Текст книги "Записки грибника #2"

Автор книги: Алексей Федосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Лета ХХХ года, Июль 7 день

Вчера весь день, дрессировал будущий работников. Разбирали и собирали замки. Нарабатывали моторику пальцев и мышечную память. Они отвертку, первый раз в жизни увидели, только вчера утром. Кисти трясутся, пальцы дрожат, болты из рук выпадают… А то, боевая пружина, вдруг с веселым звяканьем взмывает под потолок и где-то тихонечко приземляется. И все два десятка здоровый парней, стоят на мысочках, замерев на месте и, кажется даже не дышат. Пока виновник лихорадочно ищет пропажу. Смех и горе в одном флаконе.

Ненавижу Силантия! Честное пионерское!

Я же с ним вечером так и не поговорил. Он запряг телегу и уехал в город. Вернулся только на следующий день к обеду и не один. Привез «подлизу» и… Агрипину. Вот так, ответил на мою просьбу рассказать о ней. Типа – на, разговаривай, а мне не досуг с тобой лясы точить.

Не – на – ви – жу!

Лета ХХХ года, Июль 8 день

– Федор, Федор, – Завопил с порога Мишка, – там тебя Деда зовет. Прокричав послание, посыльный испарился раньше, чем я успел расспросить.

Посмотрел на своих учеников и вздохнул про себя.

– Так парни, думаю, что на сегодня все. Тихон, прибрать здесь, чтоб чисто было. – Два десятка молодых человек, из числа «местных» жителей, отобранных исключительно по возрасту, заговорили между собой, вставая с лавок.

Собрал свои бумажки… Обрастаю канцелярией, хоть бери и секретаршу заводи…

«Марья Никаноровна, подготовьте доклад по производству в третьем цеху. Да. Пока не забыл, напомните бухгалтерии, что мне нужен отчет за третий квартал»

Середина лета. Полдень. Солнце, взобравшееся на самую верхотуру, жарит со страшной силой. На небе ни облачка и за последние две недели не было ни одного дождя. Как и предрекали местные аксакалы, ручей в овраге почти пересох, осталось маленькая ниточка шириной с ладонь. Этой воды едва хватит, чтоб напоить десяток коней или один раз полить огород. Вчера с Никодимом бродили в этих местах. Во исполнение указа царского – Об устройстве колодезей в Белом Каменном городе и за городом, для пожарного времени. – Искали место для копания оного.

Я предложил выкопать прудик. А что, двойная выгода, запас воды на всякий случай и карасей можно запустить. Думаю, местная детвора, быстро это место для своего отдыха приспособит.

Никодим сначала возмущенно глянул на меня, а потом задумался…

Иду по пустой улочке, никого не видно, кто на сенокосе, кто по избам, от жары попрятался.

Сворачиваю в проулок… Ба… Да у нас гости… Ворота нараспашку, на дворе видно несколько лошадей и пару человек. Сердце тревожно екнуло да успокоилось.

В одном из чужаков признал знакомую фигуру и через десяток шагов убедился, что не обознался. Один из прибывших, Панас, помощник и подручный, Архипа Шадровитого, бывшего владельца это деревни.

Мишаню пришибу, когда ни-будь, то языком молотит, не остановишь, а то вдруг сама лаконичность.

– Здрав будь, Панас. – Поздоровался с вышедшим из конюшни казаком – Хотел спросить, где брат, да на ловца и зверь бежит. На звуки моего голоса из темного провала ворот показался Григорий.

– И тебе не хворать.

– Вы одни али с Архипом? – В ответ последовал кивок в сторону дома. Старший из братьев подошел к лошади стоящей у стены и стал развязывать узлы на веревке, удерживающие вьюк. Скинул поклажу на землю, взял за недоуздок и повел вглубь двора, там, на задах, спокойно мог разместиться табун.

Когда староста уехал, мы заняли его подворье под свою штаб-квартиру.

Дошел до дома, поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо и вошел внутрь.

