Текст книги "Их именами названы корабли науки"

Автор книги: Алексей Трешников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

ПЛАВМОРНИН

Плавучий морской научный институт, или, сокращенно, Плавморнин, был создан в 1921 году. 16 марта 1921 года в газете «Известия» был опубликован декрет об учреждении этого института при Народном Комиссариате просвещения. Декрет был подписан 10 марта 1921 г. Председателем Совета Народных Комиссаров В. И. Лениным. Этот документ сыграл важную роль в последующем изучении морей, омывающих северные берега Советского Союза. Впервые в истории морские исследования возводились в ранг государственной задачи. В Декрете так и было указано, что Плавморннн создается «в целях всестороннего и планомерного исследования Северных морей, их островов, побережий, имеющих в настоящее время Государственно важное значение».

Идея создания института возникла в Московском университете. Здесь, в Зоологическом музее, работала группа молодых гидрологов под руководством И. И. Месяцева. При институте был организован Комитет, в который вошли ученые разных специальностей, имевшие тот или иной опыт полярных исследований. В состав этого Комитета был включен и Н. Н. Зубов, плававший в Баренцевом море еще в 1912 году и выполнивший тогда гидрографическую опись некоторых заливов. В 1921 году Плавморнину был предоставлен для экспедиции ледокольный пароход «Малыгин», но тогда Н. Н. Зубов не ходил в плавание на нем, хотя и активно участвовал в разработке программы экспедиции. В 1921–1923 годах он продолжает работать над статьями но тактической навигации и публикует их в журнале «Морской сборник». Но попутно он изучает работы по океанографии. Большое влияние на Зубова оказала книга Ю. М. Шокальского «Океанография», изданная в 1917 году, а также книга С. О. Макарова «Ермак во льдах» и работы норвежского океанографа Ф. Нансена.

Н. Н. Зубов принял участие в обработке и обобщении материалов океанографических наблюдений, выполненных с борта «Малыгина» в Баренцевом и Карском морях.

В 1922 году в Архангельске для Плавморнина было построено специальное исследовательское судно «Персей». В первом его рейсе участвовал Н. Н. Зубов. «Персей» вышел из Архангельска 19 августа 1923 года. После долгого перерыва Зубов снова на море, но теперь уже не в роли военного командира, а в роли научного работника—руководителя гидрологической группы.

«Персей» – двухмачтовый моторно-парусный бот общим водоизмещением 550 тонн, с ледовым поясом из дубовых досок; длина его – 41,5 м, ширина в средней части – 8 м, осадка около 3 м, мощность мотора – 360 лошадиных сил. Обводы корпуса судна были примерно такими же, как у нансеновского «Фрама». Льды при сжатии должны были выжимать судно вверх. Но вследствие такой яйцевидной формы оно было подвержено сильной качке. Несмотря на небольшие размеры судна, на нем размещались 5 лабораторий, библиотека и помещения для 24 человек команды и для 16 человек научного состава.

Выйдя из горла Белого моря, «Персей» от мыса Святой Нос Кольского полуострова пошел на север по 41-му меридиану, выполняя через каждые 30 миль гидрологические станции и через каждые 5 миль – промеры глубин. На 69° с. ш. разразился жестокий шторм, станции пришлось прекратить, судно прошло без работ до 72° с. ш. Когда ветер стих, гидрологические наблюдения были продолжены. 30 августа на горизонте открылись контуры островов Земли Франца-Иосифа. Исследователи мечтали осуществить высадку на мыс Флора, но неожиданно обнаружилось, что угля в бункере осталось всего лишь на три-четыре дня хода. Это была ошибка и небрежность старшего механика. «С большим огорчением, – писал впоследствии Зубов, – мы вынуждены были повернуть от Земли Франца-Иосифа на юго-восток». Поставили паруса, и с попутными северными ветрами судно дошло до Белушьей губы Южного острова Новой Земли. Решили зайти в эту закрытую от всех ветров бухту и ждать, когда доставят сюда уголь. В те годы радиосвязь была малонадежной и действовала лишь на ближних расстояниях; связаться можно было только с ближайшей береговой станцией. Радист этой станции вместо губы Белушьей указал губу Белужью. Обе группы находились на Новой Земле. Радиостанция на «Персее» из-за отсутствия электрического тока вышла из строя. Поэтому радиограмма с просьбой о доставке угля другим пароходом дошла до Архангельска в искаженном виде.

