Текст книги "Репей в хвосте (СИ)"

Автор книги: Александра Стрельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Сашка двинул на пульте несколько рычажков, одновременно уводя звук из студии и запуская в эфир сюжет. Ольга внизу тут же принялась поправлять почему-то всегда выбивавшуюся на макушке прядь волос, глядя на себя в монитор, который показывал ей ее же, как в зеркало. А я снова повернулась к телевизору.

На экране мелькали кадры нашего сумасшедшего полета над тайгой. Ревели моторы, грохотали выстрелы. А вот и я – перезаряжаю автоматный рожок. Админ прижимает к себе окровавленную руку. Ильченко, припавший к выбитому окну с «Калашниковым». Впечатляет. Снова я, уже здесь в Москве – интервью записали буквально час назад в коридоре компании.

– Я убеждена… – говорю я сама себе с экрана – очкастая, взъерошенная и слегка перепуганная, короче – дура дурой. Очень натурально.

А выпускающий редактор тем временем колдует над титровальной машинкой и в телевизоре под моей физиономией появляется титр – Мария Лунева, корреспондент.

– Я убеждена, что событие это носит далеко не случайный характер. Более того, у меня есть определенные доказательства причастности к этой акции наших спецслужб.

Титр гаснет. Стульчик – в микрофон:

– На вторую камеру… Начали.

Ольга из студии, отчаянно таращась как бы в камеру, и, стало быть, глаза в глаза миллионам телезрителей, а на самом деле в телесуфлер, расположенный прямо под камерой, на экранчике которого бегущей строкой проплывает то, что ей надо сказать в настоящий момент, продолжает:

– Смотрите в нашем вечернем эфире программу, в которой мы попытаемся разобраться в создавшейся ситуации. В студии на вопросы нашего комментатора Максима Незнающего ответит представитель Федеральной Службы Безопасности Петр Маричев.

Стульчик запустил отбивку, бодрая музыка которой резанула по моим разгулявшимся нервам как серпом по… гм… Если бы они у меня были, может тогда я бы не тряслась как овечий хвост? А может и вовсе наоборот. Кто знает?

Ольга в студии уже бодро рапортовала о жизнедеятельности Президента, а я пошла к выходу. Максим догнал меня в коридоре.

– Ты в гримерку?

– Нет…

– Как нет? Пошли!

– Я?

– А ты думала за моей широкой спиной отсидеться? – и он демонстративно пожал узкими сутулыми плечиками кабинетного умника. – Пойдем, пойдем. Наш будущий собеседник уже, наверно, гримируется.

– Иди. Я сейчас. Нужно еще кое-что сделать.

– Смотри у меня, Мария!

– Ага, – неопределенно откликнулась я и побежала к своей комнате.

Слова дяди Вени плотно засели в моей черепушке – если прислали пешку, значит хорошо подготовились. О существовании видео, снятого Игорем над тайгой, за сегодняшний день узнали слишком многие, а если учесть болтливость админа, то и об участии в нашей судьбе Петренки тоже. А раз знают здесь, наверняка знают и там, и уже обдумали ответные ходы и контраргументы. Значит, нужен какой-то козырь, что-то, чего никак не ждут. Да простит меня федик в гримерке, но я хотела иметь камень за пазухой, и ни минуты не сомневалась, что при необходимости воспользуюсь им.

На поясе затренькал мобильник, и я была настолько озабочена происходящим, что даже не стала вслушиваться в то, как он поет – мило или гадко, а сразу схватила трубку. Это было письменное сообщение. Оно было кратким, но несло в себе столько…

«Петренко стал шелковый и поет как соловушка. Тайга большая, Маша, а некоторые звезды светят здесь и днем. Не волнуйся. Действуй. Мишка косолапый со товарищи».

