Текст книги "Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)
12
Потихоньку дело начало разворачиваться. В первую очередь Пинкни посоветовался с Джошуа Энсоном. Джошуа поддержал затею Симмонса и предложил завести книгу учета.
– Я буду вести ее сам, пока ты не научишься писать левой рукой. Разумеется, за плату. Ты должен понять, что время тоже стоит денег, как и рис. И твои услуги тоже должны оплачиваться. В этом нет ничего постыдного. Кстати, я случайно узнал, что Элинор Олстон срочно нужны деньги. Необходимо приобрести парты для новой школы. И здание после бомбардировки нуждается в ремонте. Она собирается продать ту чудовищную нимфу, что стоит у нее в саду. Обнаженная скульптура – это для любителя особого рода. Зайди к Элинор. И не отказывайся от комиссионных, которые мальчик тебе предложит. Между прочим, где ты с ним познакомился?
Пинкни рассказал своему крестному всю историю с Симмонсом – о преданности паренька и о том, как он убил янки, который выстрелил из засады и прострелил Пинкни руку.
– Джо использовал нож, что был у него в кармане. Стрелять было нельзя: ответный выстрел привлек бы к нам внимание. Разорвав свой сюртук, он сделал жгут и потом тащил меня на себе, пока мы не оказались вне вражеских линий. Остальное помню смутно. Джо развел костер и раскалил нож, а потом оглушил меня ударом в челюсть. Очнулся я уже в медицинской палатке, с чистой повязкой на культе. Я выше его на голову и вешу двадцать фунтов. А он тащил меня около пяти миль. И даже заикнуться не дает о том, чтобы как-то отблагодарить его.
– И потому ты привел его домой.
– Как раз наоборот. Это он привел меня домой. Я был очень слаб. Я даже не знаю, как отплатить ему за все.
– Пинкни, человеческая жизнь бесценна. Делай что делаешь. Похоже, у мальчика никогда не было дома, а теперь он обрел его. Если ты и вправду великодушен, позволь ему заботиться о тебе. У таких, как он, есть в этом потребность. Ему и шестнадцати еще нет, а он как будто жизнь прожил. Я бы гордился, если бы он считал меня своим другом.
– Я скажу ему, дядя Джошуа. Это для него большая честь.
– Лучше не говори. Бедняки из белых очень щепетильны. Я уверен, в нашей округе для вас найдется много дел. Предоставь все всецело на его усмотрение. Возможно, в один прекрасный день его хлопоты будут вознаграждены. А пока сходи к Элинор. Ей очень нужны деньги.
В тот же день Пинкни навестил миссис Олстон, а потом других знакомых, по подсказке Джошуа Энсона.
Не скрывая благодарности, он принял деньги, которые принес ему Джо.
Их деятельность не осталась в тайне. Чарлстон был небольшим городком. Новость, быстро облетев всех знакомых, вернулась в семью. Пинкни, бледный от волнения, внутренне ощетинившись, приготовился к разговору с матерью. Пинкни рассказал ей о визите к миссис Олстон, не открывая имени клиентки. К его удивлению, Мэри захлопала в ладоши. Она радостно улыбнулась Симмонсу.
– Какая прекрасная идея! В доме что-нибудь да найдется, ведь янки не все унесли. Накупим обнов для Лиззи и Стюарта. Дети, можно сказать, остались босиком. Я не перестаю удивляться, как быстро растут у них ноги. Я тебе ничего не говорила, Пинкни. Ты был такой усталый, такой раздраженный. Дайте-ка мне подумать. У нас есть большой серебряный кубок для пунша, который твой отец в шутку называл тазом. Он на чердаке каретного сарая. Выглядит ужасающе, но стоит очень дорого. Твоя прапрабабушка Маршалл использовала его, принимая у себя Лафайета.
Джо откашлялся:
– Не обижайтесь, мэм, но серебра в нем хватит, чтобы вымостить все улицы города. А есть ли у вас какие-нибудь блестящие штучки? На них найдется покупатель.
– Вы имеете в виду драгоценности? Ах, мои дорогие… Шкатулку с драгоценностями у меня украли в Колумбии.