«Персей» с 7 сентября стоял в губе Белушьей на якоре. Наступила полярная осень со штормами, дождями, мокрым снегом. Днем участники экспедиции ездили на шлюпках на берег за пресной водой и за плавником для камбуза и камельков в каютах. Зубов участвовал в съемке берегов бухты и в промерах глубин с вельбота. Гидробиологи собирали биологические коллекции на берегу бухты. Долгими темными вечерами путешественники при свете керосиновых ламп обрабатывали материалы, а иногда вели рассказы о прожитых днях. В составе экспедиции были бывалые люди, и им было что рассказать молодым коллегам. Начальник экспедиции Иван Илларионович Месяцев вспоминал о революционной деятельности студентов в 1905 году и о работе на Мурманской биологической станции еще до Октябрьской революции.

Николай Николаевич Зубов делился воспоминаниями об участии в плавании эскадры русских военных кораблей в 1904 году из Балтийского моря на Дальний Восток, о Цусимском бое, о боях с немецким флотом в первую мировую войну.

В начале октября в губу Белушью зашло гидрографическое судно «Мурман». На нем находился отряд Северной гидрографической экспедиции, построившей полярную станцию Маточкин Шар. Командованию «Мурмана» было дано распоряжение на обратном пути попытаться выяснить, где находится «Персей». Встреча двух судов состоялась, но угля на «Мурмане» было в обрез, чтобы только дойти до Архангельска. Поэтому «Персей» снова остался ждать доставки угля. На борт «Мурмана» перешла основная часть научного персонала, и в том числе Н. Н. Зубов.

Руководитель Северной гидрографической экспедиции Н. Н. Матусевич, находившийся на борту «Мурмана», был старым знакомым Зубова со времен юности. Матусевич, так же как и Зубов, принимал участие в Цусимском сражении в звании мичмана.

Только 17 октября в губу Белушью пришел пароход «Сосновец», который снабдил «Персей» углем. 23 октября 1923 года «Персей» благополучно вернулся в Архангельск.

За время похода был выполнен большой объем гидрометеорологических, гидробиологических и геологических исследований. Участие в комплексных океанографических исследованиях было очень полезным для Зубова. Вместе с тем все его соратники по этому рейсу говорят о нем как об авторитетном исследователе и опытном воспитателе молодежи. Так, известный океанограф Всеволод Аполлинарьевич Васнецов в своих воспоминаниях «Под звездным флагом „Персея“» пишет:

«…мне очень повезло в жизни! Моим первым морским воспитателем, научившим меня крепко стоять на ногах, был строгий и требовательный Николай Николаевич Зубов. Ему я обязан тем, что стал гидрологом. В первом же совместном плавании он старался передать мне свой опыт исследовательской работы и воспитать настоящего морского гидролога».

На несколько лет Н. Н. Зубов связал свою судьбу с Плавморноном. Здесь он заведовал гидрологическим отделом и вновь плавал на «Персее» в Баренцевом море в двух летних рейсах 1928 года. В 1926–1928 годах Зубов публикует в «Записках по гидрографии» ряд статей по методике океанографических исследований.

Первым его крупным научным трудом был отчет «Гидрологические работы Морского научного института в юго-западной части Баренцева моря на э/с „Персей“ в 1928 году». Кроме основных результатов в изучении гидрологии Баренцева моря Н. Н. Зубов излагает в этом же труде теоретические положения, многие из которых впоследствии были развиты им и учениками в стройные теории, явившиеся основой океанологии. И хотя эта работа вышла в свет в 1932 году, ее окончание автор датировал февралем 1929 года.

