Текст книги "Путешествия в тропики за самоцветами"

Автор книги: Алексей Беус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Существует легенда, что царица Клеопатра лично посетила рудник изумрудов Джебел Забара в Восточной пустыне. Здесь черный раб преподнес ей только что найденный огромный изумруд. Царица будто бы освободила раба и сделала его своим ближайшим телохранителем, а изумруд был вставлен в головной убор царицы.

Кстати, археологи до сих пор не могут еще однозначно разрешить противоречие, связанное с редкостью изумрудов в египетских погребениях, особенно крупного размера. Это еще раз позволяет судить о том, что разработка копей изумрудов в Египте, по всей вероятности, началась сравнительно поздно и, возможно, месторождения не были достаточно богатыми. Во всяком случае, доказано, что копи интенсивно разрабатывались с 330 г. до н. э. до 1237 г. н. э. После этого разработки продолжались периодами преимущественно арабами еще 500 лет до 1740 г., после чего копи были заброшены и в конце концов совершенно забыты. Более семидесяти пяти лет они оставались в неизвестности, пока в 1816 г. французский путешественник и искатель приключений Франсуа Кайо вновь не открыл их, обследуя древние разработки в Восточной пустыне. После этого несколько раз производились попытки возобновить добычу изумрудов, но безуспешно. Стоимость добытого ограночного материала не окупала затрат; качество его, кстати, было весьма низким.

Изумрудные копи царицы Клеопатры располагаются в Восточной пустыне Египта, примерно в 700 км к юго-востоку от Каира, где-то между городом Асуан и берегом Красного моря. Попасть туда можно только если очень повезет. Но ведь и такое бывает.

В конце 60-х гг. в Восточной пустыне Египта работала геолого-поисковая экспедиция ООН с постоянной базой в г. Асуан. И вот во время одного из моих посещений этой экспедиции было решено объехать наиболее интересные участки, на которых должны были вестись работы. Рядом с объектом были расположены и изумрудные копи царицы Клеопатры, и мы, естественно, не могли проехать мимо и не взглянуть на знаменитые месторождения изумрудов Восточной пустыни. Поездка для меня была очень приятной. Одну из ведущих ролей в экспедиции играл мой друг, советский геохимик Виктор Бугров. Вместе с ним трудился чешский геофизик Мирослав Крс, о котором я слышал много хорошего еще в Нью-Йорке. Деловая поездка в такой компании всегда очень приятна.

Выехать из Асуана постарались пораньше. Зеленые пальмы вдоль изрезанных гранитных берегов Нила на ярком желтом фоне холмистой пустыни составляли очень впечатляющую композицию, которая так и просилась на фотографию. Ехали двумя машинами: мало ли что может случиться в пустыне, одна машина засядет, другая выручит. Кстати, наш выезд происходил в не совсем нормальных, точнее, совсем в ненормальных условиях. Вчера совершенно неожиданно прошел такой дождь, что некоторые районы просто затопило. Здесь, в Восточной пустыне, в это верится с трудом, но оказывается, что такие событий поздней осенью (а сейчас конец ноября) здесь все-таки случаются, хотя и весьма редко. Ват мы проехали совершенно разрушенную деревню с завалившимся набок в промоину большим автобусом, почти перегородившим улицу. Начинаем бояться, как бы и нам где-нибудь не застрять. Но вот дорога начинает подниматься в гору и очень быстро становится сухо. Кажется, все в порядке. Но не тут то было. Наш «Лендровер» тяжело «заковылял» вдруг на правую заднюю «ногу» и остановился. Очевидно, прокол камеры. Это, конечно, не так уж страшно, сейчас сменим ее, подкачаемся и покатим дальше. Хорошо хоть ноги разомнем. Вчетвером – я, Бугров, Крс и сопровождающий нас египетский геолог Абдель Азис – дружно выбираемся под яркое солнце и начинаем разминку; тем временем подкатывает вторая машина.