Джо пожал плечами:
– Что есть, то есть. Был бы это и вправду тазик… На нем есть гравировка?
Пинкни вмешался в разговор:
– Как ты оказалась в Колумбии, мама? Вы были там в эвакуации? Ты ничего не говорила.
– Не стоит вспоминать, Пинкни. Это было так ужасно. Поговорим о чем-нибудь приятном.
Мэри деланно улыбнулась.
Джо недоверчиво взглянул на нее. Должно быть, она храбрее, чем кажется. Или беспробудно глупа. Не хочет, видите ли, вспоминать. Но кто же на Юге не знает про Колумбию? Из всех ужасов войны Шермана с гражданским населением гибель Колумбии наиболее чудовищна. Мэр устроил церемонию сдачи города. Шерман, приняв в ней участие, удалился с торжественным караулом в лагерь. Через три часа его солдаты, оцепив город, расставили канистры с керосином и подожгли их. Вырваться было невозможно. Если какая-то канистра на время гасла, то тут же загоралась от другой. Громадные клубы дыма скрыли небо. Жители с ужасом поняли, что оказались в западне. Наступила ночь. Языки пламени осветили мечущуюся в панике толпу. Люди кричали, давя друг друга и перескакивая через упавших. Горящее кольцо сужалось. Старики, больные, раненые гибли в огне. Счастливцы, которым удалось добежать, сгрудились вокруг озера в парке, в центре города. В них летели горящие головни. Шляпками, чепчиками, башмаками люди черпали воду, заливая вспыхнувшую одежду. Угли тлели еще два дня. Уцелевшие горожане, перепачканные сажей, выбрались из развалин столицы Южной Каролины. Разве можно забыть Колумбию?
Джо снова взглянул на Мэри Трэдд. Она, делая над собой усилие, сохраняла спокойствие. Не хочет, чтобы капитан знал, как им было плохо. Паренек понял, что эта избалованная, капризная женщина достойна уважения.
– Где кубок? – спросил он, чтобы прервать напряженное молчание.
– Надо залезть на чердак. Это сделает Стюарт. Он лазает, как обезьяна. Ах! Погодите. Какое счастье! Я только что вспомнила. Стюарт! Где же Стюарт? Он положил мое ожерелье, подарок на свадьбу, в дупло ореха-пекана. Там он устроил себе жилье. Ты помнишь, Пинни? Вы с Эндрю лазали туда, когда были маленькими. Он пометил это дупло, когда играл там с Алексом Уэнтвортом. Когда мы переезжали к Джулии, Стюарт уничтожил помету, чтобы в дупло не забрались янки. И правильно сделал. Видишь ли, в дупле он спрятал мое ожерелье. Джулия его не одобряла. И я не отважилась взять его к ней в дом. Она всегда завидовала, что твой папа влюбился в меня.
Мэри обнаружила, что говорит в пустоту. Пинкни и Джо были уже во дворе. Они стояли под высоким орехом-пеканом и что есть мочи звали Стюарта.
Стюарт взобрался на дерево и скинул вниз три замшевых мешочка. Джо подхватил их и передал Пинкни.
– Отдай их поскорей своей маме. А я послежу за Стюартом. Чисто сработано, – сказал он мальчику, когда тот спрыгнул на землю.
– Высший класс, – согласился Стюарт. – Мама очень забывчива. И потому я вместе с ожерельем спрятал другие ее безделушки. Пойдем взглянем.
– Погоди-ка. Я слышал, вы были в Колумбии. Это правда?
– Да, еще бы. Сейчас я тебе расскажу.
И Стюарт обстоятельно рассказал ему о пережитом. Он нашел пистолет и хотел пристрелить нескольких янки, но пистолет оказался незаряженным. И все же Стюарт совершил подвиг: защитил свою мать, когда они спасались от пожара. Симмонсу не пришлось вытягивать из него слова клещами.
– Девочка тоже была с вами?