Особого внимания заслуживают в ней два метода расчетов, разработанные Н. Н. Зубовым. Первый – метод вычисления течений на разрезах по удельным объемам морской воды, получивший впоследствии название «динамический метод Зубова». Изучив теорию норвежского ученого Бьеркнеса (изложенную еще в 1903 году), который рассматривал неоднородность распределения плотности в море как причину течений, Зубов доказал обратное – распределение плотности является следствием установившихся течений. Этот метод и посейчас остается основным при вычислении морских течений. Второй – конкретный метод расчета вертикального перемешивания в море вследствие зимнего охлаждения. На основе этого метода позднее были созданы математические модели прогноза осеннего льдообразования и нарастания льда в море.

На борту «Персея» с первых его рейсов плавали молодые ученые и студенты разных специальностей. Это обеспечивало комплексность исследований моря и одновременно способствовало разносторонней подготовке специалистов-мореведов широкого профиля, высокой квалификации и большой культуры. Значительно позже, в 1954 году, Н. Н. Зубов писал по этому поводу:

«Значение работ „Персея“… заключается и в том, что в плаваниях обычно принимали участие физики, химики, биологи, геологи, метеорологи.

В совместной работе отдельные ученые знакомились с достижениями родственных отраслей науки, обменивались опытом, обсуждали общие проблемы. Таким образом, „Персей“ всегда был своеобразным морским университетом, особенно для плававших на нем студентов разных высших учебных заведений и разных специальностей.

Неудивительно поэтому, что большинство ведущих советских исследователей моря некогда плавало на „Персее“».

Плавморнин в 1929 году был реорганизован в Государственный океанографический институт – ГОИН. Это был так называемый первый ГОИН[В 1933 году на базе ГОИНа и Института рыбного хозяйства был создан Всесоюзный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии – ВНИРО. Новый ГОИН, или второй ГОИН, был создан в 1943 году.]. К 1930 году под руководством Зубова в Государственном океанографическом институте было закончено составление навигационных карт Баренцева и Карского морей на основе всех существующих данных промеров глубин. Но данных по северным частям этих морей было очень мало, а местами данные о глубинах вообще отсутствовали. Рельеф дна на картах изображался весьма схематично. Зубов еще тогда подчеркивал, что знание рельефа дна морей необходимо не только в навигационных целях, но и для понимания динамики водных масс, с характеристиками которых связаны места лова рыбы. В последующих экспедициях, которыми руководил Зубов, или при обсуждении программ и планов других экспедиций он всегда уделял большое внимание измерениям глубин по маршрутам следования судов.

В 1930 году Н. Н. Зубова пригласили читать лекции в только что созданный Московский гидрометеорологический институт, МГМИ, как его называли сокращенно. За год до этого, в августе 1929 года, для объединения разрозненных метеорологических, гидрологических и гидрометеорологических служб разных ведомств странны Постановлением ЦИК и СНК СССР был учрежден Гидрометеорологический комитет при Совете Народных Комиссаров Союза ССР.

Этим было положено начало созданию централизованной общегосударственной системы Гидрометслужбы Советского Союза. Наряду с укреплением существующих и созданием новых учреждений, предназначенных для гидрометеорологического обслуживания народного хозяйства в союзных республиках, областях и округах, были созданы учебные заведения – Московский, Ростовский, Владивостокский гидрометеорологические техникумы для подготовки квалифицированных наблюдателей на гидрометеорологических станциях и Гидрометеорологический институт в Москве для подготовки специалистов высшей квалификации – инженеров метеорологов, гидрологов, океанологов и агрометеорологов.

