355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Притуляк » Первое апреля октября » Текст книги (страница 16)
Первое апреля октября
  • Текст добавлен: 30 октября 2016, 23:33

Текст книги "Первое апреля октября"


Автор книги: Алексей Притуляк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Я ухожу. Прощай навеки. Твоя душа

– Какой вдохновенный трагик! – прошептала Изи.

– Да что вы, милочка, это же комик, – возразил Гольц.

– Я хорошо его знаю, он играл вчера в фарсе… Кажется, в «Инфанте».

– Тогда, может быть, – шепнул чей-то голос из темноты, – тогда, может быть, вы знаете и то, чем трагедия отличается от фарса?

(Рай прокаженных)


Клиническая смерть – процесс умирания, переходное состояние между жизнью и биологической смертью.

(Энциклопедия)

Он явился утром. На голове его торчала копна рыжих, как солома, волос; посреди лица красовался огромный красный нос шариком; над глазами кустились брови, напоминающие две зубные щетки; красной же краской было густо намазано вокруг рта. Красная кепка в желтую клетку, дурацкие желтые штаны, зеленый сюртучок. Типичный клоун.

Собственно, он не просто явился. Он ураганом ворвался в мой кабинет, где я спокойно готовился просмотреть утреннюю почту и покуривал любимую сигару. Явление его было крайне стремительным и бурным. В другое время я, наверное, был бы шокирован, но сегодня день с самого утра был не такой, как всегда, так что чего-нибудь подобного я ожидал. Если утром ты находишь на столе вместо завтрака записку от жены со словами «Я ушла. Надоело врать. Прости», то почему бы в полдень не заявиться и клоуну.

Ни слова не говоря, он бросился к стоящему у стены столитровому аквариуму и, задрав рукав, запустил в него руку.

– Цып-цып-цып, – поманил он напуганного неона.

Потом поймал за хвост телескопа, меланхолично проплывающего между его пальцев, и бросил его на кресло у окна, в котором дремал мой кот. Рыбка была сожрана немедленно проснувшимся животным прежде, чем я успел удивиться.

Кот благодарно и выжидающе посмотрел в глаза сумасшедшему клоуну, но тот уже метнулся от аквариума к полке с книгами. Зверь, сообразив, что добавки не будет, рухнул обратно в кресло и, облизнувшись, устало смежил очи.

Между тем, безумный паяц схватил с полки фотографию моей жены и со словами «О счастье мое!» жадно припал к ней поцелуем. Поцелуй длился в полной тишине не менее трех минут. Когда же он наконец оторвался от фотографии и бросил ее в угол, я успел заметить, что на лике моей супруги остались жирные красные следы пламенного лобзания. Моя бровь удивленно дернулась вверх, но мне хватило секунды, чтобы вернуть ее на место. Дабы немного отвлечься и прийти в себя, я сделал пару быстрых затяжек, хотя обычно курю медленно и вдумчиво.

Клоун, однако, не прекратил свои выходки. Он схватил одну из книг, – это был Дюма, – извлек из кармана шаровар огромный красный фломастер и, диктуя самому себе, размашисто написал на титульном листе: «До-ро-го-му дру-гу на ве-е-ечну-ю па-а-мять от а-ав-то-ра. Ан-ту-ан».

– Дюма звали Александром, – холодно произнес я.

Но он, не реагируя на мое замечание, бросил книгу в камин, а фломастер вставил себе в ухо.

Далее все происходило с еще большей быстротой и безумием, на фоне моего нарастающего раздражения. Но я держался до последнего.

Когда он одним махом выпил остатки моего кубинского рома, я молчал.

Я молчал, когда он выдернул из моих пальцев недокуренную сигару и небрежно поместил ее в свой огромный размалеванный рот.

Я стерпел даже когда он начал жонглировать двумя антикварными вазами, – шестнадцатого и восемнадцатого веков, – и, разумеется, разбил их.

Но когда он выстрелил из хлопушки в моего моментально утратившего остатки флегмы кота, я не выдержал.

– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит, – потребовал я тоном, не допускающим возражений.

Он, кажется, только теперь заметил мое присутствие.

– Happy birthday to you! – пропел он самым омерзительным фальцетом, какой мне только доводилось слышать. – Happy birthday to you!

