Текст книги "Сын Солнца (СИ)"

Автор книги: Алексей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Но главной силой должна была стать пока еще достаточно небольшая – пока я установил численность лишь в две тысячи – ‘громотрубная’ армия, командующим которой я назначил Атока. На вооружении ее должны были состоять пушки, винтовки и картечные ружья – на которые и был мой главный расчет…

На следующий день я отправился на поля близ Куско, где Аток решил продемонстрировать, как проходят учения зародыша его будущей армии. Но, как я быстро убедился, китонцам и этого мало не покажется… Сноп картечи при выстреле превращал расставленные на поле мишени в виде человеческих фигур в рваные клочки. И инкские хлопчатые доспехи помогали от этого мало. Что ж, не завидую тем, кто хочет встать у меня на пути…

На следующий день, покончив со своими делами в Куско и вновь назначив Титу Атаучи своим ‘заместителем’, я отправился обратно в Хатун Ирриру…

Глава 8.

Вторжение в Перу было уникальным по многим причинам. Военные действия

предшествовали мирному проникновению: никакие торговцы или исследователи

никогда не бывали раньше при дворе Инки, и не было никаких рассказов

путешественников о его великолепии. Первое впечатление европейцев от величия

Инки совпало с его свержением. Завоевание началось с полного разгрома индейской

армии. Теперь перуанцы были не только разделены своей междоусобной войной, но

и остались также без правителя. И вот что усугубляло их смятение: их Инка продолжал

управлять страной и раздавал приказы как единоличный властитель, находясь в плену.*(47)

(Тауантинсуйу, Томебамба. Июль 1528 года)

Уалтопа, наместник уну Тальян, был сегодня в паршивом настроении. Прибежавший недавно часки передал ему кипу от Сапа Инки, и полученные новости чиновника совершенно не радовали. Переданное сообщение гласило, что вскоре вполне может начаться война с китонцами Атауальпы. Нет, это не было для него чем-то таким уж неожиданным. Являясь наместником провинции, он немало знал о положение дел в Тауантинсуйу. Но войны не хотелось. Точнее, Уалтопа был бы не прочь прогуляться с армией на вражескую территорию. Завоевательный поход – это новые земли и богатства. Это новые подданные Тауаннтинсуйу, кто будет работать на ее процветание. Это, в конце концов, слава, награды и новые должности.

Но вот война на собственной территории была Уалтопе не по душе. Это было совсем иное дело. Такая война не приносила ничего хорошего – лишь разруху, голод и бессмысленную гибель тех людей, кто мог работать на тебя. Но узелки кипу, складывавшиеся в кодовые слова, из которых состояло сообщение, лишь подтверждали его опасения. Прочитав в первый раз, Уалтопа выругался последними словами. Он и так понимал, что достаточных для сдерживания китонцев сил в распоряжение у него нет. Если Атауальпа вдруг поднимет восстание – Томебамбу придется оставить, забрав с собой способных держать оружие мужчин. Но эвакуация всего города??? Представив себе это, Уалтопа пришел в ужас. Предстояло вывести куда-то почти 80 тысяч человек, найти, где можно их разместить, организовать снабжение продовольствием…

Впрочем, если Атауальпа действительно намерен уничтожать всех, кто не пожелал подчиниться ему, то эта мера была вполне разумна. Кроме того, в кипу приказывалось при отступление с севера уничтожать все, чем могли бы воспользоваться китонцы – разрушать мосты, сжигать государственные склады, города и поселки… Сообщалось также, что вскоре в Томебамбу прибудут офицеры из Куско, в задачу которых входит создать из местных жителей, представителей племени каньяри, отряды прикрытия для сдерживания наступления китонцев – их задачей было по возможности притормозить наступление китонцев.

