Текст книги "Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры"
Автор книги: Алексей Бушмин
Жанр:
Литературоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Алексей Бушмин
Вступительное слово
ПУТЬ ЖИЗНИ И БОРЬБЫ
Годы учения. Первые повести. Вятская ссылка
«Губернские очерки» – рождение великого сатирика
Годы расцвета творчества
В борьбе с реакцией 80-х годов. Смерть на месте битвы. Итоги жизни
ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ ЛИЧНОСТИ И ТВОРЧЕСТВА
Идейно-эстетическая позиция
Оригинальность творческой индивидуальности
Своеобразие реализма
Истолкование персонажей классической литературы
Жанровые особенности произведений
САТИРИЧЕСКАЯ ПАНОРАМА
Монархия перед судом сатирика. «История одного города»
Экскурсия в область умеренности и аккуратности. «Господа Молчалины»
Встреча с «чумазым» противником «Благонамеренные речи»
Приговор крепостничеству. «Господа Головлевы».
Политическая реакция в зеркале сатирического романа. «Современная идиллия»
Малая сатирическая энциклопедия. «Сказки»
Заключительные суждения об искусстве сатирика
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
Алексей Бушмин
Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры
Бушмин А. С. Салтыков-Щедрин. Искусство сатиры. – М., «Современник», 1976. – Б-ка «Любителям российской словесности». – 253 с. – Тираж 50000 экз.
Светлой памяти сына моего Александра Бушмина
Вступительное слово
М. Е. Салтыков-Щедрин является непревзойденным художником слова в области социально-политической сатиры. Этим определяется его особое место в русском классическом реализме, оригинальность и непреходящее значение его литературного наследия. Революционный демократ, социалист, просветитель по своим идейным убеждениям, он выступал горячим защитником угнетенного народа и бесстрашным обличителем привилегированных классов. Основной пафос его творчества заключается в бескомпромиссном отрицании всех форм угнетения человека человеком во имя победы идеалов демократии и социализма. В течение 1850– 1880-х годов голос гениального сатирика громко и гневно звучал на всю Россию, вдохновляя лучшие силы нации на борьбу с режимом самодержавия.
Художественное дарование Салтыкова-Щедрина, его сатирическое мастерство по достоинству оценены крупнейшими русскими писателями. Салтыков, по определению И. С. Тургенева, отмежевал себе в нашей словесности целую область, в которой был «неоспоримым мастером и первым человеком[1]. Л. Н. Толстой находил у Щедрина «все, что нужно», чтобы завоевать признание народа: «сжатый, сильный, настоящий язык», характерность, «веселый смех», «знание истинных интересов жизни народа»[2]. М. Горький писал о Щедрине: «Это огромный писатель, гораздо более поучительный и ценный, чем о нем говорят. Широта его творческого размаха удивительна...»[3]
По силе своего дарования и по масштабности сатирического творчества Салтыков-Щедрин является сатириком общечеловеческого значения. Он по праву стоит в ряду таких всемирно известных имен, как Арнстофан, Ювенал, Рабле, Сервантес, Свифт, Диккенс.
«Я люблю Россию до боли сердечной, – писал Салтыков-Щедрин, – и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России» (XIII, 97)[4]. Страстное служение писателя-патриота интересам народа, борьбе за счастливое будущее своего отечества определяет непреходящее значение его творчества.
Литературная деятельность Салтыкова-Щедрина оказывала огромное благотворное воздействие на общественную жизнь России. И в свое и в последующее время щедринская политическая сатира служила грозным идейным оружием в руках революционеров.
Салтыков-Щедрин был одним из наиболее ценимых К. Марксом и Ф. Энгельсом русских писателей. Острое слово Щедрина активно помогало русским марксистам в годы подготовки социалистической революции. Его идеи и образы были многократно использованы и блестяще истолкованы в работах В. И. Ленина, обращавшегося к произведениям сатирика чаще, чем к произведениям какого-либо другого писателя.
Для наших дней сохраняет всю свою силу совет В. И. Ленина: «вспоминать, цитировать и растолковывать» Щедрина[2]. Произведения сатирика и сегодня остаются незаменимым источником познания и ценнейшим средством воспитания человека.
