Текст книги "Путешествия в тропики за самоцветами"
Автор книги: Алексей Беус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
В Рио привезенные секреции распиливают на тонкие округлые пластины, шлифуют, полируют и продают многочисленной туристской братии. И вот, купив за небольшую цену понравившийся многоцветный срез, можно без конца любоваться тонким полосчатым рисунком и радующим глаз сочетанием цветом, подаренных человеку природой. Но будьте осторожны, бойтесь особо ярких сочетаний концентрических полос. Бразильские ювелиры научились искусно окрашивать агаты и, если хочешь заполучить настоящее, без подделки, природное произведение искусства, нужно быть очень внимательным.
К сожалению, в эту недавнюю поездку знакомство с цветными камнями Бразилии ограничилось осмотром огромных жеод с аметистами и многочисленных полированных срезов агатов в магазинах, где можно сколько хочешь перебирать полировки, смотреть их на свет под разными углами, многократно перекладывать и, наконец, выбрать наиболее приглянувшийся тебе экземпляр или уйти в соседнюю лавку и там начать всю процедуру сначала. Но магазинное знакомство с минералами – это далеко не то же самое, что можно получить при непосредственном общении с камнем в поле, на месте его добычи. Мне вспоминается мой первый двенадцатилетней давности визит в Бразилию, когда, несмотря на загруженность по основной работе, удалось посетить месторождения топаза в штате Минас-Жерайс.
От Рио-де-Жанейро до Белу-Оризонти полет занял всего 45 минут. Как раз этого времени достаточно, чтобы выпить чашку ароматного крепкого бразильского кофе и познакомиться с соседом, темноволосым с проседью бразильцем с загорелым энергичным лицом, украшенным ухоженными пышными усами. Мне совершенно неожиданно повезло, так как оказалось, что мой попутчик имеет прямое отношение к гаримпейрос, так называют в Бразилии старателей, занятых в одиночку или семейными группами поисками и добычей цветных камней. Он оживился, узнав, что я геолог, работаю в ООН и всю мою сознательную жизнь интересуюсь месторождениями берилла, топаза, цветных турмалинов и других самоцветов, связанных с гранитными пегматитами. Сеньор Коррейра, так звали моего нового знакомца, никогда раньше не встречал представителей такой далекой от Бразилии страны, как Россия, и его вопросы о нашем житье-бытье изрядно мешали мне направить русло беседы в наиболее интересную для меня область, касающуюся деятельности гаримпейрос и знаменитых на весь мир копей драгоценных камней штата Минас-Жерайс.
Оказалось, что сеньор Коррейра издавна живет в г. Оуро-Прету (Черное золото), известном далеко за пределами Бразилии как экзотический центр добычи разнообразных самоцветов. И этот городок является исходным пунктом короткой полевой поездки, которую на фоне официальных обязанностей командировки по линии ООН мне не без труда удалось организовать с помощью хороших знакомых – геологов из Сан-Паулу и Нью-Йорка. В оживленной беседе сорок пять минут промелькнули как один миг. Я мало что успел вытянуть из своего соседа про бразильские топазы и бериллы, но зато получил приглашение побывать у него в гостях в окрестностях Оуро-Прету и познакомиться с минералогической коллекцией, в которой он собрал все разновидности цветных камней штата Минас-Жерайс. Приглашение было с благодарностью принято, хотя было неясно, удастся ли организовать это посещение.
За разговором почти не оставалось времени посмотреть вниз на проплывавшую под нами покрытую зеленым плащом гористую местность, на которой то там, то здесь мелькали неправильные различной величины ржаво-красные пятна, по-видимому представлявшие свободные от растительности участки красноземных тропических почв. Иногда в центре такого пятна просматривались какие-то плохо различимые с высоты постройки, и тогда хотелось верить, что наш авиалайнер пролетает над невидимыми нам рудниками или старательскими копями, которых, как сказал мне сеньор Коррейра, в Минас-Жерайс видимо-невидимо, хотя лишь на немногих из них в настоящее время ведутся добычные работы.
Вот и Белу-Оризонти. Мягкая посадка и нужно уже прощаться со своим приветливым спутником. Беспокоюсь, как меня в толпе приезжих распознают сотрудники Горной школы из Оуро-Прету, которые должны меня встречать при выходе из аэропорта. Но опасения на этот раз оказываются совершенно напрасными. Пользуясь понятными только им приметами, два молодых, симпатичных бразильца мгновенно выловили меня среди людской суеты, которая всегда возникает в аэропорту после прибытия очередного самолета.
