Текст книги "Поединок. Выпуск 13"

Автор книги: Алексей Толстой

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Василий Веденеев,Сергей Высоцкий,Алексей Комов,Анатолий Степанов,Леонид Володарский,Георгий Долгов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Ты, Колька? – сказал Фролов тихо и пошел отпирать черный ход.

Собан сидел в комнате за столом, не снимая шубы.

– Сдохнешь ты скоро, Каин, куда деньги денешь? Живешь, как червь. Тьфу!

– Ты не плюйся, чего спать-то не даешь. Это, Коленька, голубчик, у тебя денежки, а у меня так, на хлебушек.

– «На хлебушек», – передразнил Собан, – сколько ты через меня поимел?

– То все прахом ушло. Война да революция.

– Тоже мне Рябушинский, заводы отобрали.

– Ты чего, Колечка, пришел, старика ночью пугаешь?

– Что тебе, старое падло, недавно приносили?

– Да кто принесет, кто, Коленька?

– Темнишь, старый гад.

Собан вскочил, надвинулся угрожающе.

– Ты фуфель не гони, знаешь Студента? Говори, падло старое, иначе...

Лицо Собана пятнами пошло, заиграли на скулах желваки.

И вдруг распрямился старичок. Ласковость с лица как смыло. Глаза жесткими стали, страшными. Зверь стоял перед Собаном, хоть и старый, но зверь, по-прежнему опасный и сильный.

– Ты на кого прешь? Да когда ты еще по карманам щипал, я уже шниффером был. Забыл, кто тебя в дело взял? Я за себя еще ответить могу на любом толковище, да и есть кому за меня мазу держать.

Отодвинулся Собан,сник:

– Да разве я...

– А если так, так какое у тебя ко мне слово?

– Студента знаешь? Питерского.

Фролов пожевал губами:

– Мои дела ты знаешь, Собан, я на доверии живу. Вещь могу тебе одну продать.

– Сколько?

– Больших денег стоит.

Собан бросил на стол пачку денег.

– Мало.

– На, гад старый, подавись, – Собан вывернул из кармана кучу кредиток.

Фролов аккуратно собрал их. Сложил в одну пачку. Потом встал, открыл буфет, положил перед Собаном футляр. Две золотые буквы – Г и В – переплелись на крышке.

Собан раскрыл футляр.

– Ожерелье ушло в тот же день. Но футлярчик можешь хозяину отдать.

– Где?

– В кафе «Бом» на Тверской, он там по моей наколке человека пасет.

Странное это было кафе – «Бом». Воздух в нем слоистый от табачного дыма, стены давно свой цвет потеряли, размазаны, расписаны, заклеены обрывками афиш.

Народу в нем всегда полно. Актеры, журналисты, писатели, поэты, сторонники различных фракций, и так, праздные, бездельные люди.

Приходят сюда поговорить, узнать новости, посплетничать или просто побыть на людях.

Поэты сюда приходят вечером, тогда чтение стихов, споры, гвалт.

А сейчас на пустой эстраде гармонист в узорной борчатке играет старые вальсы и романсы. Хорошо играет. Голос гармошки, резковато-нежный, щемящий, заполняет зал воспоминаниями о прошлом: о покое, стабильности, сытости, счастье.

Копытин и Семен сидели в самом углу. Пили желудевый кофе с сахарином. Больше здесь ничего не подавали.

– Вот он, – сказал Семен и приподнялся.

– Сиди, – Копытин дернул его за пальто.

В кафе вошли Данилов и Нина. Выбрали свободный столик, сели. Официант, не спрашивая, грохнул на стол две чашки с кофе.

Данилов попробовал, поморщился, выплеснул обе чашки на пол. Достал из кармана пальто бутылку «бенедиктина», налил сначала Нине, потом себе.

Нина внимательно оглядывала зал. Увидела в углу у эстрады лохматого, длинноволосого человека, пошла к нему.

Данилов мелкими глотками пил ликер.

Копытин встал с чашкой в руке, пересек зал, сел на свободный стул.

Нравы здесь были простые. Взял бутылку ликера, налил.

Данилов прищурившись глядел на него.

