Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Алексей Апухтин

НА НОВЫЙ ГОД

 
Безотрадные ночи! Счастливые дни!
Как стрела, как мечта пронеслися они.
Я не год пережил, а десятки годов,
То страдал и томился под гнетом оков,
То несбыточным счастием был опьянен…
Я не знаю, то правда была или сон.
 
 
Мчалась тройка по свежему снегу в глуши,
И была ты со мной, и кругом ни души…
Лишь мелькали деревья в серебряной мгле,
И казалось, что все в небесах, на земле
Мне шептало: люби, позабудь обо всем…
Я не знаю, что правдою было, что сном!
 
 
И теперь меня мысль роковая гнетет:
Что пошлет он мне, новый, неведомый год?
Ждет ли светлое счастье меня впереди,
Иль последнее пламя потухнет в груди,
И опять побреду я живым мертвецом…
Я не знаю, что правдою будет, что сном!
 

Декабрь 1881 (?)

ПОДРАЖАНИЕ ДРЕВНИМ

 
В грезах сладострастных видел я тебя;
Грез таких не знал я никогда любя.
Мне во сне казалось: к морю я пришел —
Полдень был так зноен, воздух так тяжел!
На скале горячей, в ярком свете дня
Ты одна стояла и звала меня,
Но, тебя увидя, я не чуял ног
И, прикован взором, двинуться не мог.
Волосы, сверкая блеском золотым,
Падали кудрями по плечам твоим;
Голова горела, солнцем облита,
Поцелуя ждали сжатые уста;
Тайные желанья, силясь ускользнуть,
Тяжко колебали поднятую грудь,
Белые одежды, легки, как туман,
Слабо закрывали твой цветущий стан,
Так что я под ними каждый страсти пыл,
Каждый  жизни трепет трепетно ловил…
И я ждал, смятенный: миг еще, и вот
Эта ткань, сорвавшись, в волны упадет…
Но волненьем страшным был я пробужден.
Медленно и грустно уходил мой сон.
К ложу приникая, я не мог вздохнуть,
Тщетные желанья колебали грудь,
Слезы, вырываясь с ропотом глухим,
Падали ручьями по щекам моим,
И, всю ночь рыдая, я молил богов:
Не тебя хотел я, а таких же снов!..
 

2 июня 1857

" Когда Израиля в пустыне враг настиг, "

Исход, глава XIV, стих XX

 
Когда Израиля в пустыне враг настиг,
Чтоб путь ему пресечь в обещанные страны,
    Тогда Господь столп облачный воздвиг,
Который разделил враждующие станы.
Одних он тьмой объял до утренних лучей,
    Другим всю ночь он лил потоки света.
 
 
    О, как душе тоскующей  моей
        Близка святая повесть эта!
В пустыне жизненной  мы встретились давно,
Друг друга ищем мы и сердцем и очами,
    Но сблизиться нам, верь, не суждено:
Столп облачный стоит и между нами.
Тебе он светит яркою звездой,
    Как солнца луч тебя он греет,
    А мой удел, увы! другой:
    Оттуда мне лишь ночью веет,
    И безотрадной и глухой!
 

Начало 1870-х годов

НА БАЛЕ

 
Блещут огнями палаты просторные,
Музыки грохот не молкнет в ушах.
Нового года ждут взгляды притворные,
Новое счастье у всех на устах.
 
 
Душу мне давит тоска нестерпимая,
Хочется дальше от этих людей…
Мной не забытая, вечно любимая,
Что-то теперь на могиле твоей?
 
 
Спят ли спокойно в глубоком молчании,
Прежнюю  радость и горе тая,
Словно застывшие в лунном сиянии,
Желтая церковь и насыпь твоя?
 
 
Или туман неприветливый стелется,
Или, гонима незримым врагом,
С дикими воплями злая метелица
Плачет, и скачет, и воет кругом,
 
 
И покрывает сугробами снежными
Все, что от нас невозвратно ушло:
Очи, со взглядами кроткими, нежными.
Сердце, что прежде так билось тепло!
 

