Текст книги "Как надо работать (сборник)"

Автор книги: Алексей Гастев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Но восстановительная культура в перерывы в самом рабочем периоде имеет не меньшее значение. В частности, перерывы в работе имеют, конечно, значение не только для восстановительной мускульной энергии; они, кроме успокоения нервной системы, сообщают работнику начала трудовой дисциплины, осмотрительности и организационного порядка. А это, в свою очередь, означает увеличение готовности нервной системы к ее распределительной работе.

Говоря о восстановительной способности, мы должны отметить и еще интереснейшие возможности. Как мы уже говорили выше, при нашем функциональном анализе производственных процессов последние легко разбиваются на три функции, иногда совершенно очевидные: установку, обработку и контроль. Мы знаем, что между ними наблюдаются определенные временные отношения и работник в одних случаях часто, в других редко, работая, переходит от одной функции к другой. Вот эти переходы опять-таки открывают восстановительные возможности для организма. В наиболее типичном случае опиловки, которая многими некритически воспринимается как одна сплошная опиловка, на самом деле получается, что при «контроле», когда работа нервной системы имеет преимущественное значение, работник дает отдых натруженным мускулам и, наоборот, при «обработке», когда мускульно-двигательная работа имеет преимущественное значение, получается известный отдых для нервной системы.

Хороший распорядок на рабочем месте, точно приноровленный к трудовым функциям, в то же время способствует экономизации затрат трудовых усилий.

Распорядок на рабочем месте после внимательного анализа может принять характер до того удобно рассчитанной обстановки, что прямо диктует определенное поведение, а следовательно, он может довести экономию в установочных, обработочных и контрольных функциях до такой высоты, что трудовая культура примет уже характер целой трудовой революции[70]70
  См, в связи с этим в «Установке рабочей силы» (журнал ЦИТа) описание рабочих мест.


[Закрыть].

Придавая такое важное значение трудовой культуре и констатируя совершенно бесспорное положение, что эта трудовая культура на наших предприятиях еще только начинает делать свои успехи, мы вправе сказать, что существующие нормы, отражая низкий уровень этой культуры, должны повышаться.

Нервная система и производственное поведение

И конечно, после наших характеристик трудовой культуры никто не сделает опрометчивого вывода, что эта трудовая культура заключается в простом умножении усилий, простом нажиме или самонажиме (надрыве или ухарстве).

Нет, она заключается именно в высокой культуре распределения усилий.

И вот это-то организационно-распределительное понимание трудовой культуры дает нам право настаивать и на организационно-распределительном характере норм.

И вполне понятно, что здесь встает во весь рост проблема работы нервной системы работника.

Можно ли измерить работу нервной системы? До сих пор попытки этих измерений не увенчались успехом.

Но предположим, что мы эту проблему разрешили. Предположим, что тончайшими измерителями мы определили бы энергетические процессы мозга и нервов или мельчайшими микроизмерителями мы могли бы определять электрические токи, проходящие через нервные узлы и окончания двигательных нервов и, наконец, всю рефлекторную работу головного мозга. Что бы это нам дало? Это дало бы нам измерение работы, потраченной на связывание, сочетание тех рефлексов, которые накопились в нервной системе в качестве ее, так сказать, основного капитала. Этот основной капитал в одной своей солидной части представляет именно отложенную в нервной системе сочетательно-распределительную трудовую культуру, которую и приводит в движение новая реакция. Следовательно, работа нервной системы всегда есть только сочетание нового раздражения с той сочетательно-распределительной культурой, которая уже отложена в нервной системе.

Как бы то ни было, в распределительно-организационной деятельности работника отражается именно эта, все усложняющаяся, все совершенствующаяся накопленная сочетательная культура. Понятно, что не данное раздражение, характерное для данной производственной работы, является выражением работы центральной нервной системы, а именно проявление нервной культуры, отвечающей на данное раздражение.

Поэтому нам кажутся бесплодными поиски философского камня о непосредственных измерениях работы нервной системы. Однако мы можем измерять самое организационно-трудовое проявление этой работы или именно организационно-трудовое поведение работника. В этом смысле вполне правомерно науку об организационно-трудовом поведении работника сделать центральной наукой о труде.

