Текст книги "Навальный. Человек, который украл лес. История блогера и политика"

Автор книги: Алексей Семенов

Соавторы: Станислав Бышок
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Технология

Алексей Навальный – первый в России политик американского типа, который ведёт первую в России избирательную кампанию американского типа. С волонтёрами, открытыми избирательными фондами, с широкой линейкой агитационно-пропагандистских материалов, а главное – с ежедневными ралли, в ходе которых кандидат устраивает встречи с жителями различных районов Москвы в формате мини-митингов. Впрочем, митинги далеко не всегда «мини»: если поначалу на них собиралось несколько десятков человек, то после двухнедельного ралли (от трёх до пяти встреч в день, без выходных и передышек, с гранатовым соком в качестве энергетика) на встречи стали приходить до шестисот и более избирателей. И это при условии, что районные управы, получившие «устные» предписания срывать всю наружную агитацию за кандидата Навального, усердно чистили окрестные фонарные столбы и почтовые ящики местных жителей от буклетов, приглашающих на встречу. А люди всё равно шли. Даже в самый разгар рабочего дня у станций метро, где в основном проходили мини-митинги, собирались люди самых разных возрастов. Тем, кто постарше, предлагали раскладные стульчики, на случай дождя команда Навального всегда возила с собой зонтики[174]174
  Как сообщили в штабе кандидата, руководство фирмы, где планировалось заказать 30 зонтиков, узнав, что это для Навального, выделило 60, причём бесплатно.


[Закрыть], на случай отказа обычного микрофона Навальный одевал гарнитуру, «как у универсального солдата». Кто ещё в России вёл такую «американскую» избирательную кампанию, да ещё и имея над головой Дамоклов меч приговора Кировского суда на 5 лет лишения свободы?.. К какому ещё кандидату приходили не с тем, чтобы попытаться заработать, предоставляя те или иные «пиар-услуги», но для того, чтобы пожертвовать?

Политтехнология? Ноу-хау! Какой ещё политик в России сможет такое сделать? Даже на митинги поддержки Владимира Путина, чей рейтинг, согласно официальным данным, неуклонно растёт, организаторам приходится в добровольно-принудительном порядке набирать «бюджетников». Не говоря уже о политсилах поменьше. Разумеется, политические оппоненты «вора Кировского леса», сами того не признавая, завидуют уже хотя бы тому, что «на Навального», причём совершенно бесплатно, ходит в сотни, если не в тысячи раз больше зрителей, чем на них самих. Является ли такая способность к собиранию больших аудиторий достаточным условием, чтобы считаться последней надеждой Москвы и всей России на счастливое Завтра? Конечно, нет. Критики неоднократно отмечают, что, сделав за сравнительно короткий промежуток времени (избирательная кампания в Госдуму, выборы и по-слевыборная активность зимы 2011/2012 гг.) мощный рывок в публичность и узнаваемость, Алексей Навальный на какое-то время растерялся. «А что же с этим со всем делать?» Лидер «Демократического выбора» Владимир Милов даже ставит в вину Навальному, что тот не стал баллотироваться на пост президента России. Хотя, конечно, находясь на 15-суточном аресте в СИЗО, «гроза жуликов и воров» не мог этого сделать по закону.

В отсутствие полноценных конкурентных выборов и при фактическом запрете на создание новых партий Навальный, как и значительная часть российских политактивистов, лишён возможности строить «стандартную» политическую карьеру. Вместо подготовки к следующим выборам и работе с избирателями активисты до недавнего времени были заняты организацией разного рода протестных акций, наибольшую известность среди которых получила «Стратегия-31», главным идеологом которой стал Эдуард Лимонов. 31 числа каждого месяца, в котором 31 день, активисты собирались на несогласованные, как правило, митинги в защиту 31-й статьи Конституции РФ («Граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование»).

При наличии «защищенного» поля публичной политики, существующего притемпературе «околоноля»[175]175
  «Нас растили в режиме нуля», – пел Константин Кинчев по схожему поводу.