– Вы художник? – спросил Копытин.

– В некотором роде. А вы?

– Я поэт.

– Соблаговолите назваться, возможно, я читал ваши стихи.

– Гумилев, – Копытин дернул щекой.

 
На таинственном озере Чад,
Посреди вековых баобабов,
Вырезные фелуки спешат
На заре величавых арабов, —
 

начал читать Данилов.

 
По тенистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются древним богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей, —
 

продолжил Копытин.

– Браво, господин Гумилев, вы помните свои стихи, – Данилов прихлебнул глоток.

Подошла Нина:

– Пошли, Олег, все в порядке.

– Желаю вам успехов в поэзии, – Данилов встал, поклонился и пошел к выходу.

Копытин, прищурившись, с ненавистью смотрел им вслед.

– Попался бы ты мне под Тихорецкой, сопляк, – прошептал он и дернул щекой.

Данилова и Нину догнал извозчик:

– Прошу, барин!

– Поехали? – спросила Нина.

– Нет. За нами вертлявый идет.

Они шли по улице. На Триумфальной площади сели в трамвай. Потом пересели в другой. Семен неотступно сопровождал их.

На Сокольническом кругу вышли из трамвая, пошли к дачам. Семен, прячась за деревьями, сопровождал.

Данилов с Ниной по узкой тропинке прошли к даче, открыли и заперли за собой калитку, поднялись на крыльцо, Семен стоял до тех пор, пока на втором этаже не загорелись окна.

Копытин и Ольга Григорьевна стояли в прихожей огромной барской квартиры на Остоженке.

– Милая Олечка, вот ваши паспорта, – Копытин протянул ей документы.

– Вы наш добрый гений, Виктор. Как, как я отплачу вам?

– Завтра после восьми я заеду за вами на авто.

– Вы гений, добрый ангел, как я отплачу...

– Потом, милая Олечка.

– Нет, сейчас, сразу. Слышите, Виктор. Муж придет позднее.

Она прижалась к Копытину. Он дернул щекой, схватил женщину за плечи, привлек к себе.

Конечно, Собан был битый, да он, Мартынов, тоже непрост. Засаду на даче в Сокольниках готовил с толком, хитро.

Подойди к даче, посмотри. Никаких следов как не было. А люди в доме, да обратная дорога перекрыта ребятами из особого отряда МЧК.

Приезжай, Собан, ждем. Мы тоже за эти месяцы кое-чему научились.

В общем-то Мартынов не очень верил, что Собан сам сюда пожалует. Конечно, Бахтин специалист, слов нет, но как-то не вязалась в представлении Мартынова жизненная логика с воровским законом.

Конечно, может быть, он чего-то не понимает еще. Но тем не менее засаду он организовал по всем правилам.

Данилов и Нина оказались молодцами. Провели свою часть операции блестяще. Теперь оставалось самое трудное, встреча с Собаном, если она состоится, конечно. Мартынов решил дать бандитам войти в дачу, подняться в комнату.

Там двое, Данилов и Нина. Иван за столом, девушка на диване.

В столешнице Мартынов сам выдолбил углубление и положил наган. От дверей его не видно, и руки у Данилова не заняты. Чуть что, опустил ладонь – и вот оно, оружие.

Над Сокольниками плыла размагничивающая тишина. Февраль уходил. День становился длиннее, и цвета у него появились по-весеннему яркие.

Снег стал синеватый, и казалось, березы отражаются в сугробах.

Весь день прошел в ожидании.

Много лет уже у Мартынова не было такого спокойного дня. Они переговорили, казалось, уже обо всем, помечтали о будущем.

– Федор Яковлевич, поймаем мы Собана, а дальше? – спросил Данилов.

– Дальше, Ваня, Гришку Адвоката возьмем.

– Ну а потом? – настаивал Данилов.

– Потом... Потом хорошая жизнь будет, Ваня, и начнешь ты учить восточные языки.

– А вы?

– Я хочу речным капитаном стать. Я раз на пароходе по Свири плыл. Ох и красота!

– Как сумерки красиво в лесу опускаются. Смотрите, сугробы совсем синие стали. – Нина подошла к окну. – Едут!

