Текст книги "Поединок. Выпуск 13"

Автор книги: Алексей Толстой

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Василий Веденеев,Сергей Высоцкий,Алексей Комов,Анатолий Степанов,Леонид Володарский,Георгий Долгов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Борис Николаевич, – Белянчиков говорил спокойно. – Не горячитесь. И вы человек, и я человек. Но из-за того, что вы залезли в чужую квартиру...

– В пустой дом я залез, – буркнул Еременков.

– В пустой дом, – согласился майор. – Но с целью похитить из него камин и спрятанную в тайнике шкатулку с драгоценностями.

– Еще чего! И слыхом не слыхал о вашей шкатулке! А камин? Да этот дом завтра взорвут вместе с камином...

– Ну ладно, – сказал Белянчиков и перешел на официальный тон: – Давайте начнем все по порядку. Я имею право провести дознание...

– Ишь ты! – прокомментировал Борис Николаевич.

– Для начала хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.

Официальный тон Белянчикова, юридическая терминология и упоминание об ответственности произвели на задержанного удручающее впечатление. Он весь сразу съежился и стал нервно потирать руки.

– Какая ответственность? Ты о чем? – твердил он, не в силах сосредоточиться на вопросах Белянчикова. – Игореха сказал: «Снимем камин, пока дом не взорвали. Все равно пропадет». А ты – про ответственность! Знал бы я, что у него пушка – стакана с ним не выпил.

– Камин – произведение искусства, – старался, как маленькому, втолковать майор. – Принадлежит государству. И дом никто не собирался взрывать. Его на капитальный ремонт поставили.

Но Еременков все бормотал про ответственность, потерянно блуждая взглядом по комнате.

– Вы курите? – спросил майор, пытаясь хоть как-то вернуть Бориса Николаевича к действительности.

– А?

– Курите?

– Давай закурю! – он протянул трясущуюся руку за сигаретой. «А ведь ему не больше тридцати», – подумал Белянчиков.

Затянувшись несколько раз, Еременков успокоился.

...История его знакомства с Игорехой была короткой и простой. И в своей простоте пугающей. Уволенный за пьянку из жилконторы, Еременков перебивался временной работой – грузил мебель в магазине на улице Пестеля. Вечером пропивал заработанное в пивном баре или в непосредственной близости от забегаловки, в которой торговала тетя Катя. Здесь они и познакомились. Два дня Игореха исправно угощал Бориса Николаевича портвейном. («Дорогой брал», – сказал Еременков. И в голосе у него прозвучали нотки уважения.) А на третий день новый знакомый попросил его помочь разобрать в заброшенном доме «никому не нужный камин». И посулил четвертной.

– Да если камин никому не нужный, – рассердился Белянчиков, – зачем по крышам лазать! Нашли в заборе дырку – и кончено дело!

– Так надо! – многозначительно ответил Еременков, но кому и зачем надо, сказать не мог. Ничего не знал он и о том, почему в комнате взломан паркет и отодраны плинтусы. Только часто-часто моргал, глядя на майора испуганными большими глазами.

Все, что удалось выудить у него ценного, сводилось к тому, что Игореха ездил на «Москвиче» четыреста восьмой модели и камин собирался отвезти к себе на дачу. Но где у него дача – Борис Николаевич не знал.

Самые большие мучения ждали Белянчикова на Литейном, 4, когда он попытался с помощью Еременкова составить фоторобот Игорехи. Даже известное на все Главное управление терпение Юрия Евгеньевича было готово лопнуть, когда осмелевший Еременков комментировал то и дело возникавшие перед ним на экране носы и подбородки:

– О! Этот нос, как у моего шурина! В рюмку смотрит... Не, не, не то! У Игорехи махонький, как у Яшки Конопатого. Есть в нашем дворе такой барбос!

Лаборантка прыскала потихоньку, а Белянчиков сидел безучастный. У него не было ни сил, ни охоты одергивать развеселившегося Бориса Николаевича.

«Размножать такой фоторобот – пустое дело, – подумал он, мчась на дежурной машине по ночному городу домой, – только лишнюю работу людям давать».

2

Белянчиков разложил на столе перед своим шефом, начальником отдела управления уголовного розыска Корниловым, еще сыроватые фотографии, сделанные в пустом доме.