Здорово живешь. Пока я в поте лица трудюсь. Отдельно взятые морды, прохлаждаются в тиши и неге. Чтоб я так жил. На столе, рыбка белая, мясо жареное, овощи тушеные, бутыль темно-зеленого стекла с чем-то вкусным. Огурчики (чуть не добавил – помидорчики) мелкие, пупырчатые, прямо с грядки, зеленуха.

– Ого, что за пир? – Невольно вырвалось у меня при виде всего этого великолепия. – Здравствуй Архип.

Я подошел к нашему гостю, сидящему на почетном месте, под образами и протянул руку. – Какими судьбами, да в наших краях?

Поздоровавшись, сел напротив. Никодим из бутылки налил, в подставленную кружку, что-то красно-тягучее. М – м. пахнет вкусно. Пряный запах, хорошего вина.

Краем глаза уловил недовольную гримасу проскочившую на лице Силантия?

– Ну что опять не так делаю? – Набросился на стрельца.

– Да все… Токмо прежде чем с гостем здоровкаться. Надобно поклон положить всем.

– А тебя, я с утрева видел, с Никодимом недавно только расстались, а вот Архипа, почитай месяца три не видал. – Обратил взор на улыбающегося гостя.

– Не обращай внимания. Я с его внучкой встречаюсь, вот он меня каждый раз теперь мордой тыкает, ежели что не так делаю. Думаю не по нраву ему, что у неё такой муж будет.

– Ой, Федька… – Силантий покачал гривой седых волос. – Ох, все Агрипе про тебя поведаю…

– Доносчику, первый кнут… Жалуйся. Она тебе все равно не поверит. – Отбрехивался, а сам тем временем, вытряхнув огурцы из плошки, набивал её съестным припасом. Отхватил шмат рыбки, бросил на кусок хлеба, положил рядышком. Натаскал мяса, разбавил овощами, накрошил зелени. Поднял свою кружку, – Дед. Давай потом доругаемся, у нас ещё вся жизнь впереди. Архип, за твое возвращение, за то, что все живы и здоровы. – Приподняв посудину, отсалютовал гостю и выпил.

Посмаковал винцо, пахнет лучше, чем на вкус. Но и не скажу, что уж совсем плохое. На любителя.

Встав из-за стола, пошел в свой закуток, из закромов родины, была извлечена на свет божий заветная скляночка с настоечкой. Вернувшись обратно, разлил всем по чуть-чуть, попробовать.

Никодим подозрительно заглянул в кружку, нюхнул, пригубил саму малость, только губы смочить. Силантий внимательно следивший за манипуляциями своего друга, сделал тоже самое. И теперь они сидели и смотрели на меня вдвоем, нет втроем, Архип не стал пробовать.

Эх, темнота. Когда узрел в торговых рядах эту специю. Вопрос о деньгах даже не стоял, купил сразу четыре фунта.

– Федь это что такое? – Никодим показал на кружку.

– Это называется водка, анисовая. У меня там еще на лимоне настаивается скляночка. Ну что, пробуем? – И лихо опрокинул в рот содержимое своей посудины.

«Черт, спирта перебухал, крепковато получилось»

Пока я тайком смахивал слезу, мои сотрапезники маханули свои дозы и на меня смотрели три истуканчика, тушканчика. Замерли, словно байбак у своей норки и боятся пошевельнуться, только глазки, мокро так, отсвечивают.

Архип медленно выдохнул, ладонью стер слезу с бороды, – Крепка, однако… Протянул руку, взял щепотку капусты, забросил в рот и стал медленно жевать.

Я решил не отставать и принялся энергично закусывать.

Несколько минут в избе стояла тишина, прерывая только чавканьем и стуком ложек по мискам.

На мое предложение повторить, последовал вежливый отказ, от уважаемого гостя, свирепый рык от стрельца и уклончивое – Опосля, – Никодима.

