Текст книги "Сын Солнца (СИ)"

Автор книги: Алексей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16.

Теперь ничто не мешало объединенным силам Писарро и Альмагро

направить свой завоевательный поход в центр империи инков. У

большинства местного населения первой реакцией на смерть Атауальпы

было чувство облегчения. Она им казалась ознаменованием конца угнетению,

которому они подвергались со стороны китонцев, победителей в гражданской

войне. Писарро не терял времени на сплочение сторонников Уаскара, так как

он собирался дойти до Куско и желал появиться там как его освободитель.

Теперь он уже знал, до какой степени управленческий аппарат империи зависел

от самого Инки. И ему сильно повезло, что вместе с ним в Кахамарке находился

самый старший сын из оставшихся в живых законных сыновей Уайна-Капака. Это

был Тупак Уальпа, младший брат Уаскара, человек, принимавший после своего

приезда в Кахамарку все меры предосторожности, чтобы избежать перспективы

быть убитым по приказу Атауальпы. Писарро позаботился о том, чтобы этот

Инка-марионетка получил при коронации все традиционные символы власти,

какие получает Инка при восшествии на престол.*(72)

(Тауантинсуйу, уну Кито, Риобамба. 24 июля 1529 года)

Сложившаяся ситуация не нравилась Руминьяви все больше… Уже второй день южане палят из своих ‘громовых труб’ без особого толка – как будто хотят раскрошить в порошок эти горы, что явно нецелесообразно, – но при этом так и не предпринимают практически никаких активных действий. Что они хотят? Генералы предполагали, что таким образом южане пытаются изматывать им нервы, дожидаясь подхода основных сил. Может быть, даже надеются, что они отступят без боя.

Но такое простое объяснение вызывало у Руминьяви сомнения – что добьется этим Уаскар? Весь этот обстрел стоил жизни всего десятку его солдат. Да такой обстрел скорее, наоборот, внушит солдатам, что ‘громовые трубы’ не страшнее обычного оружия. Хотя, может быть, этого и добивается Уаскар? Чтобы потом одним массированным применением ‘Громовых труб’ уничтожить всю его армию?

Но и тут что-то не то… Что-то думалось, что все куда сложнее… Может быть, знакомство с Титу Атаучи (Уаскара Руминьяви изначально рассматривал лишь как формального командующего – особыми военными талантами он прежде никогда не отличался) намекало на то, что вряд ли этот генерал выбрал бы столь прямолинейную тактику как атака на укрепленные позиции за рекой?

Немного подумав, Руминьяви вызвал начальника своей разведслужбы, поинтересовавшись, что известно о противнике. Как оказалось, в основном лагере Уаскара сейчас, судя по всему, шла подготовка к штурму – но, скорее всего, он будет не сегодня, а лишь завтра после подхода основных сил Южной армии. Посланные вдоль берега реки разведчики доложили, что вниз по течению ничего подозрительного замечено не было. А вот из тех, кто отправился вверх по течению, вернулись не все – хотя вернувшиеся тоже утверждали, что там все спокойно. Можно было бы предположить, что они просто по каким-то причинам задержались, но на всякий случай он все же отправил уже более крупные разведгруппы…

– Так где пропали разведчики? – услышав последнее, переспросил Руминьяви, катинка в его голове постепенно начала складываться.

– Вот здесь, – начальник разведслужбы показал соответствующее место на макете.

Вроде, ничем не примечательное место – в окрестностях таких полно… Но Руминьяви уже был уверен, что это именно то, чего и следовало ждать. В конце концов, не так давно он пытался провести практически аналогичную операцию против войск Уалтопы. И тогда ему не удалось достичь успеха лишь потому, что кто-то из вражеских разведчиков все же смог увидеть строящийся мост и доложить об этом кусконцам… И, немного подумав, он вызвал генерала Чалкучиму, приказав тому с отрядом в три тысячи солдат немедленно выдвигаться к указанному месту. Руминьяви еще надеялся, что Титу Атаучи еще не начал переправку основных сил и ему удастся скинуть в реку вражескую армию…

