Текст книги "Я убийца (СИ)"

Глава XXI

Не успеешь найти смысл жизни,

как его уже поменяли.

Дж. Карлин

Еду на автобусе в село Слобода. Еду к отцу Петру, которого я не видел уже несколько месяцев. Я радовался поначалу, что наконец-то этот упырь отстал от меня. А потом понял, что мне его не хватает, что без него мне скучно, что я хочу попросту выразить ему благодарность за то, что он единственный, кто все же не отвернулся от меня и попытался по-своему помочь. Следил за мной, будто ангел-хранитель. Кто бы, если бы не он, вытащил меня из синей ямы? Автобус со скрипом тормозит, поднимая вокруг себя клубы пыли. Я вываливаюсь из душного «скотовоза» на свежий воздух вместе с плохо одетой пожилой женщиной.

– Мать, подскажи Христа ради, где тут церковь?

– Ну ты даешь, милок. Шутишь что ли? Ты прям как не местный, – кривит беззубый рот старушка.

– Так оно и есть. Подскажи, куда идти?

Оглядываюсь по сторонам. Селом это назвать трудно: несколько ветхих домов, разбросанных на расстоянии десятков метров друг от друга. Чуть поодаль одиноко пасется корова, где-то кукарекает петух, кричит звонко, будто приветствуя гостей.

– Чудишь, – старушка поднимает руку и указывает гладкой блестящей палкой в сторону. – Там стоит, – переваливает сумку за спину и, прихрамывая, удаляется в противоположном направлении.

Я тяжело вздыхаю. Солнце припекает. К вечеру, наверное, польет дождь. Скидываю рюкзак и достаю бутылку с водой, жадно делаю несколько глотков, вставляю в уши наушники и включаю плеер.

Два человека пытаются как-то решить:

Задача живущих – встретиться и поговорить,

Но разница между живущими в тысячу лет,

И вместе они как бы есть, а как бы их нет.

Если первый напишет вопрос и отправит конверт,

Он вряд ли когда-то получит обратный ответ.

И вот двое уселись на один и тот же утес,

Свесили ноги вниз и понеслось!

Никогда не задумывался над тем, что музыка имеет таинственный смысл. Раньше я просто ее слушал. Так, по принципу «нравится – не нравится». По сути, я был музыкальной проституткой. Теперь же я избирателен. Все, что не проникает до самого сердца, все, что не оставляет послевкусия, я отрицаю.

Иду, поднимая с проселочной дороги пыль. С заросшего поля бьет жаром в лицо. Надоедливый слепень увязывается за мной и с риском для жизни пытается меня укусить. Его затея проваливается. Моя ладонь с хрустом растирает его тело по вспотевшей шее. Через сто метров захожу за бурьян и останавливаюсь, как вкопанный. Разрушенная деревянная церквушка, вокруг стоят четыре палатки. Человек шесть копаются возле строения, а отец Петр сидит наверху, работает рубанком и о чем-то шумит, командует. Его слушаются, исполняют сказанное.

Один говорит: «Здравствуй, друг!».

Другой отвечает ему, и вдруг

Что-то на общих их небесах сделало круг.

И оба смотрели на самый верх,

А сверху сыпался детский смех,

И оба узнали, что они – это один человек.

Вынимаю наушники, и мир наполняется звуками цикад, щебетом птиц и людским гомоном. Стою и смотрю на эту картину. Петр замечает меня и откладывает инструмент, улыбается мне во весь рот. Через его густую бороду и усы даже издалека видны белоснежные зубы. Он машет мне рукой, будто мы с ним закадычные друзья. Я усмехаюсь, вскидываю руку вверх в ответном приветствии. Он спускается.

Чай с чабрецом. Петр ухаживает за мной, как за дорогим гостем, а я сижу в недоумении: с чего вдруг такая забота после того, как я столько раз его прогонял?

– Я знал, что ты приедешь рано или поздно. Ты пей, пей. Сам собирал и сушил. Чабрец – трава полезная.