В картинах и образах, созданных великим художником-мыслителем, правдиво и ярко запечатлена целая эпоха жизни русского народа. М. Горький писал о Щедрине: «Значение его сатиры огромно, как по правдивости ее, так и по тому чувству почти пророческого предвидения тех путей, по коим должно было идти и шло русское общество... Предвидение это объясняется тем, что Салтыков прекрасно знал психику представителей культурного общества его времени, психика эта слагалась на его глазах, он же был умен, честен, суров и никогда не замалчивал правды, как бы она ни была прискорбна... Невозможно понять историю России во второй половине XIX в. без помощи Щедрина»[6]. Произведения сатирика, напоминая о мрачной эпохе царизма, помогают лучше понять и оценить революционный подвиг русского народа, наше социалистическое настоящее.
Щедринское творчество имеет для нас, помимо исторического, и современное, живое значение. Оправдался пророческий смех сатирика, предвещавший неизбежную гибель эксплуататорского режима в России. Исчезли уродливые социальные формы жизни и человеческие типы, против которых ополчалась воинствующая сатира Щедрина. Но и в нашем обществе, свободном от мерзостей прошлого, еще встречаются люди, зараженные пороками старого времени. Поэтому сатира Щедрина продолжает служить делу нравственного воспитания народа, помогает распознавать и искоренять пережитки в сознании и психологии людей.
Социальное зло, против которого восставал и которое с великим искусством изобличал Салтыков-Щедрин, еще существует и теперь в тех или иных формах за рубежами нашей родины. Поэтому сатира Щедрина сохраняет свою боевую силу в нашей идеологической борьбе с современным буржуазным варварством, в защите интересов народных масс во всем мире.
Велико и литературно-эстетическое значение наследия сатирика. По определению Салтыкова, основное назначение литературы состоит в том, чтобы воспитывать в массах идеалы будущего и вырабатывать образ будущего человека. Он справедливо считал, что только кровная и самоотверженная преданность передовым интересам эпохи дает писателю право на общественное признание. Высокие требования, предъявлявшиеся Салтыковым к художественной литературе и к личности писателя, запечатлены в его собственной литературной деятельности. Эти требования глубоко созвучны эстетическим принципам передового искусства нашего времени. Произведения Салтыкова всей своей массой вливаются в ту плодотворную традицию русского классического реализма, от которой исходит в своем развитии и которой постоянно обогащает себя советская литература.
Щедринские традиции оказали плодотворное воздействие на многих писателей, критиков и журналистов, в частности на зачинателей социалистического реализма – М. Горького, В. Маяковского, Демьяна Бедного. Советские писатели, прибегая к сатире, неизменно находят для себя поддержку и творческое вдохновение в щедринских образцах.
Салтыков был большим и разносторонним художником; он глубоко и тонко, с редкой эстетической чуткостью находил художественные формы, соответствующие природе разнообразного жизненного материала. Творческий метод Щедрина отнюдь не замыкался в традиционные границы сатирической поэтики. Его сатира впитала в себя высшие достижения реалистического метода. Его реализм шире сатиры. Поэтому обращение к богатому художественному опыту Салтыкова поучительно не только для сатириков, но и для современных писателей вообще.
Отметим, наконец, что и сама личность писателя-гражданина во многих отношениях достойна быть примером. Самоотверженное служение интересам народа, непримиримое отношение ко всем формам угнетения человека человеком, неустанная борьба за лучшие общественные идеалы, страстное стремление содействовать искусством слова решению самых жгучих вопросов жизни – все эти моральные черты великого писателя-гуманиста, претворенные в его ярких и оригинальных произведениях, поучительны для каждого, кто желает быть полезным обществу, и характеризуют Салтыкова-Щедрина как одного из самых сильных наших соратников в борьбе за социальную справедливость, в строительстве новой культуры и воспитании человека социалистического общества.
ПУТЬ ЖИЗНИ И БОРЬБЫ
Годы учения. Первые повести. Вятская ссылка
Михаил Евграфович Салтыков родился 15 (27) января 1826 года в селе Спас-Угол Тверской губернии, в богатой помещичьей семье. В отличие, от И. С. Тургенева или Л. Н. Толстого, Салтыков не вынес из своего «дворянского гнезда» отрадных впечатлений. Обстановка в доме была суровой, мрачной, безрадостной. Отец писателя, человек образованный, но безвольный, не оказывал заметного влияния на семью. Всеми делами заправляла мать, женщина малограмотная, происходившая из необразованной купеческой семьи, но умная, деятельная, властная. Она держала в строгом повиновении и крепостных крестьян, и мужа, и детей. Все ее интересы сосредоточивались на хозяйственных приобретениях.
