Текст книги "Записки грибника #2"

Автор книги: Алексей Федосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Нет. – Отворачиваюсь и начинаю поправлять веревочную вязку, на которой висит стремя. Крестьянская лошадка, щеголяющая обновкой в виде седла из сложенного в несколько слоев войлока, меланхолично оборачивается и смотрит удивленным взглядом в мою сторону.

– Kіamiesz, pies…

– От собаки лесной и слышу, – И добавляю пару слов на великом и могучем. Не оборачиваясь, ответил в полголоса, но так, чтоб расслышал только он.

И слышу рев оскорбленного до глубины души шляхтича, да скрежет вынимаемой из ножен сабли.

Пора делать ноги, свою часть плана выполнил.

Сдергиваю, обрывая веревочные подвязки, старый кожаный фартук кузнеца, позаимствованный полчаса назад. Кидаю на землю, нагнувшись, проскакиваю под лошадиной шеей, со всех сил бегу вперед и заворачиваю за угол, полуразвалившейся сараюшки, в которой была деревенская кузница.

– Федір, сюди… – Махнул рукой Панас, выглядывающий из-за сломанной телеги, нагруженной сеном.

Разбрызгивая грязь, пробегаю по луже и успеваю за пару секунд до преследователей. Достаю пистолеты и взвожу курки

– Почекай, спробуємо по тихому, – Панас выглянул на мгновение из-за укрытия и спрятался.

Заметил одну особенность, в момент опасности Архиповские парни напрочь забывают русский и понять их бывает довольно трудно.

– Грицько з Архипом почнуть, а ми допоможемо… ты здесь побудь.

Ответить не успел. Послышался топот бегущих следом людей. Через мгновение звучит залихватский свист. Панас подхватывает свое копьецо и выскакивает навстречу противнику.

Чуть присев, ловит древком рубящий удар, отводит его в сторону, бьёт ногой в живот, опрокидывает своего противника на землю, и тут же добивает. А вот желто-сапожный поляк отбил натиск Архипа с Григорием, отскочил назад и прижался спиной к стене кузницы.

– Федір, третій втік – Слышен крик, перекрывающий шум драки.

Твою мать… Наш третий «друг», который сразу мне не понравился, увидев, что произошло с двумя первыми, ломанулся прочь со всех ног к стоящим поодаль коням.

Выдергиваю из-под сена «костолом» и бегу, но не за ним. Чтоб ляху удрать, ему надо добраться до лошадей, а потом еще по улице проскакать до околицы, а это метров двести. Мне напрямки – полсотни всего. Да вот только мой забег происходит на поле поросшему не скошенной травой. Бегу, выдирая сапоги из раскисшей после недавнего дождя земли, и обрывая зеленые побеги. Кажется, успел. Дорога просматривается на полверсты и беглеца не видно.

За спиной слышу приглушенный расстоянием хлопок и, тут же громкий крик раненого человека.

«Охотнички, блин. По-тихому, по-тихому…»

Укладываю ствол на развилку ивовых веток, взвожу. Слева слышен нарастающий звук топота копыт, из-за кустов выскакивает всадник, низко пригнувшийся к холке, он яростно настегивает лошадь.

«Один выстрел, один труп… Один выстрел… О… дин…»

Задерживаю дыхание и тяну спусковой крючок. Отдача мягко толкает в плечо, из дула вылетает облачко дыма, на миг скрывающее цель. Когда оно рассеялось, с моего места никого не видно.

Дергаю за рычаг, ловлю стреляную гильзу на лету и сую в карман. Вставляю новый патрон.

Что попал, знаю точно, с полусотни метров пулю кладу в яблочко, размером с пятак. Взял винтарь наизготовку и пошел глянуть на добычу. Целился в коня, так что, возможно «язык» еще живой, если шею не свернул. Легкое облачко пыли, поднятое падением всадника, уносится прочь под дуновением ветерка, открывая взору тушу убитого мерина, руку, вскинутую в приветственном жесте…

Сизое облако вспухает на срезе дула пистолета и глухой удар в грудь сбивает меня с ног. От неожиданности заваливаюсь навзничь и слышу удовлетворенное бормотание поляка.

Труп коня задергался, это лях яростно вырывался, пытаясь вытащить придавленную лукой седла ногу.