«Была бы честь предложена. Такое дело надобно пить из рюмок, дозами по двадцать – тридцать грамм и чуток подогреть, тогда букет раскрывается. Пить водку в охлажденном состоянии нельзя она просто воняет спиртом и не более того. Может построить заводик и начать гнать водку? Нет уж, и так страна заработала статус самой пьющей державы, хотя те же англы, выжирают на душу населения больше чем русские. Про страну скотов разговор особый, там не алкаши только те, кто в пеленках…»

Когда миски, доски которые были вместо блюд, опустели я как самый младший. Собрал все в кучу, отнес в уголок и опустил в бадейку, тряпкой смахнул сор и крошки со стола. Оставил кружки, бутыль, кувшин с пивом и посудину с нарезанным хлебом и кусочками рыбы. Это чтоб разговор на сухую не шел.

Налил себе из самовара стоящего у печи, травяного настоя, из туеска, под пристальным взглядом Никодима, зачерпнул меда и, размешивая маленькой ложкой (на заказ сделали для меня) вернулся за стол. Отпил немного, поставил. – Вот теперь можно и о делах поговорить. С Чем, пожаловал?

Архип не торопливо выпрямился, сел на лавке ровно Одну руку положил на бок или бедро (с моего места не видно) словно подбоченился, другой подкрутил усы.

– Мастер Федор…

Я вскинул руку, прерывая монолог восхваления, – Просто, Федор. Эй, вы куда…

Окликнул встающих из-за стола Никодима и Силантия.

– Архип к тебе приехал, а не за самоварами. Так что тебе и речи вести, а мне они без надобности. Пойдем Силька, не будем мешать.

Я проводил взглядом двух предателей, покинувших поле боя и оставивших меня одного.

«Что-то мне тон не понравился, коим Никодим слова говорил. Только через пять минут до меня дошло, ревнует… Ревнует к тому, что делаю… От жучара, я тебе устрою, день ДДТ… А может придумать,

что ни-будь такое или эдакое…»

– Извини Архип, что вот так… – Я неопределенно махнул рукой. – А забудем. Ты мне поведай, как пистоли себя вели? Много ли осечек было? Патроны не отсырели?

– Чудной ты человек, Федор, словно не от мира сего… – Он усмехнулся, пожал плечами, словно человек, не знающий с чего начать… Налил немного вина в кружку, отпил глоток, потом костяшкой пальца, долго разглаживал усы. По лицу скользнула кривая усмешка.

– Вот уж не думал, что… – замолчал, искоса глянул на меня и отвернулся вполоборота.

– Что хлопу, спасибо говорить придется?

Он отмахнулся от меня как от надоедливой мухи, – О другом молвлю. Пока ехал сюда, заглянул в имение, староста сказывал да ему не поверил, а я тут своими очами узрел… Эк вы тут все… – И широко развел руками.

Я смутился малек, – Есть такое дело…

– Какое?

– Это присказка у меня такая. О заводике потом поговорим. Пистоли то как себя вели?

– Нормально. Стреляли без осечек, один раз правда у Григория патрон пшикнул и пуля не вылетела. Так он открыл, гыльзу вынул, другую воткнул и пальнул. Одно плохо, единожды забыл на ночь убрать, так под утро от росы отсырели, бумага размокла, испортились заряды.

«Над этой проблемой сломал голову, да не по одному разу. Не знаю пока, как добиться влагостойкости»

– Была у нас стычка с ляхами, гарно пистоли стреляют, только вот жалко, что не далече. Пришлось близко подпускать, стрелить по разу и за сабли браться, вот ежели можно было, несколько раз подряд, не заряжая… Взгляд стал мечтательным и одновременно с хитрым таким прищуром.

«Может наган сделать? Уменьшить калибр до десяти миллиметров, гильзу оставить картонную, донышки такие, запросто сможем штамповать, обжимку переделать, пуля минье, нарезов шесть штук, сдвижной барабан…

Токарный, фрезерный, расточной, плоскошлифовальный и еще куча станков на – Й. заканчивающиеся.

Хотя идея давно в воздухе витает. У нынешних пистолетов есть одно неоспоримое качество, останавливающий эффект. Даже если пуля не пробьет стальной нагрудник, запреградное действие ещё никто не отменял, особенно при стрельбе в упор. Только вот скорострельность, хромает…

А какая она, скорострельность? А фиг знает, никогда не проводил такого теста… Надо будет испробовать…

Ага, одна попробовала, семерых родила…»

Я мысленно перевел дух и постарался сосредоточиться на том, что говорил гость.