Медведь Иванович! И Слава Ильченко. О каких еще звездах-то тогда разговор? Тоже мне конспираторы великовозрастные! Ну что ж, значит можно не опасаться, что Петренко внезапно исчезнет. Как известно – нет человека, нет и проблемы. От себя добавим: нет и свидетеля, а без свидетеля его показания, даже рукописные, яйца выеденного не стоят. А теперь за ним есть кому присмотреть…

Хотела позвонить домой, но поняла, что нет времени на подробные объяснения, которых там наверняка потребуют с меня. Поэтому с сожалением отключила телефон – все равно на эфире пришлось бы, захватила из сейфа то, что хотела и отправилась в гримерку.

Пришлось ждать – оба гримера были заняты. Мальчик колдовал над ничем не примечательным мужчиной в удобно-сером костюме, а девочка порхала вокруг Незнающего. Я ее понимала – не каждый день получаешь доступ к телу начальника, да еще имеешь возможность расписать его… Чуть не сказала «под Хохлому». Нет. Тут из людей нормальных делали звезд экрана. Обычно я с трудом узнавала себя после вмешательства опытного гримера и парикмахера – такая получалась красотка, что потом хоть спи стоя, чтобы не размазать и не растрепать полученный эффект. И почему, когда прихорашиваешься сама, ничего подобного и близко не выходит?

Наконец мальчик управился с гостем, и тот поднялся из кресла перед зеркалом. Взглянул на меня.

– Здравствуйте, Мария Александровна.

Как приятно, что половина ФСБ знает тебя в лицо! По крайней мере, не ошибутся, когда надо будет предпринимать решительные шаги.

– Здравствуйте, Петр Степанович. Скажите, а вы и правда Маричев?

– Что-о?

– А то ваши коллеги, которые посетили меня некоторое время назад, сначала тоже были…

Незнающий вдруг резко развернулся в своем кресле и рявкнул:

– Хватит языком молотить, Мария. Меньше чем час до эфира. Садись гримироваться. Потом пиджак тебе какой-то подобрать нужно. Еще наговоритесь в студии, – и глянул так, что я в момент прикусила свой болтливый язык.

Эфиры типа того, что предстояло провести сейчас, шли из маленькой студии. В нее-то мы и поднялись полчаса спустя. Дорогой гость, ничтоже сумняшеся, вытащил носовой платок и высморкался. Вовремя! Таньке Морозовой пришлось, костеря его в душе на чем свет, опять мчаться вниз к гримерам, чтобы позвать кого-то из них запудрить ущерб, нанесенный этим несвоевременным «естественным физиологическим отправлением». Режиссер рассадил нас, а главный оператор быстро подправил свет. Вот уже на лацканах повисли крошки-микрофончики, за свои размеры и обычное месторасположение на клиенте именуемые «петличками», мы по очереди посчитали вслух по просьбе звукорежиссера. Ведущий оператор в последний раз проверил у своей бригады взятые планы: одна камера крупный на Незнающего, другая – на меня, третья – на гостя, четвертая, закрепленная чуть выше и запускаемая с режиссерского пульта, держит общий план. Перфильев, стоявший у второй (моей) камеры – вот ведь подсуетился – высунулся и подмигнул мне ободряюще. На эфирном мониторе рекламу сменила наскоро сляпанная шапка нашей программы. Режиссер по громкой связи:

– Внимание, тишина в студии. Мотор!

Незнающий:

– Здравствуйте, уважаемые телезрители. Наш экстренный выпуск посвящен событию, имевшему место позавчера, и о котором мы уже сообщали вам в последнем выпуске «Новостей». Покушение на любого сотрудника нашей телекомпании, даже если он и не столь известен, как Мария Лунева, которая в этом году вполне заслуженно стала лауреатом ежегодной премии «Лавровая ветвь» за свой фильм о войне в Южной Осетии, не может не вызвать понятного волнения и озабоченности…

Господи, а я уж и забыла об этом. Кажется, так давно…

– Итак, сегодня в нашей студии лица, прямо скажем, заинтересованные. Сама Маша Лунева…

– Здравствуйте, – пролепетала я, таращась в камеру.