[Закрыть], пространство российского политического Интернета традиционно настроено крайне оппозиционно к действующей власти и лояльно к политическим силам, относящимся к оппозиционному спектру. Политические аналитики нередко метафорически описывают противостояние между «партиями Интернета» и «партиями телевизора». «Очевидно, что доступ к сети Интернет в России первоначально получили относительно молодые и преуспевающие жители мегаполисов. Естественным образом, это проявилось и политических предпочтениях пользователей всемирной сети. В 2003 году в период последней российской федеральной избирательной кампании, которую с некоторой натяжкой можно считать конкурентной, эта тенденция уже вполне проявилась», – пишут в статье «Казус Навального» Гончаров и Елизаров[176]176
  В.Гончаров, В.Елизаров. Казус Навального: сетевой фандрайзинг как инструмент политической мобилизации. // Политическая экспертиза. ПОЛИТЭКС. 2011. T.7. № 4.


[Закрыть]. По данным ФОМ, уровень поддержки КПРФ среди пользователей Интернета был тогда в 3 раза ниже, чем среди избирателей в целом, а сторонников СПС, наоборот, в сети насчитывалось в 2 раза больше, чем в оффлайне[177]177
  Политические предпочтения пользователей интернет в мае 2003 г., База данных ФОМ, http://bd.fom.ru/report/map/o0305)


[Закрыть]. К 2013 году число пользователей сети Интернет в России выросло в разы несколько раз[178]178
  В мае 2012 года дневная аудитория «Яндекса» впервые превысила таковую Первого канала, составив 19,1 млн. против 18,2 млн. соответственно.


[Закрыть], но среди них по-прежнему преобладают молодые и высокообразованные жители крупных городов, те самые русские образованные горожане. Именно эта часть российских граждан предъявляла спрос на политическую свободу. Однако до недавнего времени у «партии Интернета» не было походящего формата для организации коллективных действий.

«2 февраля 2011 года московский юрист Алексей Навальный, имеющий репутацию успешного адвоката, специализирующегося на защите прав миноритарных акционеров в своём блоге объявил о начале кампании по сбору средств на финансирование антикоррупционного проекта «РосПил», – пишут в своей статье Гончаров и Елизаров. – К этому моменту живой журнал Навального представлял собой пример одного из наиболее популярных в Рунете социальных медиа с 40 тысячами постоянных подписчиков и более 50 тысяч индивидуальных посетителей в день. Анонсированный Навальным месяцем ранее проект «РосПил» представлял собой добровольное сетевое сообщество, цель которого заключалась в осуществлении гражданского контроля над правоприменительной практикой в сфере организации государственных закупок».

Первоначальные финансовые цели были заявлены достаточно скромно: минимальная планка сборов в размере трех миллионов рублей за год, а максимальная пяти миллионов[179]179
  Живой журнал Алексея Навального, http://navalny.livejournal. com/547869.html


[Закрыть]. Антикоррупционный пафос расследований Навального оказался востребован отнюдь не беднейшими слоями российского общества, а скорее представителями экономически успешных, бюджетонезависимых групп. Сам Навальный объясняет этот феномен следующим образом: «Для человека, который получает условно 10 тысяч рублей в месяц, разговор о том, что кто-то украл миллиард – то же самое, что новость об образовании нового облака вокруг Сатурна. А для людей, которые сидят в корпорациях, это абсолютная реальность»[180]180
  GQ, http://www.gq.ru/people/article/345339/


[Закрыть].