А он как назло замолчал, в раздумье, разглядывал меня в упор, не отводя взгляда.

Грешным делом, неуютно как-то стало, словно первогодку на утреннем разводе. Рука сама потянулась к верхней пуговке, застегнуть, опустил на половине дороги, почесал грудь.

– А что замолчал-то… – Изобразил на своей физиономии само радушие и интерес.

– Да не слухаешь ты, у тебя очи як у Грицко стали, когда вин о бабах думает…

«Это было к концу моего первого года жизни здесь. Однажды, сидя за дневником, поймал себя на мысли, что не помню как пишется слово. Память словно ножом отрезало. На ум приходили только старорусские аналоги… Тогда очень сильно испугался… Стало очень страшно… Терять себя. Мой язык, мой словарный запас и лексикон, все это связывало меня нынешнего – со мной прошлым.

Показалось, что с утратой этой последней нити, растворюсь в серой безликой массе людей окружающих меня в жизни и быту. В какой-то мере спасение, пришло со стороны детей, взятых в семью на воспитание. Все получилось как бы само по себе. Я очень старался сдерживаться, да шила в мешке не утаить. Слово здесь, там, за обедом, на работе, в поле. Неосторожная брань… Дети как губки, впитывают все, кто-то хорошее, другие – плохое… Очень выручили технические термины. Все это привело к тому, что я общался с ними, практически не ощущая разницы в столетиях разделяющие нас. А вот с взрослыми… Медник и стрелец, два сапога на одну ногу, когда им нужно, понимают все. Хотя иной раз на мордах написано – что ни хрена они не понимают. А вдругоряд, ей богу, пришибить готов – моя твоя не понимай. На разных языках молвим сплошные – Ино Ижно Ись Ить Ишь Ипеть

Я опосля того, как срочную отслужил на Украине, всего два года, потом пять лет – гыкал. Среда обитания, страшная штука. Исподволь, потихонечку, тихой сапой, выбивает из мозгов мало используемые слова и обороты…

Сижу, перечитываю и прихожу в тихий ужас, уже и писать так начал…»

Слушаю, слушаю, – постарался уверить его как можно искренне, а чтоб скрыть смущение потянулся за бутылкой с вином.

Архип тряхнул гривой, с проседью, каштановых волос, подставил свою кружку и продолжил.

– Вечером, мы снова пошли на тот хутор… Да только… Надо было их всех оттудова забрать. Пока мы днем в лесу отсыпались, нагрянули ляхи. В поисках еды, перевернули и вытряхнули все до последней крошки. Не пожалели даже старую кобылу, прирезали и увезли.

На скулах вздулись желваки, взгляд потемнел и стал вопрошающе обиженным. Потом он отвернулся и стал смотреть на стену.

Странно было видеть такое у человека прошедшего огонь, воду и медные трубы. Со слов деревенских, Архип крепко держал их в руках, пресекая на корню любую попытку к самовольству. А может дело в другом…

Наступила гнетущая тишина. Через некоторое время, Архип, залпом осушил кружку, рукой смахнул капли вина и продолжил глухим голосом, иногда смолкал и только тяжко вздыхал.

– Деда, за то, что слово поперек молвил, повесили на воротах, жинку евонную, бабку старую, зарубили. Детушкам малым, головенки об угол печки поразбивали… Брали за ножки да с размаху… Кто постарше, тех с собой увели…

Ты мне обскажи Федор, рази так можно? Что ж они за звери лютые? Что творят нехристи, словно татарва какая.

Мы когда прознали, в догон бросились, пока светло было. А через десяток верст, заметили воронье, над оврагом… Они все там лежали…

Надругались над ними, замучили сирот, опосля, как скотине какой, горло перехватили…

Он ещё долго говорил, живописуя бесчинства творимые поляками и литовцами, в приграничных землях. Под этот грустный рассказ и на помин душ усопших, мы укушались до ризоположения.

Лета ХХХ года, Июль 9 день

Сегодняшнее утро началось с кувшина рассола. Поставленного с громким стуком на стол, явно недовольным, чем-то, Силантием.