– Прекратите паясничать! – сказал я. – И извольте ответить по существу: что? здесь? происходит?

Вместо ответа он достал из штанов еще одну хлопушку и пальнул куда-то вверх, над моей головой. На меня пролился дождь разноцветных конфетти, а на стол передо мной шлепнулась сложенная бумажная маска – типичный вкладыш подобного рода вещиц.

Кот не мог перенести повторного салюта – он сначала взмыл вертикально вверх над креслом, а потом рванулся к выходу из этого сумасшедшего дома.

Рыжий безумец, между тем, одним прыжком очутился возле меня и тут же рухнул мне на колени, обнимая за шею. От него пахло моим ромом, моей сигарой, дамской помадой и идиотизмом.

Он быстро выдернул из уха свой дурацкий красный фломастер и несколькими движениями нарисовал что-то над моей верхней губой. В тут же извлеченном им откуда-то зеркальце я увидел у себя под носом развязно-придурковатые кошачьи усы.

– Какой милашка! – бросил этот наглец.

– Потрудитесь слезть с моих колен! – потребовал я.

Но это не возымело никакого действия. Чокнутый арлекин схватил со стола еще не разобранную мной утреннюю почту и стал один за другим вскрывать конверты и просматривать их содержимое, комментируя:

– Так, что тут у нас… Ага, счет из прачечной на тридцать две кроны… Угу… Уважаемый господин Фергюссон, клуб любителей бриджа извещает вас… Фи! Бридж… Та-а-ак, а тут… Счет из ресторана… Здесь… Штраф за просроченную стоянку…

– Да ты тот еще злостный неплательщик! – развязно выпалил он, комкая и бросая всю кипу бумаг в камин.

Одно письмо в голубом конверте осталось незамеченным на столе. Теперь он схватил его, вскрыл и начал читать.

«Милый Арчи!..»

– О! – прокомментировал он тут же. – А вот это уже интересно! Милый Арчи… Хм… И почерк женский… Хм!

«Милый Арчи! Тебя, наверное, удивит, что я решила написать тебе…»

– Послушайте, милейший! – сделал я попытку перебить его, уже начиная выходить из себя.

Но на него это не произвело ни малейшего впечатления, он продолжал читать.

«… но я не могу, слышишь, не могу больше молчать!»

– Да ты проказник! – бросил он мне. – Довел женщину до крайности!..

– Какого черта! – взорвался я. – Какого черта вы уселись ко мне на колени и читаете мои письма?! Какого черта вы испугали моего кота?! Какого дьявола вы вообще здесь делаете?!

Его лицо страдальчески морщилось при каждом моем возгласе.

– Я тебе не нравлюсь? – спросил он жалобным детским голоском.

– Ничуть! – отрезал я. – Что за бред…

Из глаз его, вернее откуда-то из бровей, брызнули струи слез, заливая мое лицо, рубашку, костюм. Он громко заорал, изображая плачущего.

– Прекратите немедленно! – крикнул я вскакивая и стряхивая этого недоделанного клоуна со своих колен. Из нагрудного кармана я достал носовой платок, чтобы утереться. Но он не дал мне сделать этого. Он выхватил платочек из моих пальцев и принялся громко сморкаться в него, бормоча в перерывах между всхлипываниями и вздохами:

– Не нравлюсь… я ему… не нравлюсь… Ох!.. Какой ты жестокий, Арчи!.. Обидеть клоуна может всякий… а вот понять… пожалеть… Ах!..

Я отошел к окну и утер лицо портьерой. Это было мерзко и унизительно, но что оставалось делать.

Ситуация становилась все более и более ненормальной. Я ничего не понимал, я чувствовал, что выгляжу со стороны идиотски – в мокром костюме, с нарисованными над верхней губой кошачьими усами, взволнованный и ничего не понимающий. Все, что происходило в моем кабинете, напоминало то ли бред сумасшедшего, то ли дурной сон. И главное, я не представлял, что мне в этой ситуации делать. Единственное, что пришло мне в голову – это вызвать полицию. Но вызов полиции сейчас был далеко не лучшим вариантом улаживания какого бы то ни было конфликта. Имелись определенные обстоятельства, которые не позволяли мне сейчас прибегать к помощи властей. Тем не менее, можно было по крайней мере попытаться припугнуть его.

