Говорим долго, о жизни, о судьбе, о людях, о том, что я был единственным в его практике, кто выкарабкался на свет божий после такого, да еще стал жить нормальной жизнью. Конечно, если мою жизнь можно назвать нормальной. Он рассказывает мне о дочери и своем плане, о том, что он в шутку хочет сделать для того, чтобы она поняла, наконец, как дорога жизнь и что она дается нам только один раз. Безумный, извращенный план. Он бы так и остался планом, но я соглашаюсь его выполнить. После того, как я засуну его дочь в гроб, мы перевезем ее на то место, где я ее подобрал, и там и оставим. Машину скорой помощи, которую он возьмет для этого, вряд ли кто остановит. Все должно будет походить на то, что ей приснился страшный сон. Очень страшный!
– А что ты мне дал? Ну, что я ей вколол?
– Миорелаксант. Убийственная штука. Человек все осознает, все чувствует, только сделать ничего не может. Спустя некоторое время отключается, но, придя в себя, все помнит. Точнее сказать помнит лишь то, что с ним происходило до потери сознания.
– Круто. А если что, достать для меня сможешь? Ну, если понадобится?
– Для тебя все, что угодно.
