Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Алексей Апухтин

 
                   Не говори о ней! К. чему слова пустые?
                   Но я тебе скажу, что жалкою толпой
                   Пред ней покажутся красавицы другие,
                   Как звезды тусклые пред яркою звездой.
 
 
                   Ее не исказил обычай жизни светской,
                   Свободна и светла она меж нас идет,
                   Не видно вам огня из-за улыбки детской…
                   Но счастлив будет тот, кто в ней огонь зажжет!
 
 
                   Не говори о ней цветам, деревьям, тучам…
                   Но в сердце я твоем привык читать давно:
                   Я вижу, что любви сиянием могучим,
                   Как солнечным лучом, оно озарено!
 
 
                   Оно забилось всем, что свято и высоко:
                   И жалостью к другим, и верою в людей…
                   О, как свою любовь ни затаи глубоко,
                   Невольно всё в тебе заговорит о ней!
 

Конец 1870-х годов?

 
                    Как тиха эта ночь! Всё сидел бы без дум,
                       Да дышал полной грудью, да слушал…
                    И боишься, чтоб говор какой или шум
                       Этот чудный покой не нарушил.
                    Но покоя душе моей нет! Его прочь
                          Гонит дума печальная…
                       Мне иная припомнилась ночь —
                          Роковая, прощальная…
 
 
                       В эту ночь – о, теперь, хоть теперь,
                       Когда кануло всё без возврата,
                       Когда всё так далёко, поверь,
                       Я люблю тебя нежно и свято! —
                    Мы сидели одни. Бледный день наступал.
                       Догорали ненужные свечи.
                       Я речам твоим жадно внимал…
                       Были сухи и едки те речи.
 
 
                    То сарказмом звучали, иронией злой,
                    То, как будто ища мне мучения нового,
                       Замолкали искусно порой,
                       Чтоб не дать объясненья готового.
                    В этот миг я бы руки с мольбою простер:
                       "О, скажи мне хоть слово участья,
                       Брось, как прежде, хоть ласковый взор, —
                       Мне иного не надобно счастья!"
 
 
                       Но обида сковала язык,
                       Головой я бессильно поник.
                    Всё, что гордостью было, в душе подымалося;
                    Всё, что нежностью было, беспомощно сжалося, —
                       А твой голос звучал торжеством
                       И насмешкой терзал ядовитою
                       Над моим помертвелым лицом
                       Да над жизнью моею разбитою…
 

Конец 1870-х или начало 1880-х годов?

Рыбница

 
                       Вся зала ожидания полна,
                       Партер притих, сейчас начнется пьеса.
                       Передо мной, безмолвна и грозна,
                       Волнуется грядущего завеса.
 
 
                       Как я, бывало, взор туда вперял,
                       Как смутный каждый звук ловил оттуда!
                       Каких-то новых слов я вечно ждал,
                       Какого-то неслыханного чуда.
 
 
                       О Новый год! Теперь мне всё равно,
                       Несешь ли ты мне смерть и разрушенье,
                       Иль прежних лет мне видеть суждено
                       Бесцветное, тупое повторенье…
 
 
                       Немного грез – осколки светлых дней —
                       Как вихрем, он безжалостно развеет,
                       Еще немного отпадет друзей,
                       Еще немного сердце зачерствеет.
 