– Если через минуту вы не исчезнете из моего дома, я вызову полицию, – сказал я.

– Это вряд ли, Арчи, – ответил он странным, уже низким и грубым, голосом.

Я невольно обернулся и увидел прямо перед лицом черную дыру. Это был ствол пистолета, который он держал в обеих руках, вытянув их ко мне. Черное короткое дуло револьвера смотрело мне прямо в левый глаз. Этот холодный и жесткий взгляд был очень неприятен.

Я человек далеко не робкого десятка, но сейчас я испугался. От этого сумасшедшего можно было ожидать всего. Я нисколько не сомневался, что если я поведу себя не так, как ему нужно, он не задумываясь размозжит мне череп. Я не хотел бы, чтобы он выстрелил мне в глаз. Особенно – в левый.

Словно прочитав мои мысли, он криво усмехнулся и перевел прицел на мой правый глаз. Это тоже было весьма неприятно, хотя прежде мне казалось, что выстрел в правый глаз будет менее неприятен.

– Не могли бы вы целиться в лоб? – попросил я.

Он задумался на несколько мгновений, поводил глазами, пожевал губами и с неохотой перевел ствол чуть выше и левее, так, чтобы черное око пистолета смотрело мне точно в середину лба, над переносицей.

– Так лучше? – спросил он.

– Да, благодарю вас, – кивнул я.

Говорить больше было не о чем. Нет, тем для беседы сейчас нашлось бы немало, я думаю, но я был слишком занят мыслями о том, как успокоить безумца.

Прошло две или три минуты. А может быть и все пять. Я заметил, что ему уже тяжело стоять вот так, с вытянутыми руками. Руки его едва заметно, но начали подрагивать, что я сразу заметил по мелким движениям ствола пистолета.

Еще через пару минут он почувствовал, наверное, что больше не в силах сохранять принятую позу.

– Черт, руки устали! – поделился он со мной.

Если раньше он говорил дурацким полудетским голосом, то сейчас, похоже, – своим естественным. Голос у него был довольно низкий, ломкий.

– Надо что-то делать, – добавил он.

– Да, – согласился я. – Пауза как-то затянулась.

– Ну тогда я стреляю? – спросил он моего совета.

– Кхм… – я прочистил горло, которое вдруг обложило. – Может быть… э-э-э… кофе?

– Кофе? – засомневался он.

Он задумался на минуту, потом покачал головой.

– По дороге к тебе я зашел в кафе напротив. Выпил две чашки кофе с корицей, съел кусок сырного пирога и пирожное. Пирожное было так себе, но кофе – довольно безобразный. Ты ходишь в это кафе?

– Нет, – покачал я головой – я вообще не хожу в кафе.

– А, ну и правильно… – кивнул он и вздохнул.

Прошла еще минута.

– Ну ладно, давай прощаться, Арчи.

Он шевельнул пальцем. Сухо щелкнул взводимый курок.

«Какая глупая смерть! – мелькнуло в моей голове. – Надо же, быть убитым каким-то придурковатым арлекином, у себя дома, не докурив первой утренней сигары! Глупо. Но что делать?..»

Лицо его скривилось. Я понял, что он готовится нажать на спусковой крючок. Очень не хотелось закрывать глаза, выказывать слабость или страх, но инстинкт оказался сильнее – глаза мои закрылись непроизвольно в предчувствии выстрела и смерти.

Раздался щелчок. Хлопок. Странный писк. В мой лоб что-то мягко шлепнуло, уперлось, надавило.

– Падай, ты убит! – воскликнул паяц снова идиотским стеклянным голосом.

Я открыл глаза. Из ствола пистолета торчал надувшийся воздушный шарик, упиравшийся в мой лоб.

Клоун захихикал, ткнул в шарик ногтем, чем породил громкий хлопок, навесом бросил пистолет в аквариум, распугав этим рыбок, потом вольготно развалился в моем кресле, забросив ноги на стол. Достал из коробки сигару, некрасиво отгрыз кончик, отчего мне сразу стало грустно, и принялся раскуривать. Покончив с этим занятием, он бросил спичку следом за пистолетом, блаженно и глубоко затянулся, шумно выпустил воздух.

– Хорошая сигара, – похвалил он. – У Йольсена берешь?

– Троттер и братья, – ответил я.