Аналитическая работа и расчетные построения именно в этой области и дадут нам самые плодотворные результаты в области повышения трудовой культуры, а следовательно, и в области повышения трудовых норм.

Заключение

Итак, нормирование труда в настоящее время более чем когда-либо является сложнейшей инженерной работой, покоящейся не только на непосредственном анализе данной работы как таковой, но на анализе

1) формы производства,

2) рабочего типа,

3) степени трудовой культуры.

Принцип определения голой индивидуальной нагрузки если и может где-либо сыграть решающую роль, то именно в самых примитивных формах производства и применительно к самым примитивным рабочим типам.

Время в этих случаях есть голый определитель продолжительности загрузки.

В наиболее высоких рабочих типах (тип оператора) время является уже не только определителем загрузки, но и регулятором последовательности работ, размещения операций во времени, а в самых высоких рабочих типах (типы «Б» – функционеры) время является уже регулятором сочетания параллельно и синхронно идущих функций.

Определение абсолютных норм, т. е. не зависимых от данной формы производства, от данного рабочего типа и от необходимой трудовой культуры, должно быть признано абсолютно неприемлемым подходом.

Отсюда мы можем вынести чрезвычайно важное организационно-плановое заключение.

Попытки планирования и регулирования норм «по всему фронту» промышленности должны быть признаны утопическими. Ни форма выражения норм, ни темп их изменения не могут быть едиными, а следовательно, как тонки различия между формами производства и рабочими типами, так же тонка и культурна (т. е. дифференцирована) должна быть политика планирования и регулирования в области нормирования.

Часть шестая. Нормирование и трудовая культура в период социалистического строительства

Социально-политическая справка

После аналитических положений, связанных с формами производства, необходимо вкратце (в масштабе данной брошюры) осветить вопрос о нормах в период социалистического строительства.

Теперь уже все привыкли к мысли, что нам необходимо «догнать и перегнать» уровень капиталистического прогресса в области организации производства и труда.

Следует, однако, особо заострить вопрос на том, что и самая трудовая культура пролетариата должна строиться тоже в расчете на то, чтобы догнать и перегнать таковую же культуру при капитализме. Приведем прежде всего классические строки Ленина:

«Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден… тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда».

(Ленин, т. XVI, стр. 254).

Не надо думать, что здесь под словом «производительность труда» понимается общее производное лишь высокой техники производства; нет, самая «интенсивность», рабочее «уменье» Лениным считались не только как организационно-непреложный вывод из более высокой производственной техники, а в то же время как самостоятельная проблема, требующая самостоятельных усилий. Так, в другом месте он говорит:

«…условием экономического подъема является и повышение дисциплины трудящихся, уменья работать, спорости, интенсивности труда, лучшей его организации».

(Ленин, т. XV, стр. 193).

В свое время, когда на предприятиях наблюдалось падение трудовой дисциплины, Ленин призывал к «дисциплине железной» (т. XV, стр. 204). В 1918 г. в Центральном Комитете Металлистов группой его членов, вместе с пишущим эти строки, был поставлен и начат разработкой вопрос о борьбе за высокие нормы выработки. С этой целью мы, во-первых, начали усиленную пропаганду идей Тэйлора и вообще «научной организации труда»; во-вторых, мы взяли на себя инициативу создания так называемых технико-нормировочных бюро. Как эта пропаганда, так и создание технико-нормировочных бюро вызвали в профсоюзах бурные споры. Центральный Комитет Металлистов, разделяя нашу точку зрения и наши практические попытки, встретил серьезное сопротивление других союзов.

На одном из заседаний Совнаркома в том же 1918 г. В. И. Ленин резко встал по вопросу о системе Тэйлора на сторону ЦК Металлистов. Мало того, он придавал нашей союзной инициативе настолько большое значение, что не раз останавливался на ней в своих речах того времени. Вот соответствующие отрывки из его речей:

«Наиболее сознательный авангард российского пролетариата уже поставил себе задачу повышения трудовой дисциплины. Например, в Центральном комитете союза металлистов и в Центральном совете профессиональных союзов начата разработка соответствующих мероприятий и проектов декретов. Эту работу надо поддержать и двинуть ее вперед изо всех сил. На очередь надо поставить, практически применить и испытать сдельную плату[71]71
  В это время между ЦК Металлистов, отстаивавшим сдельную плату, и другими союзами, отстаивавшими плату повременную, шел горячий спор.