Через минуту мы были у машины, оказавшейся достаточно потрепанным «Лендровером», и окончательно познакомились, уже рассевшись внутри автомобиля. Одного из моих новых спутников звали Лео. Со своим несколько вытянутым миловидным лицом, тонкими усиками и густыми черными волосами он очень походил на грузина. Второй, постарше, по имени Санчо, в толстых роговых очках и тоже с тонкими подбритыми усами был похож на типичного португальца или испанца, с удивительной для этих южных широт белой кожей лица. Оба парня были инженерами, недавно закончившими Горную школу и специализировавшимися по ведению добычных работ на мелких предприятиях, таких, например, как копи самоцветов. После окончания школы они были оставлены для прохождения повышенного курса, подобного нашей аспирантуре.
Горная школа в Оуро-Прету пользуется заслуженной известностью как в Америке, так и в Европе. В этом почтенном по возрасту учебном заведении проходят подготовку студенты со всего света. И трудно себе представить более благоприятное место для подобного заведения, расположенного в провинции, знаменитой на весь мир не только своими самоцветами, но также огромными месторождениями железа, в которых заключено не менее 10 % всех запасов высококачественных железных руд земного шара. При Горной школе есть обширный музей, представляющий минеральные богатства Бразилии, особенно штата Минас-Жерайс. Решаем, что с осмотра музея мы и начнем свою ознакомительную поездку по месторождениям самоцветов этой необычной рудной провинции.
От Белу-Оризонти до Оуро-Прету порядка 90 км по достаточно комфортабельному шоссе. Машина катится по зеленой долине, рассекающей покрытые густой растительностью горы. Это южные отроги хребта Серро Эспинхаку, известного своими минеральными богатствами. За рулем Санчо. Он умудряется гнать машину на предельной скорости и одновременно рассказывать обо всех встречных достопримечательностях. Еще задолго до Оуро-Прету наше внимание привлекли буроватые высыпки, которые местами четко просматривались вдали от дороги на пологих горных склонах.
«Следы работ гаримпейрос, – пояснил Санчо и добавил, – некоторые стали очень богатыми, найдя свое счастье в этих карьерах, а многие так и остались бедняками. Они работали очень много, но выйти на заветную жилу с занорышами, несущими драгоценные кристаллы, им не удавалось».
«Пегматитовых жил в нашей местности много, – вмешался Лео, – но лишь немногие из них содержат пустоты-занорыши с кристаллами самоцветов, имеющими ювелирную ценность».
Действительно, жилы и линзовидные тела гранитных пегматитов широко распространены в штате Минас-Жерайс. Они залегают в древних сланцах, возраст которых превышает миллиард лет, образуя в целом подобие пояса, протягивающегося в северо-восточном направлении на расстояние в несколько сотен километров. Богатые летучими соединениями отщепления гранитной магмы проникли по трещинам и разломам в толщу древних сланцев на глубине 4–7 км приблизительно 440–360 млн лет тому назад. При медленной и спокойной кристаллизации этих обогащенных парами и газами магматических отщеплений образовывались тела пегматитов, содержащие пустоты, наполненные газоводными растворами сложного химического состава. Такие пустоты служили идеальным местом для свободного роста хорошо оформленных, прозрачных кристаллов, иногда свободных даже от единичных трещин и каких-либо иных дефектов.
Следует заметить, что на земном шаре известно очень много районов широкого распространения гранитных пегматитов. И пегматиты, присутствующие в этих районах, обладают многими общими чертами строения и минерального состава, местами они выглядят как двойники. Однако пустоты-занорыши, содержащие кристаллы самоцветов, в них весьма редки, что позволило геологам предположить необходимость особых, специальных условий, определявших в период формирования пегматитов возможность образования и сохранения «газовых пузырей», обеспечивавших беспрепятственный рост кристаллов кварца, полевых шпатов, берилла и его разновидностей, топаза, турмалина и многих других минералов. Из этих специальных условий важнейшим, по-видимому, являлся спокойный режим кристаллизации пегматитов, не нарушавшийся какими-либо геологическими возмущениями, которые могли бы отрицательно повлиять на сохранность газовой составляющей в кристаллизующемся пегматитовом расплаве, а также препятствовать росту нетрещиноватых прозрачных кристаллов, имеющих качество ювелирного материала. Подобные благоприятные геологические условия формирования земной коры, по мнению геологов, существовали в пределах ряда районов Бразилии, на Мадагаскаре и в некоторых других районах земного шара, известных своими месторождениями разнообразных самоцветов.