Представив, сколько потом придется восстанавливать, Уалтопа еще больше погрустнел. Главное только, чтобы Улко Колья не узнал об этом раньше время. ‘Как же хорошо, что ‘текстовые’ кипу умеет понимать хорошо если сотни полторы человек на всю Тауантинсуйу – наместники провинций да представители высшей знати и жречества. Никто не сможет узнать, что мне приказал Сапа Инка, – усмехнувшись, подумал Уалтопа, – А то этот хатун курака из каньяри хитер как лис. Как бы не переметнулся если узнает, что мы планируем сжечь Томебамбу… А хорошо б и вовсе сделать его смертельным врагом Атауальпы…’

***

(Тауантинсуйу, Хатун Ирриру. Июль 1528 года)

Хатун Ирриру встречал нас дымом заводских труб и уже привычной суетой рабочих. Одни загружали в телеги уголь и руду из хранилищ, другие отвозили ее и засыпали в доменную печь, третьи отливали или выковывали из полученного металла нужные вещи, четвертые обжигали кирпичи для доменных печей и конвертеров, пятые строили сами эти сооружения… И так далее… К тому моменту, когда мы добрались до центра города, там уже была готова целая делегация встречающих. Во главе нее, что и не удивительно, были камайок-глава города и начальник гарнизона. Помимо них, впрочем, были и некоторые другие люди – начальник ‘цеха металлообработки’ Синчи Маки. После полагающихся по подобному случаю приветственных речей, я обратился к камайоков, спросив, что за мое отсутствие было сделано в Хатун Ирриру.

Особых проблем, как вскоре выяснилось, пока не было. ‘Доменный цех’ исправно выдавал чугун. Первый конвертер был остановлен. Проблема лишь в том, что рабочие в этом деле практически не разбираются. В общем, придется самому все посмотреть и постараться определить степень износа. Впрочем, на смену этому конвертеру уже пришел другой – на три тонны. А вскоре достроят еще пару… Так что вскоре можно будет перерабатывать в сталь практически весь чугун. А стали мне много нужно.

Кроме того, в Хатун Ирриру начали прибывать семьи митимаев, кому предстоит стать рабочими создаваемого завода. К сожалению, много мастеров набрать возможности не было, потому не меньше половины из них – бывшие крестьяне из близлежащих провинций. Поскольку ж забирать крестьян вблизи крупных городов было невозможно – им и так приходилось отдавать 2/3 урожая (‘Земли Инки’ и ‘Земли Солнца’) на обеспечение жителей близлежащих городов (знати, чиновников и ремесленников) и жрецов местных храмов, то брать их пришлось в достаточно удаленных от городов местах. Принадлежавшие же им прежде земли альпа тупук апу*(48) отнесли к ‘Землям Инки’, соответственно при этом уменьшив общинные.

Продолжались и работы по улучшению снабжения Хатун Ирриру железной рудой и углем. На данный момент их доставляли на лодках по Апуримаку. Но из-за наличия на реке множества порогов и водопадов пришлось весь путь разбить на множество отдельных отрезков. Руду в мешках складывали в лодки, провозили какое-то расстояние, где перегружали на следующую, которая отправлялась в дальнейший путь. Предыдущую же вытягивали канатами вверх по течению, где все повторялось. Пока в местах перегрузки уже оборудовали временные ‘станции’, где дежурили призываемые по мите работники. Но инкские инженеры уже разработали проект, позволявший упростить это дело, значительно снизив число ‘перегрузочных станций’. Для этого предстояло построить каскад плотин разного размера. Побочным эффектом при этом была возможность расширить посевные площади в близлежащих местах, отбирая часть вод Апуримака. И сейчас – в двухмесячный перерыв, когда отсутствуют работы по сельскому хозяйству, было решено всех, кого можно, отправить на эти стройки. Оставили на месте лишь тех, кому в ‘Месяце поливки’ предстояло заняться ремонтом террас, поливных систем и внесением удобрений. Естественно, там, где это нужно было. Потом, к ‘Месяцу сева’, число рабочих придется в несколько раз уменьшить, что, соответственно, замедлит и ход работ по постройке плотин.

