Текст книги "Козьма Прутков"
Автор книги: Алексей Смирнов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
А. Е. Смирнов
Козьма Прутков
ОТ АВТОРА
Козьма Прутков – явление в мировой литературе совершенно своеобразное.
Он – плод воображения четырех авторов: трех родных братьев – Владимира, Алексея и Александра Михайловичей Жемчужниковых, а также приходившегося им двоюродным братом графа Алексея Константиновича Толстого.
Особенность созданного Жемчужниковыми и Толстым персонажа состоит в том, что он, будучи по легенде чиновником – директором Санкт-Петербургской Пробирной Палатки, вырос в маститого литератора – поэта, мыслителя, баснописца, драматурга, оставившего в самых разных жанрах образцы своего дарования.
Прутков – поэт, рожденный фантазией поэтов, посредник между своими литературными опекунами и читателем, основоположник словесной пародии – воспринимается как подлинное историческое лицо с оригинальной человеческой и писательской судьбой, четко очерченным характером. Вот почему он достоин жизнеописания наряду с реальными героями истории.
Козьма Петрович, силою обстоятельств к нему благосклонных или вовсе не благоволивших, вращался в самом центре литературной борьбы середины XIX столетия; был, что называется, в горниле общественных и творческих страстей. Его вымышленная жизнь и зримые итоги сочинительства оказались настолько тесно переплетенными с русской действительностью, с ее подлинными действующими лицами, что тема, заявленная нами в этой книге, позволяет говорить не об одном, но о нескольких жизнеописаниях.
Во-первых, это описание русской жизни со стороны юмористической, оставленное предшественниками и старшими современниками Пруткова ( глава первая нашей книги);отображение ее со стороны официальной ( глава вторая)и в плане идейных оппозиций ( глава шестая).
Затем – описание разных этапов жизни опекунов (главы третья, восьмая, одиннадцатая).
И, конечно, описание жизни Козьмы Пруткова, составленное им самим (то есть опекунами от его имени) и опекунами напрямую, от собственного лица, дополненное впервые собранной родословной дворянского рода Прутковых ( глава четвертая).
Свое место в книге заняла русская жизнь, какой она раскрылась в творениях Пруткова – его собственных «опусах» ( главы пятая, седьмая, девятая)и творениях опекунов, не связанных с образом директора Пробирной Палатки ( глава десятая).
Книгу завершает послесловие,подводящее некоторые итоги нашим наблюдениям.
Прутков – классик мировой юмористики, но говорить о нем мы станем по преимуществу серьезно. Изложение будет вестись в историко-литературном ключе с использованием документов – писем, воспоминаний, свидетельств современников, иллюстраций.
Глава первая
ДРЕВО СМЕХА: МИР ДОПРУТКОВСКОГО ЮМОРА
Отыщи всему начало, и ты многое поймешь.
Юмор – вот та отличительная черта, которая прежде всего связана в нашем сознании с образом Козьмы Пруткова.
Любой жанр окрашивается под его пером в юмористические тона. Пьесы, подражания известным (а ныне иногда и забытым) поэтам, басни, мнимые переводы, афоризмы, «гисторические материалы», проекты – всё-всё вызывает у нас улыбку, а порой и восхищение отточенностью, иронией, доходящей до абсурда алогичностью авторского мышления.
Само собой разумеется, было бы странно думать, что юмор Козьмы взялся ниоткуда. Нет, у него были свои предшественники, своя великолепная фривольная среда, школа, в которой сложился и окреп талант Пруткова. Он смог опереться на развитую традицию «устной дворянской поэзии, поэзии клубных и салонных остряков» [2]2
Берков П. Н.Козьма Прутков – директор Пробирной Палатки и поэт. Л., 1933. С. 24.
[Закрыть]. Их было много. Но у них был свой символ, человек, который возбуждал и закручивал вокруг себя вихрь карнавальности, вовлекая в него знакомых и незнакомых ему людей. Вот о нем и пойдет сейчас речь как об одном из главных предшественников Козьмы Пруткова.
Основателем и звездой устной дворянской поэзии считается забытый ныне Сергей Алексеевич Неёлов (1779–1852) – богатый московский барин, признанный острослов Английского клуба. Такие люди в те времена и не помышляли отдавать свои опусы в печать. Тем более что непристойность изрядного числа их экспромтов могла претендовать лишь на устное или в лучшем случае рукописное распространение в приятельском кругу.