Снимки у Котикова получились прекрасные. На одном Еременков, с каминной доской в руках, смотрел прямо в объектив. Глаза он выпучил так, словно увидел в дверях тигра. А вот Игореха, занятый нимфой, не успел даже повернуть головы. Корнилов разочарованно рассматривал его затылок с чуть поредевшими темными волосами.

– Трудно будет искать его по затылку, – с усмешкой сказал он. – Такое фото не разошлешь для опознания.

– Не разошлешь, – с огорчением согласился Юрий Евгеньевич. – И как он успел улизнуть?

На втором снимке, который сделал Котиков, Игорехи не было.

– Для случайного вора, промышляющего в пустых домах, этот Игореха слишком прыток, – продолжал Белянчиков. – И пистолет впридачу...

– Все здесь не случайно, – Корнилов взял снимки, внимательно разглядывая их. – Вот только парень с выпученными глазами, похоже, попал в историю случайно.

– Ты веришь, что он не знал, на что шел? – спросил Белянчиков. Когда они оставались вдвоем, всегда переходили на «ты». Как-никак проработали вместе около двадцати лет.

– Веришь, не веришь! – недовольно, не отрываясь от снимка, пробормотал полковник. – Вот ты все проверишь, а там будет видно. – Он не любил, когда кто-нибудь из сотрудников цеплялся за высказанное им предположение и делал его рабочей версией.

Наконец он поднял голову, посмотрел на майора.

– Как ты думаешь, этот тип знает, – Корнилов постучал пальцем по фотографии, – что у нас в наличии только его затылок, а не полный портрет?

Белянчиков нахмурился:

– Ну и вопросик! Я об этом не подумал.

– Подумай! – сказал Корнилов. И добавил: – Ты обрати внимание на окно.

Окно было высокое, без переплетов, из одного стекла. И на поверхности этого стекла, как в мутном зеркале, Белянчиков разглядел искаженные до неузнаваемости тени четырех человек, отразившихся при вспышке блица. Четырех! Значит, неизвестный, хоть и ускользнул из-под объектива фотоаппарата, но был в тот момент еще в комнате.

– Что ты меня вопросами мучаешь, когда сам уже все разглядел? – с укоризной сказал майор.

– Я себя проверяю. Ты все-таки очевидец. Представляешь последовательность снимков во времени. А я, увидев четвертую тень на стекле, решил, что кто-то из оперативников к вам на подмогу бежит.

– Нет, это его тень. В момент второй вспышки. В такой кутерьме трудно сообразить, лицо твое запечатлели или только затылок. Преступник уверен, что у нас его фото есть, а значит, и ведет себя в соответствии с этим: или лег на грунт, как говорят подводники, или уехал подальше...

– Или растит бороду и усы.

– И как я сразу не заметил! – подосадовал Белянчиков.

– Хватит казниться, – остановил майора Корнилов, с сочувствием разглядывая его расцарапанное лицо. – Вот как он тебя разделал!

– На работе неудобно появляться, – нахмурился Юрий Евгеньевич. – Бугаев увидит – месяц потом всякие небылицы будет рассказывать.

Включилась селекторная связь.

– Игорь Васильевич, – сказала секретарь. – Девять часов. Все в сборе.

– Пусть заходят.

Каждое утро, ровно в девять, если не было никаких ЧП, Корнилов проводил оперативку с сотрудниками отдела.

Когда все уселись, полковник, отыскав глазами эксперта Коршунова, сказал:

– Ну что, Николай Михайлович, начнем с вас? Что за клад майор Белянчиков отыскал?

– А ларчик просто открывался, – улыбнулся Коршунов, вставая с диванчика в углу кабинета. – Зря воры старались, нимфу выковыривали. К ней, как ко всякой женщине, подход был нужен. Кнопочку нажать, и все дела. Тайник был сделан, по-видимому, перед самой революцией, пользовались им и в более поздние времена...

– А драгоценности? – поинтересовался Белянчиков.

– Драгоценности, Юрий Евгеньевич, стоят тысяч триста, не меньше. Но этим пусть ювелиры занимаются.

– Я тебя не о стоимости спрашиваю! Старинные они, с революции лежат?

– Все старинное, – ответил Коршунов и загадочно улыбнулся. – А вот сколько лежат... Тут есть одна закавыка – колечко с большим рубином. Вы его несколько лет назад усиленно разыскивали.