– Лиззи? Из-за нее-то мы чуть и не погибли. Когда мы выбежали из дома кузины Эвламии, Лиззи забыла там своего глупого старого мишку. На полпути к парку она вспомнила о нем и начала плакать. Она хотела вернуться, и нам с мамой пришлось буквально тащить ее. Она упиралась. Тогда Джорджина взяла ее на руки и понесла, а Лиззи кричала и брыкалась. Потом они затерялись в толпе. Мама стала плакать и звать Лиззи. Ну и натерпелся же я, скажу тебе.
– Вы все натерпелись. Но как потом нашлась Джорджина?
– Она так и не нашлась. Мама считает, что негритянка погибла в огне. Но я пари готов держать, что она прячется. Мама убила бы ее за то, что она потеряла Лиззи.
– Она бросила девочку?
– Да, возможно. Лиззи мы увидели только на станции, когда ждали поезда. Янки предоставили поезд всем, кто хотел уехать. Лиззи была с семейством Хатчинсон. Леди Хатчинсон увидела ее, когда она бродила, разыскивая своего набитого медвежонка. Мама была как помешанная. Она чуть с ума не сошла от беспокойства. Лиззи всегда убегала, чуть что не по ней. Мама отшлепала ее прямо на платформе. Думаю, Лиззи больше не захочется убегать.
Джо представил молчаливую маленькую девочку:
– Да, я тоже так думаю.
Мэри кружилась в вальсе вокруг большого обеденного стола. Она раскинула руки, подставляя алмазы и рубины на кольцах и браслетах солнечным лучам. В ушах Мэри покачивались продолговатые бриллиантовые серьги. Драгоценности сверкали так ярко, что Джо зажмурился.
Ожерелье, надетое на серое платье, представляло собой каскад бриллиантов. Ряд за рядом камни ровной формы и величины ниспадали в виде перевернутой короны. К одному из зубцов был прикреплен крупный бриллиант, ограненный в виде груши; он покоился меж пышных грудей Мэри.
Пинкни усмехнулся:
– Мама, это потрясает воображение. Что только думал папа?
Мэри перестала вальсировать. Ее широкая, колоколом, юбка еще продолжала колыхаться. Закрыв сверкающими пальцами румянец на щеках, она захихикала:
– Нечто такое гадкое, что я тебе и сказать не могу. Порой он говорил, что и вульгарное должно иметь свое место. Это был его тайный свадебный подарок. А показывать всем я могла жемчуг, который он тоже мне подарил.
– Что ж, наши денежные проблемы решены, – сказал Пинкни. – Скупщик, с которым познакомился Джо, наверное, ничего более броского не видывал.
Джо смотрел, не понимая, над чем они смеются. Ему казалось, что на свете нет ничего прекрасней этого ожерелья.
Симмонсу понадобилось некоторое время, чтобы сбыть драгоценности. Он держал на крючке нескольких покупателей, пока чутье не подсказало ему, что самая выгодная цена уже названа. Джо заработал совсем немного в сравнении с усилиями, которые он затратил, добиваясь выгодной сделки.
Джо высыпал золотые монеты прямо на обеденный стол. Пинкни был потрясен. Теперь он сохранит за собой Карлингтон.
– Господи!.. Тень, мы заживем как короли. Купим всем новую обувь. А маме новый чепчик, в котором она пойдет в церковь и завоюет сердце доктора Эдвардса. Купим лошадь. Соломон приведет в порядок коляску, будем выезжать с шиком.
– Стоп, капитан. Все это пойдет на уплату налогов. Думай лучше о том, как поддержать дом, а не как содержать лошадь.
Пинкни хлопнул его по плечу:
– Я так доволен, что даже не сержусь на тебя. Несмотря на то что ты прав. Купим все необходимое, а остальное отложим про запас. Что это у тебя?
Он взял коробку, которую протянул ему Джо; паренек положил на стол какой-то сверток.
– Это пригодится нам обоим.
Пинкни открыл крышку и увидел стопку грифельных досок и коробочку с мелками. Здесь же лежала азбука.
– Ты говорил, мистер Энсон советует тебе учиться писать левой рукой. Надеюсь, ты и меня научишь писать.
