Текст книги "Чарлстон"
Автор книги: Александра Рипли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)
61
Весь следующий день на сердце у Элизабет было легко, несмотря на некоторое смущение. Не потому, что она переложила ношу на Джо. Она верила, что он принял на себя эту тяжесть добровольно. Она была смущена тем, что целовала его и прижималась к нему, то есть позволила себе кокетничать. Буря чувств в ее груди улеглась. Элизабет чувствовала, что связь, которая установилась между ними, нерушима, но романтического томления уже не было. Если он собирается вернуться к незавершенному и она скажет ему «нет», Джо будет больно.
– Тьфу! – сказала она вслух. – Надеюсь, ужин пройдет без натяжек.
Не первый раз она недооценила Джо Симмонса. Он заехал за ней, помог сесть в экипаж и отвез к себе домой. Держался он как ни в чем не бывало.
– Очень жаль, что Трэдд еще не вернулся, – сказал он. – Виктория надула губы и жалуется на смертельную скуку.
– Надеюсь, ты вымыл рот душистым мылом, – сказала она.
Джо по-прежнему был ее другом.
Первого октября чарлстонские школы открылись, и сонная поступь лета растворилась в облаке приглашений. На столе у Элизабет их скопилась целая кипа.
– Как люди чувствуют успех! – сетовала она. – Самое лучшее – назначить дату и пригласить всех разом.
– Званый ужин с танцами? Очень глупо, – промямлил Трэдд. Сын так и не согласился, чтобы она записала его в школу танцев.
– Мне нет до тебя дела, Трэдд. Без толку ворчать. Не могу же я ответить на каждое приглашение.
И все же она сочувствовала сыну. Она помнила, как неуютно первое время чувствовали себя мальчишки в школе танцев. Девочки, напротив, любили туда ходить. Ведь для этого им шили новые наряды.
Через несколько дней в утренней газете появился заголовок, который мог улучшить настроение Трэдда. Элизабет протянула ему газету:
– Как насчет шоу? Своди туда старую маму. А потом будем есть сливочное мороженое с сиропом, орехами и фруктами.
– Хорошо! Я вернусь сразу же после уроков.
Период ураганов закончился, и морской флот США привел добытые в войне испанские суда к берегам Америки. Первым портом на их пути был Чарлстон.
Три больших корабля уже стояли на приколе у доков Ист-Бэй, когда в гавань пришли Элизабет с Трэддом.
– Ого, какие большие, – заметил мальчик.
– Вот почему они называются военной добычей, – пояснила Элизабет.
– О, мама!
– Прости, дорогой. Я оговорилась. А пустят ли нас на борт? Я слышала, что в каютах испанских капитанов мебель обтянута бархатом и парчой, а большие дверные ручки из золота.
– Ого!
– Не говори так. Будто лягушка квакает. Если хочешь употребить восклицание, выбирай, по крайней мере, литературные. Я, например, предпочитаю «абракадабра»!
– А что это значит?
– Понятия не имею. По крайней мере, не звучит, как лягушечье кваканье.
Моряк в ладном кителе махнул группе стоящих у трапа людей.
– Можно заходить. Пойдем, мама.
Широкая палуба сияла. Элизабет страшно было по ней ступать. Но Трэдд чувствовал себя превосходно. Он подбежал к молодому офицеру, чтобы расспросить его о капитанской каюте. Элизабет направилась было за ним, но остановилась на полпути. Не стоит сковывать мальчика, подумала она. Элизабет осмотрела корабль. Люди толпятся возле пушек, подумала она. Счастливая развязка войны. Она не видела никого из знакомых. Трэдд оживленно беседовал с невозмутимым моряком. Элизабет взглянула на высокую мачту. Каково на этом корабле во время шторма! Наверное, похоже на бесконечное землетрясение.
– Армада побеждена, Бесс.
Сердце ее упало. Она перевела взгляд от верхушки мачты вниз. Быть не может, подумала Элизабет. И однако это так. Гарри.
Он, на одном колене, был у ее ног. Поднеся к губам край ее юбки, он вновь склонил голову. Руки ее едва не потянулись к его жестким кудрям, но она сдержалась. Гарри поднял лицо:
– Вы победили, ваше величество. Долгого вам царствования.
– Встань, Гарри. Не вовлекай меня в этот спектакль, – сказала она ледяным тоном.