В общем, все пока шло по плану, потому я решил поподробнее узнать про ситуацию в металлургии. Как выяснилось, Синчи Маки со своими подчиненными уже сделал пару винтовок из нормальной бессемеровской стали. Точнее, из стали-то тут были лишь ствол. Особых трудностей, по его словам, в этом не оказалось. Ну если не считать отсутствие марганца, которого, насколько я помнил, в ствольной стали должно было быть около полупроцента или чуть больше. Правда, насколько я помнил, практически в любой железной руде есть примеси марганца. Вопрос только, сколько их там и сколько его останется в итоге? В общем, буду считать, что количество его очень мало, потому пока пришлось обойтись обычной сталью со средним содержанием углерода и примерно 0,3% кремния. Впрочем, насколько точно соблюден состав – этого сейчас не знает никто. Тем более, что несмотря на предварительный обжиг в руде вполне могут быть и различные примеси.

Кроме того, изготовили и новый инструмент из высокоуглеродистой новый инструмент, который по словам Синчи Маки оказался куда лучше применявшегося прежде. Казалось бы, ну что тут такого сложного? Только вот во-первых толком непонятно, какая именно сталь получена. Во-вторых, точной информации по режимам термообработки у меня не было. Помнил, что сначала производится отжиг для получение цементита зернистой структуры и охлаждение с определенной скоростью. Ага, которая определяется исходя из того, какая величина зерен нужна. А я знаю, как нужно? Следом за этим производится закалка, а затем низкотемпературный отпуск. При этом в зависимости от необходимой твердости отпуск проводится при разной температуре. В общем, по словам Синчи Маки, пришлось провести с сотню опытов прежде, чем удалось получить пригодную для производства инструмента сталь. Экспериментировали с получением стали разного состава, продувая чугун в тиглях, экспериментировали с режимами отжига, закалки и т.д. И так до тех пор, пока не достигли успеха. Хотя, по правде говоря, это еще было только началом – ведь для разных целей требуется разная сталь… И хорошо еще, что я собрал в Хатун Ирриру достаточно большое количество людей, иначе и этого не успели б сделать… Из высокоуглеродистой стали были сделаны и пружины. По идее, там тоже нужен был бы марганец, но уж что есть… Ну а поскольку к тому моменту, когда дело дошло до них, металлурги уже приобрели некоторый опыт, а потому добились успеха быстрее.

Выяснив вопрос с металлургией, я решил заглянуть в первый конвертер – глянуть, что там получилось. И был сильно удивлен, что износ днища оказался намного меньше, чем предполагалось. Я-то думал, что уже капитальный ремонт делать пора, а его и использовать можно. Впрочем, ответ нашелся достаточно быстро – вспомнил прочитанное в какой-то статье в свое время. Это при набивном днище срок службы – 20-25 плавок, в то время как при наборном из динасового кирпича он составляет около сотни. Однако в классическом бессемеровском конвертере с нижним дутьем всю картину портит срок службы фурм. Если при набивном варианте он примерно равен сроку службы самого днища, то при наборном – всего 5-10 плавок. Так что приказав спокойно провести в этом конвертере еще двадцать плавок, я отправился испытывать винтовки.

Осмотрев оружие и несколько раз проверив работу механизмов вхолостую и убедившись, что и УСМ и затвор работают нормально, зарядил барабан, привязал к спусковому крючку длинную веревку и, закрепив винтовку на ‘испытательном стенде’, отошел за выполнявшую роль укрытия стену и дернул веревку. Послышавшийся грохот выстрела уже никого из присутствующих не впечатлил – ну что это такое по сравнению с пушечным? Выйдя из укрытия, перезарядил винтовку и повторил все снова, отстреляв барабан до конца. После чего почистил ствол, заново зарядил, и мы приступили к определению параметров. Выстрелив несколько раз в баллистический маятник*(49), определили скорость пули в 290 м/с и дульную энергию в 1040 Дж. Затем произвели пробные стрельбы, в ходе которых убедились, что прицельная дальность по ростовой мишени около 200 метров – не менее, чем в два раза больше, чем для броска камня из пращи. Впрочем, в бою по плотному строю можно и с большего расстояния стрелять. Удовлетворившись этим, я заявил, что в ближайшее время предстоит наладить массовый выпуск такого оружия. Кроме того, как только появится чуть большее количество винтовок – их предстоит отправить в ‘Громотрубную армию’ Атока для подготовки стрелков.