Оуро-Прету находится вблизи юго-западной оконечности пегматитового пояса штата Минас-Жерайс. Окрестности этого городка стали знаменитыми благодаря месторождениям благородного топаза, открытого в этом районе в 1895 г. По словам Санчо, нигде более в мире в едином районе не встречается такая богатая палитра окрасок топаза, дающего ограночный камень высшего класса. Оказывается, большинство высыпок на окружающих склонах, которые мы видели с дороги, являются результатами деятельности искателей топаза.
Город встретил нас сетью узких крутых улиц, застроенных, по-видимому, в конце прошлого и в самом начале нашего века, симпатичными преимущественно двухэтажными зданиями старопортугальского, колониального стиля с балкончиками, балюстрадами и ажурными решетками на окнах. В настоящее время город имеет статус национальной исторической достопримечательности и активно посещается многочисленными туристами со всего света, среди которых значительный процент составляют любители редких минералов. В самом Оуро-Прету чуть более 20 тыс. постоянных жителей. Какую часть из них составляют старатели (гаримпейрос), узнать не удалось, хотя мои спутники, не долго думая, заявили, что вряд ли в городе найдется и сотня мужчин, не связанных прямо или косвенно с горно-рудным бизнесом.
Двухэтажное здание минералогического музея Горной школы красиво расположено в центре небольшой площади на фоне невысоких зеленых гор. Затейливая башенка, возвышающаяся в центральной части здания, античного вида статуи, стоящие на крыше по его углам, фигурные балконные решетки – все это соответствовало общему колониальному стилю архитектуры города.
Минералогический музей в Оуро-Прету обладает огромной коллекцией, насчитывающей более 25 тыс. образцов, представляющих 15 тыс. минеральных видов. И, естественно, наиболее впечатляющими витринами музея являются экспозиции самоцветов штата Минас-Жерайс и других районов Бразилии. Можно было бесконечно любоваться голубыми разных тонов и густоты окраски аквамаринами, розовыми морганитами и кунцитами, великолепными друзами аметиста и цитрина. Но наиболее поражал своей красотой топаз. Его чудесно ограненные природой совершенно прозрачные кристаллы представляли всю цветовую гамму: от совершенно бесцветных водяно-прозрачных разностей, через небесно-голубые кристаллы, напоминавшие наши голубые топазы из копей знаменитой Мурзинки на Урале, до чудесных винно-желтых, розовых и поразительных ярко-красных топазов, называемых среди коллекционеров «бразильскими рубинами». Казалось, оторваться от всего этого великоления из царства минералов, собранного в музее, было просто невозможно. Но времени оставалось очень мало, а сегодня еще нужно успеть осмотреть в окрестностях города действующие старательские копи самоцветов. Поэтому мы буквально отдираем себя от сверкающих витрин и бредем к припаркованному на площади вблизи от музея «Лендроверу».
Вот уже Оуро-Прету остался за спиной и с обеих сторон шоссе на нас набегают зеленые горы. Сколько в них еще неоткрытых богатств, надежно укрытых до поры до времени густой растительностью и толстым плащом красных тропических почв!
Тропический климат Бразилии приводит к глубокому выветриванию горных пород, выходящих на дневную поверхность. При этом они разрыхляются на некоторую глубину и с поверхности на них образуется покров красно-бурых, обогащенных окислами железа и алюминия почв – так называемых латеритов. Все это результат деятельности поверхностных вод, которые в условиях тропиков активно выносят из обнажающихся на поверхности пород большинство из слагающих их химических элементов. А окислы железа и алюминия в этих условиях не выносятся, они и остаются на поверхности, накапливаясь в почве, которая за счет окислов железа приобретает характерный ржаво-бурый до почти красного цвет.
Если в зону тропического выветривания попадает пегматитовая жила, то главные минералы, слагающие породу, – полевые шпаты – с течением времени превращаются в светлую, местами белую глину и тело пегматита, представлявшее ранее плотную скальную породу, превращается в рыхлую массу, состоящую из белой глины, обломков кварца и небольшого количества пластинок слюды. Что же происходит при этом с кристаллами берилла, топаза, цветного турмалина и других самоцветов, содержащихся в пегматитах? К счастью, ничего. Поверхностное выветривание не влияет на кристаллы подавляющего большинства самоцветов, позволяя вести их добычу из мягкой, разложенной выветриванием пегматитовой породы.
