Текст книги "Венок усадьбам"

Автор книги: Алексей Греч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Быково

 Постройками в Царицыне ведал Измайлов; находясь в тесных деловых отношениях с приглашенными для возведения царской усадьбы архитекторами, он, естественно, обратился к ним, отстраивая одновременно для себя уютную, с большим вкусом украшенную отчасти еще уцелевшую до наших дней усадьбу села Быкова, в нескольких верстах ниже по Москве-реке. Снова не прямыми свидетельствами, а лишь характером архитектурного почерка узнается здесь авторство двух первейших московских зодчих, Баженова и Казакова.

Дворец Воронцовых-Дашковых в усадьбе Быково Бронницкого уезда. Современное фото

Владимирская церковь (1788) в усадьбе М.М. Измайлова (позднее Воронцовых-Дашковых) Быково Бронницкого уезда. Фото 1960-х гг.

“Эрмитаж” в парке усадьбы Быково. (Не сохранился). Фото начала XX в.

Быково с его заснувшими, поросшими ряской прудами хранило еще недавно остатки прелестного парка XVIII века, украшенного беседками и павильонами. За немногие годы искалечены деревья, разбита архитектура. Крапива, бурьян и лопух вытеснили траву газонов, груда кирпича и щебня лежит на месте прелестного Эрмитажа, еще так недавно засматривавшегося в равнодушное зеркало воды, теперь отражающее также беспристрастно печальную картину разрушения.

Эрмитаж – небольшая двухэтажная постройка со стенами, расчлененными пилястрами, с изящными наличниками окон и фризом со скульптурными гирляндами – являлся типом тех, довольно редких в усадьбах сооружений, которые восходят к французскому академизму XVIII века в его изящном и грациозном варианте, известном под названием стиля Louis XVI. Дома в Вязёмах Голицыных, Богородицке Бобринских, Мерчике Шидловских, Яропольце Чернышевых образуют эту группу сооружений в ряду памятников загородного зодчества; кое-где в провинциальных городах – в Угличе, Плёсе и Коломне, в особенности же в Твери – сохранилось также довольно значительное количество сооружений этого “пилястрового” стиля. Его лучшими же воплощениями являются, конечно, знаменитый Пашков дом, бывший Румянцевский музей, и дом Прозоровских в Москве у Чугунного моста. Именно стилистическая близость к этим постройкам Баженова позволяет отнести Эрмитажный павильон в Быкове к группе памятников, связанных со все еще неясным, далеко не до конца выясненным творчеством Баженова. Правда, за исключением сходства архитектурной манеры, строительного почерка, авторство знаменитого русского зодчего здесь ничем более не подтверждается. И только косвенно, благодаря наличию в Быкове еще одной постройки, указывающей на архитектурную манеру Баженова, предположение это обретает большую вескость и очевидность. Круглая беседка на островке, с ее коринфскими колоннами, держащими широкий карниз и купол, стройная и исключительно хорошо спропорционированная, относится к типу того баженовского ротондального павильона, с которым пришлось встретиться уже в Михалкове, а затем в Царицыне, в “Храме Цереры” (“Золотой сноп”).

Другой архитектурно значительный памятник Быкова – еще уцелевшая церковь, восходящая, по-видимому, к Казакову и повторяющая здесь псевдоготическую декорацию крайне типичного, сложнофигурного в плане сооружения. Барочная сущность псевдоготики совершенно очевидно сказывается здесь и в плане, и в решении внутреннего пространства, и в композиции масс – круглящихся, изломанных, особенно с западной стороны, где расходящиеся марши крутой лестницы, приводящие на высоту храма, поднятого на высоком цокольном этаже, вносят в архитектуру типичнейшие черты беспокойной живописности. Внутри в декорировке стен, в формах иконостаса продолжают звучать элементы псевдоготики, как бы варьирующие здесь черты классицизма; верно, именно в таком типе следует представить себе неосуществленные отделки внутренних помещений Царицынского дворца и его павильонов.

Все три постройки, несомненно, относящиеся ко временам Измайлова, необходимо рассматривать в связи со строительной деятельностью в Царицыне; и возможно, здесь снова выступает Баженов в своем тройном аспекте мастера барокко, псевдоготицизма и классики.

