Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Алексей Апухтин

 
                     Ваше высочество, ваш благосклонный
                        Дар получил я вчера.
                     Он одиночество ночи бессонной
                        Мне услаждал до утра.
 
 
                     Верьте: не блеск и величие сана
                        Душу пленяют мою;
                     Чужды мне льстивые речи обмана,
                        Громких я од не пою.
 
 
                     В книге, как в зеркале, оком привычным
                        Вижу я отблески лиц, —
                     Чем-то сердечным, простым, симпатичным
                        Веет от этих страниц.
 
 
                     Кажется, будто на миг забывая
                        Света бездушного шум,
                     В них приютилася жизнь молодая,
                        Полная чувства и дум.
 
 
                     Жизнь эта всюду: в Венеции милой,
                        В грезах любви золотой,
                     В теплой слезе над солдатской могилой,
                        В сходках семьи полковой…
 
 
                     Пусть вдохновенная песнь раздается
                        Чаще, как добрый пример;
                     В памяти чутких сердец не сотрется
                        Милая надпись: К. Р.
 
 
                     Трудно мне кончить: слова этикета
                        Плохо вставляются в стих,
                     Но как поэт Вы простите поэта.
                        Если он кончит без них!
 

16 августа 1886

 
                  Проложен жизни путь бесплодными степями,
                     И глушь, и мрак… ни хаты, ни куста…
                        Спит сердце; скованы цепями
                           И разум, и уста,
                              И даль пред нами
                                 Пуста.
 
 
                  И вдруг покажется не так тяжка дорога,
                     Захочется и петь, и мыслить вновь.
                        На небе звезд горит так много,
                           Так бурно льется кровь…
                              Мечты, тревога,
                                 Любовь!
 
 
                  О, где же те мечты? Где радости, печали,
                     Светившие нам ярко столько лет?
                        От их огней в туманной дали
                           Чуть виден слабый свет…
                              И те пропали…
                                 Их нет.
 

<1888>

 
                   Ты нас покидаешь, пловец беспокойный,
                   Для дальней Камчатки, для Африки знойной…
 
 
                   Но нашему ты не завидуй покою:
                   Увы! над несчастной, померкшей страною
 
 
                   Склонилось так много тревоги и горя,
                   Что верная пристань – в бушующем море!
 
 
                   Там волны и звезды, – вверяйся их власти…
                   Здесь бури страшнее: здесь люди и страсти.
 

1880-е годы

 
                    О, не сердись за то, что в час тревожной муки
                    Проклятья, жалобы лепечет мой язык:
                    То жизнью прошлою навеянные звуки,
                    То сдавленной души неудержимый крик.
 
 
                    Ты слушаешь меня – и стынет злое горе,
                    Ты тихо скажешь: «Верь» – и верю я, любя…
                    Вся жизнь моя в твоем глубоком, кротком взоре,
                    Я всё могу проклясть, но только не тебя.
 
 
                    Дрожат листы берез от холода ночного…
                    Но им ли сетовать на яркий солнца луч,
                    Когда, рассеяв тьму, он с неба голубого
                    Теплом их обольет, прекрасен и могуч?
 

1880-е годы

 
                  «Прощай!» – твержу тебе с невольными слезами,
                  Ты говоришь: разлука недолга…
                  Но видишь ли: ручей пробился между нами,
                  Поток сердит и круты берега.
 
 
                  Прощай. Мой путь уныл. Кругом нависли тучи.
                  Ручей уже растет и речкой побежит.
                  Чем дальше я пойду, тем берег будет круче,
                  И скоро голос мой к тебе не долетит.
 
 
                  Тогда забуду ль я о днях, когда-то милых,
                  Забуду ль всё, что, верно, помнишь ты,
                  Иль с горечью пойму, что я забыть не в силах,
                  И в бездну брошусь с высоты?
 

1880-е годы

 
                  О, не тоскуй по мне! Я там, где нет страданья.
                  Забудь былых скорбей мучительные сны…
                  Пусть будут обо мне твои воспоминанья
                     Светлей, чем первый день весны.
                  О, не тоскуй по мне! Меж нами нет разлуки:
                  Я так же, как и встарь, душе твоей близка,
                  Меня по-прежнему твои терзают муки,
                     Меня гнетет твоя тоска.
                  Живи! Ты должен жить. И если силой чуда
                  Ты снова здесь найдешь отраду и покой,
                  То знай, что это я откликнулась оттуда
                     На зов души твоей больной.
 

Октябрь 1891

 
                 Ум, красота, благородное сердце и сила, —
                 Всю свою щедрость судьба на него расточила.
 
