Текст книги "Как надо работать (сборник)"

Автор книги: Алексей Гастев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

Он не только мало машинизирован и механизирован, он, к сожалению, еще не достиг типа мануфактуры. Отсюда трудности не только его организации, но трудности пострашнее: трудности оценки, трудности всякого рода экспертизы. Отсюда же, несомненно, и цеховая «секретность» и замкнутость производителей умственного труда, которая роднит их с ремесленниками в области труда, так называемого физического.

Маркс, исследуя ремесленный труд в производстве, давал ему удивительно тонкие и в то же время саркастические характеристики. Нам кажется, что эти характеристики всецело приложимы к современной организации научного труда. Маркс говорит:

«Характерно, что до XVIII века отдельные ремесла назывались mysteries (mystères), тайнами, в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный.

В знаменитом „Livre des métiers“ Этьена Буало предписывается между прочим, чтобы подмастерье при приеме его в мастера давал присягу „братски любить своих братьев, оказывать им поддержку, – каждый в своем ремесле, – добровольно не выдавать тайн ремесла“».

(Маркс. Капитал. 1-й том. Стр. 487, изд. ГИЗ. 1920).

Можно установить, что действительно научная и экспериментальная культура в своем организационном выражении стоит сейчас на уровне именно XVIII века. Она находится в резком противоречии с теми новейшими формами, которые утвердились в современной индустрии. Общая научная методология, выражающаяся в математических науках и в науках технологических, до некоторой степени разбивает ремесленную «мистерию», но, во всяком случае, не разбивает организационную замкнутость. Можно по этому случаю припомнить еще раз интереснейшую цитату Маркса:

«„Ne sutor ultra crepidam!“ („Сапожник, знай свои колодки!“). Эта вершина ремесленной мудрости превратилась в ужасную глупость с того момента, когда часовщик Уатт изобрел паровую машину, цирюльник Аркрайт – прядильную машину, ювелирный рабочий Фультон – пароход».

(Маркс. Капитал. 1-й том. Стр. 489–490).

Не мешает отметить и систему примитивной иерархии в области «умственного» труда, где «старшой» работает с «подручным», лелеющим мечту быть через несколько времени «самостоятельным» работником типа «старшого», т. е…самостоятельным индивидуальным производителем.

Недурную аналогию «интеллигентных» профессий с ремеслом дает, между прочим, Вернер Зомбарт:

«Сущность ремесла требует, чтобы положение ученика и подмастерья было всегда лишь подготовительной ступенью к званию мастера. Это, сказал бы я, почти самый важный признак настоящей ремесленной организации. Как студент – зреющий лишь кандидат на судебные должности, а этот последний – лишь подготовляющийся судья, так и ученик есть будущий подмастерье, а подмастерье – будущий мастер».

(Вернер Зомбарт. «Современный капитализм». Стр. 118. Изд. «Путь к Знанию». Л. 1924).

Революцию в современном умственном и лабораторно-экспериментальном труде несет, несомненно, только новейшее индустриальное производство.

Именно оно постепенно превращает современный ремесленный труд в труд мануфактурно-индустриальный, а затем и в крупное машинное производство.

В этом отношении было бы опрометчиво думать, что просто наличность научных лабораторий в производстве несет революцию, и там могут быть лаборатории как раз такие, какие теперь существуют в университетах. Революция идет гораздо глубже, или, вернее выражаясь, из более затаенных глубин современного производства, чем это кажется.

Пишущему эти строки пришлось, во время своей работы в различных предприятиях и при осмотре новейших предприятий, вскрыть эту тенденцию сравнительно давно. В 1909 году, работая в Васильеостровском Трамвайном Парке, пришлось познакомиться с прекрасно организованной испытательной станцией по износу бандажей на трамвайных вагонах. Эта лаборатория, организованная в подвалах трамвайного парка, уже тогда производила впечатление, как тенденция совершенно нового типа изыскательной работы, находящейся в строгом соответствии с оперативной работой предприятий.

В 1911 году во время работы на французском заводе Клемана (Clement – Bayard) пришлось познакомиться с организацией браковочно-испытательных работ, проводимых необычайно тщательно, непосредственно в заводской обстановке, прямо в цеху. Так было поставлено испытание «коробок скоростей» автомобиля, когда коробка скоростей ставилась «на центра» и испытывалась в продолжение нескольких часов или даже суток. Здесь лаборатория была прямо включена в производство и работала с оперативной принудительностью.