«Прежде чем начать свою фандрайзинговую кампанию Навальный около двух лет вел работу по построению базы поддержки в социальных Интернет-сетях. Призыв к борьбе с коррупцией был обращен к уже сложившейся аудитории, – продолжают Гончаров и Елизаров. – Успех кампании Алексея Навального был обусловлен целым рядом фактором, среди которых необходимо упомянуть грамотное идеологическое позиционирование. Действительно, очень трудно что-либо возразить против идеи борьбы с коррупцией с помощью общественного контроля и защиты государственного бюджета от расхищения недобросовестными чиновниками. Трудно найти мотив, который обладал бы большим объединительным потенциалом, не ставя при этом единство участников под угрозу идеологических расхождений. Жертвовать деньги на борьбу с коррупцией – дело во всех отношениях благое и само по себе оппозиционным актом не является. Даже губернатор Пермского края Олег Чиркунов заявил в своём блоге о намерении перечислить гонорар за лекцию, прочитанную в Академии народного хозяйства, на проект Алексея Навального[181]181
  Живой журнал Олега Чиркунова, 19.03.2011, http://chirkunov. Iivejournal.com/349618.html


[Закрыть]. После этого заявления в сети появились шутки, что Медведев с Путиным тоже анонимно финансируют проект «РосПил», и два самых больших перевода, о которых речь шла выше, отправлены именно ими».

Главным результатом антикоррупционной, а затем и избирательной кампании Навального стало развенчание мифа о том, что «в России уже больше не будет публичной, массовой политики, всё будет решаться только в кабинетах». Было экспериментально доказано, что все необходимые предпосылки для осуществления массового политического фандрайзинга в российских условиях существуют.

Гончаров и Елизаров также отмечают важность публичного эффекта фандрайзинговой кампании – выход за пределы Интернета. Своей «американской» предвыборной кампанией Алексей Навальный пытается объединить «партию Интернета» с «партией телевизора». За очень короткое время, один-два месяца, Навальный даже в глазах критиков «от власти» перестал быть «обычным блогером, который, пару раз выступив на митингах перед своими хомячками, возомнил себя великим политиком». Теперь он политик федерального уровня. Курируемый лично президентом США Бараком Обамой, как заявил депутат от – сюрприз! – «Единой России» Евгений Фёдоров[182]182
  «Единоросс Фёдоров: Навального отпустили по звонку Обамы», портал «Ридус», 20 июля 2013 года, http://www.ridus.ru/ news/99939/


[Закрыть].

«Алексею Навальному удалось убедительно продемонстрировать, что оставшиеся неподконтрольными авторитарной власти сегменты коммуникационного пространства представляют достаточный простор для формирования эффективных сетевых политических проектов, – возвращаемся мы к статье Гончарова и Елизарова. – Как и в случае с проходящей в совершенно другом контексте и ставящей перед собой другие задачи кампании Обамы, Навальный продемонстрировал возможности использования технологии фандрайзинга и технологий работы с социальными сетями для целей политической мобилизации».

Главным достижением Навального, по мнению Гончарова и Елизарова, оказалась стратегия организации коллективного действия, пионером которой он стал и которая доказала свою эффективность. «В отсутствие таких необходимых организационных условий, как выборы и политические партии, гражданские активисты создают новую институциональную среду публичной политики. В случае Навального этой средой оказывается Интернет, а инструментом политической мобилизации – фандрайзинговая кампания». Вне зависимости от того, как сложится дальнейшая судьба онлайн-оффлайновых проектов Навального, урок его политической кампании доказывает возможность гражданского коллективного действия, возможность найти точку приложения сил десятков и сотен тысяч русских образованных горожан. «Опыт социальной мобилизации, работа с системами платежей, создание групп экспертов и активистов является примером того, в каком направлении может осуществляться институциональное строительство новой публичной политики в России».

Пусть и с традиционной задержкой, но в Россию проникли и были успешно адаптированы новые сетевые политические технологии развитых стран с развитыми институтами гражданского общества. Влияние этих инноваций, в отличие от «Сколково», на политическую систему России заметно уже сейчас. Новая эра в российской политике уже наступила, а сотрудники районных управ, по-бандитски ворующие баннеры в поддержку Навального с балконов москвичей, скоро уйдут в прошлое и будут восприниматься гражданами как реликт «совка» сродни выездным визам или очередям за колбасой. Причём случится это вне зависимости оттого, победит ли кандидат Навальный А.А. на внеочередных выборах мэра Москвы или любых других выборах.