– Кольцо Фетисовой? – быстро спросил Корнилов.

– Фетисовой.

Шесть лет назад умерла старая, когда-то популярная актриса Фетисова. Была она одинока и все свое имущество завещала дому ветеранов сцены, а золотое кольцо, сережки, браслет и брошь с крупными рубинами и бриллиантами – Эрмитажу. Потому что комплект этот был одним из шедевров работы петербургского ювелира Якова Риммера. И браслет, и сережки, и брошь нашли, а кольцо с самым крупным рубином пропало. Розыск тогда поручили Бугаеву, и он потратил немало сил, чтобы проверить соседей – Фетисова жила в коммунальной квартире – и санитаров, которые увозили покойную, но кольцо исчезло. И вот – неожиданная находка.

– Но тогда... – начал Белянчиков.

– Но тогда возникает немало новых вопросов, – сказал Корнилов. – Тебе нужно срочно выяснить, кто жил в комнате? И не только перед тем, как дом поставили на капитальный ремонт, а с первых дней революции.

– У меня еще не все сюрпризы, – недовольный, что его перебили, вставил эксперт. – На каминной доске и на прелестных нимфах среди отпечатков пальцев есть и знакомые – задержанного Еременкова и известного вам Михаила Терехова, по кличке Гога, подопечного Бугаева.

Корнилов протянул Бугаеву снимок, на котором красовались Еременков и сбежавший «стрелок». Спросил:

– Ты его по затылку узнать сможешь?

– И по затылку тоже, – сказал Бугаев, но, посмотрев на снимок, покачал головой: – Ничего похожего.

– Майору видней, – ехидно сказал эксперт. – Он, наверное, чаще всего Гогу в затылок видел...

– А третьего в квартире не было, – сказал Белянчиков.

– Он мог быть наводчиком. Приходить раньше, – высказал предположение Корнилов. – Кто-то ведь взломал в комнате паркет.

– Это мы сейчас проверим. – Бугаев достал записную книжку, показал взглядом на телефонный аппарат.

– Звони, – разрешил полковник и переключил клавишу на динамик.

– Шестая контора, – услышал Бугаев молодой женский голос.

– Скажите, Миша Терехов на объекте?

– Терехов с воскресенья не выходил.

– Болен?

– А кто спрашивает?

– Майор Бугаев из милиции.

– Вы знаете, я звонила домой, дома его тоже нет. С воскресенья. Мать беспокоится... – в голосе девушки звучала тревога.

– Спасибо, – поблагодарил майор и повесил трубку.

– Странно, – сказал, Коршунов.

– Пока ничего странного, – ответил Корнилов. – И бывшие преступники, попадают в больницы и вытрезвители. Проверь все, Сеня. Не откладывая.

3

Через два часа Бугаев входил в кабинет следователя Красногвардейского районного управления внутренних дел Шитикова.

– А ты уверен, Леня, что это Гога? – с сомнением поглядывая на капитана, спросил Бугаев, когда они уселись друг против друга в унылом райотдельском кабинете.

Вместо ответа Шитиков открыл ящик письменного стола и, вытащив оттуда несколько фотографий, небрежно перекинул Бугаеву.

– Это уж ты определяй – Гога здесь или не Гога, У меня он пока числится как неизвестный.

Да, то была хорошо знакомая майору русалка – пышнотелая красавица с рыбьим хвостом, наколотая на правом плече Гоги Терехова. Да и сам мужчина, сфотографированный на больничной кровати, несомненно, походил на Михаила Терехова.

– Видок у него – не приведи господи, – сказал Бугаев. – Рана серьезная?

– Серьезнее не бывает. Ножиком в живот. И что самое главное – пролежал часа два. Там земля кровью пропиталась... Врачи говорят, что выживет. Операцию сделали вчера. Но крови потерял он много. И в сознание не приходит.

– Когда в последний раз в больницу звонил?

– За пять минут до твоего приезда, – ответил Шитиков. – Собака на месте происшествия вела себя как чумовая. То в одну сторону бросится, то в другую. Минут двадцать по поляне гонялась, а потом легла. Ножа мы не нашли. И одежды тоже...

– Он что же, голый лежал? – удивился Бугаев.