Наш шофер, молодой араб, неожиданно выглядит слишком озадаченным для такого мелкого происшествия; он топчется на месте и что-то не приступает к активным действиям. Заметивший это Абдель Азиз подвергает его короткому, но энергичному допросу, а потом, повернувшись к нам, с широкой улыбкой произносит: «Он домкрат забыл в Асуане». «Вот это здорово, – одновременно выражаем мы все наше восхищение. – А если и второй забыл, то что тогда делать?» Но второй шофер оказался более предусмотрительным и перед отъездом в пустыню все-таки взял с собой исправный домкрат. Немедленно решаем, что теперь машины не должны разлучаться во избежание всяких непредвиденных случайностей. Вдвоем водители довольно быстро меняют скат и вот мы уже снова в движении.

Вокруг нас по обе стороны от дороги до самого вечера тянется довольно однообразная, холмистая желто-серая пустыня. Цель нашего сегодняшнего маршрута – сухая долина, вади, со звучным названием Муэлха; там находится полевой лагерь экспедиции, где мы сможем переночевать. Тут же близко расположен и первый участок, который входит в план нашего посещения.

В районе Муэлхи есть еще одно очень интересное место, которое, находясь поблизости, нельзя было не посмотреть. Это поселок горняков римского времени, точнее, его развалины и расположенный около него довольно крупный по тем временам рудник Самут, где из кварцевых жил добывали золото – металл, ценившийся во все времена. От домиков, в которых жили рудокопы, сохранились лишь остатки сложенных на камней стен и нары. И было до удивления странно смотреть на эти расположенные у остатков стен вытертые тысячами человеческих тел каменные лежанки и представлять, что вот здесь после непосильной работы ютились, пытаясь отдохнуть, работавшие на руднике рабы, и это происходило всего около тысячи лет тому назад.

Осмотр рудника позволил определить и немудреную технологию, употреблявшуюся в те времена. На территории поселка и около него было разбросано множество крупных каменных плит. Их назначение мы поняли, когда увидели, что каждая из них в верхней части содержит углубление, образовавшееся в результате длительной растирки золотоносного кварца. Некоторые глыбы, прослужившие дольше других, стали похожи на глубокие чаши. Здесь же можно было найти множество более мелких отполированных с одной стороны камней, которые использовались как растиратели. Их важной особенностью было также и то, что такой камень, оказалось, очень удобно держать в руке.

Было трудно утерпеть и не взять себе на память камень, который держала рука древнего рудокопа. До сих пор он хранится у меня в качестве реликвии, в которой сконцентрирована память о древнем золотом руднике, заброшенном в далекой жаркой пустыне.

Мы довольно долго осматривали остатки античного поселения и рудника, поднимали и разглядывали многочисленные глиняные черепки с незатейливым орнаментом, оставшиеся от неведомой посуды. «С рисунком – значит, римские, – заключил Абдель Азиз, – мусульмане не наносили рисунков на посуду». Я об этом раньше ничего не знал, приходилось все принимать на веру. «Вот сюда бы настоящих археологов, – думаем мы все. – Ведь это для них нетронутая еще земля».

Ночью в лагере, когда в пустыне довольно прохладно, уместившись в удобном спальном мешке перед тем, как заснуть, невольно представляешь себе выжженную солнцем каменистую долину, полную полуголых темнокожих, двигающихся в различных направлениях в раз и навсегда заведенном ритме. Вот вереница худых полусогнутых фигур с тяжелыми корзинами на голове, наполненными кусками белого кварца. Они носят этот золотоносный камень от рудника, где наиболее сильные и опытные рабы с помощью бронзовых клиньев и молотков дробят кварцевые жилы и наполняют осколками кварца корзины темнокожих носильщиков. Не нужно думать, что цепочка рабов с корзинами на головах была непрерывной. Тяжелый труд рудокопа в те времена был малопроизводителен и в цепи подносчиков добытой руды, несомненно, были большие перерывы. Корзины выгружались около дробильщиков, которых, судя по количеству каменных «ступ», было немалое число. Вот они перед глазами, согбенные сидячие фигуры, круговыми движениями растирающие кварцевую крошку на плоской поверхности плиты кремнистого сланца. Их расположение представить было очень легко, ведь тяжелые каменные глыбы, сотни лет служившие ступами, так и оставались на своем месте, где их поставили древние владельцы для того, чтобы посадить около них рабов-растирщиков золотоносной руды.