1860-е годы

" Пусть не любишь стихов ты; пусть будет чужда "

 
Пусть не любишь стихов ты; пусть будет чужда
Тебе муза моя, безотрадно плакучая,
Но в тебе отразилась, как в море звезда,
    Вся поэзия жизни кипучая.
И какие бы образы, краски, черты
Мог художник похитить в огне вдохновенья,
Пред которыми образ твоей красоты
    Побледнел бы хотя на мгновенье?
И какая же мысль упоительней той,
Чтоб любить тебя нежно и свято,
Чтоб отдать тебе счастье, и труд, и покой,
Чтобы, все позабывши, лишь только тобой
    Было верное сердце объято?
    И какие же рифмы звучней
    Твоего поцелуя прощального,
    Что и ныне, в безмолвьи ночей,
Не отходит от ложа, от ложа печального,
    И мелодией будит своей
Все мечты невозвратно утраченных дней,
    Все блаженство минувшего, дальнего?..
 

1870-е годы

СТАРАЯ ЛЮБОВЬ

 
О, не гони меня, – твердит она, вздыхая, —
  Не проклинай докучный мой приход,
  Еще не раз душа твоя больная
      Меня, быть может, призовет!
  Я только тень… зачем же против тени
  Старинную враждующую  рать
      Упреков, жалоб и сомнений
      С невольной злобой вызывать?
  Я только тень, я призрак без названья,
Мой  жертвенник упал, огонь на нем погас,
Но есть меж нами связь; та связь – твои страданья:
  Они навек соединили нас.
Ты можешь позабыть и ласки, и объятья,
И речи нежные, и тихий блеск очей,
  Но не забудешь жгучие проклятья,
  Смущавшие покой твоих ночей.
И верь мне: чем сильней росло твое волненье,
Чем ближе ты страдал, без пользы жизнь губя,
Тем ближе чуял ты мое прикосновенье,
Тем явственней звучал мой голос для тебя.
Благодари меня за все: за пыл мечтаний,
За счастье и обман, за солнце и грозу,
  За каждый вопль разбитых упований,
      За каждую пролитую слезу;
  И если, жизнью смят, в томлении недуга,
  Меня ты призовешь, к тебе явлюсь я вновь,
  Я, лучших дней твоих забытая подруга,
      Я старая и верная любовь!
 

1886

" Как пловец утомленный, без веры, без сил, "

 
Как пловец утомленный, без веры, без сил,
Я о береге жадно мечтал и молил;
Но мне берег несносен, тяжел мне покой,
Словно полог свинцовый висит надо мной…
Уноси ж меня снова, безумный мой челн,
В необъятную ширь расходившихся волн!
Не страшат меня тучи, ни буря, ни гром…
Только б изредка все утихало кругом,
И чуть слышный, приветливый говор волны
Навевал мне на душу волшебные сны,
И в победной красе, выходя из-за туч,
Согревал меня солнца ласкающий луч!
 

1885

БУДУЩЕМУ ЧИТАТЕЛЮ

В альбом О. А. Козловой

 
Хоть стих наш устарел, но преклони свой слух
И знай, что их уж нет, когда-то бодро певших,
Их песня замерла, и взор у них потух,
И перья выпали из рук окоченевших!
 
 
Но смерть не все взяла. Средь этих урн и плит
Неизгладимый след минувших дней таится;
Все струны порвались, но звук еще дрожит,
И жертвенник погас, но дым еще струится.
 