– В трусах. Бабка, которая его нашла, подумала – загорает. Лежит на животе, одна рука под голову положена. Да только какой вечером загар – солнце уже низко, тень от берез. Подошла, хотела разбудить...

– Странная история, – задумчиво сказал Семен. – Гогу и ограбили?! В лесу?

– В березовой роще. На волейбольной поляне. Там разбито с десяток волейбольных площадок.

– А что там делал Терехов? Не в волейбол же играл?

– Почему бы и нет?

Бугаев недоверчиво покачал головой. Помолчал. Потом сказал:

– Татуировка Гогина. И на карточке сходство есть, хоть и отдаленное...

– Ты учти потерю крови.

– Все я учитываю... Что свидетели говорят?

– А какие свидетели, Сеня?

– Волейболисты. Видели же они, с кем пришел Гога, с кем разговаривал?

– А где их взять, волейболистов этих? Я же тебе сказал – они «дикие».

– Что-то я вас, товарищ капитан, не пойму, – переходя на официальный тон, сказал Бугаев. Он уже начал сердиться, решив, что Шитиков разыгрывает его.

– Чего ж тут непонятного? Надо учесть, товарищ майор, что в волейбол играют по вы-ход-ным. Сегодня у нас вторник. Значит, теперь приедут только в субботу.

– И никто не знает, где эти люди живут, где работают? – Бугаев начал понимать, что Шитиков вовсе не шутит.

– Вот именно! Приедут, поиграют – и в разные стороны. До следующей субботы. И никаких физоргов, никаких организаторов у них нет.

– Да-а, ситуация... А из местных никто с ними не играет?

– Какие там местные? Есть в километре садово-огородные участки, так туда тоже на выходные народ приезжает.

– Про них-то ведь известно – кто они, где работают?

– Известно, – сердито бросил Шитиков. – ДОК-1. Деревообделочный комбинат. Два сотрудника угрозыска вместе с дружинниками с раннего утра там.

– Вот видишь!

Шитиков безнадежно махнул рукой:

– Те, кого опросили, говорят, что из их поселка никто в волейбол на поляне не играет. Да и вообще они недовольны, что рядом в лесу столько людей по выходным ошивается.

– Враждуют? Может, ссоры какие-то были между ними?

– Нет, не было. Просто огородникам не нравится, что много людей в волейбол играет – траву, говорят, топчут, ландыши весной рвут.

– Но ведь как-то общаются они? – не хотел сдаваться Семен. – Приходят волейболисты за водой, ягоды покупают, разговаривают о том, о сем. С девушками, в конце концов, заигрывают!

– Семен Иванович, ну неужели ты не понимаешь – даже если и приходили за водой, фамилий и адресов у них никто не спрашивал! За три дня все равно этих людей не найдем. А в субботу волейболисты и так на свою поляну приедут. И сам Гога скоро в сознание придет. Так ведь?

– Так, – с сомнением произнес Бугаев. – Что же нам теперь, три дня сложа руки сидеть? Ждать, что Гога расскажет... – Он никак не мог примириться даже с вынужденным бездействием.

– Зачем ждать? – сказал Шитиков, – Съездим на место. Может быть, наши сотрудники в ДОКе что-нибудь узнают. Глядишь, и Терехов оклемается.

– Ладно, – согласился Бугаев. – Сгоняем на место, может быть, и придумаем что-нибудь. Ты позвони в больницу.

Шитиков развел руками.

– Звони, звони. Он каждую минуту может прийти в себя.

Но Гога все еще был без сознания. Бугаев набрал номер Корнилова. Не вдаваясь в подробности, доложил, что собирается осмотреть место происшествия.

4

Улицы на окраине города были забиты грузовиками. Приходилось подолгу стоять у светофоров. Молодому водителю, наверное, надоело тащиться еле-еле, и он, включив сирену, выехал на трамвайные пути. Асфальт был раскрошенный, щербатый, и легкие «Жигули» нещадно трясло. Бугаев вспомнил, что ехал по этой улице зимой и видел, как дорожники латали асфальт. «Вот и залатали, – зло подумал Семен. – Нет, чтобы летом все как следует сделать – дождались морозов. Зимой им больше платят, что ли?» Обернувшись к водителю, спросил:

– И надолго тебе при такой езде машины хватает?