«Я хоть попытался, чёрт возьми! Хотя бы попробовал», – сказал как-то бунтарь Р.П. Макмёрфи в «Полёте над гнездом кукушки».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ (УСЛОВНОЕ)

Знакомый публицист как-то спросил одного из авторов книги: что «такого» сделал Навальный? И получил ответ: с помощью одного-единственного Интернет-мема убил крупнейшую и наиболее влиятельную в России партию со времён КПСС. Знакомый не согласился: она сама себя убила. Отчасти он прав, но лишь отчасти. Ницше как-то писал: «Падающего – толкни». Он сам не упадёт. Ведь в любой исторической коллизии, на рубеже эпох, при объективной смене житейских парадигм всегда действуют не безликие «силы исторического процесса», а очень даже персонифицированные герои, с местом работы, адресом регистрации, размером обуви и даже юзернеймом в Живом журнале.

Как сила всемирного тяготения действует не «сама по себе», а через взаимодействие небесных тел, так и по факту случившееся падение партии чиновничества «Единая Россия» случилось не «само по себе», а в силу действия множества факторов, как минимум один из которых живёт в спальном районе Марьино на юге Москвы. При отсутствии политической конкуренции и честных выборов, при «зачищенном» партийном поле партия, объединяющая представителей бессмертного и всё уменьшающегося на Западе и расширяющегося в России чиновничьего класса, не могла совершить харакири.

Есть мнение, что Россия – родина слонов, а процессы, происходящие в окружающем мире, нас либо не касаются, либо нам противопоказаны. Такому фобически-отстранённому русскому взгляду на «заграницу» – не одна сотня лет, и что сему виной – разрыв Западной и Восточной церквей или финское влияние на генотип великорусского народа – нам неведомо. Однако мы рискуем предположить, что «особый путь» и «исконная консервативность» России в основном связаны не с нашим богатым внутренним миром, а с удалённостью от иных мировых центров, суровым климатом и трудностью коммуникаций.

Но мир меняется. Интернет мгновенно связывает то, что раньше отделялось долгими неделями и месяцами пути. Информатизация охватывает всю человеческую ойкумену. Безусловно ли благо прогресса? Конечно, нет (читайте классиков!). Однако человечество уже село на этот поезд, двери герметично закрыты и назад дороги нет. Есть только выбор: сидеть ли на жёстких и неудобных местах в эконом-классе или, произведя сравнительно небольшое усилие (информационная эпоха вообще предполагает только небольшие усилия, но и они многим оказываются не под силу), перейти в вагон бизнес-класса. Поезд прогресса не сбавит хода и не повернёт на запасной путь, но поездка станет гораздо комфортнее.

Борьба Навального – она ведь не про высокие материи. Она про обеспечение элементарного комфорта, в котором значительная часть российского общества ощущает настойчивую повседневную необходимость. Чтоб не стояли над душой «запрещалкины», чтоб были подконтрольны гражданам «обещалкины», чтоб была конкурентная политика и честный бизнес, чтоб суд судил по закону, а не по звонку. Это всё очень простые, банальные вещи, которые в «загранице», о которой избиратели Навального знают не понаслышке, в порядке вещей, но за которые в России почему-то приходится биться с неиллюзорным противником, доказывая аксиоматическую посылку «я не верблюд».

Или «я не крал Кировский лес». Вот вам свидетели защиты, а вот – свидетели обвинения. И все говорят вовсе не то, что от них ожидает услышать условный или безусловный судья Блинов. Украл – и всё тут!