[Закрыть], применение многого, что есть научного и прогрессивного в системе Тэйлора, соразмерение заработка с общими итогами выработки продукта или эксплоатационных результатов железнодорожного и водного транспорта и т. д., и т. п.»

(Ленин, т. XV, стр. 194 – «Очередные задачи Советской власти»).

На съезде советов народного хозяйства, через месяц после только что цитированной речи, эту союзную инициативу В. И. Ленин ставит на высоту «всемирно-исторического значения». (Там же, стр. 283).

Несмотря на такие категорические формулировки Ленина, лозунг борьбы за высокую производительность, за уменье интенсивно работать, за уменье достигать высоких норм еще до сих пор встречает нередко не только инстинктивное, но и «идейное» сопротивление.

Многие представляли и представляют себе борьбу за высокую производительность – «без интенсификации», многие полагают, что у классового врага надо учиться лишь технике или в крайнем случае «организации», взятой в отвлеченной форме, а что у него нельзя или даже позорно учиться дисциплине и самой организации и культуре труда.

Ленин, как бы отвечая таким проповедникам, говорит, что надо учиться у немца.

«Вышло так, что именно немец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисциплины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машинной индустрии, строжайшего учета и контроля. А это как раз то, чего нам недостает. Это как раз то, чему нам надо научиться».

(Том XV, стр. 155).

Вопрос о закономерности лозунга «интенсивности» и интенсификации наиболее полно и ответственно был разрешен на I! конференции по научной организации труда, где были представлены, с одной стороны, высшие партийные и общественные инстанции, в лице ЦКК и профсоюзов, а с другой – работники по организации труда.

Тогдашний председатель ЦКК т. Куйбышев представил тезисы, которые были единогласно приняты конференцией и, таким образом, обращены в резолюцию.

Вот наиболее характерные места этой резолюции:

«…является ребячеством, или непониманием задач рабочего класса, или замаскированной борьбой с пролетарской диктатурой пренебрежение к вопросам повышения продуктивности живого труда в стране, где этот живой труд играет колоссальную роль в силу слабого развития техники».

(Резолюции II конференции по НОТ. Изд. НК РКИ СССР. 1924 г. Стр. 6).

И вот еще не менее выразительное место из этой же резолюции:

«…было бы ошибкой отрицать возможность повышения интенсификации труда в тех областях промышленности, где современный уровень интенсификации труда отстает от соответствующего уровня в капиталистических странах».

(Там же, стр. та же).

Понятно, что уменье работать нельзя определять как результат простого хотения или «усердия». Нет, это уменье приходит в результате систематических усилий. Вот эти систематические усилия и есть трудовая культура.

В последнее время наиболее типичным документом, где сопрягается призыв к большей производительности и интенсивности, является Манифест ЦИКа, опубликованный в десятилетие Октябрьской революции.

Манифест, обеспечивая введением 7-часового рабочего дня восстановительный максимум, в то же время указывает на «рабский темп» нашей работы и призывает именно к «трудовой культуре». В манифесте сказано:

«Социалистическая рационализация хозяйства, повышение его техники и его организации, рост трудовой культуры, уничтожение рабских привычек и рабского темпа работы должны быть поставлены во главу угла».

А введение 7-часового рабочего дня обусловлено именно:

«…в соответствии с ходом переоборудования и рационализации фабрично-заводских предприятий и ростом производительности труда».

Манифест – это не высочайшее «дарование свобод», это призыв к рабочему классу поднять его трудовые усилия, идти на новые формы труда, призыв работать именно над новым быстрым темпом и совершенствовать свою трудовую культуру для этого темпа.

Именно в точном соответствии с манифестом ВЦСПС дает истолкование введению 7-часового рабочего дня таким образом:

«2. Основными моментами, определяющими темп и очередность перевода предприятий на семичасовой рабочий день, пленум ВЦСПС считает реконструкцию и рационализацию системы производства, заключающиеся не только в техническом переоборудовании предприятий, но и в организационной рационализации и более рациональном использовании рабочей силы, в частности, в введении: а) массовости изготовляемой продукции; б) однородности (или стандартизации) продукта; в) механизации и машинизации производственных операций; г) наибольшего разделения труда и дробления работ по операциям; д) уплотнения производственных операций и уплотнения в обслуживании машин и механизмов.