– Все по местам! – скомандовал Мартынов. – Сигнал – слова «пошел вон».

Авто подкатило к даче. Собан вышел, огляделся.

– Одиноко живут, – он кивнул на узкую, полузасыпанную тропку, ведущую от калитки к крыльцу.

– Пошли.

Впереди зашагал Туз. Он толкнул калитку, и запор вылетел. Дверь на веранду поддалась сразу. А вот с входной пришлось повозиться. Но Туз вытащил из-под пальто фомку – замок тихо хрустнул.

Сверху, со второго этажа, донеслись звуки гитары и приглушенный женский голос.

Собан вошел в комнату румяный с мороза, улыбчивый.

Был он похож на благородного отца из провинции. Туз и Семен следом вошли, стали у дверей.

Данилов поставил рюмку на стол, Нина опустила гитару.

– Почтение, Студент, и вам, барышня, не бойтесь, мы не из ЧК.

– А я и не боюсь, – холодно сказал Данилов и потянулся к бутылке, – садитесь.

– Сяду, сяду. Почему не сесть, когда добром зовут.

Собан скинул шубу на руки Семену. Подошел к столу, грузно сел.

– Ты меня знаешь, Студент?

– Не имею удовольствия.

– Я Собан.

– Мне это ничего не говорит.

– Фраер ты, вход в закон рупь, а выход тыща. Поживешь в законе, узнаешь, как со мной говорить.

– Что вам угодно?

Собан взял рюмку, покрутил, понюхал.

– Все, что на Сретенском бульваре взял, отдашь. Тогда жив будешь и маруху твою не тронем.

– А из белья вам ничего не надо? Пошел вон!

В комнату ворвались чекисты.

– Руки! – крикнул Мартынов.

Семен и Туз подняли руки.

Собан выронил рюмку, сунул руку под пиджак, выдернул гранату «мильс». Он не успел дернуть кольцо. Данилов дважды выстрелил в него. Покатилась по полу граната, упал со стула Собан.

Мартынов наклонился, перевернул его:

– Готов.

– Так он же, товарищ Мартынов...

– Действовали правильно, Данилов...

Мартынов повернулся к задержанным. Посмотрел на жующую рожу Туза, бессмысленную и тупую. Увидел бегающие глаза Семена.

– Где Витька Залетный? – повел Мартынов стволом нагана.

– Гад буду, начальник, век свободы не видать... Через полчаса на Мясницкой валютную контору брать будет.

– Данилов, Козлов, в машину! Остальные доставят арестованных.

Операцию по захвату валютной конторы на Мясницкой Копытин готовил сам. Он шагами измерил расстояние от Банковского переулка до конторы, рассчитал время. Трижды заходил в помещение, изучал расположение касс и посты охраны.

Он не очень верил, что Собану удастся отобрать у Студента ценности Васильева. После встречи в кафе «Бом» он понял, что этот мальчонка с холодными глазами совсем не фраерок, как говорил о нем Собан.

В поступках и действиях Студента чувствовалась уверенность и сила, а значит, это не просто одинокий, как волк, налетчик, а человек, за которым кто-то стоит. Возможно, эти кто-то и встретятся с Собаном на даче в Сокольниках.

О своих предположениях Копытин Собану не говорил. Пусть едет. А если его там шлепнут, то и слава богу. Надоел Виктору этот истерик со своим гипертрофированным самоуважением.

Да и пора было кончать с игрушками в казаки-разбойники. Бандиты бандитами, а ротмистр Алмазов-Рюмин шутить не будет. Господа офицеры поопаснее Собана с его уголовниками.

Пора, пора прощаться с Москвой.

Сегодня он берет контору, а потом милая Олечка с дураком мужем. Там ценностей!..

В его распоряжении было три машины.

На пустыре, в Марьиной роще, Копытин проверил у людей оружие, проинструктировал. Конечно, если бы вместо этой уголовной сволочи были офицеры, он бы считал план реализованным. Но ничего, попробуем.

Три машины с пустыря разъехались в разные стороны, чтобы через полчаса встретиться в Банковском переулке.