***

(Юкатан, государство Чектамаль, г. Чектамаль. Июль 1528 годав)

В Чектамаль инкское посольство прибыло в середине Месяца праздника Солнца. Сам Инти Райми посольство отметило в одном из небольших майанских поселений. В ходе этого присутствовавший в походе жрец принес в жертву нескольких странных домашних птиц, прикупленных на местном рынке, а также, как это всегда делалось, – еды, одежды и украшений. Одновременно же с этим, как выяснилось, у местных народов был и свой праздник – в честь ‘бога пчел’ Мок Чи, который приходился также на начало месяца. Правда, не привычного для инков продолжительностью в 30 дней, а местного, майянского, длительностью в 20. Потому в большинстве случаев их начала не совпадали. Но начало месяца Сек также было приурочено ко времени летнего солнцестояния и потому совпадало. В связи с праздником в честь Мок Чи еще за несколько дней все майянские рынки были заполнены медом и продуктами из него – например, ‘медовым вином’, носившим у местных народов название ‘балче’. Делалось оно из меда, воды и корня какого-то дерева и, на взгляд Льюкюлья Майю, было очень крепким и вонючим. Но для местных, по-видимому, в этом не было ничего особенного.

Само разведение пчел немало заинтересовало инкских посланников. В Тауантинсуйу, где лишь собирали мед диких, мед был весьма редким и дефицитным продуктом. Здесь же он в огромных количествах продавался на рынке и, судя по всему, редкостью не являлся. Достаточно быстро инкам удалось выяснить, что для разведения пчел майя используют выдолбленные изнутри тыквы или деревянные колоды, заткнутые с торцов глиной. И глава посольства сразу взял это на заметку, сказав Льюкюлья Майю, что об этом непременно должен узнать Сапа Инка. Ведь, еще отправляя их в эти земли, он приказал искать все, что могло бы пригодиться в хозяйстве Тауантинсуйу и по возвращению доложить все ему. При наличии возможности, постаравшись вывезти и сами эти вещи и технологии.

Сам же праздник в значительной мере был похож на инкские. Весь народ собирался на празднестве, где совершались многочисленные жертвоприношения, в которых особенно старались пчеловоды, стремясь умилостивить великого бога. После чего начинался всенародный пир с обильной выпивкой, который сменился традиционной и давно вошедшей в обычай дракой. Сначала жители городка дрались между собой, но вскоре вспомнили и про остановившихся у них чужаков и пожелали испробовать свои кулаки на них. Однако тут они просчитались – сопровождавшие посольство в качестве охраны профессиональные солдаты быстро ‘разобрались’ с внезапно возникшей проблемой, набив морды главным запевалам, а остальные вскоре разошлись сами. Впрочем, несмотря на это все остались довольны – праздничная драка удалась на славу.

А уже на следующий день послы двинулись дальше и к 14 дню Месяца Праздника Солнца добрались до первой цели своего похода – Чектамаля. Среднего размера по инкским меркам городок, расположенный между заливом моря и озером так, что добраться до него можно было лишь через узкий перешеек, насчитывал около двух тысяч домов и являлся столицей одноименного майянского государства. В центре белели высокие пирамиды с расположенными на них храмами. Вокруг города виднелось и множество небольших деревень, близ которых зеленели кукурузные поля и фруктовые сады. Немного посмотрев на место своего назначения, посольство вскоре двинулось в город. Но чем больше оно приближалось к цели, тем яснее становилось, что тут не все нормально. Посреди улиц виднелись остатки не до конца разобранных баррикад и частоколов, жители города засыпали ямы на дорогах. Город также был буквально забит вооруженными людьми…