Когда Салтыков писал «Господ Головлевых», он придал персонажам романа некоторые особенности членов своей семьи и, в частности, наделил образ Арины Петровны чертами самовластной хозяйки имения Салтыковых.
В родительской усадьбе, как и вообще в той провинциальной помещичьей среде, где прошли первые десять лет жизни Салтыкова, будущий писатель видел все ужасы вековой кабалы в их отвратительной наготе. «Крепостное право, тяжелое и грубое в своих формах, сближало меня с подневольною массой, – писал он впоследствии, вспоминая годы своего деревенского детства. – ...Только пережив все его фазисы, я мог прийти к полному, сознательному и страстному отрицанию его» (XVII, 155). Эти строки из предсмертной «Пошехонской старины» поясняют, как глубоко запали в душу даровитого и впечатлительного мальчика картины крепостнического произвола и в каких условиях началось его формирование как непримиримого борца против всех форм рабства.
По принятому в дворянской среде обычаю, начальное образование Салтыков получил дома. В числе его первых наставников были: крепостной живописец, научивший мальчика русской грамоте, местный священник, старшая сестра, а также гувернеры и репетиторы, приглашавшиеся прижимистой матерью за недорогую цену.
В десятилетнем возрасте Салтыков поступил в третий класс Московского дворянского института, где в свое время учились Жуковский, Грибоедов, Лермонтов. Через два года Салтыков за отличные успехи был переведен в Царскосельский лицей. Это привилегированное учебное заведение, готовившее дворянских детей для службы на высоких государственных должностях, Салтыков иронически называл «рассадником министров».
В то время лицей был еще полон славой знаменитого воспитанника его – Пушкина. Воспоминание о великом поэте вдохновляло и обязывало: питомцы соревновались за право быть наследником Пушкина – и влияние литературы было в лицее очень сильно. В атмосфере этих поэтических настроений пробуждалось дарование Салтыкова. По его словам, уже в 1-м классе лицея он «почувствовал решительное влечение к литературе, что и выразилось усиленною стихотворною деятельностью» (I, 81). Стихи Салтыкова носили подражательный характер, и сам он не любил вспоминать о них. Но они не были лишены поэтических достоинств, печатались в журналах и даже давали повод сокурсникам пророчить Салтыкову роль продолжателя Пушкина.
Увлечение литературой выразилось у Салтыкова-лицеиста и в том, что он много читал, проявлял особенный интерес к статьям Белинского, испытывая его сильное влияние. «Журналы читались с жадностью, – отмечал Салтыков в автобиографии, – но в особенности сильно было влияние «Отечественных записок», и в них критики Белинского» (I, 82).
В привилегированных учебных заведениях (1836 – 1844) Салтыков получил основательное гуманитарное образование, приобщился к литературе и в совершенстве познал весь процесс официального воспитания царских сановников, и это ему пригодилось, когда он впоследствии высмеивал их в сатирических образах «помпадуров», «градоначальников», «ташкентцев» и т. д.
После окончания лицея в 1844 году Салтыков становится чиновником военного министерства, но служба его не интересовала. Растущие духовные запросы юноши, воспитанного на статьях Белинского, все более склонялись к литературе. Важным событием в идейной жизни Салтыкова во время четырехлетней петербургской службы явилось его участие в кружке революционно настроенной молодежи, руководимом М. В. Петрашевским. Члены кружка увлекались идеями утопического социализма Фурье, Сен-Симона и других французских мыслителей, вели живые беседы по политическим и нравственным вопросам. «От этих бесед, – вспоминал Салтыков, – новая жизнь проносилась над душою, новые чувства охватывали сердце, новая кровь сладко закипала в жилах» (IV, 305).
Приобщившись к учению о будущем идеальном строе, Салтыков навсегда остался его приверженцем. Вместе с тем, он не разделял мнения тех мыслителей, которые считали, что для построения социалистического общества достаточно нравственного перевоспитания людей. Салтыков был убежден, что для этого необходима еще и активная общественная борьба угнетенных масс за свои права.