Да я же в прямом эфире! Словно кипятком окатило. Дошло, что называется! На телевидении я работаю уже очень давно, но вот в переплет реального эфирного времени, когда ты сидишь здесь и знаешь, что на тебя сейчас смотрят не только черные и почему-то до жути безличностные и испытующе-холодные зрачки телекамер, но и миллионы (а в это время и по этому поводу их было действительно очень много) телезрителей, попала впервые. Мама дорогая!

Но вот заговорил Маричев, и я как-то сразу вышла из своего ступора, потому что говорил он вещи более чем важные, сразу определившие позицию, занятую ФСБ.

– Вот вы назвали меня лицом заинтересованным. Простите, но это не совсем так. Даже совсем не так. Я совершенно категорически заявляю, что Федеральная Служба Безопасности не имеет к этому печальному событию никакого отношения. Мы готовы и собираемся взять на себя расследование. Нет-нет. Не для того, чтобы отвести от себя брошенные обвинения. Просто борьба с терроризмом входит в наши обязанности.

– Так вы полагаете, это был террористический акт?

– Не сомневаюсь.

Незнающий сдержанно улыбнулся, зыркнул на меня предупреждающе и вновь обернулся к гостю.

– Слишком удобное и более чем распространенное в настоящее время объяснение, Петр Степанович, вы не находите? К сожалению, у нас есть доказательства, напрямую говорящие о непосредственном участии в этом деле ФСБ. Но для начала давайте вернемся назад и вникнем в саму историю вопроса.

На большом мониторе перед нами поплыли уже совершенно измучившие меня кадры вертолетного боя. На этот раз его показывали подробнее.

– Прошу вас, Мария Александровна, расскажите, как все это произошло.

Я перевела дух.

– Мы уже возвращались домой. Полковник Люлькин, один из соседей полковника Ильченко, в части которого мы и снимали, собирался лететь в Москву по своим, совершенно не относящимся ни к нам, ни к этим событиям делам, и вызвался подбросить и нашу группу. Ильченко провожал нас. Однако по пути к части Люлькина на вертолет, в котором мы летели, было совершено нападение.

– Мария Александровна, вы знаете, кто это сделал?

– Да. Полковник Ильченко узнал вертолет. Он принадлежал одному из местных бандитских авторитетов Сергею Петренко. Спаслись мы буквально чудом, благодаря опыту нашего летчика, и чьему-то выстрелу с земли. Сейчас вы видите его результаты.

На экране плавился, стремительно несясь к земле вертолет противника.

– Сразу оговорюсь – я понятия не имею, кто стрелял в них и почему.

Монитор погас и Незнающий выразительно уставился на гостя, который выглядел на удивление спокойным и невозмутимым. «Знает, сволочь! Если бы все материалы не были бы все время при мне, подумала бы, что и запись-то видит не в первый раз!»

– Мария Александровна, а могу я спросить, почему, отправляясь проводить в часть доброго друга и знакомого полковника Люлькина столичных гостей, полковник Ильченко взял с собой в полет автомат Калашникова и кучу патронов? Вам самой не показалось это странным? Быть может, принимая в расчет этот более чем странный факт, имеет смысл предположить, что покушение было затеяно не против вас, а против него? И вы просто попали в разгар какой-то местной разборки?

– Логично, – Незнающий перевел взгляд на меня.

– И рад бы в рай… Только то, что вы видели сейчас на экране – это конец истории, а не ее начало. С господином Петренко я имела несчастье познакомиться за два дня до этого, о чем жалею до сих пор.

И я вкратце пересказала мои приключения на фазенде у Петренки и слегка подкорректированные похождения в тайге – в эфирном варианте меня просто нашли солдатики Ильченко, отправленные им на поиски после того, как протрезвевший Игорь поднял кипеж.

