Текст книги "Путешествия в тропики за самоцветами"
Автор книги: Алексей Беус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Между тем один за одним партнеры вскрывали все новые и новые занорыши, один больше другого. В конце октября при подчистке очередного занорыша была вскрыта трещина, ведущая в новую большую камеру. Просунув руку, Дин моментально вытащил оттуда друг за другом два чудесных кристалла размером с чайный стакан. После этого было решено приостановить работу в ожидании прибытия приглашенного районного геолога штата Мэн и его помощника. Им было разрешено залезть рукой в новый занорыш и достать по паре кристаллов самолично. В результате оба геолога настолько разволновались, что стоило большого труда уговорить их покинуть камеру и вылезти наверх. Мак Криллис даже точно не мог сказать, какое количество кристаллов извлекли из этого занорыша. «Что-то очень много. Их вытаскивали целый день», – вспоминал он. Работали часто лежа на спине под струйками холодной воды, сочившейся из трещин в потолке камеры. Чем дальше внедрялись в каменное тело пегматита, тем кристаллы турмалина, казалось, становились больше, и качество их лучше. За этим занорышем оказался следующий, еще больший.
Представьте себе пещеру почти пять метров длины и около двух с половиной метров высоты, стены которой выложены белоснежными гребенчатыми сростками кристаллов альбита, друзами кристаллов дымчатого горного хрусталя и все венчающими яркими столбчатыми кристаллами многоцветного турмалина, размером по двадцать и более сантиметров по длинной оси. Если зажечь в такой пещере шахтерскую лампу, то покажется, что находишься в сказочной комнате, стены которой играют разноцветными бликами, многократно преломляющимися в чудесных кристаллах и отражающимися от мириадов сверкающих граней. Естественно, что очистка такого колоссального занорыша потребовала много времени и труда. Все были измотаны до последней степени, но воодушевление находками поддерживало работоспособность.
Между тем слухи о необычном, удивительно богатом месторождении цветных турмалинов уже распространились далеко за пределы штата Мэн. Не было и дня, чтобы не появился какой-либо именитый гость из числа известных ученых-минералогов, музейных работников или представителей Геологической службы. Наиболее интересные камеры фотографировали до того, как приступить к очистке.
Добыча продолжалась. В течение 1973 г. было вскрыто еще 8—10 занорышей, не столь крупных, как в предыдущем году, но содержащих турмалины хорошего ювелирного качества. Затем успех стал приходить все реже и реже. Это обычное явление при добыче самоцветов из пегматитов. Никто никогда точно не знает, когда же придет долгожданная удача и тонкая трещинка-«проводничок», чуть заметная в плотном каменном теле пегматита, расширится и превратится в карман-занорыш, содержащий прозрачные яркие кристаллы самоцвета. Иногда недели и месяцы проходили в ежедневном изнурительном труде без всякого результата. И когда всех уже начинало охватывать отчаянье, в «проводнике» вдруг начинали появляться чешуйки фиолетовой литиевой слюдки – лепидолита, указывающие на близость занорыша.
Нужно сказать, что с течением времени занорыши встречались все реже, и компаньоны много времени отдавали обработке уже добытого материала. Была организована небольшая ограночная мастерская, и «Плюмбаго Майнинг компани» стала поставлять на рынок самоцветов первоклассные зеленые и розовые турмалины, часто происходившие из одного и того же двуцветного кристалла.
За день-два до нашего приезда после долгого перерыва был обнаружен небольшой занорыш, и хозяева, по-видимому, предупрежденные о приезде гостей, не торопились его вскрывать, желая продемонстрировать перед заезжими минералогами немеркнущую славу своего Ньюри.