Посмотрим, как характеризует Неёлова его близкий друг князь П. А. Вяземский:
«Неёлов – основатель стихотворческой школы, последователями коей были Мятлев и Соболевский (о них позже. – А.С.); только вообще он был скромнее того и другого. В течение едва ли не полувека малейшее житейское событие в Москве имело в нем присяжного песнопевца. Шуточные и сатирические стихи его были почти всегда неправильны, но зато всегда забавны, остры и метки. В обществе, в Английском клубе, на балах он по горячим следам импровизировал свои четверостишия. Жаль, что многие, лучшие из них не укладываются в печатный станок [3]3
Русский архив. 1873. II. С. 1981.
[Закрыть].
Неёлов, истинный этот в своем роде (то есть истинный поэт. – А. С.),имел потребность перекладывать экспромтом на стихи все свои чувства, впечатления, заметки. Он был Русская Эолова арфа, то есть народная игривая балалайка. <…> Этот поэт по вольности дворянства и по вольности поэзии не всегда был разгульным циником. Он иногда надевал и перчатку на правую руку и мадригальничал в альбомах московских барышень» [4]4
Русский архив. 1875. I. С. 476–477.
[Закрыть].
Неёлов приятельствовал с отцом А. С. Пушкина Сергеем Львовичем. Он даже сочинил стихотворение «На завтрак С. Л. Пушкина, где хозяйка приступала, чтобы я ел блины, 1836 г.»:
Двадцать пятого мая 1825 года А. С. Пушкин писал Вяземскому: «Стихи Неёлова прелесть, недаром я назвал его некогда le chanter de la merde! [6]6
Певцом дерьма (фр.).
[Закрыть](Это между нами и потомством буди сказано)» [7]7
Пушкин А. С. Переписка: В 3 т. / Под ред. и с примеч. В. И. Саитова. СПб., 1906. Т. 1. С. 218.
[Закрыть].
О себе Неёлов сообщал следующее:
«Я был молод: мне было двадцать лет, я был конногвардейский офицер, был красив собой, румян и бел, ловок и смел, и на бонмо собаку съел (не лез за словом в карман. – А.С.); я одевался у Венкёра (модный тогда портной. – А. С.),каждый день бывал на балах, и без меня был бал не бал; я ловко танцевал кадрили, польские (скажем, краковяк. – А. С.),англезы, алагрек (английские и греческие народные танцы. – А. С.)и полонезы, писал стихи девицам; мне писали страстные письма, мне назначали свидания у M-me Pierson (известная лавка мод. – А. С.)или на Пресненском пруду; моя шкатулка была полна портретов, писем и колец, я точно сыр в масле катался, пил, играл, кутил напропалую, имел несколько дуэлей, жил разгульно и лихо, и только потому уцелел, что Москвою правил тогда мой дядя, фельдмаршал (граф И. П. Салтыков. – А. С.):оттого мне все сходило с рук. Так прожил я лет тридцать» [8]8
Русские пропилеи. М., 1916. Т. 2. С. 3.
[Закрыть].
«До самого конца» дважды женатый Неёлов «не переставал воспевать московских красавиц, минувшие утехи стола и алькова и клеймить насмешкою карьеризм…» [9]9
Там же. С. 4.
[Закрыть]. Ему посвящали стихи поэты и даже те, кто никогда не брался за перо, – таково было обаяние этого остроумца. Остаться в стороне от его смехотворчества не мог никто. И посвящения Неёлову сыпались одно за другим. Вот несколько примеров этих дружеских экспромтов.
Василий Пушкин
Неёлов любезный,
В беседе полезный,
Любитель стихов,
Твоей я судьбине
Завидую ныне,
Ты молод, здоров.
Ты можешь собою
Красоток пленять,
Вечерней порою
Смеяться и врать.
Подагры не знаешь,
До дна осушаешь
С шампанским бокал.
Ты, бросившись в сани,
Из пышной Казани
К друзьям прискакал.
Бобровую шапку
Надев набекрень,
Накинув чехмень [10]10
Точнее: чекмень – верхняя одежда горцев на Кавказе.
[Закрыть].
И денег охапку
Схватив ты с собой,
В Москве обгорелой,
Но милой, веселой
Явился мурзой.
Игр резвых приятель,
Всегда обожатель
Прелестных Цирцей,
Без всяких затей
Точи им ты балы,
Пиши мадригалы
Всем нам на беду.
