Текст книги "Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 43 страниц)
– Моя, моя очередь! Я буду знаменитой оперной певицей, и английская королева будет умолять меня спеть для нее, а я буду любезна и вовсе не высокомерна, хоть и лучшая певица во всем мире, и мне захочется ее осчастливить. А принц…
– …схватит твою туфельку и убежит с ней! Девочки возились в гамаке, как щенята, и гамак раскачивался и скрипел, а они повизгивали от восторга, давая волю воображению. Обеим было около шестнадцати, но о мире они знали не больше, чем шестилетние.
Порой они пытались понять тайны, которые не давали им покоя. Они обменивались догадками, откуда берутся дети.
Каролина была уверена, что знает правильный ответ.
– Посмотри на свой пупок – он будто шнурочком завязан. Это неспроста. Конечно же, это для детей. Доктор разрезает шнурок, животик открывается, и оттуда вынимают ребенка.
Каролина считалась авторитетом. Ее замужняя сестра год назад родила, и девочка узнала, что фигура меняется оттого, что в животе находится ребенок.
– Значит, у мальчиков нет пупков?
– Полагаю, что нет. У меня нет братьев. Ты единственная, кто может это знать.
– Я ничего не знаю. Они ведь не разгуливают нагишом.
– Почему бы тебе не спросить?
– Я не могу.
Каролина фыркнула:
– Ты можешь спросить у Джона Купера. Он с радостью покажет тебе свой пупок, если он у него имеется.
– Каролина! Ты ужасна. Сейчас же возьми свои слова обратно. – Лиззи ущипнула подругу за руку.
– Ой-ой! Беру, беру обратно!
Они принялись весело обсуждать недостатки Джона Купера. Это был партнер Лиззи по танцам, единственный высокий мальчик в школе танцев и преданный обожатель Лиззи. После трех лет еженедельного вальсирования он все еще наступал ей на ноги и краснел, пытаясь заговорить.
– В следующем году он не будет доставлять тебе хлопот, – сказала Каролина, – в июне он закончил школу Портера и собирается ехать в Виргинию учиться на проповедника.
– Да, но ведь еще целое лето впереди.
Каким-то образом Джон всегда выныривал рядом с девочками, когда они купались, несмотря на то что дом Куперов отстоял отсюда на милю.
– А как же быть со школой танцев? Уж лучше Джон Купер, чем совсем никого.
– Может быть, Билли Вилсон подрастет. Он уже достаточно высок, и когда-то ты была в него влюблена.
– Фу, он ужасен. Курит. От него так и несет табаком. Что со мной будет, Каролина? Я выше всех, за исключением Пинкни. Я смотрю сверху вниз на макушку Стюарта, а ведь он уже взрослый. Я даже Симмонса переросла.
– Не волнуйся. В следующем году мы закончим школу и познакомимся с юношами, которые старше нас. Они должны быть выше. Как ты думаешь, Стюарт подозревает о моем существовании? Какая ты счастливая, что имеешь красивого брата.
– Фу! Он только и говорит, что о политике. Если тебе нравятся старшие, обратила бы внимание на Пинкни. Он так красив, что лучше и быть не может.
– Нет уж, если я захочу солидного мужа, я выйду замуж за мистера Симмонса. Он будет счастлив иметь в доме молодую жену, будет каждый день покупать мне новое платье…
И разговор вернулся к своему началу.
Осенью, придя в школу танцев, Лиззи обнаружила, что Билли Вилсон совсем не подрос, зато Генри Саймонс и Бен Оджер превратились в тощих верзил. Она не могла заставить себя влюбиться ни в одного из них, как ни старалась, но оба были хорошими танцорами, и Лиззи с нетерпением ждала каждой пятницы.
В день шестнадцатилетия Люси проколола ей уши и вдела крохотные жемчужные серьги, которые Мэри прислала из Филадельфии.
Лиззи почувствовала себя взрослой леди.
КНИГА ПЯТАЯ
1876–1877
30
– Довольно нравоучений, Пинни. Так ты согласен купить мое судно? Его можно использовать как буксир для барж, и тебе не придется платить Брейсвеллу.
– Но зачем же тебе совсем от него отказываться, Стюарт? Сократи расписание или вытащи судно на пару месяцев на берег.
– Разве я не такой же Трэдд, как ты, брат? Я предлагаю совершенно искренне. Говорил же я тебе, что этот год скоро наступит, и вот он наступил. Я должен быть с Хэмптоном и демократами день и ночь – каждый день и каждый час, пока мы не победим.