Социалистические взгляды молодого Салтыкова нашли свое выражение в его новых литературных опытах. Он пишет рецензии на книги для детей, горячо пропагандируя принципы воспитания гармонически развитой личности, публикует две свои первые повести «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848), в которых выступает решительным противником социального неравенства и защитником униженных и оскорбленных.
В лучшей из этих повестей, в «Запутанном деле», изображается бедственное положение молодого человека Мичулина. Живя в Петербурге, он не находит работы; голодное существование и издевательства вызывают у него чувство негодования против блаженствующих «мошенников». Люди богатых сословий представляются герою повести в виде стаи «жадных волков». Он жаждет их уничтожения. Но его одинокий протест бессилен. Преждевременная смерть оказывается единственным выходом из «запутанного дела».
В повести «Запутанное дело», опубликованной в журнале «Отечественные записки» в марте 1848 года, то есть сразу же после февральской революции во Франции, идеологи реакции усмотрели проповедь «гильотины для всех богатых», стремление к распространению революционных идей, потрясших уже всю Западную Европу. В апреле 1848 года Салтыков был сослан на службу в Вятку.
Молодой литератор, страстно отдававшийся передовым идейным исканиям, оказался внезапно выброшенным из столицы в глухой провинциальный город. Резкая смена впечатлении тяжело отразилась на настроениях Салтыкова. Он чувствовал себя несчастным, горько жаловался на свою жизнь в грязном обывательском болоте, на отсутствие духовно родственной среды.
Но, как впоследствии признавал сам Салтыков, продолжавшаяся около восьми лет принудительная служба в Вятке явилась «великой школой жизни». Как человек умный, образованный, деятельный, он быстро выдвинулся на видное место чиновника особых поручений в губернской администрации. Служба его была связана с постоянными разъездами по отдаленным, глухим местам Вятской и соседних губерний. Он всесторонне познал жизнь, быт, психологию разнообразных слоев населения – чиновничества, купечества, мещанства, крестьян, и это имело большое значение для его литературной деятельности, которая возобновилась тотчас же после ссылки.
Возвращение в Петербург стало возможным для Салтыкова в начале 1856 года, когда после смерти Николая I и поражения в Крымской войне самодержавие вынуждено было пойти на смягчение политического режима и заявило о согласии отменить крепостное право.
«Губернские очерки» – рождение великого сатирика
В условиях бурно начавшегося общественного подъема Салтыков создает на основе богатых жизненных впечатлений от вятской ссылки свои знаменитые «Губернские очерки» (1856—1857). Они печатались в журнале «Русский вестник» под псевдонимом Н. Щедрин, навсегда закрепившимся за писателем.
«Губернские очерки», где впервые ярко обнаружилось сатирическое дарование Салтыкова, принесли автору шумный успех и сделали его имя известным всей читающей России. О нем заговорили как о писателе, готорый воспринял реалистические традиции Гоголя и стал на путь еще более смелого и беспощадного осуждения социального зла. «Я благоговею перед Салтыковым, – писал великий поэт-революционер Тарас Шевченко, прочитав «Губернские очерки». – О, Гоголь, наш бессмертный Гоголь! Какою радостию возрадовалась бы благородная душа твоя, увидя вокруг себя таких гениальных учеников своих»[7].
В «Губернских очерках» Салтыков сурово и мужественно обличал неограниченный произвол властей, их надругательства над бесправной массой. В сатирической портретной галерее он живописно представил все провинциальное чиновничество – от мелкого канцеляриста до губернатора – в образах взяточников, вымогателей, казнокрадов, бездельников, клеветников, безжалостно грабивших народ. Насильники и паразиты изображены в щедринской сатире не просто дурными людьми, а как неизбежное порождение всего прогнившего, варварского самодержавно-крепостнического строя жизни.
«Губернские очерки» по объективному смыслу своему и по субъективной позиции автора принципиально отличались от широкого потока либерально-обличительной литературы того времени.