Конец 1860-х годов

АСТРАМ

 
Поздние гости отцветшего лета,
Шепчутся ваши головки понурые,
Словно клянете вы дни без просвета,
Словно пугают вас ноченьки хмурые…
 
 
Розы – вот те отцвели, да хоть жили…
Нечего вам помянуть пред кончиною:
Звезды весенние вам не светили,
Песней не тешились вы соловьиною…
 

Начало 1860-х годов

МАЮ

 
Бывало, с детскими мечтами
Являлся ты как ангел дня,
Блистая белыми крылами,
Весенним голосом звеня;
Твой взор горел огнем надежды,
Ты волновал мечтами кровь
И сыпал с радужной одежды
Цветы, и рифмы, и любовь.
 
 
Прошли года. Ты вновь со мною,
Но грустно юное чело,
Глаза подернулись тоскою,
Одежду пылью занесло.
Ты смотришь холодно и строго,
Веселый голос твой затих,
И белых перьев много, много
Из крыльев выпало твоих.
 
 
Минуют дни, пройдут недели…
В изнеможении тупом,
Забытый всеми, на постели
Я буду спать глубоким сном.
Слетев под брошенную крышу,
Ты скажешь мне: «Проснися, брат!»
Но слов твоих я не услышу,
Могильным холодом объят.
 

1859

ВСТРЕЧА

 
Тропинкой узкою я шел в ночи немой,
И в черном женщина явилась предо мной.
Остановился я, дрожа, как в лихорадке…
Одежды траурной рассыпанные складки,
Седые волосы на сгорбленных плечах —
Все в душу скорбную  вливало тайный страх.
Хотел я своротить, но места было мало;
Хотел бежать назад, но силы не хватало,
Горела голова, дышала тяжко грудь…
И вздумал я в лицо старухи заглянуть,
Но то, что я прочел в ее недвижном взоре,
Таило новое, неведомое горе.
Сомненья, жалости  в нем не было следа,
Не злоба то была, не месть и не вражда,
Но что-то темное, как ночи дуновенье,
Неумолимое, как  времени теченье.
Она сказала мне: «Я смерть, иди со мной!»
Уж чуял я ее дыханье над собой,
Вдруг сильная рука, неведомо откуда,
Схватила, и меня, какой-то силой чуда,
Перенесла в мой дом…
                      Живу я, но с тех пор
Ничей не радует меня волшебный взор,
Не могут уж ничьи приветливые речи
Заставить позабыть слова той страшной встречи.
 

Конец 1860-х годов

ЛЮБОВЬ

 
Когда без страсти и без дела
Бесцветно дни мои текли,
Она как буря налетела
И унесла меня с земли.
 
 
Она меня лишила веры
И вдохновение зажгла,
Дала мне счастие без меры
И слезы, слезы без числа…
 
 
Сухими, жесткими словами
Терзала сердце мне порой,
И хохотала над слезами,
И издевалась над тоской;
 
 
А иногда горячим словом
И взором ласковых очей
Гнала печаль, – и в блеске новом
В душе светилася моей!
 
 
Я все забыл, дышу лишь ею,
Всю жизнь я отдал ей во власть,
Благословить ее не смею
И не могу ее проклясть.
 

1872

ПОЗДНЕЕ МЩЕНИЕ

 
Она не может спать. Назойливая, злая
Тоска ее грызет. Пылает голова,
И душит мрак ее, и давит тишь ночная…
Знакомый голос, ей по сердцу ударяя,
Лепечет страшные, безумные слова:
 
 
"Когда, потупив взор, походкою усталой
Сегодня тихо шла за гробом ты моим,
Ты думала, что все меж нами миновало…
Но в комнату твою вошел я, как бывало,
И снова мы с тобой о прошлом говорим.
 
 
Ты помнишь, сколько раз ты верность мне сулила,
А я тебя молил о правде лишь одной?
Но ложью ты мне жизнь как ядом отравила,
Все тайны прошлого сказала мне могила,
И вся душа твоя открыта предо мной.
 
 
Я все тебе прощал: обманы, оскорбленья,
Я только для тебя хотел дышать и жить…
Ты предала меня врагам без сожаленья…
И вот теперь она пришла, минута мщенья,
Теперь я силен тем, что не могу простить.
 