Остановились инкские послы на одном из постоялых дворов города, где для них с трудом нашлось место. Сопровождавшим их солдатам пришлось ночевать прямо под открытым небом на городской площади. Вскоре появившемуся офицеру, подозрение у которого вызвало странное – изготовленное из железа – их оружие, глава посольства заявил, что они прибыли далеко с юга из страны инков, и что он отправлен послом к их великому правителю – На Чан Кану. Офицер сделал вид, что удовлетворился этим объяснением, но за инками немедленно установили наблюдение. И многократное численное превосходство находящихся в городе майя однозначно говорило, что попытка вырваться из города сейчас обошлась бы очень недешево. Даже с учетом наличия тех же пушек. Ну так послы этого делать и не собирались. Не за тем пришли.

На следующий день Льюкюлья Майю вместе со своим дядей – главой посольства – и двумя инками-офицерами из его состава направились ко дворцу правителя. С собой они взяли также носильщиков, которые должны были доставить к его двору дары инков – одну (пока) пушку, бочонок с порохом и несколько образцов металлического оружия – топоров, ножей, наконечников для копий и палиц. Всю недолгую дорогу их сопровождали майянские солдаты, офицер которого по достижению дворца и направился внутрь – сообщить все их На Чан Кану. Ждать пришлось не так уж долго. Вскоре сопровождавший их военный вышел обратно и сообщил, что правитель ждет их. Видно, местному правителю очень хотелось увидеть посланцев малоизвестной в землях майя страны, про которую в их землях ходили некоторые слухи, но никто не имел точных данных – а потому решил не медлить.

В полутемном – много ли света попадет через маленькие окошки – зале дворца, куда провели послов их ждали сразу несколько человек. Причем, один из них, как это сразу отметил Льюкюлья Майю, не очень-то и походил на индейца. Поприветствовав местного правителя – выказывая, впрочем, при этом не больше почтения чем к наместнику какой-нибудь инкской провинции (чай не Сапа Инка, перед кем гордому индейцу не зазорно взять на плечи символическую ношу и опустить глаза к земле) – глава посольства принялся излагать цель своего прибытия в Чектамаль… После краткой речи, в который заявил, что в их земли его послал великий правитель Тауантинсуйу – Сапа Инка Тупак Куси Уальпа, он приказал внести дары.

Не прошло и минуты, как в зал внесли пару мешков. Из одного из них достали несколько образцов железного оружия, а из другого – пушечный ствол. При виде всего этого в зале на миг воцарилась полная тишина. Следивший при этом за реакцией хозяев Льюкюлья Майю не без удовольствия заметил, что все присутствующие явно заинтересовались. А у того же человека, кто не очень-то походил на индейца, при виде пушки аж заблестели глаза.

– Кроме того, – делая вид, что не обратил никакого внимания на реакцию окружающих, продолжил глава посольства, – Сапа Инка приказал передать вашему военачальнику, что из белокожих чужаков, это письмо, – с этими словами он открыл ‘коробку’ и извлек из нее сложенный несколько раз кусок ткани, на котором черной ниткой по белому фону были вышиты странные символы, значение которых никто из посланцев не мог понять при всем желании и передал его правителю…

***

(Тауантинсуйу, уну Каранке – район современной границы Эквадора и Колумбии. Июль 1528 года)

Наместнику уну Каранке сложившаяся в Тауантинсуйу ситуация абсолютно не нравилась. Наместник уну Кито Атауальпа уже практически в открытую не подчинялся Куско и, было явно видно, вскоре в стране неизбежно разразить гражданская война за власть. И что из этого выйдет – сложно было представить. А это создавало неопределенность…

Атауальпа, наместник Кито, требовал чтобы он подчинялся ему – и фактически это было уже так. Да и что он мог еще? Небольшая бедная провинция, не имеющая никакой связи с остальной Тауантинсуйу иначе, чем через Кито, была в полностью зависимом от него положении. Вот только кусконцы явно не собирались пускать все на самотек. Люди Сапа Инки Уаскара уже не один раз намекали ему, что придет время – и Атауальпу вместе со всеми его пособниками будут судить за самозванство и попытку государственного переворота. Просто пока не пришло время, но как только – так сразу. А вчера явившийся к нему человек – судя по одежде, какой-то чиновник, хотя на деле могло быть и иначе – прямо спросил, с кем он. С Сапа Инкой или самозванцем.