При этих условиях введение семичасового рабочего дня обеспечит расширение производства, смягчение товарного голода, вовлечение в производство новых кадров рабочих и ослабление безработицы, дальнейший рост производительности труда и заработной платы».

(Из резолюции V пленума ВЦСПС по докладу тов. Шмидта, газ. «Труд» № 262 от 11 ноября 1928 г.).

В той же резолюции пленума имеется и специальный пункт о трудовой культуре:

«Пленум ВЦСПС считает ближайшей задачей союзов повести работу по созданию благоприятных условий для выработки новой трудовой культуры, заключающейся в умении интенсивно работать и в усвоении новых рациональных трудовых навыков, удобных установок рабочего в производстве и культурного производственного поведения рабочего».

…Теперь мы хотим сказать несколько слов об «особых позициях» профсоюзов в вопросах нормирования.

Может ли быть при современных условиях в Советском государстве какая-либо особая позиция профсоюзов в методах производственного анализа и в самом способе определения норм? Нам кажется, что ответ на эти вопросы может быть только отрицательный.

Разница в методах может быть, может быть разница в приемах анализа и приемах расчета, но думать, что эта разница может быть связана с некоей особой социальной позицией профсоюзов, это значит допускать начала классовой борьбы в самой методике измерений.

Могут быть особые направления, особые школы, но они так же могут быть, как могут быть особые школы и направления в современной технике.

Мы можем только установить, что если наши хозяйственники специально и преимущественно отвечают за производственную эффективность предприятий, а профсоюзы специально и преимущественно за благосостояние работника, – но тем и другим одинаково дороги успехи социалистического хозяйства, его непрерывное улучшение, т. е. его рационализация.

Отсюда можно установить, что тип ответственности хозяйственника и профсоюза различный, а, следовательно, так сказать, поле зрения, поле забот несколько различное. Профсоюзы более, чем хозяйственники, призваны заботиться о восстановительных мерах государства по отношению к работнику. У нас есть особый наркомат – Наркомтруд, задача которого и заключается в том, чтобы уже с чисто государственной точки зрения устанавливать постоянно единую политику с учетом указаний и хозяйственников и профсоюзов.

Профсоюзы так же не могут иметь своей особой позиции в деле нормирования, как они не могут иметь особой позиции в вопросах измерения работы машин. Но особенно внимательно, в силу своей особой ответственности, относясь к интересам работника, профсоюзы должны все время сопрягать нормы с восстановительными ресурсами рабочего класса.

Социалистическое государство, устанавливая 7-часовой рабочий день, а следовательно, увеличивая восстановительный период, связывает повышение норм именно с увеличением восстановительного периода.

Профсоюзы и должны работать над урегулированием, над лучшим использованием этого восстановительного периода, улучшая как заводский, так и внезаводский быт рабочего, вплоть до лучшей, более культурной организации рабочего досуга.

Проведение 7-часового рабочего дня профсоюзы поняли не только как призыв к отдыху, а и призыв к наибольшему организационно-трудовому напряжению.

Вот почему профсоюзы теперь, и более чем когда бы го ни было, связывают вопросы нормирования с происходящей рационализацией производства…

Организация производства как наука[72]72
  «Организация груда»;, 1929, № 1.


[Закрыть]

Совершенно исключительные условия работы ЦИТа дали возможность постоянно сопоставлять состояние науки об организации производства с громадными практическими запросами. С самого начала нашей работы мы стремились к тому, чтобы теория и практика не только были бы в обычном отношении чистой науки и поля ее приложения, – нет, не только так. Мы стремились, а теперь все более и более стремимся все время обставить нашу практику контрольными данными, мы стремимся так «препарировать» практику, чтобы она в своем проявлении была обставлена исследовательскими работами. При таком положении уверенность и решимость в построении теории получается не только в результате чисто внутренней гармонии тех или иных положений, определений и расчетов, а и в широте приложения данного метода.

