Текст книги "Звёзды стертой эпохи (СИ)"
Автор книги: Александра Питкевич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Глава 23
Это неожиданное, но сильное ощущение, что я "самый вкусный пирог во вселенной» не хотело меня отпускать еще очень долго. С одной стороны приятное, трепетное, с другой, оно немного пугало. Не то, совсем не то, что мне было надо сейчас, когда вся жизнь с невероятной скоростью, с фейерверками и флажками, бодро летела в черную дыру.
Большую часть времени мне удавалось как-то заглушить эмоции, неуклюже убеждая саму себя, что все не так и плохо, что все поправимо. Но чувство потери контроля, и наложившееся сверху ощущение, что я по ходу падения измазалась в варенье и мазуте, было слишком сильным. Кажется, все события с момента принятия последнего заказа, на самом деле отдавали ароматом ягод и космического топлива. Дикая смесь.
Этот внимательный, изучающий взгляд Руша был совсем не к месту. И совершенно не ко времени был тот трепет, что вспыхивал в теле, откликаясь на этот интерес.
С трудом выпроводив Руша из каюты, чувствуя, что Агент так просто не отстанет со своими расспросами, я никак не могла прогнать волну воспоминаний. Пусть сейчас не было никаких предпосылок, чтобы ждать чего-то подобного от конкретно этого мужчины, но осадок, и привычная схема действий были слишком сильны даже по прошествии стольких лет.
Быть ташвой в современном мире не безопасно. Я выучила это достаточно хорошо.
Когда практически весь твой род вырезали во время геноцида, проще, да и правильнее оставаться нацоей. Как приемные родители, что чудом уберегли маленькую девочку. Это сейчас в Потоке, да и в данных официальной истории, ташв обвиняют в злоупотреблении собственными способностями. Мол, потомки одной из «ящеровых»* рас, пользуясь способностью организма к восстановлению и умением взаимодействовать с операционными системами, решили захватить власть в своем секторе, за что и поплатились.
Согласно истории, объединенные силы Центра с трудом справились с угрозой, исходящей от ташв. Но я помнила кое-какие моменты, которые вовсе не помогали принять эти слова. Я не помнила лиц своих биологических родителей, только мутный, темно-синий силуэт платья мамы на фоне лилового неба, и широкую спину отца. Но еще я помнила взволнованный голос. Это был частый гость, чей голос, низкий и хриплый, иногда всплывал в воспоминаниях, особенно по ночам, раз за разом повторяя:
«Они не сумели найти вещество. Корпорация сердится»
«Они не смогли выделить»
«Они требуют больше сырья»
Я помнила себя, сидящую под столом, скрытую скатертью, и ноги гостей. Небольшой дом, всего-то пара комнат, становился тесным от такого числа присутствующих, но я уже не могла выбраться. В голове, среди вороха воспоминаний билась мысль, что меня не должны увидеть, иначе мама рассердится.
И я помнила голоса. Гневные, резкие. Целый рой голосов. Кто-то предлагал отказать. Не давать того, что от нас хотела «Корпорация». Другие, женские, тихие и испуганные, умоляли согласиться. Говорили, что у нас не хватит сил. Но резкие голоса не слушали. Мужчины были готовы бороться до самого конца.
И они добились своего. Не помню, сколько именно дней прошло, на в один из мирных, теплых и тихих вечеров мой мир превратился в пылающий ад. Из тех воспоминаний в голове остались только грохот собственного сердца в ушах и дикий жар, что лизал кожу. И яркие, слепящие всполохи огня вокруг. Мир в тот ден утратил все краски, став желто-оранжевым. Слепящим и удушающе жарким.
А потом была темнота, осторожные руки моей второй мамы, которая мягко смазывала ожоги, укутывала и прятала меня в дальних помещениях какого-то корабля. Большой ящик, в котором я спала, свернувшись среди какого-то мелкого медицинского оборудования и тряпок. Много дней. Или недель. Темные, встревоженные глаза отца, и их первые споры о том, что «нельзя» и «последствия».
Но мама, моя мягкая и добрая мама, которая после никогда не спорила с отцом, стояла на своем. Ее не испугали ни угрозы, ни возможное наказание. Она так решила, и не могла передумать. Не передумала.