А я валялся на спине и шипел, словно болотная гадюка, ощупывая себя в поисках раны. Под руку попался правый пистолет, его рукоять разлохмачена попаданием пули и раскололась вдоль. Если бы не она, этот урод прострелил бы мне печень…

С воплем:

– СУКА!

Вскочил на ноги и, в несколько гигантских шагов подскочил к противнику. Он попытался сопротивляться, даже ткнул в мою сторону кинжалом, за что получил прикладом в лоб.

Ухватив за плечи, рывком выдернул из под убитой лошади, перевернул на живот и быстренько, его же поясом, связал руки. Привел в чувство, поставил на ноги – не тащить же мне его обратно на себе, пущай шагает.

Настырный гаденыш. Не успев выпрямится, хотел меня забодать, получил коленом в морду, а после того как упал, был жестоко отпиночен. Всю обратную дорогу вел себя как шелковый, только испуганно озирался и каждый раз вздрагивал, когда взглядом натыкался на мою угрюмую рожу. Адреналин кончился, я шагал на автопилоте, хотелось прилечь и маненечко отдохнуть, печень просто отваливалась.

– Случилось что? – спросил меня вышедший навстречу Архип, глядя на мою скособоченную фигуру.

Я показал расколотую пулей рукоять пистолета и рассказал как было дело.

Он коротко присвистнул:– Хранят тебя боги, Федор.

Схватил за шиворот мою добычу и поволок за сарай. Я сначала пошел следом, но передумал. Смотреть, как поляка потрошить будут… Ну их. Лучше пойду, доделаю то, что помешали гости незваные, соберу барахло, какое в кузнице нашел. Мусор с примесью металла, куски шлака, запрятанные под кучей золы пара прутов железа, половинку мешка нагреб все-таки.

Стена, построенная из тонких сосновых бревен, да еще со щелями, заткнутыми вываливающимся пересохшим мхом, имеют плохую звукоизоляцию. И все, что происходило на улице, было слышно внутри во всех подробностях.

Глухие шлепки ударов, короткие вскрики, невнятное, злое бормотание пленного поляка, переходящее в истошный крик, заткнутый, по-видимому, тычком в зубы. После этого на короткое время наступила затишье, а затем все началось сначала. Размеренный голос Архипа, задающего вопросы, и надрывные, полные боли, ответы поляка.

А потом все разом стихло и мне, вдруг, примерещилось журчание ручейка…

Закинув на плечо мешок с собранным хабаром, поспешил на улицу. Стреноженная лошадка никуда не делась, отковыляла чуток подальше от непонятных людишек и продолжила свое занятие, поедание подножного корма. Закидываю ей на спину поклажу, иду еще за одним тюком. Навстречу, из-за угла выворачивает Архип, оттирая на ходу руки сорванной травой.

– Анджей его звали. Так вот, пан Анджей молвил, что ждут хоругвь королевских латников. Они должны были еще седмицу назад прийти, а их все нет. Слухи ходят – недалече от Смоленска, столкнулись шиши с ляхами

Шадровитый плюнул на маленькое пятнышко крови, обнаруженное на пальце, стер пучком травы и отбросил в сторону. Вдруг улыбнулся:– Эти недоумки приняли их за охрану обоза, ну и навалились всей толпой…

– И большая толпа водилась?

Архип мотнул головой в сторону – Этот молвил, полтора десятка на березах да осинах поразвесили вдоль тракта, да волкам на поживу в овраг сволокли столько же, а сколько сбежало, то одному богу ведомо.

– Немалая ватажка… была…

– Ага, да атаман дурной. Это ж надо было, без догляду, сломя голову, на солдат кидаться…

За разговором, я снял путы с лошадки, потянул за недоуздок, сплетенный из конопли, и мы неторопливо покинули селище, уводя двух трофейных коней нагруженных барахлишком.

На поляне, в лесочке на краю селенья, нас ждал остальной отряд. Коротко рассказав Илье о стычке и полученные от пленного данные, быстро собрались и выступили. Идти еще несколько верст до следующего хутора, уже не надо, все, что нужно найдено и даже с небольшим перевыполнением. Теперь осталось унести ноги из этого поганого района. Враги здесь, не пуганные, шастают как у себя дома…

Пока их было мало… Но искушать судьбу и ждать нечто большое…

И как-то не лежала у меня душа идти дальше, уж очень не хотелось.