Атауальпу наместник, мягко говоря, недолюбливал. Будучи по происхождению инкой – пусть и из весьма далекой от верховной власти семьи, отец его в свое время был мелким чиновником в Куско – он считал его действия нарушением всех мыслимых и немыслимых обычаев. Ведь он фактически пошел против воли богов, завещавших, что Сапа Инкой могут быть лишь прямые потомки самого великого Инти, бога Солнца. Кроме того, Атауальпа был человеком подозрительным и жестоким. Не так давно он, например, ‘отличился’ при подавлении восстания одного из подчиненных ему племен, устроив там массовую резню, что тоже противоречило всем инкским обычаям. И чего ждать еще от столь непредсказуемого человека?

Но с другой стороны… Понимая расположение уну Каранке, наместник понимал, что ситуация практически безвыходная. Откажись он поддержать Атауальпу – и очень скоро он придет сюда со своей армией. Кроме того, ведь еще неизвестно, чем все закончится. Ведь профессиональная армия сапа Инки Уаскара рассредоточена вдоль восточной границы, а Атауальпы – собрана воедино. Впрочем, когда он попытался аккуратно ‘навести справки’ у собеседника – как, мол, Сапа Инка думает победить, если так-то и так-то, – тот лишь усмехнулся, заявив, что ‘им помогут боги’. И хотя это была явная отговорка, по тому, как он все это произнес, было видно, что это не пустые слова. За ними явно что-то кроется. Только что? Наместник ни раз уже слышал и про ‘новый металл Уаскара’, и про какие-то ‘громовые трубы’, но для составления полной картины происходящего информации было недостаточно.

– Если я открыто скажу о поддержке сапа Инки, через несколько дней здесь будет армия Атауальпы, – произнес, наконец, наместник.

– А открыто и не надо, – вновь усмехнулся тогда его собеседник, – Нам достаточно чтобы ты поддерживал его лишь на словах.

Теперь наместнику стало понятно все. Как он и предполагал уже, этот человек действительно был посланником Сапа Инки Уаскара. Ага, и сейчас он озвучил ему одно из тех самых предложений, от которых нельзя отказаться… Илии, если точнее, отказаться-то можно… Но очень нежелательно и чревато всевозможными нежелательными последствиями. Вплоть до несовместимых с жизнью. Однако и соглашаться-то в данном случае нужно с оглядкой – иначе запросто огрести неприятностей с другой стороны.

В этот миг колыхнулась входная занавеска и вошедший в комнату слуга отвлек наместника от этих мыслей, сообщив, что к нему явился вчерашний посетитель.

– Ну так что надумал? – едва зайдя внутрь, спросил он.

– Я согласен.

– Отлично, – довольно улыбнулся вошедший, – Тогда сейчас перейдем к обсуждению дальнейших действий…

***

(Юкатан, Чектамаль. Июль 1528 года.

В ходе общения с представителями местной знати (к которой принадлежал и белокожий чужак), инкским посланцам вскоре стала известно про события, происходившие в этих местах в последнее время. Как выяснилось, год назад белокожие чужаки под руководством Франсиско де Монтехо действительно вторглись в царство Экаб и при помощи дружественно настроенных к ним индейцев из города Тулум (который местные жители звали Сама) и селения Шельха построили свою базу – городок Саламанка. Эти ж индейцы снабжали ‘испанцев’, как звали себя белокожие, всем необходимым. Однако из-за условий выбранного места жительства – плохого климата, некачественной воды – вскоре среди чужаков возникли болезни, которые с каждым днем все ослабляли отряд. Кроме того, вскоре местное население устало от все возрастающих поборов со стороны испанцев и прекратило поставки продовольствия в Саламанку.