– А можно по тише? – Я со стоном обхватил многострадальную голову руками. Внутри мерно бухали цепы, коими черти горох молотят.

– Я б тебе её, вообще открутил… (тра – та – та) ты чего вчера так нализался? Мы с Никодимом пришли, а вы с Архипом лыко не вяжете. Захожу, ты рядом с лавкой спишь, шапка твоя на столе, Архип что-то ей доказывает.

Я сел на кровати, свесив босые ноги, дотянулся до источника живительной влаги и отпал только когда опустошил половину. Поставил обратно, обхватил гудящий череп руками и замер, боясь, пошевельнутся.

Силантий многозначительно хмыкнул, потрепал по плечу и вышел, бросив на последок, – С тобой Никодим хочет словом перемолвится.

Моих сил хватило только сделать намек – что понял и услышал. Сколько так просидел, не знаю.

Не нужно было мешать пиво с вином…

Никодима нашел в мастерской, он давал ценные указания работникам.

– Звал? – спросил у него, когда освободившись, хозяин полез за чем-то под верстак.

От выдержка у человека, даже не вздрогнул, медленно повернулся и осмотрел меня с ног до головы.

– Нравлюсь? – поинтересовался у него.

Он кивнул, – Хочу запомнить напоследок. Еще раз подкрадешься тишком – зашибу. – И показал руку с зажатым в ней молотком.

Весомый аргумент…

– Извини, не со зла. Силантий сказал – что я нужен тебе…

Никодим кивнул головой, нагнулся и убрал на место орудие труда, а когда выпрямился, то просто махнул в сторону двери рукой – пойдем, мол.

Далеко не ушли, завернули за угол, присели на оставшееся после строительства, треснутое вдоль аж до середины, бревно.

Усевшись, он похлопал по дереву рядом с собой – садись, дескать, ближе. Снял шапку, тыльной стороной ладони вытер пот и пятерней прошелся по седым волосам. И все это молчком, спокойно и размеренно. Нагнувшись, сорвал травинку и, прикусив на удивление крепкими белыми зубами, начал.

– Сказывай Федор, что с тобой происходит? Ты ж как пес цепной на всех бросаешься, мужики на тебя жалобу молвили – ходит, рычит, как токмо еще не покусал… Мож табе бабу, надобно? Так поезжай в город… Чего башкой трясешь, словно мерин?

– Это кому я соли на хвост насыпал? – попробовал отшутиться, ан нет…

Никодим поморщился, – Не о том молвишь. Я тебе намедни сказывал о Вараве?

– Это, которого под мостки спустили?

Никодим слегка наклонил голову, – Ты вот парней набрал, учишь… А гроши… Когда начнем оружье делать? Моя кубышка почти пуста, скоро нам нечего будет людям давать…

– Совсем ничего?

– Самая малость, пуда на четыре…

«Четыре пуда, это с одной стороны много, с другой, продержимся на плаву, месяца два, не более. За это время должна быть готова первая партия, иначе… А вот об этом, лучше не думать. И надо искать другого поставщика. Черт. Что там, что здесь, медь стратегическое сырье, а здесь вдобавок и эквивалент денег. В принципе можно доделать те самовары что в работе, и закруглится с этим делом, начать потихоньку сборку замков.»

– Давай тогда, доделаем то, что есть… а я… Я с утрева возьму народ и начну потихоньку…

– Это не все новости, – Никодим как-то уж, обреченно вздохнул. Со злостью выплюнул изжеванную травинку. – Ляхи на Москву походом идти задумали.

В недоумении смотрю на него, – Ты шутишь?

– Господь с тобой, надобно мне таким шутковать. Пока кто-то почивать изволил, с приказу гонец был… – И Никодим замолчал, задумавшись.

– Не томи. Что молвил?

– А то… С малым нарядом к войску пойду… Пока что к Можайску, тама воевода Федор Бутурлин со товарищем Дмитрием Леонтьевым, по государеву указу рать собирают.

Мне в голову пришла совершенно дикая мысль, и я её озвучил. Чем вызвал неподдельное изумление у своего собеседника, – А какой год на дворе?