Но украл Алексей Навальный нечто большее, чем Кировский лес (который, исходя из доступных материалов дела, он и не крал вовсе). Навальный украл монополию российской власти на выработку политического дискурса и монополию «системной оппозиции» (само это словосочетание в отсутствии политических свобод – сущий оксюморон) на окормление всё растущего протестного электората. Если Владимира Путина, по меткому выражению бывшего первого замглавы Администрации Президента РФ Владислава Суркова, послал России Бог, то Алексея Навального нашей стране послал Zeitgeist, Дух Времени. В обществе, активная часть которого устала находиться в состоянии «против постылой власти и ещё более постылой оппозиции», должен был появиться такой вот «поэт-правдоруб», только от политики. Появился-то Навальный, потому что такова логика исторического и общественного процесса. Но, обозначившись в проявленном мире, он уже идёт своей дорогой, которая может совпадать, а может и не совпадать с Духом Времени.

Мотивация противников Навального во власти и «системной оппозиции» понятна и вряд ли требует дополнительных разъяснений. На небе может быть только одно Солнце, а за ярлыком на оппозиционную деятельность следует заходить в строго определённый кабинет, а ни в какой другой. Мотивации сторонников различаются. Общепротестная часть русских образованных горожан, как сказано выше, хочет европейского комфорта и видит в Навальном лидера, который, сам являясь детищем этого времени и этой социальной страты, сможет оправдать их ожидания. Националисты видят в Навальном вождя, который «прекратит кормить Кавказ» и «очистит Москву от мусора», чего не удалось осуществить обещавшим это «системным националистам». Нельзя сбрасывать со счетов чёткую позицию Навального по разрешению гражданам владеть «короткостволом». Либерально-демократическая общественность видит в Навальном «таран, который сможет разрушить эту систему, а уж там мы всё правильно сделаем». Лишь воспринимая Навального в таком качестве, они готовы мириться с теми сторонами его идеологии, которые в их системе координат относятся к разряду абсолютного зла.

Демократизация России неизбежна. Демократизация в «плохом» смысле, с разрухой и «лихими 90-ми», в России уже была. А вот в «хорошем» смысле, с открытостью электоральных процедур и честной конкуренцией в политике и бизнесе, – ещё предстоит. Станет ли Алексей Навальный символом и героем этого неукротимого процесса, зависит, в первую очередь, от того, сможет ли он соблюсти баланс между своими группами поддержки, не склонившись при неблагоприятных обстоятельствах в ту или иную сторону, обещающую быструю выгоду за счёт разрыва с другой стороной. Социальный капитал и доверие, накапливаемые ценой многих лет упорной работы и самодисциплины, – великое, но крайне хрупкое богатство. Даже в Дивном Новом Мире высоких технологий не всё можно заблаговременно архивировать и скинуть на внешний накопитель.

Алексей Кочетков
«Креативный класс в ожидании попутного ветра»

Портрет Алексея Навального будет неполным без портрета тех, кто может и кто мог бы не только проголосовать за него, но и реализовать его программу в том случае, если Навальный придет к власти, одержав победу, к примеру, на мэрских выборах. А, между тем, социальный тип будущего соратника Навального являет собой едва ли не большую загадку, чем он сам.

С самим Навальным все как раз более или менее объяснимо. Его можно рассматривать как порождение стихийного протеста, характерного сегодня для всей живой и мыслящей части российского общества. Навальный в этом случае оказывается персонифицированным выражением закономерного отторжения и отталкивания интеллектуальной части россиян от нынешнего, антиинтеллектуального по самой своей сути, российского государства, главной идеей которого стала унаследованная от СССР идея тотальной несвободы каждого отдельного человека. Несвободы, возведенной в основу идеологии и высшую добродетель. Несвободы, реализуемой ежеминутно и во всех смыслах и аспектах повседневной жизни – физических, моральных, идейных и юридических; когда тотальное унижение всякого гражданина и тотальное же его ничтожество перед лицом всемогущей государственной машины превращает в фикцию само понятие «гражданин».

Олицетворением российского протестного движения стали представители интеллектуальных профессий – так называемый «креативный класс». Несмотря на то, что термин существует уже более десятка лет, именно после первых массовых протестных митингов зимой 2011 года это словосочетание прочно вошло в русский лексикон. Именно «креативный класс» составляет ядро электората Навального.