На руднике существовало и металлургическое производство, от него осталось нескольку куч шлака. Но чего-то важного не хватало во всей этой цепи. Чего же это? Воды. Да, воды. Воды не было на многие десятки километров вокруг древнего рудника. А ведь дробленый и растертый кварц нужно было промывать. Кроме того, рабы, а их, судя по размерам поселка, было несколько сотен, должны были пить. Откуда же брали воду? Мало вероятно, чтобы в те времена такое количество воды могли возить за сотни километров. Значит, раньше она была где-то близко, а уж потом все завоевала пустыня. Так ли это? Сейчас сказать трудно. Нужны более серьезные исследования, чтобы быть уверенным в ответе на этот интересный и волнующий вопрос.

На следующий день с раннего утра мы опять в дороге. Мимо мелькают ландшафты каменистой пустыни с языками песка в мелких ущельицах. Наша цель сегодня – лагерь экспедиции в вади Гадир. До нее еще многие километры серых пустынных увалов и каменных россыпей. Внезапно на повороте видим одинокую фигуру в белом бурнусе и останавливаемся. И тут всем нам пришлось удивиться. Бедуин Али, приветливо махнувший нам рукой и немедленно вступивший в живой разговор с Абдель Азизом, сразу же узнал Мирослава Крса, с которым он встречался девять лет назад во время первого приезда Крса в Восточную пустыню. Мирослав сейчас же поведал нам, что это лучший в округе проводник, к тому же осведомленный в геологии. В этом была его особая ценность. Посоветовавшись, единогласно решаем пригласить его с собой. Уж он-то безошибочно выведет нас на изумрудные копи царицы Клеопатры, которые мы обязательно решили осмотреть. Они как раз где-то между Муэлхой и вади Гадир.

Постепенно пустыня приобретает холмистый и даже мелкогористый облик. Впечатляет полное безлюдье окружающей местности. Когда машина поднимается на возвышенность или достигает перевала, глазам открывается величественная картина гористой пустыни с каменистыми хребтами, темными ущельями и светлыми, как бы покрытыми песком блюдцеобразными плоскими расширениями долин, в которые, как в топографическом макете, тут и там как бы воткнуты зеленые зонтообразные деревья песчаной акации.

За несколько часов пути мы встретили всего две семьи бедуинов. Али с каждым из них побеседовал, сообщив, где по дороге мы видели их верблюдов. Выяснилось, что такая информация здесь очень важна, так как эти одногорбые «корабли» пустыни, оказывается, уходят от хозяина аллах знает куда, и найти их иногда бывает нелегко. При таких встречах их женщины от нас прячутся. Садятся на корточки и покрываются подолом, хотя, кажется, подглядывают в щель. Странно видеть такую одинокую фигуру в голой пустыне. Вокруг никого и ничего.

После одного из очередных подъемов, на извилистом спуске мы увидели полузасыпанное отверстие, отчетливо выступавшее на темно-зеленоватом фоне пород, слагавших склон крутого холма. «Джебел Забара», – сказал Абдель Азиз (джебел – по-арабски гора), возвестив, что мы подъезжаем к одному из самых известных в литературе месторождений изумрудов Восточной пустыни. Их цепочка тянется здесь в юго-восточном направлении почти на 35 км, включая в центральной части хребтик Джебел Сикаит и вади Ум Дабаа на юго-востоке этой полосы. Вот они долгожданные «копи царицы Клеопатры». Так о них говорит легенда. В действительности же месторождение Джебел Забара, на котором мы сейчас находимся, – это давно заброшенный примитивный рудник, расположенный глубоко в пустыне с запорошенными пылью отвалами, полуобвалившимися штольнями и полным ощущением всеобщего запустения. Чувствуется, что здесь жили и работали люди, но очень давно. Ушли, исчезли, оставив после себя только развалины жилищ, да полуобвалившиеся штольни. А сейчас на сотню километров разве что одинокого бедуина можно встретить.