Н. И. Зубов читал здесь лекции по океанографии или океанологии, как он стал называть этот предмет. Он настойчиво внедрял это название, имея в виду, что «океанография» – это описание морей и океанов, а «океанология» – это наука о физических и химических свойствах морской воды, процессах перемешивания и движениях водных масс под влиянием волнения, ветра и термических условий. В своих лекциях он уделял особое внимание морским льдам, ибо морские льды играют важную роль в режиме морей и океанов и оказывают решающее влияние на мореплавание и прибрежные гидротехнические сооружения, особенно на морях, омывающих берега СССР. В лекциях Зубов в первую очередь использовал свои собственные исследования и наблюдения, полученные в полярных экспедициях.

В это же время вместе с В. Ю. Визе, В. В. Шулейкиным, Н. Н. Зубов активно участвует в разработке первых ледовых прогнозов для арктических морей. Между этими выдающимися исследователями были противоречия во взглядах, они отчаянно спорили, доходя порой до нетерпимости и даже личной вражды. Старшее поколение гидрометеорологов помнит их горячие споры о подходе к разным явлениям и процессам, их выходки, превращенные молвой в добродушные анекдоты. Отголоски этих споров можно обнаружить в предисловиях к их книгам-монографиям. Вот, например, академик Шулейкин в предисловии ко второму изданию (1940 года) своей знаменитой книги «Физика моря» пишет:

«Всего лишь несколько лет назад физико-математический анализ теплового баланса окраинного ледовитого моря заставил нас утверждать, что это море питается теплом с севера, от струй теплого течения атлантического происхождения. Сколько скептиков нашлось тогда среди мореведов-географов! Как иронизировали они по поводу „безвыходного положения физики, вынужденной искать подогрева с севера для компенсации теплового баланса“. Но ровно через три года скептики сами обнаружили эти теплые струи под килем своего же экспедиционного судна».

Этот абзац В. В. Шулейкин нашел нужным сохранить и в последующем, третьем издании «Физика моря».

С годами эти споры сглаживались, и каждому из этих ученых мы воздаем должное уважение, так как развитие их мыслей и идей, казавшихся им самим непримиримыми, характеризовали разные стороны явлений пли процессов и обусловлены были разными подходами к их истолкованию. На более высокой ступени развития науки они нашли, в той или иной степени, примирение в комплексной проблеме взаимодействия атмосферы, гидросферы, ледяного покрова и суши.

Рассматривая их статьи и монографии, мы видим, что они, в свою очередь, опирались на идеи предшественников-мореведов: великих М. В. Ломоносова, С. О. Макарова, Ю. М. Шокальского. В этом у них не было противоречий.

НА «КНИПОВИЧЕ» К ЗЕМЛЕ ФРАНЦА-ИОСИФА

Н. Н. Зубов очень хорошо изучил режим Баренцева моря. По опыту собственных плаваний и из работ предшественников он знал, что в это море поступают теплые воды из Атлантического океана и холодные воды из Арктического бассейна. Иногда в это море приносятся тяжелые льды, а в некоторые годы оно свободно от льдов до самых северных пределов. В 1901 году адмирал Макаров на ледоколе «Ермак» застрял во льду в восточной части Баренцева моря, там, где в прежние годы архангельские поморы свободно плавали на небольших парусных судах. В 1928 году в тяжелых льдах плавали ледоколы «Красин» и «Малыгин», обследовавшие в поисках итальянской экспедиции Нобиле район между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Но в некоторые годы, например в 1923 году, в августе льдом было покрыто всего лишь 2 % площади Баренцева моря. Такие резкие колебания ледовитости этого моря зависели от циркуляции атмосферы и температуры воды, приносимой из Атлантики. Показателем в этом отношении было Нордкапское течение, за температурой воды которого следили по Кольскому меридиану. Н. Н. Зубов, изучая эту зависимость, обнаружил, что осенью 1929 года и весной 1930 года температура воды на Кольском меридиане оказалась исключительно высокой. Моторно-парусное судно «Книпович», делая обычный океанографический разрез в июне, встретило лед значительно севернее, чем обычно.

