Текст книги "Путешествия в тропики за самоцветами"
Автор книги: Алексей Беус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Гранильная мастерская «Эмпресо» помещалась в старых кварталах Боготы, но недалеко от центра. По узким улочкам доктор Антонио Эразо, руководивший этой отраслью деятельности компании, привел меня к невысокому, весьма капитально выглядевшему зданию с массивными железными воротами. Он открыл своим ключом тяжелую калитку, и мы попали в сложный лабиринт дворов и двориков, преодолеть который можно было, лишь будучи знатоком этих мест. Наконец после многочисленных поворотов мы подошли к нужной двери, открывать которую пришлось уже другим, специальным ключом. В маленьком вестибюле перед нами оказалась довольно узкая лестница, ведущая на второй этаж. Он представлял собой огромный светлый зал, разделенный стеклянными перегородками на несколько комнат. Сплошные высокие окна практически заменяли одну из стен этого помещения, и яркие лучи, проникавшие снаружи, казалось, усиливались белоснежными стенами и белыми халатами миловидных девушек, безмолвно склонившихся над маленькими шлифовальными станками.
Здесь гранили изумруды, и каждый природный искристо-зеленый кристалл или обломок кристалла проходил в этих огороженных стеклянными стенками ячейках длительную процедуру, прежде чем превратиться в сверкающий отполированными гранями драгоценный камень, создавший славу колумбийским джунглям. Перед тем как пустить природный, поступивший из копей изумруд в обработку, руководитель мастерской, обладающий солидными знаниями в кристаллографии и кристаллооптике, рисует схему кристалла, определяя в нем направление оптических осей. Без знания этого кристаллу при огранке трудно придать правильную ориентировку, которая бы максимально выявляла замечательные световые эффекты драгоценного камня. А это не всегда легко, так как в огранку идут не только хорошо образованные кристаллы с ясными природными гранями, но также и почти бесформенные обломки, по которым только знаток может угадать первоначальную форму кристалла, выращенного природой. После того как схема нарисована и руководителем даны указания, как гранить камень, он попадает во вторую комнатку, где из него тонкими алмазными пилами выпиливают заданную заготовку.
Затем в следующей стеклянной комнатке идет грубая огранка кристалла, после которой он переходит в группу окончательной огранки и наконец в группу полировки. После этого сверкающий зеленый кристаллик тщательно взвешивается и заносится в инвентарную книгу под специальным номером. Теперь это уже драгоценность, золотой фонд страны.
В тот день в обработке находился материал среднего качества по цене примерно 150 долл, за карат. Камни в большинстве своем имели не очень густой цвет, в некоторых проглядывались тоненькие трещинки. Изумруды же высокого класса ценятся дороже брильянтов аналогичного веса. В этом случае с каждым камнем занимаются особо опытные мастера и весь процесс огранки и шлифовки проходит в одних руках. Спрашиваю: «Сколько камней огранили сегодня?» Оказывается – 36, в среднем по полкарата камень. Прикидываю в уме: 36 камней – это восемнадцать карат, т. е. около 2700 долл. Да, если бы подавляющая часть добычи колумбийских изумрудов не шла контрабандой мимо рук государства, какой бы это мог быть источник иностранной валюты для страны! Американские экономисты подсчитали, что если бы вся продукция изумрудного сырья шла законным путем, то этот драгоценный камень по валовой стоимости годовой добычи стоял бы на третьем месте в стране после угля и золота. Общая стоимость добываемых в Колумбии изумрудов оценивается порядка 7–8 млн долл, в год. Лишь одна десятая этой суммы регистрируется в настоящее время государством, т. е. не попадает в карманы контрабандистов. Нужно сказать, что колумбийские изумруды, особенно добытые в районе Музо, – это действительно замечательные камни. Такого глубокого зеленого цвета с каким-то непередаваемым голубоватым оттенком не имеют больше ни одни изумруды из других месторождений мира. Раз увидев изумруд высокого класса из Музо, его невозможно забыть, и вы узнаете этот камень среди других изумрудов в любой коллекции или музее вдали от жаркой Восточной Кордильеры.