Он дернул бровью, с видом знатока покачал головой, помахивая сигарой перед своим дурацким носом, наслаждаясь ароматом.

Клоун сидел и с удовольствием курил. Я стоял перед ним. Так продолжалось минут десять, не меньше.

В жизни у меня не было ни более глупого дня, ни более дурацкой ситуации. В моем кабинете, в этом храме философской мысли, по всему полу было насыпано конфетти, в камине давно уже догорели и Дюма и моя почта, в аквариуме плавали пластмассовый игрушечный пистолет и спичка. Через минуту к ним присоединился и окурок сигары. Сам же я, еще не просохший, стоял и смотрел на какого-то непонятного клоуна, ожидая, когда он выкурит мою сигару.

– Как чувствуешь себя в пятьдесят, Арчи? – неожиданно спросил паяц.

Голос его вновь стал обычным – серьезный, задумчивый, немного усталый.

Только тут до меня дошло.

А ведь действительно, ведь у меня же сегодня юбилей! Черт, хороший же подарок сделала мне жена!.. Может быть, и этого клоуна тоже она для меня заказала?

– Я продолжаю ничего не понимать в происходящем, – проговорил я вслух. – Кто вы? Что вам здесь нужно? Откуда вы знаете про мой день рождения?

Вместо ответа он поднялся с кресла, прихватив какую-то вещь со стола. Подошел ко мне. В его руках что-то прошуршало, а потом на мое лицо легла бумага. На затылке щелкнула резинка, припечатывая маску, – конечно, это была маска из хлопушки, – к моему лицу. Потом передо своими глазами, сквозь прорези в бумаге, я увидел знакомое маленькое зеркальце. Арлекин крутил им у моего лица, вопросительно подняв брови до тех пор, пока я кивком не подтвердил, что вижу свое отражение.

В зеркале передо мной маячила маска… меня. Да, это несомненно было мое лицо. Вернее, это было не то мое лицо, которое я каждый день видел в зеркале. Мой портрет, изображенный на маске, был моложе меня лет на пятнадцать как минимум.

Клоун несколько минут любовался изображением, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, отойдя на пару шагов и снова приблизившись, и даже зачем-то обойдя вокруг меня.

– Отлично! Вот в этом лице ты и пойдешь туда, – произнес он непонятную фразу.

– Вообще-то, я никуда не собирался, – возразил я.

– Надеюсь, собраться – это не очень долго?

– Э-э-э, как бы вам сказать, дело в том, что я не намерен никуда идти.

– Но нас ждут, Арчи! Ты не можешь подвести того, кто тебя ждет!

– Ничего не понимаю, – устало произнес я, поднимая руку, чтобы сорвать эту дурацкую маску с лица.

Но арлекин не позволил мне сделать этого. Он схватил мое запястье и сжал его так крепко, что кисть враз онемела. Он, оказывается, обладал недюжинной силой.

– Собирайся, Арчи, – произнес он спокойно, но голосом, не допускающим возражений, – собирайся, дружище.

– Не бери с собой многого, – добавил он через минуту, отойдя к аквариуму и наблюдая композицию из пластмассового пистолета, окурка сигары, огарка спички и рыбок. – Только самое необходимое: пара сигар, – себе и мне, конечно, – свежий носовой платок, то письмо, которое мы не дочитали, – думаю, тебе будет интересно его почитать да и мне, признаться, тоже.

– Я в последний раз требую объяснений, – произнес я по-возможности жестко. – Или вы сейчас же отвечаете на все поставленные мною вопросы, или я… или я… я не знаю, что сделаю.

Он вдруг приподнял мою маску и с минуту вглядывался в мои глаза.

– Ничего ты не сделаешь, Арчи – сказал он наконец. – Ни-че-го… Ты не можешь понять одной простой вещи, дружище…

– Не называйте меня «дружище»! – оборвал я его.

– Хорошо, дружище, – немедленно согласился он, резко отпустив маску, так, что она шлепком впечаталась в мое лицо. – Так вот, ты не можешь понять одной простой вещи…

Он сделал паузу, явно для того, чтобы спровоцировать меня на вопрос.

– Ну и какой же вещи я не понимаю? – поддался я на провокацию.