На следующий день, забравшись после завтрака в автомобиль, мы выехали из городка в направлении ближайших залесенных холмов и остановились у начала боковой каменистой дороги, полого поднимавшейся по склону холма. Уже с поворота вдали в конце дороги, вскоре превратившейся в широкую тропу, были видны белые, резко контрастирующие с окружающей зеленью холмов отвалы породы, вынутой при разработке месторождения. Добравшись до них, мы в первую очередь занялись выискиванием и внимательным осмотром все еще эффектных образцов, тут и там встречавшихся в белой кварцевой и полевошпатовой дресве. Мне даже посчастливилось найти кусок поллуцита – очень редкого минерала цезия, который, как я прочел в журнале перед поездкой, был встречен ранее в Ньюри. Забравшись на отвал, мы увидели то, что осталось на поверхности от пегматита Ньюри. Из снежно-белого крошева дробленой породы, сверкающего под солнцем от множества пластинок слюды, выдавалось вверх подобие каменной арки остаток кровли одного из последних крупных занорышей. На ее внутренней поверхности еще сохранились гребешки белого полевого шпата, кое-где окружавшие обколотые остатки кристаллов горного хрусталя.
Я невольно вспомнил макет гигантского занорыша Ньюри, представленный в нью-йоркском Музее естественной истории, и стало как-то грустно сознавать, что эти уникальные произведения природы обречены на уничтожение по мере их выявления человеком. Одна из задач ученых-минералогов – изучить и сохранить для потомков наиболее типичные и характерные образцы, по которым можно было бы составить представление о чудесных, почти ювелирных произведениях природы.
Рядом с белоснежной каменной аркой, в угловатом выступе пегматита, уходившем под обломки пород, виднелась неширокая трещина с неровными, как бы закругленными краями. На ее стенке, уходившей в темноту, различались гребенчатые белые сростки кристаллов альбита. Это и был выявленный занорыш, точнее, вход в наполненную кристаллами пустоту в пегматите, размеры и содержание которой оставались пока загадкой. Мы узнали, что занорыш уже две ночи находился под охраной, иначе он наверняка был бы очищен посторонними «любителями» минералов, как это уже случалось раньше. Между тем хозяева перекинулись несколькими словами, и Мак Криллис, взяв меня за локоть, под одобрительные кивки присутствующих сообщил, что мне, как первому советскому геологу, посетившему Ньюри, предоставляется почетное право первому залезть в занорыш рукой. При этом кристалл, который я извлеку, будет подарен мне в качестве сувенира на память об этом необычном месторождении.
Ну разве можно описать словами охватившие меня чувства! Их только может понять каждый любитель минералов, представив себя в подобном положении. Признаюсь, волосы под шляпой у меня мгновенно стали мокрыми. Под аккомпанемент множества советов закатываю рукав на правой руке, становлюсь на колени и просовываю руку в трещину. Действительно, рука встречает расширяющуюся пустоту, но быстро упирается в мягкую влажную глину. Осторожно ощупываю доступную снаружи верхнюю, свободную от глины ближайшую часть занорыша. Под пальцами гребешки и розетки альбита, больше ничего. Погружаю пальцы в мягкую глину. Она неоднородна, то и дело попадаются какие-то твердые кусочки, часть из них, кажется, имеет столбчатую форму. Возможно, это мелкие кристаллы турмалина или их обломки. Но как хочется найти что-нибудь покрупней! Капли пота выступают на лбу и начинают сползать по лицу. Стараюсь просунуть правую руку поглубже в глину, чтобы нащупать дно занорыша.
Вот! Пальцы натыкаются на что-то твердое и большое, почти вертикально стоящее в заполненной глиной пустоте. Крупный кристалл. Но чего? Столбчатую форму в пегматите Ньюри могут иметь только кристаллы турмалина и кварца. Их можно различать на ощупь. Кварц, как правило, образует хорошо ограненные шестигранные призмы с заостренной пирамидкой на конце. Кристаллы турмалина имеют несколько скругленные грани, иногда они трехгранны, иногда имеют более сложную форму, но всегда их легко отличить от кварца. Но вот беда, мой кристалл не похож ни на кварц, ни на турмалин. Он какой-то уплощенный с мелкоребристой поверхностью.