А ничего так вид. Круглые глазки, открытый рот и полная оторопь. Медник даже не сразу нашелся, что ответить на этот собственно простой вопрос. Я его прекрасно понимаю, если бы меня кто на улице спросил, тоже удивился бы. Его ответ порадовал.

– Допился! – его заключение по моему вопросу, было безапелляционно.

Я поморщился от несправедливого обвинения, но продолжал настаивать – Так все-таки?

– Июля девятый день одна тысяча шестьсот семнадцатого года от рождества христова.

Вот что хреново, так это у нас в стране с историей о плохих событиях. Хорошо у нас в школе учитель отличный был, его только спроси… Он весь урок будет рассказывать не по теме… Кое-что запомнил.

Первого декабря (по старому стилю) тысяча шестьсот восемнадцатого вблизи Троице Сергиевского монастыря было заключено перемирие между враждующими сторонами. Подписано в деревне Деулино что находится в трех верстах от монастыря, откуда и получило свое название

За отказ от Московского престола, речь посполитная сохраняла земли занятые ею с тысяча шестьсот девятого по тысяча шестьсот восемнадцатый год, а именно города Смоленск, Дорогобуж, Стародуб, Серпейск, Себеж, пригород Пскова Красный, Вележ, Невель, Почеп, Перемышль – Рязанский, Торопец, Чернигов и Новгород Северский. Таки образом, Россия теряла примерно двести пятьдесят километров западной приграничной полосы, которые по перемирию закреплялись как польско – литовские территории. Это уже правомочно приближало западную границу Московского государства к столице.

Всему этому предшествовала. Какая-то странная, мышиная возня, а не война. У противоборствующих сторон не хватало людей и средств. Что те, что другие, не раз находились на грани краха и, только чудо, спасало от полного разгрома. Судите сами.

Уже в тысяча шестьсот четырнадцатом году, разоренная смутой и войнами с Речь Посполитой и Швецией, Россия и Польша воюющая на два фронта (Московским государством и Османской империей), истощенные до придела стремились к заключению мира, но тогда переговоры, проводившиеся чуть меньше года «при посредничестве имперского посла Хайделя фон Рассенштейна», не привели к миру.

К тому времени король польский Сигизмунд III еще надеялся на благополучный исход конфликта. На это надеялись и польские магнаты, и несмотря на огромные затраты согласились на продолжение войны. Оба противника начали вновь готовиться к борьбе. Весь тысяча шестьсот шестнадцатый год прошел в приготовлениях. В июле того же года, через месяц после провала переговоров, Сигизмунд III Ваза, Король Польский и Великий Князь Литовский, наследный король Шведов, в Варшаве собирает Сейм. Который постановил – отправить в поход на Москву войско под предводительством королевича Владислава, что бы он занял положенный ему по договору московский престол.

На следующий год в апреле тысяча шестьсот семнадцатого года королевич Владислав начал движение к Луцку, где должна была собраться армия. В августе тысяча шестьсот семнадцатого года поход начался, а уже в начале сентября польское войско достигло Смоленска.

За два осенних месяца поляки в городе пополнили запасы продовольствия и увеличили войско несколькими отрядами смоленских дворян, соединились с литовским гетманом Хадкевичем. Заняли Дорогобуж, где добавилось еще несколько сотен русских дворян, казаков, стрельцов, чудом овладели брошенной войсками Михаила Федоровича Вязьмой и готовились к броску на Можайск.

На этом удача закончилась. В ноябре поляков настигла неудача, посланные в крепостицу возле Можайска два отряда, чтоб следить за русскими, были разбиты внезапной атакой казаков и татар, проведенные местными крестьянами. Здесь стоит отметить один факт, что в это время на территории государства Московского, находились отряды лесовиков польских шляхетских отрядов, которые терроризировали наши западные земли…

– К Можайску говоришь? Иди спокойно, ляхи его не возьмут, правда штурм будет, но отобьетесь. Ты тама уж постарайся, королевича Владислава пришиби из пушки своей. А хочешь я тебе ружье свое дам?