 
Я силен потому, что труп не шевельнется,
Не запылает взор от блеска красоты,
Что сердце, полное тобою, уж не бьется,
Что в мой свинцовый гроб твой голос не ворвется,
Что нет в нем воздуха, которым дышишь ты!
 
 
Я буду мстить тебе. Когда, вернувшись с бала,
Ты, сбросив свой наряд, останешься одна,
В невольном забытьи задремлешь ты сначала,
Но в комнату твою войду я, как бывало,
И ночь твоя пройдет тревожно и без сна.
 
 
И все, забытое среди дневного гула,
Тогда припомнишь ты: и день тот роковой,
Когда безжалостно меня ты обманула,
И тот, когда меня так грубо оттолкнула,
И тот, когда так зло смеялась надо мной!
 
 
Я мщу тебе за то, что жил я пресмыкаясь,
В безвыходной тоске дары небес губя,
За то, что я погиб, словам твоим вверяясь;
За то, что, чуя смерть и с жизнью расставаясь,
Я проклял эту жизнь, и душу, и тебя!!."
 

Июль 1884

ДВА ГОЛОСА

Посвящается С. А. и Е. К. Зыбиным

 
Два голоса, прелестью тихой полны,
    Носились над шумом  салонным,
И две уж давно не звучавших струны
    Им вторили в сердце смущенном.
 
 
И матери голос раздумьем звучал
    Про счастье, давно прожитое,
Про жизненный путь между мелей и скал,
    Про тихую радость покоя.
 
 
И дочери голос надеждой звучал
    Про силу людского участья,
Про блеск оживленных, сияющих зал,
    Про жажду безвестного счастья.
 
 
Казалось, что, в небе лазурном горя,
     С прекрасной вечерней зарею
Сливается пышная утра заря, —
     И блещут одной красотою.
 

1870-е годы

" Опять в моей душе тревоги и мечты, "

 
Опять в моей душе тревоги и мечты,
И льется скорбный стих, бессонницы отрада…
О, рви их поскорей – последние цветы
    Из моего поблекнувшего сада!
Их много сожжено случайною грозой,
      Размыто ранними дождями,
А осень близится неслышною стопой
С ночами хмурыми, с бессолнечными днями.
    Уж ветер выл холодный по ночам,
Сухими листьями дорожки покрывая;
    Уже к далеким, теплым небесам
Промчалась журавлей заботливая стая,
И между липами, из-за нагих ветвей
Сквозит зловещее, чернеющее поле…
Последние цветы сомкнулися тесней…
      О, рви же, рви же их скорей,
Дай им хоть день еще прожить в тепле и холе!
 

Конец 1860-х годов

СУДЬБА

К 5-й симфонии Бетховена

 
С своей походною  клюкой,
С своими  мрачными  очами,
Судьба, как грозный часовой,
Повсюду следует за нами.
Бедой лицо ее грозит,
Она в угрозах поседела,
Она уж многих одолела,
И все стучит, и все стучит:
     Стук, стук, стук…
        Полно, друг,
Брось за счастием гоняться!
     Стук, стук, стук…
 
 
Бедняк совсем обжился с ней:
Рука с рукой они гуляют,
Сбирают  вместе хлеб с полей,
В  награду вместе голодают.
День  целый дождь  его кропит,
По  вечерам ласкает вьюга,
А  ночью с горя да с испуга
Судьба сквозь сон ему стучит:
     Стук, стук, стук…
         Глянь-ка, друг,
Как  другие поживают!
     Стук, стук, стук…
 
 
Другие праздновать сошлись
Богатство, молодость и славу.
Их песни радостно неслись,
Вино сменилось им в забаву;
Давно уж  пир у них шумит,
Но смолкли  вдруг, бледнея, гости…
Рукой, дрожащею  от злости,
Судьба в окошко  к ним стучит:
    Стук, стук, стук…
        Новый  друг
К вам  пришел, готовьте место!
    Стук, стук, стук…
 