Старый дом в Быкове давно не существует. На его месте в 30-х годах появился новый двухэтажный, с башней в типе английских неотюдоровских замков, сочетавших свои ретроспективные искания с некоторыми чертами итальянской ренессансной архитектуры, в особенности с широкими окнами. Эти черты свойственны, например, дворцу в Алупке, построенному англичанами Блором и Гентом, а также к тому времени перешедшему в руки Воронцовых-Дашковых дому в Быкове. Верно, казался он интересной новинкой в свое время, будучи запечатлен на литографии дилетантом-любителем графом Апраксиным. Отделки внутри соответствовали тому же английскому типу; еще сохранились обшитые дубом стены двухсветной столовой с любопытным фризом из портретов рода Воронцовых под потолком. Остальное все выворочено, разбито, уничтожено находящейся в доме детской колонией. Старые вещи, чудесная Воронцовская библиотека XVIII века – все это ушло безвозвратно. За границу увезен находившийся в Быкове и тщетно разыскивавшийся портрет знаменитой княгини Дашковой, нигде не опубликованный оригинал Левицкого. Точно в новое, посмертное путешествие отправилась эта знаменитая соподвижница Екатерины, в своем открытом платье, отделанном газом, с лентой ордена Екатерины через плечо, со взбитыми высоко волосами прически и любезной улыбкой на сжатых губах...

Остров

 Начиная от Николо-Угреши, монастыря, бывшего наряду с Саввино-Сторожевским излюбленным местом паломничеств Тишайшего царя[147]147
  Имеется в виду царь Алексей Михайлович Романов (1629—1676), прозванный Тишайшим.


[Закрыть], в местности, все более и более живописной, ближе подступают к реке усадьбы. Свое название “Остров” получила знаменитая в истории русской архитектуры церковь от леса, старого бора, кажущегося действительно и посейчас островом среди открытых полей и лугов. Древний храм XVI века, относящийся к блестящей поре русского зодчества, находящийся в непосредственной родственной близости к церкви Вознесения в Коломенском, к Дьяковскому храму, собору Василия Блаженного, дает тот тип сооружения, в котором еще лучше, еще органичнее слились вместе формы деревянной русской архитектуры, итальянизмы кремлевских соборов, быть может, даже отзвуки североевропейского зодчества. Подобно названным выше храмам, постройка эта отличается своим удивительно выисканным треугольным силуэтом, по-видимому, столетиями вырабатывавшимся деревянной русской архитектурой и повторенным здесь. Небольшие главы двух приделов, кажущиеся самостоятельными храмами с рядами иконостасов, волнистые выступы алтарных апсид – все эти крутые массы камня чудесным каменным шатром, возникающим из нескольких рядов кокошников, как окаменелая пена волн, украшающих также основание восьмигранного, устремленного кверху столба, непревзойденно согласованы единым и цельным творческим замыслом. Синтетический гений неведомого строителя претворил, сделав едва ощутимыми, и все те особенности фрязинской архитектуры, которые влились в русское зодчество после алевизовского собора Михаила Архангела в Московском Кремле. И только задавшись специальной целью их отыскания, останавливается глаз, выделяя из общей гармонии форм и деталей незнакомые ранее русскому зодчеству профили карнизов, круглые окна-люкарны, нависающий на шатре пояс машикулей. Окруженный старыми деревьями, расположенный среди ландшафта, мало изменившегося со времен Грозного, храм в Острове – нарядный, бесконечно благородный по формам памятник той эпохи московского зодчества, которая с наибольшим правом может претендовать на название «русского ренессанса».

Преображенская церковь (XVI в.) в дворцовой (позднее гр. А.Г. Орлова-Чесменского) усадьбе Остров Московского уезда. Современное фото

Время унесло когда-то бывшие здесь дворцовые постройки; не уцелели и те сооружения летнего павильонного типа, что были построены здесь владельцем Острова в XVIII веке – графом Алексеем Григорьевичем Орловым, героем Чесменским. Соколиные забавы и полевания Тишайшего царя сменились к тому времени не менее многолюдными охотами хлебосольного московского вельможи. Отряды псарей в праздничных костюмах, своры собак, блестящие группы гостей и зрителей – вся эта толпа разодетых людей, движущаяся и управляемая призывными звуками рогов и лаем собак, к вечеру возвращалась на привал в Остров, в Конный павильон, где роскошный импровизированный ужин под звуки музыки и при свете фейерверков достойным образом заканчивал празднество.

