Текст книги "Перевал Дятлова. Загадка гибели свердловских туристов в феврале 1959 года и атомный шпионаж на советском Урале"
Автор книги: Алексей Ракитин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 48 страниц)
ГЛАВА 29 ПОЧЕМУ РУСТЕМ СЛОБОДИН ЗАМЕРЗ ПЕРВЫМ?
Рустем Слободин был не только хорошим спортсменом. Он был еще и рисковым парнем. Летом 1958 г. Рустем вместе с отцом совершил пешеходный переход из города Фрунзе (нынешний Бишкек) в Андижан. Этот 300-километровй поход проходил по горной малонаселенной местности (западный Тянь-Шань), причем эпитет «малонаселенный» в данном случае является синонимом слова «опасный». Чем менее населена местность, тем опаснее случайные встречи, особенно когда этническим русским путешественникам доводится встречаться с киргизами, уйгурами, узбеками, дунганами и представителями иных, весьма непохожих на них своею ментальностью, народов. Про интернационализм и братство трудящихся вспоминать во время таких встреч, конечно, можно, но нож и топор желательно всегда держать под рукою – эти доводы оказываются весомее упомянутых «интернационализма» и «братства». Автор прекрасно осведомлен о специфических проявлениях «братства народов» в условиях СССР, поскольку имел счастье обучаться три года в одном классе с казахскими детьми, которые искренне ненавидели русских только за то, что у тех не было блох. Было это лет на 20 позже похода Слободиных по западному Тянь-Шаню, но даже в конце «золотых» 1970-х казахские дети и подростки производили впечатление настоящих дикарей. Автор наблюдал неоднократно сцены, способные потрясти воображение любого цивилизованного человека, но доверить их описание бумаге невозможно, не опасаясь обвинения в разжигании расовой ненависти и национализма. Поэтому автор лишь ограничится замечанием, что Рустема Слободина и диких жителей Тянь-Шаня летом 1958 г. разделяли не просто ментальность или воспитание – между ними лежала настоящая цивилизационная пропасть. Русских не то чтобы ненавидели – эпитет этот слишком одномерен и не передает всей специфики межнациональных отношений, – русским просто завидовали из-за их белой кожи, запаха мыла и отсутствия блох. Русских, разумеется, не убивали за каждым углом, но вот в дикой местности без лишних глаз ждать от случайного встречного можно было всякого…
Как известно, Николай Миклухо-Маклай бодро сплавал к полинезийским каннибалам и вернулся обратно целым и относительно невредимым. Дружбу дикарей он завоевал стеклянными бусами и умением курить трубку, выпуская дым из ноздрей. Если бы Миклухо-Маклай отправился летом 1958 г. на Тянь-Шань, то от тамошних аборигенов он бы такими фокусами не отделался. Более того, с немалыми основаниями можно предположить, что он вообще не возвратился бы из такой поездки. Ибо Тянь-Шань был тогда местом более опасным, чем Полинезия. Тем не менее отец и сын Слободины успешно прошли пешеходным маршрутом в Андижан, где работал старший брат Рустема. Этот переход очень красноречиво свидетельствует о характере обоих путешественников – они верили в свои силы, они во всем полагались друг на друга и были готовы за себя постоять. На самом деле этот поход – лучшая характеристка Рустему как туристу, как товарищу и как мужчине.