Будь с Вакхом в ладу,
С Фортуной не в споре;
Не думай об горе,
Неёловым будь
И нас не забудь.
Князь Иван Долгорукий
Неёлов! ты мне мил, за что не понимаю.
Но верь, что иногда ты мне необходим,
Такого сорванца другого я не знаю.
Приедешь! – чуть знаком – поедешь – и любим!!!
Граф А. Перовский
Неёлов беспутный! —
С ума ты слетел;
От лиры бесструнной
Стихов захотел! —
Ты знаешь, повеса,
Что я не Поэт.
Ни меры, ни веса
В стихах моих нет; —
А тащишь насильно
Меня на Парнас; —
И так изобильно
Хлыстовых у нас. —
Ах! сам же, бывало,
Я их осуждал;
Над ними немало
Я сам хохотал;
А ныне не смею
Тебе отказать —
Тружуся, потею
И должен писать!
Князь Петр Вяземский
СТИХИ ПОД СЛЕДУЮЩИЙ ПОРТРЕТ
Художник здесь рукою верной
Черты того изобразил.
Кто был всегда любим безмерно
И отроду в стихах сам меры не хранил.
В последней строке Вяземский, вероятно, имеет в виду адресованное ему стихотворное послание Неёлова, в котором тот жалуется на свою судьбу. Дело в том, что усадьба Неёлова в Москве хоть и не была сожжена в 1812 году, однако сильно пострадала от французов. Соблазн процитировать эти стихи целиком слишком велик. Перед нами неповторимая рифмованная опись барского добра, накопленного поколениями, вся та обстановка, в какой жили дворяне круга Неёлова.
ПОСЛАНИЕ ДРУГУ К. В.
ПОСЛЕ 12 г. ИЗ ПЕТЕРБУРГА
Врагов Россия победила,
И возвратился ей покой,
Но участи моей никак не облегчила:
Я все то потерял, что было за душой.
В Москве имел я дом, в приходе Вознесенья [11]11
У Никитских ворот.
[Закрыть].
Но от того ему не сделалось спасенья.
Двенадцать комнат в нем, паркетные полы,
Кенкетов [12]12
Масляные лампы (фр.).
[Закрыть]несколько, и модные столы,
Кушетки, зеркала, козьозы [13]13
Диванчики на двоих (фр.).
[Закрыть]и диваны,
Фаянсовый сервиз, и рюмки, и стаканы,
Прекрасный биллиард, станок токарный мой,
Тафтяные драпр и [14]14
Драпировки, занавески (фр.).
[Закрыть]с широкой бахромой,
Два бюста бронзовых, на всех окошках сторы,
Столовые часы и в уголках фарфоры, —
Все это сожжено, изломано, разбито,
Не много хоть вина, но все и то распито,
Запас мой годовой бесщадно истреблен.
Вот видишь ли, мой друг, что весь я разорен,
Где ширмы я возьму, эстампы, шифоньеры!
Портреты праотцев, что я любил без меры,
Где я возьму шинель из синя каземира [15]15
«Вышедшая из употребления шерстяная ткань, легкое суконце, полусукно с косою ниткой» (Даль В. И.Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1981. Т. И. С. 74).
[Закрыть],
Где фраки, сюртуки, халат из кашемира [16]16
Тонкая шерстяная ткань.
[Закрыть],
Где я возьму диван, что шит моей женой,
На коем нежился иною я порой?
В то время как теперь я легче паутины,
Кто мне отдаст ее и ленты, и чепцы,
Безделок миллион, и разные ларцы,
Что может заменить моих потерю книг
И целых три стопы стихов моих дурных,
Кто возвратит бюро карельския березы?
Я вспомнить не смогу, не отирая слезы,
Картонов и бумаг наполненный сундук,
И все, что потерял, того не вспомню вдруг.
А к дополненью зол, мне насланных судьбой,
Окончить не могу процесс несносный мой.
Здесь восемь месяцев паркеты натираю,
И с правым делом я никак не успеваю.
Все обещают мне, все говорят: ты прав,
И я с надеждой сей уж свой испортил нрав:
Все грустно, все сержусь, несносен сам себе,
И кто с процессом здесь, тот, верно, и в беде.
Сенат уже велел отдать мое именье.
Но здесь хоть лопни ты – не скорое решенье.
Все деньги прожил я, с процессом, с лихорадкой.