И если прежде принцип «узкой базы» был победоносен для нас как метод, то широкое поле нашего практического действия настоятельно звало нас к системе.

Система создавалась постепенно: это было именно в результате перехода от вида к типу, от практического объекта к множеству объектов. И может быть у нас не было бы никогда такой жажды системы, как в период широкой практической работы.

Касаясь в своей деятельности с громадным и разнообразным полем работы, мы совершенно неизбежно стали вырабатывать не только метод, но и стандарты методов. От метода мы перешли к методологии. Словом, мы живем как никогда в период созидания не только «метода ЦИТа» как способа формирования рабочей силы для производства, а в период создания научной школы в области организации производства. Вот эта школа, эта «своя дорога» и позволяет отдать отчет в том, в каком же именно состоянии находится проблема организации производства как наука.

Организация производства как проблема прежде всего была уделом и даже «профессиональной тайной» предпринимателя. Еще и теперь есть такие течения, принимающие нередко «научный» характер, в которых предпринимательское начало считается решающим в организации производства. Такова французская школа Файоля с ее высокой оценкой активности и изобретательства в области организации. Крайний субъективизм, некое идеалистическое начало – характерные черты этой доктрины.

Значительно выше, объективнее, убедительнее становится трактовка проблемы организации производства, когда она принимает характер рационалистической доктрины, как часть общего внедрения в современную технику научных начал, т. е. когда вместо техники как эмпирической проблемы практиков-изобретателей появилась наука о технике, т. е. технология.

Собственно говоря, именно с того времени, как появилась технология как наука, с того времени и начинается внесение научности в организационные проблемы производства. Более того: технология послужила началом не только организации производства как научной проблемы, она явилась истоком постановки вопросов по изучению человеческого труда[73]73
  См, в связи с этим у Маркса «Капитал», т. 1, ГИЗ, 1920, стр. 487.


[Закрыть]. С этой точки зрения наука о человеческом труде может называться трудовой технологией.

Тэйлор был первым (и до сего времени не превзойденным) инициатором науки об организации производства. Он внес начала измерения в такие производственные процессы и в такие трудовые процессы, которые еще не были покрыты так называемым машинным (а следовательно, объективным) рабочим временем. Он же довел до теоретически возможных пределов и само машинное время, подчинив его началам экономического использования.

Однако Тэйлор не дал системы, не дал попытки раскрыть организацию производства и труда как единого все время совершенствуемого агрегата.

Тэйлор, опираясь на труды Адама Смита (а в то же время на труды французских энциклопедистов), раскрыл более чем кто-либо аналитическое начало в производстве.

В его учении не выступало синтетическое начало, так решительно проявившееся у Форда[74]74
  Литературная формулировка фордовских принципов, многих поражающая своей примитивностью, отступает на задний план перед умопомрачительной материальной демонстрацией синтетического принципа, так победоносно в течение какого-нибудь десятилетия пронесшегося по всему земному шару. У Тэйлора в этом отношении положение было обратное: научно-литературное значение его трудов неизмеримо выше тэйлоровских реализаций.


[Закрыть] и в свое время предсказанное Марксом[75]75
  См. в этом отношении неоднократно приводившиеся нами цитаты из Маркса об агрегатности, гармонии, непрерывности и автоматичности производственной организации; особенно см. стр. 336, 339, 356, 372 т. 1 «Капитала».


[Закрыть].

Тэйлор, давший не только анализ по операциям, но и по отдельным приемам, давший изумительный прогноз расчленения трудового обслуживания производства по функциям, до того был поглощен этим аналитическим началом, что не только не развил свою доктрину в сторону агрегирования производства, но проделал плодотворную эволюцию как бы опять «назад», в сторону чистой технологии, перейдя от механики к химии (быстрорежущая сталь).

Но в то же время, совершенно несомненно, что именно Тэйлору современная организация производства обязана началами научности. Эта научность заключается во внесении исследовательского метода, как постоянно сопровождающей функции производственной деятельности. Он – бесспорный основатель науки об организации производства.

Наука эта все же до того молодая, что совершенно правомерно поставить вопрос: сложилась ли она и каковы ее основные характерные особенности? Есть ли у этой науки свой особый предмет?