– А что потом?
– Не будем загадывать. Там видно будет. Не останавливай меня, Пинни, даже не пытайся. Мне бы хотелось, чтобы и ты был с нами. Однажды ты пошел за генералом, попытайся еще раз.
– На мне лежит много обязательств.
– Вот именно. Ты мог бы заниматься чем-то поважней, чем производство удобрений.
– Я куплю это чертово судно. Назови цену. И убирайся, пока я тебе не врезал… Желаю удачи.
Выборы губернатора Южной Каролины были назначены на седьмое ноября. Седьмого февраля началась избирательная кампания.
Десять лет штат находился под гнетом саквояжников, которых представляла Радикальная республиканская партия реформ. Это были годы непосильных налогов, причем деньги текли в карманы законников и их прихлебателей: именно в эти годы у владельцев, которые не в состоянии были платить, конфисковали более миллиона акров земель и около миллиона продали по два доллара на уплату налогов хотя бы за то, что можно удержать. Судьи, назначенные политиками, преследовали любого белого, который был за конфедератов, – служил ли он в армии или занимался поставками. Так называемые выборные места продавались тому, кто предлагал большую цену, и единственными уроженцами Южной Каролины, получавшими должности, были недавние рабы, не умевшие ни читать, ни писать. Когда губернатор проиграл в карты тысячу долларов, что случилось в среду, то в четверг правительство штата выпустило билль, передающий ему в дар тысячу долларов «от благородных граждан Южной Каролины за самоотверженный труд на благо штата». Фосфатные залежи, которые должны были восстановить Карлингтон, отчасти стали собственностью друзей губернатора в соответствии с законом, объявляющим государственную монополию на дренажные работы в гавани и руслах рек. Саквояжники наживали миллионы, а шрамы войны оставались незалеченными, и особняки в прекрасном старом городе превращались в трущобы.
Все уповали на чернокожих избирателей и президентские выборы. Число черных выборщиков было едва ли не в два раза больше белых, и Объединенная лига сплачивала их в течение десяти лет. Но было много таких, как Элия, которые вышли из лиги, и тысячи других, вынашивающих планы мести за то, что янки и республиканцы обманули их ожидания. Конечно, основная масса, как всегда, ничего не понимала, ни о чем не беспокоилась и не желала принимать чью-либо сторону.
Демократы надеялись завоевать большинство голосов – не уговорами, так силой. Республиканцы надеялись на золото, которое они награбили за десять лет. Как и предсказывал Стюарт Трэдд, назревали кровавые столкновения.
Генерал Уэйд Хэмптон, командовавший кавалерийскими полками в Южной Каролине, после войны обосновался в Миссисипи. Сейчас он возвратился, чтобы возглавить демократов как кандидат на пост губернатора. Ему было пятьдесят семь лет, и он все еще был окутан романтическим ореолом – воинственный, бескомпромиссный, с гривой белоснежных волос и пышными закрученными усами. В штате возникло двести девяносто кавалерийских клубов, куда вступали преданные ему люди. Ку-клукс-клан предложил Хэмптону свою поддержку, но генерал с презрением отверг ее.
– Нам незачем прятать лица. Мы гордимся тем, что нам выпала честь освободить Южную Каролину от злодейских рук, выжимающих из нее кровь. Мы хотим, чтобы все знали, кто мы такие.
Последователи Хэмптона расценили это как просьбу быть на виду. Они стали носить красные рубашки, и вскоре их так и прозвали.
В качестве противовеса республиканцы использовали черную милицию штата, которая контролировала все арсеналы. Но, опасаясь, что милиция недостаточно предана им, республиканцы сколотили две черные банды: «Первоклассные» и «Вечнозеленые дубы».
Обыкновенные чернокожие, к несчастью, оказались между двух огней. Они были пешками, завладеть которыми желали обе стороны.
С наступлением весны напряжение возросло. Будни, неожиданно для Пинкни, потекли так, будто после войны прошло совсем немного времени. Отряды легковооруженных драгун патрулировали по ночам город, разъезжая с факелами верхом на лошадях, так как не все улицы были хорошо освещены. Днем вооруженная стража охраняла Арсенал, готовая выехать при первой необходимости. «Красные рубашки» выезжали в сельскую местность – каждый отряд состоял из десяти рядовых под командованием лейтенанта. Отряды останавливались в маленьких придорожных селениях, беседовали с белыми и черными, уговаривая их голосовать за демократов, – они называли это переправой через Иордан. Порой их опережали «Первоклассные», иногда они приходили сразу же за ними. Открытого противостояния не было, и насилие почти отсутствовало.