Пинкни был так растроган, что не мог говорить. Он только молча смотрел на Джо. Паренек отвел глаза.
Джо заговорил непринужденно, как будто ничего особенного не случилось:
– Я купил подарок для девочки. Отдай ей это, капитан.
Он развернул сверток, лежащий на столе. Неуклюжий мягкий медвежонок взглянул на них пуговичными глазами. У Пинни прорезался голос:
– Как это мило, Тень. Ты подумал о подарке, ты и вручишь его. Ей так давно не дарили игрушек.
– Я думаю, это лучше сделать тебе. Девочка меня плохо знает, она такой робкий маленький сверчок. Я боюсь напугать ее.
Пинкни взял игрушку.
– Возможно, ты прав, – сказал он. – Но тебе следует заслужить доверие. Пойдем вместе.
«Игрушка, – думал Пинкни, поднимаясь по лестнице. – Если бы я знал, что игрушка сделает ее счастливой, я бы продал этот дом и скупил все игрушки на свете. Тень молодец, догадался. Он такой же чудаковатый и молчаливый, как Лиззи. Надеюсь, он не очень огорчится, если девочка останется равнодушна к подарку. Она как игрушечный щенок – копия настоящего, только из дерева. Как тяжела для нее разлука с Джорджиной. Дай-то Бог, чтобы малышка поскорее справилась с этим горем». Пинкни тихо постучал, открыл дверь и вошел, держа игрушку за спиной. Тень проследовал за ним.
Девочка сидела у окна в кресле-качалке. Мерно поскрипывали перекладины. Пинкни не помнил, чтобы ритм менялся. Мерное поскрипывание преследовало его всякий раз, когда он поднимался по лестнице в свою комнату.
– Привет, Лиззи, – сказал он. – Джо приготовил для тебя отличный подарок.
Лиззи аккуратно спустила ноги на пол и встала.
– Спасибо, мистер Симмонс, – сказала она и сделала реверанс.
– Ну-ка, Лиззи, разве он не заслужил улыбки? Девочка послушно растянула губы в подобии улыбки.
Но глаза ее оставались сонными.
Пинкни почувствовал отчаяние, как всегда после провала своих ежедневных попыток разбить лед.
– Разве ты не хочешь поглядеть, что это? Смотри!
Он описал размашистый полукруг, доставая из-за спины игрушку. Господи, подумал он, научи ее опять улыбаться. Сам он постарался улыбнуться как можно веселее. Вдруг рот его приоткрылся от изумления.
Лиззи, протянув руки, подбежала к нему, глаза ее сверкали.
– Мишка! – воскликнула она.
Пинкни успел опуститься на колени, и девочка крепко обняла его вместе с медвежонком. Лиззи с размаху хлопнулась на пол и прижала мишку к плечу. Она радостно смеялась и целовала игрушку. Неожиданно девочка отстранила медвежонка от себя и нахмурилась.
– Это не мишка, – заявила она.
Пинкни растерянно покачал головой. Сначала обрадовалась, потом рассердилась. Но по крайней мере, не осталась равнодушной. Может быть, он сделал что-то не так?
Джо присел на корточки возле двери.
– Это мишка, – сказал он, – так он нам представился. Он остановил меня прямо на улице. Сказал, что путешествовал с цирком. Зрители закармливали его леденцами, оттого он так растолстел. Но он купил чудесное новое пальтишко, которое ему очень идет. Вот он и решил вернуться, чтобы похвастаться. Слишком уж он о себе воображает, этот медведь.
Джо очень серьезно смотрел на девочку. Лиззи взглянула на игрушку, потом на Пинкни.
– Он все выдумал, – сказала она бесцветным голосом.
Пинкни попытался улыбнуться. Девочка повернулась к Симмонсу:
– Вы все выдумали.
Их взгляды встретились. Тень сохранял невозмутимое выражение.
– Хотите верьте, хотите нет, мисс, – сказал паренек. – Вам бы хотелось, чтобы эта история была придуманной?
Лиззи свела брови. Она все еще пристально смотрела на Симмонса. Пинкни затаил дыхание. Он понимал, что происходит нечто важное. Наконец Лиззи перестала хмуриться.