Мне вспоминается, как при осмотре сокровищницы шаха Ирана в Тегеране мы с особенным вниманием разглядывали бесчисленные рубины и изумруды, украшавшие одежду, оружие или просто лежавшие, как в музее, на ярко освещенных стеклянных витринах. Большинство рубинов, по-видимому, происходило из Бирмы – стародавнего поставщика этих чудесных кроваво-красных камней. А вот изумруды, судя по цвету и облику ограненных и особенно неограненных кристаллов, несомненно, пришли в сокровищницу шаха с наших Уральских гор, в этом не было никакого сомнения. Было приятно, когда сопровождающий нас служитель подтвердил уральскую родину зеленых самоцветов. Вероятно, прекрасные камни Урала поступали в Персию еще по древним караванным путям, связывавшим Русь с южными странами. Камни из наших знаменитых уральских месторождений казались почти родными. Но вдруг в одном из драгоценных головных уборов мы увидели удивительного оттенка и красоты крупный изумруд. Очень знакомый, но, без сомнения, не уральский. Так это же колумбийский^ Но служитель в сомнении, он не помнит, чтобы здесь были колумбийские изумруды, хотя нужно проверить по записям в книгах. Ну что ж, возможно, это и ошибка, и мы уходим из сокровищницы полные впечатлений от сотен чудесных самоцветов, и они еще долго играют перед глазами неповторимой палитрой зеленых, красных и голубых тонов. А наутро нам позвонили из сокровищницы шаха и сообщили, что они проверили по книгам происхождение взволновавшего нас изумруда и он действительно оказался колумбийским.
Мне пришлось посетить Колумбию еще раз, и вновь с колумбийскими друзьями мы отправились для продолжения начатой работы в район Музо, бродили по залесенным ущельям и горным склонам, проверяли наши выводы и предположения, которые начали приобретать уже вполне осязаемую форму. Дело в том, что разработать схему геохимических поисков изумрудоносных пород, надежно укрытых почвами и густой тропической растительностью, оказалось гораздо труднее, чем это представлялось сначала. В отличие от всех прочих месторождений изумрудов мира породы Музо после лабораторных исследований не показали повышенных содержаний каких-либо металлов – спутников бериллия, а также и самого бериллия. Могло показаться, что у этих пород отсутствуют так нужные нам геохимические признаки, которые позволили бы отличать и выделять их при проведении геохимических поисков. Но этого не может быть. Ведь горячие растворы, принесшие в черные углистые сланцы карбонат кальция – кальцит и немножко бериллия, неминуемо должны были повлиять на химический состав первоначальных сланцев. Нужно только разобраться, что же еще они могли принести в измененные породы.
Ответ пришел после микроскопического исследования изумрудоносных сланцев. Под микроскопом в тончайших прозрачных пластинках-шлифах, приготовленных из сланцев, повсюду были видны мельчайшие прямоугольные пластинки – кристаллики альбита. Они проникали по тонким трещинкам в прозрачные зерна кальцита или гнездились в скоплениях черного углистого вещества, как бы расталкивая своими геометрически правильными гранями углистые чешуйки. Присутствие альбита в изумрудоносных породах значило, что растворы, образовавшие месторождение изумруда, несли в своем составе натрий, элемент, достаточно широко распространенный в горных породах земной коры, но в общем-то мало типичный для обычных углистых сланцев.
Для этих пород гораздо более характерен другой широко распространенный щелочной элемент горных пород – калий. Решаем провести дополнительные анализы всех наших проб на калий и натрий. После получения первых же цифр убеждаемся, что мы на правильном пути. В донных осадках речушек, собирающих воды, которые омывали изумрудные породы, натрия содержится в десять раз больше, чем в илах рек и ручьев, текущих за пределами этих продуктивных на изумруды геологических зон. Обратная картина наблюдается с калием. Та же самая закономерность оказалась характерной и для почв, перекрывающих изумрудоносные породы.
Таким образом, по содержанию калия и натрия в донных осадках и почвах, а лучше всего по отношению содержания этих элементов, по-видимому, можно выделять скрытые под покровом джунглей участки пород, продуктивные на изумруды. А это уже кое-что. Значит, можно рекомендовать проведение широких геохимических поисков изумрудоносных пород путем систематического отбора проб донных осадков из многочисленных речушек и рек, пересекающих заросшие джунглями склоны Восточной Кордильеры, и последующего анализа проб на натрий и калий. А как только будут выявлены продуктивные площади, можно перейти и на опробование почв, с тем чтобы уже более точно оконтурить изумрудоносную зону.