 
Герой на жертву все принес.
Он  говорил, что люди братья,
За  братьев пролил много слез,
За  слезы слышал их проклятья.
Он  верно слабых защитит,
Он  к ним придет, долой с дороги!
Но  отчего ж недвижны  ноги
И  что-то на ногах стучит?
    Стук, стук, стук…
        Скован  друг
Человечества, свободы…
    Стук, стук, стук…
 
 
Но  есть же счастье на земле!
Однажды,  полный  ожиданья,
С восторгом юным  на челе
Пришел  счастливец на свиданье!
Еще  один он, все молчит,
Заря за рощей потухает,
И соловей уж затихает,
А сердце бьется и стучит:
    Стук, стук, стук…
        Милый друг,
Ты придешь ли на свиданье?
    Стук, стук, стук…
 
 
Но  вот идет она, и вмиг
Любовь, тревога, ожиданье,
Блаженство – все слилось у них
В одно безумное лобзанье!
Немая ночь на них глядит,
Все небо залито огнями,
А кто-то тихо за кустами
Клюкой докучною стучит:
    Стук, стук, стук…
        Старый друг
К вам пришел, довольно счастья!
    Стук, стук, стук…
 

1863

" В дверях покинутого храма "

 
В дверях покинутого храма
С кадил недвижных фимиама
Еще струился синий дым,
Когда за юною четою
Пошли мы пестрою толпою,
Под небом ясным, голубым.
 
 
Покровом облаков прозрачных
Оно, казалось, новобрачных
Благословляло с высоты,
И звуки музыки дрожали,
И словно счастье обещали
Благоухавшие цветы.
 
 
Людское горе забывая,
Душа смягчалася больная
И оживала в этот час…
И тихим, чистым упоеньем,
Как будто сладким сновиденьем,
Отвсюду веяло на нас.
 

Начало 1870-х годов

«ПРАЗДНИКОМ ПРАЗДНИК»

 
    Торжественный гул не смолкает в Кремле,
Кадила дымятся, проносится стройное пенье…
        Как будто на мертвой земле
        Свершается вновь  Воскресенье!
Народные волны ликуют, куда-то спеша…
Зачем в этот час меня горькая мысль одолела?
    Под гнетом усталого, слабого тела
Тебе не воскреснуть, разбитая жизнью душа!
Напрасно рвалася ты к свету и жаждала воли;
Конец недалек: ты, как прежде, во тьме и в пыли;
    Житейские дрязги тебя искололи,
    Тяжелые думы тебя извели;
        И вот, утомясь, исстрадавшись без меры,
        Позорно сдалась ты гнетущей судьбе…
        И нет в тебе теплого места для веры,
        И нет для безверия силы в тебе!
 

Начало 1870-х годов

ИЗ ПОЭМЫ «ПОСЛЕДНИЙ РОМАНТИК»