***

(Тауантинсуйу, уну Кито, окрестности Риобамбы. 23-26 июля 1529 года)

На следующий день разведчики отправились на поиски подходящих для переправы через реку мест, а в основном лагере развернулось представление под названием ‘подготовка к штурму’. Пусть Руминьяви малость понервничает, ожидая атаки в любой момент. А артиллеристы, выкатив поближе к берегу несколько громовых труб, начали артподготовку, обстреливая места, где могли находиться вражеские солдаты. Впрочем, особой пользы эта пальба по площадям принести не могла. Во-первых, сама стрельба велась вслепую, на удачу. Во-вторых, в этих горах укрыться от обстрела можно в тысяче мест – и вероятность того, что именно в твое укрытие прилетит ядро крайне мала. Единственной пользой этого обстрела было немного помотать нервы противнику. Да сами артиллеристы малость потренируются.

Впрочем, достаточно скоро китонцы практически перестали обращать внимание на обстрел – похоже, несколько разуверились в силе нового оружия. Замеченные кое-где среди скал вражеские наблюдатели лишь смотрели за тем, как ‘громовые трубы’ один за другим пуляют в белый свет как в копеечку железные шары, не приносящие никакого существенного вреда их армии. Была сначала мысль позвать нескольких лучших стрелков из винтовок дабы малость подсократить их поголовье, но потом передумал – приказал пока дать понаблюдать (хотя уже под вечер приказ об отстреле все же был отдан). Пусть смотрят на ‘неэффективность’ пушек – в реальном бою будет им неприятный сюрприз. Про картечь-то они не знают. Впрочем, по всей видимости, китонцы быстро решили, что сегодня штурма не будет – видимо решили, что я буду дожидаться подхода Южной армии. Что ж, этим заблуждением тоже грех воспользоваться.

Когда под вечер явились разведчики, они доложили, что в радиусе нескольких километров обнаружили сразу несколько пригодных под переправу армии мест – там можно относительно свободно перебраться через реку и достаточно легко и быстро построить временный мост для переброски основных сил. И, после короткого обсуждения с генералами, было решено уже сегодня ночью отправить туда строителей с отрядами прикрытия из ‘громотрубной армии’. А завтра утром начать скрытую переброску основных сил Громотрубной армии – благо, уже завтра сюда начнут подходить части Южной армии. Кстати, переправляться решили сразу в двух местах чтобы быстрее отрезать все пути к отступлению вражеской армии. Общее командование операцией взял на себя я, Титу Атаучи и Аток должны были, соответственно, возглавить первый и второй ‘отряды прорыва’.

А уже на следующий день армия пришла в движение – из присутствующих в лагере восьми тысяч четыре отправлялись в поход. Оставшиеся тысяча из Громотрубной армии с солдатами Северной должны были делать вид подготовки к штурму… Я сам отправился со вторым отрядом, который должен был переправляться вверх по течению от города. Уже когда мы покидали лагерь, в него начали входить передовые отряды Южной армии под командованием Топа Атау.

И вот она, переправа. Спускаясь по какой-то козьей (хотя, в этих местах скорее ‘викунией’ или ‘гуаначей’) тропке к реке, солдаты один за другим по временному мостку перебирались на ту сторону и тотчас отправлялись на указанные позиции. Как выяснилось, за ночь тут уже успели наскоро подготовиться к обороне от возможных нежеланных гостей. В нескольких местах, перекрывая все подходы к плацдарму, были установлены пушки, среди скал засели готовые угостить китонцев свинцовым гостинцем стрелки.

– Пожалуй, скоро стоит ждать гостей, – заметил на этот счет Аток, – Нам тут и так уже малость пострелять пришлось.

– Вражьи разведчики?

– Да, – подтвердил командующий Громотрубной армией, – Вышли прямо на нас и явно заметили. Пришлось валить по-тихому – пока не донесли о нашем появлении. Кстати, склоны кое-где заминированы, – уловив, куда я смотрю, добавил Аток.