Полный недоумения и нерешительности докладываю окружающим меня спутникам результаты своего поиска. После минутного совещания кто-то из хозяев высказывает предположение, что это, по-видимому, все же турмалин. Уплощенные кристаллы полихромного турмалина, оказывается, уже неоднократно встречались в Ньюри. Ободренный этим заключением, пытаюсь осторожно нащупать основание, которым кристалл прикреплен к нижней стенке занорыша. Но как же его вытащить? Кажется, он очень крепко сидит между выступающих щеток альбита. И тут с замиранием сердца я чувствую, что кристалл ломается. Вот ужас-то, ведь надо же такое невезение!
Не буду описывать, как при нас с помощью кайла и зубил «разобрали» этот занорыш, который оказался в общем-то небольшим. Из него добыли штук сорок кристаллов полихромного турмалина ювелирного качества, прозрачных и без трещин, толщиной с карандаш и много более мелких кристалликов преимущественно зеленого цвета. Замечательно смотрелись отдельные образцы с дымчатым горным хрусталем и яркими кристаллами розового турмалина-рубеллита, окруженными розетками фиолетовой слюды – лепидолита.
Но мое настроение все-таки было испорчено, хотя вместе со всеми я с огромным интересом наблюдал, как из каменной полости, объемом чуть меньше кубического метра, поочередно вынимали то музейные образцы с удивительно красивыми сочетаниями минералов, то отдельные кристаллы турмалина с ярко-розовой сердцевиной и прозрачной зеленой внешней оболочкой. Достали и нижнюю часть моего злополучного кристалла. Это был единственный на весь занорыш кристалл турмалина необычной уплощенной формы. Вот он склеенный, десятисантиметровый лежит передо мной, все равно красивый и почему-то таинственный. Сквозь густо-зеленую внешнюю зону кристалла просматривается багряно-красная сердце-вина, вдоль блестящих граней проходят параллельные бороздки-штрихи. Их я почувствовал еще при первом прикосновении к кристаллу, скрытому в глине в глубине занорыша.
Почему он оказался таким уплощенным? Может быть потому, что рос около стенки занорыша? Об этом мы можем только догадываться. Да и вообще образование кристаллов цветного турмалина в пегматитах таит в себе еще много неясного. Мы знаем, что розовый и красный цвета турмалина, по всей вероятности, вызываются примесью марганца, а зеленый цвет зависит от присутствия в составе минерала незначительного количества железа. Но вот чем вызывается резкая смена окраски в одном и том же кристалле, до сих пор не вполне ясно. По-видимому, определяющую роль здесь играет смена условий в горячих растворах, из которых происходит рост кристаллов турмалина в занорышах пегматитов. Но в чем она конкретно заключается? Это ученым предстоит еще выяснить в будущем. А пока мы лишь восхищаемся и удивляемся, наблюдая зеленые кристаллы с красной сердцевиной, или, наоборот, красные кристаллы с зеленой сердцевиной, или же кристаллы, один конец которых окрашен в зеленый, а другой в розовый цвет.
Все эти вопросы мы оживленно обсуждаем на следующий день, сидя в машине, направляющейся на другое пегматитовое месторождение Маунт Майка (Слюдяной холм). Каждый из нас имеет свои веские соображения по поводу изменения цвета турмалинов, хотя нужно признать, они все еще не выходят за пределы слишком общих гипотез, которые вряд ли возьмется опубликовать любой научный минералогический или геохимический журнал. Но тем не менее дискуссия в автомашине длилась более часа, пока мы не подъехали к руднику Маунт Майка. Он также расположен на вершине холма в 2,5 км к северо-востоку от поселка Париж Хилл. Этот хорошо известный у любителей цветных камней рудник тоже имеет свою интересную историю, являясь первым в Соединенных Штатах месторождением, на котором в 1820 г. были открыты цветные турмалины. Первооткрывателями месторождения оказались два школьника, увлеченные коллекционеры минералов. Интересно, что первый осколок кристалла зеленого турмалина был найден ими между корней поваленного бурей дерева так же, как и первый кристалл изумруда в 1830 г. в уральской тайге в далекой России.