Парень покраснел и не нашелся, что ответить.

– Я думаю – на полгода, – продолжал Семен. – В лучшем случае – на девять месяцев... – Бугаев вдруг поймал себя на том, что почти слово в слово повторяет то, что когда-то при нем говорил одному водителю Корнилов. «А когда-то и вы, майор, лихачили», – подумал он и улыбнулся. Шофер, наверное, поймал его улыбку в зеркале и сказал с обидой:

– Да ведь смешно, товарищ Бугаев, среди грузовиков тащиться. Машина оперативная...

– Смешно будет, когда срочный вызов, а твоя оперативная рассыплется! И сирену пореже включай, чего зря людей пугать. Мы ведь не на дело спешим.

Шофер, вздохнув, сбавил скорость.

Улица была широкой и просторной, дома стояли далеко друг от друга, не заслоняя солнце, перед каждым – газоны и кусты, детские площадки. Не было сырых дворов-колодцев, теснящихся друг к другу каменных громад, толп народа на тротуаре. «Но вот что удивительно, – думал Бугаев, – вместе со всем этим ушел и сам город, остались отдельно стоящие жилые кварталы, универсамы, огромные холодные кинотеатры. Казалось бы, человеку стало удобнее и просторнее жить, а он едет в свободное время куда-нибудь в центр, прогуливается в толпе по Невскому или узкому Большому проспекту, идет в маленькую старую киношку, вместо того чтобы дышать свежим кондиционированным воздухом в кинотеатре, который в двух шагах от его дома. Нет на окраине улиц, по которым можно ходить часами, разглядывая встречных прохожих, витрины магазинов, рекламные огни, а в человеке, хоть и наслаждающемся преимуществом отдельной квартиры, осталась эта нужда в общении, даже в таком, уличном, немом, общении».

Вспомнив про Невский, Бугаев вспомнил и о том, как лет шесть назад впервые арестовывал Гогу – поздно вечером в гардеробе ресторана «Север». Терехов взял от гардеробщика шубку своей приятельницы, помог ей одеться, а потом небрежно завел руки за спину, собираясь просунуть их в рукава дубленки, которую держал наготове услужливый старик. Бугаев на несколько мгновений опередил гардеробщика и защелкнул на Гогиных руках наручники. Шеф потом пожурил Семена за ненужное пижонство, но сам Гога оценил его ловкость и даже не стал сопротивляться. Сказал только:

– Ну, Гога, козел! Как тебя сделали – на раз!

Тогда Терехова арестовали за квартирные кражи. Было ему так же, как и Бугаеву, двадцать восемь лет. Второй раз Семен брал Гогу тоже на Невском, в квартире его родителей рядом с Казанским собором. И опять за квартирную кражу, на этот раз у известного в городе коллекционера картин. В прихожей за раскрытой дверью стоял небольшой кожаный чемодан, в котором лежали аккуратно упакованные сорок три акварели старого Петербурга. Причем некоторые из них были широко известны, репродуцированы в альбомах.

– Ну зачем они тебе, Терехов? – спросил Бугаев, с интересом рассматривая акварели во время обыска. – У нас не продать – попадешься сразу. Неужели заграничного клиента нашел?

– Для себя я, Семен Иванович, – криво усмехнулся Гога и показал глазами на плачущую мать: – Что ж вы, не могли подождать, пока маманя на службу уйдет?

– Мы же из уголовного розыска, Терехов, а не из бюро добрых услуг, – неудачно пошутил Бугаев, и Гога замкнулся. Рта больше не раскрыл. И потом на вопросы следователя отвечать отказался. Вину свою признал, а про то, что собирался делать с украденными акварелями, не сказал ни слова.

Вырос Михаил Терехов, как говорится, в приличной семье. Мать преподавала в институте, отец работал начальником цеха на заводе. После окончания школы Гога наотрез отказался идти в институт. Вместе с двумя школьными приятелями поступил на курсы, получил профессию плиточника, выкладывал в квартирах ванные и туалеты плиткой. И мастером оказался хорошим, и зарабатывал прилично. Да еще получал от заказчиков «за скорость», «за качество», давали и просто потому, что «неудобно не дать». Наверное, с этого все и началось. «Чем больше имеешь, тем больше хочется» – болезнь, известная с древних времен. А может быть, причина была иная – у Бугаева просто не хватало времени докапываться до причин.