Второе судно, «Персей», в то лето должно было провести опыты по разрушению льда. По рекомендации Н. Н. Зубова оно пошло к острову Надежды, куда холодным течением, идущим с севера, нагоняется большое количество льдов. Но, как писал Зубов, «там оказались льды, совсем непохожие на то, что мы встречаем здесь обычно, на льды, которые, например, в этом же районе в 1928-м во время поисков экспедиции Нобиле так сильно задержали ледокол „Малыгин“. В поисках крепкого льда „Персей“ подымался во льду почти до 78-й параллели и, в конце концов, настоящего льда так и не видел».

И вот у Николая Николаевича возникла идея: пойти летом 1930 года в самые высокие широты Баренцева моря, в пролив между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Но какое судно для этого выбрать? «Персей» был более приспособлен для такого похода, но он был занят обследованием рыбных банок. Оставался лишь «Николай Книпович», однако он нуждался в ремонте. Только к сентябрю закончился его ремонт. Николай Николаевич весь август провел в Мурманске, решая сложные вопросы, связанные с ремонтом судна и снаряжением экспедиции. Порой он был близок к отчаянию. Приближалась осень, уходило светлое время, наступала штормовая погода. И все же он не отступил. 3 сентября «Книпович» вышел в Баренцево море. На его борту было одиннадцать человек команды и вместе с начальником восемь ученых – три океанографа, два гидрохимика, один биолог, один метеоролог и врач.

«Книпович» – моторный деревянный бот с ледовой обшивкой, водоизмещением 100 тонн, длиной 25 м, с мотором мощностью 125 лошадиных сил и с запасом жидкого топлива на 21 ходовой день. Он был построен в Норвегии в 1928 году.

Научно-исследовательское судно «Книпович» было названо в честь выдающегося ученого-мореведа Николая Михайловича Книповича. Книпович был одним из первых русских исследователей морей, омывающих берега России, в особенности Баренцева моря. После Октябрьской революции в период голода и разрухи Н. М. Книпович активно участвовал в изучении и организации рыболовного промысла в Баренцевом море, а также в Каспийском и Азовском морях. По его инициативе были созданы научно-исследовательские учреждения на этих морях. В 1935 году Н. М. Книпович ходил в небольшой рейс на судне своего имени. Экспедиционное судно «Книпович» затонуло во время второй мировой войны в Баренцевом море.

В 1960 году в память о знаменитом ученом и славном научно-исследовательском судне новое научно-поисковое судно Министерства рыбного хозяйства СССР было названо «Академик Книпович». Оно плавает в разные районы Мирового океана, в том числе и в антарктические воды.

…Проводы были торжественными. Оба судна выходили в рейс одновременно. Весь состав института, находящийся в Мурманске, провожал своих друзей в рейс. Это была дружная семья ученых, связанная воспоминаниями о трудных плаваниях з суровом Баренцевом море. Желающих пойти в интересный рейс на «Книповиче» было много, но помещение на судне было маленьким и больше просто никого нельзя было вместить. Зубов вспоминает об этом в своем дневнике:

«Особенно в этом отношении мне было жаль отказывать постоянным сотрудникам Мурманской станции, только в прошлом году присоединенной к нашему институту. У каждого из нас, старых работников института, имеются воспоминания, связанные с долгими плаваниями по Баренцеву морю… А работники станции на Мурмане? Какими приключениями могут они похвастаться? 4 раза в год, в феврале, мае, августе и ноябре, а то и чаще выходит в море, невзирая на погоду, маленький „Книпович“ и начинает подыматься вверх на север по Кольскому меридиану… Понятно, что именно среди постоянных работников станции предстоящее плавание „Книповича“ вызвало наибольшее возбуждение».

От мыса Нордкин – самой северной точки Европы – «Книпович» повернул на север.

Прошли мимо скалистого острова Надежды, а льда все не было. Н. Н. Зубов отметил в дневнике:

«Как странно проходить Надежду и не видеть до сих пор ни кусочка льда. Ведь это самое ледовое место всего Баренцева моря. Ровно день в день 6 лет тому назад здесь плавал „Персей“ и пробивался через лед».