Пегматит Маун Майка быстро приобрел громкую известность не только в США, но и за его пределами. Не только ученые геологи и минералоги стремились посетить этот необычайно богатый источник цветных турмалинов, но на разработках побывали многие известные лица, имевшие лишь весьма отдаленное отношение к минералогии. Имеются сведения, что вскоре после 1825 г. русский консул из Нью-Йорка посетил рудник Маунт Майка и уехал обратно с хорошими образцами цветных турмалинов из этого месторождения. В 1895 г. в пегматите был найден крупнейший из известных прозрачный кристалл зеленого турмалина ювелирного качества, весивший 422 карата, т. е. 84,4 грамма. К сожалению, после 1934 г. местонахождение этого необычного кристалла, имевшего 80 мм в диаметре и неоднократно переходившего из рук в руки, остается неизвестным. Кстати, это не единственный необычный по качеству самоцвет из Маунт Майка, исчезший неведомо куда. Наиболее ценная коллекция со вкусом обработанных цветных турмалинов этого месторождения пошла на изготовление прекрасного (судя по фотографиям), отделанного золотом ожерелья, известного в ювелирном мире как ожерелье Хэмлина; оно хранилось в музее Пибоди в Харварде. К сожалению, увидеть его мы не могли, за 15 лет до нашей поездки, в 1961 г., сокровище было украдено из музея и исчезло навсегда.
История добычи цветных турмалинов на Маунт Майка типична и для большинства пегматитовых месторождений самоцветов. Много раз случалось, что, вынув до ста тонн плотной пегматитовой породы и не встретив ни одного занорыша, рудокопы объявляли месторождение истощенным и покидали его, отдавая на откуп коллекционерам минералов. А затем кто-то в карьере находил заветный «проводник» и открывал вход в новый занорыш с самоцветами. Со времени возникновения этого месторождения было некрыто более 80 занорышей размером от 10 до 6 м в поперечнике, а стоимость цветных турмалинов, добытых здесь в XIX в., оценивается круглой цифрой 50 тыс. долл, в ценах того времени.
Мы подъезжали к месторождению Маунт Майка в очередной из периодов застоя, когда оно считалось иссякшим. Однако оставшийся от разработок большой карьер имел удивительную притягательную силу для минералогов-ученых, а главное, для просто любителей камня, которых в Соединенных Штатах огромное количество. Дело в том, что пегматит Маунт Майка содержит множество весьма редких минералов, представляющих большую научную и коллекционную ценность. Это и является причиной того, что в карьере, особенно во время уик-энда, можно встретить десяток или более охотников за минералами с традиционным рюкзаком за спиной, вооруженных молотками и набором зубил.
Кристаллов цветного турмалина нам в карьере Маунт Майка увидеть практически не удалось. Да и коллекционеры, копавшиеся в карьере по нескольку часов, мало чем могли похвастаться.
Мы познакомились с Джоном Болдингом, студентом-юристом из Бостона, оказавшимся заядлым охотником за минералами. Веснушчатый, с рыжеватым чубом, выбивавшимся из-под шапочки с целлулоидным козырьком, он, казалось, и во время разговора с нами не прекращал своего поиска. Его светло-голубые глаза то и дело концентрировались на какой-либо точке скального обнажения в стенке карьера, и разговор время от времени прерывался, пока Джон исследовал очередной заинтересовавший его участок. Вскоре выяснилось, что Джон отдает коллекционированию минералов все свободное время. Он уже изъездил и исходил почти все Соединенные Штаты, был в Канаде и Мексике. «О, у меня уже неплохая коллекция», – заметил он и назвал ее ориентировочную стоимость. Я уже не помню точную цифру, но она тогда показалась мне достаточно значительной.