 
Малыгин родился в глуши степной,
На бледный  север вовсе не похожей,
Разнообразной, пестрой и живой.
Отца не знал он, матери он тоже
Лишился  рано… но едва, едва,
Как дивный  сон, как звук волшебной сказки,
Он помнил  чьи-то пламенные ласки
И нежные  любимые  слова.
Он помнил,  что неведомая сила
Его к какой-то женщине влекла,
Что вечером она его крестила,
И голову к нему на грудь клонила,
И долго оторваться не могла;
И что однажды, в тихий вечер мая,
Когда в расцвете нежилась весна,
Она лежала, глаз не открывая,
Как мрамор  неподвижна и бледна;
Он помнил,  как дьячки псалтырь читали,
Как плакал  он и как в тот грозный час
Под окнами  цветы благоухали,
Жужжаиз окон пчелы вылетали
И чья-то песня громкая неслась.
Потом он жил  у старой, строгой тетки,
Пред образом святителя Петра
Молившейся  с утра и до утра
И с важностью  перебиравшей четки.
И мальчик  стал неловок, нелюдим,
Акафисты  читал ей ежедневно,
И, чуть запнется, слышит, как над ним
Уж  раздается тетки голос гневный:
«Да что ты, Миша,  все глядишь в окно?»
И  Миша, точно, глаз отвесть от сада
Не  мог. В саду темнело уж давно,
В окно лилась вечерняя прохлада;
Последний  луч заката догорал,
За  речкою излучистой краснея…
И, кончив чтенье, тотчас убегал
Он  из дому. Широкая  аллея
Тянулась вдаль. Оттуда старый  дом
Еще  казался старей и мрачнее,
Там каждый  кустик был  ему знаком
И  длинные ракиты улыбались
Еще  с верхушек… Он дохнуть не смел
И, весь дрожа от радости, глядел,
Как в  синем небе звезды загорались…
 

1860

 
Если измена тебя поразила,
Если тоскуешь ты, плача, любя,
Если в борьбе истощается сила,
Если  обида терзает тебя,
   Сердце ли рвется,
   Ноет ли грудь, —
   Пей, пока пьется,
   Все позабудь!
Выпьешь,  заискрится сила во взоре,
Бури, нужда  и борьба нипочем…
Старые  раны, вчерашнее горе, —
Все обойдется, зальется вином.
   Жизнь пронесется
   Лучше, скорей,
   Пей, пока пьется,
   Сил не жалей!
Если ж  любим  ты и счастлив мечтою,
Годы беспечности мигом  пройдут,
В темной  могиле, под рыхлой землею
Мысли,  и чувства, и ласки замрут.
   Жизнь пронесется
   Счастья быстрей…
   Пей, пока пьется,
   Пей веселей!
Что нам все радости, что наслажденья?
Долго на  свете им жить не дано…
Дай нам забвенья, о, только забвенья,
Легкой дремой  отумань нас, вино!
   Сердце ль смеется,
   Ноет ли грудь, —
   Пей, пока пьется,
   Все позабудь!
 

1858

УМИРАЮЩАЯ МАТЬ

(С французского)

 
"Что, умерла, жива? Потише  говорите,
Быть  может, удалось на время ей заснуть…"
И кто-то предложил: ребенка принесите
        И положите ей на грудь!
И вот на месте том, где прежде сердце билось,
    Ребенок с плачем скрыл  лицо свое…
О, если и теперь она не пробудилась, —
    Все кончено, молитесь за нее!
 

1871

МОЛОДАЯ УЗНИЦА

(Из А. Шенье)

 
"Неспелый колос ждет, не тронутый косой,
Все лето виноград питается росой,
      Грозящей осени не чуя;
Я также  хороша, я также молода!
Пусть все полны кругом и страха, и стыда, —
      Холодной смерти не хочу я!
 
 
Лишь стоик сгорбленный бежит навстречу к ней,
Я плачу, грустная… В окно тюрьмы моей
      Приветно смотрит блеск лазури,
За днем безрадостным и радостный придет:
Увы! Кто пил всегда без пресыщенья мед?
      Кто видел океан без бури?
 
 
Широкая мечта живет в моей груди,
Тюрьма гнетет меня напрасно: впереди
      Летит, летит надежда смело…
Так, чудом избежав охотника сетей,
В родные небеса счастливей и смелей
      Несется с песней Филомела.
 
 
О, мне ли умереть? Упреком не смущен,
Спокойно и легко проносится мой сон
      Без дум, без призраков ужасных;
Явлюсь ли утром, все приветствуют меня,
И  радость тихую в глазах читаю я
      У этих узников несчастных.
 
 
Жизнь, как знакомый путь, передо мной светла,
Еще  деревьев тех немного я прошла,
      Что смотрят на дорогу нашу;
Пир жизни начался, и, кланяясь гостям,
Едва, едва поднесть успела я к губам
      Свою наполненную чашу.
 