Нападки на взяточничество чиновников – исконная тема либеральных литературных обличений. Согласно либеральной концепции, взяточничество было порождением злой воли отдельных представителей административного аппарата, нарушающих, в силу своей нравственной испорченности, требования законности. В соответствии с таким пониманием природы взяточничества искоренение последнего ожидалось от самого же правительства, юридическим мероприятиям которого должны были содействовать широкие публичные обличения.
Таким образом, обличительная литература либерального направления все свое негодование направляла на взяточников, видя в них людей низкой нравственности и главных виновников «ненормальностей» бюрократической системы. Критика эта не затрагивала основ самодержавного режима и тем самым реабилитировала действительный первоисточник всех тех бедствий, терзавших общество, среди которых взяточничество было далеко не самым главным.
В «Губернских очерках» тема взяточничества не была основной и получила новое истолкование. Щедрин в одном из «Губернских очерков» («Приятное семейство») ядовито высмеял административно-юридическую программу обличений взяточничества, изложив ее в виде поучений губернатора князя Льва Михайловича Чебылкина. Его сиятельство признает, что «нехорошо взятки брать», и не возражает против обличений, но рекомендует литератору делать это так, «чтоб читателю приятно было; ну, представь взяточника, и изобрази там... да в конце-то, в конце-то приготовь ему возмездие, чтобы знал читатель, как это не хорошо быть взяточником... а то так на распутий и бросит – ведь этак и понять, пожалуй, нельзя, потому что, если возмездия нет, стало быть, и факта самого нет, и все это одна клевета» (II, 119). «Вот, например, – продолжает развивать князь свои взгляды, – я составил проект комедии, выслушайте и скажите свое мнение. На сцене взяточник, он там обирает, в карманы лезет – можно обрисовать его даже самыми черными красками, чтобы, знаете, впечатление произвесть… зритель увлечен: он уже думает, что личность его не безопасна, он ощупывает свои собственные карманы... Но тут-то, в эту самую минуту, и должна проявиться благонамеренность автора... В то самое время, как взяточник снимает с бедняка последний кафтан, из задней декорации вдруг является рука, которая берет взяточника за волосы и поднимает наверх... В этом месте занавес опускается, и зритель выходит из театра успокоенный и не застегивает даже своего пальто...» (II, 120).
Если главной заботой либеральных обличителей взяточничества было содействие «правосудию», призыв к официальному возмездию и в этих целях идеализировались строгие блюстители законопорядка, то в «Губернских очерках» взяточничество изображается прежде всего как массовое явление и как один из неизбежных спутников социально-политического строя. Другими словами, «Губернские очерки» дают глубокое объяснение исторических причин, порождающих взяточников, раскрывают социально-политический генезис взяточничества.
Сам характер либеральных обличений был проникнут сословно-классовыми предрассудками, определялся той барской идеологией, согласно которой простые люди рассматриваются как низшие, неполноценные и испорченные существа. Дело представлялось таким образом, что чем выше звание и должностное положение административного деятеля, тем полнее представлены в нем добродетели. Высших чиновников, бюрократов-законодателей эти обличители касались осторожно, а чаще вообще не касались. Это была сатира, щадящая высокие ранги не по тактическим, а по идеологическим соображениям, сатира, руководствовавшаяся принципом официального либерализма: «Законы святы, да исполнители – лихие супостаты». Соответственно такому убеждению основным гнездилищем взяточничества и других пороков и злоупотреблений представлялось мелкое чиновничество, «крапивное семя». Сюда, в эти бюрократические низы, на головы заурядных чиновников-исполнителей и были направлены в первую очередь удары обличителей, здесь обличители позволяли себе самые крайние резкости и давали полную волю своему «гражданскому» негодованию.
Иная картина наблюдается в «Губернских очерках». Степень негодования сатирика изменяется здесь в явной зависимости от различного отношения писателя-демократа к разным классам и группам общества: она не убывает, а нарастает по мере того, как сатира восходит до представителей привилегированной, господствующей верхушки общества. Чтобы почувствовать это, достаточно вспомнить, как изменяется сатирическая тональность рассказов Щедрина при переходе от типов губернских аристократов, процветающих на «безгрешные доходы», к типам бедных, забитых чиновников, преследуемых за мелкие прегрешения, на которые они вынуждены идти, чтобы не умереть с голоду. Нескрываемое презрение к первым выражается сатириком в ядовитых насмешках и разного рода зоологических уподоблениях («свиное выражение», «зверообразная лютость», «величие, свойственное индейскому петуху» и т. д.). Искалеченный обстоятельствами человеческий образ вторых, давая повод для сатирических характеристик, все же склонял сатирика прежде всего к анализу психологических мотивов поведения этих «без вины виноватых» грешников.
