Текст книги "Противотанкист (СИ)"

Автор книги: Алексей Дягилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

Ещё раз, осмотревшись в трофейный бинокль на все триста шестьдесят градусов, выбираю южное направление, и хоть наши ещё воюют на севере от нас, но идти в ту сторону по открытому месту, дураков нет. Хрен знает, сколько там ещё всяких недобитков из боевого состава роты, а вот тыловиков я бы взял за вымя. Хотя в тылу может быть народу гораздо больше, но нападения двух отморозков, они скорее всего не ждут. Вот мы и идём, маскируясь камышами по краю ложбины, впереди я, с закинутым за спину карабином и автоматом наизготовку, оба пистолета я зарядил и поставил на боевой взвод, в случае чего, их оставалось только достать, и можно было сразу стрелять. Следом за мной танкист, также с автоматом и с взведёнными пистолетами, ну и с моим рюкзаком за плечами. Для полного «счастья», нам не хватало только пулемёта, миномёт мы тоже оставили, правда, заныкав его в надёжном месте. В конце мы не удержались и закинули в ранец немного хавчика и пару фляжек с водой или, не важно с чем, а то время уже к обеду, а мы с утра не жравши, причём с раннего.

Идём мы в сторону очередного хутора, крыши строений которого виднеются впереди и, пройдя сотню шагов, нарвались… Нарвались на очередную группу противника, идущую нам навстречу, притом по той же тропе. Я успеваю нажать на курок первым и, выпустив полмагазина одной очередью, прыгаю вправо. Так как я шёл первым, то затвор на задержку не ставил и сразу начал стрелять, Гриша же открыл огонь чуть позже, да ещё и решив отличиться, выпустил целый рожок, за что и поплатился, хоть я его и предупреждал, чтобы не увлекался. И хоть видимость и была не больше десяти метров, но танкисту этого хватило, потому что немцы стреляли на звук, и очередь из пулемёта опрокинула его на спину. Метнув в сторону чётко различаемого пульсирующего среза ствола пару лимонок и переждав град осколков, ломлюсь в ту сторону параллельно тропе как кабан, поливая перед собой короткими очередями. Патроны кончаются очень быстро, но выбора у меня нет, поэтому скинув с плеча автоматный ремень, бегу вперёд. Первому же попавшемуся на моём пути гансу, я вдавливаю горячий ствол прямо в морду, не знаю, куда я ему там попал в глаз или в пасть, но с жутким криком он падает на землю, вырвав эмпэху из моих рук.

А дальше пошла «потеха» не на жизнь, а на смерть, я знал только одно, что останавливаться мне нельзя и убегать далеко от противника тоже никак, что от пули, что от гранатных осколков далеко не убежишь. Поэтому выхватив из кобуры «готового к войне», а также его друга, кручусь на небольшом пятачке, диаметром метров десять, стреляя с двух рук в мелькающие передо мной контуры фигур. Наших здесь нет, поэтому мне проще, все для меня враги, немцам хуже, их было много, поэтому сразу стрелять в отличие от меня они не могут, нужна доля секунды на опознание, вот этой доли мне как раз и хватает, чтобы нажать на спусковой крючок пистолета первым. Патроны я особо не экономлю, стреляю по два раза, в каждый подставившийся мне под стволы силуэт и, кинув разряженный кусок железа, в выросшую на моём пути фигуру, с криком – гранатен – ухожу с возможной директрисы. Наконец-то мне удаётся достать из-за спины этот грёбаный карабин, сильно он мне мешал, цепляясь за стебли камыша и осоки, но лучше бы я этого не делал, потому что, пытаясь им вооружиться, я потерял темп и проиграл. От укола штыком, я успеваю отбиться стволом своего карамультука, а вот приклад, летящий мне в голову, принимаю на подставленное левое плечо, и от вспышки в мозгу, проваливаюсь в липкую темноту…

Глава 6. Возвращение

Очнулся я ближе к вечеру, вроде на этом свете, потому что серой не воняло, а вокруг разносились лесные запахи и где-то куковала кукушка. Всё тело ломило, как будто меня пропустили через камнедробилку, было трудно дышать, а самое паршивое, это сильная боль в левой руке, которой я даже боялся пошевелить, так как после первой и последней попытки, застонал и чуть не потерял сознание. Но видимо мой стон услышали, в губы мне ткнулось горлышко фляги, и я наконец-то напился, а передо мной нарисовалась улыбающаяся Мишкина физиономия, правда с чалмой из бинтов на голове.