– И все равно не понятно, почему вы склонны приписывать участие в покушении именно ФСБ… Ах, понятно! Сейчас вы предъявите мне ту самую бумажку, которую под дулом пистолета – просто кинобоевик какой-то – вам написал тот самый бандит! Но почему мы должны будем поверить его словам?

– А им верить и не надо. Практически все, что он там написал – вранье.

– Ну вот видите…

– За исключением двух вещей! – перебила я его, решительно подаваясь вперед, чем вызвала переполох у Перфильева, который срочно начал менять план, а изменив, замахал на меня руками, явно сердясь, но мне уже было совершенно наплевать на него – гон начался. – Во-первых, он назвал здесь фамилию. Вот – Чеботарев Владислав Николаевич, а я знаю, что это реальный человек, действительно работающий в ФСБ. Более того, я уже имела относительное удовольствие общаться с ним до всех этих дел в Энске. И во-вторых, Петренко говорит, что действовал по его непосредственному указанию.

– Человек с такой фамилий не состоит на службе в ФСБ.

– Вы знаете всех поименно? – Незнающий жестом велел мне заткнуться, и заговорил сам.

– На мой взгляд, нет никакой возможности запомнить фамилии всех сотрудников Федеральной Службы Безопасности, и то, что вы говорите нам сейчас, может означать лишь, что вы либо выдаете непроверенную информацию, либо были готовы к подобному вопросу. Более того, ждали его. А значит, фамилия Чеботарев как раз очень хорошо знакома вам, что особенно интересно с учетом того, что содержание этого документа, – Максим указал на признания Петренки, – не разглашалось, и было озвучено лишь сейчас здесь. Итак, какой же ответ будет правильным? Некомпетентность и голословие, заметьте, я не называю это ложью, или же пущена в ход домашняя заготовка?

Хлоп! Я почти услышала лязг железных зубов капкана. Своей эмоциональностью и вспыльчивостью я невольно заманила бедняжку Маричева прямо в лапы холодного и цепкого ума Максима. Победно ухмыляясь, я обернулась к гостю. Мерзавец улыбался – умиротворенно и простодушно. Оскара ему бы за эту улыбку.

– Ни то, ни другое. Я, конечно, мог бы начать уверять вас в том, что обладаю феноменальной памятью, или имею такое хобби – зазубривать наизусть фамилии сотрудников ФСБ, и вы, заметьте, даже не смогли бы опровергнуть мои слова, потому что списка-то этого у вас нет и быть не может. Однако все значительно проще. Где-то месяц назад я получил новое назначение. Оно, как это и положено, проходило через отдел кадров, и я видел этот приказ. Случайность? Перст судьбы? Кто знает, но в том же приказе был параграф, касавшийся господина Чеботарева – его увольняли, отправляли в отставку – назовите, как хотите. Именно поэтому я со всей ответственностью могу вам сейчас заявить – такой человек в органах больше не служит.

И ведь как врет, просто песню поет!

– Простите, – опять Максим. – Вы говорите – месяц назад?

– Да. Приблизительно так.

– С какой степенью приблизительности?

– Ну неделей больше, неделей меньше.

– Тогда как быть с тем, что когда господин Чеботарев посетил меня и Марию Александровну здесь, на телецентре, его удостоверение было при нем? И произошло это всего лишь неделю назад. Он был не один, а со своим напарником. Разговор состоялся в моем кабинете. Свидетелей можно найти достаточно. И потом я сам видел их документы.

Тоже врет, ведь. Они же назвались тогда Петровым и Степановым… Что я чуть было не выболтала в гримерке! Вот балда!

– Документы могли быть поддельными…

– А личности? – и я победно прихлопнула лежавшую передо мной на столе флешку, за которой и ходила перед эфиром.

Маричев с самого начала посматривал на нее более чем подозрительно и не зря! Через минуту, после того, как юная и очень хорошенькая секретарша Незнающего Юлечка, обычно выполнявшая такого рода поручения, забрала флеш у меня и отнесла в эфирную аппаратную, откуда с нее могли запустить видео, все мы увидели Лелика и Болека выходящими из дверей телекомпании.