И когда на склоне Холат-Сяхыл группа Игоря Дятлова оказалась под прицелом пистолетов (или автоматов) незнакомцев, думается, именно Рустем Слободин дерзнул противостоять силой непонятно откуда появившейся угрозе. Случилось это уже после того, как Золотарев и Тибо-Бриньоль отбежали в сторону и растворились в темноте – мы можем с уверенностью это предполагать, поскольку оставшиеся члены группы к этому времени уже сбросили с себя куртки и начали снимать обувь. Сделал это и Слободин, внешне демонстрируя полное подчинение. Но когда дошло до снятия обуви, Рустем, используя возможность нагнуться, не привлекая внимание, видимо, поднял финский нож Колеватова, прежде уже брошенный в снег, возможно, прямо ему под ноги и, выхватив клинок из ножен, попытался атаковать ближайшего противника. Мы не знаем, хотел ли он убить этого человека или только разоружить, приставив «финку» к горлу, но эта яростная атака вызвала не менее яростный отпор. Слободин был избит по-настоящему, уже не для острастки, не для запугивания, а с целью изувечить; он получил несколько тяжелейших ударов в голову, способных повергнуть в нокаут любого, ему подбили низкими подсечками левую ногу (на нижней трети левой голени остались две хорошо узнаваемые ссадины) и завалили в снег. Мы видим у него и трещину в черепе (с левой стороны), и двусторонние кровоизлияния в височные мышцы, и ссадины и царапины на лбу, и ссадину на левой скуле, и на верхнем веке правого глаза. Надо ли упоминать про кровотечение из носа? У Рустема текла кровь из носа… Все телесные повреждения – это чисто боксерские и борцовские травмы; после любых соревнований по контактным видам единоборств зайдите-ка в раздевалку к спортсменам да перепишите травмы! Вы увидите совпадение «один в один» с тем, как был травмирован Рустем. А если к этому добавить его сбитые кулаки (если точнее, «осаднения пястно-фалангиальных суставов обеих рук») да содранную кожу и синяки на нижней части правого предплечья (как у Юрия Дорошенко!), то вопрос «подтвержден ли факт драки наверху у палатки?» перестает быть вопросом и превращается в однозначное утверждение.
Драка с участием Рустема Слободина действительно была. Есть тому довольно неожиданное, хотя и косвенное, подтверждение – раздельное нахождение финского ножа Колеватова и ножен от него. Нож, как известно, поисковики отыскали еще в марте 1959 г. в палатке, а вот текстолитовые ножны от него – только в мае, после того как сошел снег в районе установки палатки. Разговоры про «таинственные» ножны, якобы неизвестной принадлежности, лишены смысла, ибо ножны эти Римма Колеватова в присутствии Юрия Юдина официально опознала как принадлежавшие брату; ей они и были возвращены следствием.
В этой истории интересно прежде всего то, что ножны оказались без ремня, другими словами, хозяину пришлось сначала расстегнуть поясной ремень, чтобы снять ножны, а потом обратно его застегнуть. Манипуляция сама по себе довольно странная, поскольку подвешенный к ремню нож в ножнах не доставляет владельцу никаких неудобств, к нему быстро привыкаешь и перестаешь его замечать, с ним даже спать можно без особых проблем. Но Колеватов почему-то решил избавиться от ножен. Ладно, пусть так. Но помимо этого нож извлекли из ножен вне палатки. Если бы Колеватов на самом деле спасал друзей из-под снежного завала и резал палатку своей «финкой» изнутри, картина должна была наблюдаться прямо противоположная – брошенные ножны находятся в палатке, а сам нож – вне ее. Но этого нет! Мы видим, что нечто побудило Александра Колеватова снять с ремня нож с ножнами и бросить их в снег, словно они стали ему не нужны, – а ведь это действие совершенно абсурдно в случае любого некриминального сценария развития событий. Зачем избавляться от ножа, который и так с тобою и не только не мешает владельцу, но напротив, резко повышает его шансы на выживание в неопределенной обстановке? Логика в снятии ножен с ремня и выбрасывании ножа может быть только в случае принудительного разоружения, т. е. выполнения команды под угрозой расправы. Причем угрозы явственной, неоспоримой и неодолимой в тех условиях. По крайней мере, Колеватов именно так эту угрозу и расценивал.
Можно, конечно, предположить, что Колеватов извлек нож в палатке, разрезал им скат, а затем бросил нож там же, в палатке. Предположение, разумеется, глупейшее, идущее вразрез с правдой жизни (как, впрочем, и все умопостроения «лавинщиков»), поскольку нормальный хозяин «номерного» ножа, т. е. зарегистрированного в отделе милиции, имея на поясе ножны, никогда не отложит нож в сторону и не забудет о нем. Он всегда помнит, что несет за эту «финку» ответственность, и притом серьезную, – до 5 лет заключения (вспоминаем цитированный выше текст ст. 182 УК РСФСР в ред. 1926 г. с дополнениями от 1933 г. и 1935 г.). «Лавинщики» могут на это возразить, что Колеватов рвался вытаскивать раненых друзей из-под завала, так торопился, что даже «финку» в ножны сунуть не успел… Тут остается только руками развести, ибо аргумент этот вообще абсурден: Колеватов, торопясь на помощь, отбрасывает «финку» в сторону, а затем начинает для чего-то снимать с пояса ножны, что не только представляется бессмысленным, но и требует затрат драгоценного в той обстановке времени.