В общем этот этап работы можно считать законченным. Написан отчет, направлены статьи в научные журналы, теперь дело за практической проверкой наших выводов.
Она не заставила себя долго ждать. В мае 1973 г. Программой развития ООН в соответствии с предложенными рекомендациями был организован «Проекто де Эсмеральдас» (Проект «Изумруды»), в задачу которого и была поставлена проверка разработанных нами геохимических признаков присутствия изумрудоноснык зон, скрытых под почвой и густой тропической растительностью. В данном случае проект представлял собою довольно большую геолого-поисковую экспедицию, которая начала работу в джунглях Восточной Кордильеры в начале 1974 г. В составе экспедиции трудился международный коллектив из пяти высококвалифицированных экспертов, каждый из которых представлял определенную геологическую специальность, и девяти колумбийских геологов. Руководителем проекта был назначен мой давний и хороший знакомый голландский геолог Питер Баккер.
Геологи немедленно приступили к опробованию донных осадков многочисленных речек и ручьев, прорезавших узкими долинами ярко-зеленые залесенные склоны холмов и невысоких гор. В лаборатории экспедиции, оснащенной современным аналитическим оборудованием, отобранные в джунглях пробы донных осадков без задержки анализировались в первую очередь на такие обычные элементы, как натрий и калий. До тех пор, пока в пробах калий резко преобладал над натрием, никто не беспокоился. Это было в порядке вещей. Но вот в пробах из какого-либо бокового притока появились высокие содержания натрия. Стоп. Это то, что нужно. Весь склон, с которого идет снос в этот приток, должен быть внимательно обследован. При необходимости, если все закрыто растительностью, нужно провести дополнительное более детальное опробование донных осадков и почв, с тем чтобы выяснить, где же залегает изумрудоносная зона. После этого следует вскрыть зону канавой, шурфом или небольшим карьером и определить, насколько целесообразна экономически ее эксплуатация с целью добычи изумрудов. Конечно, первая оценка может быть сделана лишь приблизительно. Для более точного промышленного заключения необходимо проведение значительных объемов горных работ. А это проекту уже не под силу.
В течение года геологи и геохимики, работавшие в проекте, при помощи геохимических методов обнаружили несколько не известных ранее изумрудоносных зон. Одна из них, в долине речушки Пачо, оказалась особенно интересной. Шаг за шагом, исследуя распределение натрия в почвах, геологи подобрались к небольшому обрывчику в верховьях ручья. Уже издали они увидели в черной, как уголь, породе переплетение тонких белых жилок кальцита. Конечно, в обнажении пришлось покопаться. Но несколько, хотя и мелких кристалликов ярко-зеленого изумруда, разве это не награда, заслуженная геологами в течение многих месяцев работы в жарких джунглях Восточной Кордильеры.
И вот в конце 1974 г. я вновь был направлен Секретариатом ООН в Колумбию для того, чтобы оценить результаты проведенных работ и совместно с персоналом экспедиции разработать рекомендации для продолжения поисков и разведки изумрудов. Опять Богота, встреча со старыми друзьями и многочисленные новые знакомства. Внешне город заметно изменился, появилось много новых высотных зданий, тут и там виднелись еще недостроенные здания. Строительный бум, о котором я читал перед выездом в американских газетах, видимо, продолжался. Но если не задирать голову, а просто смотреть вдоль одной из широких авенид города, то все кажется таким же как и было. Пестрый, шумный поток оживленных горожан заполняет тротуары. Еще бы, по прошлогодней переписи население Боготы достигло почти трех миллионов. Мужчины в белых рубахах и шляпах, черноглазые колумбийки в ярких руанах, полуголые ребятишки, неизвестно зачем снующие в толпе в ту и другую сторону. То и дело на улицах попадаются фрутерии, аромат фруктов от которых перебивает даже запах бензиновой гари от множества машин, проносящихся по улице. Трудно побороть соблазн, чтоб не зайти в первую же попавшуюся фрутерию и не выпить только что приготовленный сок апельсина, гуаявы или такого типично колумбийского удивительно вкусного фрукта, как куруба.
После приезда неделя проходит в обычных для подобных поездок деловых встречах, беседах и совещаниях. Свободного времени совершенно не было, но, наконец, закончив официальные переговоры, мы собрались выехать в поле.