Копытин посмотрел на часы. Пять. Пора, в это время все сейфы открыты, начинается подсчет валюты.

– Начали, – скомандовал он. – Быстро к дверям. Глушите милицию и – в помещение. Берете все, что в кассах под номерами один и три. Я прикрываю.

Машины рванули с места. Копытин закрыл глаза и перекрестился.

Когда машины подъехали к конторе и бандиты подбежали к дверям, их встретили выстрелами из нагана.

А со стороны Лубянки и Прудов – грузовики с красноармейцами. Из кабины одной из машин ударил пулемет, лес штыков окружил бандитов.

– Ходу! – крикнул Копытин.

Машина сорвалась с места, запетляла по переулкам и остановилась только в Лялином.

– Что будем делать? – спросил шофер.

– Вон трактир, видишь? – кивнул Копытин. – Перекусим и на новое дело пойдем.

– Фартовый ты парень, Витя, с тобой хоть на рога, – засмеялся бандит, сидевший сзади.

Копытин закурил. Затянулся жадно. У него остался последний шанс.

Ольга Григорьевна, не снимая шубы, сидела у окна.

Она и мужа заставила одеться. На столе лежал чемодан темной кожи. В нем все достояние Петра Львовича.

А он потел от волнения, да и в шубе жарко, пенсне протирал.

– Ты, Олечка, с ума сошла с этим Виктором.

– Ты просто ревнуешь.

– К нищей пехтуре?

– Он мужчина, а это за деньги не купишь.

– Ты становишься вульгарной, – вздохнул Петр Львович.

– Ах, оставьте ваши нравоучения хотя бы в такой день. Я... Авто... Авто... Это Виктор, – Ольга Григорьевна побежала к двери.

– Здравствуйте, Петр Львович, – Копытин вошел в комнату и стал у двери, щелкнув каблуками.

– Виктор Алексеевич, – прочувствованно сказал Петр Львович, – вот в этом чемодане все. Этого хватит на две жизни в Париже. Помните...

Копытин не дал ему договорить, рванул чемодан. Ольга увидела его лицо и начала пятиться к дверям в комнату.

– Виктор, – прошептал Петр Львович, – Виктор...

Копытин достал маузер и выстрелил.

С визгом Ольга бросилась в комнату. Ударила руками по оконному стеклу. На улицу посыпались осколки прямо под ноги шедшему мимо патрулю.

– Помогите! – разорвал женский крик морозную тишину.

Копытин дважды выстрелил, и Ольга упала у окна.

Матросы бежали к подъезду.

– Жми! – крикнул бандит шоферу и выстрелил по патрулю.

Словно полотно разорвал воздух залп. И машина, не успев развернуться, стала. Один матрос – к машине. Трое – в парадное.

Копытин поднял чемодан, пошел к черному ходу. Толкнул. Заколочен. А во входную дверь били приклады.

Он вытащил гранату, выдернул кольцо, подтолкнул ее к двери и спрятался за угол. Взрыв вынес дверь.

Пройдя сквозь дымящуюся прихожую, Копытин вышел на черный ход.

Он быстро шел вдоль стены Зачатьевского монастыря, сворачивал в переулки, пока не попал к храму Христа Спасителя.

Мимо шел трамвай. Копытин на ходу прыгнул на подножку.

Елена Климова читала на диване в комнате брата. Прошли дни после визита Манцева. Февраль уже на исходе. Никто ее, слава богу, не беспокоил. И она начала жить, как прежде.

В дверь позвонили. Елена вышла в прихожую.

– Кто там?

– Леночка, – за дверью тихий мужской голос, – Виктор Копытин. Откройте, за мной гонятся.

Елена открыла дверь.

– Вы одна?

– Конечно.

– Укроете на пару дней?

– Да. Я сейчас поставлю чай.

– Спасибо, Лена, – Копытин обессиленно опустился на стул в прихожей.

Елена вошла на кухню и задернула занавески. Человек, сидящий у окна в доме напротив, встал, подошел к телефону, висящему на стене.