Волшебными бенгальскими огнями сгорели эти красивые страницы былой жизни, оставив след лишь в памяти людей. Новые события, пожары и разгромы вписывали в историю выразительные строки; но все так же стоит храм, по-прежнему молодой и нарядный, как четыреста лет тому назад.

Совсем иная, чем в Острове, скромная и незаметная, но, по-видимому, глубоко культурная жизнь протекала в соседнем Петровском Барятинских[148]148
  Напротив Острова, через Москву-реку, на левом берегу (примеч. ред.).


[Закрыть], где сохранился в старинном липовом парке белый дом с колоннами, увенчанный красивым многоколонным бельведером, изящной ротондой под куполом. В залах и парадных комнатах еще целы прекрасно нарисованные орнаментальные, во вкусе классицизма плафоны и панно – достойная декорация для утраченной мебели карельской березы и резного дерева с золочеными резными украшениями, бронзовых и левкасовых осветительных приборов. Все это ушло отсюда и навсегда утрачено... А река под голубым, вечно обновляющимся небом все так же, как в старину, течет ритмичными извивами то среди широких луговин, то стелется лесистым берегом, где точно самой природой подсказано местоположение усадеб и монастырей.

Ниже по течению, в Новлянском[149]149
  Ныне в черте города Воскресенска Московской области (примеч. ред.).


[Закрыть], сохранился старинный дом стиля барокко, украшенный колонным ризалитом в духе тех дворцов, что украшают усадьбы польских магнатов в западных губерниях и Белоруссии; парки, леса и рощи незаметно сливаются, в просеках или в чаще деревьев мелькают другие помещичьи дома, беседки, искусственные романтические руины...[150]150
  Речь идет, прежде всего, об усадьбах Спасское и Дубки в черте современного Воскресенска (примеч. ред.).


[Закрыть] Позабыты имена владельцев, неведомы имена архитекторов, строителей; только в Черкизове, имении князей Черкасских, в группе храмов выделяется церковь-башня, несколько тяжелая по своим формам, во многом близкая к стилю архитектуры московского барокко XVII века. Это одно из самых ранних сооружений Баженова, первая постройка его во вкусе псевдоготицизма, исполненная еще до поездки за границу в начале 60-х годов XVIII столетия[151]151
  Как видим, А.Н. Греч выдвинул эту гипотезу значительно раньше считавшихся ее авторами И.Э. Грабаря н Г.И. Гунькина. См.: Неизвестные и предполагаемые постройки В.И. Баженова. М., 1951. 252 с. (примеч. ред.).


[Закрыть]. Старый дом не сохранился в Черкизове, об усадьбе и ее владельцах мало упоминается в старинных записях, мемуарах и переписке. И памятью о владельцах поместья являются только, кажется отсюда вывезенные в музей надгробий Донского монастыря, надмогильные памятники двух князей Черкасских, где совершенно необычно, вероятно каким-нибудь неплохим художником школы Рокотова, изображены фреской портреты двух вельмож екатерининского времени в цветных камзолах и кафтанах, в белых париках пудреных волос.

В нескольких верстах от Черкизова Москва-река впадает в Оку. Здесь при устье, на широком просторе полей, стоят, разделенные реками, Голутвин монастырь с интереснейшей оградой XVIII века, украшенной башнями псевдоготики, и другой монастырь (Бобренев. – Ред.), в белых стенах, совсем напротив Коломны, старинного городка с древним кремлем-крепостью. Зубчатые стены, низкие башни-укрепления, где еще сохранились в пролетах ворот опускные железные решетки. Кремль в Коломне кажется более древним, чем в Москве; но некогда именно так выглядела московская цитадель до тех пор, пока не были надстроены башни нарядными и декоративными ярусами сначала Христофором Галовеем, а затем и другими зодчими XVII века. Теперь седая старина Коломны заснула навеки в тиши провинциального городка, живописно раскинувшегося по сторонам берега; обывательские дома, старинные барочные особняки и ампирные постройки прячутся в зелени садов, в кустах сирени и жасмина, цветущей и благоухающей черемухи и рябины. Травой заросли кривые улицы, и если бы не Кремль, трудно было бы поверить в важнейшее некогда значение Коломны как крепости.

Выше по Оке виднеется на высоком берегу, в прорыве деревьев старинный дом усадьбы Дубовицких, впоследствии Губерти, где было не так давно много старины, висели портреты владельцев, писанные Боровиковским, сохранялись интереснейшие библиотека и архив. Верно, отсюда, из окон дома, открывается несравненный вид на безграничные просторы речной долины. А ниже Коломны на том же высоком берегу Оки – другая усадьба, с длинным одноэтажным деревянным ампирным домом, посередине украшенным колонным портиком-крыльцом под треугольным фронтоном.

От истоков до устья, на всем протяжении своем стягивала Москва-река искони деревни, села, города и усадьбы. И думается, нет ей равной реки по богатству и значению памятников старого искусства.

Ока

 Спокойно и величественно течет река, незаметно ширясь и растекаясь в своей долине, принимая все новые и новые притоки. От налетевшего шквала струятся серо-зелеными чешуйчатыми стрелками полоски ряби, быстро обгоняя друг друга; у прибрежных камней всплескивает волна, покачивая просмоленные рыбацкие лодки около развешанных, кружевом кажущихся сетей. А позади на закатном небе громоздятся тучи – синие, лиловые, с огненными, оранжевыми, бледно-зелеными просветами неба. Между ними темной зеленью тянется справа на береговом откосе лес, по необъятным поемным лугам колышется трава, движутся волны по цветущим нивам. Зарницы вспыхивают в небе. Цветет рожь – таково народное поверье.

К вечеру утихает сиверко. Разорванными клиньями повисли тучи; последние косые лучи солнца освещают городок с церквами и колокольнями, с белыми домиками, утопающими в зелени. Городок этот – Касимов. Когда-то был Касимов столицей татарского княжества, когда-то был он аванпостом монголов, беспокоивших отсюда Рязань, грозивших отсюда Москве. Но это было давно, до Грозного. С тех пор же Касимов – мирная и тихая провинция, захолустье, каких сотни и тысячи на русской земле. Тем не менее городок заслуживает внимания, достоин даже справочника-путеводителя по своей старине, не лишенной красочности и своеобразия, может быть, потому, что отпечаток Востока даже сейчас каким-то налетом лежит на его облике.

Сохранилась в Касимове старая мечеть с башней-минаретом, больше похожая на крепостное сооружение; сохранились также приземистые прямоугольные каменные здания, могилы касимовских ханов, архитектурно почти всецело воспринявшие формы русского зодчества. На пыльных улицах дома большей частью деревянные, несущие черты архитектуры ампира, псевдоготики николаевского времени. К ним нередко пристроены закрытые террасы, забранные рамами с цветными – красными, синими, оранжевыми, фиолетовыми и зелеными – стеклами. У иных домов железные водосточные трубы оканчиваются причудливыми мордами фантастических зверей, напоминающих тех химер, что венчают Собор Парижской Богоматери и многие другие средневековые храмы. В церквах неожиданно вырастают красивые и пышные резные иконостасы XVIII века, старинные паникадила; лампады перед иконами, где под записью и окладами угадываются мастерские произведения живописи. Огороженные заборами, позади ворот, сложенных из тесаного камня, ворот часто с колоннами и арками, украшенными каменными шарами, скрыты в зелени садов ампирные дома, дворянские и купеческие, где, конечно, еще сохранились тяжелые кресла красного дерева, неуклюжие комоды, киоты, шкафы с фарфором – гарднеровским, поповским и чуть грубоватым битенинским. На кладбищах, русском и татарском, – могильные памятники, древние, вросшие в землю плиты с надписями, текстами и стихами. Здесь тоже отпечаталась жизнь города за последние столетия.

От косых лучей солнца розовеют колонны дома, золотым жаром загораются стекла окон, главки церквей. Набегают друг на друга дома, сады, колокольни – позади остался городок, так же как вчера, так же как сто лет назад затихший на ночь.

Мало что осталось здесь на Оке от старых поместий. Нет дома в огарёвской усадьбе, не существует и Городище Дивова, усадьба, в которой один из домов был построен в типе мечети – не под впечатлением ли касимовской татарской старины? Два рисунка гр. М.Д. Бутурлина да описание Городища в его записках сохранили лишь память об этой курьезной строительной “затее”[152]152
  Русский архив. 1897. № 2-12; 1898. № 1-3, 5-12.


[Закрыть].

Дальше по реке – снова город. Рязань – столица княжества, некогда тягавшегося с Москвой. Здесь снова остатки вековой старины. остатки былого искусства. Сводчатые палаты князя Олега, типично русские, с небольшими оконцами в нарядных наличниках, устремленная ввысь барочная церковь-собор с белыми жгутами-колоннами около углов – таковы остатки старого княжьего двора в Рязани, городе, где наслаивались архитектурные пласты, лучшие выразители прошедших времен. Сейчас в Рязани все бедно и уныло – но чувствуется, в умелых руках может быть воссоздана картина старого города, чувствуется, что найдутся в нем здания большой художественной выразительности; верно, еще могут быть восстановлены интерьеры барских и купеческих домов начала прошлого века, с их характерной лепниной, росписями, разрисованными кафелями печей. На окраинах, в пригородах и слободках найдутся деревянные домики, усвоившие в своей курьезной и милой архитектуре приемы строительства ампира и псевдоготики, домики с крылечками, портиками, фронтонами, цветными стеклами в стрельчатых переплетах рам, подобные тем, что доживают свой век в уездных городах – Зарайске и Арзамасе. А в классических церквах и более древних старорусских храмах под слоем почернелой олифы и вшивой коросты всплывут еще иконы безымянных творцов древнерусской живописи наряду со своеобразными пересказами итальянской религиозной живописи в работах мастеров XVIII—XIX веков, среди которых, верно, имеются и выученики Арзамасской школы Ступина, школы, где учились крепостные мальчики окрестных помещиков, впоследствии ставшие исполнителями художественных замыслов в глухих уголках русской провинции.

Панорама Рязани. Современное фото

За Рязанью снова села, со старинными церквами, луга, пашни и леса, остатки легендарных муромских дубрав.

Недоезжая нескольких верст до Мурома, на правом берегу Оки одиноко и заброшенно стоит дом, краснокирпичный, с белокаменными деталями; со стороны реки выступает он полуциркулем, соответствующим круглому залу внутри. Здесь окна в два света – нижние стрельчатые, верхние круглые. Типично барский в плане, дом этот наряжен в псевдоготический убор, характер которого снова подсказывает имя все того же В.И. Баженова. Несколько вековых деревьев кругом – единственные остатки старинного сада. Когда-то это был маленький путевой дворец, павильон для остановок по дороге на Выксунские заводы Баташёвых. Здесь на Оке была пристань заводов. Отсюда по берегам, вниз по течению или вверх на бечеве, шли баржи, груженные его изделиями. Далеко отстоящий от резиденции, этот дом у пристани являлся чем-то вроде pavilion de chasse* (* Охотничий павильон (франц.)) для многочисленных гостей Баташевых и наследовавших им Шепелевых. В воспоминаниях Фадеева[153]153
  Фаддеев Н.М. Автобиография рабочего // Материалы по истории революционного движения. Т. 4. Нижний Новгород, 1922. С. 107-111.


[Закрыть], в биографии Сухово-Кобылина, постоянного гостя на Выксе[154]154
  Отец драматурга А.В. Сухово-Кобылина Василий Александрович (1784—1873) был женат на Марии Ивановне Шепелевой (1789—1862). «суровой помещице», и в последние годы жизни был опекуном над расстроенным долгами имением ее родителей и управлял Выксунскими заводами (на р. Выксе у г. Мурома Владимирской губ.). Поэтому А.В. Сухово-Кобылин был “постоянным гостем на Выксе” в имении братьев И.Д. и Н.Д.Шепелевых, славившемся своим театром. Об этом подробно рассказывает в воспоминаниях Е.М. Феоктистов (Атеней. Кн. III. Л., 1926. С. 83-114).


[Закрыть], наконец, в отдельных очерках, от времени до времени появлявшихся на страницах столичной и провинциальной печати, рассказано кое-что о Выксе, о жизни рабочих, о празднествах и увеселениях хозяев. Старинная книжка-описание, гуашь какого-то любителя начала XIX века рисуют общий вид Выксы сто лет тому назад. Без особого порядка вокруг обширного пруда раскинулись постройки поселка и усадьбы – фабричные корпуса, склады, барский дом, церковь, театр.

Старинные заводские усадьбы носят на себе, конечно, своеобразный отпечаток. Их очень немного сохранилось в России, и понятно, здесь более чем где бы то ни было стремительный бег техники ломал на своем пути застывшие памятники старины и искусства. Некоторые усадьбы Пермской губернии, усадьба Гончаровых в Полотняных Заводах, Демидовых в Нижнем Тагиле на Урале, князей Львовых в Усолье, Мальцевых в Гусе Хрустальном и Гусе Железном, И.Р. Баташева в Выксе – все эти места дают контрастом своих памятников быта интереснейшую картину былых социальных отношений. Станки, машины, мельницы, двигатели, убогие жилища рабочих непосредственно противопоставлены здесь барским домам, в окружении садов и парков, убранным внутри с вельможной роскошью и богатством. "Мадонна" Рафаэля, портреты Левицкого, фарфор и бронза, всевозможные изделия собственных заводов, по особым рисункам и эскизам исполнявших предметы самые неожиданные – металлическую мебель, скульптурные отливы, росписи, фонари и десятки других предметов, – все это, разбросанное, растасканное по всей стране, достойно многих увлекательных страниц в истории русского искусства. Но почему-то изучены только фарфоровые заводы, находившиеся во многих русских усадьбах, – Гарднеровский в Дмитровском уезде, в Волокитине у Миклашевских, в Архангельском Юсупова, у Всеволожских и других. Гораздо более скудной является литература уже по заводам стеклянным. Кроме Бахметьевского, которому посвящена особая монография, стекло выделывалось еще во многих других местах. Бокалы, граненые рюмки с позолотой, графины цветного и молочного стекла, флаконы, штофы изготовлялись и где-то неподалеку от Углича и Мышкина, и у Барышниковых в Дорогобужском уезде Смоленской губернии, и во многих других местах. Материалы же по старому русскому тканью, чугунному литью, ковке, оружию, когда-то везде художественно изукрашенному, остались вне поля зрения исследователей русского искусства. А между тем обзоры промышленных, сельскохозяйственных и иных выставок, появлявшиеся много десятков лет тому назад в отечественных периодических журналах, дают немало любопытных, пусть предварительных, но исключительно верных для ориентировки указаний. В результате таких изысканий мог бы возникнуть интереснейший том, рисующий взаимоотношения искусства и техники на протяжении двух столетий. В орбиту этой проблемы вошли бы еще многочисленные помещичьи мастерские и мануфактуры, где изготовлялись мебель, обои, осветительные приборы, ткались и вышивались ковры и шали, плелось тончайшее кружево, даже печатались книги, как это было в Рузаевке у Струйских[155]155
  Типография была создана стихотворцем Николаем Еремеевичем Струйским во второй половине XVIII века в с. Рузаевка Инсарского уезда Пензенской губернии. В ней печатались преимущественно стихотворения Струйского, отличавшегося, по свидетельству современников, отсутствием всякого таланта.


[Закрыть].