Как ни крути, а никаких обыденных объяснений нахождению ножен вне палатки отыскать не получается. Ясно, что Колеватов снял их именно там, и ясно, что в гот момент ножны были с ножом, иначе подобное снимание не имело никакого смысла. И невозможно поверить в то, чтобы Александр проделал эти странные манипуляции по доброй воле. Просто потому, что он имел разрешение на ношение этого оружия и нес уголовную ответственность за его сохранность. А потому просто так отдать его или отложить в сторону не мог. Но после того как Колеватов положил свою «финку» в ножнах в снег, кто-то попытался этим ножом воспользоваться. На это явственно указывает тот факт, что ножны оказались пусты.
Как понял читатель из предыдущего текста, в роли человека, схватившего «финку» Колеватова из ножен, автору видится Рустем Слободин. Тому не существует никаких объективных подтверждений, кроме чрезмерного на фоне остальных членов группы травмирования Рустема. Уж слишком сильно избили его, как говорится, хватили через край, не просто с ног сбили, а «вырубили» напрочь. Именно потому Слободин и остался в одном валенке: первый он снял сам перед тем, как схватиться за нож, а после избиения никто уже не стал стаскивать второй валенок с бесчувственного тела.
Расправа над Рустемом явилась апофеозом сцены у палатки. Подавленные всем увиденным и услышанным, не понимающие сути происходящего, туристы уже безропотно исполнили последнюю команду своих мучителей: «Валите отсюда, покуда целы!» Подхватив под руки еще не вполне пришедшего в себя Рустема Слободина, туристы потянулись вниз по склону, интуитивно догадавшись не шагать в сторону лабаза – кто знает, вдруг грабители пожелают наведаться и туда!
Дятловцы не бежали – у них не было оснований бежать, поскольку мучители сами отпустили их на все четыре стороны. Первая их реакция на происшедшее была вполне понятна – они испытали облегчение оттого, что крайне постыдная, отвратительная и бессмысленная сцена их общего унижения и избиения закончилась. Погода была относительно теплой – примерно -5 °C —7 °C, – и на фоне переживаемого туристами психоэмоционального стресса такой холод не казался запредельным или даже опасным. Очень скоро, буквально в нескольких десятках метрах от палатки, к идущей группе присоединились беглецы – Золотарев и Тибо-Бриньоль. Движение вниз по склону объединившейся группы проходило при живейшем обсуждении инцидента, причем обсуждении очень полемичном и даже конфликтном. Золотарев знал больше прочих и имел самый богатый жизненный опыт, очевидно, что он предлагал некий план, возможно даже навязывал его остальным членам группы. Что это был за план действий, мы можем только гадать.
Мы знаем, что следы вниз по склону то сходились, то расходились, хотя имели общее направление, причем спускавшиеся явно не теряли голосового контакта. Они, безусловно, разговаривали на ходу, что-то оживленно доказывая и убеждая несогласных. О чем это свидетельствует? Объективно ни о чем, вернее, всего лишь о том, что туристы имели намерение держаться вместе. Однако для психолога в этом странном «роении следов» («роение» – от слова «рой») кроется немалый смысл. Дятловцы интуитивно делились на группы «по предпочтениям»: когда кто-то предлагал разумный план действий, к нему переходили сторонники, когда следовало иное разумное предложение – люди переходили к нему. Это вовсе не значит, что члены группы перебегали от одного глашатая к другому – нет! речь идет о движении бессознательном, безотчетном, происходившем как будто само собой.