Оказывается, между коллекционерами идет оживленная торговля минералами, и каждый образец, заслуживающий помещения в коллекцию, имеет свою часто весьма высокую цену.
Джон полез в свой рюкзак и вытащил завернутую в мягкую бумагу крупную пластину зеленоватой слюды – мусковита, пронизанную тонким ярко-зеленым кристаллом турмалина. «Не меньше пятнадцати – двадцати долларов, – с оттенком гордости поведал нам Джон, – это самая интересная находка сегодняшнего дня. Правда, в моей коллекции такие образцы уже есть. Ну, ничего, пойдет на обмен, зеленый турмалин в мусковите сразу возьмут. Может быть, вы хотите его купить?»
Не встретив заинтересованности в покупке с нашей стороны, он тщательно завернул образец слюды в бумагу и осторожно положил его обратно в рюкзак. Мы долго еще расспрашивали Джона о его коллекции. Мне очень хотелось выяснить основную причину его интереса к собиранию минералов. Она оказалась очень простой.
«Люблю красоту камня, – с застенчивой улыбкой сказал он, – могу часами смотреть на свои образцы и удивляться, как природа могла достичь такого совершенства. А что касается торговли минералами, то я продаю образцы-дубликаты только для того, чтобы еще пополнить свою коллекцию. Не подумайте, что это мой бизнес».
Узнав, что я из Советского Союза, Джон сразу спросил, знаю ли я минералогические музеи в Москве и какие они. Пришлось кратко рассказать ему о наших московских и ленинградских музеях минералов и о той большой научной и просветительной работе, которую они ведут. Эту нашу беседу слушали и мои спутники по экскурсии. А Джон Уайт добавил, что музей Смитсоновского института уже имеет опыт обмена редкими минералами с музеями нашей страны. В конце концов нас окружили любители минералов, подтянувшиеся из других частей карьера, и беседа стала всеобщей. Нужно сказать, что меня удивил уровень минералогических познаний коллекционеров, хотя профессионалов среди них и не было.
Мы отъезжали от Маунт Майка под впечатлением этой беседы. И хотя никто из нас не увидел в карьере для себя ничего принципиально нового, все были очень довольны, чувствуя свою общность с огромным и многочисленным племенем любителей камня. Нам предстояло осмотреть еще одно подобное месторождение пегматита, находившееся неподалеку, но уже на территории другого штата – Нью-Хэмпшир – среди залесенных холмов вблизи поселка Норт Кротон.
Нью-Хэмпшир представляет собою небольшой по площади (24 тыс. км2) штат США, занимающий по размерам 44-е место в стране. В конце 70-х годов в нем проживали 849 тыс. человек. До настоящего времени население штата еще не достигает миллиона. Летом живописные холмы Нью-Хэмпшира, покрытые лесами, переполняют туристы, называющие его «гранитный штат». Интересно, что значительный процент среди них составляют коллекционеры минералов. Эту категорию туристов было легко узнать при встречах на дороге по синим резиновым рукояткам геологических молотков, подвешенных к поясу или притороченных к рюкзаку, плотно набитому поклажей.
Месторождение, к которому мы стремились, носило звучное итальянское название Палермо, происхождение которого мне так и не удалось узнать. Когда-то из него добывали крупные (до нескольких десятков килограммов веса) непрозрачные кристаллы берилла, которые шли для получения металлического бериллия и его сплавов. Но месторождение со временем иссякло и было заброшено, хотя, как и в случае с Маунт Майка, оно продолжало привлекать ученых, а также любителей минералов, каждый из которых надеялся найти какую-либо редкость, которыми издавна славилось Палермо. Особенно разнообразны на месторождении характерные для пегматитов минералы группы фосфатов – сложных солей фосфорной кислоты. Несколько минералов из этой группы были даже открыты на Палермо, а некоторые известны только на этом месторождении. В данное время карьер месторождения и его окрестности принадлежали компании «Палермо майн энтерпраизес» («Горное предприятие Палермо»). Это громкое название невольно внушало уважение к этому предприятию, которое на поверку оказалось почти пустым огромным карьером, в различных углах которого копошились единичные коллекционеры – любители минералов. Вся компания в действительности состояла из двух человек, страстных любителей камня. Один из них, Форрест Фогг, круглолицый американец с седоватым ежиком волос на голове, встретил нас при въезде в карьер, вооруженный молотком и маленькой кайлушкой. Все лицо его выражало улыбку, а глаза светились гостеприимством.