– Это хорошо, – согласился я, – А когда примерно стоит ждать Руминьяви?

– Ну сам Руминьяви сюда вряд ли пойдет. Пошлет кого-нибудь из своих генералов, – не согласился Аток, – Но, пожалуй, уже сегодня вечером или завтра утром будет.

– Тогда, пожалуй, ждем его здесь, – вынес я решение, – Здесь уже все готово к встрече, а на другом месте времени для этого может и не хватить. А пока нужно приготовить отряд, который мы пошлем в обход чтобы отрезать китонцам путь к отступлению. Все они должны лечь здесь – после чего мы должны как можно быстрее выдвигаться вперед…

Как и ожидалось, враги пришли на следующее утро. Находившиеся на своих почтах разведчики быстро доложили, что сюда явился генерал Чалкучима с армией в три тысячи солдат – причем, по всей видимости, две тысячи из них были профессионалами. Да, Руминьяви явно всерьез отнесся к новой угрозе… Не знал он лишь того, что уже опоздал. Приди этот отряд днем раньше – и большие неприятности были б гарантированы, небольшой отряд прикрытия мог и не удержаться. Но теперь все было иначе. Пусть нас и сейчас меньше, но мы лучше вооружены – и успели подготовиться к встрече ‘заклятых друзей’…

Предложенное ‘поле боя’ китонскому генералу явно не понравилось. Для того, чтобы ворваться на наши позиции, ему предстояло пройти небольшую долину, подняться на перевал и выбить нашу армию с занимаемой позиции, что было непростой задачей даже при равноценном оружии – ведь противник запросто мог засыпать наступающих камнями со склонов гор. Точно также наступающие находились бы в невыгодном положении и когда взбирались на перевал. Но, помимо, теперь лучшее оружие южан давало им дополнительные выгоды – даже если они ограничатся применением наполненных ‘гремучим порошком’ тыквин. С учетом этого, Чалкучима предпочел бы отступить на выгодную позицию и там занять оборону – при удачном стечение обстоятельств, этим можно было полностью остановить продвижение нашей армии. Но принять какое-либо решение ему было уже не суждено. Ну откуда китонцам было знать, что они уже находятся под прицелом, а засадный отряд готов в любой момент отрезать путь к отступлению?

Первыми прозвучало сразу несколько винтовочных выстрелов, произведенных лучшими стрелками – их целью было максимально сократить офицерский состав вражеской армии, а затем заговорили пушки – и по долине засвистела картечь… Хоть и били практически на предельной дистанции, но эффект оказался куда сильнее, чем я ожидал. Хоть стрелкам и не удалось с ходу завалить всех китонских офицеров, но уже после первых выстрелов и потерь от картечи армия была практически дезорганизована. Уже не задумываясь о цели планировавшегося похода и стараясь лишь упрятаться от летающей кругом смерти, от которой не защищали никакие щиты и доспехи, солдаты как сумасшедшие ломанулись назад – туда, откуда пришли, но и там неожиданно напоролись на выстрелы в упор и строя вражеских солдат – засадный отряд, что лишь добавило паники… Куда б не бросались солдаты, всюду их встречала лишь смерть…

Часа два часа все было закончено. Потерявшие командование испуганные солдаты уже не представлял никакой силы – и немногочисленные организованные группы не могли спасти положение. Потому, когда в дело вступили основные силы армии, им, по большей части, оставалось лишь вязать пленных да добивать тех, кто еще не совсем потерял голову и пытался оказать сопротивление…

– Еще минус три тысячи, – видя происходящее, с усмешкой произнес Аток.