И мне казалось, что не смотря ни на что, не глядя на те сложности, что выпали на ее долю после с таким сложны и травмированным подростком, каким росла я, она так ни разу и не пожалела о своем решении.
Даже тогда, когда все оказалось на грани краха. По моей вине.
Никто не мог предсказать, какое именно наказание ждало бы родителей, если бы кто-то случайно узнал. Они оба давно оставили работу на военный блок, но за подобные действия, если я хоть что-то понимала, ответственность сохранялась навсегда. Если бы кто-то узнал…
Понимая, что ташва – это практически смертные приговор, я всегда вела себя предельно аккуратно. Никто и не подозревал, хотя маме с каждым годом было все труднее подделывать медицинские документы в школе, а затем и исправлять их для колледжа. Но мы справлялись. Пока на моем пути не встала любовь.
Странное тянущее внизу живота ощущение, которое становилось только сильнее от головокружения и сухости во рте, стоило Дитлану появиться в одном со мной помещении. Резкие и умные слова вдруг разом вылетали из головы, стоило увидеть его улыбку. А в тот первый раз, когда он взял меня за руку ладошки вдруг взмокли, и мир перевернулся, сменив привычный центр на блеск этих светлых, таких красивых глаз, что смотрели на меня по особенному.
А потом были свидания, прогулки под светом двух лун.
И поцелуи.
Это сейчас мне было немного смешно вспоминать, а тогда… тогда в этом всем, казалось, была заключена целая вселенная. Яркая и бесконечно прекрасная.
– Останешься немного? – он мне нравился. В отличие от остальных ухажеров, Дитлан никогда меня не торопил, а терпеливо ждал, кивая на все мои нелепые отговорки и оправдания. Но сегодня я почти решила. Занятия в колледже закончились раньше, так что родители не станут волноваться. И времени у нас предостаточно. Для всего.
– Да, – едва переводя дыхание от волнения, шепнула я.
– Правда? – светлые, чистые глаза шальфара, обрамленные россыпью мелких чешуек, блеснули.
Глава 23
Это неожиданное, но сильное ощущение, что я "самый вкусный пирог во вселенной» не хотело меня отпускать еще очень долго. С одной стороны приятное, трепетное, с другой, оно немного пугало. Не то, совсем не то, что мне было надо сейчас, когда вся жизнь с невероятной скоростью, с фейерверками и флажками, бодро летела в черную дыру.
Большую часть времени мне удавалось как-то заглушить эмоции, неуклюже убеждая саму себя, что все не так и плохо, что все поправимо. Но чувство потери контроля, и наложившееся сверху ощущение, что я по ходу падения измазалась в варенье и мазуте, было слишком сильным. Кажется, все события с момента принятия последнего заказа, на самом деле отдавали ароматом ягод и космического топлива. Дикая смесь.
Этот внимательный, изучающий взгляд Руша был совсем не к месту. И совершенно не ко времени был тот трепет, что вспыхивал в теле, откликаясь на этот интерес.
С трудом выпроводив Руша из каюты, чувствуя, что Агент так просто не отстанет со своими расспросами, я никак не могла прогнать волну воспоминаний. Пусть сейчас не было никаких предпосылок, чтобы ждать чего-то подобного от конкретно этого мужчины, но осадок, и привычная схема действий были слишком сильны даже по прошествии стольких лет.
Быть ташвой в современном мире не безопасно. Я выучила это достаточно хорошо.
Когда практически весь твой род вырезали во время геноцида, проще, да и правильнее оставаться нацоей. Как приемные родители, что чудом уберегли маленькую девочку. Это сейчас в Потоке, да и в данных официальной истории, ташв обвиняют в злоупотреблении собственными способностями. Мол, потомки одной из «ящеровых»* рас, пользуясь способностью организма к восстановлению и умением взаимодействовать с операционными системами, решили захватить власть в своем секторе, за что и поплатились.