Декабрь 1880

 
                 Зачем загадывать, мечтать о дне грядущем,
                 Когда день нынешний так светел и хорош?
                 Зачем твердить всегда в унынии гнетущем,
                 Что счастье ветрено, что счастья не вернешь?
                 Пускай мне суждены мучения разлуки
                 И одиночества томительные дни —
                 Сегодня я с тобой, твои целую руки,
                       И ночь тиха, и мы одни.
                 О, если бы я мог, хоть в эту ночь немую,
                       Забыться в грезах золотых
                 И всё прошедшее, как ношу роковую,
                       Сложить у милых ног твоих.
                 Но сердце робкое, привыкшее бояться,
                       Не оживет в роскошном сне,
                 Не верит счастию, не смеет забываться
                 И речи скорбные нашептывает мне.
                 Когда я удалюсь, исполненный смущенья,
                    И отзвучат шаги мои едва,
                 Ты вспомнишь, может быть, с улыбкою сомненья
                       Мои тревожные моленья,
                 Мои горячие и нежные слова.
                 Когда враги мои холодною толпою
                 Начнут меня язвить и их услышишь ты,
                 Ты равнодушною поникнешь головою
                    И замолчишь пред наглою враждою,
                    Пред голосом нелепой клеветы.
                 Когда в сырой земле я буду спать глубоко,
                 Бессилен, недвижим и всеми позабыт, —
                       Моей могилы одинокой
                       Твоя слеза не оросит.
                       И, может быть, в минуту злую,
                 Когда мечты твои в прошедшее уйдут,
                    Мою любовь, всю жизнь мою былую
                       Ты призовешь на строгий суд, —
                 О, в этот страшный час тревоги, заблужденья,
                    Томившие когда-то эту грудь,
                 Мои невольные, бессильные паденья
                       Ты мне прости и позабудь.
                    Пойми тогда, хоть с поздним сожаленьем,
                       Что в мире том, где друг твой жил,
                    Никто тебя с таким самозабвеньем,
                       С таким страданьем не любил.
 

1881

 
                     Из отроческих лет он выходил едва,
                     Когда она его безумно полюбила
                     За кудри детские, за пылкие слова.
                     Семью и мужа – всё она тогда забыла!
 
 
                     Теперь пред юношей, роскошна и пышна,
                     Вся жизнь раскинулась, – орел расправил крылья,
                     И чует в воздухе недоброе она,
                     И замирает вся от гневного бессилья.
 
 
                     В тревоге и тоске ее блуждает взгляд,
                     Как будто в нем застыл вопрос и сердце гложет:
                     «Где он, что с ним, и с кем часы его летят?..»
                     Всё знать она должна и знать, увы! – не может.
 
 
                     И мечется она, всем слухам и речам
                     Внимая горячо, то веря, то не веря,
                     Бесцельной яростью напоминая нам
                     Предсмертные прыжки израненного зверя.
 

Март 1882

 
                      Настойчиво, прилежно, терпеливо,
                         Порой таинственно, как тать,
                      Плоды моей фантазии ленивой
                         Ты в эту вписывал тетрадь.
 
 
                      Укрой ее от любопытных взоров,
                         Не отдавай на суд людей,
                      На смех и гул пристрастных приговоров
                         Заветный мир души моей!
 
 
                      Когда ж улягусь я на дне могилы
                         И, покорясь своей судьбе,
                      Одну лишь память праздного кутилы
                         Оставлю в мире по себе, —
 
 
                      Пускай тебе тетрадь напомнит эта
                         Сердечной дружбы нашей дни,
                      И ты тогда забытого поэта
                         Хоть добрым словом помяни!
 

6 октября 1882

 
                      Несется четверка могучих коней,
                         Несется, как вихорь на воле,
                      Несется под зноем палящих лучей
                         И топчет бесплодное поле.
 
 
                      То смех раздается, то шепот вдвоем…
                         Всё грохот колес заглушает,
                      Но ветер подслушал те речи тайком
                         И злобно их мне повторяет.
 
 
                      И в грезах недуга, в безмолвье ночей
                         Я слышу: меня нагоняя,
                      Несется четверка могучих коней,
                         Несется нещадная, злая.
 
 
                      И давит мне грудь в непосильной борьбе,
                         И топчет с неистовой силой
                      То сердце, что было так верно тебе,
                         Тебя горячо так любило!
 