«Во время уик-энда нас посещают до сотни коллекционеров, – доверительно сообщил нам Форрест, – а в течение недели обычно появляются самые заядлые. В субботу и воскресенье мы собираем по доллару с каждого посетителя карьера, в будни же вход бесплатный».
Оказалось, что вся деятельность горного предприятия и заключается в предоставлении возможности желающим собирать минералы в карьере Палермо.
«Вы думаете, мы какую-либо прибыль имеем? – наметил совладелец компании. – Нисколько, все уходит на содержание карьера. Ведь его приходится постепенно подновлять, подбуривать, вести взрывные работы. Иначе любители за пару недель выгребут сколько-нибудь заслуживающие внимания образцы подчистую. Вот и для вас мы кое-что сделали после того, как Джон, – кивнул на Уайта, – телеграфировал о вашем посещении». Заметив наши несколько недоуменные взгляды, Форрест добавил: «А живем мы муниципальной службой, которая к этому карьеру никакого отношения не имеет».
Не берусь судить, насколько справедливо было высказывание Фогга о бездоходном функционировании их маленькой компании, но в карьере действительно можно было видеть передвижной станок для неглубокого бурения и компрессор. Правда, во время нашего посещения они бездействовали, но были во вполне рабочем состоянии.
Пройдя вслед за хозяином к противоположной стенке карьера, мы увидели свежевзорванный отвал пегматитовой породы с темными и цветными гнездами каких-то минералов. Все это было огорожено бечевой на столбиках с висящими двумя плакатами, возвещавшими: «Прохода нет. Опасно. Взрывы.» «Это мы, чтобы отпугнуть охотников за минералами, – пояснил Форрест, – вскрыли для вас хорошее гнездо с фосфатами». Незамедлительно все ринулись к отвалу.
Я не буду описывать, как более двух часов мы, как дробильщики камня, усердно работали молотками и зубилами. Вряд ли будет интересно читать, как мы выколачивали и выковыривали из плотного камня различные фосфатные минералы, тем более что мы и сами, за исключением, может быть, Джона Уайта, были не в состоянии на глаз определить большинство из них. Но об одном рассказать все-таки стоит.
Вооружившись ломом, Форрест с усилием перевернул один из угловатых обломков и на снежно-белой поверхности лежащего под ним камня все с удивлением увидели густой разброс ярко-синих брызг: как-будто кто-то плеснул на белый камень синими чернилами. Все это было очень похоже на лазурит, но лазурит в гранитных пегматитах встречаться не должен. Увидев мое смущение, Уайт с улыбкой произнес: «Это скорзалит!»
Скорзалит! Вот так история! Мне это название, к сожалению, опять же ничего не говорит. Я его просто не знаю. Хорошо, что мы с собой на всякий случай взяли справочник ио минералам (кто их знает, эти обманчивые и неразличимые фосфаты). Быстро листаю и узнаю, что скорзалит – это редкий минерал из группы фосфатов. Встречается здесь в пегматите Палермо, да еще где-то в Бразилии. Да, был бы он не таким редким, мог бы пойти как отличный поделочный камень.
Глыбу, содержащую скорзалит, мы буквально разнесли на куски, стараясь, правда, по возможности не повредить ярко-синие сгустки, выделяющиеся на снежно-белом фоне сплошного альбита. Каждый, включая и меня, имел теперь хороший образец этого редкого минерала. Набрали мы и других редкостей из семейства фосфатов и, нагруженные образцами, вновь забрались в автомобиль и двинулись к поселку Пенакук, где жил Форрест, занимавший должность местного лесничего.