 
Весна моя цветет, я жатвы жду с серпом:
Как солнце, обойдя вселенную кругом,
      Я кончить год хочу тяжелый;
Как зреющий  цветок, краса своих полей,
Я свет увидела из утренних лучей, —
      Я кончить день хочу веселый.
 
 
О  смерть! Меня твой лик забвеньем не манит.
Ступай утешить тех, кого печаль томит
      Иль совесть мучит, негодуя…
А  у меня в груди тепло струится кровь,
Мне рощи темные, мне  песни, мне любовь…
      Холодной смерти не хочу я!"
 
 
Так, пробудясь в тюрьме, печальный узник сам,
Внимал тревожно я замедленным речам
      Какой-то узницы… И муки,
И ужас, и тюрьму – я все позабывал
И в стройные стихи, томясь, перелагал
      Ее пленительные звуки.
 
 
Те песни, чудные свидетели тюрьмы,
Кого-нибудь склонят певицу этой тьмы
      Искать, назвать ее своею…
Был полон прелести аккорд звеневших нот,
И, как она, за дни бояться станет тот,
      Кто будет проводить их с нею.
 

13 декабря 1858

НИНЕ
(Из А. Мюссе)

 
Что, чернокудрая с лазурными глазами,
Что, если я скажу вам, как я вас люблю?
Любовь, вы знаете, есть кара над сердцами, —
Я знаю: любящих жалеете вы сами…
Но, может быть, за то я гнев ваш потерплю?
 
 
Что, если я скажу, как много мук и боли
Таится у меня в душевной глубине?
Вы, Нина, так умны, что часто против воли
Все видите насквозь: печаль и даже боле…
«Я знаю», – может быть, ответите вы мне.
 
 
Что, если я скажу, что вечное стремленье
Меня за вами мчит, назло расчетам всем?
Тень недоверия и легкого сомненья
Вам придают еще ума и выраженья…
Вы не поверите мне, может быть, совсем?
 
 
Что, если вспомню я все наши разговоры
Вдвоем пред камельком в вечерней тишине?
Вы знаете, что гнев меняет очень скоро
В две ярких молнии приветливые взоры…
Быть может, видеть вас вы запретите мне?
 
 
Что, если я скажу, что ночью, в час тяжелый,
Я плачу и молюсь, забывши целый свет?
Когда смеетесь вы, – вы знаете, что пчелы
В ваш ротик, как в цветок, слетят гурьбой веселой…
Вы засмеетеся мне, может быть, в ответ?
 
 
Но нет! Я не скажу. Без мысли признаваться —
Я в вашу комнату иду, как верный страж;
Могу там слушать вас, дыханьем упиваться,
И будете ли вы отгадывать, смеяться, —
Мне меньше нравиться не может образ ваш.
 
 
Глубоко я в душе таю любовь и муки,
И вечером, когда к роялю вы в мечтах
Присядете, – ловлю я пламенные звуки,
А если в вальсе вас мои обхватят руки,
Вы, как живой тростник, сгибаетесь в руках.
 
 
Когда ж наступит ночь, и дома, за замками,
Останусь я один, для мира глух и нем, —
О, все я вспомню, все ревнивыми мечтами,
И сердце гордое, наполненное вами,
Раскрою, как скупой, не видимый никем!
 
 
Люблю я, и храню холодное молчанье;
Люблю, и чувств своих не выдам напоказ,
И тайна мне мила, и мило мне страданье,
И мною дан обет любить без упованья,
Но не без счастия: я здесь, – я вижу вас.
 
 
Нет, мне не суждено быть, умирая, с вами
И жить у ваших ног, сгорая, как в огне…
Но… если бы любовь я высказал словами,
Что, чернокудрая с лазурными глазами,
О, что? о, что тогда ответили б вы мне?
 

1865