На заводе Айваз (Петербург) в 13-м году была развернута удивительно организованная работа по браковке отдельных операций, шедшая тремя этажами: первая браковка, вторая браковка и окончательная браковка. Здесь появились как раз кривые и диаграммы, которые действительно внесли исследовательский метод в производство и самое производство делали лабораторным.

В 1923 году знакомство с заводскими лабораториями, необычайно разнообразными, на предприятиях Сименса и Всеобщей Компании Электричества показало, что внедрение лабораторно-изыскательных тенденций в современное производство, несущее революцию и в постановку экспериментально-научной работы, было глубоко и разнообразно, причем здесь определенным революционным звеном этой величайшей реформы явились испытательные станции и опять-таки браковочно-контрольные операции в цехах. Испытательные станции по испытанию динамо-машин, моторов, различной электротехнической аппаратуры поставлены с пунктуальнейшей точностью и являются, несомненно, типом лабораторий, работающих с точнейшими показателями и постоянной регулярностью.

В 1924 году при посещении заводов Шкода в Чехословакии пришлось убедиться, что испытание аэропланных моторов проводится в специально отведенном здании, куда аэроплан ставится на сутки и больше, и над ним производится точное наблюдение и регистрация и только после этого испытания уже идет чисто эксплуатационная проба.

Это и есть внесение лабораторно-исследовательского метода в предприятия.

Своих высших форм эта тенденция достигает у гигантов индустрии, как заводы Форда, Сименса, Томсон Густона, Кодака, Цейса. Но и здесь, у нас в Советском Союзе, мы видим уже воплощенными эти тенденции в таких предприятиях, как электротехнические заводы, военные заводы, некоторые текстильные предприятия.

Развитие этой браковочно-испытательной работы, совершенно неизбежно переходящей в изыскательную (bureaux de recherches) является революцией уже в области постановки всего изыскательного дела, как такового, но в то же время и в организации труда и производства в индустрии. В тезисах ЦИТа эта мысль выражена нами, кажется, наиболее кратко и наиболее исчерпывающе.

«§ 17. Наличность браковщиков, контролеров, производственных инспекторов, регистраторов (хронометражисты, составители ведомостей по индикаторам) и испытателей, вообще весь персонал, занимающийся измерением материалов, орудий и эффективности живой рабочей силы, и является первой значительной фазой в развитии лабораторного производства.

§ 18. Именно наличность перечисленных выше организаторских функций (а не самих рационализаторских методов) и сообщает производству такой характер, при котором оно может называться поставленным научно. Отсюда – практическая правомерность так называемой научной организации производства и труда (НОП и НОТ).

§ 19. Признаком научности производства отнюдь нельзя считать только то, что производство строится на общих и специальных данных науки. Признаком научности надо считать именно введение в самое производство постоянного исследовательского метода, а с организационной стороны научная организация производства выражается тем, что производство все более и более совершенствуется на основе клинического его лечения».

(Тезисы ЦИТ «О реконструкции производства». М. 1927, Стр. 18, 19).

Следовательно, можно установить, что в современном лабораторном эксперименте пробивается удивительно мощная новая струя организации, идущая от современной индустрии. И не надо думать, что она затрагивает только область чисто технических испытаний. Мы можем смело утверждать, что и в биологических лабораториях, рождающихся из заводских амбулаторий, проводимые строго оперативные методы обозначают несомненное включение в область современного индустриального производства и биологических лабораторий, работающих строго оперативным путем и над массами человеческого материала.

Первую заметную брешь в этом отношении (мы говорим сейчас о чисто методологической организационной стороне) делают именно заводские амбулатории при крупнейших предприятиях[33]33
  Военные клиники, особенно во время самой войны, дают, несомненно, богатейший материал по постановке массовой изыскательной работы.


[Закрыть], особенно при таких, где человеческий материал подвергается наибольшим авариям, опасностям и где так называемые «испытания материала» (живого, человеческого) приобретают огромное значение. В частности, психотехнические течения, непосредственно связанные с отбором человеческого материала, более убедительны, когда они имеют истоком амбулаторно-заводские испытания.