– Теперь осталось покончить с основными силами Руминьяви, – подвел итог я, – А для этого мы долины как можно быстрее выступать…

Оставив пару сотен человек разбираться с пленными и собирать трофеи, мы выдвинулись вперед – на соединение с другой половиной Громотрубной армии…

***

(Тауантинсуйу, уну Кито, окрестности Риобамбы. 27 июля – 7 августа 1529 года)

К утру 27 июля кольцо вокруг Риобамбы оказалось замкнуто. Все более или менее подходящие для прохода армии подходы к городу оказались перекрыты Громотрубной армией. На направлениях возможных прорывов устанавливали артиллерию, закладывали бомбы на склонах, готовили позиции для стрелков. А еще 5 тысяч солдат Южной армии было отправлено на север. Перед ними была поставлена задача как можно быстрее занимать города уну Кито – Амбато, Латакунгу, Чильо и, по возможности, Кито. А также, если успеют, постараться не допустить бегства китонской знати из города.

А мы тем временем стали готовиться к штурму Риобамбы и возможным попыткам прорыва армии Руминьяви. Которые, кстати, не замедлили случиться – видимо, поняв, что попали в ловушку и сколько б не сидели в ней, лучше не станет – в крайнем случае, мы могли б взять их армию измором, – они уже в районе полудня предприняли попытку прорыва – правда, не по главной дороге (так как логично было именно там ожидать скопления наибольших наших сил), а по одной из второстепенных. На этот раз на прорыв был отправлен почти семитысячный отряд – противостояло которому лишь две тысячи, причем лишь половина из них принадлежала Громотрубной армии, а остальные – недавно подошедшие солдаты Южной. Однако в результате этого боя прорывающиеся силы китонцев были обращены в бегство, потеряв почти половину – никому из них так и не удалось добраться до столь желанных перевалов и вступить в схватку с засевшими там солдатами. Как и в прошлый раз, китонцы несли огромные потери от картечи пушек и рушащихся на голову камней, но раз за разом по приказу командиров бросались на новый штурм – до тех пор, пока те не осознали, наконец, бесплодность этих попыток – последующие атаки привели бы лишь к росту общих потерь.

Это ж поражение окончательно сломило боевых дух китонцев. Как докладывали гонцы, всю ночь солдаты то тут, то там ловили дезертиров из ‘Северной армии’. Бросая оружие и доспехи, они ночью перебирались через реку или шли к перевалам, сдаваясь в плен. Всего за одну ночь было поймано более трехсот человек, сбежавших из армии Руминьяви. Общее их настроение можно было передать ответом одного из них на вопрос о том, почему дезертировал из армии мятежника: ‘Боги против нас – значит, воевать бесполезно’. Впрочем, это были, в основном, не профессиональные солдаты Северной армии, а набранные из крестьян ополченцы.

– Хороши вояки, – узнав об этом, презрительно сплюнул Титу Атаучи, – Вместо того, чтобы выполнить свой долг до конца, побежали во все стороны. Трусы…

В отличие от генерала, жрец немедленно подвел под начавшееся дезертирство идеологическое обоснование – мол, боги никогда не поддержат мятежника, а без их поддержки им не одержать ни одной победы. И вот теперь солдаты поняли то, что боги против них, и начали разбегаться.

На следующий день китонцы предприняли еще несколько вялых попыток атаковать – но уже было ясно, что воевать никто из солдат не хочет. Все уже разуверились в возможности победить – впрочем, это и не удивительно. Фактически за весь поход китонцам не удалось одержать ни одной крупной победы. Да, сначала они продвигались вперед – но каждый взятый поселок, каждый километр этого пути стоил им огромных потерь – которые ничем не сокроешь. Все видели, что их потери гораздо больше, чем у южан. А потом был тот провальный штурм перевалов у Гуамоте, где китонцы так и не смогли выбить армию Уалтопы с занимаемых позиций – и позорное отступление к Риобамбе. А теперь еще и эти два крупных последних поражений. Неужели всего этого мало для того, чтобы понять, что боги против мятежа Руминьяви, в котором они участвуют? Тем более, что кое-кто еще и постарался распустить в армии нужные слухи… К тому же, южане уже окружили их – а это значит, что скоро они смогут захватить оставшиеся без защиты поселки и города провинции, где остались их семьи. Так ради чего воевать? И лишь высшее руководство продолжало настаивать на войне до победного конца – но ведь у них просто не было выбора. Всем было понятно, что южане не пощадят руководство мятежников – всех их ждет неминуемая казнь. Инки не прощают предательства вождей.