– Нет, – сказала она.
Стиснув медвежонка, девочка встряхнула его.
– Не будет тебе здесь никаких леденцов! – воскликнула она. – Ты, старый прожорливый медведь.
Лиззи обхватила мишку и прижалась лицом к его пушистой шерстяной шее.
Джо поднялся и поманил пальцем Пинкни. На цыпочках оба вышли из комнаты.
Когда они наполовину спустились вниз, над перилами показалась голова Лиззи. Рядом была голова медвежонка.
– Мистер Симмонс, – прошептала девочка, Джо и Пинкни взглянули наверх. – У меня шатается зуб. – Лиззи улыбнулась и покачала один из своих крошечных зубов кончиком языка. Затем девочка и медведь исчезли.
– Надо бы выпить, – пробормотал Пинкни.
Он повел младшего товарища в библиотеку.
– Как это все случилось, Тень?
– По счастливой случайности. Стюарт упомянул, что во время паники в Колумбии Лиззи потеряла игрушечного медвежонка. Это очень ее огорчило. Я и прежде замечал, что малыши привязываются к какой-нибудь игрушке. По медвежонку она и тосковала. А не по пропавшей негритянке, о которой вы все беспокоитесь. Черномазая сука, это надо же – бросить ребенка в горящем аду.
Пинкни с недоумением взглянул на него. Тень тронул друга за руку.
– Не гадай, капитан. Одному только Богу ведомо, что пережил ребенок в ту ночь. Что было, то было.
Разделавшись с виски, он протянул Пинкни свой стакан.
– Надо повторить. Пинкни налил ему еще. Джо хмыкнул.
– А она смышленая, эта Лиззи. Ведь понимает, что мишка не тот самый. Но решила себя убедить, что это он и есть. Подумала – и решила. Я восхищаюсь людьми, которые не пасуют перед фактами.
Пинкни протянул ему стакан.
– Спасибо, Тень.
– Не стоит благодарности.
Пинкни торжественно поднял свой стакан, и мужчины выпили.
13
После подарка Джо девочка переменилась. Она все еще была тиха и очень вежлива со всеми, но к Симмонсу относилась как к равному, с дружеским интересом. Пинкни радовался, что скорлупка, в которой она пряталась, треснула, хотя и ревновал ее к Джо. С Пинкни она не вела себя так свободно.
Но случай сблизил его с девочкой. В августе частые грозы заставляли нянюшек с детьми рано покидать парк. Однажды Софи, взглянув на небо, решила совсем не идти. Лиззи скучала без дела. Она зашла в комнату Пинкни и застала их за работой, которую они старались выполнить, пока леди дремали, а Стюарт уходил в клуб. Лиззи в это время обычно была с Софи в парке. Пинкни обучал Джо грамоте, а сам учился писать левой рукой.
– Ах, Пинни! – взвизгнула она. – Дай-ка и я попробую. Пожалуйста.
Она была настолько взволнована, что взяла брата за руку. Она впервые прикоснулась к нему с тех пор, как ей подарили медвежонка.
Джо, не говоря ни слова, протянул ей дощечку.
– Вот это буква «С», – сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. – Меня догнать нетрудно.
Девочка счастливо вздохнула.
– Пинни быстро научит меня, – сказала она. – Пинни – самый умный человек на свете.
К несчастью для Пинкни, у него не хватило ума, чтобы справиться с интригой, которую плела вокруг него мать. Джулия вскоре подметила, что Пруденс Эдвардс заинтересовалась Пинкни. Она не уставала подкалывать Мэри насчет того, что семейство Эдвардс небезразлично к ее сыну. Мэри тут же принялась за дело.
Всем было известно, что дочь Эдвардса ведет себя вызывающе даже для янки. Девушка не носила ни кринолинов, ни корсетов. Ходила она стремительно, как мальчишка, и под юбкой можно было различить очертания ее ног. И конечно же, ее никто не сопровождал. Она добиралась одна от дома до школы и обратно. Мэри не преминула этим воспользоваться.