Многим кажется, что научная организация производства и труда стала складываться в науку вместе с появлением (и благодаря им) таких дисциплин, как психотехника и физиология труда.

Мы склонны думать, что это не так. Поскольку и психотехника и физиология труда растут как замкнутые дисциплины, оторванные от организационных тенденций производства, они не только не обогащают наше организационное познание производства, но даже создают нередко непроизводительные затраты научных сил и средств и создают научные иллюзии. Только такие тенденции, которые представлены, например, у проф. Заксенберга (Дрезден), тенденции исследования психических моментов, сопряженных с определенной формой производства (цепная работа), обогащают организационную науку. Точно так же и физиологи, вступившие на этот путь, несомненно, идут в верном направлении.

Нам в ЦИТе пришлось в этом направлении пройти поучительный путь от попыток лабораторного ансамбля до трудовой клиники, где биологическое изучение располагается в рамках организационно-производственного анализа и организационно-производственных регистрации.

И перед нами стал вопрос: что же предрешает в науке об организации производства – биология ли предрешает производственную организацию или, наоборот, производственная организация диктует биологии ее проблемы и решения. Мы утверждаем, что именно не только проблемы, но и решения. Ведь, в конце концов, в науке о труде, в трудовой технологии наиболее важный вопрос – это соотношение между работой и отдыхом.

Но именно здесь-то и приходится, как это ни странно, этот вопрос сопрягать (в соответствии с формами производства) с периодами (большими и малыми) объективного производственного процесса. «Решения» абсолютного не получается, но решение в форме распределения времен диктуется все же только цикличностью и функциональной перемещаемостью и ритмикой объективного производственного процесса. Огромное значение приобретают биологические противопоказатели труда, но никак нельзя все же, например, приходить к выводам о замедлении производственного процесса во имя отдыха данного индивидуального работника. Уж лучше увеличивать живые запасные резервы, чем замедлять производственные скорости. Обратное решение абсолютно противоречит самой идее технического и организационного прогресса.

Истоки и база науки об организации производства

Не подлежит никакому сомнению, что именно массовое и строго специальное производство было всегда источником для построения тех или иных положений для организационно-производственной науки.

Так это вскрылось со всей убедительностью в XVIII веке, когда французские энциклопедисты зафиксировали в знаменитой «Энциклопедии» булавочную мануфактуру и дали формулировки принципа разделения труда.

Так это проявилось в XIX веке в период бурного развертывания текстильного машиностроения, в котором так резко проявилась тенденция множественности инструмента и уплотнения на базе одного объекта производства: волокна. Маркс как аналитик производства должен был признать текстильную промышленность «первообразованием машинной индустрии» и не только вслед за А. Смитом дал анализ мануфактуры, но дал богатейшее аналитическое изложение организации машинного производства. Маркс в сущности был первым, кто дал основные формулировки науки об организации производства со всеми ее важнейшими, тогда еще только обозначавшимися тенденциями (органические и гетерогенные типы мануфактуры, кооперативный и расчленяющий принцип, непрерывность, агрегатность, организационный автоматизм).

В дальнейшем прогресс создания науки об организации производства и труда был тесно связан уже с машиностроением как таковым и точным машиностроением.

Конец XIX века и первая четверть XX (и именно наши дни) ознаменовались развертыванием таких огромных масс в производстве машиностроения, что целый ряд технологов, виднейших ученых s области технической механики отдали свои силы изучению чисто организационных вопросов в производстве.

Мы еще живем в эти дни научного обогащения и чрезвычайно трудно дать исчерпывающий генезис новейших организационных тенденций в производстве. Однако мы позволим себе попытку указать на один из мощных и, на наш взгляд, определяющих истоков организационной науки.

Мы имеем в виду военное производство, производство предметов военного снаряжения. Зачарованные идеями Форда, современные обозреватели в большинстве случаев связывают новейшие организационные тенденции в производстве с техническим прогрессом Америки как таковой. И Форд, конечно, – самый крупный феномен-организатор, а фордизм– та идея, которая теперь жадно воспринимается на всех материках нашей планеты.