Но в городе запальные шнуры были гораздо короче. Бунтов не возникало, однако то и дело завязывались потасовки, легковооруженным драгунам и полиции все время приходилось быть начеку.
Однажды в середине мая Пинкни возвращался на рассвете с ночного патрулирования. За ночь их отряд трижды разгонял дерущихся, и у Пинкни ныла рука, задетая брошенным камнем. Он оставил свою лошадь в казенной конюшне и проделал долгий путь пешком, раздумывая, стоит ли ложиться спать перед завтраком. Пинкни отпер дверь и толкнул ее коленом. Она приоткрылась всего на восемь дюймов. Встревоженный, Пинкни забыл об усталости.
Элия навзничь лежал на полу прямо возле двери. Он хрипло дышал. Пинкни, с усилием протиснувшись в дом, склонился над старым слугой. Приподняв голову Элии, он почувствовал, как меж пальцев струится кровь.
– О Господи! Клара, Клара! Хэтти!
Первой на веранде появилась Лиззи. Она ахнула, повернулась и умчалась. Когда Пинкни с женщинами внесли Элию в кабинет, Лиззи уже успела зажечь там свет и постелить одеяло на диване.
– Клади его сюда, – приказала Лиззи. – Хэтти, принеси теплой воды и мыла. Клара, достань квасцы и принеси из кухни таз. Пинни, мне нужна твоя бритва, чтобы обрить ему голову, и бутылка бренди.
Пинкни с удивлением смотрел на нее.
– Я знаю, что надо делать, – отрезала Лиззи. – Доктор Перигрю будет здесь не раньше чем через час, сейчас он спит как убитый. Дайте мне все необходимое, а потом отправляйтесь за ним. Эй, вы, поживей! Мне нужны бинты и вата.
Вид ее нельзя было назвать внушительным. Ночная сорочка и ситцевый халат были слишком коротки, девушка была в туфлях на босу ногу, со спутанными волосами. Но в голосе ее звучали властные нотки, и никто не посмел ослушаться.
Когда Пинкни привел доктора, тот заявил, что Лиззи уже сделала все необходимое. Однако надежды на выздоровление было мало.
В течение дня Элия попеременно то приходил в сознание, то вновь погружался в беспамятство. Он успел объяснить, что случилось. Объединенная лига настаивала, чтобы все заблудшие вернулись в стадо. После комендантского часа к дверям подошли двое. Элия отверг их приглашение, и они ударили его по голове железным прутом.
– Мистер Пинкни, мне бы хотелось забрать из банка свои сбережения. Мне нужны золотые монеты. Я хочу видеть золото, цифры в книжке ничего для меня не значат.
Пинкни принес ему его золото: Элия, вновь придя в сознание, с широкой улыбкой пропускал монеты сквозь пальцы.
– Правда, хороши? – Веки его опустились. – Я мечтал о золотых зубах, таких же, как у Тоби, но рад, что передумал. Я собираюсь устроить пышные похороны, каких похоронная контора и не видывала. – Он опять улыбнулся и потерял сознание.
Пинкни взял его за руку.
Лиззи уже зажгла в доме свет, когда Элия очнулся в последний раз.
– Взгляните на эту взрослую девочку, мистер Пинкни. Она такая добрая. Я ухожу. Не беспокойтесь. Я плачу за все. Со мной все, в чем я нуждаюсь: мешок, полный золота, по одну руку и Иисус Христос по другую. Я собираюсь на свадебный ужин.
Губы его изогнулись в улыбке, и рука безжизненно обмякла. Пинкни положил ее ему на грудь и закрыл старому слуге глаза. Потом он обнял плачущую Лиззи.
– Мистер Пинкни, вам бы лучше не ходить на похороны. Там соберется разный народ, и навряд ли будут белые.
– Спасибо, Клара. Я ценю твою заботу. Но ты живешь у нас всего несколько лет и потому не можешь понять. Элия входил в нашу семью. У меня не было возможности проводить в последний путь отца, но я провожу Элию.