Первый раз Пинкни даже не догадался, что встреча была не случайной. Мэри попросила сына сопроводить ее в аптеку доктора Тротта на Брод-стрит. Ей необходимо было купить новую нюхательную соль, которую рекомендовала Салли Бретон. По ступенькам она сошла очень медленно, сетуя, что пятка запуталась в складках подола. Однако неудобство тут же исчезло, едва Пруденс Эдвардс показалась на пороге соседнего здания. Мэри подскочила к ней. С минуту она оживленно болтала с девушкой, а затем представила ей Пинкни.
– Мы непременно проводим вас домой, мисс Эдвардс. Просто нет никаких слов, какие негодяи шатаются по улицам.
Разумеется, когда они подошли к дому девушки, мисс Эдвардс пригласила их на чай. Она и ее отец пьют чай в самое неурочное время, добавила она. Мэри приняла приглашение.
– Было бы страшной грубостью отказаться, – шепнула она Пинкни, пока девушка ходила в кабинет за отцом.
Пинкни провел довольно жалкие полчаса. Мэри и доктор Эдвардс вели обстоятельную беседу о том, в каком плачевном состоянии находится одежда для хора. Пруденс сидела, положив руки на колени, и внимательно изучала их. Пинкни, чувствуя себя неловко, усиленно пытался подавить волнение.
В следующий раз, когда Мэри согласилась зайти к Эдвардсам выпить чаю, он метнул в нее разъяренный взгляд. Доктор Эдвардс казался рассеянным. Пруденс недоброжелательно взглядывала на Пинкни.
– Так не следует делать, мама, – сказал он строго, когда они возвращались домой. – Все шито белыми нитками. Ты ставишь меня в неловкое положение и обременяешь мисс Эдвардс. Очевидно, мы нежелательные гости для них.
Мэри надула губы и обвинила его в недостатке вежливости. Ей пришлось переменить атаку. Женская проницательность подсказывала ей, отчего в самом деле Пруденс держится с Пинкни натянуто.
– Она безумно влюблена в Пинкни, – доверительно сообщила Мэри своей подруге Каролине Рэгг. – Это ясно как день. Я уже послала девушке записку с приглашением заходить к нам всякий раз, когда идет дождь. А ты хорошо знаешь, Каролина, как часты теперь грозы.
– Мэри, такое коварство не подобает леди. К тому же это просто глупо. Ведь ты хочешь видеть отца, а не дочь.
– Отец будет ее сопровождать, вот увидишь. Девушка неглупа. Она догадается отплатить мне услугой за услугу.
– Бедный Пинкни! Ты бросаешь сына прямо ей в когти.
– Вздор, не беспокойся о Пинкни. Он помолвлен с Лавинией. Пруденс может сохнуть по нему сколько угодно, она не добьется толку.
– И ты называешь себя христианкой! Это ужасно!
– Ужасно то, что Божий человек живет здесь почти полгода и ни единая душа из конгрегации не открыла перед ним дверь. Даже члены приходского управления сторонятся его, едва только выйдут из храма.
– Да, так себя ведут мужчины. Но ведь многие дамы охотно пригласили бы его к своему столу.
– Они не могут этого сделать. Даже я не могу угостить его запросто чашкой чая: один из сыновей должен сидеть рядом со мной. Бедняга был бы рад даже небольшому обществу.
Так оно и было. В Чарлстоне Адам Эдвардс жил очень одиноко. В других городах без него, известного проповедника, не обходилось ни одно важное общественное событие. Его приглашали на обеды, на чай и даже в охотничьи общества. Он был одним из лидеров аболиционистского движения в Новой Англии и постоянно выступал с речами на собраниях и съездах. Его строгие религиозные убеждения были искренни, а отзывчивость неподдельна. Набожность Мэри Трэдд явилась для него отдушиной в чуждом, враждебном городе. Ее нежный голос и утешительное воркование наполняли его сердце теплом. С ней он чувствовал себя очень уютно.