– Ты давно мертв, Арчи, – ответил он, гнусно улыбаясь. – При всех твоих, прямо скажем – недюжинных, способностях к философии, созерцанию, анализу и самоанализу, ты, как глупый мальчишка, прохлопал свою собственную смерть.

Он еще раз поднес зеркальце к моему лицу, чтобы я видел себя.

– Сколько тебе здесь лет, дружище? Тридцать?.. Два?.. Три?.. Как же ты так облажался, м? Что ты делал здесь, в этой комнате, последние двадцать лет?

– Я… Я не понимаю, – выдавил я.

– Вот и я о том же, – кивнул он. – Ты не понял, что умер. Ты не заметил, как тебя похоронили. Не почувствовал собственного разложения… Ну что, идем?..

– Ку… Куда? Я никуда не пойду!

Теперь мне стало страшно, по-настоящему страшно. Пока этот клоун вел себя как клоун, положение было глупым, дурацким, смешным, непонятным – каким угодно. Но теперь, когда совершенно очевидно было, что он серьезен, мне стало действительно страшно. От этого безумца сейчас можно было ожидать чего угодно.

– Не бойся, – улыбнулся он, прочитав, наверное, весь мой страх на моем лице, прямо через маску. – Не бойся, дружище, я не сделаю тебе больно… Ну если только самую малость.

– Вы… вы собираетесь убить меня? – спросил я.

– Тьфу ты! – всплеснул он руками. – Ну и дурень же ты же ты, Арчи! Ну как можно убить того, кто и так уже мертв! Напротив – я дам тебе жизнь!

Я попятился от него, лихорадочно соображая, чем бы можно защититься от этого безумца. Физически он был несомненно гораздо сильнее меня, так что о просто кулачной потасовке нечего было и думать – не смотря на то, что в свое время я брал уроки джиу-джитсу, он уложил бы меня за пару минут, стоило мне пропустить один его хороший удар. Единственный мой шанс – это нож для бумаги, которым я всегда вскрываю конверты и который лежал в верхнем ящике стола.

Его последние слова дали мне догадку: он – сатанист. Он хочет «дать мне новую жизнь», принеся в жертву дьяволу. Именно поэтому он и явился ко мне в день моего пятидесятилетия.

Пятясь, я добрался до стола. Клоун оставался на месте и только, улыбаясь, провожал меня глазами.

Гипнотизируемый его взглядом, я зачем-то взял со стола и сунул в карман недочитанное им письмо. Потом открыл ящик стола.

– Вряд ли он тебе там понадобится, – сказал паяц, когда моя рука потянулась к ножу. – Я же сказал: только самое необходимое. Сигары не забудь.

Моя рука замерла, касаясь металлической рукояти острого как бритва ножа.

Гладкая прохлада стали ласкала кончики пальцев, вселяла надежду и даже почти уверенность.

– Си-га-ры, – произнес клоун. – Оставь нож в покое. Вскрывать почту тебе там не придется, уж поверь мне на слово.

«Что делать?» – билась в мозгу одна единственная мысль. Бред, начавшийся час назад, переходил в уже совсем нереальное действо. Если я сейчас пойду куда-то с этим человеком… Да нет, я даже представить не мог, чем это может кончиться. У меня не оставалось ни малейшего сомнения в его ненормальности. Но… Но откуда он знает про мое намерение взять нож? Про мой день рождения? Откуда в хлопушке взялась моя маска?

Может быть, я сплю, и все это мне снится? Очень хотелось бы верить, что вот сейчас я ущипну себя, помотаю головой, подпрыгну и – проснусь. Но какое-то тоскливое сосание под ложечкой подсказывало мне, что нет, – чуда не случится. Мой разум был слишком трезв, слишком привычен к аналитической работе, чтобы позволить обмануть себя подобными надеждами.

Паяц не сводил с меня глаз. Я нисколько не сомневался, что маска – не препятствие для его взгляда. Он читал все мои мысли через нее, видел сквозь нее всю мою внутреннюю борьбу. А может быть, эта бумажка и правда стала моим лицом?..

Бред! Бред…

Я задвинул ящик стола. Достал из коробки две сигары, глубоко вдохнул их аромат и сунул в нагрудный карман.

– Ну что, идем? – повторил он свой вопрос.

– Идем.

Мы, он впереди, я – за ним, вышли из кабинета, молча проследовали через гостиную в прихожую. Я набросил плащ, и мы ступили на крыльцо.