Изумрудоносный район в общем-то начинается не так далеко от Боготы. Дорога до месторождения Пачо, открытого экспедицией сравнительно недавно, заняла всего три часа. Однако за это время наш «лендровер» проник довольно далеко в глубь Восточной Кордильеры. Изумрудно-зеленые холмы предгорий с банановыми плантациями на склонах сменились глубокими долинами, заросшими тропическим лесом. Посадки бананов как-то сразу переместились вниз, туда, где склоны переходили в дно долины, по которому обычно шумел и пенился горный поток. Местами автомобильная дорога проходит словно в зеленом коридоре. Да, нелегко геологам работать в этих условиях. Любая попытка проникнуть в сторону от реки, ручья или редкой в этих местах дороги требует прорубки просеки. А прорубить ее в столь густых зарослях, даже минуя все более или менее крупные деревья, это дело непростое, требующее больших затрат труда и времени.
Обсуждая эти нелегкие проблемы, наша группа в конце концов доехала до маленького белого домика, который оказался базой работающего здесь геологического отряда. Думая, что автодороге пришел конец и не видя в окрестности домика ни мулов, ни лошадей, я без энтузиазма оценил расстояние, которое придется прошагать до выявленной изумрудоносной зоны. По карте получалось километров семь. Но опасения оказались напрасными; на машине можно было доехать почти до места, непроходимые ранее переправы были к нашему приезду поправлены и вполне могли выдержать «лендровер».
Еще полчаса машина ковыляла по каменистой очень неровной дороге и еще минут двадцать мы пробирались в зарослях бамбука вдоль ручья, пока не достигли уже описанного мне на словах обнажения с сеткой кальцитовых прожилков. Естественно, что изумрудов там уже не было и наше часовое копание в обрывчике при помощи геологических молотков и кайлушек ни к каким ощутимым результатам не привело. Ио я уже видел кристаллы изумруда из Пачо в Боготе и легко мог представить себе эти короткие ярко-зеленые шестигранные столбики, вкрапленными в снежно-белый прожилок, пересекающий угольно-черный сланец. После столь детального ознакомления с обнажением у нас разгорелся спор о направлении, в котором вытягивается изумрудоносная зона. Хотя расхождения в общем были незначительны, решаем дополнительно опробовать почвы еще по одному профилю вдоль почти отвесного заплетенного лианами склона, по которому придется прорубать тропу. Предвидя такую возможность, мы прихватили с собой в машине опытного рабочего Ринальдо, а с ним на подмогу его рослого четырнадцатилетнего сынишку Рикардо, которого я для важности называю дон Рикардо, что ему очень нравится. Уяснив, что нужно делать, отец и сын мгновенно вытаскивают свои мачете и начинают ловко рубить лианы, пальмы и кусты между большими деревьями так, что только свист идет. Тропинка постепенно расчищается и мы отбираем пробы из почвы с помощью маленькой саперной лопатки. Склон настолько крут, что приходится становиться на лианы и за них же держаться руками, иначе свалишься, правда, далеко не улетишь, застрянешь в лианах, но руки или ноги поломать можно. Питер в конце концов сорвался, но повис на руках и сумел нащупать под ногами твердую лиану. Местами приходилось лазить вверх и вниз, как по сетке, почти отвесно. Наконец, все, что нужно, осмотрели, все, что нужно, опробовали, можно покидать Пачо, этот новый участок Восточной Кордильеры с изумрудной минерализацией, открытый «Проекте де Эсмеральдас».
Для того, чтоб попасть на другой участок – Гачала, который числится у нас в программе, нужно вернуться в Боготу, а затем ехать почти прямо на восток. И хотя расстояние от Боготы до Гачала по прямой лишь немногим больше, чем до Пачо, мы семь часов кружили вверх и вниз по зеленым горам, поднимаясь на перевалы и спускаясь по серпантинам в глубокие долины. Как обычно, на горной дороге с одной стороны гора, с другой – крутой обрыв в глубокое ущелье. Не устаешь любоваться чудесными ландшафтами, которые то и дело открываются взору.