Согласно истории, объединенные силы Центра с трудом справились с угрозой, исходящей от ташв. Но я помнила кое-какие моменты, которые вовсе не помогали принять эти слова. Я не помнила лиц своих биологических родителей, только мутный, темно-синий силуэт платья мамы на фоне лилового неба, и широкую спину отца. Но еще я помнила взволнованный голос. Это был частый гость, чей голос, низкий и хриплый, иногда всплывал в воспоминаниях, особенно по ночам, раз за разом повторяя:
«Они не сумели найти вещество. Корпорация сердится»
«Они не смогли выделить»
«Они требуют больше сырья»
Я помнила себя, сидящую под столом, скрытую скатертью, и ноги гостей. Небольшой дом, всего-то пара комнат, становился тесным от такого числа присутствующих, но я уже не могла выбраться. В голове, среди вороха воспоминаний билась мысль, что меня не должны увидеть, иначе мама рассердится.
И я помнила голоса. Гневные, резкие. Целый рой голосов. Кто-то предлагал отказать. Не давать того, что от нас хотела «Корпорация». Другие, женские, тихие и испуганные, умоляли согласиться. Говорили, что у нас не хватит сил. Но резкие голоса не слушали. Мужчины были готовы бороться до самого конца.
И они добились своего. Не помню, сколько именно дней прошло, на в один из мирных, теплых и тихих вечеров мой мир превратился в пылающий ад. Из тех воспоминаний в голове остались только грохот собственного сердца в ушах и дикий жар, что лизал кожу. И яркие, слепящие всполохи огня вокруг. Мир в тот ден утратил все краски, став желто-оранжевым. Слепящим и удушающе жарким.
А потом была темнота, осторожные руки моей второй мамы, которая мягко смазывала ожоги, укутывала и прятала меня в дальних помещениях какого-то корабля. Большой ящик, в котором я спала, свернувшись среди какого-то мелкого медицинского оборудования и тряпок. Много дней. Или недель. Темные, встревоженные глаза отца, и их первые споры о том, что «нельзя» и «последствия».
Но мама, моя мягкая и добрая мама, которая после никогда не спорила с отцом, стояла на своем. Ее не испугали ни угрозы, ни возможное наказание. Она так решила, и не могла передумать. Не передумала.
И мне казалось, что не смотря ни на что, не глядя на те сложности, что выпали на ее долю после с таким сложны и травмированным подростком, каким росла я, она так ни разу и не пожалела о своем решении.
Даже тогда, когда все оказалось на грани краха. По моей вине.
Никто не мог предсказать, какое именно наказание ждало бы родителей, если бы кто-то случайно узнал. Они оба давно оставили работу на военный блок, но за подобные действия, если я хоть что-то понимала, ответственность сохранялась навсегда. Если бы кто-то узнал…
Понимая, что ташва – это практически смертные приговор, я всегда вела себя предельно аккуратно. Никто и не подозревал, хотя маме с каждым годом было все труднее подделывать медицинские документы в школе, а затем и исправлять их для колледжа. Но мы справлялись. Пока на моем пути не встала любовь.
Странное тянущее внизу живота ощущение, которое становилось только сильнее от головокружения и сухости во рте, стоило Дитлану появиться в одном со мной помещении. Резкие и умные слова вдруг разом вылетали из головы, стоило увидеть его улыбку. А в тот первый раз, когда он взял меня за руку ладошки вдруг взмокли, и мир перевернулся, сменив привычный центр на блеск этих светлых, таких красивых глаз, что смотрели на меня по особенному.
А потом были свидания, прогулки под светом двух лун.
И поцелуи.
Это сейчас мне было немного смешно вспоминать, а тогда… тогда в этом всем, казалось, была заключена целая вселенная. Яркая и бесконечно прекрасная.
– Останешься немного? – он мне нравился. В отличие от остальных ухажеров, Дитлан никогда меня не торопил, а терпеливо ждал, кивая на все мои нелепые отговорки и оправдания. Но сегодня я почти решила. Занятия в колледже закончились раньше, так что родители не станут волноваться. И времени у нас предостаточно. Для всего.
– Да, – едва переводя дыхание от волнения, шепнула я.
– Правда? – светлые, чистые глаза шальфара, обрамленные россыпью мелких чешуек, блеснули.
Глава 24
В первое мгновение я не поняла, что именно простирается перед нами. С высоты в пару тысяч, на которой завис наш челнок, можно было бы сказать, что внизу пустыня. Вполне привычная, песчано-золотая и не имеющая конца. Но странная подвижность барханов никак не вязалась с первой догадкой.