Монтехо попытался подавить зарождающийся ‘мятеж’, отправляя кавалеристов для его подавления и добычи продовольствия, но это лишь привело к открытому восстанию. Положение ‘конкистадоров’ стало фактически катастрофическим. В этих условиях Монтехо, собрав сотню еще оставшихся боеспособными солдат, отправился на север. По пути местные жители не раз пытались напасть на отряд захватчиков и разгромить его, но все эти попытки заканчивались ничем. В конечном итоге, майя решили оставить их в покое в надежде, что их боги – при помощи голода и болезней – сами уничтожат их.

Спас конкистадоров лишь счастливый случай: в деревне Шаманха они внезапно встретили Ах Наум Пата – дружественного им косумельского вождя (которого рассказывавший про эти события Герреро последними словами полил грязью, обвиняя в предательстве). Он дал им продовольствие и лодки, на которых они добрались в столицы одноименной провинции – город Экаб. Здесь он также участвовал в переговорах с местным правителем – и преуспел в этом.

Два месяца отряд Монтехо провел в Экабе. Запугав демонстрацией езды на лошади местных жителей и разузнав информацию про соседние майянские государства, он вскоре двинулся в царство Чикинчель. Но тут на каждом шагу их уже подстерегали засады солдат майя. В конечном итоге он вышел к столице страны – Чавак-Ха. Местный вождь принял их мирно, но за ночь жители покинули город, и испанцы были атакованы индейской армией. Однако отряд Монтехо смог вырваться и двинулись на юг – в Аке. Этот город они застали покинутым и разграбили. На следующий день здесь их и окружили индейцы, но испанцы вновь смогли прорваться, убив более 1200 индейцев, но и сами понеся немалые потери. Уцелевшие конкистадоры двинулись обратно в Саламанку.

Однако к тому времени туда прибыл корабль с ‘новой порцией’ любителей чужого добра, продовольствием и снаряжением. Обрадовавшись этому, Монтехо тотчас задумал новый поход – на этот раз на юг. Большая часть – около ста человек под командованием Авилы – отправились на корабле, меньшая же – около 30 человек во главе с самим Монтехо – двинулась по суше. Узнав об этом, На Чан Кан приказал Гонсало Герреро, своему военачальнику, готовить город к обороне – что инкские посланцы уже видели при прибытие в город. Задумав переманить его на свою сторону, Монтехо с одним из пленников отправил ему письмо предлагая отказаться от ‘варварского образа жизни’ и ‘вернуться на службу богу и королю, как и следует истинному христианину и испанцу’. Но в ответ тот лишь нацарапал углем на обратной стороне письма откровенно издевательский ответ: ‘Сеньор, я целую руки вашей милости. Поскольку я всего лишь раб, я не имею возможности присоединиться к вам, даже если бы и помнил о боге. Вы, мой господин, и все испанцы найдете во мне самого хорошего друга’, что не могло не привести Монтехо в бешенство..

Однако воевать на этот раз не пришлось. Победила хитрость. Узнав, где находятся в это время отряд Авилы, Герреро подослал к нему своих людей, сумевших убедить его в гибели отряда Монтехо. Поверив этому, он повернул обратно, решив вернуться в Саламанку. Впрочем, долго там не задержался, решив перенести колонию в более благоприятные места – в Шельху. Точно также поступили и с Монтехо, убедив его, что корабль Авилы разбился о рифы. Поверив в это, он приказал построить небольшой корабль и отправился на нем в Гондурас… Сейчас колония в Шаманхе еще существовала. Но из рассказа Сапа Инки Льюкюлья Майю помнил, что вскоре испанцы бросят ее. Хотя говорить об этом местным, само собой, никто не стал.