 
                      И странно ты смотришь с поникшим челом
                         На эти бесцельные муки,
                      И жалость проснулася в сердце твоем:
                         Ко мне простираешь ты руки…
 
 
                      Но шепот и грохот сильней и грозней…
                         И, пыль по дороге взметая,
                      Несется четверка могучих коней,
                         Безжизненный труп оставляя.
 

1882

 
                      Дика, молчалива, забав не любя,
                         От жизни ждала ты чего-то,
                      И люди безумной назвали тебя,
                         Несчастную жертву расчета.
 
 
                      Вдали от отчизны чужая страна
                         С любовью тебя приютила;
                      По берегу озера, вечно одна,
                         Ты грустною тенью бродила.
 
 
                      И, словно покорствуя злобной судьбе,
                         Виденья тебя посещали,
                      И ангел прекрасный являлся тебе
                         В часы одинокой печали.
 
 
                      Глаза его жалостью были полны,
                         Участием кротким, небесным,
                      И белые крылья при свете луны
                         Горели алмазом чудесным.
 
 
                      Тебе говорил он: "Не вечно же тут
                         Судьба тебе жить указала,
                      Утешься, страдалица, годы пройдут,
                         А счастия в жизни не мало!"
 
 
                      И годы прошли молодые твои,
                         Ты вынесла всё терпеливо
                      И снова в кружок нелюбимой семьи
                         Вернулась, дика, молчалива.
 
 
                      По рощам знакомым, по тихим полям
                         Ты грустною тенью блуждала…
                      Однажды ты юношу встретила там —
                         И в ужасе вся задрожала.
 
 
                      На бледных устах твоих замер привет;
                         Он снова стоял пред тобою,
                      Тот ангел прекрасный исчезнувших лет,
                         Но жизнью дышал он земною!
 
 
                      Блистали глаза из-под черных бровей,
                         И белые зубы сверкали,
                      И жаром неопытных юных страстей
                         Румяные щеки пылали.
 
 
                      Не кротость участия взор выражал:
                         Царем он казался могучим,
                      И очи и плечи твои покрывал
                         Лобзанием долгим и жгучим.
 
 
                      Сбылось предсказанье, свершились мечты.
                         Да, счастия в жизни не мало:
                      За годы безумья тяжелого ты
                         Безумье блаженства узнала.
 

Февраль 1883

Санкт-Петербург

 
                 О да, поверил я. Мне верить так отрадно…
                    Зачем же вновь в полночной тишине
                 Сомненья злобный червь упрямо, беспощадно
                 И душу мне грызет, и спать мешает мне?
 
 
                    Зачем… когда ничтожными словами
                 Мы обменяемся… я чувствую с тоской,
                    Что тайна, как стена, стоит меж нами,
                 Что в мире я один, что я тебе чужой.
 
 
                 И вновь участья миг в твоем ловлю я взгляде,
                       И сердце рвется пополам,
                 И, как преступнику, с мольбою о пощаде
                    Мне хочется упасть к твоим ногам.
 
 
                 Что сделал я тебе? Такой безумной муки
                       Не пожелаешь и врагу…
                       Он близок, грозный час разлуки, —
                 И верить нужно мне, и верить не могу!
 

Май 1883

 
                Люби, всегда люби! Пускай в мученьях тайных
                Сгорают юные, беспечные года,
                Средь пошлостей людских, среди невзгод случайных
                             Люби, люби всегда!
 
 
                Пусть жгучая тоска всю ночь тебя терзает,
                Минута – от тоски не будет и следа,
                И счастие тебя охватит, засияет…
                             Люби, люби всегда!
 
 
                Я думы новые в твоем читаю взоре,
                И жалость светит в нем, как дальняя звезда,
                И понимаешь ты теплей чужое горе…
                             Люби, люби всегда!
 

Август 1883

 
                   О, скажи ей, чтоб страсть роковую мою
                      Позабыла, простила она,
                   Что для ней я живу, и дышу, и пою,
                      Что вся жизнь моя ей отдана!
 