Как мы увидели позднее, гаримпейрос освобождаются от латеритной почвенной корки вручную, вскрывая на небольшой площади залегающий под ней пегматит. Владельцы более крупных рудников успешно используют бульдозеры, срезая покров красноземов, с тем чтобы обнажить скрытую пегматитовую жилу, а иногда и несколько жил, расположенных близко одна от другой. Часто они разрабатываются на глубину всего нескольких метров, работа останавливается, когда за пределами зоны выветривания кончается рыхлая порода, и гаримпейро упирается в твердый пегматит, разрабатывать который не только значительно труднее, но и дороже. В отдельных, особенно богатых самоцветами жилах оказывается выгодным вести добычу и в твердой породе, врезаясь в пегматит глубже разрушенного выветриванием слоя. Именно в этих случаях из пегматитов извлекаются не только прозрачные кристаллы самоцветов ювелирного качества, но и неповторимой красоты образцы, в которых совершенные, кристаллы обычных минералов пегматита – кварца, полевых шпатов и слюд – художественно сочетаются с вкрапленниками кристаллов разнообразных редких минералов, включая самоцветы, хотя бы и не имеющие ювелирной ценности. Эти образцы тоже идут на продажу, о чем можно было судить еще при посещении многочисленных магазинчиков, торгующих минералами, в Рио-де-Жанейро. Оказывается, как сказал Лео, владелец каждого более или менее крупного рудника имеет договоренность с руководством одной из фирм, делающих бизнес на торговле минералами в Рио. Отбор образцов с редкими минералами ведется непрерывно в процессе разработки пегматита, а затем сам хозяин или кто-то из его опытных помощников производит отборку образцов, годных для продажи.
Наконец, наша машина, плавно затормозив, свернула под прямым углом на плотную грунтовую дорогу и покатила на восток, то поднимаясь по пологому склону, то спускаясь в межгорные ложбины. Километров через десять на склоне зеленой долины мы увидели серию бурых площадок, которые, вытягиваясь друг за другом, образовывали нечто вроде неровного пунктира. Вдалеке, как черный огромный жук, работал бульдозер, сдиравший покров красной почвы, перекрывающей буро-серую разложенную выветриванием коренную породу. На одной из зачищенных бульдозером площадок копошились люди. Кажется, нам повезло и мы увидим бразильских гаримпейрос непосредственно за добычей драгоценного сырья.
Подъехав к белому вагончику на колесах, стоящему на границе вскопанных площадок, мы познакомились с владельцем рудничка сеньором Алмейда, сокурсником Санчо по Горной школе. Он пригласил нас внутрь вагончика, где кондиционер создавал приятную прохладу, и, может быть, поэтому, все показалось очень уютным. Мгновенно на столике был развернут геологический план месторождения, впрочем, довольно схематичный. Но на нем было нанесено все, что необходимо владельцу, – контуры пегматитовых жил, образующих в гнейсах подобие цепочки с чередующимися раздувами и пережимами. Как часто бывает в подобных случаях, сеньор Алмейдо начал с того, что изложил свою гипотезу происхождения принадлежащего ему месторождения. Он также сообщил нам, что здесь разрабатывается только верхний, разрушенный слой породы, так как разработка твердой породы на глубине на этом месторождении уже не окупается. Не вступая в спор с нашим хозяином, мы поинтересовались, нет ли у него в вагончике добытых кристаллов, нам очень хотелось их посмотреть.
«Кристаллы у меня есть и неплохие, – ответил Алмейда, указав на маленький добротно сделанный сейф, стоящий в углу вагончика, – но мне хотелось бы показать их вам после осмотра месторождения. Иначе впечатления от знакомства с рудником могут быть смазаны. Ведь нет никакой гарантии, что сегодня уже добыли что-нибудь стоящее. Вот после визита на рудник вернемся, тогда и посмотрим».