Мы вылезаем из машины и дружно начинаем осмотр месторождения. На склоне холма видна серия кварцевых жил, пересекающих зеленовато-черные сланцы, они оказываются совершенно пустыми. В них просто ничего нет. Но вскоре на границе кварцевых жил со сланцами, в темной массе мелких чешуек темной слюды нам удается найти мелкие травяно-зеленые зернышки изумруда. Вмиг вся наша небольшая группа превращается в старателей. Мы вооружаемся геологическими молотками и зубилами и некоторое время пустынное эхо разносит дробный стук наших немудреных инструментов по окрестным долинам, слышавшим когда-то перестук кувалд римских рабов и невольников арабских халифов. Но не так-то легко выколотить сколько-нибудь приличный образец с ярко-зелеными искорками изумруда из плотной, но все-таки рассеченной невидимыми тонкими трещинками породы. Зеленые кристаллики так и норовят рассыпаться в мелкую крошку, и вся осторожность, с которой мы действуем молотками и зубилами, часто оказывается бесполезной.

Другим источником мелких зерен изумруда оказалась сланцевая крошка, в изобилии рассыпанная около штолен. Покопавшись в ней некоторое время, можно было найти зеленое зернышко изумруда, пускай непрозрачное или в лучшем случае полупрозрачное. Но о чем еще можно было мечтать, остановившись на пару часов на руднике, заброшенном многие сотни лет назад?

Разобрав свою мизерную добычу по мешочкам и снабдив ее соответствующими этикетками, мы отправляемся смотреть штольни, выходы которых темными жерлами чернеют в нижней части склонов. Однако, поразмыслив и посовещавшись, решаем, что лезть в полуобвалившуюся штольню было бы неразумно как из-за опасности внезапного обвала, который может случиться в любую минуту, так и из-за того, что подобные выемки являются любимыми местами обитания тарейши – весьма опасной пустынной египетской гадюки. А кроме того, вряд ли что-либо можно было бы увидеть на стенках примитивно прорубленного в скале тоннеля-штольни, сотни лет подвергавшихся действию ветров, несущих пустынную пыль.

Сейчас мы можем только гадать о масштабах разработки месторождений, хотя для более или менее точного суждения все же имеются и следы былых поселений в районе рудников, и литературные свидетельства немногих ученых, занимавшихся этими вопросами. Имеются данные, что отдельные штольни достигали 240 м в длину, а в одной из подземных камер, по-видимому содержавшей крупные гнезда изумрудов, могло работать до 300 рабов. Естественно, что для поддержания горных работ такого масштаба в пустыне должны были быть созданы достаточно крупные поселения. Такие поселки с домами для горняков, храмами и т. д. были построены в районах Забара и Сикаит. До сих пор на склонах каменистых холмов виднеются остатки этих сооружений. Можно себе представить тяжелые условия жизни горняков, для которых вода могла привозиться лишь из ближайших колодцев, до которых было полдня пути на верблюдах.

Пустынный зной, жажда и непосильный труд в непроветриваемом душном подземелье – вот цена зеленых самоцветов, добывавшихся среди жарких холмов в центре Восточной пустыни. Где сейчас эти камни, разнесенные по миру волнами бесчисленных нашествий, периодически захлестывавших низовья Нила, да и весь арабский Восток? Об этом мы, к сожалению, почти ничего не знаем. Слово здесь за археологами, которым совместно с геммологами еще предстоит определить происхождение многих изумрудов, пришедших в современность из Древней Греции, Рима или Древнего Востока. И тогда мы, может быть, узнаем, что римский император Нерон, по преданию любовавшийся пожаром Рима сквозь крупный кристалл изумруда, держал в руках камень, добытый в изумрудных копях Восточной пустыни Египта.