Как банально не будет звучать фраза, но…

«Скрипит потертое седло и ветер холодит, былую рану…»

Седло, на самом деле старое и затертое до безобразия, на нем видны следы многочисленных ремонтов.

А вот вечерний ветерок приятно остужает испарину, выступающую на лбу при резких движениях. Синячище, размером с суповую тарелку, закрыл правый бок и, кажется, стремиться заползти на спину. Так мне кажется, ибо все, что успел, это на пару минут задрать рубаху и быстро глянуть – что там?

Радует, что ребра целы, могу глубоко вздохнуть и резко выдохнуть. Но, от греха подальше, на первой же остановке, попросил стрельцов и мне помогли наложить тугую повязку.

Теперь двигаюсь с грацией робота – поворачиваюсь всем торсом, не нагибаюсь, а приседаю и шарю перед собой рукой в поисках упавшего ножа.

* * *

Полная луна, забралась на самую верхотуру и весело скалиться оттуда, заливая мертвенно бледным светом лесные стежки-дорожки. Зрелище ночного леса…

Если бы мне не было так х… плохо, наверно оценил бы красоту по достоинству. Все приобрело, четкие грани и нет полутени, есть свет и тьма… Чернильная темнота леса перемежается серебреными лучами, расплывающимися в туманной дымке, поднимающейся от разогретой за день земли.

Когда заорал филин, я чуть в портки не наложил с перепугу, а мерину – хоть бы хрен по деревне, дернул обрубленным ухом, да всхрапнул (наверно, выругался на своем, на лошадином). Встряхнул гривой и зашагал дальше, как ни в чем ни бывало.

Бесплотными тенями скользим по лесным тропам – легкий шорох одежды, позвякивание амуниции и тяжелая поступь нагруженных лошадей выдает в нас людей, а не лесных призраков.

Я даже задремал и ненадолго провалился в бездну сновидения…

И снился мне бронежилет, да так явственно, что почувствовал на плечах его тяжесть, ощутил под рукой все изгибы и влажную поверхность(!)

Когда очнулся, первая мысль была – надо протереть, не то заржавеет.

Потом понял, что наглаживаю сам себя, а мокро, так это роса выпала. Ночной воздух просто напоен влагой и, от этого похож на густой кисель. Старики говорили – ежели такое, то быть вёдру.

С шумом втянул в себя лесные запахи…

Пряно-влажный аромат прелой листвы – в нем чувствуется легкая примесь грибного запаха и еще чего-то таинственного, непознанного.

В темноте послышался стук кремня, посыпались ослепительно белые искры… Красный свет факела разорвал ночную темноту.

Все очарование закончилось и пришли суровые будни. Чья-то грубая рука хлопнула по ноге и хриплый голос одного из стрельцов, ласково ссадил меня с мерина:– Федор, слазь, ужо приехали.

Тяжело слез с седла, едва успел цапнуть свой мешок с барахлом, и верная коняшка исчезла в темноте, уведенная прочь.

Спросил у первого попавшегося – где Илья?

Движением руки был послан по маршруту: – Туды пошел…

Они чего все совы да филины и видят в темноте? Я пока добрался, чуть лоб не расшиб о внезапно выросшее на пути дерево, и пару раз запнулся о торчащие из земли корни.

Расположившись на бревне у костерка, горевшего в яме, засмотрелся на огонь…

На это можно смотреть вечно…

Мне всучили в руки кружку с горячим отваром, ломоть серого, ржаного хлеба посыпанного крупной солью и кусок вареной оленины.

Спать расположился тут же у костра, на лапнике, подложив под голову мешок и укрывшись попоной.

Лета ХХХ года, Сентябрь 8день

Разбудили меня, можно сказать – нежно.

Архип постучал по пяткам, мыском своего сапога:– Федор, жрать будешь?

– А что, уже дают? И чем кормят раненых? – Спросил, не открывая глаз, да еще постарался, поплотней укутаться в импровизированное одеяло.