Приближался Шпицберген. Ночью боялись наскочить на айсберг. Погода была неустойчивой: то вдруг прояснит и засияет солнце, то пройдет заряд тумана. Прошли мимо группы островов Земли Короля Карла.

«Маячит отблеском на норд-весте Северо-Восточная земля. И кругом ни одной льдины, ни одного айсберга. Их, право, даже не хватает для полноты картины. А мы ведь проходим местом, где никто никогда не видел моря без льда, да и плавали в этом районе немногие».

Судно подошло к острову Белый. Это уже за 80-й параллелью, между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Здесь 10 сентября недалеко от отвесной стены ледника, между мелями и айсбергами, «Книпович» был поставлен на якорь.

«Здесь мы стоим, маленькие и ничтожные, как в гавани», – записывает Зубов.

Незадолго до отплытия из Мурманска участники рейса узнали, что на острове Белом месяц назад были найдены остатки лагеря экспедиции Соломона Андрэ.

Нo в каком месте острова – Зубов не знал. Лишь после рейса, возвратившись в Москву, он узнал, что эта находка была сделана норвежской экспедицией на моторном судне «Братвог» как раз на юго-западной косе острова Белого, у которой «Книпович» стоял на якоре.

Напомним об истории этого трагического эпизода в исследовании Арктики. Три шведских смельчака – Андрэ, Стриндберг и Френкель—11 июля 1897 года отправились со Шпицбергена в полет на воздушном шаре к Северному полюсу и исчезли. Лишь через четыре дня на норвежское промысловое судно «Алькен» сел уставший голубь. Его подстрелили, и на хвосте обнаружили краткую записку Андрэ, в которой он сообщал, что этот голубь выпущен с воздушного шара 13 июля, что полет проходит благополучно. Еще одно сообщение дошло до людей – это буек с запиской, сброшенный в море в день вылета, 11 июля, но найден он был лишь через два года у берегов Исландии. И все. Только через тридцать три года их лагерь был обнаружен на острове Белом норвежской экспедицией на моторном судне «Братвог». Здесь вначале нашли лодку со всевозможным экспедиционным снаряжением, скелет человека без головы в рваной одежде, по метке на одежде определили, что это был Андрэ. Недалеко была обнаружена могила – груда камней, под ней скелет человека; по обрывкам одежды установили, что это останки Стриндберга. Перед тем как покинуть остров, моряки с судна «Братвог» совместно с ученым Гуннаром Хорном соорудили знак из камней. О находке сообщили, и весть о ней облетела весь мир. Зубов и его спутники узнали об этом из газет. В начале сентября сюда прибыли представители из Швеции на специально зафрахтованном судне «Исбьёрн». Об этом Зубов узнал уже после возвращения из рейса из публикаций в газетах. «Исбьёрн» ушел от острова Белого всего лишь за два дня до прихода сюда «Книповича», 8 сентября 1930 года. При более детальном обследовании лагеря Андрэ шведы нашли останки третьего участника полета на воздушном шаре – Френкеля, много разных предметов, дневник Стриндберга, три записные книжки.

Большинство записей было прочитано. Из них следовало, что через три дня после старта со Шпицбергена, 14 июля, воздушный шар покрылся коркой льда, отяжелел и упал на дрейфующую льдину на 82°56 с. ш. и 29°52 в. д. Отважные воздухоплаватели отправились пешком по дрейфующим льдам на юг, к Земле Франца– Иосифа. Они знали, что там, на мысе Флора, для них оставлен склад продовольствия. В их распоряжении были сани, лодка, палатка и все необходимое. В дневниках много подробностей о трудном походе через тающие льды, покрытые снежницами, промоинами, через разводья, нередко при дожде и мокром снегопаде. Они добывали свежее мясо, убивая медведей, а южнее в разводьях – тюленей. Вскоре стало ясно, что их относит течением от Земли Франца-Иосифа на юго-запад, и они решили идти прямо на юг к восточным островам Шпицбергена. В этом направлении им помогал дрейф. Наступила осень, холода, и они, соорудив ледяной дом, решили зимовать на дрейфующей льдине. Но льдину поднесло к острову Белому. 2 октября 1897 года льдину разломало на куски, и путешественники, с трудом собрав остатки снаряжения с обломков льдины, 7 октября перебрались на остров.