Вопрос о постановке методики научно-изыскательной работы освещен в литературе сравнительно мало. В этом отношении обращает на себя внимание любопытнейшая книга (мало известная), это книга Д. Вайсмана под заглавием «К вопросу о повышении производительности научного труда (Научная организация научной работы)», Екатеринослав, 1919.

В этой книге собраны обширнейшие данные, дополненные А. Горностаевым (см. его статью «Экономика научного производства» в № 3–4 «Октября Мысли» за 1924 год).

Здесь даны справки о том, как различного рода научные работники, главным образом из области биологии, как, например, Вешняков, Бахметьев, Тимирязев, поднимали вопрос о новом типе научной работы, приближающемся именно к типу современного научного производства. Мы можем сказать, что этот принцип в значительной степени осуществлен в современных оперативно работающих биологических лабораториях при клиниках, где производится регулярное, изо дня в день идущее биохимическое исследование крови, мочи и различного рода человеческих выделений, или в специальных хирургических клиниках[34]34
  Этот индустриализм в медико-клинических учреждениях в значительной степени обязан империалистической войне и выявился особенно в Америке и Франции (не без помощи Америки).


[Закрыть].

Наиболее ясно выраженное оплодотворение эта тенденция, конечно, получает в новейшем индустриальном производстве, о котором мы говорили выше. И мы, в заключение, не можем не указать, что, очевидно, эта тенденция начинает занимать умы ученых-методологов в Европе и Америке. Так, мы цитируем в высшей степени знаменательную статью Директора Промышленно-Изыскательного Института Питтсбургского Университета (Америка) Э. Вейдлейна. Он говорит:

«Еще десять лет тому назад ведение изыскательно-лабораторных работ рассматривалось как эмпирическое дело, которым можно было овладеть только путем действительной практики. Постепенно, однако, организация научного управления, с его разделением труда, систематическим планированием и использованием зарегистрированного опыта, была рассмотрена в научных лабораториях, и его методы сейчас являются постоянными чертами каждой из значительных изыскательных лабораторий».

(Журн. «Mechanical Engineering», № 2 за 1926 г., стр. 182, 183).

Всматриваясь в работу университетских лабораторий и кабинетов, приходится констатировать, что там еще не наступила пора даже мануфактурного производства.

Этому нисколько не противоречит развитая культура научного эксперимента и научной систематики (то, что называется научными дисциплинами). Замкнутая в отдельных лабораторных кельях наука лишена того сильнейшего организационно-оперативного оружия, которое так двигает современную индустрию.

Немецкий исследователь Витфогель в своей ценнейшей работе «Наука в буржуазном обществе», противопоставляя экспериментально-исследовательскую работу при предприятиях университетскому академизму, характеризует последний так:

«…мелкое или карликовое предприятие, один доцент с одним или несколькими помощниками (ассистентами), полная изоляция, оторванность от сотоварищей по собственной специальности и еще большая оторванность от смежных специальностей».

(Стр. 20, изд. «Прибой», 1924 г.).

Нам кажется, что нам удалось доказать как правомерность поставленной задачи, так и правомерность ее реализации именно в ЦИТе, где существует огромное предприятие по подготовке рабочей силы. Ввергая прежде всего в оперативное обращение строго технические данные, как менее оспоримые, мы льстим себя надеждой, что нам удастся шаг За шагом ввергнуть в эту новую работу весь комплекс лабораторий и, таким образом, создать условия как для достоверного эксперимента, так и для более точной оценки самих экспериментальных работ.

При этих условиях можно работать не только над расширением практической задачи подготовки и установки рабочей силы в предприятиях, но работать и над созданием нового типа научного учреждения, которое превращалось бы в такое сооружение, ценность которого, кроме его непосредственной задачи, приобрела бы еще и организационно-методологическое значение. А вместе с этим здесь бы зрела методология внедрения научно-исследовательских методов в организацию труда и производства в промышленных предприятиях, т. е. именно методология научно-организованного производства.

Развертывание клинической работы ЦИТа[35]35
  «Организация труда», 1929, № 2


[Закрыть]

В современной литературе, посвященной методологии научно-аналитических и экспериментальных изысканий, больше представлена тенденция субъективного овладевания исследовательским процессом. В этом смысле эта методология, конечно, приспособлена именно для автора научного трактата, сочинения или для лабораторного экспериментатора. Это скорее наука о методе укладывания знаний и изысканий в определенную концепцию изложения исследователя-одиночки. Разросшаяся в XIX и еще более в XX веке экспериментальная техника воспринимается методологами как техническое пособие для субъекта-исследователя.