– Давно, ужо все поели, один ты спишь словно сурок. А пораненным березовую кашу дают. – со смешком в голосе поставил передо мной плошку, наполненную, судя по долетевшему запаху, овсяной кашей с мясом. Подлый желудок заурчал сердитым котом.

Проворчал вполголоса: – Вставайте граф, вас ждут великие дела.

Сел, протер опухшие со сна глаза и, зевнув во всю широту души, потянулся: – С добрым утром, Архип.

– И тебе не хворать. – Подобрав с земли сучок, он шерудил в кострище, что-то выкатывая из него.

Сначала подумал – картошка, ан нет. Он ловко откатил камешек в сторонку и слегка стукнул по нему.

Над поляной потек восхитительный аромат свежезапеченого мяса.

Я невольно сглотнул слюну и Архип, заметив это, снисходительно спросил:– будешь?

В ответ подставил плошку с кашей, куда он и переложил мясо.

Первые несколько ложек были съедены в полном молчании – блаженствовал. Либо так проголодался, либо это так на самом деле вкусно…

– Архип, а где Илья?

– Спишь долго. Он еще затемно, стрельцов отрядил в наряд на дорогу и дальний дозор. Скоро ужо должен возвернуться.

Закончив завтракать, пошел совершать утренний моцион. Опосля была перешнуровка моей тушки – повязка за ночь ослабла, обработка синяка настойкой бодяги и утяжка. Немного посидели с Архипом, поболтали о всякой всячине и разошлись по своим делам.

Я сидел на разостланной на земле попоне и, матерился сквозь зубы, снаряжал мины. Несмотря, что большая часть работы была сделана еще дома, вещица все-таки трудоемкая и нудная, а я сгибаюсь с трудом.

Из-за кустов, с поляны по соседству, слышался веселый перезвон – это выделенные мне в помощь стрельцы, со слезами на глазах, портили шикарные вещи. Стальные нагрудники, снятые с убитых немцев, должны были быть расплющены и из них будут сделаны крышки на котлы. У одного из гансов в мешке нашли даже обрывок кольчуги, невесть каким образом туда попавший. Дрянные ножи, прутки из сырого железа, сломанное оружие – рубилось на мелкие кусочки.

В пылу разрушительной деятельности даже попробовал собрать медные монеты у стрельцов, дабы использовать их в качестве картечи. После непродолжительных дебатов, был послан десятником заниматься общественно полезным трудом и не смущать молодые, неокрепшие, умы всякими глупостями.

Весь металлический хлам укладывался поверх мешочков с порохом, накрывался куском кожи, поверху шла крышка из нагрудника. Вся эта конструкция, стягивалась проволокой и обмазывалась смолой.

Все наличные запасы денег, как ни ворчал Илья и присоединившийся к нему Архип, я все-таки изъял. Пришлось пообещать каждому, под честное пионерское, что верну в двойном размере. Богатенькие буратины, цельный килограмм в карманах таскали, так что последняя мина получалась денежная, в прямом смысле этого слова. Польские злотые и немецкие талеры соседствовали с русскими рублями. Монеты между собой склеил смолой и уложил плотными рядами. Вот уж кому-то повезет…

А где прикажете, посредине этих смоленских джунглей, найти россыпь галечника для картечи?

Вот что за жизнь такая? С утра согнутся не мог, теперь разогнутся. Кряхтя, словно старый дед, прибрал за собой инструменты, остатки пороха… Осталось килограмма три.

Какой-то остаток, ни рыба ни мясо, ни туда ни сюда-а…

– О! – Я поднял палец кверху. – У нас остался резерв ставки главного командования, отрядный котелок.

На ум пришла совсем дикая идея: состряпать из котелка – гранатомет. А что? Может и сработать.

На донышко кладем вышибный заряд, накрываем куском деревяшки со сквозным отверстием, через него проходит проволочный крюк, за который цепляем предохранительные кольца всех гранат. Надо будет предварительно запал обрезать, на мгновенный взрыв, иначе выкинет их вверх, а взорвутся на земле. Ежели укоротить, как раз будет. Выбросило, сдернуло чеку, отскочила скоба, хлопнул капсюль, загорелись остатки дистанционной трубки – вспышка и воспламенение основного заряда.

По времени выходит секунда – полторы, как раз хватит, чтоб гранаты закинуло на три метра.