– Ну что, проснулся? – говорит он, не переставая улыбаться.

– А я что спал?

– Как мёртвый, причём на трупе убитого тобой немца.

– Нихрена не помню. А что вообще случилось? И как меня нашли?

– Ну, нашли-то тебя по следам, а вот что с тобой случилось, вспоминай сам, потому что десяток дохлых гансов вокруг тебя точно валялся.

– Помоги сесть, – прошу я Мишку. Он протягивает мне руку, и я, ухватившись за него как за соломинку, принимаю сидячее положение и прислоняюсь к растущему рядом стволу берёзы.

– Выпить есть? А то у меня такое ощущение, как будто руку отрубили.

– Нет, не отрубили, просто она у тебя распухла, скорее всего перелом. А насчёт выпить, я бы и сам не отказался, а то голова болит и рану саднит.

– А вещи мои не нашли? И что с Гришей? – Мишаня перестал улыбаться и отвёл глаза.

– Убили нашего танкиста, две пули в грудь. Может сразу умер, а может кровью истёк. Он там остался, а ранец мы забрали, я сразу понял что твой, он у тебя приметный. – Только после этих слов, в голове у меня стало немного проясняться, и я начал кое-что вспоминать, но всё равно, для полного прояснения картины не хватало нескольких кусков мозаики, у меня как будто выбило из памяти последние пять или десять минут жизни до того, как я потерял сознание.

– Где это было? – Задаю я наводящий вопрос.

– Так в камышах мы тебя и нашли, там мы с немцев богато патронов собрали, а то у нас почти все кончились. – Как за маяк, пытаюсь ухватиться за слово камыши, но пока ничего не могу вспомнить. Видя мою усиленную работу мозга, Мишка сходил за ранцем и поставил его возле меня.

– Ну, что смотришь, открывай, там должно быть кое-что, а то я с одной рабочей рукой не скоро управлюсь. – Достав пару трофейных фляжек и понюхав их содержимое, он протянул одну мне, а вторую убрал на место. Задержав дыхание и сделав пару хороших глотков, занюхиваю рукавом и возвращаю флягу обратно.

– Ух, и крепкий, зараза! – Говорит Мишка после дегустации, запивая водой свою порцию. Самогон, оказавшийся во фляге, был довольно ядрёным, но несмотря на свою вонючесть по пищеводу прокатился легко, а вот в желудке взорвался «радугой фруктовых ароматов», и меня как-то сразу пробило на хавчик, да и боль немного отступила.

– Миш, ты пошарь в ранце, там вроде еда кое-какая была, а то с утра ведь не ели. – Вытащив сухарную сумку, сержант достаёт оттуда немецкий «железный паёк», и мы, разделив всё по-братски, с аппетитом его уплетаем. Насытившись и запив всё водой, закуриваем, и я продолжаю свой «допрос».

– Наших, много уцелело?

– Если ты про разведку, то половина, а если про наш взвод, то с тобой пятеро. Правда часть поранена, но в основном легко, из тяжелораненых вынесли только капитана, остальные кто мог, прикрывать остались, там все и полегли. -

Дорого же обошлись нам эти пушки, но никто и не говорил, что будет легко, даже и не верится, что наша авантюра удалась, и кто-то вообще выжил, всё-таки диверсанты из нас никакие, по сравнению с тем же «Бранденбургом» или ещё с кем. Так что можно сказать, нам в очередной раз повезло, по крайней мере, задание мы выполнили и ещё живы, как там у Розенбаума – «Пахнет сосновою смолой и скошенной травой, клин журавлей над головой – а значит мы живы!». Вот и попытаемся ещё побарахтаться как та лягушка.

– Из командиров кто остался?