Другой я участи такой не знаю гадкой.
Ни в лавках, ни в домах кредиту больше нет,
Все деньги требуют, а суд их не дает.
Вот. милый, нежный друг, в какой я узкой коже!
От этого избавь тебя всесильный Боже.
А вот несколько образцов молниеносных неёловских экспромтов.
Представьте, что мужчина идет в гости к даме и несет ей в подарок редкостный заморский фрукт – апельсин. А у хозяйки оказываются в гостях еще три дамы. Как быть? Что делать гостю с его одним апельсином? Не делить же на четверых… И Неёлов элегантно выходит из положения, призвав на помощь свой дар стихотворца и остроумца.
ТРЕМ ДАМАМ,
представившим меня М. И. Корсаковой, к которой явился я с апельсином
Одной из трех богинь Парис, Приамов сын,
Дал яблоко – и тем их вместе перессорил.
Я, чтоб никто из вас не спорил,
Принес с собою апельсин,
И в избежание меж вами шуму-грому
Даю с почтением его хозяйке дома.
Еще пример прелестной гривуазности старых русских аристократов. Неёлов был приглашен на именины к Юлии Мещерской, невесте князя Льва Гагарина, и вручая ей цветок (может быть, розу), произнес:
– Вот ваша копия – ее в саду сорвал,
А щастливый Леон возьмет оригинал.
Он умел легко парировать женскую критику в свой адрес.
СТАРОЙ ДЕВИЦЕ ПОПОВОЙ,
которая выговаривала мне, что не вспомнил дня ее рождения 24 декабря
Прости меня, забыл, любезная Попова,
Что прежде родилась ты Рождества Христова.
Завершая наше знакомство с Неёловым, приведем два высказывания поэта о себе:
ПОД ДАГЕРРОТИПНЫЙ ПОРТРЕТ С. НЕЁЛОВА,
СНЯТЫЙ 1844 ГОДА
На жизненном своем пути
Искал он только два предмета:
Души спокойствие найти
И независимость поэта.
Чинов, крестов не добивался,
Не гнулся у вельмож дугой
И до преклонных лет остался
Он барин сам себе – и никому слугой.
С. Н<ЕЁЛОВА> ИСТОРИЯ И ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
Я семь Андреевских в родстве своем имел,
И всякий был из них правителем начальства.
Чрез них, как и другой, я мог бы быть в чинах,
В крестах,
В местах,
Но не хотел
Из моего оригинальства.
Я независимость раненько полюбил
И не служил,
К тому же я в душе поэт,
Всегда свободой восхищался,
И до семидесяти лет
Корнетом гвардии, не сетуя, остался.
«Загадочная» первая строка «Я семь Андреевских в родстве своем имел…» означает, очевидно, что родственниками Неёлова были семь андреевских кавалеров – лиц, отмеченных орденом Андрея Первозванного, высшей государственной наградой России. Посмотрите, при каком родстве Неёлов отказался от военной карьеры:
«1. Фельдмаршал гр. З. Г. Чернышев {мои двоюрод. деды}
2. Адмирал гр. И. Г. Чернышев
3. Фельдмаршал гр. И. П. Салтыков {мои двоюрод. дяди}
4. Генерал-аншеф кн. С. Ф. Голицын
5. Генерал от кавал. кн. Д. В. Голицын {мой внучат, брат}
6. Адмирал кн. А. С. Меншиков (морской министр. – А.С.), брат первой моей жены
7. Граф П. Д. Киселев, брат второй моей жены» [17]17
Русские пропилеи. М., 1916. Т. 2. С. 7–8.
[Закрыть].
Продолжателем дела Неёлова стал поэт Иван Петрович Мятлев (1796–1844). Они были близки и по положению в московском обществе, и по экспромтной легкости стиха. Последнее, впрочем, как мы уже могли убедиться, вообще составляло характерную особенность русского дворянства той поры. Оно было так воспитано и так образовано, что человек, ни разу прежде не бравшийся за перо, в случае необходимости мог свободно сочинить рифмованную остр о ту, стишок в альбом или дружеское послание. Но в самой тогдашней культурной среде выделялись, что называется, записные поэты-острословы – те, для которых стихотворная рефлексия сделалась способом существования. К таковым относился Неёлов. Таким был Мятлев.