В словах хозяина был свой смысл, и мы охотно согласились последовать его совету. Еще при составлении плана нашей поездки Санчо сообщил, что месторождение, принадлежащее сеньору Алмейда, славится чудесными топазами густо-золотистого, винно-желтого цвета. Мы их уже видели за стеклом витрин минералогического музея в Оуро-Прету. Но разве это может сравниться с ощущениями, которые испытывает каждый любитель камня в момент, когда ему удается наблюдать уникальный процесс извлечения драгоценного минерала из вмещающей ого породы. Поэтому мы энергично преодолеваем кучи буро-красной земли, обходим пустые выемки следуя за сеньором Алмейда, который кратчайшим путем ведет пас к группе увлеченных работой гаримпейрос.
Вооруженные кайлушками, они довольно осторожно ковыряли только что зачищенную бульдозером рыхловатую породу. При этом тщательное внимание уделялось скоплениям белой глины – каолина, содержащим блестящие пластинки помутневшей светлой слюды. Расположение таких скоплений на зачищенной поверхности вскрытого участка позволяло судить, что гаримпейрос разрабатывают разрушенную выветриванием пегматитовую жилу, в которой главные минералы пегматита – полевые шпаты – превратились в мягкую белую глину. В свежей, неизмененной пегматитовой породе кристаллы топаза здесь встречаются в пустотах, образующихся обычно по периферии массивных скоплений полевого шпата. Это позволяет использовать продукт выветривания полевого шпата – белуха глину – как главный руководящий положительный признак при поисках кристаллов драгоценного топаза в теле измененного пегматита.
Следует отметить, что занятые работой старатели не обратили на подошедшую группу ни малейшего внимания, продолжая упорно ковыряться в белой мягкой породе, внимательно рассматривая и разминая каждый вывернутый кайлом крупный кусок белой глины. Впрочем, после нескольких слов, сказанных по-португальски владельцем рудника, они отложили свой инструмент и вежливо поздоровались с нами. Мгновенно завязался оживленный разговор, который мне в общих чертах переводил на английский язык Санчо.
Перебивая друг друга, молодые, с ног до головы перепачканные белой глиной парни поспешили сообщить своему хозяину, что сегодня пару часов назад они вскрыли гнездо, из которого извлекли три кристалла топаза ювелирного качества. Каждый из них по-своему пытался дать характеристику найденным самоцветам.
Наконец, один из гаримпейрос, больше всех размахивавший руками, отделился от общей группы и бегом направился к подобию маленькой палатки, стоявшей в низкорослом кустарнике за пределами неглубокой выемки, в которой мы находились. Через пару минут он возвратился, держа в руках небольшой холщовый мешочек. Подойдя к нам, Хулио, так представился при знакомстве этот молодой старатель, осторожно вытащил из мешка три беленьких мешочка меньшего размера и передал их сеньору Алмейда. В каждом мешочке аккуратно завернутый в мягкую белую тряпочку находился кристалл топаза красивого, густо-медового цвета. Все три кристалла были примерно равновелики, и между моими португальскими спутниками мгновенно разгорелась дискуссия по поводу их вероятного веса. В конце концов все сошлись на том, что кристаллики весят чуть больше трех граммов каждый, т. е. примерно 16 карат.
Кристаллы имели призматическую форму и отличались сложно окристаллизованиыми головками, несущими большое количество мелких граней. Они были удивительно прозрачны, без единой трещинки и под лучами яркого бразильского солнца горели на ладони, как маленькие самородки из прозрачного золота. Мы долгое время любовались кристаллами, перекладывая их то на одну, то на другую сторону. Трудно сказать, как долго простояли бы мы, восхищаясь удивительно совершенными творениями искусницы-природы, если бы со стороны тарахтевшего невдалеке бульдозера не раздался призывный возглас, и все увидели обнаженного по пояс человека, энергично махавшего нам рукой.
«А ну пошли туда, – возбужденно сказал Алмейда, – кажется бульдозер вскрыл крупное гнездо белой глины».
Не без сожаления мы расстались с золотистыми кристаллами топаза и вместе с группой гаримпейрос, которые тотчас вооружились своими кайлушками, поспешили в направлении чихающего и немилосердно дымящего бульдозера. Действительно, на еще сырой площадке, под толстым слоем буро-красной почвы, содранной бульдозером, прослеживались белые гнезда неправильных очертаний, резко выделяющиеся на серо-буром фоне окружающей породы. Цепочка скоплений белой глины четко прочерчивала направление превращенной в труху бывшей пегматитовой жилы, а совсем около дергавшегося бульдозера, по-видимому, находился раздув этой жилы, на месте которого теперь виднелось огромное белое пятно с расплывчатыми краями. Трое из пришедших с нами гаримпейрос сейчас же начали ковырять белую глину своими кайлушками. Впрочем, делали они это очень медленно и осторожно, опасаясь повредить хрупкие кристаллы топаза, которые могли встретиться в относительно мягкой, легко поддающейся разработке породе.