Я отхлебываю, обжигая небо. Смотрю в его ясные светлые глаза и не понимаю этого человека. Зачем ему это все? В этой глуши?

– Хочешь спросить, что я тут делаю с этими людьми? – читает мои мысли он. Я отхлебываю еще глоток и утвердительно киваю головой. – Они, как и ты, потерянные. А церковь и труд объединяет их и дарит смысл в жизни. Работа сплачивает, заставляет не думать о горе, о проблемах.

– Ты мультфильм про Чебурашку видел? – я снова отпиваю из чашки ароматный чай. Мой собеседник смотрит на меня с немым вопросом. – Там тоже домик для друзей строили. А что делать будешь, когда работа закончится? Тут тебе не мультик – тут живые люди.

Он наклоняется под стол, что-то ищет и затем протягивает мне молоток.

– Держи. Пойдем.

– Нафига?

– Пойдем, пойдем.

Ни черта не смыслю в строительстве, но понимаю, что работы только начались. Люди при виде нас вежливо склоняют голову, приветствуют. Лезу по бревну и усаживаюсь напротив батюшки, который снова берет в руки рубанок. Вжи-и-к! Вниз слетает кудрявая стружка, а воздух наполняется древесным запахом.

– Чего расселся? – он достает коробку гвоздей и протягивает мне. – Давай крепи балку! Помогай мужикам!

Удивляюсь, как круто поменялся на глазах отец Петр. Взмахиваю молотком. Тук, тук, тук! Шляпка утопает в дереве. До самых сумерек колочу, таскаю, строгаю и перемешиваю. Уставший, я, наконец, прощаюсь с Петром.

– Буду рад тебя видеть здесь. Всегда, – он протягивает мне руку, и я жму ее.

– Странный ты все же, святой отец.

– Каждый человек со своей чудинкой в голове. Здоровых людей нет. Все мы сумасшедшие в этом мире.

– Тут не поспоришь.

– Так и не надо, – пристально смотрит.

Я было поворачиваюсь, чтобы уйти, но вспоминаю об одной вещи. Снимаю рюкзак с плеча и достаю маленькую книжицу в виниловом переплете с золотым крестиком в центре обложки, протягиваю ему. Он лишь усмехается и качает головой.

– Это твое. Ты сам сделал для себя выводы. Каждый находит в Писании то, что ближе его сердцу. Но никто не вправе винить тебя за твой выбор. Запомни: хороший человек никогда не ошибается, он всегда и все делает правильно. В любой момент, в любой ситуации он поступает именно так, как должен поступить, выложившись при этом на свои сто процентов.

– Как скажешь.

Я убираю книгу обратно и ухожу. Он все же мастер читать проповеди. Хотя, наверное, все священники – мастера в этом деле. Кого ни возьми, любого заслушаешься. И все-то у них правильно и верно.

– Еще увидимся, – кричит мне вслед Петр.

– Возможно, – отвечаю ему, не оборачиваясь.

Добираюсь до остановки, когда уже почти стемнело. Хотя какая, к чертям собачьим, это остановка? Вытоптанная площадка со скамейкой по центру. Неподалеку стоит вглухую тонированная девятка. Музыка долбит так, что слышно, как дребезжит номерной знак. На правом крыле красуется надпись «My life, my rules», что, по-видимому, переводится для двух подвыпивших парней именно так: «Наша тачка и мы настолько круты, что нам пох на всех лохов. Чмо, наподобие вас, нас не интересует. Так как это наша жизнь и наши правила!». Один из них сминает пивную банку и кидает ее через себя, чуть не угодив мне в голову. Он даже не оборачивается. Рассказывает своему приятелю, как вчера зажигал с какой-то телкой, причем описывает мельчайшие подробности совокупления на заднем сиденье его авто. Я стою в стороне, делаю вид, что меня это не касается, все еще надеюсь, что приедет автобус. Время идет, а транспорта все нет. Мне не хватает воздуха. Присаживаюсь на скамейку, расстегиваю ворот. Скинув рюкзак, лезу за водой и замираю, увидев рукоять молотка. Это тот самый инструмент, которым я заколачивал гвозди, сидя на бревне. По виску скользнула капля пота. Как он тут очутился? Я же четко помню, что отдал его Петру после окончания работы. Что же это? Шутка какая-то? Голова начинает болеть. Резкими жестами массирую виски, как вдруг меня словно бьет током.