Здесь остается еще раз пожалеть о том, что премудрые следователи не осуществили детальное изучение следовых дорожек в долину Лозьвы. Если бы это было проделано, то после обнаружения трупов отпечатки на снегу можно было поставить в соответствие конкретному человеку: вот Людмила Дубинина на протяжении 150 м идет вместе с Дятловым, а затем переходит к Золотареву и далее продолжает спуск подле него; а Колеватов все время остается подле Семена Золотарева; а вот Рустем Слободин идет несколько в стороне от остальных туристов и в общем разговоре как будто не участвует… Мы смогли бы увидеть траекторию каждого из участников спуска, и изучение следов очень многое могло бы сказать нам о распределении членов группы по предпочтению мнений в последние часы их жизни. И полученные выводы, думается, неплохо объяснили бы особенности разделения туристов у кедра.
Но – увы! – говорить об этом приходится лишь в сослагательном наклонении.
Завершая разговор о событиях возле палатки и последующем отходе группы вниз по склону, остается указать на еще один важный момент, постоянно игнорируемый всеми сторонниками «некриминальных» версий. Речь идет о пресловутой «эвакуации тяжелораненых» в долину Лозьвы, деянии весьма трогательном, но совершенно нереальном в той обстановке. Евгений Вадимович Буянов много и пафосно рассказывал о тех чудесах, которые творит с человеком «воля к жизни», и даже приводил какие-то там невероятные примеры из истории альпинизма, из которых следовало, что 1, 5-километровый спуск под гору для девушки с контузионным ранением сердца (кровоизлиянием в сердечную мышцу размером 4 см!) – это такой пустяк, о котором и спорить-то нечего. Из его рассуждений можно было решить, что у уральских девушек это почти хобби такое… Разумеется, Евгений Вадимович скромно умалчивал о некоторых специфических деталях невероятных подвигов альпинистов, назначенных быть примером, а ведь в деталях, как известно, и кроется чертовщинка. Так, он забывает упоминать, что иностранные альпинисты уже в 1970-е гг. всегда имели в своих аптечках амфетамины и анальгетики – это во-первых! а кроме того, они располагали временем для оказания помощи или самопомощи – это во-вторых! При переломах ребер самопомощь сводится к наложению тугого корсета, в простейшем варианте – тугому обвязыванию полотенцем. Без такого корсета не только невозможно двигаться, но нельзя даже чихать или кашлять – боль в груди практически лишает сознания. В случаях с Дубининой и Золотаревым мы видим не просто перелом 5–7 ребер, мы видим множественные переломы, т. е. переломы одного ребра в нескольких местах. Не будет ошибкой сказать, что каждый из пострадавших имел 10–15 или даже 20 переломов. Вся фармакопея группы Игоря Дятлова сводилась к спирту и таблеткам кодеина, а тугой корсет никто пострадавшим не накладывал. Разговоры Евгения Вадимовича о том, что «человек может мобилизоваться», – лишь пустое сотрясание воздуха, обычно о «мобилизации» говорят люди, сами ни разу не пытавшиеся это сделать. Автор этих строк имел перелом двух ребер, и никаких иллюзий по поводу «возможности мобилизоваться» не испытывает. А потому категорически утверждает, что без анестезии и оказания первой помощи человек с переломом даже двух ребер едва способен ковылять и обслуживать самого себя. Поэтому автору совершенно очевидно, что ни один человек, не получивший соответствующей медицинской помощи, не способен с множественными «свежими» переломами ребер пройти 1,5 км под гору.
Но речь даже не об этом – сказанное всего лишь преамбула. Содержательная же часть заключена в тех самых поведенческих моделях, разнообразию которых посвящено несколько абзацев выше. Евгений Вадимович Буянов и прочие сторонники гипотез «некриминального травмирования на склоне» предлагают нам поверить в то, что группа Игоря Дятлова, оказавшись в трудновообразимой стрессовой обстановке, действовала как единый часовой механизм: туристы откопали из-под слоя снега раненых и в едином порыве повели их вниз по склону, ласково поддерживая под руки, оптимистично решив вернуться к палатке позже. Звучит красиво, даже романтично, жаль только, что автор не уточняет, какие именно комсомольские песни распевали дятловцы в эти минуты! Вот только красивый рассказ Евгения Вадимовича звучит совершенно нереалистично. Выражусь сильнее – такого не могло быть в принципе. Просто в силу того, что пресловутый «коллективный разум» работает совсем не так, как хочется господину Буянову.