Следующие несколько дней прошли довольно спокойно – новых попыток прорыва китонцы не предпринимали. А вот от ушедшей на север части армии новости поступали хорошие – не встречая никакого сопротивления, они уже на третий день пути без боя заняла Амбато – на этот раз даже с не успевшими разбежаться жителями, а на пятый день пути после небольшого столкновения с наспех собранными ополченцами захватила Латакунгу. После чего основные силы армии двинулись к Кито. И, воспользовавшись имевшимися во вражеской армии шпионами, я постарался донести эту новость до вражеских солдат. Мол, ваши дни сочтены – армия уже движется на Кито и вот-вот захватит и его.

Не знаю, повлияло ли как-то это сообщение или китонцы уже до этого имели подобные планы, но на следующий день китонцы всеми силами – почти четырнадцатью тысячами солдат – предприняли попытку прорыва по главной дороге на Кито. На этот раз бой затянулся почти на полдня – но все попытки прорваться через град картечи и камнепады заканчивались ничем. В итоге, потеряв почти пять тысяч, армия отступила в долину, вернувшись в город.

А на следующий день, 5 августа 1529 года, произошло то, чего никто и не ожидал. К вечеру под знаком переговоров к перевалам выехало несколько человек – с собой они вели связанных Руминьяви и его генералов Укумари и Кискиса… Как оказалось, в этот день у китонцев произошел военный совет – где тысячники потребовали от Руминьяви заключения мира с южанами на любых условиях, так как ‘они непобедимы’. Однако ни Руминьяви, ни его генералы не согласились на это, обвинив остальных в трусости и потребовав прорваться – выбить южан с одного из перевалов и уйти в безлюдные высокогорные районы, где продолжить борьбу против них. А дальше началось – практически все присутствовавшие на совете офицеры заявили, что лучше погибнут в бою, чем умрут от голода в безлюдных горах. Руминьяви в ответ обвинил их в трусости и поклялся наказать бунтовщиков. Дальше каждый из семнадцати уцелевших в боях тысячников уверял, что именно он первым скомандовал схватить мятежника, но результат этого был один – Руминьяви и его генералы Укумари и Кискис были схвачены и связаны. После чего и отправили делегация…*(73)

На следующий день началась сдача китонский армии – солдаты выходили к перевалу и складывали в кучу свое оружие. После чего мобилизованных крестьян сразу же распускали по домам – им еще предстояло успеть приготовить оросительные системы к предстоящему севу. А вот что делать со служившими Руминьяви профессиональными солдатами Северной армии – это предстояло решить мне… ‘Битва за Риобамбу’ стала триумфом Громотрубной армии – при минимуме своих потерь ей удалось нанести тяжелейшее поражение китонской армии, полностью подорвав ее боеспособность и вынудив на сдачу. Никогда еще инкским генералам не удавалось одержать столь легкую победу…

Оставив тысячу солдат Южной армии для охраны пленных и учета трофеев, 7 июня мы выступили в дальнейший путь к Кито. Город к этому времени был уже занят Южной армией, а знать и остатки солдат укрылись в горной крепости неподалеку… Впрочем, по пути к Кито произошло и еще одно примечательное событие. На третий день пути разведчики доложили, что поймали какого-то человека – с виду какого-то мелкого чиновника, который желает увидеть лично Сапа Инку, уверяя, что у него есть какие-то очень важные сведения. Поскольку мне стало интересно, кто это такой, приказал привести – и каково ж было удивление, когда Титу Атаучи опознал в нем одного из высших офицеров Северной армии, прежде занимавшегося разведкой, а затем ставшего начальником разведки Атауальпы? Бывший разведчик пытался вымолить себе прощение – уверял, что на своем посту он целенаправленно вводил в заблуждение китонских военачальников, сообщая им неверную информацию об армии Уалтопы и делах на юге в целом. Кроме того, по службе он знает много полезной информации о заговорщиках из среды курак и даже верховной знати Куско, которые мечтают о свержении законного Великого Инки и помогали мятежникам Атауальпе и Руминьяви.