– Командует всеми наш лейтенант, ещё старший сержант Филатов и нас с тобой двое. Капитан Алексеев ранен в живот, но он всё время в отключке.

– А мы где вообще?

– Да в роще, недалеко от той ложбины, где вы бойню устроили, тут на хуторе какие-то тыловики были, вот мы их на ноль и помножили, хотя их совсем немого и было, но хоть боеприпасами разжились, так что просто так нас тут не взять.

– Ладно, с этим разобрались, а теперь надо что-то с рукой сделать, к туловищу хоть прижать, да и шину какую-нибудь наложить.

– Это мы мигом, я там ящик видел, ты посиди тут пока, я скоренько.

– А куда же я денусь, с такой клешнёй далеко не убежишь. Да и ранец поставь поближе, посмотрю, что можно там найти.

Мишка уходит, а я занимаюсь ревизией, оставшегося у меня имущества. Правда недолго, потому что на смену одному другу, приходит другой, на этот раз старший сержант Филатов. И если у меня была покалечена левая рука, то он белел свежей повязкой на правой.

– Ну что ухабака, рассказывай, как ты сумел в одиночку целое отделение завалить, да ещё в рукопашной? – вместо приветствия с ходу сказал мне Серёга

– Что и часовню тоже я развалил? – пробормотал я.

– Какую часовню? – не понял Филатов.

– Не вникай, это я о своём, да и не помню я толком ничего.

– Это как так?

– А вот так, тут помню, тут не помню. Вспоминаю только, как с Гришей по камышам шли, а дальше как отрезало.

– Тебя случайно по голове не били?

– Может быть и били, говорю же, у меня эта, как её – амнезия.

– А это что за хрень, она не заразная? – то ли прикалывается, то ли на полном серьёзе говорит Серёга.

– Для тех, кто на бронепоезде, объясняю, амнезия – это потеря памяти.

– А ты-то, откуда знаешь? И при чём тут бронепоезд?

– От верблюда, когда я с сотрясением лежал, Нина Павловна много умных слов говорила, вот я и взял на вооружение. А про бронепоезд я тебе потом расскажу. Ты лучше поведай про свои подвиги, если время есть.

– Время-то пока есть, так что слушай.

– Пока вы нас прикрывали, мы удачно добрались до высотки, только по пути пришлось разобраться с теми гансами, которые попались нам на прицел, что они там делали непонятно, но скорее всего, хотели проверить свои тылы насчёт корректировщиков. Немцев и было-то не больше взвода, наши с высоты причесали их из пулемёта, удачно сократив численность, а потом и мы на бронетранспортёрах подоспели, добив остальных. Если бы была пехота, то пришлось бы повозиться подольше, а тут были артиллеристы из тыловой обслуги, так что обошлись без потерь. Но это были только цветочки, а вот ягодки, размером с арбуз, начались после.

Окопаться мы немного успели, не совсем, конечно, но одиночных ячеек нарыли, да и без поддержки артиллерией нас не оставили, хотя и выделили всего батарею трёхдюймовок, но майор был мастером своего дела, и виртуозно подавлял огневые точки противника огнём с закрытых позиций. Если бы авиация гансов не уничтожила батарею, мы бы до сих пор сидели на высоте.

– А что это за майор? Для корректировки могли бы прислать простого командира взвода управления. – Задаю я интересовавший меня вопрос.

– Насколько я понял, это был командир дивизионного артполка, и он сам вызвался на операцию, хотя мог послать любого из своих подчинённых. Мои разговорили радиста, вот он и рассказал кое-что.

– А почему был, его что убили?

– Скорее всего. Он лично мне приказал отступить и ротного вынести, а сам, вместе с другими неходячими ранеными, остался прикрывать. А потом огонь на себя вызвал, потому что когда фашисты поднялись на высоту, её всю накрыло разрывами, поэтому мы и оторвались. – Серёга закуривает и, вытащив из чехла флягу, открутив крышку, подаёт её мне.

– Помянем!? Таких мужиков потеряли. – С заблестевшими глазами говорит он и чуть погодя продолжает.