Однако протест сам по себе способен породить, возможно, и сильный, но лишь кратковременный порыв свежего ветра. Для долговременного же успеха, для создания политической программы, способной внести в российскую действительность принципиальные и устойчивые изменения, необходим позитивный блок. Иными словами, помимо раздела «Кто виноват?», в такой программе должен присутствовать ещё и раздел «Что делать?». И совершенно логично ожидать, что этот раздел будет принципиально отличаться от одноименного раздела, предлагаемого существующей властью.

Увы, но такого, отчетливо отличного от существующих посылов раздела в программе Навального нет. По сути, Навальный предлагает делать то же самое, что, хотя и только на словах, но, тем не менее, провозглашает также и нынешняя власть. Конечно, дальше слов у нынешней власти эти декларации не идут. Но ведь законно задать вопрос: а почему они пойдут дальше слов у Навального? На что принципиально иное, на какую другую группу общества и на какие иные идеи Навальный может опереться?

Проблема тут в том, что никакая власть не бывает сама по себе ни «честной», ни «нечестной», ни «злой», ни «доброй», ни «нравственной», ни «аморальной», и так далее по всему обширному списку. Никакая власть, даже в самом закрытом и самом кастовом обществе, даже при полном отсутствии социальных лифтов не существует в замкнутом пространстве. Даже тогда, когда правительство бесконечно далеко от народа – тут сразу вспоминается фраза Би из данелиевской «Кин-Дза-Дза»: «Правительство на другой планете живет, родной!» – даже тогда власть неизбежно является отражением всего общества. В этом смысле известный тезис «всякая власть от Бога» абсолютно справедлив – надо лишь уточнить, что такое Бог. И «Партия Жуликов и Воров», и «Взбесившийся Принтер» в Госдуме – это тоже отражения современного российского общества, такого, какое оно есть. Отражения, прямо скажем, нелицеприятные – но, тем не менее, абсолютно верные и неподкупно правдивые.

Разумеется, какие-то группы такого общества могут быть своим положением крайне недовольны и даже находиться на грани бунта. Но такое недовольство означает всего лишь их стремление изменить собственные позиции в существующей системе координат, и не более. И довод о том, что Навального поддерживают в основном «сетевые хомячки», офисный планктон из больших городов – близкий к властной элите географически и по этой причине видящий то, как она живет и ей завидующий; но при этом совершенно не сопричастный к власти и властным привилегиям, очень этим недовольный и требующий своей доли того же самого пирога, испеченного по тому же воровскому и жульническому рецепту, – вот этот довод является, пожалуй, самым сильным аргументом власти против Навального. Его сила в том, что вопрос сам по себе поставлен абсолютно верно – но вот краткий, лозунговый, в одну хлесткую фразу ответ на него едва ли возможен. Вопрос сложный. Вопрос требует отдельного и вдумчивого анализа. И такой анализ уже проделан. Проблема реального соотношения сил в современном российском обществе и место России в сегодняшних мировых процессах довольно подробно – и очень нестандартно, под совершенно непривычным углом зрения – рассмотрены в книге философа-марксиста Сергея Ильченко «Другим путем», только-только вышедшей в издательстве «Книжный мир».

Не пытаясь в двух словах пересказать всю работу – довольно объемную, к тому же оперирующую достаточно специфической марксистской терминологией, коснемся только тех её сторон, которые, как раз и дают ответ на поставленный выше вопрос.

Будучи вполне последовательным марксистом, Ильченко обосновывает неизбежность коммунизма. Но будучи при этом марксистом абсолютно неортодоксальным и подвергая каждый тезис Маркса придирчивой проверке, с опорой на исторический опыт последних полутора столетий, он приходит к весьма неожиданным выводам – при том, что выводы эти непробиваемо логичны и железно подкреплены фактами.