 
                   Что унять не могу я мятежную кровь,
                      Что над этою страстью больной
                   Засияла иная – святая любовь,
                      Так, как небо блестит над землей!
 
 
                   О, сходите ко мне, вдохновенья лучи,
                      Зажигайтеся ярче, теплей,
                   Задушевная песня, скорей прозвучи,
                      Прозвучи для нее и о ней!
 

12 ноября 1883

 
                        Мне всё равно, что я лежу больной,
                           Что чай мой горек, как микстура,
                     Что голова в огне, что пульс неровен мой,
                     Что сорок градусов моя температура!
                           Болезни не страшат меня…
                           Но признаюсь: меня жестоко
                           Пугают два несносных дня,
                           Что проведу от вас далеко.
                     Я так безумно рад, что я теперь люблю,
                           Что я дышать могу лишь вами!
                       Как часто я впиваюсь в вас глазами
                     И взор ваш каждый раз с волнением ловлю!
                     Воспоминаньями я полон дорогими,
                     И хочет отгадать послушная мечта,
                     Где вы теперь, и с кем, и мыслями какими
                           Головка ваша занята…
                        Немая ночь мне не дает ответа,
                     И только чудится мне в пламенном бреду,
                           Что с вами об руку иду
                        Я посреди завистливого света,
                           Что вы моя, навек моя,
                        Что я карать могу врагов неправых,
                        Что страх вселять имею право я
                        В завистниц ваших глупых, но лукавых…
                     Когда ж очнуся я средь мертвой тишины —
                     Как голова горит, как грудь полна страданья!
                        И хуже всех болезней мне сознанье,
                        Что те мечты мечтами быть должны.
 

9 января 1884

 
                  Письмо у ней в руках. Прелестная головка
                  Склонилася над ним, одна в ночной тиши,
                  И мысль меня страшит, что, может быть, неловко
                  И грустно ей читать тот стон моей души…
 
 
                  О, только б ей прожить счастливой и любимой,
                  Не даром ввериться пленительным мечтам…
                  И помыслы мои всю ночь текут неудержимо,
                  Как волны Волхова, текут к ее ногам…
 

21 сентября 1884

 
                О, будьте счастливы! Без жалоб, без упрека,
                      Без вопля ревности пустой
                Я с вами расстаюсь… Пускай один, далеко
                   Я буду жить с безумною тоской,
                   С горячими, хоть поздними мольбами
                      Перед потухшим алтарем.
                О, будьте счастливы, – я лишний между вами,
                      О, будьте счастливы вдвоем!
 
 
                   Но я б хотел – прости мое желанье, —
                      Чтобы назло слепой судьбе
                      Порою в светлый миг свиданья
                      Мой образ виделся тебе;
                Чтоб в тихом уголке иль средь тревоги бальной
                      Смутил тебя мой стих печальный,
                   Как иногда при блеске фонарей
                       Смущает поезд погребальный
                       На свадьбу едущих гостей.
 

Декабрь 1884

 
                  Когда мы были с ней и песнь ее звучала,
                  Всё делалось вокруг теплее и светлей,
                  И с благодарностью шептали мы, бывало:
                           «Дай Боже счастья ей!»
 
 
                  Когда же злая жизнь бросала тень печали
                  От милого лица и ласковых очей,
                  С боязнью и мольбой мы часто повторяли:
                           «Дай Боже счастья ей!»
 
 
                  И сердце гордое, что билось так спокойно,
                  Заговорило вдруг сильней и горячей…
                  О, счастье нужно ей, она его достойна…
                           «Дай Боже счастья ей!»
 
 
                  Увы! Разлуки час всё ближе подступает,
                  И мы в смущении покорно говорим:
                  "Для солнца и любви она нас покидает,
                           «Дай Боже счастья им!»
 

Январь 1885

 
                         Без волненья, без тревоги
                         Он по жизненной дороге
                         Всё шагает день и ночь,
                         И тоски, его гнетущей,
                         Сердце медленно грызущей,
                         Он не в силах превозмочь.
 