– Но и мы этих гадов неплохо набили, когда они повалили на нас в атаку, особенно с правого фланга. С фронта на нас наступало не меньше роты артиллеристов, а вот с фланга, наверное роты две, причём пехотинцев, да и пулемётов у них было гораздо больше, плюс миномёты и пушки, а нас всего полтора взвода. Так что если бы не майор, с его трёхдюймовками, нас бы прихлопнули как муху и не заметили, несмотря на все наши пулемёты. Первую атаку мы отбили, причём потери противника были приличные. Вторую уже с трудом, потому что на самом интересном месте, наша артиллерия замолчала, так что пришлось отбиваться ружейно-пулемётным огнём. Вот тогда мы и понесли самые большие потери, да и с патронами было уже не густо. Но и немцы хорошо получили по зубам, и атаковать в третий раз, уже не спешили, а чего-то ждали или перегруппировывались. Вот майор и приказал нам отходить на юго-запад, прикрываясь высотой. Бронетранспортёры к тому времени немцы подбили, грузовики уничтожили артиллерийским огнём вместе с хутором, где они были укрыты, так что мы отходили пешком, вынося на руках раненых. Отступали прямо по дороге к высотке, которую обороняли ваши артиллеристы и, ударив во фланг наступающим немцам, уничтожили их, ну а заодно проверили хутор. А пройдя по следам бронетранспортёра, на месте твоего крайнего боя, посреди кучи дохлых фрицев нашли тебя.

Когда Серёга закончил, как раз подошёл Мишка, который притащил пару коротких дощечек от какого-то ящика из-под боеприпасов, и мы принялись мастырить шину на мою руку. Так как крови на рукаве не было, то и снимать гимнастёрку и отрезать что-либо не стали, а примотали дощечки прямо через ткань, сначала чистой портянкой, а потом и бинтами. Зато сухарную сумку распотрошили, отрезав всё лишнее, и поместив в неё согнутую в локте конечность, повесили на шею. Теперь я уже мог встать и нормально ходить, боль хоть и была, но уже не такая острая, как в незафиксированной руке, да и «анестезия» подействовала, и если не делать резких движений, жить можно.

Попрощавшись, Серёга ушёл, а я решил озаботиться насчёт вооружения, так как обе мои кобуры были пустые, и никакого ствола поблизости не лежало.

– Миш, а когда вы меня нашли, у меня что, оружия не было?

– Кроме штыка от СВТ которым ты заколол фрица, ничего.

– Интересно, и куда всё делось?

– Может разведчики которые впереди шли, что-то и подобрали, а если честно, мы и тебя-то случайно обнаружили, ты же был в немецкой плащ-палатке и каске и лежал на животе как мёртвый. Можно было подумать, что гансы что-то не поделили и один другого убил. Хорошо хоть Гриша лежал на спине, и сначала узнали его, а потом уже целенаправленно стали искать тебя.

– А кто из наших выжил конкретно?

– Ты, Ванька, Кузьмич, мой наводчик и я.

– А Федька?

– Не знаю, до того домика где он оборонялся, мы не дошли, и оттуда к нам никто не вышел, но мёртвым я его не видел. Сама-то изба сгорела, а вот был ли он в ней, не известно.

– А у тебя лишнего пистолета не найдётся? – решаю я раскулачить Мишаню. – А то я как голый себя без оружия чувствую.

– Возьми мой, достаёт он из кармана парабеллум и протягивает мне, вместе с запасной обоймой, я одним автоматом обойдусь.

– Спасибо друг, тогда уж помоги толком экипироваться, а то мне не с руки. – Всю сбрую с меня сняли, когда фиксировали перелом, поэтому Мишка сам опоясывает меня ремнём. На ремне висит только кобура с пистолетом и фляга с водой. Пробую взвести затвор, для этого приходится удерживать пистолет кистью левой руки, а вот передёргивать правой. Хоть и с трудом, но это у меня получается, конечно, лучше бы для этого подошёл наган, но «на безнаганье, и парабеллум – револьвер», тем более запасных магазинов к нему, скопился излишек. Кроме двух штатных, у меня ещё столько же запасных, так что ложу их в левый карман гимнастёрки, и теперь я готов к бою.