Одним легким движением Гарри выпрямился. «Как я могла забыть, что он такой высокий, – зачарованно подумала Элизабет. – Я смотрю на него снизу вверх».
Он обнял ее за талию. Элизабет казалось, что его ладонь жжет сквозь одежду. Его рот был возле ее уха. У Элизабет от этого кружилась голова.
– Мне пришлось вернуться, Бесс, колдунья. Никогда еще я не возвращался. Но я не могу быть вдали от тебя. Ты меня преследуешь.
– Гарри, пожалуйста, оставь меня. Я не хочу переживать заново то же горе. Уходи. Если ты не уйдешь, я не знаю, на что решусь. Это жестоко, Гарри.
Восклицание Трэдда прозвучало словно издалека. «Только без обмороков, – сказала себе Элизабет. – Без обмороков». Ее ноги сделались будто ватные.
– Ты бледна, моя королева, – ласково сказал Гарри. – Пойдем сядем.
Он взял ее за руку и подвел к скамейке. «Для посетителей» – было написано на ней.
– Я побеседую с мальчиком, пока тебе не станет лучше.
Элизабет увидела, как он быстро приближается к Трэдду. На нем не было пиджака. Белая рубашка обтягивала мышцы спины. Элизабет казалось, что ее ладонь касается их. Она не стала наблюдать бурную, счастливую встречу, а отвела глаза и попыталась взять себя в руки. Когда оба – учитель и ученик – присоединились к ней, она вполне овладела собой.
– Ты не остановишься у нас.
– Согласен.
– Ты не должен рассчитывать на то, что тебя примут в любое время, когда ты зайдешь.
– Согласен.
– Ты не будешь обнимать меня на глазах у всех, как сегодня.
– Хорошо.
– И не смей касаться моей талии, вообще не смей ко мне прикасаться, пока я не изменю своего отношения к тебе.
– Можно ли мне целовать твою руку?
– Нет.
– Даже скучным, допускаемым обществом поцелуем «как-вы-поживаете-миссис-Купер»?
– Нет. Никак. Я должна подумать. Гарри рассмеялся:
– Думают только трусы. Ты успела стать малодушной, Бесс? Всего за полгода!
Он поднялся со стула:
– Сядь, Гарри. Не торопись. Ты сам согласился, что нам надо поговорить.
– Поговорим позже.
Он направился к двери библиотеки. Он уходит. Опять. И ей так же больно, как и в тот раз. Гарри повернул ключ в замочной скважине.
– Ты даже не представляешь, как я хочу тебя, – сказал он.
Гарри выключил свет. Пламя сделалось голубым и, мягко вспыхнув, погасло.
– Я хочу видеть отблески огня на твоих волосах. – Он подошел к ней, медленно и уверенно. Остановившись возле нее, он стал вынимать шпильки.
– Трэдд, – пробормотала Элизабет.
– Спит и даже храпит во сне. Я тайно угостил его порцией настоящего морского рома.
Гарри зарылся руками в ее рассыпавшиеся волосы и, притянув ее к себе, встретил ее губы своим жаждущим ртом.
– Я не могу без тебя, Бесс, и я вернулся за тобой. Мы отправимся вместе бродить по свету. Я столько всего хочу показать тебе и столько увидеть с тобой впервые. Мы возьмем с собой Трэдда, спасем его от псалмов достопочтенного доктора Портера. Великолепное образование для мальчика!
– Ты сошел с ума.
– Ты прекрасно понимаешь, что я в здравом разуме. Тебе хочется поехать. Твое сердце стучит у меня под рукой. Тебе хотелось бы увидеть Китайскую стену.
– Глупости. Я сейчас думаю совсем о другом.
– Царственная, соблазнительная Бесс. Умоляю тебя… Угли догорели, огонь погас, но им не было до того дела. Они снова предались любви.
– Ты пригласила меня к завтраку. В чем же дело?
– Мы еще не переоделись, вот в чем дело. Поторопись. И на этот раз постарайся правильно застегнуть брюки.
Было слышно, как с третьего этажа по лестнице сонными шагами спускается Трэдд. Элизабет застегнула халат и ощупала свои беспорядочно спутанные волосы.