К сожалению, записи на этом обрываются. О последних днях жизни отважных воздухоплавателей ничего не известно. Остаются лишь предположения, основанные на осмотре вещей, обнаруженных в их последнем лагере на острове Белом. Судя по остаткам медвежьих костей и невскрытым консервным банкам, взятым из Швеции, остаткам пищи в посуде, они погибли не от голода. Многие считали, что они замерзли во время сна. Но в лагере были обнаружены стволы плавника и примус-керосинка с горючим. Ясно лишь одно – что Стриндберг умер и был похоронен его товарищами. По всей видимости, их во время сна неожиданно засыпало снежной лавиной, сорвавшейся с крутых склонов ледника. Палатка находилась прямо под обрывом ледника.

Но почему же остатки лагеря не смогли обнаружить в течение тридцати трех лет на небольшом острове? Ведь за эти годы люди на остров высаживались неоднократно. Вероятнее всего, что только под влиянием изумительно теплого полярного лета 1930 года остатки экспедиции Андрэ впервые показались на свет из-под снега, что и позволило обнаружить их людям с «Братвога».

…Скрытый от 8-балльного шторма за высоким островом, «Книпович» простоял у острова Белого около суток. Ветер был шквалистым; в перерывах между шквалами участники экспедиции плавали на шлюпке, охотясь за редкими животными для зоологических коллекций. Рано утром 11 сентября снялись с якоря и произвели с борта съемку берегов острова. Далее пошли на север снова по чистой воде, выполняя по пути измерения глубин и глубоководные гидрологические станции.

Участники экспедиции мечтали о новых открытиях.

«Ну как тут ке мечтать! И мы мечтали дойти до конца материковой отмели. Кстати, если повезет, посмотрим, существует ли полумифическая Земля Джиллиса».

В существование Земли Джиллиса к северо-востоку от Шпицбергена, так же как и Земли Санникова севернее Новосибирских островов, многие полярные исследователи верили с давних времен.

Землю Джиллиса якобы увидел английский китобой в 1707 году. Джиллис (или, по некоторым источникам, Гилес) указал ее координаты (приблизительно 81°30 с. ш. и 36° в. д.), рассказал о ее высоких обрывистых берегах и вершинах. Земля была нанесена на карты Британского адмиралтейства и с тех пор обозначалась на всех картах как «Земля Джиллиса». Ее искали, «видели», но путь к ней преграждали тяжелые льды. В августе 1899 года российский адмирал С. О. Макаров и его спутники в походе на «Ермаке» к северу от Шпицбергена вновь увидели таинственную гористую землю, но вследствие повреждения ледокол не смог пробиться к ней через мощные торосистые льды.

Правда, сам Макаров, описывая это плавание в книге «„Ермак“ во льдах», задает вопрос: «Видели ли мы действительно землю? Думаю, что да, но поручиться за это невозможно».

В 1928 году ледокол «Красин» во время поисков группы с дирижабля «Италия» в этом районе никакой земли не обнаружил.

В конце суток 11 сентября «Книпович» подошел к кромке льда. Это было в широте 81°20 и долготе 34°06 . Повернули к востоку, а затем пошли к югу, следуя зигзагом вдоль кромки. Честолюбивые замыслы начальника не осуществились. По этому поводу он записывает:

«Я не верю людям, говорящим, что у них совершенно нет честолюбия. Имеется оно у всех, в том числе у исследователей, – у последних больше, чем у кого-либо. Имеется честолюбие и у нас. И нам приятно, что мы дошли до 81°20 . Мы не побили рекордов широты. Мы ничего не открыли и не закрыли, но все же о нашем плавании все будут знать по цепочке глубин, которую мы протянули сюда от самых берегов Норвегии. И все же грустно, что приходится идти на юг».