Впрочем, несмотря на все эти рассказы Льюкюлья Майю видел, что инкским посланцам чектамальцы не особо доверяют. Хотя в сложившихся условиях это и не удивительно – еще совсем недавно город был фактически на осадном положение. А тут вдруг сюда припираются какие-то чужаки с пушками, железным оружием и письмом на языке белокожих чужаков…

Однако предложениями Сапа Инки чектамальцы явно заинтересовались. На следующий день на полях вблизи города произвели пробные стрельбы из пушки, которые явно произвели впечатление на присутствующего при этом правителя и майянских солдат. Многие от страха попадали на землю или бросились бежать в разные стороны. И лишь присутствующие при том два десятка инкских солдат сохраняли невозмутимость. Впрочем, инкские посланцы знали, что совсем недавно они тоже боялись выстрелов, но уже успели к ним привыкнуть. В общем, чектамальская знать оказалась довольна.

Впрочем, на этом пришлось всю свою деятельность временно приостановить, так как у майя наступило начало месяца Шуль. Месяц одного из главных местных богов – Кукулькана, ‘Пернатого Змея’. И начинался он, само собой, с праздника в честь этого божества. Бога огня, воды, воздуха, ветра и Венеры. Кроме того, по местным легендам именно он основал большинство царских династий и многие крупные города, научил майя ловить рыбу, создал письменность и церемонии. Кроме того, был одним из создателей мира. Услышав все это, присутствующий в посольстве инкский жрец лишь презрительно усмехнулся, заметив, что это лишь подтверждает, что местные боги ложные – этот Кукулькан приписал себе роли Парьякака, Часки, Мама Кочи и даже Виракочи.*(50)

Начавшийся на следующий день праздник в честь Кукулькана проходил в полном соответствие со всеми майянскими традициями и сопровождался песнями, танцами, пирами, традиционной для майя ритуальной игрой в мяч (проигравшего в которой ждала смерть) и жертвоприношениями. В том числе и человеческим, которое играло ключевую роль в празднестве. Для этого выбранного в жертву человека (причем, в случае с Кукульканом – обязательно представителя знати) выкрашивали в синий цвет, одевали в богатые наряды и убивали на жертвенном камне, распарывая грудь и выдирая сердце. Хотя, происходя из айлью, с давних времен торговавших с народами майя и потому в общих чертах знающей их культуру, Льюкюлья Майю знал, что это у них далеко не единственный способ жертвоприношений. Были тут и другие способы ритуального убийства – сбрасывание с вершины пирамиды, расстрел стрелами привязанной к столбу жертвы, утопления в ‘сенотах’ или ритуальные ‘бои’ с привязанным к столбу пленником, вооруженным лишь украшенной цветами дубинкой. В общем, изобретательности в методах того, как умилостивить своих богов, майя было не отнимать. И вообще четкость соблюдения ритуалов и жертвоприношения волновали майянских богов куда больше, чем моральный облик людей. Что также вызвало усмешку у инкского жреца:

– Боги помогают лишь тому, кто соблюдает их заповеди и не забывает почтить их, – прокомментировал он это своим спутникам, – И их не подкупишь и не обманешь никакими дарами.

Затем инкское посольство пригласили на пир к чектамальскому царьку. Который, к удивлению Льюкюлья Майю, проходил не на улице среди народа, как это было у инков, а во дворце правителя среди достаточно узкого круга знати. Принеся подарок правителю, приглашенные садились есть и пить. Еду при этом подносили наиболее красивые служанки, что имело определенные сходства с инкскими традициями, где инкам и куракам во время еды прислуживали ‘Девы Солнца’. Само собой, гостям в большом количестве разливали винные напитки. Впрочем, много пили лишь мужчины – и под конец стало ясно почему. Затем, разделившись на пары или четверки, гости начинали танцевать, но через некоторое время возвращались к еде и выпивке. К ночи многие напивались настолько, что уже не могли самостоятельно передвигаться, поэтому домой их уводили жены. Впрочем, нередко бывало, что уходили с пира с чужой женой или какой-нибудь незнакомой девушкой. ‘Дикари! – глядя на все это, мысленно выругался Льюкюлья Майю, – Почему великий Инти до сих пор не покарает их за нарушений всех его заповедей?’ ‘Домой’ инкские посланцы возвращались одни, распевая по пути какой-то гимн в честь инкских богов.