– Мальчишки не понимают, как должны быть одеты взрослые, – прошептал Гарри. – Вот. Повяжи косынку. – Гарри дал ей пестрый лоскут. – Сувенир с Кубы.
Элизабет беспомощно рассмеялась:
– Это не поможет, Гарри.
Он взглянул на ее пылающие щеки, на пепел в очаге и сбившийся каминный коврик. Трэдд уже почти спустился.
– Ты права. Ложись на диван. Ночью ты спала здесь. Закрой глаза. Я отопру дверь и выберусь через окно. – Он повернул ключ, потом подошел к ней и быстро поцеловал. – Я приду через час. Приведи себя в порядок, не то я разжалую тебя в герцогини.
Элизабет уткнулась лицом в подушки. Она не могла подавить смех. На нее пахнуло холодным воздухом, когда Гарри открыл окно. Услышав, как Трэдд спрашивает Делию, отчего мать не вышла к завтраку, она отдалась приглушенным рыданиям.
«Что со мной происходит?» – плакала она.
Элизабет смотрела в окно своей конторы в каретном сарае. Надо бы вымыть окна, промелькнуло у нее в голове. Неожиданно простая задача нанять мойщика окон показалась ей неразрешимо сложной. Она положила руку на поясницу, чтобы унять боль. За окном порывистый осенний ветер срывал сухую листву с ореха и гонял ее по двору от стены к стене. «Вот то же чувствую и я, – сказала себе Элизабет, – меня швыряет, крутит, бросает…»
Вот уже шесть недель прошло с тех пор, как вернулся Гарри. И тут же возникло множество вопросов. Она не понимала, что чувствует и на что ей следует тратить усилия. Возвращение Гарри совпало с началом светского сезона. Последовала череда приглашений, взаимных визитов, всевозможных обязательств, связанных с долгом и удовольствиями. В этом году Элизабет была занята как никогда, поскольку она взяла под ненавязчивую опеку Викторию, дочь Джо. Девушка не входила в чарлстонское общество, ибо Джо был чужаком. Но все переменилось бы, если бы она вышла за чарлстонца. Для миловидной богатой наследницы это была нетрудная задача. Дебютировать на балу святой Цецилии она не могла, но Элизабет взяла ее под крылышко в качестве попечительницы школы танцев в Каролина-холл. Элизабет с улыбкой наблюдала, как все повторяется вновь: Трэдд хмурился и еле волочил ноги, Виктория распекала его за вялость.
Помимо светской жизни Элизабет приходилось уделять больше внимания делам фосфатной компании, которые после войны пошли в гору. Она проводила помногу часов, отвечая на письма и строя планы. Доходы компании резко увеличились во время паники девяносто третьего. За пять лет депрессии уменьшился доход, износилось оборудование. Но сейчас в воздухе чувствовался оптимизм. Наступило время произвести починки, замены, обновить договора и завершить оставшуюся часть отложенного некогда плана. Ей приходилось решать, и разные решения вели к разным последствиям. Если конвейерные ремни заменить новыми и купить новые станки, объем продукции увеличится. Но это потребует намного больше денег, чем ремонт. Как долго будут окупаться затраты? И что оставить без ремонта, если все деньги уйдут на оборудование промывочного цеха?
Надо что-то решать с жалованьем рабочих. Его определенно следует увеличить в следующем году. Сколько она будет в состоянии платить, сколько запросят рабочие, сколько рабочих нужно нанять, чтобы добыть количество породы, которое в состоянии будут принять конвейеры, если она их купит… Мысли ее кружились, наскакивая одна на другую, когда она рассматривала другие возможности и их последствия.
Конечно же, она могла посоветоваться с Джо. Возможно, даже должна, ведь он был совладельцем компании. Но ей хотелось сделать все самой, самой довести Карлингтон до уровня других фосфатных компаний в Южной Каролине. Она упрямо отказывалась от помощи даже в тяжелые времена. И теперь, когда дела обстоят лучше, она не хотела, чтобы кто-то добивался успеха с ней вместе. Даже Джо. Она усердно трудилась, экономила каждый цент, урезала собственный доход, нанимала и назначала рабочих. Несмотря на усталость, ей нравилось решать трудные задачи. Ей нравилось быть деловой женщиной и принимать восхищение подруг. Это вознаграждало ее за усилия. И все же она обязана Джо. Мысли ее покружились еще немного, Элизабет тщетно пыталась не чувствовать себя виноватой.