О чем идет речь? Человеческий коллектив автоматически (или «по умолчанию») принимает лишь самые простые и явные решения: протекает днище лодки – надо вычерпывать воду! До этой очевидной мысли все сидящие в лодке додумаются самостоятельно и приступят к действиям единодушно. А вот уже вопрос «куда грести? и надо ли грести вообще или лучше отремонтировать неисправный двигатель?» вызовет споры. Чем выше интеллект членов группы, чем лучше они социализированы, тем больше вариантов действий в сложных ситуациях, в том числе и парадоксальных вариантов, они смогут предложить и обосновать.
Отличный тому пример, что называется, «в тему», мы видим в истории попыток спасения людей, оказавшихся в небоскребах Всемирного Торгового Центра в Нью-Йорке во время террористической атаки 11 сентября 2001 г. Казалось бы, для всех отрезанных на верхних этажах зданий ситуация после самолетных таранов была очевидна и однозначна: внизу пожар, там огонь и дым, лифты обездвижены, пожарные лестницы не достают… Как спасаться? На первый взгляд, в такой ситуации и выбирать-то не из чего, однако единодушия среди заблокированных отнюдь не наблюдалось: большая часть двинулась наверх, рассчитывая выйти на крышу и эвакуироваться вертолетами, а другая, наоборот, двинулась вниз – в зону пожара. Парадоксальное решение принесло некоторым из этих людей спасение – им удалось пройти через область задымления благодаря тому, что огонь в первые минуты после взрывов самолетов имел очаговый характер и не перекрыл этажи полностью. Эти люди прошли сквозь зону пожара, благополучно спустились и выжили.
А теперь реалистично оценим ситуацию возле палатки в случае «некриминального травмирования» части группы (лавиной, снежной доской, гондолой аэростата, катящейся авиабомбой, стадом медведей-шатунов, табуном лосей и т. п.). Кто сказал, что немедленно уводить раненых вниз по склону – это оптимальный выход? Можно не сомневаться, что «оптимальных выходов» в стрессовой ситуации, да притом в состоянии острого цейтнота, нашлось бы множество. Точнее говоря, у каждого члена группы был бы свой «оптимальный выход»: один потребовал бы извлечь из палатки ножи и топоры, другой – заявил, что нельзя уходить вниз по склону без обуви, третий – категорически настаивал бы на поисках фляжки со спиртом (ибо необходимо будет бороться с обморожениями!). Евгений Вадимович Буянов, приводя на форумах и в своих книгах примеры гибнувших в горах групп, скромно выносит за скобки одно обстоятельство, весьма существенное для понимания той поведенческой модели, которую выбирали замерзавшие туристы. Обстоятельство это заключается в том, что процесс замерзания и гибели этих групп растягивался надолго, порой на несколько суток. Первоначальный стресс и хаотичность действий сменялись вполне рассудочными целенаправленными коллективными действиями, приводившими в итоге к самоспасению туристов (либо к гибели, но опять-таки спустя значительное время, а не в течение нескольких часов). «Скромность» Евгения Вадимовича вполне понятна, поскольку данное уточнение напрочь убивает все проводимые им аналогии с группой Дятлова.
Отход группы вниз по склону Холат-Сяхыл без верхней одежды, рукавиц, обуви и оружия являлся отнюдь не оптимальным вариантом спасения раненых, даже если поверить в то, что ранение Золотарева, Дубининой и Тибо-Бриньоля действительно произошло в палатке в силу неких некриминальных причин. Может быть, кто-то и занялся бы этим бессмысленным делом, но кто-то непременно отказался бы тратить силы и время на это самоубийственное занятие и остался бы возле палатки с целью добыть брошенные там вещи. Даже под угрозой схода новой лавины. Потому как сойдет ли новая лавина или нет – неизвестно, а вот без валенок, рукавиц и ватников смерть последует неминуемо! И изображать дело так, будто туристы этого не понимали, значит заранее оглуплять их, принижая их здравый смысл и смекалку.
Туристы, конечно, своеобразные люди, но даже у них безусловные рефлексы имеют ту же иерархию, что и у остальной части разумного человечества. Страх смерти – самый мощный из безусловных рефлексов, управляющих поведением существ, способных к высшей нервной деятельности. Если бы возле палатки туристам из группы Игоря Дятлова не грозила безусловная смерть, они бы не ушли от нее всем составом – кто-то бы обязательно остался. Был бы этот человек один или таковых оказалось бы несколько, мы не можем знать доподлинно, да это и неважно. Важно то, что никакое «общее решение группы» или «беспрекословный приказ Дятлова» не смогли бы побороть упомянутый рефлекс.