В ответку я отдаю Михаилу, все оставшиеся магазины, от пролюбленного где-то автомата и, прихватив с собой полупустой ранец с остатками моего имущества, топаем разыскивать нашего лейтенанта, чтобы до конца прояснить обстановку. Взводного мы нашли в хате, где он вместе со старшим сержантом Филатовым проводил «совет в Филях», решая как поступить дальше, и в какую сторону идти на соединение со своими. Что на востоке, где-то в трёх километрах от нас, что на севере, шёл бой. И если со стороны реки Межа, до которой было больше пяти вёрст, гремела артиллерийская канонада, то со стороны шоссе доносилась в основном ружейно-пулемётная перестрелка, и посланная туда разведка обнаружила какую-то нашу часть, которая засела на перекрёстке и перекрыла основное шоссе, по которому шло снабжение войск противника.

Позиция в районе населённых пунктов Рубеж и Крюк была очень удачной. Наши оседлали ключевую высоту с запада от шоссе, и заняли на ней круговую оборону, сосредоточив основные силы на северных и восточных скатах, наглухо заперев основную дорогу, проходящую с севера, сквозь леса и болота. Эти же заболоченные леса практически со всех сторон опоясывали и высоту с которой простреливались все подступы к обороне, скорее всего батальона. Поэтому фрицы были вынуждены обходить этот район по второстепенным дорогам, делая приличный крюк, либо сбить батальон с рубежа, атакуя вдоль шоссе. А вот лишних сил для этого не было, советские войска начали наступление. Чего там затеяло наше главнокомандование? Частную операцию или «маленькую победоносную войну»? Мне про это не докладывали, я только слышал канонаду, доносившуюся с севера и северо-востока. И понимал, «что добром это всё не кончится», так как с наступлением темноты боевые действия не только не закончились, но наоборот продолжились с ещё большим напором, потому что немцы лишились своего главного козыря – авиации. Да и большую часть артиллерии у них выбили. И либо противник не выдержав, начнёт отступать, либо подбросит подкрепления и удержит свои позиции. «Что пнём об сову, что совой о пень», для нас было плоскопараллельно, при большой концентрации немецких войск, отсидеться на хуторе и уйти в леса не получалось. Времени тоже оставалось с гулькин клюв, так как канонада со стороны реки начала приближаться к нам, и нужно было куда-то свалить, так как мы попадали под каток немецкого отступления.

Нищему собраться, только подпоясаться, и уже минут через десять уходим на восток, на соединение с нашими. Впереди идут все боеспособные разведчики, а вот в арьергарде, плетётся наша инвалидная команда, «битый, хромой, да грабленный». И хоть мы и затрофеили немецкую пароконную повозку с боеприпасами, всё равно тяжелораненого капитана Алексеева несём на руках, так как движемся в темноте, да ещё по бездорожью. На просёлок выходить стрёмно, можно нарваться на фрицев. Расстояние в километр, до ближайшего заболоченного леска мы проходим примерно минут за двадцать и, «перемахнув» через грунтовку, занимаем оборону на северо-западной опушке. Неспособных воевать раненых, оттаскиваем поглубже в лес. Их не так и много, за исключением ротного, двое с простреленными ногами, один ранен в обе руки, ещё один сильно контужен. Тяжелораненых и лежащих в отключке было больше, но кто-то как я, оклемался и пришёл в себя, а двое совсем отмучились, причём заметили это только перед самым уходом, так что даже не успели бойцов похоронить, а просто закидали ветками.

До высоты на которой засели наши, нам нужно пройти ещё километр и всё лесом, но там идёт бой, и соваться под дружественный огонь – дураков нет. Ночью все кошки серы, так что решаем прикрыть, обороняющим высотку бойцам, левый фланг. С тыла у них лесное озеро, а вот по лесу можно подобраться практически к самым подступам, и не факт, что там сильно большое прикрытие. Поэтому четыре ручных пулемёта и один ротный миномёт с приличным запасом боеприпасов, послужат неплохим подспорьем в обороне опорного пункта. Мы бы конечно не отказались, занять позиции на самой высоте, но вышедшие на контакт ещё засветло разведчики, еле унесли ноги от бешеной махры, которой везде мерещились диверсанты, тем более во вражеском тылу. А вести переговоры с теми, кто сначала стреляет на голос, а потом на любой подозрительный шорох, совсем не айс. С моей покалеченной рукой воевать в общей цепи не получится, поэтому встаю командиром расчёта к миномётчикам, для корректировки огня.