– Закрою, наверное? – неуверенно спросил я.

Он только пожал плечами.

Я пощелкал замком, запирая дверь на два оборота. Потом, уподобляясь в безумии своему спутнику, размахнулся, что было сил, и зашвырнул ключи на крышу.

«Бедный кот! – мелькнуло в голове. – Впрочем, жена наверняка не бросит его».

Паяц только хмыкнул одобрительно и направился к ограде. Я последовал за ним.

Мы вышли на аллею, и он снова двинулся впереди, предоставляя мне шествовать за ним.

К счастью, прохожих здесь не было, так что мы никого не могли испугать своим видом. Хороша картина: впереди идет разноцветный клоун, за ним – человек в плаще и бумажной маске на лице. Цирк сумасшедших!

Утро было осенне-хмурым. Желтая листва под ногами шуршала как саван, заглушая шаги и удушая запахом смерти. Черт меня дернул родиться осенью!

Умирать, кажется, тоже придется осенью.

А может быть, сбежать? Броситься сейчас по улице, кричать, звать на помощь… Нет. Я обречен, это совершенно очевидно. Я буду идти на заклание как агнец – молча, покорно, без всякой надежды на спасение. Сейчас я был почти уверен, что этот клоун – моя судьба.

Он свернул в ближайший переулок, прошел два десятка метров и остановился. Шел он быстро, а остановился так внезапно, что я чуть не ткнулся носом ему в шею (он был заметно выше меня ростом, не только сильнее).

– Так… – произнес он. – Кажется, это здесь. Пришли, Арчи.

Я оглянулся по сторонам.

Перекресток как перекресток, самый обычный, ничем не примечательный. К выщербленному, покрытому трещинами асфальту с двух сторон прислонились серые домишки с черепичными крышами. Метрах в пяти от нас деловито расхаживала по обочине пара хмурых ворон.

Ну и куда же мы пришли? Что, он будет приносить меня в жертву прямо здесь, посреди переулка?

Я услышал лязгающий звук и сдавленный голос клоуна: «Помоги же мне, Арчи, не стой столбом!»

Я увидел, что он наклонился над канализационным колодцем и пытается сдвинуть с него массивную чугунную крышку. Какого черта? Что происходит? Собрания сатанистов проходят в канализации? Разумеется, там им самое место, но чтобы поклонники дьявола добровольно спустились в клоаку – в это верилось с трудом.

Я помог паяцу открыть колодец. Он для чего-то встал на колени и заглянул внутрь, туда, откуда вырывалось в осенний воздух отвратительное зловоние.

С минуту клоун выглядывал что-то в кромешной тьме, потом кивнул и произнес:

– Да, похоже это он.

– А вы сомневались? – вопросил я саркастически. – Да, это он, самый обычный и довольно вонючий канализационный люк. Только не говорите мне, что мы должны будем туда спуститься.

– Увы, Арчи, – покачал он головой. – Другого пути нет.

– Я не полезу туда! – произнес я категорично.

– Надо, дружище, надо, поверь мне, – сказал он. – Потерпи, тебе осталось совсем не много.

– Немного до чего? До смерти?

– До жизни, – ответил он и полез в зловонную трубу.

В голове мелькнула мысль: вот сейчас, когда он исчезнет в этом мерзком тоннеле, взять и задвинуть крышку над его головой. Конечно, я бы не смог сделать это достаточно быстро, но наверняка успел бы. И пусть тогда этот сатанист вечно копошится навозным жуком в этой клоаке.

– Давай, Арчи! – донесся из трубы его гулкий голос. – Смелей спускайся, я тебя поддержу. Тут есть лестница, берись за нее.

Я покорно сел на холодный асфальт у колодца, спустил в него ноги и стал нащупывать лестницу. Когда ноги почувствовали металлическую опору узкой и тонкой ступени, стал осторожно спускаться. Браться за поручни этой лестницы было не просто мерзко – это было тошнотворно; желудок бунтовал против такого издевательства над моей утонченной натурой и если бы я успел съесть ланч, то несомненно все съеденное было бы сейчас внизу, возможно даже – на голове моего спутника. Поручни были холодные, скользкие, покрытые какой-то омерзительной слизью.