– Разберемся, – не став дослушивать речи предателя, скомандовал я, – Увести.

Глава 17.

Теперь испанцы были почти на полпути к Куско, не испытав за восемь недель

путешествия после ухода из Кахамарки почти никаких трудностей. Та часть Перу,

по которой они проходили, была верна партии Уаскара, и ‘до Кахатамбо касики

и дорожные управители оказывали губернатору и испанцам хороший прием,

обеспечивая их всем необходимым’. И, несмотря на это, испанцы продвигались

вперед с большой осторожностью, ‘всегда очень бдительные… с авангардом

впереди и арьергардом позади’. Посреди колонны испанцев на паланкинах ехали

два лидера двух противоборствующих сторон, пережившие гражданскую войну:

новый молодой Инка Тупак Уальпа и великий главнокомандующий армией Атауальпы

Чалкучима. Первый думал, что его несут, чтобы возвратить его фамилии

императорский трон в Куско, и он с готовностью сотрудничал с завоевателями. Но

Чалкучима помнил, как его выманили из Хаухи, где он находился со своей армией,

как его пытали по приезде в Кахамарку и как он стал свидетелем казни своего

господина Атауальпы. Поэтому едва ли было удивительным то, что испанцы его

боялись и подозревали подвох в каждом движении этой грозной фигуры.*(74)

(Тауантинсуйу, уну Кито, Кито. 18-23 августа 1529 года)

В Кито мы прибыли на 27 день Месяца Поливки. Немедленно явившийся встречать нас Топа Атау, командующий Южной армии, немедленно доложил, что к этому времени в провинции уже начала налаживаться мирная жизнь – крестьяне вышли в поля, проверяя и при необходимости ремонтируя оросительные системы – ведь скоро придет время сева, ремесленники вернулись к своим делам. Не повезло лишь чиновникам и жрецам – все, кто не успел разбежаться, теперь сидели под арестом, ожидая суда за сотрудничество с мятежником Руминьяви. Впрочем, эти тишина и видимое спокойствие в городе меня ничуть не обманывали. Да, все занялись своими делами и пока вроде ничего не замышляют – но лишь потому, что не имеют возможностей что-либо сделать. Ненавидеть нас от этого не перестали. Дай только возможность – и очередное восстание неизбежно. И что с этим сделать – я пока не знал. Можно, конечно, как это неоднократно делали инки, расселить местное население, разбросав малыми группами по всей территории Тауантинсуйу с целью максимально быстрой ассимиляции. Но расселять почти стотысячный город – слишком уж радикальный шаг. Да и технически осуществить это не так-то просто… Что ж, придется придумывать какой-то компромиссный вариант…

Что мы имеем на счет причин этой войны? Как уже показал новый вариант истории, борьба сыновей Сапа Инки Уайна Капака играла здесь последнюю роль – хотя в прошлом варианте истории именно она выглядывала на поверхность, найдя отображение в памяти людей. Но то был лишь повод. Реальных же причин было три. Конфликт центральной и региональной знати. Многих курак не устраивал их нынешний статус, они мечтали вернуть себе реальную власть – и подстрекали народ на восстание против “захватчиков-инков”. Конфликт двух экономических систем. Если на юге с древних времен были заложены основы ‘первобытно-плановой’ системы экономики, где торговля велась лишь между государствами, то на севере – территории уну Кито – зарождался традиционный рынок с деньгами и внутренней торговлей. Которую не удалось полностью изжить и при инках – во многих местах торговцы-миндала продолжали заниматься своими делами. Ну и, наконец, третье – во многом связанное со вторым – конфликт культур юга и севера.