Изумруды колумбийских джунглей

Маршрут поездки в изумрудоносный район Колумбии

На 47-й улице Манхаттена в Нью-Йорке, между 5-й и G-й авеню, носящей звучное название «авеню Амери-кас», – царство ювелиров. И прохожие, прилипнув к витринам, с восхищением обозревают массивные кулоны, кольца и броши, увенчанные сверкающими брильянтами, кроваво-красными рубинами, голубыми сапфирами и прочим великолепием из мира самоцветов. В некоторых витринах тут же таблички с ценами. Все это сотни и тысячи долларов, что доступно только дельцам да звездам кино и телевидения, когда они на подъеме.

А вот смотреть, особенно с улицы, можно сколько хочешь, и любопытные переходят от оконца к оконцу, любуясь красочными творениями ювелирного искусства. Трудно сказать, где еще в мире можно увидеть такую разнообразную и богатую выставку ювелирных изделий с драгоценными камнями, как на 47-й улице Нью-Йорка. К концу рабочего дня выставка закрывается. Осторожные хозяева собирают изделия из витрин в пузатые чемоданчики и куда-то уносят их. Оставлять такие ценности в Нью-Йорке в витрине на ночь было бы верхом легкомыслия.

Внутри ювелирный магазин на 47-й улице чаще всего напоминает улей. Ряды разделенных на секции прилавков заполняют большое торговое помещение. У каждой секции свой хозяин. Обмахивает пыль с витрины, перекладывает с места на место свои сокровища, с достоинством расхваливает товар. Солидная цена, солидный покупатель, нужно уметь показать товар лицом так, чтобы покупатель поверил, что он делает очень выгодное вложение капитала.

Когда в Секретариате ООН мне поручили заняться проблемой геологического обоснования поисков новых месторождений изумрудов в Колумбии, я тоже несколько раз прогулялся вдоль ювелирного квартала 47-й улицы. Очень хотелось, хотя бы поверхностно, познакомиться с колумбийскими изумрудами, пусть уже побывавшими в руках у ювелиров. Однако сразу оказалось, что, несмотря на относительную близость Колумбии к Нью-Йорку, найти хороший изумруд среди сотен самоцветов, игравших различными цветами в наружных и внутренних витринах лавок, вовсе не так просто. Здесь, пожалуй, я впервые на практике усвоил известную со студенческой скамьи истину, что высококачественный изумруд – это редкий драгоценный камень. Особенно ценился у ювелиров неправдоподобно яркий изумруд из месторождения Музо, в зелени которого просматривался едва заметный голубоватый отблеск. Цифры с тремя, а то и с четырьмя нулями украшали конвертики, в которых хранились изумруды, когда-то добытые в Музо. Очень мало по цене, правда, от них отличались и камни, которые, по словам ювелиров, происходили из колумбийских месторождений Чивор и Пепья-Бланка. Но не цена – предмет хищнической спекуляции самоцветами, обычный для мира собственников^[5], поражала в этих камнях, каждый из которых имел свою историю, а их яркая, ни в какие оценки не укладывающаяся красота. Нельзя было не залюбоваться этими выхваченными у природы и искусно ограненными кристаллами, в мерцании которых виделась зелень тропических лесов Колумбии, пронизываемых лучами южного солнца.

Когда видишь кристаллы колумбийского изумруда, добытые и ограненные неизвестно когда, всегда чувствуешь, что за каждым камнем скрыта длинная история, часто сложная, иногда трагическая, и уже никто, никогда о ней ничего не узнает. Особенно это чувствуется, если представить, что среди тысяч и тысяч изумрудов, рассыпанных по миру, до сих пор путешествуют камни, вывезенные из Колумбии еще конкистадорами. И при мысли об этом невольно как бы встают картины прошлого, описанные в старинных исторических трактатах, которые мне приходилось штудировать перед поездкой в эту экзотическую страну. Ведь изумруды в Колумбии были известны задолго до вторжения испанских завоевателей и, по дошедшим до нас сведениям, можно достаточно точно представить, как испанцы «открыли» месторождения драгоценных зеленых кристаллов, скрытые в девственных джунглях самого восточного из горных хребтов Колумбии.