Дело было не только в бизнесе. Она должна ответить на предложение Джо. Он сказал, что будет ждать, и не торопил ее. Ни единым словом. Но каждую пятницу он привозил к ней Викторию и с гордостью наблюдал, как его дочь и Трэдд поднимаются по ступеням Каролина-холл. Он и Элизабет пили вместе чай почти два часа, пока урок танцев не заканчивался. Он всегда держался непринужденно, всегда имел наготове несколько забавных историй о банковских приключениях Эндрю Энсона, всегда излучал любовь к Элизабет и благодарность за ее участие в Виктории. Это были приятные часы для обоих. В конце концов, дом Трэддов в течение десяти лет был и его домом. И было естественно, что он находится здесь. Однако его возрастающее счастье действовало на нее угнетающе, хотя он не говорил о своих чувствах. Он любил ее всем сердцем.
Элизабет не следовало вести себя так. Чем дольше она откладывала свой отказ, тем сильнее он мог ранить его. Ее молчание было трусостью.
Но пока… пока часы, проведенные с ним, тоже доставляли ей счастье. Это было роскошью – быть любимой так, как любил ее Джо. Она не знала ничего подобного. И беседы после школы танцев были полны семейного тепла. Виктория начала доверять Элизабет, которая помнила собственные волнения той поры. Она утешала или поздравляла девушку, смотря по обстоятельствам. А в это время Трэдд слушал заверения Джо, что танцы не страшнее, чем война, и что любые раны со временем заживают. Взрослые тайком обменивались довольными взглядами. Когда дети уходили на кухню за молоком и печеньем, Джо и Элизабет смеялись и соглашались, что ни за какие сокровища мира не хотели бы, чтобы им снова было тринадцать или пятнадцать лет.
Но потом… После того как уходили Виктория и Джо, или Элизабет возвращалась со званого ужина, или просто вечером, когда она никуда не ходила, раздавался стук в дверь. Являлся Гарри.
Гарри, которого обожал Трэдд. Гарри, от прикосновения которого она таяла. Гарри, который своими рассказами мог заставить ее смеяться или плакать. Гарри, который заставлял ее думать о книгах, и о целом мире, и о снах, что могли воплотиться в явь. Он требовал, чтобы она становилась сообразительной, и Элизабет становилась сообразительной; требовал, чтобы она была умной, и она становилась умной. Он требовал, чтобы она была женщиной, – не девочкой, не леди, не президентом компании, не матерью. И она по доброй воле погружалась в поток ощущений и делила с ним экстаз. Когда он покидал ее в последний час перед рассветом, в сердце Элизабет будто вонзался нож – напоминание о том, что придется испытать, если Гарри снова бросит ее.
Гарри всегда обнимал ее напоследок, прежде чем уйти. И безо всяких церемоний нашептывал ей в ухо песнь сирены:
– Мы будем смеяться на Мосту вздохов, моя Бесс, – говорил он. Или: – Мы будем танцевать на Великой Китайской стене. – Или: – Мы будем кататься на слонах и слушать рычание львов по ночам. – Или просто: – Ты поедешь со мной и будешь моей любовью.
И она грезила несколько часов, пока спала; но в конце концов пробуждалась и бралась за хлопоты по дому и по кухне, прежде чем начинался деловой день.
Элизабет перевела взгляд с грязного окна на заваленный бумагами стол. Цифры расплывались в ее утомленных глазах. Элизабет крайне устала. Но дел было невпроворот. Она обещала, что зайдет к Кэтрин: дочь хотела посоветоваться, в какой цвет красить стены в гостиной. Однако Элизабет слишком устала и не могла идти. Кэтрин не просто нуждалась в совете. Она всегда ухитрялась под этим предлогом выманить у матери мебель, перчатки или занавески с третьего этажа, которые «будут так мило смотреться в детской». Она была необыкновенно эгоистична, и это пугало Элизабет. И все же Кэтрин ее дочь, Элизабет любит ее. Она надеялась, что с возрастом Кэтрин станет не такой жадной. И потом, ведь был еще Мэн, подраставший с каждым днем.