На это безобразие нужно-то всего грамм тридцать, сорок пороха… И куда девать остатние три кило? Оставим, на всякий случай.

– Федор и не проси. – Илья сидел в обнимку с котелком и смотрел на меня, словно я враг народа.

– Илья, ну будь человеком, отдай, на благое дело прошу. Я его на дороге прикопаю, может и целым останется.

– Уйди, ирод. Который раз молвлю – не дам. Ты, эвон осемь штук спортил, еще и этот удумал… Иди отсель. А завтра с утра, что жрать будешь? Дулю с маслом и шиш в прикуску?

Да уж, это я как-то не подумал. Война войной, а обед-то, по распорядку.

– Все, убедил, не кипятись, не то пар из ушей пойдет. Не дашь, так и не надо. Сейчас поем, возьму ружье и пойду на дорогу. Остановлю, какой-нибудь обоз, убью всех людишек, собак, кошек, перестреляю всех коней, возьму у них гребаный котел и подарю тебе, мой друг Илья.

Десятник поставил предмет моей «тайной страсти» рядом с кострищем, вытер испачканные руки о портки. Знаком подозвал одного из стрельцов, случайно оказавшего поблизости, забрал у него ружье с патронташем и перекинул через плечо: – А чего ждать-то, айда…

– Э-э. Я голодным на татьбу не хожу. Пока дядя Федор трудился в поте лица, его даже ни разу поесть не позвали.

– От вы гляньте на него… А кто тебя два раза звал:– Феденька, пойдем, кашка готова.

А что ты в ответ молвил? Я таких слов и не ведаю, а кои ведаю, повторить срамно.

На лице Ильи была написана вселенская обида, а в глазах жгучее желание, прийти вечерком, и чтоб под запись, услышать все заново…

Я встал и поклонился в пояс, – Прости за ради Христа, господин десятник, бес попутал. Дюже голодный был.

– Кто? Бес али ты?

– Тьфу на тебя, Илья, ты как Агрипина к словам чипляешся. Слово молвить нельзя попусту, враз все повернет к своей выгоде.

Дяденька, покорми сироту, сирую да убогую, – И скорчил свою коронную рожицу из Шрека.

Илья склонился к костру, откинул накрывавший котелок кусок коры, поднял и протянул мне:

– Токмо котел верни, да помыть не забудь.

Я одной рукой принял посудину, вторая уже тянула из-за голенища сапога, ложку, завернутую в чистую тряпицу, а задница опускалась на обрубок бревна.

Маловат котелок, пять гранат не войдут, только три.

Дурацкие мысли в голову лезут… Нет бы подумать о возвышенном… Желудок сытно мурлыкнул и зашептал на ухо, – А вот сейчас, спою.

Облизав ложку, аккуратно завернул и убрал на место. Потянулся с грацией сытого кота, но, увы, спать нельзя. Надо идти на тракт, разводку делать, провода закапывать, места под мины определять, себе огневую позицию готовить.

* * *

– Здесь будет город заложон, – Пробормотал вполголоса чью – то патетическую фразу, осматривая выбранное место, поплевал на ладони и начал копать.

Пан Анджей сказал много и ничего. Воинский конвой это или отряд, идущий на пополнение армии Владислава? Если конвой, то может и везти часть денег, а если нет… А если нет, полякам не повезло, попадут под раздачу. Точно. Полякам… Можно ли доверить сопровождение казны наемникам? Я бы, лично, их на пушечный выстрел не подпустил. Не думаю, что подскарбий глупый человек и, наверно, назначил проверенных людей, иначе, Радомский казначейский трибунал снимет голову на раз. Можно ли принять за факт – это везут жалование наемникам? Если добавить оговорку пленного про королевских латников… С некоторой долей сомнения, можно. Хоругвь может иметь в своем составе от ста до двухсот всадников. При сотне состоят также обозные слуги, которые обслуживают повозки с запасами, копьями, порохом, провизией и прочим хабаром. Таких повозок, обычно двуконных, может быть не одна или две, но гораздо больше. Ездовой должен уметь готовить еду, добывать продукты и заниматься ремонтом поврежденного снаряжения. И могут не только коням хвосты заносить, часть из них, точно знает – с какой стороны надо держаться за саблю или куда в мушкете сыпать порох. Сюда можно смело добавить еще с полсотни человек пехоты, не будут же родовитые паны нести охрану табуна своих коней и лагеря и прочие черные, с их точки зрения, армейские работы.