– Остановите здесь, потому что дальше господа начали ругаться матом и выдавать важные государственные тайны, – попросила я и взглянула на гостя.

Да, брат, и сидоровой козе такое не снилось! Кому ж приятно сесть в лужу на глазах у широкой общественности? Конец у разговора получился скомканным, но я была просто счастлива. Прищучили! Все-таки прищучили! Сидорова коза, а вернее козел Маричев в сопровождении Таньки Морозовой проследовал умываться и далее к своему лужку с травкой. А мы с Незнающим двинулись в сторону его кабинета. Смыть грим можно было и там. Как у всякого уважающего себя начальника у Максима за кабинетом была комната отдыха и личные удобства при ней.

– Черт! Я уж было подумал – вывернется.

– Максим, ты просто гений!

Он засмеялся радостно и по-мальчишески звонко.

– А ты думаешь, я этого не знаю?

А потом сгреб меня в охапку и поцеловал. Честно вам скажу – я обомлела. Никогда бы и не подумала… Да и с чего? Не было и намека! В себя привела его рука, беззастенчиво сжавшая мне грудь под тонким шелком пиджака. Неожиданно легко отпихнула его от себя – это вам не Ванечка с его плечищами-то. Он хмыкнул и засунул руки в карманы брюк.

– Прости. Прямой эфир, знаешь ли. Всегда так. Езжай домой, выспись, а с утра будем думать, как жить дальше.

Я уже повернулась, чтобы идти, когда он окликнул меня.

– Попроси Юлю зайти ко мне.

Передала порученное, и… Да что греха таить, нарочно задержалась в дверях приемной. Точно. Услышала щелчок – кабинет начальства закрылся изнутри. Прямой эфир, знаете ли! Я пожала плечами и отправилась восвояси.

* * *

Когда я добралась до дачи, семья была, что называется в сборе. И на взводе.

– Звонил дед, – замогильным голосом возвестила Наташа. – Ты что, помирилась с ним?

– Не так чтобы… Что сказал?

– Просил передать, чтобы ты немедленно выгнала своего альфонса, – уничтожающий взгляд в сторону Ивана, – если не хочешь оказаться на том свете и оставить детей сиротами.

– Как всегда мил и деликатен, – прокомментировала я и устало опустилась в кресло.

– Так я не поняла, эти покушения, они что как-то связаны с ним? – опять кивок на Ивана.

– Что ты чушь городишь? – это уже Вася.

Так, позиции определились. Только Ванечка молчит.

– Перестаньте. Лучше послушайте, что я вам скажу. Это очень важно. Кто бы и когда бы ни спросил вас… Короче говоря, твой отец, Наташа, как и Васин – Петюня, – я взглянула с особым значением на дочь и Ивана, рядом с которым устроился Василек. – Не надо вмешивать сюда кого-то еще. Петюню я предупредила.

– Что будем отрекаться? – Наташка, зараза, откинулась на спинку кресла и вытянула вперед ноги.

– Будем беречь, – отрезала я.

Запиликал мобильный.

– Да?

– Мария Александровна? Это вас Леонид Иванович беспокоит. Крутых. Помните?

Лелик… Мне захотелось сесть, но я уже сидела. Что делать? Лечь? Так ведь не поможет.

– Я тут смотрел телевизор. Это впечатляло. Поздравляю.

– Спасибо.

– И все?

– А что?

– Да так. Я, собственно, чего звоню? Посоветовать хотел. У вас чудесные дети, Мария Александровна. Сынок-непоседа и дочь-красавица. Берегите их.

Телефонный эфир уже опустел, а я все еще сидела, закрыв глаза и стиснув в пальцах трубку.

– Маша, – кресло качнулось, когда Ванечка присел рядом со мной на подлокотник. – Кто это был?