Вскоре Эдвардсы сделались постоянными гостями в доме Трэддов. Они приходили на чай каждый вторник и пятницу, независимо от погоды. Мать обязывала Пинкни быть ее компаньоном. Пинкни пытался отговориться, Мэри плакала. Приходилось соглашаться.
Пинкни держался безукоризненно, внимая пышным монологам Адама Эдвардса, из которых в основном и состояла вся беседа. Пруденс мало участвовала в разговоре. Пинкни привык к тому, что девушки без конца щебечут, заставляя мужчину сознавать собственную значительность. В присутствии Пруденс ему было не по себе.
Мэри цвела. Напевая, она хлопотала в гостиной, поджидая гостей. Джулию это совершенно удручало. Она отказывалась знакомиться с Эдвардсами столь же презрительно, как отказывалась от присяги на верность.
– Проклятье, – пробормотал Пинкни. Это был первый звук, нарушивший тишину, помимо поскрипывания мелков.
Лиззи и Джо оторвались от работы.
– Простите, – сказал Пинкни. – У меня сломался мелок. – Пинкни размял затекшие пальцы. – Весь день только и делаю, что пишу.
Он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув стул, и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Лиззи крепче сжала мелок. Она пристально вглядывалась в неровный ряд «W», которые написала. Ее ручонка тряслась. Симмонс взглянул на люстру, заливавшую комнату ярким светом. За темными окнами бушевала гроза. Светильник был газовым. Ослепительный свет безжалостно подчеркивал склеенные стыки и помутневшие кристаллы некогда великолепного светильника.
– Нелегко писать левой рукой. Неудивительно, что устаешь.
Говорил он медленно. Лиззи продолжала писать.
– Правда, мне и правой писать тяжело. Я ведь никогда не умел. Ты, букашка, меня опередила.
– Придумываешь, – проворчала Лиззи. Она еще внимательней посмотрела на свою доску.
– Вовсе нет. Взгляни-ка. – Тень указал на свою доску.
Девочка с подозрением вгляделась в путаницу «V», «М» и «W», стеснившихся на запятнанной мелом доске.
– Три! – воскликнула она.
– Что – три?
– Разные буквы.
– Вот эти разве не похожи на «W»?
– Не все. Вон те похожи. – Она ткнула в них указательным пальцем. Ее рука больше не дрожала.
– А вот эта? – Он показал на «М». – Гляди, только повернуть нужно. Поставь вертикально доску, так будет лучше видно.
Лиззи послушалась. Она с удивлением взглянула на букву. Затем сдвинула бровки.
– Сейчас подумаю, – заявила она.
Джо подождал. Слышно было, как за окном квакают жабы.
– Понятно! – Лиззи восторженно улыбнулась щербатой улыбкой. – Те, что ты раньше писал не так, теперь написаны правильно. А то, что раньше было правильно, сейчас не получилось. Только «W» у тебя получилось. Или «М», неважно.
Джо хмыкнул и почесал нос. Лиззи испытующе поглядела на него. В глазах Джо зажглись озорные искорки.
– Да! Вы правы, мисс. Так оно и есть.
Девочка засияла. С лукавым видом она потянула его за рукав.
– Да, если не перевертываться на голову. – Лиззи хихикнула.
Джо с любовью наблюдал за ней. Он никогда не задумывался, почему так привязан к этому ребенку. Ее бледное, испуганное личико тронуло его при первой же встрече. Он был рад, что девочка привязывается к нему все сильней и сильней. Ведь она, безо всякой причины, боялась обоих братьев и мать. Ее страх перед Джулией был ему понятен, он и сам ее побаивался.
– Мистер Симмонс?
– Что малышка?
– Отчего Пинни на меня сердится?
– Он сердится не на тебя, а на янки, который отстрелил ему руку. Теперь ему надо учиться все делать заново. И не только писать, но и есть, одеваться, перелистывать страницы в газете.
– Зато он умеет читать.
– Да. Для этого руки не нужны.
– А ты умеешь читать?
– Нет. Надеюсь, что ты меня научишь.
– Я? Что за глупости! Я сама не умею читать. Только книжки с картинками, потому что по ним я сочиняю истории.