Ночью Копытин проснулся. Полежал недолго, прислушался к тишине. Встал, вышел в коридор. Толкнул дверь в комнату Алексея, где спала Елена. Заперто. Усмехнулся, дернув щекой.

Пошел обратно, запер дверь, засветил свечу, раскрыл чемодан. На мгновение Копытин даже закрыл глаза – в чемодане лежали бриллианты, золото, толстые пачки денег.

Он вскочил, сжал кулаки и, дергая щекой, начал тихо приплясывать. Потом успокоился, закрыл чемодан, дунул на свечу, лег и уснул крепко.

Его разбудили звонки и стук. Он вскочил, схватил маузер, бросился к двери.

В прихожую вышла Елена.

– Кто это? – шепотом спросил Копытин.

Она с недоумением пожала плечами и спросила:

– Кто?

– Барышня, Елена Федоровна, это я, дворник, дрова привезли.

– Ой, какое счастье, – всплеснула руками Елена, – сейчас.

Она махнула Копытину рукой: мол, спрячьтесь.

Копытин ушел в комнату, запер дверь, начал быстро одеваться. За дверью гудел бас дворника и слышался голос Елены. Дверь захлопнулась. Копытин выглянул в коридор.

– Сейчас дрова принесут, а потом мы чай пить будем, – лучезарно улыбнулась Елена. – Вы посидите пока у себя.

Копытин закрыл дверь и прильнул глазом к замочной скважине.

Сначала пришел дворник с огромной охапкой дров. Потом второй, в рваном армяке. Потом армяк заслонил скважину, и Копытин слышал только стук дров и голоса мужиков.

Потом Елена благодарила и расплачивалась. Мужики ушли. И снова тишина. И голос Елены:

– Виктор, чай.

Копытин бросил на кровать маузер, сунул наган в карман брюк, вышел в коридор.

У стены аккуратно сложены дрова, немного сора на полу. Он шагнул в коридор... С двух сторон ему заломили руки Данилов и Мартынов.

Вспыхнул свет. В коридор из комнаты вышел Манцев:

– Поручик Копытин?

Копытин скрипнул зубами, дернул щекой.

– Я заместитель председателя МЧК Манцев. Вы арестованы.

Москва. Март 1919 года

Копытина вели по длинному коридору мимо белых двухстворчатых дверей, мимо бронзовых, потемневших ручек, мимо бачка с водой на табуретке, так не вяжущегося с этими дверями и ручками.

Копытин смотрел на все жадно, впитывая в себя эти в общем-то обыденные вещи. И они казались ему необыкновенно прекрасными, потому что видел он все это в последний раз.

Он сидел в кабинете Манцева и смотрел на половинку медали, лежащую на столе. Ему очень хотелось казаться равнодушно-ироничным и спокойным. Но он не мог.

Странное чувство прощания жило в его душе, и оно было сильнее разума и воли.

– Гражданин комиссар, – хрипло сказал он, – я хочу жить.

Манцев долго смотрел на него. Через его кабинет проходили разные люди: холодные, убежденные в своей правоте, заговорщики, истеричные бандиты, говорливые эсеры, путающие допрос с политической дискуссией. Но такого он видел впервые. Человека не было, остался один облик.

– Я не властен решать жизнь и смерть, – сказал Манцев, – для этого есть трибунал. На ваших руках слишком много крови. Но тем не менее полное признание дает вам шанс на снисхождение.

– В чем я должен признаться?

– Банда Собана нас уже не интересует, – Манцев взял в руки половинку медали. – Вот что мне интересно.

Копытин молчал. Нет, внутри его не было жалости к тем, из подполья, он думал о слове «шанс». Мысленно прикидывал, как подороже продать то, что он знает.

– Я знаю пароль, явку, людей. Я могу помочь. Дайте мне карандаш и бумагу, я напишу.

Манцев молча протянул ему стопку бумаги и ручку.

У электромастерских на Пресне, прямо у проходной, наклеена газета.

Стоят рабочие, читают. Жирными буквами на полосе:

«МЧК сообщает о ликвидации особо опасной банды Собана...»

А над городом солнце. Яркое, мартовское. Солнце второй весны революции.