Но внесение научно-исследовательского метода в оперативные предприятия: в производство, в торговлю, в лечебное дело, в работу военно-боевых и военно-технических войск, в спортивное дело резко расширяет понятие и значение научно-исследовательской методологии. Сама наука здесь впервые становится «крупным производством», глубоко технизированным, высокоорганизованным, постепенно подчиняющимся всеобщим законам этого производства с его массовостью, специализацией, дифференциацией изыскательно-производственных процессов, стандартизацией, уплотнением, оперативной синхронностью процессов. Проблема организации изыскательных процессов встает во весь рост.

Карликовое хозяйство ученого-одиночки, фауста-профессора, конечно, полно воспоминаний и легенд о «свободе» научного творчества, его шокирует научное «предприятие», оно так ценит изысканное квалифицированное индивидуальное мастерство кафедральной науки, где шеф так интимно сживается со своими «подручными».

Но процесс этот бесповоротен, исторически непреложен, как непреложно все наше экономическое и техническое развитие. Особенно рационален этот процесс в крупных промышленных предприятиях, где из прозаической и даже «коммерческой» функции («службы») контроля вырастают исследовательские учреждения, органически сопровождающие производственные процессы.

Здесь научная методология неизбежно переходит в методологию организационную. Огромный расцвет этой оперативно идущей исследовательской работы, достигший в Америке ошеломляющих результатов, растет с неудержимой силой во всех странах Европы и начинает заполнять и наши предприятия, совершенно меняя лицо «научного работника»: из кастовой категории «по ведомству просвещения» он переходит в разряд функционера по контролю и анализу производства. Огромный демократизм этого организационного движения в исследовательской области делает постепенно лишними «ремесленные управы» от науки, выдающие дипломы на звание научных мастеров и подмастерьев; а в то же время каждая оперативная «практическая» среда исследователя может явиться базой и для самых отвлеченных научных поисков. Такому исследователю не надо «закрываться» от мира для исследовательских работ: сама оперативность обогащает его бесплатно и массовостью и глубокой специализацией эксперимента[36]36
  Все это, конечно, не исключает ни возможности, ни необходимости отрыва исследователя от конкретной оперативно-исследовательской работы в сторону уточнения и Углубления лабораторного эксперимента, но оперативная работа, повторяем, бесплатно проводит для исследователя всю предварительную препарацию эксперимента.


[Закрыть].

Насколько фатален этот процесс, можно видеть из того, что в самых низах производства, на непосредственной машинной работе идут рядом в органической зависимости функции как характера непосредственно практического (функции установочные и обработочные), так и функции характера исследовательского (контроль и расчет). Сам станок, наряду со своим практически-техническим совершенствованием, все больше и больше превращается в экспериментально-изыскательную лабораторию с целым рядом технических приспособлений для расчета и показателей для контроля.

Это, повторяем, не «внесение» науки в практику, это нечто большее: здесь по своеобразной диалектике количество переходит в качество – производство, построенное на «началах науки», оставаясь оперативно-практическим, в то же время работает как непрерывно действующая экспериментально-изыскательная лаборатория.

Все эти тенденции ЦИТ и воплощает в исследование поведения живого фактора производства – работника. Трудовая клиника ЦИТа в то же время является и производственной клиникой. Именно поведение человека здесь изучается на основе производства. Но этого мало. Не только на основе производства, но на основе определенной производственной формы.

Если в исторической ретроспективе объектом изучения в ремесле является главным образом прием, если в мануфактуре познание этого приема подчиняется такому организационному моменту, как операция, то 8 машинном производстве совершенно неизбежно и прием и операция осложняются новым моментом – производственной функцией.