Лиззи почти все время проводила в тенистом уголке веранды, листая книжки с картинками, которые презрительно забросил Стюарт. Медвежонок, поблескивая глазками, сидел у нее на коленях. Он внимательно прислушивался к тому, что Лиззи «читала» ему негромким голосом.
– Скоро ты пойдешь в школу. Там тебя научат читать, а ты научишь меня.
– Да. Ты и вправду этого хочешь?
– Буду очень тебе признателен.
– Хорошо! – Она захлопала в ладоши. – Мы будем так играть: я учительница, а ты и мишка ученики. Я буду ставить вас в угол. Учителя всегда так поступают. – Лиззи хитро улыбнулась.
Джо притворился испуганным. Девочка прыснула со смеху. Вдруг лицо ее потемнело:
– Мистер Симмонс?
– Да?
– Мне не очень-то хочется в школу.
– Почему, малышка?
– Там все толпятся. Слишком много народу.
Джо хотелось взять ее худенькую ручку в свою, но он знал, что девочка боится прикосновений. Он осторожно подбирал слова.
– Тебя никто не собирается обижать, Лиззи. Бывает, кто-то толкнет, если не смотрит, куда идет. Никто не хочет, чтобы тебе было больно. – Непохоже было, чтобы он ее убедил. – Я могу рассказать тебе кое-что о взрослых. Каждому приходится делать то, что не хочется. Мне не хотелось ехать в Виргинию. Я очень боялся. Но пришлось. Сейчас все позади. И я рад, что не ожидал увеселительной поездки. И не так уж это было страшно, как мне казалось.
– Ты боялся?
– Ужасно! Каждый чего-то боится.
– Даже Пинни?
Симмонс помрачнел:
– Даже Пинни.
Лиззи вновь задумалась. Джо ждал. Наконец она сказала твердо:
– Он этого не показывает. И я так сделаю. Пойду в школу и не буду показывать, что боюсь.
– Валяй, малышка. У тебя выйдет. Ты добиваешься всего, что задумала.
После долгих колебаний Мэри решила записать Лиззи к миссис Олстон.
– У нее в школе работает француженка, – сказала она. – Правда, я не знаю, из какой она семьи. Сама Элинор из хорошего семейства. Сестра ее бабушки была замужем за одним из Пинкни. В наше время это единственная соломинка, за которую можно ухватиться.
Неделю спустя Мэри восторжествовала над Джулией – школу мадам Тальван закрыли.
– Только вообрази! – воскликнула Мэри в восторженном ужасе. – Генерал Сиклз собственноручно подписал указ. Мадам отказалась принять его дочь, и он закрыл школу. Не знаю, как поступит Каролина Рэгг. Найдется ли у Элинор Олстон место для маленькой Каролины.
У миссис Олстон нашлось место для Каролины. И для дочери Сиклза тоже. Мэри Трэдд в ярости налетела на нее:
– Элинор, я не решаюсь верить тому, что мне сказали. А я-то думала, на вас можно положиться. Как вы позволите этому человеку навязать вам свою дочь? Место ли ей среди чарлстонских девочек? В тот самый день, как она переступит порог вашей школы, я заберу Лиззи.
Элегантная утомленная вдовушка строго взглянула на Мэри:
– Остановитесь и подумайте хотя бы раз в жизни, Мэри. Что бы ни сделали янки, мы не имеем права распространять войну на детей.
Мэри пыталась возражать, но миссис Олстон урезонила ее:
– Если хотите, я могу вычеркнуть Лиззи.
Мэри отступила. Придя домой, она процитировала миссис Олстон, как если бы это были ее собственные слова:
– Мы не должны воевать с детьми. Только янки способны сжечь Колумбию. Бедная мадам Тальван, где уж ей понять. Ведь она не из Чарлстона.
– Ровно с шести часов пополудни, – прокомментировала Джулия.
Мэри притворилась, что не слышит. Она отправилась к Софи поговорить насчет платьев для девочки. Если нельзя еще раз выпустить подол, придется перешить несколько старых платьев Мэри. Школа открывается первого октября, осталась всего неделя.