Маленькие городки с храмом на центральной площади видны уже за десяток километров белой россыпью домиков, как-будто стадо белоснежных овечек разбрелось в межгорной долине или на плато. Со всех сторон городки окружают горные хребты и ущелья. Когда к ним подъезжаешь поближе, они сначала скрываются за горами, чтоб затем, после крутого поворота, встретить путешественников яркими красками цветущей бугенвиллии, неторопливыми прохожими в черных шляпах и неизменных руанах и пестрыми базарами на центральной площади городка, где среди россыпи яркой зелени горят золотым огнем пирамиды апельсинов, а светло-желтые папайи так и притягивают нежной мякотью сочных плодов. Ганта, Гатчета, Убала и, наконец, Гачала – конечный пункт нашего путешествия. Все эти городки чем-то похожи друг на друга, в первую очередь центральной площадью, увенчанной высоким храмом, и кипением базара с очень сходными по виду продавцами и покупателями – обитателями окрестных деревень. В конце концов трудно было вспомнить – на каком базаре мы купили гуаяву, в Гатчете или Убале, а на каком долго и придирчиво выбирали папайю.
Изумрудные копи в районе Гачалы приобрели особую известность, когда несколько десятков лет назад неизвестным старателем из маленькой закопушки в черных сланцах был извлечен кристалл изумруда удивительной величины и окраски. Кристалл весит 858 карат, он хранится в Музее естественной истории в Вашингтоне и по месту находки носит название «кристалл из Тачала».
На копи мы смогли попасть только утром. Погода стояла чудесная – сухой сезон. Оказывается, в этой части Восточной Кордильеры погода бывает такой же, как в восточных равнинных джунглях. Сейчас здесь сухо, а западнее, совсем близко к Боготе, Пачо, Музо идут дожди. Ну что ж, нам это на руку, через месяц, говорят, будет наоборот.
Гачалинские изумрудные копи представляют собою серию карьеров, которые один за одним тянутся на несколько километров цепочкой, вскрывая пласт черных углистых сланцев. Все очень похоже на Музо. В то время рудник принадлежал частно-государственной компании Экоминас, но, как поведали мои колумбийские спутники, компания мало что отсюда получает, львиная часть добытых камней попадает в руки эсмеральдеро. Глядя на обстановку в карьерах, в это легко было поверить. Вакеро группками и поодиночке сосредоточенно ковырялись в выбранных, по одним лишь им известным признакам, прожилках. У одного, сидящего на корточках, обнажился заткнутый за ремень сзади револьвер. Чувствовалось, что он приготовился к тому, чтоб защитить свою возможную добычу. Да и другие выглядели очень настороженно.
Наша задача на действующем руднике Гачала была довольно сложной. Мы должны были опробовать черные сланцы около прожилков, которые несут изумруды, и около прожилков, которые, внешне ничем не отличаясь от изумрудоносных, в действительности изумрудов не содержат. Путем тонких геохимических исследований сланцев мы надеялись выявить признаки, которые позволили бы различать потенциально продуктивные прожилки от «пустых». Это могло бы очень помочь при планируемой в скором будущем систематической разработке изумрудных месторождений. Но как с нашими, весьма ограниченными со всех точек зрения возможностями различить изумрудоносные и «пустые» кальцитовые прожилки? Сейчас для нас они все пустые, так как в карьерах ни одного зерна изумруда днем с огнем не сыщешь. Оставалась единственная возможность использовать в качестве основы опыт старателей. Подобная основа для научного исследования, естественно, не самая лучшая, но делать было нечего и мы, собрав несколько самых опытных горщиков, объяснили, чего мы от них хотим.
Прожилки, в которых уже находили изумруды, опознать оказалось легко, и мы быстро отобрали нужное количество проб. Но вот с «пустыми» прожилками дело пошло медленнее. Хотя старатели указывали на них вроде бы и без колебаний, в их оценках иногда все-таки чувствовалась неуверенность. А не изменит ли прожилок свой характер, если карьер углубить еще метров на пять? Однако на уровне сегодняшнего карьера они считали их негодными и дружно, с колумбийским темпераментом, старались убедить нас в своей правоте.
Закончив опробование, мы собрались на открытом воздухе, с тем чтоб обсудить результаты проведенной работы. Всем было приятно, что проект на практике подтвердил возможность эффективного использования геохимических методов поисков месторождений изумруда в Колумбии. Если в дальнейшем в пределах выявленной изумрудоносной зоны удастся выделять еще и продуктивные прожилки… Но над этим еще надо работать.