Увы, но покончить с этим раз и навсегда невозможно. Потому придется действовать в несколько этапов. И первым делом желательно было бы решить первую проблему – со знатью. Нужно было найти способ лишить местную знать народного доверия. Внушить всем мысль, что никакие они все не борцы за свободу, как пытаются это показать, а всего лишь обычные уроды, мечтающие о том, как бы заполучить побольше власти и богатств. Чтобы все считали, что любое их слово лживо и не заслуживает доверья – в отличие от инков, которые только и думают о народном благе. Если мне это удастся сделать – это будет первым важным шагом на пути к решению ‘северного вопроса’. Во-вторых, конечно, было б неплохо ускорить ассимиляцию местных жителей – кого-то из них отправить осваивать новые земли, на их место поселить кого-то из лояльных племен… Но это нужно делать не сразу, а постепенно. Ну и, в-третьих, внушить местным жителям идею о превосходстве плановой экономики – ну да тут с методами действия все понятно. Вот только технических возможностей для решения пока нет.

Ну а пока предстояло решить несколько технических вопросов, связанных с налаживанием управления захваченными землями. Во-первых, тот же Уалтопа еще с начала похода начал за успешные боевые действия против армии самозванца ненавязчиво выпрашивать у меня расширения владений – то есть территории уну Тальян. На что после недолгих рассуждений я и согласился – ‘прирезав’ окрестности Риобамбы. Во-вторых, требовалось назначить наместника провинции – а кандидатур-то тут было не так уж много. Титу Атаучи нужен был в Куско – в качестве наместника, кем он и был до начала похода, Аток и Топа Атау – как командующие армии. Оставался лишь второй дядя Уаскара – Майта Юпанки, в это время временно занимавший должность наместника Куско. О чем ему и было немедленно отправлено сообщение. Из плюсов – он не командовал войсками во время ‘северного похода’ и потому не вызывал бы такой неприязни у местных, как тот же Аток. В-третьих, требовалось назначить чиновников более низких уровней – ‘десятитысячников’ и ‘тысячников’. Десятитысячников, естественно, назначили из ‘пришлых’ – а вот тысячников нужно было назначить из местных – для чего требовалось предварительно отобрать наиболее лояльных. Впрочем, первое время за ними присмотрят… Ну и, в-четвертых, нужно было назначить жрецов – местные, поддержав Атауальпу и Руминьяви, автоматически потеряли доверие и теперь их требовалось заменить своими – тем более, вот-вот начало месяца. Впрочем, об этом вопросе позаботились заранее – отобранные для этого жрецы пришли вместе с армией.

В общем, дел было полно и потому мы едва уложились в оставшиеся до начала Месяца Сева четыре дня. А ведь еще нужно было решить, что делать с засевшими в крепости мятежниками… Еще в первый день осмотрев вражеские укрепления, я пришел к выводу, что проектировали их явно не дураки. Пусть здесь не было ни традиционных для европейских крепостей стен (в Андах таких крепостей вообще практически не строили), ни артиллерии, ни минных полей – но захватить ее будет не так-то просто… Сама по себе крепость представляла собой место вблизи горной вершины,*(75) где было выстроено несколько зданий – казармы, склады и несколько домов для армейского начальства из знати, окруженные многочисленными террасами. К ним вела одна единственная узкая – так, что в ряд могло пройти не более двух человек – извилистая тропинка. Причем, идя по ней, солдаты практически всю дорогу находились в зоне поражения сбрасываемыми с вершины камнями – и при этом не имели возможности эффективно противодействовать противнику. Более того, если даже удастся пройти всю тропинку – то потом требовалось по крутой лестнице подняться хотя бы до первых террас, где можно было б получить хоть какую-то свобод маневра.

– Сколько солдат у китонцев? – осмотрев все эти сооружения, спросил я у командовавшего Южной армией Топа Атау.

– Около пятисот человек.

– Немного, – прокомментировал это Титу Атаучи, – До только попробуй их возьми…

– Взять-то можно, – ответил Аток, – Да только каковы будут наши потери?

– Обычно такие крепости берут либо хитростью, либо предательством, – прокомментировал все это Титу Атаучи.