Примерно полчаса, глядя на работающих гаримпейрос, мы провели за обсуждением бизнеса бразильских искателей самоцветов, который был ярко представлен нам сеньором Алмейда, как непредсказуемая серия моментальных взлетов и падений, зависящих от удачи гаримпейро и его опыта, приобретенного многолетней работой по поискам и добыче драгоценных кристаллов. Свой первый кристалл золотого топаза на этом месторождении Алмейда нашел случайно в ложе небольшого ручья, куда кристалл, по всей вероятности, был вынесен с ближайшего склона дождевыми водами. Он был совершенно не окатан, и это означало, что источник, из которого он был вынесен, находится где-то близко. Тщательные поиски на пологом склоне привели к первому гнезду белой глины. Правда, для этого весь склон пришлось изрыть закопушками, иначе под покровом латеритной буро-красной почвы ничего не было видно. Так было положено начало этому типичному для окрестностей Оуро-Прету небольшому руднику, золотистые, винно-желтые топазы которого каждый месяц направлялись для продажи в Рио-де-Жанейро, чтоб затем после огранки или в виде природных кристаллов отличного ювелирного качества разлететься яркими золотистыми звездочками по всему свету.
Слушая интересную историю месторождения, мы все внимательно наблюдали за трудившимися гаримпейрос. Каждый молча вонзал широкий конец своего кайла в глину и осторожно выворачивал на поверхность кусок белой породы. Большие куски при этом тщательно разминались, чтобы не пропустить ни одного, даже маленького кристалла. Я тоже пытался помогать, разминая белые-белые комки глины, втайне надеясь, что вот-вот под пальцами окажется угловатый прозрачный кристалл. Но, увы. Глина крошится, просыпается между пальцами, и в руках ничего не остается. Молчат и гаримпейрос. Неужели неудача и нам не удастся увидеть золотистый кристалл в природной белоснежной подушке из каолиновой глины?
Время нас поджимало, мы нехотя стали собираться в обратный путь к вагончику. Но в этот момент нас остановил громкий возглас одного из работающих гаримпейрос, завершившийся без перерыва серией фраз, быстрых, как пулеметная очередь. Как по команде все бросились в его сторону, и первое, что мы увидели, это было подобие золотистого окошечка, как бы светящегося на фоне белой каолиновой массы, только что вывороченной осторожным нажимом кайла. По-видимому, это довольно крупный кристалл топаза, очень красивого медово-желтого цвета. Белый комок со светящимся окошком передали сеньору Алмейда, и он, кроша пальцами податливую глину, высвободил чудесный с блестящими на солнце гранями кристалл весом не менее 20 г.
Вот, топаз уже у меня на ладони, изучаю его с помощью своей двадцатикратной лупы и не могу разыскать ни одной трещинки. В глаза бьет приятный золотистый цвет прозрачного кристалла. Да, спору нет, это первоклассный ювелирный материал. И как-то очень неприятно представить, что этот красавец кристалл перед огранкой будет распилен на более мелкие части. И пусть каждая из них затем превратится в руках искусника-ювелира в шикарный, сверкающий драгоценный камень. Но вся прелесть и световая игра ограненного самоцвета не смогут заменить красоту природного кристалла, сверкающего на фоне вмещающей его породы.
Спрашиваю у Алмейды, нельзя ли такой редкий по красоте кристалл продать в какой-либо музей, чтобы предотвратить фактическое уничтожение этого природного уникума при ювелирной обработке камня. Но сеньор Алмейда только смеется, он здесь бессилен. Свою добычу он продает посреднической фирме в Рио и в дальнейшем не имеет никакого представления, куда и кому перепродаются его прекрасные топазы.