Хотя, при наличии обозников…

Блин, мало точных данных, одни рассуждения, гадание на кофейной гуще.

Но обслуга представителей казначейства, по логике, должна быть…

А чего я себе голову забиваю всякой ерундой? Придет обоз, вот тогда и будем парить мозг, а пока надо яму копать… Чтоб все гады в неё влезли.

Под лезвие лопаты попал очередной корень, хорошая штука саперная лопатка, в два взмаха перерубил и продолжил копать дальше. Стрельцы – практичный народ с хозяйственной жилкой, покрутив в руках, вынесли вердикт – вещь конечно стоящая, но в хозяйстве ненужная.

Ну, вот и все, закончил.

Через еще не опавшую листву куста дикого боярышника просматривается дорога, все две с лишним сотни метров, вплоть до поворота. Мины мои не заводские, рассеивание у них чертовски большое, а действие самодельной картечи наподдается, хоть каким-то ни было, расчетам.

Поэтому гарантировать могу только метров десять, на таком расстоянии, если не картечь, то взрывная волна точно покалечит крайних всадников.

О! Филин заухал и стрелец из-за дерева машет веткой. Опять кого-то черти несут…

Достали уже, не тракт средневековый, а автобан какой-то, с регулярностью в час какая-нибудь сволочь пылит по дороге. Шастают как у себя дома – туда, сюда, туда, сюда…

Поздно вечером, уставший как две собаки, перемазанный сосновой смолой, землей и еще хрен знает чем, но – по самые брови, вернулся в лагерь, едва волоча ноги. Долго и нудно оттирал руки и отмывал лицо.

Когда мне сунули плошку с кашей, так едва не уснул над ней.

Всё, абсолютно все, пришлось делать самому, даже залезать на две сосны. Прикидывал – как они упадут после подрыва, ну никак не получалась, чтоб было правильно. Пришлось поработать белкой-лесорубом, лезть на самую верхотуру, обвязывать вокруг ствола веревку, перекидывать на соседнюю сосну. Спустится с этой, вскарабкаться на ту, поработать немного топором, подвязать вервицу. Ни в жизнь не полез бы, но больно удобно эти два дерева стояли – пышная крона обоих гарантировано накрывает кусок дороги. После такого, ни о какой атаке со стороны конницы можно не беспокоиться.

Сейчас посижу немного, отдохну, и надо сделать последнее на сегодня. Отвезти батарейку, если хватит времени, собрать и залить уксусом.

Звезданутое небо сияет мириадами звезд, рассыпанных по черному ковру космоса. Неуловимо для глаз, мелькнула крохотная искорка метеора…

Поворчал немного для приличия, пока разбирался со спальным местом. Улегся, спину греет ласковое тепло, исходящее от углей костра, а лицо холодит прохлада ночного леса. Спать… Спать…

Мамина ладошка нежно проводит по щеке, приглаживает непослушный со сна вихор. Она так низко наклонилась, что маленькая прядь волос щекочет мне ухо. И я слышу её ласковый шепот: – Феденька, просыпайся, в школу пора. – целует в щеку…

– Ты глянь как лыбится, даже будить жалко. Федя, просыпайся. – Меня как кутенка, за шкирку, приподнимают и трясут.

Опущенная голова вяло болтается, сил сопротивляться совсем нет, с трудом открываю глаза.

В красном свете костра видны фигуры людей и две из них, теребят меня.

– Что надобно?

– Ляхи встали на ночевку в десяти верстах отсель. – Узнаю голос Архипа.

– И что? Они сегодня целый день по тракту шатались толпами. – Я туплю по-черному, мозг спит.

На голову неожиданно льется поток холодной воды, ледяные струйки скользят по шее и затекают за шиворот. Пытаюсь вырваться и начинаю материться.

Илья, узнал в потемках по голосу, дает совет Архипу:– Отпускай, кажись, проснулся.

– Нельзя без этого? – Стаскиваю с себя мокрую рубаху и замахиваюсь на Илью, облить меня – его рук дело:

– У-у, антихрист.