Функциональный анализ производства не только обогащает наше познание современного производства, как такового, но он позволяет подходить к поведению работника через призму этого функционального анализа. Не работник вообще, не «труд» вообще, а реакции работника именно в рамке тех или других производственных функций. Этим самым мы отказываемся от глубинных познаний «существа» труда, мы познаем и изучаем показатели и сочетание функций работника, проходящих в границах данной производственной функции. Биология труда вообще может превратиться в некую метафизическую теорию и, как бы ни блестящи и внутренне ни законченны оказались ее выводы, мы не разрешим ни одного конкретного вопроса, если не поставим вопрос строго расчлененно: биология работника в соответствии с функциями обработочными, биология – в соответствии с функциями установочными, с функциями контрольными, с функциями расчетными. Только так мы разрешим проблему и производственного профиля работника, его характеристику как определенного рабочего типа. Если мы, клинически изучая данный рабочий тип, находим, что средние показатели его четырех функций – расчета, установки, обработки и контроля дают соответственные выражения: 15 временных единиц, 20, 55 и 10, то графическое изображение этого отношения: 15:20:55:10 – и будет основным выражением профиля рабочего типа. Мы здесь пока не решаем вопроса ни об исчерпывающем количестве функций, ни о их точном определении, но, принимая их как данные, нам не трудно установить, что выпадение одной из указанных выше четырех функций, а следовательно, выпадение одного члена из данного выше отношения дает совершенно другой профиль. Но этого мало: выпадение одного члена сразу указывает не только на другой профиль, не только на другой рабочий тип, но оно же говорит о том, что этот тип работает на базе другой, отличной от первой, производственной формы. Однако в представленном выше отношении богатство характеристик приобретает гораздо большую выразительность, если мы обозначим не только итоговые величины функций, а их совершенно конкретную перемежаемость со всеми видами конкретных смен и переходов. Мы получаем тогда кривую производственного поведения с функциональными показателями.

Вот эти два вида выражений: функциональные отношения и кривая производственного поведения. являются теперь в Трудовой Клинике ЦИТа, во-первых, сами по себе важнейшими клиническими характеристиками; во-вторых, они являются основанием всех и всяческих углубленных клинических исследований.

Эти выражения являются основанием, на раме которого располагаются и биологические показатели.

Нам стоило не мало труда, нам далось это благодаря исключительной настойчивости, но во всяком случае теперь уже нет биолога в ЦИТе, который бы мог давать свои показатели без сопряжения с показателями функциональными.

Разрабатываемая в настоящее время система совместного (на одном станке несколько обучаемых) функционального обучения бригады курсантов даст функциональному выражению производственного поведения еще большую убедительность: один курсант проявляет себя в данный период только как установщик, другой как обработчик, третий – контролер, четвертый – расчетчик. Мы льстим себя надеждой, что в недалеком будущем наши биологи будут не только лаборантами, не только участниками синтетического эксперимента, но и клиническими кураторами прямо в производственном цехе.

Значение синтетического эксперимента заключается не только в том, что один биолог-исследователь является коррелятором другого, но и в том, что эксперимент имеет синтетическую организационную базу в форме функциональных отношений и кривых функционально-производственного поведения.

Многих удивляло в ЦИТе сдержанное отношение к биологическим рецептам в области организации труда. Но эта сдержанность именно и объясняется тем, что именно нам посчастливилось раскрыть всю сложную организационную обстановку, с которой надо сопрягать то или иное общее биологическое положение. Зато организационный анализ гарантирует нам главнейшее: точную постановку вопроса по отношению к биологу и точные организационные рамки практического решения.

Развертывание синтетического эксперимента и работа Трудовой Клиники обещает нам непрерывно получаемый и накопляемый материал для разрешения огромного количества задач. Кроме проблемы воспитания работника, мы подходим к разрешению проблемы определения и измерения производственных форм; сама собой получает новое решение проблема нормирования производства и труда; проблема характеристики рабочих типов получает строго организационное разрешение, могущее быть уложенным не только в текст, но и в количественные показатели. Наконец, мы решаем и совершенствуем форму изыскательной работы на принципах крупного производства.

* * *

P. S. Мы уже давали в прошлых номерах «Организации труда» клинические документы. В настоящем номере мы публикуем работы синтетического (сборного) эксперимента. Нам еще предстоит сделать много усилий в этом направлении. Но мы уверены, что растущая экспериментальная культура лабораторий и организационная культура учебно-установочных цехов служат порукой, что мы сумеем овладеть всем сложным аппаратом исследования.

Публикуя в настоящем номере не только монографии и постановления, но и выступления специальных оппонентов, мы раскрываем не только структуру экспериментально-изыскательной работы, но и организацию «приемки» экспериментальной работы, как она выражается в коллективной проработке экспериментального материала.