 
                         Те, что знали, что любили,
                         Спят давно в сырой могиле;
                         Средь неведомых равнин
                         Разбрелися остальные —
                         Жизни спутники былые…
                         Он один, совсем один.
 
 
                         Равнодушный и бесстрастный,
                         Он встречает день прекрасный,
                         Солнце только жжет его;
                         Злая буря-непогода
                         Не пугает пешехода,
                         И не ждет он ничего.
 
 
                         Мимо храма он проходит
                         И с кладбища глаз не сводит,
                         Смотрит с жадною тоской…
                         Там окончится мученье,
                         Там прощенье, примиренье,
                         Там забвенье, там покой!
 
 
                         Но, увы! не наступает
                         Миг желанный… Он шагает
                         День и ночь, тоской томим…
                         Даже смерть его забыла,
                         Даже вовремя могила
                         Не открылась перед ним!
 

Февраль 1885

 
                     Вы говорите, доктор, что исход
                     Сомнителен? Ну что ж, господня воля!
                     Уж мне пошел пятидесятый год,
                  Довольно я жила. Вот только бедный Коля
                     Меня смущает: слишком пылкий нрав,
                     Идеям новым предан он так страстно,
                  Мне трудно спорить с ним – он, может быть,
                                                         и прав, —
                  Боюсь, что жизнь свою загубит он напрасно.
                  О, если б мне дожить до радостного дня,
                  Когда он кончит курс и выберет дорогу.
                     Мне хлороформ не нужно: слава Богу,
                  Привыкла к мукам я… А около меня
                  Портреты всех детей поставьте, доктор милый,
                  Пока могу смотреть, хочу я видеть их.
                        Поверьте: в лицах дорогих
                  Я больше почерпну терпения и силы!..
                     Вы видите: вон там, на той стене,
                     В дубовой рамке Коля, в черной – Митя…
                  Вы помните, когда он умер в дифтерите
                  Здесь, на моих руках, вы всё твердили мне,
                     Что заражусь я непременно тоже.
                  Не заразилась я, прошло тринадцать лет…
                  Что вытерпела я болезней, горя… Боже!
                  Вы, доктор, знаете… А где же Саша? Нет!
                        Тут он с своей женой… Бог с нею!
                  Снимите тот портрет, в мундире, подле вас;
                        Невольно духом я слабею,
                  Как только встречу взгляд ее холодных глаз.
                  Всё Сашу мучит в ней: бесцельное кокетство,
                     Характер адский, дикая вражда
                  К семейству нашему… Вы знали Сашу с детства,
                  Не жаловался он ребенком никогда,
                  А тут, в последний раз, – но это между нами —
                     Он начал говорить мне о жене,
                  Потом вдруг замолчал, упал на грудь ко мне
                  И плакал детскими, бессильными слезами…
                     Я людям всё теперь простить должна,
                     Но каюсь: этих слез я не простила…
                        А прежде как она любила,
                     Каким казалась ангелом она!..
                  Вот Оля с детками. За этих, умирая,
                     Спокойна я. Наташа, ангел мой!
                  Уставила в меня глазенки, как живая,
                  И хочет выскочить из рамки золотой.
                  Мне больно шевельнуть рукой. Перекрестите
                  Хоть вы меня… Смешно вам, старый атеист,
                  Что ж делать, Бог простит! Вот так… Да отворите
                        Окно. Как воздух свеж и чист!
                     Как быстро тучки белые несутся
                  По неразгаданным, далеким небесам…
                     Да, вот еще: к моим похоронам,
                        Конечно, дети соберутся.
                     Скажите им, что, умирая, мать
                  Благословила их и любит, но ни слова,
                  Что я так мучилась… Зачем их огорчать!
                  Ну, доктор, а теперь начните – я готова!..
 

Июль 1886