– Доглядчики пришли, коих я посылал, молвят – ляхи становище в десяти верстах от нас поставили.

Вспоминаю виденные фильмы и наобум задаю вопрос, – А возка, целиком деревянного, там случайно нет? И, чтоб, у него дверка была позади и с окошком зарешеченным.

Они переглянулись. Илья пожал плечами, – Сказывали, возов двуконных, беленой дерюгой крытых, почитай – два десятка. И телег, простых, с пяток будет.

– А что телеги везут? – Илья меня не расслышал, ибо я в этот момент копался в своем мешке, выискивая сухую одежку.

Я повторил, он почесал в затылке, – Федь, я тебе стрельцов приведу, их и пытай.

И, с этими словами, растворился в ночной темноте.

– Федор, а на кой тебе ведать про телеги? – Спросил Шадровитый.

– Архип, из Кракова оказия едет к Владиславу – что нужно для воинства? Зелье да свинец. Сколько пороха можно положить на телегу?

– Пудов пятнадцать, не боле, иначе лошадей заморишь.

– Свинца, думаю, столько же. – Я подсчитал результат, – Получается восемьдесят пудов пороха или столько же – но свинца. Но полагаю, что все-таки зелье, оно быстрей кончается.

Я натягивал через голову рубашку и пропустил очередной вопрос от Архипа. – Извини. Не слышал. Ты чего спросил?

– Подумаешь, зелье везут али свинец…

Я перебил его, – Ежели в него случайная пуля попадет, или не дай бог, граната – убьет всех, кто окажется ближе сотни саженей.

В темноте послышался хруст сухих веток под подошвами сапогов, в круг света вошли двое. Десятник и стрелец, среднего росточка, на голове надета шапка – «пирожок», из-под которой торчать два ярко малиновых уха – лопуха.

– Федор, вот тебе Гришка, он в доглядчиках был и все тебе сам обскажет.

– Илья, не в службу, а в дружбу, скажи ребятам, чтоб начали грузить лошадей.

Он улыбнулся, – уже. Короб с кувшинами и уксусом забираешь? Брать бережно, аки младенца…

Я над этим ящиком трясся, словно кащей над златом. На испытаниях батарея исправно зажигала запал на трех сотнях метров самопальных проводов и лишиться сейчас хотя бы одной банки, довольно рискованно, а вдруг – не сработает?

– Гриша, – Похлопал по бревну рядом с собой, – присядь. Не люблю так разговаривать.

Дождался когда он, сняв с головы шапку и судорожно зажав в кулаке, сел в напряженной позе, словно кол проглотил.

– Я спросить хотел… – начал расспрос добродушным тоном.

Когда, приблизительно, через половину часа вернулся Илья, мы сидели с Гришей и довольно спокойно беседовали. Я узнал, что хотел и, даже, немного больше.

На двух подводах везли свинец, это если судить по виду груза, плоская поверхность едва выступает над низкими бортами. Плотно укутана дерюгой и перевязана веревками. Три оставшиеся, про них мог сказать с полной уверенностью, везли порох. А что можно возить в бочках? Вино? Вино никто не будет оставлять на отшибе лагеря, ближайший костер разожгли в полусотне метров и часового выставили. Вот уже и некоторая определенность появилась.

Поляков Григорий рассмотрел и смог описать во всей красе и лицах. По описанию, из которого, понял с пята на десята, надето на них: железный шлем-мисюрка, стальной нагрудник, металлическая чешуя, закрывающая плечи и руки. Поверх доспехов наброшены шкуры и у всех разные, много волчьих, есть медвежьи, а у двух особо богатых, даже имеются тигриные. Из оружия: сабли, пики, мушкеты (обозвал пищалями) щиты. Спросил о пистолетах, в ответ стрелец пожал плечами:– не разглядел – далече до ворога было. И, пожалуй, самое главное – верховых они насчитали восемь десятков, может и чутка поболя будет. Так же есть пехота, этих они посчитали точно – полусотня.

Уже когда закончил расспрос и я отпустил парня, он отошел на пару шагов остановился, потер лоб, словно вспомнил что-то – вернулся:

– Федор, когда обоз на поляну выехал и возы в круг стали ставить, – Он замялся. – Мне привиделось, что пешцы сами по себе идут, – он окончательно смешался и замолк.