Элизабет вздохнула и поднялась. Возможно, свежий воздух вольет в нее силы. Все-таки она обещала. Значит, надо идти. Бюджет лавки в Карлингтоне подождет. Подождут и грязные окна. Придется отложить ванну перед ужином и краткий сон. Она еще успеет перелицевать воротники на рубашках Трэдда. Отложит она и письма, которые надо написать Стюарту и Генриетте. Она хотела написать их сегодня, но не хватило времени. Времени теперь постоянно будет не хватать.
Когда она приехала к Кэтрин, ей стало стыдно за свои недавние мысли. Чайный стол был весь заставлен, а в центре, увенчивая пакет в красивой обертке, стоял торт.
– С днем рождения, мама, – поздравила ее Кэтрин. Она встряхнула Мэна, которого держала на руках, и он довольно заурчал. – Он сказал: «С днем рождения, бабушка», – пояснила Кэтрин.
Элизабет совсем позабыла, что сегодня у нее день рождения. Она была растрогана поздравлениями Кэтрин. И карандашными каракулями Мэна, которые он ей подарил.
Элизабет с гордостью показала их Джо, когда он привез Викторию в школу танцев. Джо тоже принес ей подарок.
– Откроешь, когда мы уйдем, – сказал он. Элизабет пообещала, но во время беседы украдкой поглядывала на большую коробку, которую он принес.
Она испытывала такое любопытство, словно опять стала маленькой. Джо поддразнивал ее, напомнив, как она бегала по всему дому, пытаясь отыскать спрятанные подарки до наступления дня рождения.
– Это ты виноват, Джо, – сказала Элизабет. – Ты возвращаешь меня в детство. Когда ты рядом, я забываю о том, что уже бабушка.
Дети вернулись домой и пересказали волнующую историю: мадам, показывая па вальса, поскользнулась и упала. Они попили молока, колокол пробил десять, и пришла пора расставаться. Элизабет стало грустно: ей хотелось, чтобы уют продлился еще немного.
– С днем рождения, Лиззи, – сказал Джо на прощанье.
– Спасибо, Джо. – Элизабет порывисто обняла его и поцеловала в щеку.
Джо просиял от удовольствия.
– Спасибо, золотко, – сказал он.
Когда экипаж уехал, Элизабет вернулась в кабинет – взглянуть на загадочный подарок.
– Помоги мне развязать этот узел на ленте, Трэдд. Как замечательно! Я люблю подарки.
Трэдд проявил неожиданное упрямство:
– И у меня есть для тебя подарок, мама. Тебе не стоит так суетиться из-за этого мистера Симмонса.
Элизабет изумленно взглянула на него. «Ревнует, – подумала она. – Как глупо и досадно».
– Чем больше подарков, тем лучше, милый, – сказала она. – Покажи свой подарок. Уверена, он мне понравится.
– Надо подождать, мама. У меня только половина подарка. Вторая половина у Гарри, он ее принесет. Скоро он придет.
Едва он это сказал, в дверь постучали. Трэдд побежал открывать.
Гарри принес не только подарок, но и бутылку шампанского, и экзотическую смесь винограда, крема и засахаренных абрикосов, которую он назвал французским праздничным тортом.
– Представим, что мы находимся на вершине Эйфелевой башни. В будущем году ей исполняется десять лет, тогда мы будем участвовать в празднике по-настоящему.
Элизабет нахмурилась. Гарри обещал не впутывать пылкого Трэдда в свои проекты путешествия. Похоже, он нарушил обещание.
Праздничный подарок подтвердил ее догадку. Сдвоенные половинки составили вместе стереоскоп и набор слайдов с видами столиц мира.
– Это соблазн, Бесс. Тебе, женщине, трудно устоять. Представь, что мы уже в Риме, Будапеште, Константинополе, Бангкоке. Вообрази себя в центре каждой фотографии, всех этих улиц и пестрых базаров. Какие запахи, звуки, ощущения!
Трэдд уже разглядывал картинки и не увидел, как разгневалась мать.
Гарри увидел, и это обеспокоило его. Возможно, он зашел слишком далеко в своем нетерпеливом стремлении заставить Элизабет поехать с ним. Когда Трэдд лег спать, Гарри постарался исправить свою ошибку. Он извинялся с редкой для него серьезностью, что всегда гасило ее гнев. Потом он, несмотря на протесты Элизабет, обнял ее, чтобы разжечь страсть, которая была сильней, чем возмущение.