Два года назад Гога вышел из заключения и позвонил Бугаеву, попросил помочь с работой. Поклялся майору, что в колонию строгого режима возвращаться больше не намерен. Бугаев помог.

5

Они сели на трухлявый ствол поваленного дерева. Густой березняк обступал поляну со всех сторон, и только с южной стороны, откуда сейчас светило солнце, лес был пореже. Где-то далеко, перекрывая ровный неумолчный шум близкого города, куковала кукушка. «Кукушка, кукушка! Сколько мне осталось жить?» – вспомнил Бугаев присказку из раннего детства и начал даже считать, но кукушка, похоже, совсем не собиралась останавливаться – куковала, как заведенная. Маленькая птичка, похожая на воробья, спикировала на землю прямо перед ними, схватила кусок булки и уселась на волейбольную сетку. Бугаев перевел взгляд на другие площадки – сетки больше нигде не были натянуты. «Ай да я! Как же сразу-то не заметил!» – попенял себе Бугаев и спросил Шитикова:

– Леня, задачка на сообразительность: почему сетка натянута только на одном поле?

Шитиков, оторвавшись от каких-то своих дум, покрутил головой, разглядывая поляну, пожал плечами:

– Сетка здесь старая. Видишь – порвана в одном месте. Чего ее снимать?

– Другие, думаешь, новенькие? Да и старую сетку мальчишки, если найдут, пристроят к делу.

– Висит же, не пристроили, – Шитиков вдруг наморщил лоб гармошкой и встал: – Подожди-ка... Думаешь, на ней может быть фамилия хозяина?

Он подошел к сетке и сантиметр за сантиметром стал разглаживать широкую тесьму, проверяя, нет ли на ней надписи. Потом обернулся к Бугаеву и покачал головой:

– Нет ни слова.

Он вернулся и снова сел рядом с Семеном:

– А я, знаешь, как-то об этом не подумал. Про надпись. Ведь могла быть.

– И я не подумал, – ответил, усмехнувшись, Бугаев. – Не сообразил.

Шитиков посмотрел на него вопросительно.

– Я, Леня, подумал, что хозяин сетки мог очень торопиться. И не стал дожидаться окончания игры.

– Думаешь, он теперь за сеткой явится?

– Я же не говорю, что сетку преступник оставил! Хотя всякое бывает... Он-то, конечно, за ней не пожалует. Нам важно, чтобы хоть кто-нибудь появился. С одним-двумя игроками этот «кто-то» уж наверняка знаком. Или телефон знает, или место работы. Так и пойдет по цепочке...

– Я думаю, надо оставить здесь сотрудника. Подежурить, – сказал Шитиков.

– Почему бы и нет? Вызови кого-нибудь из оперативников, а я пока по поляне еще поброжу.

Шитиков, треща сучьями, пошел по тропинке через лес. На секунду обернулся, крикнул:

– Я тебе посигналю!

Бугаев прошелся по поляне, внимательно оглядывая каждый кустик, поднимал обрывки газет, в которые, наверное, была завернута еда. Три раза ему попадались такие, на которых сохранились написанные карандашом номера квартир. На «Ленинградской правде» быстрым красивым почерком было выведено «Иванов». Сколько Ивановых получают каждое утро в своем кабинете «Ленинградскую правду» за казенный счет? «Может быть, может быть...» – подумал Бугаев и аккуратно оторвал промасленную четвертушку с «Ивановым». Потом он выломал прутик и посидел поочередно на всех скамеечках, осторожно разгребая накопившийся с весны мусор – обертки от жевательной резинки и конфет, смятые сигаретные коробки.

Шитиков уже несколько раз сигналил ему, а Бугаев все рылся и рылся. И на коробке из-под сигарет «Малборо» обнаружил записанный фломастером номер телефона – 247-04-20. Коробка была хоть и мятая, но чистенькая, не затоптанная. Похоже, последнюю сигарету из нее выкурили недавно.

«Это уже кое-что! – повеселел Семен. – За каждым номером телефона – живой человек. Или даже несколько. А с человеком всегда можно поговорить». Его порадовало и то, что пачка была от «Малборо». Не каждый курильщик может позволить себе портить легкие фирменными сигаретами.