А я, глядя на эту крепостишку, жалел, что нет у нас пока нормального оружия… Эх, были б у меня нормальные горные пушки, да с осколочными снарядами или шрапнелью… устроил бы я им веселую жизнь… Но чего нет – того нет. Из имеющихся пушек туда стрелять невозможно – да и толку от нескольких ядер не много будет. С соседних гор стрелять тоже бесполезно – на таком расстоянии что из пушек, что из наших эрзац-винтовок попасть можно исключительно случайно. Да и спрятаться от обстрела несложно. Попробовать заслать туда диверсантов? А есть ли люди с достаточной подготовкой? Стоило узнать… Впрочем, решение этого вопроса решено было отложить на следующий месяц, так как вряд ли удалось бы покончить с остатками мятежников за пару дней.

Месяц Сева встретили по всем правилам. Жертвоприношения из храмовых запасов, обращения к богам, пиршество… Как и везде, на праздник собралось практически все взрослое население города – но было явно видно, что празднику они не очень-то рады. Что ж, вполне понятно… А на следующий день, 2 день Месяца Сева, утром начался суд над главарями мятежников. Специальный судья из Куско зачитал обвиняемым – главным из которых был Руминьяви – обвинение в измене Сапа Инке (что, помимо всего прочего, было нарушением заповеди о запрете лжи), самовольном захвате власти в уну Кито, организации мятежа с целью отделиться от Тауантинсуйу и многом другом, что удалось хоть каким-то образом привязать к их деяниям. После чего начиналось разбирательство, где судьи пытались установить степень виновности того или иного из мятежников и определить достойное их наказание. Наконец после долгих обсуждений под вечер суд вынес свое решение. Руминьяви и еще семьдесят человек (часть которых, впрочем, еще сидели в горной крепости) представителей знати казнить через повешенье. Генералов Укумари, Кискиса и еще почти две сотни представителей знати выслать из Тауанинсуйу. Их семьи сделать крестьянами и выслать в удаленные области Тауантинсуйу. Тысячников и сотников Северной армии разжаловать и вместе с семьями выслать в удаленные области страны, сделав крестьянами. Остальных солдат исключить из армии и отправить по домам.

***

(Тауантинсуйу, Кито. 24-28 августа 1529 года)

На следующий день состоялось награждение отличившихся в боях с китонцами. В зависимости от ситуации, награда могла сильно различаться. Кто-то получал украшения из серебра или даже золота. Кто-то – вторую жену, обычно из дочерей мятежников или жен казненных, но в отдельных случаях – особо отличившимся – и из ‘дев Солнца’. Кто-то получал новые должности – повышение по званию или, для простых солдат, назначение десятником. А кто-то и становился ‘инкой по привилегии’.

После чего на военном совете подвели итоги прошедшей войны – в том числе, по использованию нового оружия. Генералы, как оказалось, были в полном восторге. Еще бы – разгромить двадцати двухтысячную армию, потеряв убитыми и ранеными лишь семьсот человек. При вражеских потерях в тринадцать тысяч – такого прежде и не снилось! Пришлось малость вернуть генералов с небес на землю, указав на очевидные недоработки. Несмотря на то, что все солдаты Громотрубной армии учились стрелять, во время боев многие стреляли не во врага, а лишь ‘в сторону врага’. Часто открывали огонь слишком рано – и в результате палили в белый свет как в копеечку – или ж, наоборот, слишком поздно – в результате попадая под ответный обстрел. Фактически за месяц похода сожгли запас пороха, равный его почти годовому производству – а это означало, что если начнется затяжная война – начнутся проблемы… Оружие показало себя тоже не очень – были случаи разрыва как пушек, так и барабанов и стволов винтовок и картечных ружей, задержки выстрела. Как правило, не обошедшиеся без жертв. Кроме того, были случаи, когда при приближении противника солдаты бросали винтовки или ружья и, схватив топоры, бросались в схватку. Отрицать эти недостатки никто не стал – согласились, что действительно проблемы были и нужно не допустить их повторения в будущем.