В конце 1550 г. конкистадор Гарсиа де, Паредес, направленный наместником короля Испании из города Санта-Фе-де-Богота для завоевания территории воинственных индейцев музо, был наголову разбит свободолюбивыми племенами музо и наурас и отступил, оставив на поле боя множество убитых. Испанская корона не зря протягивала руки к землям этого племени. Еще со времени первого покорения Центральной Колумбии конкистадором Хименесом Кесадой было известно, что где-то в этих районах находятся месторождения драгоценных изумрудов, по качеству превосходящих изумруды Египта.

12 марта 1537 г. считают датой, когда Хименес Кесада впервые увидел изумруд у захваченного в плен индейца. С этого момента, т. е. еще до основания Боготы, началась охота за колумбийскими зелеными самоцветами, длившаяся до конца испанского владычества в Колумбии. Направленный Кесадой на поиски изумрудов капитан Педро Ферпапдес де Валенсуэла добрался до района Чивор и будто бы принес своему командиру образцы изумрудов. По его описанию, попавшему в летопись, с вершины хребта, на котором он нашел изумруды, через глубокую седловину между двух гор можно было хорошо видеть покрытые джунглями низменные равнины (льянос), простиравшиеся от подножия Анд к востоку. Эта примета, как мы узнаем позже, сыграла большую роль в преддверии двадцатого столетия при поисках заброшенных и забытых изумрудных копей Чивор.

Прошло более двух десятилетий, пока испанцы завладели еще одним рудником изумрудов – Музо, в настоящее время наиболее известным месторождением изумрудов в мире.

…Я смотрю на прозрачный ярко-зеленый искусно ограненный, вспыхивающий искорками кристалл, и мне видятся картины далекого средневековья.

…Усталый отряд тяжело вооруженных всадников, преодолев очередной подъем, начал спускаться в ярко-зеленую, всю заросшую густым тропическим лесом долину реки Итоко. Уже прошло шесть долгих недель, как капитан Хуан де Пенагос с группой из тридцати опытных солдат отделился от основной колонны конкистадоров, возглавляемой капитаном гвардии короля Испании Карла V по имени Луис Ланчерос, с тем чтоб по повелению наместника испанского короля в Колумбии Диеза Венера де Лейва разведать загадочные территории в бассейне р. Тап-и-Акар (Зеленых камней), о которых среди местных индейских племен ходили заманчивые легенды. Индейцы говорили о священном зеленом камне, который делает воина неуязвимым в бою, но что это за камень – было не ясно. Ходили слухи о драгоценном эсмеральда (по-исп. – изумруд), но они нуждались в подтверждении. Многие солдаты, да и сам де Пенагос видели издали сверкающий на солнце ярко-зеленый кристалл, вправленный в увенчанную перьями туканов и попугаев золотую тиару неистового в бою вождя индейцев племени музо. Вождь действительно был неуязвим, и никто из испанских солдат, видевших этот кристалл вблизи, уже не мог свидетельствовать о нем на этом свете. Не привели ни к чему и пытки пленных индейцев. Без исключения они замыкались, как только речь заходила о зеленом камне, и ничто, казалось, не могло вырвать слова из их уст.

Солдаты устали от жары и долгого перехода. Побрякивали стремена и медные кованые бляхи на уздечках. Солнце постепенно скрывалось за поднимавшимся на западе зеленым хребтом, свежий ветерок, дувший вдоль долины, навевал желанную прохладу. Пора было выбирать место для привала.