Он пригласил нас осмотреть его коллекцию. Она действительно оказалась очень интересной, особенно в отношении минералов из группы фосфатов. Некоторые из них, представленные эффектными образцами, являли собой действительную минералогическую редкость. Джон Уайт немедленно начал переговоры об условиях передачи некоторых особо редких видов в музей Смитсоновского института в Вашингтоне, а остальные гости, вооружившись бинокулярным микроскопом, с интересом рассматривали мало знакомые нам минералы.
«А не хотите ли взглянуть на мою коллекцию микроминералов?» – спросил Форрест, открывая высокий шкаф, полки которого были сплошь забиты миниатюрными пластмассовыми коробочками. Он вынул десяток прозрачных кубиков-коробочек с наклеенными на них этикетками и положил их на стол перед нами. Это было чрезвычайно интересно, таких минералогических коллекций я еще нигде и никогда не видел. Форрест взял одну из пластиковых коробочек, каждая из которых имела размеры 2 X X 2 X 2 см и передал ее мне. На маленькой этикетке, наклеенной на плотно закрывавшей коробку крышечке, было написано: «Рошерит. Черная гора. Рудник Рамфорд». На другой, приклеенной сбоку, этикетке был обозначен четырехзначный номер образца. Между тем хозяин осторожно открыл коробочку, изнутри выложенную черной бумагой, и мы увидели, что на вмонтированном внутри ее тонком столбике посажена белая крупинка чего-то размером 2–3 мм.
Поставив коробочку под бинокулярный микроскоп и наладив фокус, Форрест знаком пригласил нас взглянуть на свое микроскопическое чудо. Действительно, под линзами аппарата в пучке направленного на него электрического света сверкал, переливаясь алмазными гранями, сноповидный сросток бесцветных прозрачных кристаллов. Им можно было любоваться бесконечно, находя новые и новые ракурсы обзора. Но на очереди были другие шедевры, осмотр которых занял более двух часов. Коллекция была чрезвычайно любопытной. Многие очень редкие минералы, которые в видимых невооруженным глазом кристаллах встречаются лишь в одном-двух месторождениях мира, здесь были представлены гаммой микрокристаллов различной формы и в различных сочетаниях с другими минералами. Несомненно, это еще один путь плодотворного изучения мира минералов, причем той его части, которая наиболее трудна для исследования. Оказывается, коллекционирование микроминералов достаточно широко распространено в Соединенных Штатах. Коллекционеры активно обмениваются образцами, пополняя свои собрания тысяч микрокристаллов новыми крошечными минералами, искусно вмонтированными в пластмассовые коробочки.
После чашки крепкого кофе Форрест повел нас в подвал своего дома, где в обширном помещении у него находилась камнерезная и шлифовальная мастерская и тут же на полочках и подставочках располагались результаты его минералогических увлечений – многочисленные отшлифованные с одной или нескольких сторон красочные образцы различных минералов, многоцветные кабошоны различного размера, вышлифованные из полупрозрачного желто-зеленого берилла, ярко-зеленого амазонита или бледно-розового сподумена.
Я уже не помню, у кого из нас возникла мысль попробовать пошлифовать собранные сегодня образцы скор-залита, но наш хозяин с удовольствием согласился и тут же привел к действие шлифовальный станочек с вертикально расположенным кругом, армированным алмазной крошкой. Остановив начавший крутиться круг, он ловко сменил его на пилу и попросил, чтобы ему дали один из принесенных сегодня образцов скорзалита. Через короткое время образец был распилен по числу гостей на четыре пластинки толщиной около сантиметра. В мастерской имелось еще два шлифовальных станка. Все засучили рукава и принялись за полировку своих пластинок. «Может, кто-нибудь хочет выточить кабошон? – спросил Форрест, – вот тут у меня все приспособления». И он указал на металлический поднос, на котором лежали палочки-держалки для шлифовки и огранки цветных камней с бульбочками красного сургуча на одном конце.