Семнадцати лет корнетом Белорусского гусарского полка он участвовал в войне с Наполеоном, а после войны уволился из армии, не прослужив, кажется, и трех лет. (Заметим, что позже и Козьма Прутков будет зачислен «в гусары», но, правда, «только для мундира», и прослужит менее трех лет.) Затем Мятлев поступил на службу в канцелярию министра финансов (а Прутков – в Пробирную Палатку, подчинявшуюся Министерству финансов). Работой Мятлев обременен не был, тогда как состоянием владел громадным. Продав одно из своих имений (Знаменское, под Петергофом) императору Николаю Павловичу, он вышел в отставку и несколько лет путешествовал по Европе, наслаждаясь искусством и красотами Германии, Швейцарии, Италии.
Уже до этого путешествия он был известен как автор стихотворных экспромтов. М. Ю. Лермонтов записал в альбом дочери историка Н. Н. Карамзина Софьи Николаевны такие стихи:
Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.
Но красоты их безобразной
Я скоро таинство постиг,
И мне наскучил их несвязный
И оглушающий язык.
Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор,
Люблю я парадоксы ваши,
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи… [18]18
Лермонтов М. Ю.Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1938. С. 186–187.
[Закрыть]
По возвращении из-за границы «Ишка Мятлев» «разразился» необъятной юмористической поэмой «Сентенции и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже» [19]19
Мятлев И. П.Стихотворения. Сентенции и замечания госпожи Курдюковой. Л., 1969. С. 182.
[Закрыть], вложив в уста некой помещицы Курдюковой свои европейские впечатления. Поэма написана макароническим стихом, то есть смесью русского с французским или, что называется, «французского с нижегородским».
Издатель и редактор «Современника» Петр Александрович Плетнев рассказывал: «Возвратясь из университета перед обедом домой, я нашел Мятлева карточку и его стихи. Он прославился у нас Курдюковой. Эта героиня, русская помещица, путешествует по Европе, рассказывает карикатурно обо всем, что видит, и мешает… русские фразы с французскими. Местами смешно уморительно. Мятлев читает ее всем наизусть по нескольку тысяч стихов. Он даже добрался до чтения государю, который много смеялся. <…> [Мятлев] водил меня к старушке, своей матери, урожденной Салтыковой. Дом их самый аристократический и наполнен картинами, статуями и разными редкостями Италии…» [23]23
Мятлев И. П.Там же. С. 11.
[Закрыть]
А Лермонтов отозвался на появление поэмы стихотворением «В альбом автору „Курдюковой“» [24]24
Там же. С. 7–8.
[Закрыть]:
На наших дам морозных
С досадой я смотрю,
Угрюмых и серьезных
Фигур их не терплю.
Вот дама Курдюкова,
Ее рассказ так мил,
Я от слова до слова
Его бы затвердил.
Мой ум скакал за нею,
И часто был готов
Я броситься на шею
К madame de Курдюков.
Растроганный автор посвятил Лермонтову следующие строки:
МАДАМ КУРДЮКОВА ЛЕРМОНТОВУ
МосьеЛермонтов, вы пеночка,
Птичка певчая, времан!
Ту во вер санси шарман,
Что они по мне как пеночка
Нон де крем, ме де Креман.
Так полны они эр фиксом
Де дусери де бон гу,
Что с душевным только книгсом
Вспоминать о них могу [25]25
Мятлев И. П.Стихотворения. Сентенции и замечания госпожи Курдюковой. Л., 1969. С. 104.
[Закрыть].
Наш построчный перевод выглядит так:
Надо заметить, что русско-французская языковая мешанина была тогда в моде, но ей поддались далеко не все. Скажем, Пушкин в юности просто сочинил семь стихотворений по-французски, после чего оставил эту забаву [27]27
Смирнов А. Е.«Француз», или Стихотворения Александра Пушкина, сочиненные им по-французски // Родина. 1993. № 3. С. 16–21. См. также: Смирнов А. Е.Дыхание речи. М., 2006. С. 9–28.
[Закрыть].
Идею образа Курдюковой Мятлеву подсказал один розыгрыш, который придумала и воплотила фрейлина двора Александра Осиповна Смирнова-Россет.
Мадам Курдюкова. Гравюра К. К. Клодта по рисунку В. Ф. Тимма. 1840-е гг.