Нам повезло, причём целых два раза. Сначала «горячие немецкие парни» решили попробовать сбить батальон с высоты, ударив в лоб уже штурмовыми пехотными подразделениями (а не сборной солянкой из тыловиков), а когда это у них не вышло, то обойти защитников высоты по лесу. Но нарвавшись на кинжальный огонь четырёх наших эмгачей, поддержанных миномётом и стрельбой из карабинов и автоматов, бросили это грязное дело. Тем более можно было, приняв на пару километров вправо, спокойно, без лишних потерь отойти на юго-запад или на запад, вдоль берега реки. А потом мимо высоты пошли конники из 53-й кавалерийской, прорвавшись к нам с востока. Один полк ударил вдоль шоссе на север, а два других на северо-запад, окружая противника и отсекая ему все пути отхода. Так что если большая часть 26-й пехотной дивизии, успела выскочить из намечающегося котла, то вот 6-й пехотной не повезло, и её всё-таки окружили в лесах и болотах, прижав к берегу реки Ельша, в треугольнике: село Крутой Ручей, деревня Дёгти, и деревня Толкачи.

Про окружение я узнал гораздо позже, а пока, отбив атаку противника, готовимся к очередному натиску, которого так и не дождались. Зато дождались «ходоков» из батальона, а потом и «ездюков» из кавполка. Что те, что другие, оказались нашими знакомыми. И если первые были из той самой части, которая пробивала нам дорожку в немецкий тыл, то вторыми были капитан Задорожный с компанией кавалеристов из своего эскадрона. Я не оговорился, просто человек подрос в звании, и вместо трёх квадратиков, в его петлицах стало по одной шпале. С капитаном мне всё же удалось перекинуться парой фраз, но уже после того, как все заинтересованные стороны договорились о взаимодействии.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться? – подхожу я к нему, когда он собирался вскочить на своего коня.

– Обращайтесь, товарищ… Сержант? Доможиров!? Артиллерист!

– Здрав будь, Задорожный. – Не изменяя традиции, негромко приветствую его я.

– И тебе не хворать, – сжимает он мою ладонь. – Ранен?

– Да. Поломали меня. А вы в какую сторону направляетесь? А то километрах в двух на запад отсюда, немцы отступают неслабой такой толпой.

– У меня приказ. Разведать дорогу на посёлок Полосы и перекрыть противнику пути отхода.

– Ну, разведать то вы разведаете, а вот насчёт перекрыть одним эскадроном, пупок развяжется. Да и уже до вас всё разведано. Мы тут с утра воюем.

– Тогда показывай что тут и где, а то пехота дальше своего бугра ничего не знает. – Достаёт Задорожный свою карту.

– Вот смотри. Если вы пойдёте даже вдоль дороги на северо-запад, то по любому нарвётесь либо на засаду, либо на заслон немцев, потому что хорошо получив по рогам, они скорее всего ждут нашего наступления с этой стороны. Тем более здесь расположены узости между болотами. А вот если вы ударите на запад, то застанете гансов прямо на марше, со спущенными штанами. Так как никаких узких мест тут нет, а чтобы перекрыть пять километров дороги, это надо минимум полк посадить в оборону. А кто тогда отступать будет?

– Ну и мне ведь не обязательно бить в одно место, – развивает мою мысль капитан, – достаточно обстрелять противника из пулемётов и карабинов, а потом отскочить и ударить в другом. А так как сейчас ночь, да и усилили меня… – Начинает размышлять вслух комэск.

– Спасибо! Сержант. – Жмёт он мне руку и, вскочив в седло, с места в карьер мчится к своим.

Минут через пять меня находит мой взводный.