Низшее и забитейшее чиновничество выступает в «Губернских очерках» то в собирательном образе «бедного труженика, кроткой жертвы свирепой бюрократии» («Христос воскрес!»), то в образе «из мелких мельчайшего» канцеляриста Техоцкого («Княжна Анна Львовна»), то в образе представителя «крапивного семени» Дернова, пытающегося поправить свое бедственное положение выгодной женитьбой («Выгодная женитьба»). Наиболее показателен в этом отношении рассказ «Первый шаг», рисующий картину страшной нищеты в среде приказных и горькую судьбу чиновника, для которого проблема сапог была столь же трудной, как и проблема шинели для гоголевского Акакия Акакиевича, и который, будучи однажды вовлечен в историю с вымогательством взятки, попал под арест.
Добролюбов обратил особое внимание на гуманистическое изображение Щедриным мелкого бедного чиновничества и высоко оценил эту черту сатирика, выделяющую его из массы вульгарных обличителей. Он писал: «Никто, кажется, исключая г. Щедрина, не вздумал заглянуть в душу этих чиновников – злодеев и взяточников, да посмотреть на те отношения, в каких проходит их жизнь. Никто не приступил к рассказу об их подвигах с простою мыслью: «Бедный человек! Зачем же ты крадешь и грабишь? Ведь не родился же ты вором и грабителем, ведь не из особого же племени вышло, в самом деле, это так называемое крапивное семя?» Только у г. Щедрина и находим мы по местам подобные запросы, и зато он до сих пор остается не только выше всех своих сверстников по обличительной литературе, но и вообще выше многих из литераторов наших, увлекавших нашу публику рассказами с претензиею на широкое понимание жизни»[8]. В свою очередь и Чернышевский отмечал, что Щедрин обнаружил «редкое знание жизни и уменье ценить людей»[9], что его «Губернские очерки» вовсе не задаются целью обличать дурных чиновников и являются правдивой художественной картиной среды, в которой заклейменные сатириком отношения не только возможны, но и необходимы.
Отрицательное отношение Салтыкова-Щедрина к бюрократии вообще вовсе не исключало его сочувственного отношения к низшему, бедному чиновничеству, влачившему жалкое зависимое существование.
Глубоким гуманистическим чувством было проникнуто отношение Щедрина ко всему угнетенному человечеству, представители которого были не только в крестьянской массе, но и в чиновничестве, среди интеллигенции и городского мещанства.
Для Салтыкова-Щедрина вовсе не была характерна идеализация официального правосудия. Сатира «Губернских очерков», даже тогда, когда она, тематически сближаясь с обличительной литературой, имела в предмете чиновничьи злоупотребления и плутовство, осуждала факты за их противоречие не законности, а интересам народа. Сатира «Губернских очерков» своим основным смыслом била не по служебным злоупотреблениям, а по самим антинародным принципам всей системы узаконенного государственного грабежа.
Чернышевский назвал первую сатирическую книгу Салтыкова «благородной и превосходной», а ее автора – писателем «скорбным и негодующим». «Никто, – писал он, – не карал наших общественных пороков словом, более горьким, не выставлял перед нами наших общественных язв с большею беспощадностию»[10].
«Губернские очерки», появившиеся в разгар борьбы за освобождение крестьян, были использованы передовой русской интеллигенцией, возглавлявшейся Чернышевским и Добролюбовым, для борьбы против крепостного права и для пропаганды революционных идей.
«Губернские очерки» шли в основном русле гоголевской сатирической традиции. Салтыков-Щедрин высоко поднял знамя Гоголя, непосредственно воспринял и продолжил в новых исторических условиях и на новых идейных основаниях его эстетические принципы. Гоголевская сатира оказалась глубоко созвучна характеру дарования Салтыкова-Щедрина и сознательно поставленным им целям литературной деятельности. Поэтому из всего созданного последователями Гоголя до появления «Губернских очерков» ничто так близко не напоминало «Ревизора» и «Мертвых душ», как именно первая щедринская книга. Близость выразилась и в родственности сатирического пафоса, и в содержании, и в художественном методе.