Перед поездкой я попробовал узнать, сколько же изумрудов дает Гачала, но безуспешно. Мне сказали, что точных цифр нет. Разыскать удалось только данные за 1959 г. У разных авторов они колебались от трех до пяти тысяч карат, при этом не включали камни высшего сорта. Стоит ли говорить, что в существующих условиях, когда большая часть добычи изумрудов в Колумбии не попадает под государственный учет, эти цифры вряд ли можно принимать как достоверные.
Цена на колумбийские изумруды в зависимости от их качества колеблется довольно широко. В Колумбии не-ограненные кристаллы первого сорта оцениваются по 1000 американских долларов за карат, второго сорта по 300 долл., третьего сорта – по 60 долл. Однако известен случай, когда кристалл весом 13 карат, добытый на руднике Чивор, был продан по цене десять тысяч долларов за карат. В США средняя цена за неограненные колумбийские изумруды хорошего качества колеблется в пределах 400–900 долл, за карат, удесятеряясь для кристаллов высшего качества. Характерно, что средняя цена за карат для бразильских и индийских изумрудов составляет всего 10 долл.
США ежегодно вывозят из Колумбии изумруды на Несколько десятков миллионов долларов, и по стоимости колумбийские изумруды составляют почти половину суммы, уплачиваемой США за импорт изумрудов.
Изумруды – это долговременный источник валюты для Колумбии, и не вызывает сомнения, что уже недалеко то время, когда прекрасные зеленые камни начнут приносить действенную экономическую помощь колумбийскому народу не только своей красотой, но и материальной стоимостью, пока что используемой еще далеко не в полной мере.
Есть ли гидденит в Суринаме?
Маршрут поездки в джунгли Суринама
В мае 1980 г. в Секретариате ООН мне предложили командировку по делам Департамента технического сотрудничества в Суринам. Поездка обещала быть очень интересной, тем более что в этой маленькой и экзотической стране никому из работавших со мной сотрудников прежде бывать не доводилось. Прельщала также возможность выезда в джунгли для осмотра известных в стране проявлений рудной минерализации. Как всегда перед поездкой, нужно было порыться в книгах и почитать все, что было написано раньше о геологии этой страны, а также встретиться с нью-йоркскими геологами, может быть, кто-нибудь сможет рассказать о Суринаме что-нибудь интересное.
Сведений в книгах оказалось до обидного мало. Писали только о знаменитых суринамских бокситах, больше, кажется, ничто никого не интересовало. Рассказать мне толком о месторождениях Суринама тоже никто не смог, лишь из журналов удалось выудить некоторые интересные данные о присутствии в стране рудных проявлений и россыпей золота, олова, редких металлов и некоторых других руд.
Среди других сообщений заинтересовала случайно обнаруженная короткая заметка о том, что кто-то видел привезенный из Суринама гидденит. Правда, там умалчивалось о местонахождении этого самоцвета, таким образом большой информационной ценности эта заметка не имела. Гидденит – прозрачная зеленая разновидность природного силиката алюминия и лития – сподумена, является весьма редким минералом. Кроме того, сподумен легко подвержен выветриванию, и оставалась загадкой, как он смог уцелеть в условиях влажных тропиков Суринама. В общем я отнесся к этому сообщению без особого доверия, но в книжечку все-таки записал. Гораздо интересней была информация о золоте, которое в течение уже многих лет понемногу добывалось в чащобах суринамских джунглей.
Подготовка к поездке заняла неделю, в течение которой моя записная книжка заполнялась многочисленными сведениями, которые могли оказаться полезными при выполнении задания в Суринаме. Нужно сказать, что, продумывая план поездки, я почти никогда не вспоминал о гиддените. Вопрос о самоцветах вообще не входил в программу командировки, да и сведения о нем были уж слишком неопределенными.
Прямого сообщения между Нью-Йорком и Суринамом нет. Приходится сначала лететь на Тринидад, садиться в столице островного государства Тринидад и Тобаго – Порт-оф-Спейн, ждать неопределенное время и на самолете компании «Эр Мартиника» перелетать в Парамарибо – столицу Суринама. Несмотря на то, что самолет типа «Каравелла», принявший на борт пассажиров в Гайану и Суринам, был очень старый и неуютный (даже вентиляция не работала – это в тропиках-то), мы прилетели в Парамдрибо в тот же вечер лишь с небольшим опозданием. Поселяюсь в отеле с довольно странным для Южной Америки названием «Краснопольский Парамарибо», но вполне приличным.