– Николай, я договорился с пехотой, скоро они отправляют в тыл своих раненых, ну и всех наших возьмут. Так что давай, организуй погрузку и езжай с ними, ты же тоже ранен, заодно и присмотришь.

– Из нашего взвода там кто-нибудь есть?

– Нет, только разведчики.

– Так вот, пусть разведка и смотрит. – Артачусь я. – А у нас и тут дел за гланды.

– Какие это у тебя тут дела? – Переходит на повышенный тон лейтенант.

– Не у меня. Тебя как командира взвода это касается в первую очередь. А во-вторых, нельзя оставлять наших не погребёнными, а тем более пропавшими без вести.

– И кто это у нас пропал?

– Фёдор Изотов и Максим Латышев.

– Так они же погибли.

– А ты их мёртвыми видел? А может у тебя свидетели есть?

– Так дом же где они засели, сгорел.

– А откуда ты знаешь, что они в доме были?

– Ладно. – Сдаётся после приведённых мной аргументов, Ванька. – Что ты предлагаешь?

– Надо пройти по местам наших боёв и похоронить павших. А то говорят, что война не может считаться законченной, пока не будет захоронен, последний, погибший на ней солдат. Нам нужно закончить этот бой Ваня, а то люди нас не поймут.

Старший сержант Филатов нашу идею одобрил, тем более он сам хотел предложить что-то подобное. Поэтому укладываем всех наших раненых на подводы и отправляем в тыл вместе с трёхсотыми пехотинцев, а сами готовимся к рейду. Сначала сработала моя домашняя заготовка, и в нужную нам сторону двинулся эскадрон кавалеристов, поэтому переговорив с капитаном Задорожным и отдав излишки трофейных боеприпасов и миномёт, идём следом. Видимо командование полка прислушалось к доводам комэска и отправило на запад один усиленный эскадрон, остальные же подразделения кавполка наступали вдоль дороги на северо-запад, правда, рассредоточившись на широком фронте. Но и это тоже было нам на руку, так как потом мы выдвигались на север, к месту последнего боя Феди.

После отправки в тыл всех небоеспособных, в строю осталось всего двадцать человек, ну и обоз, состоящий из одной пароконной повозки. Первая наша остановка в роще у хутора, где мы грузим умерших от ран красноармейцев. Ночь лунная, на небе ни облачка, так что всё видно довольно хорошо, да и слышно неплохо. Следующая остановка на краю лощины где и нашли меня, поэтому, пока искали и укладывали на повозку тело Гриши танкиста, я прошёлся по камышам, пытаясь «вспомнить всё». Но почему-то ничего не вспоминалось, в мозгу, как кадры при ускоренной съёмке, мелькали какие-то не связанные друг с другом картинки, зато чисто случайно, я нашёл свой трофейный «Вальтер П-38», который мне подарил Серёга Филатов. Пистолет был разряжен, точнее в магазине не было патронов, но из ствола несло сгоревшим порохом, так что из него кто-то недавно стрелял, а раз пистолет мой, то и стрелял естественно я. Но и этого я тоже не помнил.

В лощине мы зависли надолго, впереди и правее нас шёл бой. Как я и предполагал, немцы выставили заслоны, и проскочить по дороге у наших конников сразу не вышло, так что атака вступила в затяжную фазу. Чтобы зря не терять время, бойцы роют могилу, а я продолжаю нарезать круги, осматривая «место происшествия» и подсвечивая себе фонариком, то там, то тут, натыкаясь на трупы врага. От оружия и боеприпасов их кто-то избавил, а вот в одной из тушек, я нахожу штык от СВТ, который с трудом вытаскиваю из окоченевшего тела, и наконец-то отдельные пазлы в моей голове формируются в картинку, от которой я просто ухи поел. Десяток мёртвых трупов, валяющихся на небольшом пятачке, это просто какой-то сюр. Хорошо, допустим, двоих я срезал из автомата, ещё пару мог подстрелить Гриша. Пулемётчика, а может и кого-то ещё, я накрыл гранатой, но остаётся где-то четверо или пятеро, с которыми я схлестнулся в рукопашке. Ну, не совсем, конечно, в рукопашной, всё-таки я стрелял из двух пистолетов, – но вот как мой штык-нож оказался в брюхе самого здорового фрица? Вот этого я так и не смог вспомнить.