Она не могла противостоять. Все еще чувствуя вялость и теплоту после взаимных ласк, она вспомнила, как была разгневана, и принудила его заключить сделку.
– Ты оставишь меня в покое на несколько недель, Гарри. Мне надо подумать. Никто из нас не заинтересован в проволочке. Я приму решение – раз и навсегда. Но я не могу сделать это не подумав. Если я действительно нужна тебе, ты должен предоставить мне возможность решить.
Неожиданная вспышка его гнева испугала Элизабет, как только что ее гнев испугал его.
– Мне надоели твои колебания, Бесс. Вот уже несколько недель ты просишь времени на раздумье, пока я пляшу перед тобой. Если я уеду опять, то не вернусь.
– Угрозы бесполезны, Гарри. Я не хочу, чтобы меня запугивали. Уезжай и будь проклят.
Он прижал ее к себе, и это сделало ее слабой.
– О, моя удивительная Бесс, – пробормотал он, – зачем нам это. Ведь я уже вернулся.
В конце концов он согласился на ее условия. Он уедет до Рождества, менее чем на месяц. К тому времени, как он вернется, она все решит.
– Начало нового года, Бесс, и конец века. Мы отправимся первого января тысяча восемьсот девяносто девятого года и встретим двадцатый век на корабле.
«Он знает, как я скучаю по нему, – думала Элизабет, – и уверен, что я не смогу без него жить. Хотела бы я знать, насколько он прав». Комната казалась ужасающе холодной, после того как он ушел. Она положила полено в затухающее пламя и вновь принялась за подарок Джо.
Там была целая стопка писчей бумаги, плотной, кремового цвета. Сначала Элизабет удивилась, что же думал Джо. Это была, вне сомнений, красивая бумага, такой у нее еще не было. Но это был такой прозаический, скучный подарок. Она почувствовала детское разочарование, как тогда, когда надеялась получить в подарок красивое платье, а ей подарили фланелевую ночную рубашку. Полезно, но не празднично.
Элизабет внимательней всмотрелась в мелкие, четкие тисненые буквы – гриф. Это не ее имя и адрес. Она прочитала: «Фосфатная компания Трэддов».
– Господи! – выдохнула она и вскрыла конверт, лежащий в крышке коробки.
«С днем рождения» – было написано рукой Симмонса.
Здесь же был документ, переводящий половину Джо в ее владение.
Элизабет была ошеломлена подарком. И не по причине его ценности. Это для нее она велика, а для Джо совсем незначительна. Смысл подарка вызвал у нее на глазах слезы. Джо предоставляет ей независимость. Не только потому, что ее доход стал больше, но и для того, чтобы она свободно осуществляла свое желание действовать самостоятельно.
Джо никогда не скрывал, чего он хочет. Он хотел заботиться о ней, помогать ей, служить для нее опорой. И он хотел, чтобы она жила, осознавая свою независимость от чьей-либо помощи, даже если эта помощь исходит от него. От его великодушия и любви у нее перехватило дыхание.
Она вспомнила сердитое обвинение Гарри в том, что держит его на веревочке. То же самое она делала с Джо. «Но Джо нет до этого дела, – подумала она. – Вечера по пятницам приносят ему столько счастья!»
Однако она знала, что обманывает себя. Да, по пятницам Джо счастлив. Но ведь есть еще шесть дней. Он мужчина и хочет, чтобы кто-то о нем заботился. Тот, кто способен оценить его чувства и ум. Виктория любит отца, но она принимает его любовь как должное.
Она нуждается также и в матери. В эти годы ей нужны совет и утешение, она должна научиться быть женщиной.
«Если я не выйду за Джо, – подумала Элизабет, – он женится на ком-нибудь другом. Он должен сделать это ради Виктории. Он будет заботиться о жене и в этом найдет свое счастье». Ревность уколола ее сердце.
«Я сказала Гарри, что объявлю ему свое решение после Рождества. И то же самое Джо. Я скажу ему, хоть он и не торопит меня. Все, что мне нужно, – это время на размышление. И хоть немного поспать». Она поставила ширму перед камином и отправилась спать.
«В следующий день рождения мне будет сорок», – подумала она, прежде чем уснуть. Эта мысль удивила и едва ли не испугала ее.