– Да ну его, сопрут в неразберихе, а ты меня опосля поедом сожрешь… Начавший было отвечать Никодим замолчал. Немного подумал и спросил с подозрением в голосе, – откель тебе сие ведомо?

– Ты о чем?

– Что ляхи город приступом брать пойдут, а не возьмут…

– Молонья меня в детстве стукнула, две седмицы без памяти провалялся. – И криво усмехнулся. – С тех самых пор, иногда такое чудится… Ажно самому страшно деется.

Единственный кому я не смог солгать, был отец Серафим. Он долго молчал, не перебивая. Потом задал несколько вопросов и сказал на прощание – «прости господи чад твоих не разумных, ибо не ведают, что творят»

Думаю, что Никодим не поверил мне или… Скорей всего его уже терзали другие заботы. Ибо выслушав весь мой бред, он согласно кивнул и заговорил. Первое имя запомнил, на третьем задумался, а после пятого потащил Никодима домой. У меня голова не дом советов, запоминать на слух всех его деловых партнеров к коим я могу обратиться, ежели возникнет надобность, какая. Бывших пушкарей не бывает, вот и нашего хозяина поверстали в преддверии войны. Через две седмицы отправляется обоз, и он отбывает вместе с ним, вот и стремился передать дела в мои руки. Слушая наставления и поучения, вспомнил – поляки дойдут до Москвы и, даже будут штурмовать ворота белого города. Им дадут отпор, но вот сил, чтоб разбить, увы, не будет. Вспомнилась ещё одна не менее важная деталь, лагерь оккупантов будет находиться в Тушино. И это, черт возьми, не есть гут.

До самого вечера, носился как укушенный. Осмотреть местность, для создания линии обороны (на всякий случай) там же наткнулся на Силантия и мне посоветовали не совать свой нос, куда собака… Провести инвентаризацию наличных запасов, пороха, свинца, железа, бумаги и прочих прелестей, для выделки патронов. Зная, что ляхи сильны конницей, озадачил Данилу на выделку «чеснока», уж лучше сейчас начнет, чем когда поздно станет.

После обеда, залез в свою кубышку и пересчитал наличность, девяносто три рубля с мелочью. Вся моя заначка на второй мотор. Назавтра с самого утра поеду в город, докупать медь, не найду в слитках, скуплю все подсвечники на торгу… Нужен еще порох и свинец и стволы, листовое железо… Отправил гонца в город, предупредить ребят, чтоб не пропадали. Надо срочно изготовить новый штамп, донца для патронов делать. На старый надежды мало, он уже на ладан дышит. И пару, нет лучше три, четыре обжимки для запрессовки колец в донца. Все лекала и шаблоны для костолома были давно готовы и ждали своего часа, единственно, что будет новое в нем, это не нарезной ствол, времени не хватит, чтоб его изготовить и заметно короче. Блин! Чуть не забыл, еще воск нужен и побольше. Чтоб патроны не размокали, гильзу после сборки натирать снаружи воском на приспособлении. Одеваем на деревянную оправку, зажимаем, окунаем суконку в расплавленный воск и с силой втираем. И ещё, мне были нужны люди, немного человек двадцать, а может и поболе. Силантий ничего не ответил по нашим охранникам, а вот если они уйдут… Тема неприятная и лучше озаботится сейчас, чем потом нежданно остаться с арсеналом и голым седалищем. Вот допишу и пойду терки устраивать. Надо заодно узнать, он то как, сам на войну не собирается? Бумагу, купить, чуть не забыл.

Оправка для намотки заготовок была сделана, в виде полого, сегментированного на восемь частей цилиндра с центральной вставкой. Из-за этого готовые гильзы получались слегка ребристые. В целях экономии, надо попробовать уменьшить количество слоев, правда станут одноразовыми… Да и хрен с ним, лишь бы донышко не отрывалось, когда стреляную из ружья доставать буду. А вот на счет того чтоб они были короче… Надобно провести эксперимент.

Отложил в сторону изгрызенную самописку, еще раз перечитал написанные строки. Зевнул, аж скулы свело, задул свечу и завалился спать.