Зловоние, идущее снизу, душило не только мои легкие и стискивало горло, оно даже мозги мои умерщвляло.

Наконец, я почувствовал как руки клоуна подхватили меня, помогая сохранять равновесие на скользких ступенях. Через несколько мгновений я уже стоял рядом с ним посреди хлюпающей под ногами отвратительной жижи.

– Ну и зачем мы здесь? – спросил я, зажимая нос, чтобы не чувствовать пакостной вони. – Что дальше?

– Дыши глубже, Арчи, – усмехнулся клоун, – что ты жеманишься как барышня! А дальше – вперед и только вперед! Не отставай, дружище, положи руку мне на плечо, чтобы не потеряться.

Мрак впереди действительно был непроглядный. Если стоя здесь, под открытым люком, я еще мог разглядеть его лицо, то дальше, после первого же шага в тоннель тьма проглотила бы его.

– У меня есть спички, – сказал я почему-то шепотом. – Может, зажечь?

– Угу, – произнес он, – хороший будет фейерверк! Здесь же полно метана.

Я сделал, как он сказал – положил руку ему на плечо. Он пошел вперед довольно быстро, так, словно каждый день ходил по этой вонючей трубе или видел в темноте не хуже кошки.

– Успеваешь за мной? – бросил он через плечо.

– Да, – пропыхтел я.

Не знаю, сколько мы шли. Наверное, не дольше пяти минут. Но удушающее зловоние, непроглядная тьма и страх ожидания смерти растянули эти минуты в часы.

Наконец, я почувствовал, что он остановился.

– Все, Арчи, пришли, – сообщил он.

– Я ничего не вижу, – отозвался я.

– Ну да, так и должно быть, – ответил он. – Это же тоннель. Свет будет в его конце.

– Какой свет в канализации… – пробормотал я. – Хватит заговаривать мне зубы, циркач. Делай свое дело.

– Ого, – хмыкнул он. – Как изменился твой тон, дружище… Нет, это уже не мое дело, это твое дело. Тебе и делать.

– Что делать? – вопросил я, ожидая в любую секунду почувствовать холодную сталь ножа под сердцем.

– Идти вперед, – ответил он. – Я не могу вести тебя дальше.

– Куда идти? – спросил я недоуменно. – Зачем? Что за чушь!

– Вперед, – повторил он, – куда ж еще. – И не снимай маску, что бы ни случилось, Арчи! Прощай.

– Но я ничего не вижу, – возразил я.

Он ничего не ответил. Я не мог видеть, но кожей почувствовал, что рядом никого нет. Если он исчез, то совершенно бесшумно и быстро.

Я знал, что оборачиваться нельзя. Если я сейчас повернусь, то потеряю направление. Идти нужно либо назад, в надежде найти дорогу к люку, либо – вперед, в надежде… В надежде на что?..

Из-за спины донесся какой-то звук – отдаленный лязг и скрежет.

Я понял, что клоун выбрался на поверхность и замуровал меня в этом тоннеле. Значит, назад пути в любом случае нет. Идти оставалось только вперед, что бы там меня ни ожидало.

Я вытянул руки, сколько мог, и сделал осторожный мелкий шаг, услышал, как чавкнула под ботинком разлагающаяся жижа. Еще шаг… Еще…

Голова моя кружилась от невыносимой вони, я вот-вот готов был потерять сознание. Перед глазами, которые были сейчас совершенно ничем не заняты, начали проноситься смутные и невнятные образы. Может быть, я действительно находился в полубессознательном состоянии, и только ноги мои двигались, следуя заданной программе.

– Зачем ты ушла? – спросил я ее.

– Сколько я могла жить с трупом! – ответила она.

– Почему же ты не сказала мне, что я умер? – возразил я.

– Я думала, ты знаешь.

– Я не знал. Прости.

– Что уж теперь… – вздохнула она.

– И еще… За сына… Тоже прости.

– Давно простила. Кажется. Не знаю. Но я поняла.

– Спасибо. Знаешь, я был молод, амбициозен, самовлюблен… А потом… Потом мной овладела гордыня и…

– Да, я знаю, – сказала она. – Прости и ты меня за все. Прощай, Арчи.

– Прощай…

Где-то впереди, или мне показалось, мелькнул едва заметный тусклый блик, словно пролетел светлячок. Но светляков здесь быть не могло.