Похороны Элии Трэдда были такими пышными, каких его друзья не видывали. Гирлянды венков покрывали стеклянный катафалк и полированный, красного дерева гроб, в котором на белом атласе покоился старый слуга в своем бархатном костюме. Катафалк везли черные лошади, крупы их сияли. На их головах развевались плюмажи из черных страусиных перьев, упряжь украшали розочки из черного шелка. Перед катафалком шествовал хор Африканской методистской епископальной церкви – с тамбуринами, в новых одеждах. Пританцовывая, они пели радостный гимн. Впереди ехал глава конгрегации, в его коляску была впряжена белая лошадь. Кареты и повозки с мужчинами и женщинами в белых траурных одеждах растянулись на несколько кварталов между его коляской и хором. За катафалком шел Пинкни Трэдд, опустив блистающую на солнце медно-рыжую голову.
На кладбище Пинкни залюбовался мраморной плитой, на которой было выбито имя покойного. Он бросил первый ком земли и дождался, пока могилу полностью не зарыли. Тут он простился с друзьями покойного: ему не хотелось присутствовать на последнем празднестве, которое устроил для них Элия.
В конце июня Лиззи закончила пансион миссис Хопсон Пинкни для юных леди. Заключительная церемония проходила в саду. Одиннадцать выпускниц выглядели задорно и счастливо в длинных белых платьях и широкополых соломенных шляпах. Пинкни и Симмонс изнывали от зноя, но Люси чувствовала себя неплохо, с зонтиком от солнца в одной руке и веером из пальмовых листьев в другой. Напутственная речь миссис Пинкни была неподражаема. Люси сочувственно смотрела на своих провожатых и время от времени опахивала их веером. Когда церемония закончилась, Пинкни и Джо засыпали миссис Пинкни комплиментами. Пинкни, обосновывая свои права на дальнем родстве, поцеловал старушку в морщинистую щеку, заставив престарелую даму вспыхнуть от смущения. Симмонс Тень знал отцов некоторых девочек по делам в отеле. Он представил их Пинкни и Люси и, хитро поглядывая, наблюдал, как мисс Люси была с ними «вежлива до оторопи». Наконец коренные чарлстонцы отправились на вечер с мороженым к Рэггам.
На следующий день Пинкни и Джо перевезли Клару, Хэтти, Лиззи, Люси, Эндрю и Эндрю-младшего с нянюшкой на остров Салливан. Пинкни произвел Билли в капитаны парома, который когда-то принадлежал Стюарту. Пассажирами были они одни. Пристань на острове Салливан охранял вооруженный отряд. Посторонние не могли проникнуть на остров. Во всей Южной Каролине не было места более безопасного в эту тревожную пору.
Переехать успели вовремя. Четвертого июля празднества по всему штату закончились потасовками черных республиканцев и черных демократов. Спустя еще несколько дней небольшой городок Хэмбург превратился в поле битвы между «Красными рубашками» и милицией штата. Хэмбург относился к округу Эджефилд, откуда был родом Уэйд Хэмптон, и чернокожее население, преобладавшее там, было в числе первых «пересекших Иордан». В ответ туда направили милицейское отделение «Вечнозеленых дубов» под командованием Адамса. Восемьдесят бойцов, вооруженных винчестерами, расположились в старом кирпичном здании тюрьмы на военном заводе.
Борьба началась в суде. Руководитель «Красных рубашек» генерал Мэтью Батлер потребовал, чтобы милицейское отделение, наводящее ужас на жителей Хэмбурга, было распущено. Черный судья отказал ему в иске. Сам он возглавлял официальную милицию штата, и в его правление был дан законный статус «Вечнозеленым дубам».
Восьмого июля, паля из пистолетов в воздух и издавая повстанческий вопль, в город ворвался отряд «Красных рубашек». С собой они везли малокалиберную пушку. Окна завода выплюнули огонь, и один из атакующих упал. Вслед за этим развязалась битва, которую северные газеты назвали «хэмбургской резней». Завод почти сравняли с землей, шестеро черных погибли в бою, остальных убили после того, как они сдались.
Губернатор Дэниел Чемберлен обратился с жалобой к президенту Гранту, и тот немедленно направил в штат федеральные войска. Прежде чем они прибыли, собрания «возмущенных негров» раструбили новость о резне по всему штату. В Чарлстоне сборище состоялось в Маркет-холл. Оратором был папаша Каин.
Осведомители, входившие в Объединенную лигу, предупредили своих белых хозяев, и чарлстонцы приняли необходимые меры.