 
                 Но отчего же в толпе он глядит так угрюмо?
                 В светлых очах его спряталась черная дума.
 
 
                 Мог бы расправить орел свои юные крылья,
                 Счастье, успехи пришли бы к нему без усилья,
 
 
                 Но у колонны один он стоит недвижимо.
                 Блеск, суета – всё бесследно проносится мимо.
 
 
                 Раннее горе коснулось души его чуткой…
                 И позабыть невозможно, и вспомнить так жутко!
 
 
                 Годы прошли, но под гнетом былого виденья
                 Блекнут пред ним мимолетные жизни явленья…
 
 
                 Пусть позолотой мишурною свет его манит,
                 Жизни, как людям, он верить не хочет, не станет!
 

1 ноября 1892

 
                   Опять пишу тебе, но этих горьких строк
                   Читать не будешь ты… Нас жизненный поток
                   Навеки разлучил. Чужие мы отныне,
                   И скорбный голос мой теряется в пустыне.
                   Но я тебе пишу затем, что я привык
                   Всё поверять тебе: что шепчет мой язык
                   Без цели, нехотя, твои былые речи,
                   Что я считаю жизнь от нашей первой встречи,
                   Что милый образ твой мне каждый день милей,
                   Что нет покоя мне без бурь минувших дней,
                   Что муки ревности и ссор безумных муки
                   Мне счастьем кажутся пред ужасом разлуки.
 

1892

 
                     Всё, чем я жил, в чем ждал отрады,
                     Слова развеяли твои…
                     Так снег последний без пощады
                     Уносят вешние ручьи…
                     И целый день, с насмешкой злою,
                     Другие речи заглушив,
                     Они носились надо мною,
                     Как неотвязчивый мотив.
 
 
                     Один я. Длится ночь немая.
                     Покоя нет душе моей…
                     О, как томит меня, пугая,
                     Холодный мрак грядущих дней!
                     Ты не согреешь этот холод,
                     Ты не осветишь эту тьму…
                     Твои слова, как тяжкий молот,
                     Стучат по сердцу моему.
 

1892

 
                        Когда ребенком мне случалось
                        Услышать песнь: «Христос воскрес!»,
                        То сонмы ангелов, казалось,
                        Поют с ликующих небес.
 
 
                        Сегодня ночи жду пасхальной..
                        Безмолвны ангелов полки,
                        И не сойдут они в печальный
                        Приют недуга и тоски.
 
 
                        И светлой вести воскресенья
                        Ответит здесь, в ночной тиши,
                        Немая скорбь уничтоженья
                        Когда-то верившей души.
 

1893

 
                       Вот тебе старые песни поэта —
                       Я их слагал в молодые года,
                       Долго таил от бездушного света,
                       И, не найдя в нем живого ответа,
                          Смолкли они навсегда.
 
 
                       Зреет в душе моей песня иная…
                       Как ни гони ее, как ни таи, —
                       Песня та вырвется, громко рыдая,
                       Стоном безумной любви заглушая
                          Старые песни мои.
 

1893

 
                  Перед судом толпы, коварной и кичливой,
                  С поникшей головой меня увидишь ты
                  И суетных похвал услышишь лепет лживый,
                  Пропитанный враждой и ядом клеветы.
                  Но твой безмолвный взор, доверчивый и милый,
                  На помощь мне придет с участием живым…
 
 
                  Так гибнущий пловец, уже теряя силы,
                  Всё смотрит на маяк, горящий перед ним.
                  Свети же, мой маяк! Пусть буря, завывая,
                  Качает бедный челн, пусть высится волна,
                  Пускай вокруг меня и мрак, и ночь глухая…
                  Ты светишь, мой маяк, – мне гибель не страшна!
 

1893

СТИХОТВОРЕНИЯ НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ

 
             Слушать предсмертные песни Орфея друзья собралися.
             Нагло бранясь и крича, вдруг показался паяц.
             Тотчас же шумной толпой убежали друзья за паяцем…
             Грустно на камне один песню окончил Орфей.
 