– Да чего ты ломаешься?! Садись давай! Покатаем!

– Отстань! – кричит девушка и вырывает руку из лап парня.

– Да ты чего, сука, совсем ошалела?! Иди сюда, я сказал!

Хрупкое тельце неуверенно пятится, а к нему неотвратимо приближаются два изрядно подвыпивших отморозка. Я наблюдаю за происходящим, по-собачьи склонив голову на плечо. Не шевелюсь, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Принимаю вид, будто меня это не касается, прикидываюсь глухим, немым и спящим. В общем, делаю все то, что обычно делают люди в таких ситуациях.

– Колян, чего с ней церемониться?! Тащи ее сюда!

Девушка оказывается в нескольких сантиметрах от меня. Слышу развалистые шаги парней, которые, словно хищники, уже почувствовали беспомощность жертвы и готовы напасть. Они вовсе не смущены моим присутствием – для них меня вообще здесь нет. Наверное, привыкли к тому, что им все дозволено. Нутром ощущаю страх несчастной, впитываю ее умоляющий взгляд о помощи. Тяжело вздыхаю, из-за пазухи вываливается кулончик в виде черной капельки: «Паук, пап». Словно в замедленной съемке вижу, как в суде Фролова Елизавета Викторовна оборачивается, смотрит на меня и проводит пальцем по горлу. Я не смог тогда защитить свою семью. Тогда законы были не на моей стороне. А теперь? Во мне что-то надламывается. Теперь, я сам – закон! За грехи ваши – смерть!

– Беги, – чуть слышно говорю девушке, а сам опускаю руку в рюкзак. Ладонь мгновенно нащупывает деревянную рукоять молотка. Моих слов достаточно с лихвой: девчушка срывается с места.

– Куда, тварь?! – орет первый парень и кидается в погоню, но тут же оказывается на земле с проломленным черепом.

Второй стоит и еще не осознает, что происходит. Я в три шага оказываюсь рядом с ним. Удар, удар, удар. Я как будто вколачиваю гвозди. Последнее, что он видит в своей жизни, как поднимается вверх и резко опускается вниз окровавленный молоток, превращая его голову в разбитый глиняный горшок. Недавние хищники в один момент стали жертвами. Не помню, что было дальше. Все как в тумане. Знаю только одно: раскаяния за содеянное я не ощущал, и кровавые мальчики мне по ночам не снились. Объяснять таким скотам что-либо бесполезно. Нужно было просто избавить Землю от них. Жалко только родителей, которые воспитали эту мразоту. Но, как говорится, лес рубят – щепки летят. Меня тоже в свое время никто не пощадил. Что же, эволюция учит нас приспосабливаться и выживать, а также выбраковывать никчемные виды. Я решил ускорить этот процесс. Я решил провести чистку на нашей Земле-матушке. Терять мне нечего, да и смерти я не боюсь – гремучий коктейль, не правда ли? Тогда я спас ни в чем не повинную душу, не допустил надругательства. Впоследствии я буду пресекать зло заранее. Можно долго рассуждать, сделали бы они ей что-то плохое или не сделали? Исход один. Они получили ровно то, что заслужили. Собаке – собачья смерть.

Как выяснится позже, я загубил сына областного прокурора и его дружка.

Чиркаю спичкой, и синий огонек уползает в темноту. Тонированная девятка с двумя трупами вспыхивает ярким факелом. Огонь жадно пожирает дарованную ему жертву. Пламя играет на моих зрачках, проснувшийся внутри зверь яростно требует продолжения вакханалии, но я усмиряю его. Теперь я санитар этого леса.