– Слава Богу, – с жаром говорил Пинкни, – кампания «Красных рубашек» переместилась в Колумбию. Стюарт ищет папашу Каина. Что такое Хэмбург в сравнении с тем, что мог бы здесь натворить Стюарт.
Легковооруженные драгуны и прочие ветераны, члены Клуба винтовок, выйдя из прилегающих улиц, окружили Маркет-холл, пока митинг набирал силу. Через открытые окна доносился голос папаши Каина и крепнущие выкрики его слушателей. Это продолжалось более двух часов. От слов оратора мороз пробегал по коже.
– В штатах более восьмидесяти тысяч черных мужчин, которые могут держать в руках винчестер, и двести тысяч черных женщин, способных зажечь факел и взять в руки нож.
Толпа взревела, двери распахнулись, и возбужденные негры вырвались на площадку высокого портика Маркет-холла. Увидев внизу пятьсот вооруженных белых, они остановились. Тихо спустившись по ступенькам, люди рассеялись. Папаша Каин улизнул через заднюю дверь.
Наконец командир драгунов нарушил молчание:
– Где они набрали столько женщин, удивляюсь. Слава Богу, они не имеют права голосовать, Хэмптону не придется об этом молиться. Выпьем за неравноправие, джентльмены. – Он вытащил фляжку.
Политические новости не достигали острова. В доме даже ежедневную газету не получали. Поначалу Лиззи раздражало присутствие Энсонов. Эндрю-старший был ей неприятен. Годы неподвижности превратили молодого красивого офицера в гору дряблой плоти; постоянное погружение в депрессию сопровождалось неудержимым пьянством, и тучность возрастала за счет обрюзглости, водянистого набухания тканей. Он напоминал Лиззи огромную белую жабу. Жировые складки свисали с подлокотников кресла, и, прежде чем что-нибудь сказать, он раздувал щеки. Тринадцатилетний Эндрю был еще слишком юн, чтобы с ним считалась шестнадцатилетняя девушка – почти взрослая леди. Но он был уже слишком взрослым, чтобы для него держали няньку. Люси давно уже вменила в обязанности Эстелл работу по дому, но служанка тем не менее считала необходимым присматривать за мальчиком, что раздражало Лиззи чуть ли не сильней, чем самого Эндрю.
– Кушай овощи… Надень шляпу… Не заходи глубоко в воду…
Младший Эндрю прилагал все усилия, чтобы не попадаться на глаза Эстелл. Лиззи не презирала его за это, но ее мучила зависть. Мальчикам предоставляют столько свободы! Они могут ездить на задке повозки со льдом и делать шарики из кусочков льда и пропитанного вишневым сиропом сахара, которые всегда при себе у возницы. Они могут совершенно одни путешествовать в наемной карете на другой конец острова. Если же у них не хватит денег на обратный путь, они возвращаются в повозках с овощами, питьевой водой в бутылках или морской снедью, которые объезжают остров каждое утро. Но самое лучшее – они могут купаться сколько влезет, нимало не заботясь о веснушках.
Лиззи могла купаться только рано утром или далеко за полдень. Она готовилась к своему дебюту.
– Прости меня, золотко, – говорила Люси, – но даже если ты изведешь целую бутыль пахты, веснушки не сойдут и к январю. Прошедшее лето не уйдет, пока не закончится весна. Если хочешь быть красивой, необходимо терпеть.
Лиззи согласилась, что это лучше всего. Все ее мечты теперь были сосредоточены на очаровательном принце, который встретится ей на балу и влюбится с первого взгляда.
– Так ведь иногда бывает, правда, кузина Люси?
– Да, дорогая, правда. – Голос Люси звучал странно, и Лиззи задумывалась.
– Расскажи мне опять про бал, пожалуйста, еще разочек.
– Хорошо. Пинкни наймет карету…
– С захлопывающейся дверцей.
– Да. Она издает особый резкий звук – когда швейцар захлопывает ее за тобой, все сразу понимают, что прибыло некое важное лицо. От каретного навеса до портика натянут полосатое полотно на случай дождя и постелят холщовую дорожку, очень широкую, через тротуар и по ступеням прямо к двери, чтобы юбки не запачкались в пыли.
– А юбка будет белая.
– О да, белейшая из белых. И перчатки тоже белые. В этом году все девушки будут в новых перчатках. Распорядители подарят их каждой от Общества на Рождество, чтобы никто не был в обиде.
– Да ну их, эти перчатки! Расскажи о танцевальных карточках.