Ладно, чёрт с ними, с воспоминаниями. Пока я изображал из себя Шерлока из Холмса и нарезал круги по кочкам и камышам, бойцы выкопали неглубокую братскую могилу. Так что проверив наличие смертных медальонов у павших, хороним их. Потом движемся в сторону, отдаляющегося от нас боя, где и выходим к развалинам «хижины дяди Феди». Но никого там не находим. Да и не мудрено, потому что сама хатёнка была сложена из саманного кирпича и когда-то покрыта соломой. Я говорю когда-то, потому что сейчас солома сгорела, зато со сложенными из глины и побеленными известью стенами, огонь ничего сделать не смог. Нет, все стены, конечно, закоптило, деревянная рухлядь, которая была внутри, тоже сгорела, а вот ни земляной пол, ни стены, не печка, не пострадали, а самое главное, смертью в домике не пахло. Горелым деревом, а также соломой несло, а вот запаха горелого человеческого мяса, не ощущалось, да и трупов мы в хате не нашли, хотя все стены были издырявлены отметинами от пуль.

Федоса мы нашли в капусте. Нет, я не оговорился, на огороде между грядок с капустой, он и лежал, скрытый, ещё не свернувшимися листьями кочанов. Скорее всего контуженный, так как каких-либо видимых повреждений на нём не было, но когда мы обмыли водой, его закопчённую пороховыми газами и сажей морду лица, он даже не очнулся. Трясти и бить его по щекам мы не рискнули, так как усугублять положение стукнутого взрывной волной бойца, как-то не хотелось. Максим Латышев, когда мы его нашли, был уже мёртв, но погиб он не сразу, а истёк кровью, из перебитых автоматной очередью ног, а может и умер от болевого шока. Десяток убитых фрицев валялся неподалёку, причём большая их часть лежала возле небольшой, сложенной из берёзовых брёвен баньки. На улице начинало светать, так что нам удалось провести небольшое расследование и найти наших. В доме у них была запасная позиция и, отстреляв оттуда одну ленту, бойцы смылись на свою основную, которую оборудовали в бане, единственное небольшое окошко которой выходило в нужную сторону, и засели там как в дзоте.

Эти ухари, заранее разобрали печную трубу, а открывающуюся наружу дверь, оторвав от неё дверную ручку, заблокировали изнутри. Ну а когда немцы всё-таки окружили наших и собрались поджечь избушку «на курьих ножках», то с чердака в них полетели гранаты, а Фёдор с напарником рванули в огород, где до этого поставили пару растяжек. Но гранаты плюс автоматы, были и у фрицев, так что далеко уйти, ни Федя, ни Максим не смогли, и их подловили на перебежке. А вот добить наших у гансов не вышло. Последняя, сунувшаяся в огород парочка жмуров, подорвалась на растяжке. Остальные ушли не солоно хлебавши, либо никого уже не осталось в живых. Пока я занимался «расследованием», а бойцы копали могилу, сержант Волохов с помощником съездил за своим убитым напарником и, похоронив павших, забираем Фёдора и идём на высоту, где остались прикрывающие отход разведчики и майор Васильев.

После того как мы нашли Фёдора, мне как-то поплохело, как будто из меня вынули какой-то стержень, который заставлял меня держаться, закружилась голова, сильнее заболела покалеченная рука. Обезболивающего из фляги уже не хотелось, потому что меня начинало мутить от одного запаха этого лекарства, под названием «самогон», а больше у нас ничего и не было. Я шёл, точнее, плёлся, держась здоровой рукой за борт повозки, на которой везли Федьку. Сержант Волохов тоже был не в лучшем, чем у меня состоянии и плёлся с другой стороны телеги. Я шёл только потому, что боялся упасть на сломанную руку и двигался, скрипя зубами от боли, поэтому когда мы дошли до высоты и остановились, я сполз вдоль борта повозки на землю и отрубился.