На следующий день исследователям показалось, что они видят землю, неизвестную землю, еще не нанесен-! ную на карту. Вот как описывает этот случай Н. Н. Зубов:

«Далеко на востоке полоска льда, за чей чистая вода, а за ней… несомненно земля. Ясные темные обрывистые очертания земли. Мы идем прямо к ней… Очертания земли становятся все яснее. Все наши на палубе. Я в понятном волнении.

„Земля“ – оказалась громадным айсбергом…»

Так, вероятно, «видели» и прежние исследователи неизвестные острова, в том числе и Землю Джиллнса.;

В последующие дни «Книпович» подходил к южным берегам Земли Франца-Иосифа. Побывать на этом отдаленном архипелаге Николай Николаевич мечтал давно и несколько раз стремился осуществить эту мечту, но каждый раз возникали препятствия. Иногда он видел остров издали. Первый раз это было в 1923 году, в первом рейсе «Персея». Тогда он видел лишь силуэт Земли Александры. Но угля было в обрез, и судно повернуло обратно. Второй раз, в августе 1924 года, на пути «Персея» к Земле Франца-Иосифа встали льды. То же произошло в 1928 и 1929 годах. В тех рейсах Зубов плавал рядовым гидрологом.

И вот сейчас, в сентябре 1930 года, он, уже будучи начальником экспедиции, снова направил судно к этой заветной земле. Ему хотелось зайти в бухту Тихую, на берегу которой в прошлом году была построена самая северная в мире полярная станция. Там работали 11 человек; с их жизнью и работой он хотел познакомиться лично.

«Книпович» беспрепятственно вошел в пролив Найтингейл, но вход в бухту Тихую был закрыт морским льдом и обломками айсбергов, вынесенных из Британского канала. Зубов решил подождать, не изменится ли ветер и не отожмет ли льды от входа в бухту. Ждали 15 и 16 сентября, но безрезультатно. Сотрудники высаживались на остров Уиндворт. С вершины его они издали видели темную, приметную «рогатую» скалу Рубини. Время года для этих широт было поздним, наступили устойчивые морозы.

«А у нас нет теплой одежды, с нами три женщины, и никто меня не посылал сюда. Вернемся благополучно – нам ничего не скажут. Случится что-нибудь – никто не оправдает. Решаю идти на юг».

С попутным промером глубин и океанографическими станциями судно прошло на запад до Земли Короля Карла. Участники экспедиции высаживались на этот остров. Остров напомнил Зубову о событиях, разыгравшихся здесь в 1928 году, в связи с операциями по спасению группы Нобиле. Тогда с затертого льдами у острова Надежды «Малыгина» на остров прилетал летчик Бабушкин и создал на его юго-западной оконечности промежуточную базу. Хотя Бабушкину и не удалось спасти никого из итальянцев, но его полеты над льдами стали известны всему миру.

Oт островов Карла «Кннпович» пошел на юг, «вниз» по Кольскому меридиану, выполняя океанографические станции через каждые 30 миль.

Вечером 23 сентября судно прибыло в Кольский залив и пришвартовалось к пристани института в селении Полярном. Всего 20 дней длился этот рейс, но сделано было много. Этот рейс Н. Н. Зубов день за днем описал в небольшой книге под названием «20 дней в Ледовом море», опубликованной в 1932 году. Это не просто отчет – это поэтическая повесть о Баренцевом море, о высоких широтах Арктики. В последующие годы Николай Николаевич участвовал и руководил более крупными экспедициями в Арктике, но ограничивался научными отчетами и статьями в научных журналах, своих лирических чувств и переживаний он больше не публиковал. Вероятно, стеснялся, что ли? А жаль!