Сделав еще два или три шага, я убедился, что это было не виденье. Действительно, где-то там, в конце тоннеля мелькал и покачивался небольшой источник света, словно кто-то шел мне навстречу, держа в руках фонарик.

– Это что же, – спросил я у клоуна, нисколько не сомневаясь, что он меня услышит, – это он и есть? Тот самый свет в конце тоннеля?

– Да, Арчи, – ответил он.

– Как-то не очень, – попытался я пошутить.

– Кому-то не достается и этого, – серьезно ответил он.

Источник света приближался, понемногу увеличиваясь в размерах. Он слепил мои глаза, которые за прошедшую вечность давно отвыкли от любого света, я не мог видеть того, кто стоял за этим светом. А ведь за ним наверняка кто-то стоял.

Еще через минуту это был уже не фонарик – это было солнце, настолько невыносимо ярким казался мне его тусклый свет после полного мрака.

– Арчибальд Фергюссон, – произнес чей-то голос, исходящий, казалось прямо из центра этого ослепительного сияния.

– Да, – подтвердил я. – С кем имею честь?

– Следуйте за мной, – сказал он сурово, не ответив на мой вопрос.

* * *

Милый Арчи!

Тебя, наверное, удивит, что я решила написать тебе, но я не могу, слышишь, не могу больше молчать!

Жизнь прошла. Прошла без тебя. Хотя ты всегда был рядом со мной, но тебя как-будто не было. Никогда. Может быть, тебя никогда и не было?

Нет, конечно же ты был, где-то. Ты был где-то там, далеко, на Олимпе своего мировоззрения; разве ты мог оттуда, с такой высоты, разглядеть меня, маленькую, невзрачную и так преданно любящую тебя душу.

Если раньше ты хотя бы изредка вспоминал обо мне, смотрел на меня благосклонно, заботился, то сейчас… Я даже на заметила, когда и как это случилось. Все происходило, наверное, исподволь и медленно. По мере того, как ты удалялся от меня, я все чаще и настойчивей пыталась достучаться, пыталась докричаться до тебя, вернуть наши прежние отношения. Но это только раздражало тебя, и ты отдалялся еще более. Что я могла сделать?!

Ты так долго искал смысл жизни! Но ты искал его где угодно, только не во мне. И если сначала ты советовался со мной в своих поисках, хотя никогда не следовал советам, то потом и вовсе перестал интересоваться моим мнением. Иногда, мне кажется, ты даже видел во мне врага, настолько методично ты пытался от меня избавиться. И тебе это почти удалось. Последние двадцать лет мы виделись очень редко, почти никогда.

Арчи, Арчи… Быть может, ты просто никогда меня не любил?

Я очень часто задавала себе этот вопрос и никогда не могла дать на него окончательного ответа. Иногда мне казалось, что да, ты вообще не способен любить. В другое время я думала, что любовь твоя просто не укладывается в общепринятые привычные рамки – ведь любовь достаточно многолика, а любовь такого умного и одаренного человека, как ты, просто обязана отличаться от чувств обычных людей.

Не знаю. Я ничего не знаю. Но я устала, милый. Я больше не могу жить с тобой, но в то же время без тебя. В настоящем у меня нет ничего, я тебе просто не нужна. Будущего у меня тоже нет, я тебе просто не нужна. Не нужна, не нужна, не нужна… Как страшно звучат эти слова!

В общем, я приняла решение, Арчи. Думаю, оно не очень тебя огорчит и уж во всяком случае не будет для тебя неожиданностью. Ведь ты сам должен был прекрасно понимать, что бесконечно так продолжаться не может. Возможно, ты даже втайне хотел, чтобы однажды я приняла это решение… Или нет… О, Господи, как мне тяжело! Я запуталась в себе, в тебе, в нашем прошлом, настоящем, будущем… Я тебя совершенно не знаю, я перестала тебя понимать, и – самое страшное – я боюсь тебя разлюбить. Того человека, которого я любила все эти годы больше нет, ты стал другим, ты стал настолько непохожим на себя, что я действительно готова тебя разлюбить.

Арчи, Арчи…

Так много хотелось тебе написать, а вот теперь… Все слова куда-то исчезли. Может быть, они просто потеряли смысл. Давно уже. А может быть, я просто разучилась говорить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю