Текст книги "Венок усадьбам"

Автор книги: Алексей Греч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Трогательное ‹предание› сообщает, сливая воедино различные исторические лица, что граф Брюс, вернувшись из похода и узнав о недавней в его отсутствие смерти жены, поспешил в церковь, бросился ко гробу и так и закаменел около него, убитый горем. Фигура его оказалась спиной к алтарю. Три раза переставляли его, но он снова возвращался в первоначальное положение, пока епископ не благословил оставить его в прежней позе. Вообще вокруг Глинок и ее владельца гр. Я.В. Брюса сложился целый фольклор – и в Глинках сообщают об умении его оживлять умершие, даже разрубленные тела, о драконе, прилетевшем к Брюсу, поводом чего, верно, послужили фантастические существа, украшавшие лестничные всходы гротового сооружения, и о замерзавшем среди лета под чарами Брюса пруде, где владелец катался на коньках. Память смутно рисует где-то встречавшуюся картинку – Брюса, катающегося на коньках с развевающимся за спиной плащом. В усадьбе ищут подземные ходы, говорят, что у кого-то есть рукопись, указывающая на существование зарытой библиотеки знаменитого чернокнижника.

Таковы романтические предания. В действительности книжное собрание Брюса, заключавшее в себе немало "магических" и "астрологических" книг, попало в Академию наук – их список был опубликован Хмыровым, также перечисление некоторых [физических] приборов, "куриозитетов", ландкарт, составляющих собственность ученого шотландца[122]122
  Вероятно, этот список был напечатан в одном из журналов, как, например, статья М Д Хмырова о гр. Я.В. Брюсе в «Артиллерийском журнале» (1866. № 1—5), поэтому обнаружить его не удалось. Не упоминается работа Хмырова и в каталоге книг Брюса, опубликованном в 1989 году. См.: Библиотека Я.В. Брюса: Каталог (БАН СССР). Сост. Е.А. Савельева. Л., 1989. 409 с.


[Закрыть].

Как многое другое, дом Брюса в Глинках еще мог бы быть отреставрирован – нетрудно было бы разместить в нем сохранившиеся в Академии наук и мало ей необходимые вещи, повесить в кабинете известный портрет Брюса в мантии и шляпе с пером, наполнить дом мебелью петровского времени.

Только в условиях нашей современности – это утопические мечты. Как все остальное, Глинки обречены на умирание подобно любопытнейшей старинной, еще петровской фабрике – Лосиному заводу[123]123
  Лосиный завод в Богородском был основан Петром I и поручен для наблюдения гр. Я.В. Брюсу.


[Закрыть] на противоположном берегу Клязьмы. Уже несколько лет как сломаны здесь ампирные деревянные домики с колоннами; более старые одноэтажные белые флигеля разбираются на камень и разрушаются с каждым годом.

Это разрушение – в черте природного заповедника, охраняемого Главнаукой[124]124
  Главнаука – подразделение Наркомпроса (примеч. ред.).


[Закрыть]. В многоверстном лесу Лосиного острова еще держатся несколько штук лосей. Высоко вздымают в синее небо свои темно-зеленые кроны вековые ровные сосны. На вырубках под жарким солнцем зреет земляника. Так из года в год. Верно, и теперь, как прежде. А по лугам синей лентой течет полноводная Клязьма мимо деревень, сел, усадеб. Раёк, Болшево, некогда усадьба маркизов Кампанари, херасковское Гребнево, в другую сторону Авдотьино Новикова, Стояново архитектора Баженова, Денежниково Талызиных широким кругом окружают Глинки. Почти везде лишь ничтожные останки усадебной архитектуры, доживающие последние дни памятники былого искусства.

Высоко над рекой расположена усадьба Раёк[125]125
  Усадьба “Рай” или “Раёк” Богородского уезда на Стромынском тракте. Ныне территория дома отдыха в поселке Юность (примеч. ред.).


[Закрыть]. Открытая площадка, на которой стоял старый помещичий дом, отгорожена по откосу парапетом-балюстрадой; еще недавно украшали ее статуи и фигуры львов, напоминавшие собак. На много верст открывается вид на долину Клязьмы – далекий заливной луг, лес и небо, покрытое тучами, звучащими красочной симфонией под лучами заходящего солнца. На месте старого дома – вычурная деревянная дача с балконами и башнями, никак не вяжущаяся с остатками планировки и архитектуры XVIII века. Английский парк разбит по откосу; то спускаясь, то подымаясь, бежит извилистая дорожка. В зелени деревьев белеет квадратный павильон, украшенный по фасадам тонкими тосканскими колоннами, образующими портики-крылечки. В павильоне, светлом внутри, с окнами и застекленными дверями на все четыре стороны, находилась некогда усадебная библиотека. В расцвеченных зарисовках художницы Айзман запечатлены эти остатки старины, а также окрестные памятники искусства, в том числе надгробие графини Брюс в Глинках. Только воспроизведение в красках дает возможность судить об исключительной красоте этого замечательного памятника.

Часто попадаются кругом фабрики, некоторые из них на месте старых усадеб; жалкие поселки, скученные и смрадные дома возникли на месте прежних садов и парков, не оставив почти никаких следов былого. В Болшеве это две церкви – одна высокая, в два света, XVIII века, другая одноэтажная, украшенная пилястрами с трехчастными ампирными окнами под широкими дугами, – вероятно, усыпальница.

В Гребневе цел еще громадный трехэтажный дом с галереями, соединяющими его с флигелями; сохранились ворота в виде триумфальной арки, ближе к тем, что были построены Львовым в глебовском Райке Тверской губернии. Сохранился здесь и обширный запущенный старинный парк с заснувшими, полузаглохшими прудами.

В Авдотьине Новикова уцелели старый сад и церковь с ее историческими могилами в ограде. Быстро разрушается Денежниково[126]126
  Бронницкий уезд. Постройки усадьбы, кроме одной башни и ограды, сохранились (примеч. ред.).


[Закрыть] Талызиных. Здесь одноэтажный дом с колоннадой вровень фасаду удивительно близко напоминал Белый дом Никольского-Урюпина, отличаясь от него, при всей тождественности архитектурной манеры, более грубыми деталями выполнения. Галереи соединяли его с двумя башнями феодального типа, наивной данью романтике XVIII века. Отзвуки модной в 70—80-х годах XVIII века псевдоготики сочетались здесь с ранним французским классицизмом. Дом разрушают на кирпич – обстановка уже давно расхищена, лишь в зале развороченным трупом лежит рояль – старинный типичный “флюгель” начала прошлого столетия. Старые портреты, пастели Барду разошлись, распылились по московским и провинциальным музеям. Еще цел парк – регулярный, французский. В нем пахнет сыростью и в тени расцветают нежные лиловые и розовые аквилегии.

Баженовская усадьба Стояново уже давно не существует, может быть, лет сто или более. И тем не менее удалось разыскать ее по старинным публикациям о продаже в “Московских ведомостях” за 60-е годы XVIII века. Подробно, красочным языком описывалось в газетном объявлении сельцо Стояново с господским домом, перспективной, на несколько верст ведущей к нему дорогой-аллеей, прудами, богатыми рыбой, на одном из которых на острове указывалась земляная “увеселительная крепость”. Кому не известно из исследователей старого искусства, что земляные сооружения – то, что наиболее стойко противится времени. Исчезают постройки, вырубаются насаждения – только земляные валы и канавы остаются неизменными. И вот, исходя из этого, можно было заключить, что земляная крепостца в Стоянове уцелела до наших дней. Так и оказалось оно в действительности; свои первоначальные очертания сохранил пруд в виде четырехлистника с двумя более длинными заливами, и посреди него остров, на котором валы сохранили очертания затейливого форта. Барочный узор этого сооружения при всей незначительности, конечно, в истории русской архитектуры дополняет все же любопытным штрихом еще неведомое нам, еще до сих пор по-настоящему не раскрытое лицо архитектора В.И. Баженова. Но и для истории садово-паркового искусства этот остаток старины в далекой и мало посещаемой части Московской губернии имеет известное значение. Он передает тип тех сооружений из земли на островах, появление которых было подсказано соображениями чисто практического порядка – использованием избытков земли при копании прудов. Подобные сооружения были и на пруду кусковского озера, и, верно, также в старой усадьбе Урусовых – Осташове Волоколамского уезда.

В разных местах к востоку от Москвы, от Троицы до Богородска и Бронниц, были рассеяны помещичьи усадьбы – то роскошные дворцы вроде Гребнева и Денежникова, то стильные ансамбли, как Глинки, Ахтырка или псевдоготическая Марьинка[127]127
  Усадьба в Коломенском уезде, Сохранилось псевдоготическое здание Конного двора (примеч. ред.).


[Закрыть] Бутурлиных, то масонские гнезда, как Авдотьино и Саввинское, то, наконец, обжитые дворянские и буржуазные дома – Мураново и Абрамцево. Все эти места внесли посильный вклад свой в историю русской архитектуры, садово-паркового искусства, скульптуры, живописи, литературы, поэзии, декоративных искусств... И поэтому историк не может обойти молчанием ни зданий Глинок, ни надгробия Мартоса, ни литературного материала Муранова. Все это – рассеянные крупицы того растоптанного и сметенного годами небывалой смуты и волнений, что зовется русской культурой...

X

Горенки

Нескончаемой прямой, то повышаясь, то сбегая вниз в долины, раздвигая леса, уходит в бесконечность дорога. Она однообразна и уныла; ее полотно отграничивают две сточные канавы. Все одно и то же направо и налево, монотонна и печальна стена полей и леса. Глаза не смотрят в сторону, они следуют за мыслью туда, где кажется в бесконечной дали где-то кончается же долгий путь. Под хмурым небом сырого, дождливого дня изображена эта дорога на картине Левитана. Название картины – “Владимирка”. Одно слово, но полно оно горя и слез, омыто оно рыданиями так же, как дождями колеи дороги. Слово – символ. Надо ли раскрывать его? Пока еще помнят – но разве не заслонили его теперь другие слова – символы горя и страданий – Вишера, Печора, Соловки...

Дворянские усадьбы, дворцы вельмож раскинулись и здесь. Роскошные постройки Разумовских и Голицыных в Горенках и Пехре-Яковлевском, Румянцевых в Фенине и Троицком-Кайнарджи – более скромные в Кучине Рюминых, Ново-Гирееве Тарковских, Большой Пехре Гагариных, Зенине Дивовых.

Строительная деятельность графов Разумовских – одна из блестящих страниц русского зодчества XVIII века. Родоначальник и старший представитель семьи граф Алексей Григорьевич при помощи лучших архитекторов своего времени, Растрелли и Квасова, возводит дворцы в Гостилицах под Петербургом, в Перове под Москвой, где он постоянно принимал императрицу Елисавету, церкви в Козельце, дворец в Почепе на Украине. Его брат, гр. К.Г. Разумовский, гетман Украины, строит дворцы в Батурине по чертежам Ч.Камерона, грандиозный дворец в Москве на Гороховской улице, одно из лучших произведений М.Ф. Казакова, дома в Поливанове и [Петровско]-Разумовском и много других сооружений. Его сын граф Алексей Кириллович, ученый-ботаник своего времени, прозванный русским Линнеем, министр народного просвещения при Александре I, отстраивает в свое время славившиеся Горенки[128]128
  Горенки Московского уезда с 1744 года принадлежали гр. Разумовским. При А.К. Разумовском (1748—1822) в Горенках был создан широко известный в России ботанический сад. В XIX веке усадьбой владели Волков, затем Третьяковы, в XX веке – Севрюгов.


[Закрыть] под Москвой, вблизи Владимирской дороги.

Дворец в усадьбе гр. А.К. Разумовского Горенки Московского уезда. Вид со стороны пруда. Фото конца 1940-х гг.

Усадьба эта испытала немало превратностей судьбы. Знаменитые на всю Россию сады и дендрологический парк Горенок, выпускавшие в свое время даже научный бюллетень, быстро и навсегда закончили свое существование по смерти их основателя. Грандиозный дворец, перешедший в купеческие руки, был совершенно изуродован и превращен в текстильную фабрику. В залах с расписными плафонами и стенами, с превосходными паркетными полами были поставлены станки и машины. Понадобились десятилетия культуры для того, чтобы младшее поколение купцов Третьяковых, поняв художественную ценность старого памятника искусства, вывели из дворца фабрику и употребили громадные средства для восстановления его в духе старой классической архитектуры; для того точно, чтобы после 1917 года расположился во дворце дом отдыха со своими вереницами коек и своей стереотипно-однообразной жизнью.

Напрасно стал бы современный посетитель усадьбы искать в парке Горенок остатки интересных и необычных насаждений. Все те же липы, ели, березы и сосны образуют его зеленый массив; и кажется, будто все деревья, завезенные и привитые этой почве из Америки и Азии, погибли вместе со смертью владельца, точно не могли они больше жить без внимательного присмотра и постоянной опеки.

Садовый фасад Горенок, выходящий на пруд, в этом месте имеющий, конечно, смысл зеркала, украшен бесконечной вереницей колонн, увенчанных аттиком, колонн, охватывающих два этажа и придающих зданию торжественный вид, подобный звучному и полному мажорному аккорду. Как звук, растекаются они дальше, образуя круглящиеся галереи, приводящие каждая к символичному, чисто декоративному павильону. Широкая лестница во всю ширину фасада маскирует цокольный этаж фундамента и еще больше подчеркивает торжественность фасада.

Большое мастерство, вкус и понимание классического зодчества проявил здесь художник-реставратор, восстановивший по-своему искалеченный фасад дворца. С другой стороны центральную часть дворца украшает многоколонный портик, покоящийся на аркаде цокольного этажа совсем так, как это видно на старом политипаже во “Всемирной иллюстрации”, где помещена была статья, посвященная усадьбе. С этой стороны дом стоит в центре громадного полукруга, в центре широко раскрытого cour d’honneur’a, образованного рядом симметрично расположенных домов и флигелей, из которых каждый в отдельности смело мог бы быть самостоятельным помещичьим домом. Тосканские колонны, арки, фронтоны и аттики при глади стен, прорезанных окнами, производят несколько строгое и холодное впечатление. Дворец в Горенках приписывается архитектору Менеласу, действительно работавшему для Разумовских, принимавшему участие в возведении дворца в Почепе, но в большинстве случаев известному лишь возведенным им в парке Царского Села псевдоготическим зданием Арсенала.

Открытое пространство двора с одной стороны – луга и водоемы с другой – немало содействуют величественности архитектурного замысла. Небольшой пригорок, где стоит дворец, образует террасу; широкий ступенчатый сход приводит на площадку с длинным, в ширину здания, искусственным прудом-зеркалом; два бронзовых одноглавых орла превосходного литья, водруженные на каменных постаментах по бокам лестницы, четко рисуются на синем небе и охватывают в пролете белые колонны дома. Эти орлы – царственные и горделивые – дают интересное отклонение от обычных, применявшихся в подобных точках фигур львов. Справа от дома на сотни сажень протянулись стены бывших в Горенках оранжерей. Вместо редких цветов и растений здесь буйно разрослись бурьян, крапива, лопух, кусты бузины среди груд обломанного кирпича и белого известкового камня. Так же одичал парк; почти не сохранилось в нем садовой архитектуры; лишь чудом каким-то уцелел небольшой павильон с куполом на круглом барабане и грот около одного из прудов, довольно интересный образчик такого рода сооружений. В насыпном холме, теперь заросшем высокими деревьями, спрятано помещение под сферическим куполом, освещенное замаскированными люкарнами; два подземных коридора, довольно длинных, приводят и выводят из него.

Большинство дорожек в парке заглохло; протоптаны ногами многочисленных посетителей новые тропинки и дороги. После праздных дней до следующей недели хранит парк память о [теперешних] своих посетителях – обрывки газет, конфетные обертки, пустые, опорожненные бутылки, помятую траву, густую шелуху семечек и орехов на дорожках. В дни же отдыха в парке Горенок толпа людей – “московские африканцы” в трусах, дешевыми духами надушенные девицы, заглушающие ароматами запахи травы и леса, ухарские взвизгивания гармошки, треньканье гитары и балалайки, стереотипные и тупо заученные комсомольские песни, непрерывно распеваемые, верно, потому, что нет у этих людей мыслей и тем для беседы. Человеческое стадо, представленное этой толпой, топчет и срывает все на своем пути, заполняя к вечеру густой, безнадежно однообразной и ограниченной массой платформы ближайших дачных станций.

Пехра-Яковлевское

 В анналах русской истории имя кн. П.М. Голицына, строителя усадьбы Яковлевское-Пехра, ничем не замечательно. Но зато в истории русского искусства, в истории русского собирательства оно заслуживает всяческого внимания. Именно кн. П.М. Галицыным была собрана коллекция картин старых мастеров, которая под именем “Голицынской” явилась первым в Москве “музеумом”. Развитой эстетический вкус сказался и в постройке подмосковной усадьбы, где над небольшой речкой Пехоркой возник настоящий дворец во вкусе архитектуры Louis XVI. Двухэтажный дом, расчлененный пилястрами, с простыми, но изящными наличниками окон, двумя круглящимися галереями соединен с флигелями-крыльями, в свою очередь сообщающимися с несколько более поздними, в стиле ампир отстроенными корпусами оранжерей, украшенными по фасаду дорическими колоннами. Так, раскинувшись в ширину, господствует дом над равниной речки, виднеясь целиком издали, с владимирской дороги. Садовый фасад много короче. Быстро отходящие корпуса, спрятанные деревьями боковые флигеля как бы изолируют одну только среднюю часть дома, выходящую на выложенную каменными плитами площадку, лежащую ниже пригорка, на котором расположен парк. Площадка эта обведена каменным парапетом, украшенным интересными фигурами лежащих и сидящих львов, статуями и вазами, высеченными из известняка и потому с течением времени сильно выветрившимися. Любопытно, однако, что все эти скульптуры являются работой русских мастеров в подражание западноевропейским художникам. Длинная и широкая аллея-просека ведет по главной оси дома в обширный парк. Вход в аллею образует с площадки лестница, охраняемая львами; перекрещиваются регулярные дорожки французского в своей планировке сада, образуя в двух местах площадки со звездообразно расходящимися восемью аллеями. На одном из этих перекрестий был фонтан, теперь поверженный на землю, в виде трех граций, несомненно, также ремесленной русской работы XVIII века. Парк заглох, его дорожки в большинстве случаев заросли; постепенно сливается теперь регулярный сад с лесом, в свою очередь соприкасающимся с парком соседних Горенок. Справа от дома, живописно рисуясь среди зелени, находится церковь, круглый в плане храм со ‹световым› барабаном и куполом, с западной стороны имеющий притвор в обрамлении двух симметрично поставленных по бокам колоколен. Этот тип церкви, встречающийся сравнительно редко – в соседнем Троицком-Кайнарджи Румянцева, в Молодях Серпуховского уезда – и восходящий к двухколокольному храму, возведенному Старовым в Александро-Невской лавре, был отстроен пока еще мало известным московским архитектором третьей четверти XVIII века Карлом Бланком. Быть может, чертежи для этой действительно мастерской постройки дал Старов. По-видимому, и барский дом с его изящной декорацией стен, легкой лепниной внутри проектировал тот же Бланк, автор красивой, теперь разрушенной церкви Бориса и Глеба в Москве у Арбатских ворот. На старинной акварели, сохраняющейся в Историческом музее в Москве, представлена вся усадьба на пригорке над протекающей внизу запруженной речкой. Дом, флигеля, церковь, живописные купы деревьев образуют красивый ландшафт. Этот вид не повторить теперь. От главного дома остался лишь костяк – одни обгоревшие стены, зияющие пустыми провалами своих окон. Сгорела и обстановка дома – старинная мебель, росписи, картины, бронза. Только в церкви несколько картин старых мастеров на религиозные темы, почерневшие и трудно различимые в темноте, вероятно, составлявшие некогда часть галереи кн. П.М. Голицына, дают представление о характере наполнявших дом коллекций художественных произведений.

Дворец в усадьбе кн. М.П. Голицына Пехра-Яковлевское Московского уезда. Вид после пожара 1924 г. Фото 1920-х гг.

Перейдя от разорившегося кн. П.М. Голицына к его брату[129]129
  Петр Михайлович Голицын был убит в 1775 году на дуэли, и усадьба перешла к его сыну Михаилу. Однако здесь жил, строил дворец и церковь его дядя, вице-канцлер Александр Михайлович, брат покойного (примеч. ред.).


[Закрыть], усадьба расширялась и украшалась; тогда заведены были оранжереи – верно, не без влияния соседних горенковских, разбит английский парк в сторону Владимирской дороги, даже за нее. Трудно сказать, были ли в этом парке какие-либо “затеи” – до нашего времени дошел только грот, выложенный из дикого камня, совсем близко от дороги, у подножья песчаной обсыпи с растущими вверху соснами.

Переходя в течение полутора веков из рук в руки[130]130
  Пехра-Яковлевское до 1828 года принадлежало Голицыным, затем Гагариным, Нарышкиным, кн. Лобанову-Ростовскому, Шелашниковым и Рооп.


[Закрыть], усадьба принадлежала в годы, предшествовавшие революции, фон Роопу; хотя в обстановку дома и были внесены многие изменения в духе современности, тем не менее вся старина поддерживалась заботливой и внимательной рукой.

Ураган 1917 года уничтожил ее. Обгорелый дом, с травой, вырастающей на его карнизах, теперь не более чем живописная руина в духе картин Гюбера Робера.

Троицкое-Кайнарджи. Фенино. Зенино

 Выдающиеся заслуги перед государством на военном и административном поприще, постоянная благосклонность монархини содействовали тому, что в руках гр. П.А. Румянцева скопились значительные денежные и земельные богатства.

Гомель, обширное имение в Белоруссии, собственно, почти владетельное княжество, Вишенки на Украине, где фельдмаршал построил обширный дворец в псевдоготическом стиле, наконец, земли под Москвой составляли широкое поприще для строительной деятельности.

Троицкое-Кайнарджи, названное так в память столь лестного для России мира, заключенного Румянцевым в 1775 году в Кучук-Кайнарджи[131]131
  Село Троицкое было пожаловано фельдмаршалу гр. Румянцеву-Задунайскому Петру Александровичу (1725—1796) после заключения в 1775 году Кучук-Кайнарджийского мира, в связи с чем усадьба получила название Троицкое-Кайнарджи. После смерти сына фельдмаршала С.П. Румянцева была разделена между дочерьми, сменив фамильную принадлежность.


[Закрыть], прилегающие к селу деревни Фенино и Зенино, в своих наименованиях мило сохранившие имена дочерей графа, – эти три деревни составляли обширное подмосковное имение. Надо думать, что граф Румянцев был не чужд искусству; недаром одаривает его Екатерина картинами, сервизом, недаром привлекает он лучших художников для исполнения портретов, постройки домов, установки памятников. Эстетический вкус, склонность к собирательству унаследовал и старший сын его, граф Николай Петрович, создатель знаменитого Румянцевского музеума и обширнейшего книгохранилища[132]132
  Румянцевская библиотека была создана в 1862 году на основе публичного Румянцевского музея. С 1925 года – Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина (с 1992 года – Российская Государственная библиотека).


[Закрыть].

Время при помощи рук неблагодарных потомков истерло многие следы деятельности этих примечательных людей. Дворец в Вишенках стоит в развалинах, дворец в Гомеле давно уже перестроен последующим владельцем графом Паскевичем, дом в Троицком не существует, с бокового фасада Румянцевской библиотеки сняты буквы истинно культурной и гуманной дарственной надписи – “От канцлера графа Румянцева на благое просвещение”. Льстивые и подлые царедворцы наших дней присвоили книгохранилищу иное имя...

Троицкая церковь (1771—1775) в усадьбе гр. П.А. Румянцева-Задунайского Троицкое-Кайнарджи Московского уезда. Современное фото

В Троицком стоит только двухколокольный храм – интересный памятник развития типа постройки, встретившейся в соседнем Яковлевском-Пехре, да остатки регулярного липового парка. И как ни странно, от Румянцевых остались главным образом скульптуры, монументы, рассеянные в разных местах до сих пор. Странные, не совсем обычные судьбы русской скульптуры сказались и здесь. В Риме знаменитому итальянскому ваятелю Канове была заказана мраморная “Статуя Мира”, сохранившаяся и посейчас в одном из книжных залов Пашкова дома. Эта фигура, отлитая в бронзе, послужила составной частью памятника гр. П.А. Румянцеву в Гомеле и Екатерине II в Фенине. Впрочем, оба они были поставлены уже после смерти фельдмаршала, так же, конечно, как надгробие его в Киево-Печерской лавре.

Этот монумент, исполненный в сером и желтом мраморе, – великолепный образчик блестящего сотрудничества двух выдающихся художников начала XIX века – скульптора Мартоса и архитектора Т. де Томона. Содружество это не случайно – им обязана история русского искусства чудесным павильоном "Супругу-Благодетелю" в Павловске; оно же, без сомнения, налицо и в надгробном памятнике церкви села Самуйлова, роскошного имения князей Голицыных в Смоленской губернии, где дом, возможно, проектировал Т. де Томон. В папках Музея изящных искусств в Москве сохранилось несколько проектов-вариантов памятника графу Румянцеву в Киево-Печерской лавре, а в здании Пашкова дома на лестнице медальон – портрет фельдмаршала, увеличенное повторение профиля киевского монумента.

Как уже говорилось выше, оба памятника – Екатерине II в Фенине и фельдмаршалу Румянцеву в Гомеле – восходят к “Статуе Мира” Кановы. Они совершенно однотипны, их автором является известный русский скульптор Демут-Малиновский, несколько лет учившийся своему художеству в Риме у Кановы. Совершенно так же, как Канова беззастенчиво перерабатывал антики иногда – как то показывает пример Персея – Аполлона Бельведерского с очень незначительными изменениями, так и русский скульптор совершенно хладнокровно перенес в свои монументы 1834 года бронзовый отлив с хорошо ему известной, конечно, “Статуи Мира”.

На постаменте с пытающейся всползти на него змеей стоит портретный бюст Екатерины II в античном шлеме (в Фенине), графа Румянцева – в Гомеле. Справа, чуть опираясь на пьедестал, стоит аллегорическая женская фигура, одетая в ткани, прекрасно моделирующие ее грациозное тело, с копьем в левой отставленной руке и оливковой ветвью, символом мира, в правой. Тождество бронзовой фигуры с мраморным оригиналом полное, но, несмотря на это, почему-то не бросилось оно в глаза исследователям русского искусства. На пыльной деревенской улице этот памятник Фелице, точно ответ на колонну, поставленную Екатериной в Царском Селе, “Победам Румянцева”, кажется теперь каким-то чудным и неоправданным анахронизмом[133]133
  Этот памятник Екатерине II был демонтирован, вывезен в Москву и передан в фонды Музея архитектуры имени А.В. Щусева. В настоящее время установлен в Донском монастыре (примеч. ред.).


[Закрыть]. Впоследствии в прекрасном, удивительно зрелом, но все еще всецело мартосовском памятнике графу Барклаю де Толли в Йыгевесте[134]134
  Надгробный памятник фельдмаршалу Барклаю де Толли работы В.И. Демут-Малиновского был поставлен в 1823 году в имении полководца Йыгевесте (Эстония).


[Закрыть] Демут дал дальнейшее развитие воспринятому им женскому образу в фигуре Победы; венчающей венком бюст полководца, эффектно выделяющийся на фоне гранитного треугольника. Фигуры, барельефы, военная арматура – все это сообщает эстляндскому памятнику в деревенской церкви характер торжественного монумента, на который, если бы не обстоятельства, имел все права Барклай де Толли.

Фамилия Румянцевых пресеклась с канцлером Николаем Петровичем[135]135
  Не совсем верно: усадьбой Троицкое-Кайнарджи до своей смерти в 1838 году владел Сергей Петрович Румянцев, который и был похоронен в специальном мавзолее при Троицкой церкви. Затем имение было разделено. Одна из дочерей графа была замужем за Н.А. Дивовым, которой досталось Зенино, другая за кн. Голицыным, к которому перешла центральная часть усадьбы (примеч. ред.).


[Закрыть]. Книги, коллекции, картины стали служить «благому просвещению». Родовые земли и усадьбы перешли к новым владельцам, придавшим им уже иной характер. Зениным владел в середине XIX века кн. Н.А. Дивов.

Печатавшиеся целых два года в “Русском архиве” записки гр. М.Д. Бутурлина[136]136
  Бутурлин М.Д. Записки графа Михаила Дмитриевича Бутурлина. Воспоминания, автобиография, исторические современные мне события и слышанные от старожилов, портреты, впечатления, артистические сведения, литературные заметки и фамильная летопись // Русский архив. 1897. № 2-12; 1898. № 1-3, 5-12. Бутурлин Михаил Дмитриевич (1807—1876), военный историк, чиновник.


[Закрыть] бесспорно являются одним из ценнейших источников для знакомства с русской усадебной жизнью первой половины XIX века. Усадьбы Калужской, Московской, Тульской, Рязанской губерний, где по обязанностям своей службы или по общественным связям бывал автор, – составляют длинный список, свыше ста мест. Граф Бутурлин, однако, не ограничивался литературными описаниями; свои способности рисовальщика, верно, унаследованные от матери, урожденной графини Воронцовой, он употребил на зарисовку тех мест, куда условия жизни или случай его приводили. Можно думать, что им составлено было несколько таких альбомов, где тщательность рисунка и прирожденный вкус в выборе мотивов искупают погрешности дилетантского почерка. Описывая Большую Алёшню, имение Кикиных-Волконских в Рязанской губернии, граф Бутурлин прямо сообщает, что им было снято много видов усадьбы, которые он предполагал издать при помощи литографии. Однако почему-то это намерение, несомненно, обогатившее бы скудную литографию русских усадеб, не осуществилось. Рисунки, хотя и были исполнены, не были размножены в литографических оттисках. Если бы не случайная находка, едва ли можно было бы познакомиться вообще с характером его иллюстраций к столь интересным запискам. В 1928 году лицом, назвавшимся вымышленным именем, был принесен в Музей изящных искусств альбом карандашных рисунков с предложением приобрести их. Перелистывая альбом с мелькавшими в нем видами Троицкого княгини Дашковой, Воронцовки графов Воронцовых, Городища и Зенина Дивовых, Большой Алёшни Волконских, Знаменского Бутурлиных, сразу показалась близкой вся эта серия зарисованных видов к запискам, напечатанным в “Русском архиве”. И действительно, почти все листы имели на себе подпись автора – гр. М.Д. Бутурлина. Покупка не состоялась, и альбом был взят владельцем обратно. Можно было думать, что ценнейший альбом этот, на несколько дней вышедший из забвения, снова канет в Лету. Однако тщательные поиски, произведенные в Тамбове, установили, во-первых, прежнее местонахождение альбома в Воронцовке, также адрес его владельца. Неведомыми путями рисунки графа Бутурлина оказались во владении некоего “красного командира”, у которого он и был приобретен автором настоящих строк. Таким образом, ценнейший иконографический материал оказался не потерянным для истории русского, в частности усадебного, искусства. Внимательное обследование показало, однако, что альбом сохранил не все свои листы. Ряд страниц из него был вырван, вероятно, какими-то любителями “картинок”. Это обстоятельство предрешило судьбы остальных листов. Три рисунка, изображающие Воронцовку, перешли в собственность автора до сих пор не напечатанной монографии об этой усадьбе А.В. Лебедева[137]137
  Лебедев Алексей Васильевич (1888—1944), член Общества изучения русской усадьбы.


[Закрыть], серия изображений Алёшни поступила в коллекцию Ю.Б. Шмарова[138]138
  Шмаров Юрий Борисович (1898—1989), член Общества изучения русской усадьбы, историк.


[Закрыть], один рисунок, представляющий давно сломанную, но крайне интересную для русского искусства двухшатровую церковь XVI века в Серпухове, поступил в Исторический музей как важный иконографический документ. В нашем собрании оказались остальные листы. Двум усадьбам своего родственника Н.А. Дивова – селу Городище на Оке и Зенину под Москвой – отвел в своем альбоме граф Бутурлин заметное место. Два рисунка изображают любопытнейший дом в Городище, построенный Дивовым в виде турецкой мечети с минаретом и псевдовосточными украшениями на стенах. Этот деревянный дом больше не существует; быть может, его восточный характер – некоторая дань couleur locale* (* здесь: местный колорит (франц.).) Рязанской губернии, где в татарском городе Касимове и посейчас видны еще некоторые остатки мусульманского искусства. Другие рисунки, более многочисленные, представляют Зенино со стороны сада, где на невысоком пригорке стоит небольшой дом, окруженный деревьями, и со стороны въезда, а также запечатлены постройки фермы, частично возведенные архитектором Дюкро в псевдорусском стиле, фермы, образцово здесь поставленной видным и передовым сельским хозяином своего времени, каким был Н.А. Дивов. Все эти постройки, частично уцелевшие до нашего времени, показывают то эклектическое искание новых форм зодчества, которое столь характерно для николаевской эпохи и которое не миновало и русской усадьбы.

Любительский альбом графа Бутурлина, куда он заносил все “занимательное”, встречавшееся ему в городках и усадьбах, оказался чудесным документом об утраченном... В посмертном венке русским усадьбам одна веточка, несомненно, принадлежит этому мемуаристу и дилетанту-художнику...