РАССКАЗЫ

Василий Веденеев, Алексей Комов
Самая трудная роль
Нетеатральная драма

АКТ ПЕРВЫЙ
ОЛЕГ

– Свободен, шеф? – через опущенное стекло передней дверцы просунулась помятая физиономия. На Олега дохнуло крутым перегаром.

Пьяных Олег не любил. Не любил вообще, а возить особенно. То пристают с душевными излияниями и, самое противное, со слюнявыми «дружескими» поцелуями, то забывают, куда им надо ехать, или норовят уйти, не расплатившись. За некоторыми и вовсе приходилось салон убирать.

– ...Свободен, спрашиваю? – переспросили нетерпеливо.

Пьяных Олег не любил. Но сегодня пятница – для таксиста богом проклятый день. Пассажир вроде идет, но – сплошные «шляпы». И естественно, маршруты небольшие, сверх если и дают, то так, курам на смех. А Олег в таксисты, собственно, из-за денег пошел. Семья, дети. Со стариками жить надоело. Квартиру надо. Из института отчислился, временно понятно. Только вот уже три года прошло, а восстановиться так и не собрался.

– Куда ехать? – без энтузиазма ответил Олег вопросом на вопрос и добавил, чтоб были пути к отступлению: – А то конец смены скоро.

Дверь раскрылась, и на заднее сиденье тяжело шлепнулся лохматый парень.

– Не боись, – хохотнул он. – Заработаешь. Для начала давай на Ольховую.

– А потом? – хмуро поинтересовался Олег. – Тоже мне, сверхдальний маршрут.

– Потом заберем приятеля в центре – и в Домодедово... Да не кисни, шеф, а то от твоей физиономии скулы сводит, – пассажир поудобнее приладил на коленях «дипломат». – Мы тебе счетчик в оба конца накроем. Навар будет!

Олег вздохнул. Навар его что-то не радовал. Но не высаживать же, раз сел?

...Следя за светофорами и движением, Олег изредка поглядывал в зеркало на своего пассажира. Тот безучастно смотрел в окно.

На Ольховой он попросил остановиться у большого углового дома.

– Здесь подожди, я скоро... – он взялся за ручку двери.

– Сколько ждать? – обреченно спросил Олег и с тоской посмотрел на счетчик. Три сорок можно списать из семейного бюджета.

– Боишься, сбегу? – сощурился пассажир. – На, поцацкайся... – небрежно бросил на сиденье мятую пятерку и, не захлопнув дверцу, быстро пошел к подъезду.

Вернулся он на удивление скоро – пяти минут не прошло. Тяжело уселся на прежнее место и зло бросил «дипломат» рядом.

– ...Скотина безрогая, козел вонючий... Нажрался водяры... – он долго и зло ругался, наконец обратился к Олегу: – Давай в центр...

«Волга» выскочила к площади трех вокзалов, мимо гостиницы «Ленинград», пересекла Садовое кольцо и покатила по улице Кирова...

«Пока до аэропорта доберемся, всю Москву изъездим», – подумал Олег. Но это его совсем не огорчило. Ласковым котенком урчал счетчик. О заплаченной пятерке пассажир и не вспоминал. Нет, не такой уж плохой сегодня день...

– Вот тут останови-ка, приятеля заберем, – пассажир тронул плечо Олега, когда они подъехали к ЦУМу.

Он снова вышел из машины, не торопясь двинулся к дверям магазина, разминая на ходу затекшие ноги и одновременно внимательно вглядываясь в толпу. Его тонкая шея смешно вытягивалась из воротника теплой куртки.

«На гусака похож, – подумал Олег, – а «дипломат» свой из рук не выпускает, золото у него там, что ли?»

Но вот «гусак» резко повернулся и пошел навстречу двум мужчинам. Один – среднего роста, кряжистый, с короткой, как у боксеров, стрижкой. У второго самой значительной деталью был большой пузатый чемодан. Все остальное, казалось, было подогнано к нему.

Приятели радостно встретились и направились к такси. Олег было вышел, чтоб поставить чемодан в багажник, но «боксер» остановил его:

– Не суетись...