В машине рядом с Шитиковым сидел молодой паренек, приехавший по вызову капитана.

– Ну вот, товарищ Бугаев, – сказал Шитиков. – Младший лейтенант Костя Ленский приехал нас подменить. Я ему объяснил что к чему.

– Главное, не напугай человека, – попросил Бугаев Ленского. – Тот, кто придет за сеткой, может и не знать о происшествии. И ты промолчи. Скажи... – он усмехнулся и покачал головой. – Вот что сказать? Вопрос непростой...

– Чего голову ломать?! – Шитиков пожал плечами. – Сказать все, как есть. Раз сетка висит, значит, ее владелец здесь был и все знает. Если не знает, то узнает в субботу.

– Вы правы, Леонид Николаевич, – задумчиво глядя на младшего лейтенанта, сказал Бугаев. – Но почему бы и маленький шанс не использовать? Короче говоря, скажешь так: «На поляне серьезную находку сделали. Может быть, поможете опознать?»

– Понял, товарищ майор, – деловито сказал Ленский. – А если откажется поехать?

– А это уж от твоего личного обаяния зависит. В крайнем случае запиши все координаты.

Ленский кивнул.

– Машину мы тебе сейчас пришлем, – пообещал Шитиков.

Когда они поехали, Бугаев оглянулся на березовую рощу и спросил Шитикова:

– Ты, Леня, где живешь?

– На Красносельской.

– Совсем недалеко. Я на твоем месте по воскресеньям приезжал бы сюда в волейбол играть. Забирал все семейство...

– Приглашал бы товарищей по работе... – в тон Бугаеву сказал капитан. Оба рассмеялись. Улыбнулся даже водитель, молчавший с тех пор, как Семен сделал ему выговор.

По недалекому уже шоссе катили сплошным потоком автомобили. Почти все грузовые. Легкий дымок курился над башнями градирни. Всюду чувствовалось присутствие человека, и в то же время было безлюдно. И одинокая фигурка женщины, шагавшей по проселку навстречу их машине от шоссе, только подчеркивала безлюдье. Когда они поравнялись с нею, женщина чуть посторонилась, пропуская машину, и зашагала дальше. Бугаев обернулся. За плечами у нее был пустой вещмешок.

– Стойте, ребята, – попросил Семен. – А вдруг...

– Догнать? – посмотрел на него шофер. Бугаев кивнул.

Шофер дал задний ход, и через несколько секунд они снова очутились перед женщиной. Она остановилась и спокойно, без особого интереса смотрела на выходившего из машины Бугаева.

– Здравствуйте, – сказал Семен. – Можно вас спросить...

Женщина пожала плечами. Ей было лет сорок. Из машины Бугаеву показалось, что она значительно моложе. В заблуждение вводила ее стройная, почти девичья фигура, да и одета она была в какую-то полосатую футболку и застиранные до голубизны джинсы.

– Я из милиции. Майор Бугаев. – Семен полез в карман за удостоверением, но женщина сделала быстрый, отстраняющий жест и, показав глазами на сине-желтые «Жигули», сказала:

– Это и за версту видно. И какой же у вас вопрос?

– Вы не забыли в роще волейбольную сетку?

– Забыла, – не раздумывая, ответила женщина.

Бугаеву понравилось, как она держится. Независимо и свободно. Подлаживаясь под ее тон, Семен сказал:

– А мы гуляем, видим, сетка висит. Не ровен час, мальчишки на нее позарятся. Оставили своего товарища покараулить, пока вы не приедете.

– А я тут как тут.

– Вот и ладненько, – засмеялся Семен. – Садимся в машину и едем за сеткой.

– Ну уж нет, к незнакомым мужчинам я в машину не сажусь.

– Даже к милиционерам?

Она молча открыла переднюю дверцу, села рядом с шофером. Развернувшись, машина поехала к роще.

«Говорить? Не говорить?» – лихорадочно соображал Бугаев. И еще он никак не мог решить – какой выбрать тон в разговоре с женщиной. Продолжать легкую, непринужденную болтовню и таким образом попытаться побольше узнать о посетителях волейбольной поляны или сразу начинать всерьез выяснять, кого она знает.

– А вы что же, – с ехидцей спросила женщина, – за грибами сюда приезжали? В служебное время?