Кое-что из металлических изделий Баташевского завода, в том числе бюсты, отливы с портретов владельцев, попали в Нижегородский Исторический музей. Кое-что еще осталось на месте. В главном доме усадьбы уцелели интересные образчики отделки стен и потолков во вкусе второй половины XVIII века, прекрасные [нрзб.] обшивки. Но это все – лишь жалкие остатки того великолепного убранства, которое могли позволить себе миллионщики Баташёвы. В Москве на Яузе, в окружении громадного сада, построили они по проекту французского архитектора Девиньи громадный и роскошный дворец, единственное здание в Москве, могущее соперничать с Пашковым домом. Нарядности архитектуры соответствовала отделка внутри, насколько можно судить по остаткам лепных карнизов, фигурных печей, плафонов, паркетов, отчасти уцелевших еще в этом грандиозном здании, занятом теперь Яузской больницей. Готический павильон на Оке, тоже сохранивший еще фрагменты своей внутренней отделки, сейчас приспособленный под жилье и разгороженный клетушками, как бы предвещает нарядные и пышные хоромы на Выксе. Однако как раз этого не было; чем дальше от центра к периферии, тем, по-видимому, ярче и шире развертывалось искусство – здесь же, на самих заводах, архитектурные памятники скромны и непритязательны. Впрочем, многое ушло отсюда совершенно. Так, не сохранился громадный деревянный театр – одноэтажное здание довольно бесстильной архитектуры 30—40-х годов, с затейливой башенкой, заключавшее в себе почти равный [нрзб.] зрительный зал, нарядно убранный лепниной, и прекрасно оборудованную сцену. Шепелевский театр, незадолго до сломки запечатленный на политипажах, напечатанных в “Ниве”, гремел на всю округу. Занятия с крепостными актерами и в особенности актрисами, заботы об усовершенствовании оркестра, хора, декорации, для исполнения которых приглашались специальные художники, – все это развивалось на Выксе благодаря непомерным баташёвским капиталам. В руках одного из Шепелевых роскошным цветком распустилась эта театральная “затея” на фоне совсем иной, тут же рядом находившейся заводской действительности. Просуществовав недолгое время, театр закончился накануне крестьянской реформы. И только воспоминания современников, колоритные рассказы и анекдоты, да могильные камни выксуненского кладбища над захоронениями некоторых из артистов являются теперь единственными документами этой своеобразной страницы русского помещичьего театра, не прошедшей, однако, бесследно, ибо именно она, бесспорно, повлияла на творчество Сухово-Кобылина[156]156
  Сухово-Кобылин Александр Васильевич (1817—1903). сын А.В. Сухово-Кобылина и М.И. Шепелевой, русский драматург, автор трилогии «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина»; подолгу гостил на Выксунских заводах.


[Закрыть], одного из лучших русских драматургов.

Среди старых русских городов, городов-музеев с основавшейся уже много лет жизнью, бесспорно, не последнее место принадлежит Мурому. К старым удельным княжеским гнездам – Старице, Угличу, Юрьеву-Польскому, Переяславлю-Залесскому с его старинной, до сих пор еще целой Рыбацкой слободой, Ростову Великому, своеобразному русскому аббатству, – примыкали еще некогда имевшие значение крупных торговых центров и города, находящиеся на волжско-окской артерии, Калуга, Гороховец, Кострома, Плёс, Рыбинск, Тверь, Муром – все эти места дают редкий подбор памятников архитектуры и быта. Целые комплексы древних русских домов в Гороховце, важнейшие памятники столь редко где сохранившегося гражданского зодчества XVII века, особняки купечества в Замоскворечье и Плёсе, относящиеся к XVIII столетию, такие же дома ампирной эпохи в Калуге, Костроме, Рыбинске и Муроме развертывают целую цепь в эволюции провинциального русского зодчества, возникшего на торговые деньги. А рядом с хоромами, палатами, домами высятся церкви, своеобразная дань очищения от земных интересов, десятина Богу, где именно в силу этого все подчинено возвышенной религиозной идее и сопровождающему ее воплощенному искусству. Так возводили в городах и усадьбах купцы, откупщики и предприниматели, очищаясь от грехов, от борьбы за наживу [нрзб.], орловские, костромские и многие другие храмы, делая одновременно крупные вклады в сокровищницы монастырей, в которых вечное успокоение находили эти неутомимые деятели.

В живописном Муроме, раскинувшем свои постройки по зеленому откосу Оки, сохранились эти храмы и церкви, шатровые XVI века, пятиглавые XVII века, купольные классические наряду с древними монастырями, укрепленными стенами и башнями; кругом стоят еще опустелые дома-усадьбы купечества, расположенные вдоль берега. Каждый из них стоит на высоком фундаменте, где за железными дверями, теперь закрытыми уже много лет поржавевшими болтами, находились кладовые и амбары. Вверху же, с видом из окон на окские просторы, на реку и заливные за ней луга, с синеющим вдали лесом, находились жилые комнаты, верно, в духе тех, что запечатлены на картинах Федотова, на иных интерьерах наивных и [нрзб.] живописцев арзамасской и венециановской школ[157]157
  Арзамасская школа живописи – первая в провинции частная художественная школа, основана живописцем А.В. Ступиным (1776—1861) в 1802 году в Арзамасе; существовала до 1862 года. Венециановская школа – группа живописцев второй четверти XIX века, учеников А.Г. Венецианова (1780—1847); к ним относились Н.С. Крылов, А.В. Тыранов и другие.