Император Николай I обожал маскарады, и однажды Смирнова, спрятавшись под маской и розовым домино (широким плащом с рукавами и капюшоном), разыграла самого государя. Потешно мешая русскую речь с французской, она представилась ему саратовской помещицей. Царь попался на удочку и стал рассказывать маске обо всех явившихся на бал… Это позволило впоследствии Мятлеву под пародийным именем Стерлядь-Жан посвятить Смирновой свой фривольно-благодарный пассаж:
«О вы, мой reve(моя мечта. – А. С.),ибо я реву уже более года весьма частыми приемами о том только, что вас, мою вороненькую мысль, не вижу. О вы, мой рев, parce que je reve sans cesse de vous(ибо я мечтаю о вас непрерывно. – А.С.), моя фантастическая дама! О вы, истинная, настоящая мать Курдюковой, ибо вы ее родили: я о вас думал все время, писав ее нашептыванья. О вы, которой одной посвящена она и принадлежит. О вы, наконец, Смирниха моя сердечная… Извещаю вас о перемене, последовавшей в моей парнасской конюшне: четверни более нет; вы одна в корню с колокольчиком; но со вчерашнего дня вам припряжена в пристяжку с позвонком, буде хочет загибаться и кольцом, милая, прелестная, идеальная моя дама полотняная; а кто она такая, узнаете от Карамзиных и от Вяземского. Да нельзя ли и Софью Николаевну Карамзину прикомандировать к обеду? Руку не целую: же фере села (я сделаю это. – А. С.)лично, когда позволите.
Стерлядь-Жан» [28]28
Мятлев И. П.Стихотворения. Сентенции и замечания госпожи Курдюковой. Л., 1969. С. 9–10.
[Закрыть].
Под «парнасской конюшней» Мятлев имеет в виду нескольких дам – вдохновительниц его поэзии. То есть в роли муз у него были «лошадки в упряжке». Бывшую «четверню» он заменяет на «пару»: Наталью Николаевну Пушкину («полотняную даму», наследницу родового имения Полотняный Завод) и Смирнову-Россет. Отсюда и стихи, посвященные Александре Осиповне.
НЕЧТО О НЕКОТОРОЙ ДАМЕ ИЗ ВОРОНЫХ
Вороненькую дамочку,
Что музой у меня,
Поставил бы я в рамочку
И целые три дня
Смотрел бы всё, поглядывал
И к сладостным стихам
Всё рифмы бы прикладывал
Я про мою мадам.
Она школьно-манерная,
Бьен елеве,умна,
Своим девуарамверная,
Емабильна,скромна.
На фортах вы послушайте —
Ке се ке са леФильд!
Ее динепокушайте —
Ке се ке леРотшильд!
Хозяйка презатейная,
Дворецкий есть Франсуа,
И челядь есть ливрейная,
А сервитер – се муа!
Притом она красавица,
Я ею опьянел
И, как мертвецкий пьяница,
Всё только бы смотрел,
Как в небе звезды ясные,
Глаза ее горят,
И штучки преопасные
Для сердца говорят…
Нет, право бы, я в рамочку
Постановил сейчас
Вороненькую дамочку
И не спускал бы глаз [29]29
Там же. С. 101.
[Закрыть].
Наш перевод «французской» части стихотворения выглядит так:
…Она школьно-манерная,
Воспитанна,умна,
Обязанностямверная,
Любезнаи скромна.
На фортах вы послушайте —
Вот что такое Фильд!
Обед еепокушайте —
Такой бы далРотш и льд!
Хозяйка презатейная,
Дворецкий Франсуа
И челядь есть ливрейная,
А я – ее слуга!
(Здесь «форты» – фортепьяно. Смирнова-Россет сочиняла фортепьянные пьесы. Фильд – ирландский пианист и композитор, живший в России, автор романтических элегий.)
В письме В. А. Жуковскому от 26 марта 1833 года П. А. Вяземский спрашивает: «А не поговорить ли о словесности, то есть о поэзии, например, о нашей с Пушкиным и Мятлевым, который в этом случае был notre chef d’ecole (шефом нашей забавы. – А.С.)?» Дело в том, что Пушкин с Вяземским и Мятлевым захотели сочинить шуточное «Помятование» – поупражняться в рифмовке имен и фамилий. О том, как создавалась такая коллективная «перепись», вспоминает в «Автобиографии» А. О. Смирнова-Россет – душа этой веселой и, не побоимся сказать, гениальной компании:
«Гоголь давал своим героям имена всё вздорные и бессмысленные, как в наших водевилях. Он всегда читал в „Инвалиде“ статью о приезжающих и отъезжающих». (Привычку листать по утрам газету Гоголь, по-видимому, перенял у петербургских бар. – А. С.) [30]30
Смирнов А. Е.Блестящий променад // Звезда. 1996. № 3. С. 224–235. См. также: Смирнов А. Е.Блестящий променад («Невский проспект») // Гоголь и Общество любителей российской словесности. М., 2005. С. 176–210; Смирнов А. Е.Дыхание речи. М., 2006. С. 29–73.