Два месяца назад я закончил краткие курсы по изготовлению кабошонов, и мне очень захотелось попробовать свои силы. Свою пластинку я распилил на две части, начертил по шаблону алюминиевым карандашом правильный овал на поверхности заготовки и, нагрев на спиртовке сургучную бульбочку, приклеил к ней пластинку так, чтобы она располагалась перпендикулярно держалке. Сначала нужно было ободрать все лишнее, чтобы на палочке приклеенным к сургучу остался бы только овал, очерченный по шаблону карандашом. Для этого использовался достаточно грубый обдирочный круг. Затем, применяя все более тонкий материал, овал вышлифовывался до формы кабошона.
«Смотри, будь осторожен, материал-то не очень твердый, легко запороть», – предупредил меня Джон Уайт.
Но было уже поздно. Излишнее усилие привело к тому, что мой кабошон стал кривобоким, и выправить его практически было уже невозможно. Пришлось начинать все сначала, приклеивать новую пластинку и быть предельно осторожным при шлифовке, не обращая внимание на дружелюбное подтрунивание моих спутников.
Кабошон из скорзалита до сих пор хранится в моей маленькой коллекции, напоминая об увлекательной поездке и о встречах с интересными людьми, увлеченными камнем.
Хризоберилл
в Южной Индии (вайдуриам)
Южная часть п-ова Индостан и о-в Шри-Ланка с маршрутами поездок на месторождения самоцветов
Там, где западное и восточное побережья огромного Индостанского полуострова сходятся в самой южной его точке, расположен мыс Кумари, издавна почитаемый индийцами. Он как бы одновременно с трех сторон омывается водами Индийского океана на юге, Бенгальского залива на востоке и Аравийского моря на западе. Индийцы и иностранные туристы приезжают на мыс Кумари полюбоваться видом волнующегося океана и под звон колоколов индуистских храмов встретить на крыше одного из местных отелей восход солнца, если, конечно, горизонт не закрыт облаками.
Мыс Кумари принадлежит жаркому штату Тамилнад, занимающему большую часть южной оконечности Индии. Раскинувшиеся на сотни километров под палящим тропическим солнцем равнины и каменистые холмы штата на западе упираются в горную цепь западных Гат, которая протягивается параллельно берегу Аравийского моря почти точно с севера на юг, снижаясь и превращаясь в ряд высоких холмов как раз при подходе к мысу Кумари. От него прямо на север между горным хребтом и морем тянется довольно узкая, порядка 50 километров, полоса земли, на которой расположен самый влажный тропический штат Индии – Керала, занимающий территорию древних индийских княжеств Траванкур и Кочин. Потоки влажного и горячего воздуха с Аравийского моря по пути на континент наталкиваются на каменную стену Гат, поднимаются в верхние охлажденные участки атмосферы, где и изливаются дождями на западные склоны крутого хребта, покрытые густым покровом влажных джунглей.
Климат влажных тропиков превратил штат Керала в зеленый сад. Вся равнинная прибрежная его часть покрыта густыми зарослями кокосовых пальм, которые делают ее практически неотличимой от ландшафта экзотических островов Карибского моря. Чуть выше, в предгорьях, располагаются обширные плантации каучукового дерева. Еще выше начинаются влажные, местами труднопроходимые джунгли. Толстый слой красных тропических почв-латеритов покрывает сплошным плащом предгорья и склоны Гат, поэтому не так уж много известно о геологическом строении и полезных ископаемых этой части Индии. И неудивительно, что индийское правительство в 1975 г. обратилось к Программе развития ООН с просьбой провести в штате Керала комплекс геолого-поисковых работ, с тем чтобы оценить возможности этого сельскохозяйственного края и с точки зрения полезных ископаемых.