Наконец, капитан дал команду. Солдаты еще громче загремели уздечками и оружием, спешились, и каждый стал заниматься каким-то своим давно уже привычным в походе делом. Немедленно было выставлено охранение, часть солдат занялась лошадьми, несколько человек с бурдюками побежали к речке за водой. Кто-то под смех окружающих притащил мешки с трепыхавшейся внутри живностью и стал выкидывать оттуда кур с перевязанными ногами, награбленных в деревушке, лежащей в устье реки Итоко, которую конкистадоры с небольшими для себя потерями внезапно прочесали сегодня утром. Мужчин по какой-то случайности в деревушке почти не было, и испанцам удалось запастись провиантом на несколько дней вперед. И вот теперь дежурные повара, орудуя ножами, чистили куриные тушки и насаживали их на вертела, поджидая, когда сборщики топлива, промышлявшие вдоль берега реки, поднесут материал для костра.

Внезапно возглас изумления заставил повернуть головы всех, находившихся поблизости от импровизированной кухни. Высокий с проседью в курчавых волосах испанец, заросший густой бородой и голый по пояс, стоял и внимательно рассматривал что-то лежащее в его мозолистой и довольно грязной ладони. Внезапно он захлопнул ладонь и, продолжая держать сжатый кулак впереди себя, громко закричал: «Сеньор капитан!»

Де Пенагос отозвался не сразу, он уже дремал в походном шатре, ожидая жаркое. Услышав, что его зовут, командир моментально выбрался из палатки, готовый к любой неожиданности. «Ну, в чем дело, Игнасио?» – обратился он к возбужденному бородачу. «Вот, посмотрите, что я нашел в зобу у курицы», – задыхаясь, произнес тот и разжал кулак.

На коричневатой грубой ладони старого солдата лежал маленький, с горошину, ярко-зеленый, почти прозрачный кристалл без единой трещинки. Он имел форму шестигранного столбика, и к одному из его концов прочно приросла крупинка черной породы. Несмотря на то, что солнце уже скрылось за хребтом, кристаллик как бы вобрал в себя весь свет угасающего дня и блестел как игрушечный зеленый фонарик. «Эсмеральда», – шепотом выдавил из себя де Пенагос^[6]. Он бережно спрятал зеленый кристаллик в кошелек на поясе. «Молчи», – приказал солдату и вернулся в палатку.

Новость необходимо было тщательно обдумать. Находка могла обозначать только то, что месторождения зеленых драгоценных кристаллов находятся где-то поблизости. Но как к ним подойти?

Следующий день 30 августа 1562 г. обещал быть особенно жарким. Отряд капитана де Пенагоса, приняв все необходимые меры против внезапного нападения храбрых индейских воинов из племени музо, вышел к месту впадения в р. Тап-и-Акар (ныне река Минеро) ее западного притока – р. Итоко. Как это часто бывает, на месте их слияния образовалась довольно ровная площадка, на которой и разместилась деревушка, ограбленная вчера конкистадорами. Судя по всему, мужчины еще не вернулись или, может быть, прятались в джунглях. Довольно большой отряд, которым командовал капитан де Пенагос, должен был вселять осторожность в гораздо хуже вооруженных индейцев.

Де Пенагос приказал тщательно обыскать все хижины индейского поселка и все необычное приносить ему. Вещей в домах почти не было, и обшарить их особого труда не составляло. Повыгнав наружу женщин, детей и подростков, солдаты рассыпались по Хижинам. Вскоре перед де Пенагосом лежало несколько праздничных головных уборов, украшенных яркими перьями попугаев и тукана, ритуальные набедренные повязки с головами тукана, вооруженными огромным клювом, примитивные топоры и многое другое, но он не обращал на принесенные вещи ни малейшего внимания.

Наконец, его ожидание было вознаграждено. В одной из хижин, принадлежавшей, судя по обстановке, служителю культа, солдаты нашли обломки черной, довольно мягкой породы, пронизанные ярко-зелеными шестигранными кристаллами. В некоторых из них зеленые кристаллики группировались в белых прожилках, пересекавших черную породу. «Эсмеральда», – опять прошептал капитан. Он приказал бережно завернуть обломки породы с зелеными кристаллами и упаковать их в добротный кожаный мешок, которые конкистадоры всегда возили с собой на случай встречи С золотом. Немедленно был назначен солдат, ответственный за наблюдение за этим мешком. Правда, один из образцов черной породы де Пенагос положил в карман.