– Это как так?

– Сначала ляхи на поляну из леса вышли и только опосля того как последний воз в круг стал, подводы подъехали и с краю стали. Немцы шатер обособливо становили и свой костер жечь начали, и к соседям не ходили.

– Ступай. – отпустил стрельца заниматься общественно – полезным делом.

– Илья, – обратился к десятнику – Архип еще не убежал на поляков смотреть?

– Да, нет, вон со своими о чем-то молвит.

– Зови его сюда, надобно обдумать – что делать будем.

Время поджимало, поэтому пошли сами.

– Архип, отойдем на пару слов, – Я довольно бесцеремонно перебил его разговор с парнями.

– Чего надобно? – С недовольным лицом откликнулся тот.

– Я смотрю, ты на войну собрался? – Кивком головы указал на пистолет и лежавший под ним патронташ.

– А чего просто так порты просиживать, пойду, посмотрю – кто к нам в гости пожаловал?

– Так и я про тоже. Мы с Ильей хотим…

– Грицко, Панас, погуляйте пока. – Архип царственным жестом указал на попону рядом с собой:

– Сидайте.

Дождался когда уселись:

– Сказывайте.

Мы с десятником переглянулись, и он кивнул мне – говори.

Минут за десять я рассказал все, что узнал от разведчика, и высказал свои предложения. Архип слушал внимательно, не перебивал, Илья сидел рядом, изредка кивая в знак согласия. Потом были непродолжительные жаркие дебаты. В основном, они касались тактики. Я настоятельно просил, даже требовал, после подрыва мин обождать некоторое время, чтоб рассеялся дым, они хотели сразу с криками «ура» идти в штыковую. Я предложил закидать пехоту гранатами, меня послали к черту.

– Сам кидай, тебе ведомо как, вот ты и швыряйся ими.

Сошлись на том, что последнюю мину, ставить буду в крайний момент, а к стану поляков выедет разведчик и посмотрит – как они пойдут. Потом поспорили кто: где, какую позицию занимать будет. Пришлось, чуть ли не на спичках, тянуть жребий (Архипу с Ильей) Мне-то по барабану, я себе уже окоп отрыл. Поговорили о людях. Здесь банковал Илья.

Расклад получился такой. Я, мои стрельцы и еще троих дает десятник, держим голову колонны. Архип, казаки и пятеро стрельцов – по центру. Илья с пятнадцатью парнями наваливаются на хвост.

Я еще раз предупредил – до взрыва мин головы от земли не отрывать, и пообещал:

ежели кого пришибет али поранит – поубиваю лично. Сначала долго стреляем и только после этого идем вперед. Начало атаки Архип дает свистом.

Илья уточнил у меня детали и ушел оправить стрельцов приглядеть за поляками да прислать мне людей на подмогу. Я собрался отправиться на дорогу расставить мины по местам, установить батарею и залить её уксусом, пусть заряд набирает.

Надо её вообще переделать. Вернусь, закажу гончарам квадратные банки, так будет более компактно, прослойку сделаю из войлока. Анод, катод отперфорирую для повышения площади соприкосновения кислоты с металлом. Это все должно будет уменьшить габариты и вес в сравнении с прототипом, раза в три точно, при сохранении текущей мощности. Понадобится или нет этот девайс, это дело десятое, пусть будет… О, мысль проскочила, собрать штук двадцать в единый блок, сделать трансформатор и соорудить точечную сварку. Ствольные коробки собирать.

* * *

 
…И летит маленький комарик,
и в руках его горит крошечный фонарик
 

Луна, как будто специально, спряталась за тучу, а темень – стала хоть глаз коли. Сел прямо на землю и сижу, жду, когда эта звезда вампиров включится вновь, с тоской смотрю на небо в обнимку с десятикилограммовой миной. Меня начинает пробирать дрожь, от ночной прохлады. Я снял с себя исподнюю рубаху, нацепил на шест, отдал одному из стрельцов, вон чудо, стоит на дороге, отсвечивает. Вот на это белое пятно и ориентируюсь, устанавливая мины. Слава богу, это последняя.