Глуховатый окрик резанул Олега. Этого он не любил. Впрочем, черт с ними. Он молча сел за руль.

Приятели втроем втиснулись на заднее сиденье. Олег подумал, что на переднем тоже не так плохо, но смолчал. Их проблемы. Его дело везти.

– А теперь давай в аэропорт, шеф.

...Судя по оживленному и путаному разговору, новые пассажиры тоже были здорово навеселе.

Только машина пересекла кольцевую дорогу, «боксер» достал из бокового кармана пиджака бутылку водки накладной пластмассовый стаканчик.

– Ты, шеф, сейчас потише гони. Расплескаешь, – хохотнул он, а вместе с ним и остальные.

«Тоже подворотню нашли», – со злостью подумал Олег, но снова промолчал.

После бутылки разговор у компании стал еще оживленнее и громче. «Боксер» называл того, что с чемоданом, земляком. Пассажир с «дипломатом» заметно присмирел. Вроде как задумался, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. И вдруг начал неудержимо икать. Наконец это стало раздражать не только Олега.

– Сверни-ка здесь и притормози, – распорядился «боксер». Рядом была небольшая боковая дорога. Олег охотно подчинился.

У кювета рос кустарник, потом нечастые деревья. Чуть дальше виднелся овраг.

Олег ждал, когда тот, с «дипломатом», выйдет из машины. Но он вроде и не собирался. Икать тоже перестал.

– Ну, чего, земляк... приехали, – хрипло сказали сзади.

Олег не сразу узнал голос «боксера» – так он изменился. В зеркальце было видно, как «боксер» ухватил пассажира с чемоданом за ворот одной рукой, а другой полез к нему за пазуху, шаря по внутренним карманам.

Олег даже не понял что к чему. Думал – шутят.

– Чего вы? Чего? – взвизгнул пассажир с чемоданом и рванулся было вверх. После сильного удара в лицо он обмяк и больше не сопротивлялся.

Икавший судорожно расстегивал «дипломат».

Все было слишком серьезно. Олег машинально выдернул ключ зажигания, и мотор заглох.

Наконец «дипломат» раскрылся. «Гусак» вытащил из него что-то темное, металлическое, тускло блеснувшее смазкой.

«Обрез!» – с ужасом понял Олег и бросился из машины. За ним выскочили пассажиры. Вломясь в кусты, Олег побежал, петляя, к оврагу. Выстрелов сзади не раздалось. Зацепившись за какой-то корень, покатился вниз...

Из оврага он вылез только минут через сорок. За это время перед глазами мелькали жуткие сцены из виденных зарубежных детективов. Потом он вдруг вспомнил, что под рукой у него лежала монтировка, и, сообрази вовремя, можно было бы себя защитить. Но он тут же отогнал эту мысль. Нет, такая роль не для него.

Наконец стало ясно, что сидеть и пугать самого себя бессмысленно. Надо возвращаться. Под ноги то и дело попадались сучья. Олег выбрал потолще...

На шоссе он выходить сразу не стал. Осторожно раздвинул кусты и огляделся. Машина с раскрытыми дверцами сиротливо стояла на обочине, болезненно припав на правую сторону. «Шину прокололи, гады», – понял Олег.

У заднего колеса неподвижно сидел пассажир с чемоданом. Глаза у него были закрыты. Никаких признаков жизни.

«Только этого не хватало. С убитым возиться», – испугался Олег.

Но когда он приблизился к машине, «убитый» вздрогнул и быстро повернул голову. Увидев, что это водитель, он снова размяк.

– Ушли? – спросил Олег, на всякий случай не выпуская палки.

– Кажется. Я, как за вами погнались, тоже из машины выскочил... Все унесли, все...

– Что, много было?

– А-а-а... Хватало. Да главное, там, в папке, очень важные бумаги, за которыми я в Москву ездил. Что я теперь на работе скажу? Ой, все прахом...

– Ладно, – Олег отбросил палку, – нытьем делу не поможешь.

Он открыл багажник и достал запаску.

– Помогай! Скорее!

Вскоре салатовая «Волга», отчаянно сигналя на перекрестках, мчалась по Москве. По адресу: Петровка, 38...