Кликнув нескольких сопровождающих, он вскочил на коня и поехал к месту слияния двух рек. Трех солдат он послал вдоль берега Итоко вверх по течению, а трех – вдоль берега большой реки, принимавшей в себя Итоко. Им было дано однозначное задание – искать на берегу в гальке и щебенке черную породу, похожую на ту, что содержала в себе зеленые кристаллы. Буквально через тридцать – сорок минут со стороны Итоко прибежал запыхавшийся солдат, в руках он держал несколько обломков черного сланца. Было нетрудно убедиться, что порода, включавшая зеленые кристаллы, как две капли воды похожа на черные обломки, принесенные солдатом. Поиски вверх по течению р. Тап-и-Акар положительных результатов не дали. Напрашивался естественный вывод, что породы, в которых, судя по найденным в индейской деревне образцам, встречались кристаллы изумруда, находились где-то выше по течению реки Итоко. Через короткое время отряд уже был готов к выступлению.

Река Итоко пробивалась через заросшие густыми джунглями невысокие горы, вырываясь в широкую долину реки Зеленых камней пенистым шумящим потоком. Зеленая чаща тропического леса вплотную подходила к кромке воды. Местами неведомые ползучие растения, цепляясь за крутой берег, качались над речными бурунами, как диковинные зеленые занавески. С берега на берег над водой свисали черные змееподобные лианы. Кое-где, в наиболее крутых участках, на самом берегу из-под зелени выступали омываемые водой выходы черной породы.

Подниматься вверх по течению в общем можно было только по воде. Прорубать конную тропу на крутом склоне в джунглях и думать было нечего. Впрочем, река не была глубокой, и движение по воде особого труда для опытных наездников не представляло. Лишь попадавшиеся на пути маленькие водопады затрудняли движение. Иногда их приходилось обходить лесом, и это отнимало много времени. По приказу де Пенагоса солдаты внимательно осматривали все встречавшиеся по пути выходы горных пород черного цвета, пытаясь увидеть на темном фоне камня зеленую искорку драгоценного эсмеральда, слух о котором уже обошел весь отряд удачливого капитана.

Через три часа карабканья по скользким валунам, омываемым быстрыми струями воды, отряд выбрался на более пологое место. Здесь, выбиваясь из густой зелени, в реку впадал ручей, сквозь прозрачную, чуть коричневатую воду на его дне были видны пластинки смоляно-черного сланца. Но что это? За ручьем на крутом склоне виднелся, по-видимому, небольшой оползень, обнаживший черную мокрую, как все здесь в лесу, породу. Но это не только оползень. Кажется, кто-то копался рядом с этим сползшим пластом почвы еще до того, как произошел этот оползень.

Де Пенагос в сопровождении нескольких всадников, пришпорив своего коня, начал взбираться по крутому склону к обнажившемуся черному обрывчику, в плоскости которого виднелись пересекавшие его белые прожилки. Подъехав поближе, он спешился и вскоре с сопровождающими подобрался к почти отвесной стенке из черного сланца. В пластинах сланца и пересекавших их белых прожилках тускло поблескивали золотистыми гранями мелкие кристаллики пирита, знакомые ему с детства по играм в каменоломнях родной Кастильи. Больше ничего не было видно. Вытащив палаш из ножен у одного из солдат, капитан отковырнул небольшой пласт черного сланца. Опять ничего. Еще несколько кусков с шумом скатились вниз, обнажив переплетение тонких белых жилок, сбившихся как бы в узел. И в этом белом гнезде, соперничая по яркости зеленой окраски с окружающей листвой, ярко выделялись два полупрозрачных столбчатых кристалла. «Эсмеральда», – хором воскликнули стоявшие поблизости испанцы. Да, это был первый изумруд во владениях индейцев племени музо, найденный европейцами непосредственно в месторождении.