[Закрыть]Это он научил Пушкина и Мятлева вычитывать в «Инвалиде», когда они писали памятки. У них уже была довольно длинная рацея:
Михаил Михайловича Сперанского
И почт-директора Ермоланского,
Апраксина Степана,
Большого болвана,
И князя Вяземского Петра,
Почти пьяного с утра.
Они давно искали рифм для Юсупова. Мятлев вбежал рано утром с восторгом: «Нашел, нашел»:
Именно к этому времени, к 1833 году, относится стихотворение Пушкина «Сват Иван, как пить мы станем…», предположительно обращенное к Ивану Петровичу Мятлеву.
* * *
Сват Иван, как пить мы станем,
Непременно уж помянем
Трех Матрен, Луку с Петром,
Да Пахомовну потом.
Мы живали с ними дружно,
Уж как хочешь – будь что будь —
Этих надо помянуть,
Помянуть нам этих нужно.
Поминать, так поминать,
Начинать, так начинать,
Лить, так лить, разлить разливом.
Начинай-ка, сват, пора.
Трех Матрен, Луку, Петра
В первый раз помянем пивом,
А Пахомовну потом
Пирогами да вином.
Да еще ее помянем:
Сказки сказывать мы станем —
Мастерица ведь была
И откуда что брала.
А куды разумны шутки.
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!..
Слушать, так душе отрадно.
И не пил бы и не ел.
Всё бы слушал да сидел.
Кто придумал их так ладно?
Стариков когда-нибудь
(Жаль, теперь нам недосужно)
Надо будет помянуть —
Помянуть и этих нужно…
Слушай, сват, начну первой,
Сказка будет за тобой [32]32
Пушкин А. С.Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1979. Т. III.С.240.
[Закрыть].
Пушкин сосредоточивается на трех Матренах, на Луке с Петром да на Пахомовне. Он начинает, а продолжить предлагает «свату»: «Сказка будет за тобой».
Однако мятлевской «сказки», вероятно, не случилось. Ни Юсупов, ни Арапупов в конечный текст «Помятования» не попали. В беловом автографе, хранящемся в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Москва), стихи 1–53 и 80–96 написаны рукой Вяземского, а стихи 54–79 – рукою Пушкина. Не исключено, что роли при написании коллективного «Помятования» в конечном счете распределились следующим образом:
Авторы – Вяземский и Пушкин Попечитель – Мятлев Консультант – Гоголь.
В стихотворении имена всемирно известные, просто известные и никому не известные (взятые из «Инвалида») смешаны в такой славный винегрет, что оставим эту шутку без комментариев, без выяснений, кто есть кто, а порадуемся вместе с авторами, попечителем и консультантом пестрой изобретательности самого винегрета.
<ПОМЯТОВАНИЕ>
<Вяземский:>
Надо помянуть, непременно помянуть надо:
Трех Матрен,
Да Луку с Петром;
Помянуть надо и тех, которые, например:
Бывшего поэта Панцербитера,
Нашего прихода честного пресвитера,
Купца Риттера,
Резанова, славного русского кондитера,
Всех православных христиан города Санкт-Питера
Да покойника Юпитера.
Надо помянуть, непременно надо:
Московского поэта Вельяшева,
Его превосходительство генерала Ивашева,
И двоюродного братца нашего и вашего,
Нашего Вальтера Скотта Масальского,
Дона Мигуэля, короля Португальского,
И господина городничего города Мосальского.
Надо помянуть, помянуть надо, непременно надо:
Покойного «Беседы» члена Кикина,
Российского дворянина Боборыкина
И известного в Банке члена Аникина.
Надобно помянуть и тех, которые между прочими:
Раба божия Петрищева,
Известного автора Радищева,
Русского лексикографа Татищева,
Сенатора с жилою на лбу Ртищева,
Какого-то барина Станищева,
Пушкина, не Мусина, не Онегинского, а Бобрищева,
Ярославского актера Канищева,
Нашего славного поэта шурина Павлищева,
Сенатора Павла Ивановича Кутузова-Голенищева
И, ради Христа, всякого доброго нищего.