 
                         Во тьме исчезнувших веков,
                         В борьбе с безжалостной природой
                         Ты родилась под звук оков
                         И в мир повеяла свободой.
                         Ты людям счастье в дар несла,
                         Забвенье рабства и печали, —
                         Богини светлого чела
                         В тебе безумцы не признали.
                         Ты им внушала только страх,
                         Твои советы их томили;
                         Тебя сжигали на кострах,
                         Тебя на плаху волочили, —
                         Но голос твой звучал как медь
                         Из мрака тюрьм, из груды пепла…
                         Ты не хотела умереть,
                         Ты в истязаниях окрепла!
                         Прошли века… Устав в борьбе,
                         Тебя кляня и ненавидя,
                         Враги воздвигли храм тебе,
                         Твое могущество увидя!
                         Страдал ли человек с тех пор,
                         Иль кровь лилася по-пустому,
                         Тебе всё ставили в укор,
                         Хоть ты учила их другому!
                         Ты дожила до наших дней…
                         Но так ли надо жить богине?
                         В когтях невежд и палачей
                         Ты изнываешь и доныне.
                         Твои неверные жрецы
                         Тебя бесчестят всенародно,
                         Со злом бессильные бойцы
                         Друг с другом борются бесплодно.
                         Останови же их! Пора
                         Им протянуть друг другу руки
                         Во имя чести и добра,
                         Во имя света и науки…
                         Но всё напрасно! Голос твой
                         Уже не слышен в общем гаме,
                         И гул от брани площадной
                         Один звучит в пустынном храме,
                         И так же тупо, как и встарь,
                         Отжившим вторя поколеньям,
                         На твой поруганный алтарь
                         Глядит толпа с недоуменьем.
 

 
                      Ты говоришь: моя душа – загадка,
                      Моей тоски причина не ясна;
                      Ко мне нежданно, словно лихорадка,
                      По временам является она.
 
 
                      Загадки нет. И счастье, и страданье,
                      И ночь, и день – всё, всё тобой полно,
                      И без тебя мое существованье
                      Мне кажется бесцветно и смешно.
 
 
                      Когда тебе грозит болезнь иль горе,
                      Когда укор безжалостный и злой
                      Читаю я в твоем холодном взоре,
                      Я падаю смущенною душой.
 
 
                      Но скажешь ты мне ласковое слово —
                      И горе всё куда-то унесло…
                      Ты – грозный бич, карающий сурово,
                      Ты – светлый луч, ласкающий тепло.
 

 
                    Когда, в объятиях продажных замирая,
                    Потушишь ты огонь, пылающий в крови, —
                    Как устыдишься ты невольных слов любви,
                       Что ночь тебе подсказывала злая!
                    И целый день потом ты бродишь сам не свой,
                       Тебя гнетет воспоминанье это,
                       И жизнь, как день осенний без просвета,
                    Такою кажется бесцветной и пустой!
                    Но верь мне: близок час! Неслышными шагами,
                    Не званная, любовь войдет в твой тихий дом,
                    Наполнит дни твои блаженством и слезами
                    И сделает тебя героем и… рабом.
                    Тебя не устрашат ни гнет судьбы суровой,
                    Ни цепи тяжкие, ни пошлый суд людей…
                    И ты отдашь всю жизнь за ласковое слово,
                    За милый, добрый взгляд задумчивых очей!
 

 
                        Проходят часы за часами
                        Несносной, враждебной толпой…
                        На помощь с тоской и слезами
                        Зову я твой образ родной!
 
 
                        Я всё, что в душе накипело,
                        Забуду, – но только взгляни
                        Доверчиво, ясно и смело,
                        Как прежде, в счастливые дни!
 
 
                        Твой образ глядит из тумана;
                        Увы! заслонен он другим —
                        Тем демоном лжи и обмана,
                        Мучителем старым моим!
 
 
                        Проходят часы за часами…
                        Тускнеет и гаснет твой взор,
                        Шипит и растет между нами
                        Обидный, безумный раздор…
 
 
                        Вот утра лучи шевельнулись…
                        Я в том же тупом забытьи…
                        Совсем от меня отвернулись
                        Потухшие очи твои.
 

ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ. ПАРОДИИ. ЭПИГРАММЫ. ЭКСПРОМТЫ

 
                          Какие чудеса творятся
                          У нас по прихоти судьбы:
                          С сынами Франции мирятся
                          Угрюмой Англии сыны.
                          И даже (верх всех удивлений!)
                          Союз меж ними заключен,
                          И от бульдожьих уверений
                          В чаду Луи Наполеон!
                          Уж не опять ли воедино
                          Они под знаменем креста
                          Идут толпами в Палестину,
                          Чтоб воевать за гроб Христа?
                          Нет, для народов просвещенных
                          Теперь уж выгоды в том нет:
                          Что взять им с греков угнетенных?
                          Зато не беден Магомет!
                          И против Руси собирают
                          Они за то войска свои,
                          Что к грекам руку простирают
                          Они в знак мира и любви.
                          А турок просто в восхищенье!
                          До этих пор он жил как зверь,
                          Не зная вовсе просвещенья,
                          А просвещается теперь!
                          Уж вместо сабли он иголку
                          Изделья английского взял
                          И на французскую ермолку
                          Чалму родную променял.
                          Но европейского покроя
                          Его одежда не спасла,
                          И под ермолкой, под чалмою,
                          Одна у турка голова.
                          Ведь мы уж были у Синопа,
                          И просвещенных мусульман
                          На кораблях купцов Европы
                          Их просветивших англичан.
                          И для французиков нахальных
                          Готов у нас уж пир такой,
                          Что без своих нарядов бальных
                          Они воротятся домой.
                          А если захотят остаться,
                          От дорогих таких гостей
                          Не можем, право, отказаться,
                          Не успокоив их костей.
 