Салтыков-Щедрин был самостоятелен и не повторял своего великого предшественника, хотя элементы вольного или невольного прямого подражания Гоголю в «Губернских очерках» встречаются. Зависимость от манеры Гоголя наиболее явно чувствуется при чтении «Введения» и «Порфирия Петровича».
«Введение» Салтыков начинает в тоне, близком тому тону, каким Гоголь открывает «Старосветских помещиков». Тот же задушевный лиризм рассказа, то же добродушно-ироническое восхваление патриархальной жизни обитателей скромных провинциальных уголков и – в довершение сходства – одна и та же у обоих писателей поэтическая ассоциация с преданием о «буколической» жизни Филемона и Бавкиды. В рассказе «Порфирий Петрович» обрисован плут чичиковской генерации с употреблением знакомых гоголевских иронических интонаций. Встречаются в «Губернских очерках» и другие гоголевские реминисценции.
Однако, следуя порой сознательно и открыто Гоголю как учителю-художнику, автор «Губернских очерков» не только остается вполне самостоятельным исполнителем своих творческих заданий, но и превосходит великого предшественника в идейном отношении. Щедринская сатира возникла на более высоком идейном уровне нового исторического этапа общественной жизни. Салтыков-Щедрин сознательно руководствовался передовыми идеалами своего времени, и вследствие этого «Губернские очерки» знаменовали новые крупные завоевания в области художественной критики социальной действительности, явились этапным произведением, открывшим собою новый и самый блестящий период в истории русской политической сатиры, сатиры революционной, вдохновлявшейся демократическими и социалистическими идеалами. Вместе с тем автор «Губернских очерков» как художник слова, конечно, не достигал еще уровня своего ближайшего предшественника в сатире. В свое время Чернышевский отмечал, что, в отличие от Гоголя, от внимания которого ускользала связь фактов взяточничества со всею обстановкою жизни, Щедрин «очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено»[11]. С другой стороны, по мнению Добролюбова, большая часть щедринских рассказов в художественном отношении «составляет шаг назад от Гоголя»[12].
Проницательность в понимании психологии разных слоев общества, высокий гражданский пафос и темперамент борца, оригинальность художественного почерка, выставляющего типы в резких очертаниях, богатая юмористическая одаренность – все это было налицо в «Губернских очерках» и красноречиво свидетельствовало о вхождении в большую литературу нового и ярко своеобразного художника первой величины.
В работе над «Губернскими очерками» Салтыков осознал свое призвание сатирика, и это сознание нашло себе прочное подкрепление в литературных кругах и в широком общественном мнении. С этого времени Щедрина стали называть основателем и главою обличительного направления, с этого времени вошли в оборот выражения «щедринская школа», «щедринское направление», «в щедринском духе» и т. п.
В «Губернских очерках» определились важнейшие черты художественного метода Салтыкова-Щедрина. Произведения, составившие книгу, в основной своей массе относятся к жанру рассказа. Но рядом с ним идут драматические сцены, монологи, путевые заметки. В книге, таким образом, представлены опыты в нескольких жанрах, предвещающие характерное для всего последующего творчества сатирика свободное отношение к литературным формам, переходы от одного жанра к другому в пределах одного и того же цикла или даже внутри отдельного произведения.
Первая щедринская книга – сборник рассказов. Но уже здесь проявилась и такая творческая особенность художественного метода сатирика, как принцип циклизации: построение портретных галерей, объединение персонажей и рассказов и типологические группы, ветвление первоначального тематического замысла. Задумывался рассказ, в процессе работы над ним рождался замысел другого, типологически сходного рассказа, и в конце концов возникала целая серия произведений, объединенных каким-либо заглавием («Прошлые времена», «Мои знакомцы», «Юродивые», «Талантливые натуры» и т. д.), общностью персонажей, типов или образа повествователя («надворный советник Н. Щедрин»). Так, в сентябре 1856 года Салтыков печатает рассказ «В остроге», который затем разветвляется в целую серию рассказов под этим общим заглавием. В июне 1857 года появляется рассказ «Талантливая натура», а затем создается серия рассказов, для которых это заглавие становится объединяющим.