Но родина точного машиностроения, родина точного массового машиностроения, – конечно, Европа. Это– военное производство наиболее милитаристических стран[76]76
  До мировой войны Америка незнакома была ни с масштабами, ни с точностями, ни с организацией массового военного снаряжения. См. в этом отношении свидетельство такого знатока военного производства, как Маниковский.


[Закрыть].

Английские, французские, германские и, упоминаем особо, шведские арсеналы – вот где создавалось медленное, проводимое в секретной тиши технических бюро, в инструментальных мастерских оружейных заводов развертывание массового, точного военно-снаряжательного производства. А такие заводы, как Крупп, Крезо, Шкода, Леве и другие, по существу и создали огромные армии развертывателей и организаторов производства. Вот их-то и импортировала Америка в свою военную и штатскую промышленность; и наиболее символическая фигура из них – Иогансон, начальник шведского арсенала, теперь член правления компании «Форд-мотор»[77]77
  Знаменитый «Корабль мира» Форда, ездивший в Европу, привез в Америку европейского лидера военной техники Исгансона. Это недурная демонстрация оплодотворения штатской промышленности военно-технической организацией.


[Закрыть].

Именно здесь-то в военных заводах разрослись до необычайных размеров и до виртуозных пределов точности такие три оплодотворяющие производство мастерские: 1) инструментальная, 2) мастерская приспособлений и 3) мастерские лекал. Именно здесь-то во главе мастерских стоят несменяемые долгие годы ученейшие специалисты часто с большими академическими именами[78]78
  При последнем нашем посещении одного из крупнейших европейских заводов военного снаряжения мы видели, как во главе инструментальной мастерской был поставлен виднейший европейский специалист – профессор по резанию металла.


[Закрыть].

Именно здесь-то творится неопубликовываемая наука об организации производства. Тысячи докладов, миллионы чертежей, колоссальное количество производственных и контрольных эталонов ценятся гораздо выше, чем ученые диссертации на новейшие темы об «общих принципах» производства, в изобилии компилируемых профессорами и литераторами для «широкого круга читателей».

Вопрос о военном производстве настолько велик, что даже самое общее представление о нем нельзя дать а пределах статьи. Но укажем все же еще на некоторые интересные особенности, постепенно накладывающие свою печать на штатское производство. Это – производство точного машиностроения.

Наиболее знаменитые фирмы точного станкостроения в Европе и Америке возникли при арсеналах и заводах военного снаряжения и уж потом эмансипировались от них в самостоятельные предприятия и стали наводнять штатскую промышленность[79]79
  Нечто аналогичное, но уже в крупнейшем масштабе, произошло у Форда; массовое производство автомобилей вызвало у Форда уже строительство точных машин-орудий.


[Закрыть].

Не менее интересен, конечно, и факт проникновения специальной пиротехнической технологии в штатскую промышленность.

И вот этот изумительный симбиоз военной промышленности со штатской делает военную промышленность по существу истоком всех новейших реконструктивных тенденций в производстве.

Наряду с военной промышленностью и методологически непосредственной питаемой ею штатской мы должны обозначить еще целый ряд производств, являющихся базой и в то же время огромной лабораторией организации.

Текстильное производство – этот изумительный феномен массовости и специализации – не только давало питание науке об организации своим принципом крайнего машинизированного расчленения, но в силу той же специализации и массовости оно продемонстрировало в неимоверно высокой степени принцип уплотнения операций, а через него неизбежно дало функциональную форму работы.

Железнодорожное дело как производство, и вообще производственно-транспортные организации (авиамагистрали, автотранспорт, морской и речной транспорт), интересно тем, что оно представляет из себя огромный производственный организм, не замкнутый в закрытых фабриках, заводах и вообще «помещениях», а открыто на необъятных тысячекилометровых расстояниях действующий машинный агрегат, работающий по принципу непрерывности, строгой синхронности и функционального разделения труда и управления.

Строительное дело, издавна бывшее сборочно-массовым, на наших глазах усваивает мощные реконструктивные тенденции, поражающие своими скоростями, идущими за счет уменьшения массы и усовершенствования вещества, является открытой, доступной публичному обозрению организационной лабораторией. Организационная анатомичность производства здесь все более и более выступает со все поражающей четкостью.