Итак, по мнению Ильченко, ни СССР, ни постсовесткая Россия ещё не достигли капитализма. Оба государства проходят по сложному и долгому пути к нему, шаг за шагом выбираясь из феодализма.

Процесс перехода от одной формации к другой, описанный у Маркса, подвергнут у Ильченко беспощадной ревизии, ключевым пунктом которой стало понятие о смешанных, переходных формациях, в частности феодально-капиталистической, и вывод о том, что «чистая» формация может порождаться только уникальным стечением обстоятельств и для обычного хода истории, вообще говоря, совершенно нехарактерна.

При этом феодальным классам – бывшим сеньорам, эволюционировавшим в чиновничью номенклатуру, и бывшим крепостным крестьянам, индустриализовавшимся, но сохранившим вполне феодальную психологию и систему ценностей, – противостоят нарождающиеся в борьбе и муках буржуазия и капиталистический пролетариат, оперирующие принципиально иной ценностной системой. Именно это противостояние и порождает конфликт, причем интересы всех феодальных классов в нем противоположны интересам всех классов капиталистических. Иными словами, в этом противостоянии как раз и возможны классовые союзы. Надо сказать, что такой вывод Ильченко вполне подтверждается фактами эпохи европейских буржуазных революций, когда нарождавшийся пролетариат выступал союзником буржуазии в борьбе против феодалов, а крестьянство, напротив, солидаризовалось именно с феодалами, как это было в Вандее, и вовсе не жаждало для себя никакого «освобождения». Нечто подобное происходит и сегодня в России.

Навальный в этом раскладе выступает как сторонник буржуазных и антифеодальных реформ – безусловно, не единственный, но один из самых ярких. При этом помимо российской буржуазии, не сросшейся с чиновничеством (а только такая буржуазия и является собственно буржуазией, та же, что срослось с чиновничеством, неизбежно принадлежит к уходящей феодальной формации), в антифеодальных реформах заинтересован и пролетариат. Пролетариат заинтересован в них по той причине, что может полноценно отстаивать свои права только в рамках буржуазного правового поля, включая полноразмерную парламентскую демократию и полноразмерную же правовую систему в тех её формах, которые присущи именно капитализму.

Оценив, таким образом, российскую ситуацию, Ильченко задается вопросом: а где здесь левые? Какова их роль на этом этапе? И вообще, кто они такие, современные левые?

С идентификацией левых у Ильченко проблем нет: левыми, по его мнению, являются только те партии, организации и граждане, которые видят своей исторической миссией участие в построении коммунизма. Но коммунизм нельзя построить «просто так», по произвольному желанию, в любой момент времени и в любой точке мира. Старт к коммунизму возможен только тогда, когда капитализм достиг предела своих возможностей, когда все капиталистические институты, в том числе и общественные и юридические, отлажены и доведены до совершенства. Капитализм здесь подобен первой ступени ракеты выводящей общество на орбиту, с которой возможен уже старт в коммунизм, и если первая ступень не сработает или сработает не полностью, то такая ракета просто рухнет на землю и разобьется. И тогда, следуя логике ситуации, Ильченко приходит к парадоксальному, на первый взгляд, но неизбежному выводу: единственно верной позицией для российских левых является сегодня союз с вестернизо-ванной буржуазией для совместной борьбы против феодального патернализма во всех его формах.

Иными словами российские левые должны поддержать Навального, поскольку построение капиталистических отношений в современной России есть непременное условие для дальнейшего перехода к коммунизму. А тот, кто в нынешней России выступает против капитализма, кто тоскует по уютному феодализму времен СССР, тот не левый, а, напротив, самый, что ни на есть, последовательный антикоммунист.

Итак, опираясь на рассуждения Ильченко, мы можем очертить группу поддержки Навального, способную стать его опорой в практической деятельности: в ходе реформ, принципиально отличных от действий нынешней власти. В эту группу естественным образом попадают все буржуазные классы – как буржуазия, так и пролетариат, а также все последовательные левые – настоящие левые, не на словах, а на деле.