– Ну что вы! – возразил Бугаев. – У нас обеденный перерыв. И приезжали мы капитану запонки искать. Он тут позавчера так разыгрался, что золотые запонки потерял. Их ему к пятидесятилетию благодарные сотрудники подарили...

– Ну что мелет! Что мелет! – возмутился Шитиков, которому еще не исполнилось и сорока.

– Ты что, Леня? – невинно спросил Семен. – Разве не к пятидесятилетию?

– С вами не соскучишься, – улыбнулась женщина, внимательно посмотрев на Шитикова, потом на Бугаева. И ее поначалу замкнутое лицо сделалось добрым и привлекательным. Только в глубоких голубых глазах, как показалось Семену, оставался холодок недоверия.

– Ой, и правда еще один чудик сетку стережет, – удивилась женщина, когда, остановив машину у леса, они пришли на поляну.

– Это главный «забойщик» нашей команды, – кивнул Бугаев на Ленского. – Младший лейтенант Костя, краса и гордость ленинградских динамовцев. Кстати, а вы из какого спортобщества? И как вас зовут?

– Зовут меня Марина. – Она подумала секунду, показала руками на поляну: – Из спортивного общества «Березовая роща». Вы удовлетворены?

– На первый случай, – ответил Бугаев и стал отвязывать сетку. Марина умело сложила ее в вещевой мешок и затянула шнур. Семен обратил внимание на ее загорелые сильные руки. Да и лицо у новой знакомой было покрыто темным южным загаром, что немного старило ее.

– Ну что же, – поднимая мешок, сказала Марина. – Мне, кажется, повезло? Вы обещали подбросить меня до города...

– Конечно, Марина, – Бугаев забрал у нее мешок. – Доставим по назначению. Вы где живете?

– На Кировском проспекте. Рядом с Домом мод.

– И ездите сюда через весь город в волейбол играть? – искренне удивился Бугаев.

– На метро не так уж и долго, – беспечно ответила Марина. Она шла по тропинке впереди Семена легкой пружинистой походкой. Почти бесшумно. Бугаев вспомнил, как трещали сучья под ногами Шитикова.

– И все-таки далеко. Вам же с Кировского до Удельной рукой подать. И в Лахту, и в Ольгино. Разве там не играют?

– Я уже привыкла здесь.

– Наверное, игроки хорошие?

– Хорошие... Товарищ Бугаев, – женщина оглянулась и посмотрела на Семена. Лицо у нее сделалось холодным и отчужденным, – вы ведь, наверное, здесь по делу? И меня не зря остановили. Спрашивайте.

«Разминка закончилась», – подумал Семен и сказал серьезно:

– Конечно, по делу, Марина. Хотели бы поговорить с постоянными посетителями вашей волейбольной поляны, а ждать до субботы долго. В будни ведь вы не играете?

– Нет, только в субботу и воскресенье.

Они подошли к машине. Марину снова усадили вперед, мешок с сеткой сунули в багажник, а сами с трудом втиснулись на заднее сиденье. Бугаев спросил:

– Марина, если вы не очень спешите, может быть, заедем в управление, к товарищу Шитикову, там поговорим?

Леонид Николаевич одобрительно кивнул.

– Давайте заедем, – согласилась она.

– Тогда в темпе, шеф, – сказал Бугаев водителю. Тот повеселел, и они понеслись, обгоняя вереницы грузовиков. Бугаев больше не донимал Марину разговорами. «В кабинете поговорим спокойно, – думал он. – А то при такой езде ничего и не запишешь. Да и откровенности особой от нее не жди в большой компании».

Когда они проезжали мимо станции метро, Марина попросила шофера притормозить. Оглянулась на Бугаева:

– Позвоню маме, что задерживаюсь. Семен кивнул.

Около метро стояли телефонные будки. В одной из них разговаривала пожилая женщина. Марина зашла в свободную будку, сняла трубку. Наверное, автомат не работал, потому что она несколько раз нажимала на рычаг. Потом вышла из будки, с сомнением посмотрела на говорившую в соседней кабине женщину. Показав на вход в метро, она сделала успокоительный жест рукой и вошла в двери. Бугаев вдруг почувствовал тревогу. «Вот будет номер, если она уедет! Только с какой стати?»