Люси улыбнулась:
– Лиззи, я обещаю, что не забуду. Я прослежу, чтобы мистер Джошуа внес в твою танцевальную карточку всех самых высоких джентльменов.
– Только не Джона Купера, или я умру. Тьфу ты! Легок на помине.
Преданный Джон проводил летние каникулы дома. Он изобрел блестящий способ видеться с Лиззи каждый день. Отправляясь купаться, он брал с собой младшего Эндрю, для чего всякий раз заходил за мальчиком и приводил его домой. Люси была очень довольна. Отлив порой был стремителен, а ее сын мало знаком с океаном. Жалобы Лиззи на докучавшего ей Джона не встречали сочувствия Люси.
– Ты обращаешься с ним ужасно, Лиззи. Это надо прекратить. Ты привыкла руководить мужчинами. Пинкни и Тень находят это забавным, но джентльменам, которых ты встречаешь вне дома, это вряд ли понравится. Они ожидают от девушек определенного поведения, которому тебе следует научиться. Я бы давно тебя научила, если бы ты не была так упряма и слушалась меня. Попрактикуйся на Джоне. Когда он поднимется на веранду, сделай вид, что удивлена, и скажи: «Ах, Джон Купер! Рада видеть вас».
– Это глупо. Я вовсе не удивлена, и что тут радостного, не понимаю.
– Чепуха. И улыбнись, когда будешь говорить.
– Тьфу, проклятье. О Господи, кузина Люси, взгляните! Да это Джон Купер. Рада видеть вас.
Бедняга Джон от неожиданности споткнулся и больно ушиб ногу.
Стюарт яростно выругался, узнав, что папаша Каин был в Чарлстоне. Он вновь упустил своего врага.
– Скользок, как сырое яйцо, черный выблядок. Но я настигну его.
– Поосторожней в выражениях, Трэдд. Это мое больное место. – Алекс Уэнтворт рассмеялся в ответ на досаду Стюарта.
– Господи Иисусе, Алекс! Прости, я совсем забыл.
– Да что ты, я шучу. Не придавай значения. Пойдем выпьем, заодно подслушаем, что говорят республиканцы.
Два старых друга случайно встретились на улице в Колумбии. Мать Алекса отправила его к своим родителям сразу же после того, как в Чарлстоне разразился скандал, вызванный новостью об отцовстве папаши Каина. Алекс и Стюарт не виделись более восьми лет. Алексу, как и Стюарту, было сейчас двадцать три года, и он считал себя пламенным демократом. Он совсем недавно женился на уроженке Колумбии, но большую часть времени проводил в отряде «Красных рубашек», а не с молодой женой и партнерами по страховой компании, принадлежавшей его дядюшке. Стюарт был в чине лейтенанта, Алекс уже получил звание капитана. Он продолжал оставаться лидером.
Я хочу услышать все о Чарлстоне, – сказал Алекс. – Я тоскую по родным местам, но моя дорогая мамочка наотрез отказывается, чтобы я вернулся домой. Догадываюсь, что она желает сделать вид, будто папочка никогда не поднимал никаких запретных юбок. Я служу ей напоминанием об этом. К счастью для отца, он погиб геройской смертью при Булл Ране. Она чтит его память, но, если бы он остался жив, его жизнь превратилась бы в сущий ад. Женщины такие недалекие. Эллен я надеюсь воспитать в своем духе.
– Мне так тебя не хватает, Алекс. Почему бы тебе не съездить в Чарлстон вместе со мной? Твоя мать ничего не узнает. Ты можешь остановиться у нас.
– Нет. Все-таки я ее уважаю. Кроме того, Колумбия стала сейчас моим домом… Послушай, у меня блестящая идея. Генерал набирает что-то вроде почетной гвардии, которая сопровождала бы его в путешествии по штату. Он начнет кампанию в следующем месяце, когда демократы официально сделают его своим кандидатом. Я возьму тебя с собой. Что скажешь?
– Что я могу сказать? Это такая неожиданность. Ты действительно можешь это сделать?
– Эллен приходится кузиной одному из Хэмптонов. Считай, что все уже устроено. Как насчет бурбона?
Алекс сдержал слово. Пятнадцатого августа генерал Хэмптон при всеобщем шумном одобрении стал официальным кандидатом от демократов на должность губернатора штата. Гвардия уже собралась в Колумбии, чтобы сопровождать генерала в поездке. На следующий день они отправились в путь.