Однако, как мы видим, этого не произошло – группа ушла от палатки в полном составе и в относительном порядке. Значит, страх смерти для туристов был связан именно с пребыванием возле палатки. Значит, ночь в лесу, по их мнению, давала им больший шанс на выживание, чем пребывание в лагере. При всем богатстве воображения и гипотез нельзя не признать, что источником подобного страха мог быть только криминальный фактор.
При движении вниз по склону дятловцы некоторое время могли пользоваться фонариком, но на удалении 400–450 м от палатки батарея последнего разрядилась и он был брошен в районе 3-й каменной гряды. Там его впоследствии и отыскали поисковики. Эта часть пути, видимо, была пройдена группой быстрее всего – сказывались как общее возбуждение и вызванный этим выброс адреналина в кровь, так и наличие источника света. Однако после того как фонарик был брошен, дальнейшее движение группа осуществляла уже в темноте. Следует уточнить, что темнота не была абсолютной, ведь даже ночью в заснеженном лесу можно различать ближайшие предметы ввиду их контрастности со снегом, однако темп движения группы резко замедлился. Кроме того, по мере спуска к границе леса на пути дятловцев все чаще попадались карликовые деревца, требовавшие перестроения группы с целью их огибания, что вносило дополнительное торможение. Если на преодоление первых 400 м у группы ушло около 5 минут или даже меньше, то следующие 600 м потребовали уже минут десяти или даже четверти часа (и это вполне разумная оценка). Где-то там, на удалении около 1 км от палатки отстал от группы и упал в снег Рустем Слободин.
Рустем потерял сознание и соответственно способность самостоятельно двигаться примерно на 20-й минуте с момента травмирования, что вполне соответствует картине полученной им черепно-мозговой травмы. Хорошо известно, что люди, перенесшие тяжелейший нокаут и получившие смертельную закрытую травму мозга, могут прийти в себя и некоторое время демонстрировать удовлетворительное самочувствие (до тех пор, пока внутричерепное кровоизлияние не начнет давить на мозговые оболочки). Футболисты могут продолжить игру, боксер – может рваться в бой… хорошо известны видеозаписи спортсменов, получивших в ходе соревнований смертельные черепно-мозговые травмы, но при этом демонстрирующих некоторое время полное самообладание и внешнее благополучие. Через 10–20 минут оно заканчивается вызовом сначала врача команды, а затем – бригады парамедиков. Это явление кажущейся бодрости уже фактически умирающего человека иногда очень точно называют «отложенной смертью». Кстати, на скорость развития процесса существенно влияют двигательная активность пострадавшего и температура окружающей среды – и то, и другое замедляет рост кровоизлияния.
Исчезновения Рустема Слободина никто не заметил – группа ушла вперед, не обратив внимания на отставшего товарища. Рустем погиб первым, на это явственно указывает высокая температура его тела в момент падения на склон (напомним, что под ним обнаружили так называемое «ложе трупа», слой подтаявшего снега, который появляется в том случае, когда на грунт падает еще теплое тело. «Ложе трупа» присутствовало только на месте обнаружения тела Слободина, остальные дят-ловцы, найденные на склоне и у кедра, к моменту падения на грунт были уже сильно охлаждены). Есть и другое соображение, указывающее на то, что Рустем так и не добрался до кедра и не побывал у разведенного там костра. На его одежде нет никаких прожогов, следов искр, которые присутствуют на одежде тех, кто провел у этого костра некоторое время. Замерзшие туристы в надежде согреться неосторожно приближались слишком близко к открытому пламени, получая однотипные повреждения одежды, и по этому критерию мы можем довольно точно сказать, кто побывал у костра под кедром, а кто – нет. Учитывая, что тело Рустема на момент падения на грунт сохраняло довольно высокую собственную температуру, можно без колебаний утверждать, что Слободин упал на склоне первым. И случилось это до того, как был разведен костер. Он просто до него не дошел…