Надо еще помянуть, непременно надо:
Бывшего французского короля Дисвитского,
Бывшего варшавского коменданта Левицкого
И полковника Хвитского,
Американца Монрое,
Виконта Дарленкура и его Ипенбое,
И всех спасшихся от потопа при Ное,
Музыкального Бетговена,
И таможенного Овена,
Александра Михайловича Гедеонова,
Всех членов старшего и младшего дома Бурбонова,
И супруга Берийского неизвестного, оного,
Камер-юнкера Загряжского,
Уездного заседателя города Ряжского,
И отцов наших, держащихся вина фряжского,
Славного лирика Ломоносова,
Московского статистика Андросова
И Петра Андреевича, князя Вяземского курносого,
Оленина Стереотипа
И Вигеля, Филиппова сына Филиппа,
Бывшего камергера Приклонского,
<Пушкин:>
Г[осподина] Шафонского,
Карманный грош кн[язя| Гр[игория] Волконского,
А уж Александра Македонского,
Этого не обойдешь, не объедешь; надо
Помянуть… покойника Винценгероде,
Саксонского министра Люцероде,
Графиню вице-канцлершу Нессельроде,
Покойного скрыпача Роде,
Хвостова в анакреонтическом роде.
Уж как ты хочешь, надо помянуть
Графа нашего приятеля Велегорского
(Что не любит вина горского),
А по-нашему Велеурского,
Покойного пресвитера Самбурского,
Дершау, полицмейстера С.-Петербургского,
Почтмейстера города Васильсурского.
Надо помянуть – парикмахера Эме,
Ресторатора Дюме,
Ланского, что губернатором в Костроме,
Доктора Шулера, умершего в чуме,
И полковника Бартоломе.
Повара али историографа Миллера,
Немецкого поэта Шиллера
И Пинети, славного ташеншпиллера [33]33
Фокусника (нем.).
[Закрыть].
Надобно помянуть (особенно тебе) Арндта,
Да англичанина Warnta,
< Вяземский:>
Известного механика Мокдуано,
Москетти, московского сопрано,
И всех тех, которые напиваются рано;
Натуралиста Кювье
И суконных фабрикантов города Лувье,
Французского языка учителя Жиля,
Отставного английского министра Пиля
И живописца-аматера [34]34
От amateur —любитель (фр.).
[Закрыть]Киля.
Надобно помянуть:
Жуковского балладника
И Марса, питерского помадника.
Надо помянуть
господ: Чулкова,
Носкова,
Башмакова,
Сапожкова,
Да при них и генерала Пяткина
И князя Ростовского-Касаткина [35]35
Пушкин А. С.Полное собрание сочинений: В 10 т. Л., 1979. Т. III. С. 366.
[Закрыть].
Генетически неёловско-мятлевская линия предопределила появление поэзии Козьмы Пруткова. Признано, что «с одной стороны в последней наличествует значительная струя пародичности, впрочем, мало ощутимой в наши дни, когда пародируемые образцы утратили актуальное значение; с другой, преднамеренная алогичность, а порой и абсурдность…» [36]36
Берков П. Н.Козьма Прутков – директор Пробирной Палатки и поэт. Л., 1933. С. 31.
[Закрыть].
По мнению историков литературы, клубно-салонная поэзия, которую так ярко представляли Неёлов и Мятлев, в царствование Николая I постепенно превращается «в светскую забаву для приискания смешных иррациональностей» с тем, чтобы «разбивать построения логической мысли неожиданными противоречиями ей» [37]37
История русской литературы XIX века. М., 1911. Т. III. С. 424.
[Закрыть]. Интересно, однако, что «светская забава» увлекала такие умы, как А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, Ф. И. Тютчев. Все они развивали традицию устной эпиграммы; в своих лучших образцах эта традиция впечатляет и поныне, хотя вкус к эпиграммическому творчеству и сам этот дар, кажется, действительно давно утрачены.
Но неёловско-мятлевским генезисом не исчерпывается формирование литератора Козьмы Пруткова. Появлению на свет такого литературного героя, как Прутков, наделенного конкретными чертами характера и вполне оригинальным творческим лицом, содействовало еще одно явление, к которому мы сейчас и переходим.