Суринам – это небольшая страна, расположенная в северо-восточной части Южной Америки между двумя такими же небольшими странами – Гайаной с запада и Гвианой с востока. Гвиана до сих пор еще является французской колонией. С юга Суринам граничит с Бразилией. По оценке 1978 г. в стране проживало 450 тыс. жителей. При этом около 90 % от этого количества сконцентрировано в узком прибрежном поясе страны шириной всего несколько десятков километров. Далее к югу следует пояс малообитаемых влажных джунглей с участками саванны, а еще южнее, вплоть до границ с Бразилией, область труднопроходимых гористых джунглей, занимающая около 75 % территории страны.
В прибрежном поясе находятся всемирно известные и входящие в число крупнейших месторождения бокситов Суринама – Моэнго и Паранам. По производству этого вида сырья Суринам стоит на третьем месте в мире, поставляя на мировой рынок более 10 % товарного боксита. Огромные его запасы в прибрежной полосе Суринама являются лакомой приманкой для американских монополий и тайной причиной длительной политической неустойчивости, которую переживает страна, начиная с момента получения независимости в 1975 г.
В джунглях Суринама добывали золото, было известно еще много различных видов минерального сырья, но месторождения не были разведаны, и для их оценки требовалось проведение дополнительных работ.
Утром, чтобы осмотреть город, нужно было выйти пораньше из отеля. Было совсем не жарко, хотя на утреннем безоблачном небе ярко светило солнце. Не удивительно, что сразу же на ум пришла мелодичная песенка, неоднократно слышанная раньше по московскому радио: «Парамарибо, Парамарибо, Парамарибо – город утренней зари…» Только тогда ее не к чему было привязать. И вот он, Парамарибо, передо мной. Чистый, тропический зеленый городок на побережье океана. Преимущественно двухэтажные беленькие дома с галереями, под которыми можно удобно спрятаться от солнца и пройти во время дождя, создают впечатление южного уюта, которое дополняют стройные ряды высоких пальм на главной улице и цветущие деревья на площадях. Но особый интерес в Парамарибо представляли люди этого города. Такую удивительную смесь различных национальностей на сравнительно небольшой площади, в городе с населением, едва превышающим 150 тыс. человек, мне еще встречать не приходилось. Креолы, индийцы, негры, китайцы, европейцы, южноамериканские индейцы, индонезийцы – все перемешались в толпе на улицах города. По статистике 1978 г. больше всего в стране индийцев (37 %), затем следует коренное население – креолы (31 %), европейцев же всего 7 %. Можно долго стоять на улице и смотреть на проходящую публику, пытаясь подметить какую-либо закономерность в этом бесконечном разнообразии лиц, цвета кожи, покроя одежды и манеры поведения. В уличной толпе мне встретилась только одна группа суринамцев, составлявшая по данным статистики 11 % населения страны. Это негры суринамских джунглей – потомки чернокожих рабов, некогда обретших свободу в непроходимых влажных тропических лесах Центрального и Южного Суринама. Они до сих пор жили изолированно, ограничиваясь лишь необходимыми контактами с внешним миром. Возможно, мне удастся их увидеть, если состоится планировавшаяся поездка в джунгли на месторождения золота, олова и литиевых минералов.
Между тем начинаются рабочие будни, которые включают беседы с администрацией, дискуссии с руководством геологической службы и геологами, а также внимательное чтение отчетов о поисках минерального сырья, проводившихся в разное время на территории Суринама. Начинают здесь работать в 7 утра, а в 2 часа дня уже кончают. Это, конечно, здорово, по не для командированных, так как после обеда ты вынужден сам находить себе занятие. А в маленьком городке это не всегда легко.
На второй день, бродя после обеда по улицам, наткнулся на лавчонку ювелира. Ради профессионального любопытства зашел. По-моему, все выставленные здесь камни происходили из Бразилии. Дымчатый кварц, цитрин, аметист, несколько неплохих бериллов и аквамаринов, третьесортные изумруды. Спросил, нет ли у него чего-либо из Суринама и не слыхал ли он о гиддените. Нет, ничего суринамского у него нет, а о гиддените он никогда и ничего не слыхал. Вопрос остался вопросом. Кстати, об этом самоцвете мне ничего определенного не смог сказать и доктор Дальберг, один из ведущих суринамских геологов, с которым мы вели длительные беседы по различным аспектам геологических работ в стране.