Наконец найденный кристалл завернут в белую тряпочку и уложен в мешочек, и мы вчетвером направляемся к вагончику, а гаримпейрос продолжают осторожно ковырять своими кайлушками гнездо белой глины, с улыбкой приняв наше прощальное пожелание горняцкой удачи. В вагончике нас ждет таинственное содержание сейфа, представлявшее результаты добычи рудничка Алмейды за три педели. Там оказалось всего десяток кристаллов различного размера, и мы поняли, что далеко не каждый день на руднике бывает столь удачен, как сегодняшний. Нам просто повезло, а могло быть совсем по-другому. Полюбовавшись кристаллами золотистого топаза, хранившимися в сейфе, посмотрев их на свет и пощупав руками, мы любезно распрощались с радушным хозяином и забрались в свой «лендровер».
По правде говоря, после того как мы наблюдали добычу топаза непосредственно в расчистке, коллекция кристаллов, хранившаяся в сейфе, хотя и вызывала восхищение, но воспринималась уже только в сравнении с совершенным кристаллом, только что извлеченным на наших глазах из белой глины. Обсуждая свое везение, мы невольно перешли к дискуссии по профессиональным проблемам и, как это обычна случается с геологами, энергично заспорили о происхождении осмотренного месторождения. Между тем «лендровер» без какого-либо напряжения взбирался на склоны и мягко скатывался вниз в неширокие долины. Наконец мы выбрались на шоссе, проехали несколько километров и опять свернули в сторону на проселок. Кое-где на склонах виднелись маленькие карьерчики, окруженные грудами красно-бурой земли. Людей почти не было видно. По-видимому, это были заброшенные руднички, оставленные своими владельцами из-за того, что разработка месторождения по той или иной причине перестала окупаться и стала невыгодной.
Вдруг Санчо круто свернул с шоссе, и машина полезла на довольно крутой склон, увенчанный сверху невысоким густым кустарником. Объехав кусты и поднявшись еще на сотню метров, мы оказались на почти плоском водоразделе небольшого хребтика, довольно интенсивно ископанного старательскими выработками. Людей и здесь не было видно, лишь на некотором отдалении в маленьком карьерчике интенсивно трудился голый по пояс гаримпейро, и комья земли от его лопаты вместе с пылью ритмично взлетали вверх, заметные издали на фоне голубого, как аквамарин, тропического неба. «Себастьян, – сообщил мне Санчо, – чертовски везучий парень, работает один или с сыном; хорошо, что мы его застали».
Увидев нашу машину, Себастьян выбрался из карьерчика, по-дружески обнялся с Санчо и приветливо поздоровался с нами. Это был худощавый, мускулистый, сильно загорелый мужчина лет сорока с орлиным носом, седоватыми черными волосами и без усов. Обращали внимание его жилистые руки с узловатыми крепкими пальцами и широкими ладонями. Когда он держал лопату, то рука и черенок лопаты казались слитыми воедино, образуя неразделимый рабочий инструмент. В общем это был типичный гаримпейро, бразильский охотник за самоцветами.
Себастьян рассказал моим спутникам, что месяц тому назад он по высыпкам на склоне нашел эту пегматитовую жилу и с тех пор копает здесь вместе с сыном, который сейчас поехал за материалами в Оуро-Прету. До того как перейти на эту жилу, они разрабатывали пегматит в нижней части склона и добыли несколько крупных кристаллов хорошего голубого аквамарина. Можно было работать там и дальше, однако сильный приток воды в выработку не позволил им, имеющим лишь маломощный насос, продолжать отработку месторождения. Ну, а тут дела тоже идут неплохо, и топаз в разложенной выветриванием пегматитовой жиле, которую они сейчас разрабатывают, очень ходовой на рынке самоцветов в Рио. Это редкая разновидность красного цвета, получившая среди ювелиров броское название «бразильский рубин».
Услышав о красном топазе, мы взволнованно переглянулись, и мне вспомнилось заключение обоих моих спутников при составлении плана поездки: «Ну, а красный топаз мы увидим на нашем маршруте, если очень повезет. Ходят слухи, что один опытный гаримпейро нашел жилу с топазами красного цвета, но продолжает ли он работать на ней, неизвестно». И вот рядом с нами стоит Себастьян, а за ним вскрытая карьерчиком выветрелая пегматитовая жила, которая содержит кристаллы красного топаза. Действительно повезло. Кстати, жила, точнее ее остатки, как две капли воды схожа с теми, что мы уже видели на рудничке сеньора Алмейды. Те же гнезда-карманы белой каолиновой глины, с которыми связаны кристаллы топаза. Только окраска кристаллов не золотистая или густо-медовая, а красная, и никто, нужно заметить, однозначно не знает, в чем причина такой окраски.