«Федик. Сволочь. Высокий, красивый и блондин».

Я вытаращилась. Он сказал – дочь-красавица. Он! Там, в Париже! Из-за него Натка такая вздернутая, несчастная. Гад! Что ему от девчонки-то нужно было?!

– Наташа, а там в Париже… Как звали того человека, с которым ты встречалась?

Натку даже подбросило от злости. Она вскочила на ноги, уперла руки в бока и, нависая надо мной, заорала:

– Уже вынюхивала! Да как ты смеешь? Сама трахаешься с кем попало, а мне…

Она замолчала, когда с подлокотника поднялся Иван.

– Я правильно понял, что ты наняла меня воспитателям к твоим детям?

– Да… – пролепетала я, совершенно не понимая, к чему это он клонит.

– И ты по-прежнему считаешь, что я должен их воспитывать?

– Ну…

– Да?

– Да.

Он начал демонстративно расстегивать ремень на брюках, а потом одним театральным жестом выдернул его и сложил пополам. Натка смотрела на его действия презрительно кривя губы.

– Ты ведешь себя как капризный ребенок, дорогуша. И наказывать тебя стоит как ребенка. Пошли. Я не хочу, чтобы твоя сердобольная матушка висла у меня на руке.

– Никуда я не пойду! Еще чего выдумал!

– Не вмешивайся, – Иван впихнул меня назад в кресло, а потом решительно ухватил Наталью за руку и выволок из комнаты.

Выбарахтавшись из своего глубокого и мягкого обиталища, я помчалась следом, но негодяй захлопнул дверь у меня перед носом, а потом еще и запер ее. И как я не колотилась, никто меня не впустил. Не знаю, что там у них происходило, потому что кроме общей тональности вселенской ругани я ничего не разбирала. Потом все затихло, и я опять робко постучала. Отпер Иван.

– Я же сказал – не вмешивайся. Иди, займись Васей. Общаешься с ребенком раз в две недели и то по пять минут.

– А… – дверь захлопнулась у меня перед носом.

Я поплелась в гостиную. Вася встретил меня деловитым вопросом:

– Он ее поколотил?

– По-моему, нет.

– Жаль. Стоило бы. Мам, а что такое трахаться?

«Святые угодники! Только этого мне сейчас не хватало».

– Это грубое слово. Не надо его повторять.

Опять зазвонил телефон. На сей раз это был Перфильев.

– Как самочувствие?

– Блистательно.

– Что поделываете?

– Мы с Васей смотрим телевизор…

– А Иван пошел пороть Наташку, – внезапно крикнул мне в самое ухо, а значит и в телефон Васька.

– Что-о?

– Да нет…

– Ремнем из собственных штанов. Он утащил ее в свою комнату и запер дверь, – опять проорал Василек, и я спихнула его с кресла, погрозив кулаком в его ухмыляющуюся бесовскую рожицу.

– Что там у вас происходит, Мария? Вы что – все с ума посходили?

Ого! Ну и голосок у него сделался.

– Не беспокойся. Все тихо, мирно и внутрисемейно.

– Внутрисемейно, значит?

– Точно.

– Оч-чень хорошо, – шмякнул трубку так, что у меня в ухе зазвенело.

Ничего, сейчас отойдет, перезвонит. Ну вот, я же говорила!

– Да?

– Ну, сука, ты у меня за это поплатишься! Я знаю, чего ты боишься, и знаю, как воплотить твои кошмары в явь. До встречи, паскуда!

Я отбросила от себя мобильник, словно ядовитую змею и сжала ладонями лицо. Потом заколотившееся молотком сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, в глазах у меня потемнело, ковер, только что лежавший на полу, почему-то ринулся на меня, оказавшись прямо перед глазами, я еще успела услышать, как Васька кричит где-то в доме: «Дядя Иван, дядя Иван, скорее, маме плохо!», и погрузилась в черноту.