Идея о том, что пролетариат является могильщиком капитализма, некогда высказанная Марксом, внимательно им изучается, проверяется на прочность – и отбрасывается как негодная и ошибочная. Ильченко ясно показывает, что к восстанию против любого общественного строя способен не какой угодно «угнетенный класс» (попутно Ильченко весьма жестко обходится и самим понятием «угнетенного класса»), а только тот, который в этом строе не существует экономически. В любом другом случае такой класс будет вести борьбу не за смену правил игры, а лишь за улучшение своего положения в рамках сложившихся отношений, поскольку вне этих отношений он вообще не существует. Этот вывод Ильченко также полностью подтверждается новейшей историей: во всех развитых капиталистических странах пролетариат неизменно утрачивает свою революционность, переходя на позиции реформизма.

Пытаясь увидеть пути перехода к коммунизму, тот же Ильченко приходит к выводу о возникновении в недрах капитализма принципиально нового класса, который, с одной стороны, не является реликтом феодальных отношений, а с другой – ни при каких обстоятельствах не вписывается в капитализм именно с экономической точки зрения. И он находит этот класс, названный им «креативным классом». Креативный класс исторически неизбежно вырастает из той части пролетариата, которая занята в интеллектуальном производстве.

Сам термин «креативный класс» (или «творческий класс», от англ, creative class) впервые предложил американский экономист Ричард Флорида[183]183
  Ричард Флорида (англ. Richard Florida, род. 1957, Ньюарк, США) – американский экономист. Обучался в Ратгерском колледже, который окончил в 1979 году, получив степень бакалавра. В 1986 году он закончил Колумбийский университет, где ему была присвоена степень доктора философии. С 1987 по 2005 год он преподавал в университете Карнеги-Меллона, а ныне является профессором Школы менеджмента имени Джозефа Ротмана в Торонтском университете. Приобрел известность как автор теории креативного класса.


[Закрыть] для обозначения социальной группы населения, включённой в постиндустриальный сектор экономики.

Согласно его исследованиям, ключевым фактором успешного экономического развития городов и регионов является интеллектуальная и творческая элита. Это часть среднего класса, ставшая самой влиятельной и массовой социальной группой в развитых странах. К примеру, в США их доля составляет 30 % всех работающих. По мнению Флориды, именно «креативный класс» сегодня создаёт в развитых странах повестку дня, служит образцом для подражания и формирует общественное мнение[184]184
  Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее = The Rise of The Creative Class and How It's Transforming Work, Leisure, Community and Everyday Life. – Классика-ХХІ, 2005. – 430 c. -ISBN 5-89817-086-3


[Закрыть].

В отличие от рабочего и обслуживающего классов, представители творческого класса предпочитают вертикальному продвижению по служебной лестнице горизонтальное перемещение и смену мест работы в пользу наиболее творческой. Также, они предпочитают моральное и духовное удовлетворение денежноматериальному. Для людей данной группы характерной чертой также является ярко выраженное чувство индивидуальности и личной свободы.

По мнению Флориды, «радикальное отличие между креативным и другими классами заключается втом, за что они получают свои деньги. Представителям рабочего и обслуживающего класса платят, главным образом, за выполнение работы согласно плану, тогда как креативный класс зарабатывает деньги, проектируя и создавая что-то новое, и делает это с большей степенью автономии и гибкости».

Среди профессий, которые имеют представители творческого класса: учёные и инженеры, работники IT-сектора, специалисты PR, дизайнеры, архитекторы, артисты, художники и пр. В целом это участники основанной на знании высокотехнологичной экономики, требующей наличия творческого мышления и способности нешаблонного решения задач. Однако это меньшая часть креативного класса. В более широком смысле, «креативный класс» – это все трудящиеся, чей способ производства основывается на комплексных знаниях и самостоятельных решениях, те, кто нуждается в знаниях и создает смыслы, но не всегда является инноватором. Это врачи, учителя, юристы, финансисты и управленцы.