5 апреля 1854

 
                                Пьяные уланы
                                Спят перед столом,
                                Мягкие диваны
                                Залиты вином.
                                Лишь не спит влюбленный,
                                Погружен в мечты, —
                                Подожди немного,
                                Захрапишь и ты.
 

6 августа 1854

Орел

И скучно и грустно…

 
                И странно, и дико, и целый мне век не понять
                      Тех толстых уродливых книжек:
                Ну как журналистам, по правде, не грех разругать
                   «Отрывки моих поэтических вспышек»?
                Уж я ль не трудился! Пудовые оды писал,
                      Элегии, драмы, романы,
                Сонеты, баллады, эклоги, «Весне» мадригал,
                   В гекзаметры даже облек «Еруслана»
                Для славы одной! (Ну, конечно, и денежки брал —
                      Без них и поэтам ведь жутко!)
                И всё понапрасну!.. Теперь только я распознал,
                   Что жизнь – препустая и глупая шутка!
 

7 ноября 1854

Пародия

 
                      Пускай свой путь земной пройду я
                      Людьми не понят, не любим, —
                      Но час настанет: не тоскуя,
                      Я труп безгласный брошу им!
                      И пусть могилы одинокой
                      Никто слезой не оросит —
                      Мне всё равно! Заснув глубоко,
                      Душа не узрит мрамор плит.
 

26 августа 1855

Пародия

 
                        Осенний дождь волною грязной
                                Так и мочил,
                        Когда к клячонке безобразной
                                Я подходил.
 
 
                        Смотрели грустно так и лужи,
                                И улиц тьма,
                        И как-то сжалися от стужи
                                Кругом дома.
 
 
                        И ванька мой к квартире дальной
                                Едва плелся,
                        И, шапку сняв, глядел печально,
                                На чай прося.
 

1 сентября 1855

 
                                     1
 
 
                       Видок печальный, дух изгнанья,
                       Коптел над «Северной пчелой»,
                       И лучших дней воспоминанья
                       Пред ним теснилися толпой,
                       Когда он слыл в всеобщем мненье
                       Учеником Карамзина
                       И в том не ведала сомненья
                       Его блаженная душа.
                       Теперь же ученик унылый
                       Унижен до рабов его,
                       И много, много… и всего
                       Припомнить не имел он силы.
 
 
                                     2
 
 
                       В литературе он блуждал
                       Давно без цели и приюта;
                       Вослед за годом год бежал,
                       Как за минутою минута,
                       Однообразной чередой.
                       Ничтожной властвуя «Пчелой»,
                       Он клеветал без наслажденья,
                       Нигде искусству своему
                       Он не встречал сопротивленья —
                       И врать наскучило ему.
 
 
                                     3
 
 
                       И непротертыми глазами
                       На «Сын Отечества» взирал,
                       Масальский прозой и стихами
                       Пред ним, как жемчугом, блистал.
                       А Кукольник, палач банкротов,
                       С пивною кружкою в руке,
                       Ревел – а хищный Брант и Зотов,
                       За ним следя невдалеке,
                       Его с почтеньем поддержали.
                       И Феба пьяные сыны
                       Среди пустынной тишины
                       Его в харчевню провожали.
                       И дик, и грязен был журнал,
                       Как переполненный подвал…
                       Но мой Фиглярин облил супом
                       Творенья друга своего,
                       И на челе его преглупом
                       Не отразилось ничего.
 
 
                                     4
 
 
                       И вот пред ним иные мненья
                       В иных обертках зацвели:
                       То «Библиотеку для чтенья»
                       Ему от Греча принесли.
                       Счастливейший журнал земли!
                       Какие дивные рассказы
                       Брамбеус по свету пустил
                       И в «Библиотеку» вклеил.
                       Стихи блестящи, как алмазы,
                       И не рецензию, а брань
                       Глаголет всякая гортань.
                       Но, кроме зависти холодной,
                       Журнала блеск не возбудил
                       В душе Фиглярина бесплодной
                       Ни новых чувств, ни новых сил.
                       Всего, что пред собой он видел,
                       Боялся он, всё ненавидел.
 

1856 или 1857