[Закрыть]. Дальше в гору, в сторону города, шли сады, с баней, хозяйственными постройками, может быть даже беседкой, а вниз по откосу, к реке, – настил из досок, мостки, приводившие к пристани, куда причаливали собственные баржи и лодки. По этим доскам перетаскивали в склады сильные и загорелые крючники – как и теперь еще кое-где на Волге – листовое железо, мешки с мукой и крупами, лес; с грохотом вкатывали по дощечкам бочки с рыбой, маслом. Здесь пахло дегтем, пенькой, просмоленными досками и речной свежестью. А из кладовых под домом, занесенные в реестры и торговые книги, шли товары в город, в лавки рядов, где столетиями пользовались все теми же весами и гирями; сюда в базарные дни на торговую площадь съезжались из окрестных сел сотни телег с сеном, горшками, щепным товаром, холстами, яйцами и медом, сюда гуртами и в одиночку пригонялся скот, привозили птицу. Пестрые толпы шумящих людей, лошади, назойливые мухи и золотистая пыль в жаркие дни, непролазная грязь в осеннюю распутицу сопровождали эту исконную, веками сложившуюся картину жизни русского торгового города.

И как всегда, не в самом городе, а в его окрестностях сосредоточены были усадьбы – жилища дворянства. Муромский музей, с его картинами старых мастеров, иностранных и русских, среди которых красуется превосходный рисунок Брюллова к “Последнему дню Помпеи”, – этот музей с его превосходной библиотекой обязан в значительной степени своим происхождением вещам из соседнего уваровского имения. Частью в той усадьбе, частью в подмосковной Поречье накапливали владельцы в течение почти целого столетия древности Греции и Рима, археологические находки в южных русских городах, в Крыму, на Кавказе, тщательно подбирая литературу, русскую и иностранную. В уютных, со вкусом обставленных музейных комнатах нашли себе приют многие вещи и милые мелочи усадебной обстановки* (* Далее, до конца рукописи, текст автором написан карандашом (Сост).).

Целых три монастыря – Благовещенский, с раками святых муромских князей – Константина, Федора и Михаила, Троицкий женский, основанный купцом Борисовым, с богатыми вкладами царя Алексея Михайловича, и Благовещенский[158]158
  Так в рукописи. Очевидно, А.Н. Греч имел в виду Спасо-Преображенский монастырь.


[Закрыть] – украшают город своими старинными нарядными постройками XVII века. Высокие шатровые колокольни, каменные крыльца с висящими арками, церкви и храмы с бесконечно разнообразными наличниками окон, поясами орнаментальных фризов и изразцовых полос, белые ограды с башнями – декоративные пережитки прежних грозных стен и укреплений – все это в зелени деревьев, плодовых садов, темных кладбищ создает неповторимую картину, прекрасно вскрывающую истинно пейзажную сущность русской архитектуры XVII века не только в ансамбле монастыря, княжьего двора, боярских хором, но и в каждом отдельном здании, каждой церкви, прихотливо облепленной приделами, галерейками, крыльцами, слитыми с колокольнями, стенами, воротами. В древних постройках муромских монастырей – целый клад богатых и разнообразных форм декоративной русской архитектуры XVII века. Между ними – белые дома в тиши заглохших садов. Поросшие травой улицы, телеги у коновязи базарного трактира. От зданий и лошадей вытянулись по земле бесконечные тени. Золотые снопы заходящего солнца темной молнией прорезают невидимые в полете стрижи; их тени чертят мгновенные зигзаги на колоннах колоколен, на белых стенах храмов и домов.

И снова река, величественная и спокойная, широкая, то синей, то серо-стальной полосой несущая через песчаные мели, мимо старых сел и деревень свои воды. На излучине реки – бывшее шереметевское село Павлово со старинными храмами, барская усадьба с двумя домами, осененными шумящими ветвями деревьев парка и магометанского кладбища. Переплелись здесь, как в Касимове, как в Рязани, Русь и Татарщина. А при слиянии с Волгой – Нижегородский кремль – древние стены, башни, златоглавые купола, врезающиеся в синее небо, и безграничные речные просторы...