– Что это? – Лалана, как оказалось, тоже никак не могла избавиться от ощущения какой-то сюрреалистичности происходящего.
– Вода, – сравнив параметры плотности, отозвался Руш. – Точнее, что-то очень похожее. Пока нет полного состава – сложно сказать.
– И что, искомое нами может храниться там, на дне этого бескрайнего океана мутного непонятно чего??
Даже если я себе не очень представляла, как именно выглядит то, что мы ищем, вообразить, что космическое судно, из чего бы оно ни было создано, сможет пролежать сотни лет на дне и не потерять свою целостность, а значит и ценность для нас, казалось очень маловероятным.
– Сомневаюсь, – честно признался Руш. – Уж очень плотность у жидкости большая. Насколько едкая, сказать не могу, но точно не для длительного хранения тайных знаний. Напомните мне, что именно вы рассчитываете отыскать?
Лалана переглянулась с хльпом.
– В тех сведениях, что мы выудили из множества источников, говорилось о чем-то похожем на место резервной стоянки. Что-то типа перевалочной базы или точки ожидания. Сектор далеко от активных зон, тут и сейчас мало кто бывает, а уж во вторую эпоху и подавно.
– Так вы хотите отыскать не просто один корабль и разобрать его на запчасти, а целую базу? – Руш хмыкнул. – Видимо, я не до конца оценил всю масштабность ваших планов.
– Это только наши надежды. Никто не знает, как все обернется на самом деле, – немного смущенно произнес Тан.
– И все же, – Руш задал несколько команд, и на экране появилась, все время расширяясь, проекция дна. – Жидкость довольно плотная, но сонар проходит, так что давайте облетим здесь все по кругу, а потом уже будем решать, надо ли спускаться.
– Даже если что-то и обнаружим, я думаю, стоит сперва проверить менее труднодоступные места, а не дно этого океана, – кивнула Лалана. – Мы не достаточно уверены в том, как выглядят искомые корабли, чтобы так рисковать. Прошло столько лет, да и данных со второй эпохи осталось мало.
– Согласен. Если что-то обнаружится, просто отметим место. А если на других планетах ничего не отыщем, тогда будет смысл вернуться и перепроверить.
– Я и не собирался нырять на челноке в глубину, – фыркнул Агент на слова киборга. – Конфигурация и оснастка все же не самые подходящие для этого.
Несколько минут, пока челнок парил в сотне метров над желтой мутной жидкостью, в кабине стола тишина. Запустив какой-то дополнительный сканер, Руш повернулся к киборгу, покачав головой.
– Либо тут нет ничего похожего на древние корабли, либо все замело илом, что тоже весьма вероятно.
– Но сканирование все же стоит закончить, – кивнул хальп, хмуря брови.
– Практически завершено.
Несколько разочарованные, мы двинулись дальше по прямой, которая отмечала нашу условную траекторию в космосе. Но и на последующих двух космических объектах не удалось ничего отыскать, кроме голой серой поверхности, изрытой метеоритами, и с давно развеянной атмосферой.
– Осталось всего две, – хмуро рассматривая карту небесных тел, Лалана сверялась с собственными записями. – И обе вовсе не похожи на место, где можно было бы устроить тайную базу для космических кораблей в период войны.
– Согласна, – стараясь игнорировать взгляд Руша, который чувствовала сквозь его маску и собственную одежду, я пролистала доступные показатели планет, на которые нам предстояло попасть. – Если выбирать место, никто в здравом уме не решится оставлять корабли при такой влажностью. Или с такими малым притяжением. Это нужно вгонять штыри на сколько?
– Метров на сорок в глубину, – подсказал Руш, подойдя ближе и остановившись за моим плечом.
– Да, – я пыталась делать вид, что меня не волнует и не будоражит его присутствие так близко, и что я не почувствовала ладонь, оказавшуюся на моей спине, прямо между лопаток, – ни один корабль не способен выпустить якорь с нужной силой. Думаю сюда не стоит и лететь.
– Но тогда остается только этот лес, – неуверенно отозвалась Лала, – поворачивая перед собой проекцию яркого зеленого шара. – Но для кораблей это тоже плохо.
– Не настолько. Если герметичность не нарушена, то нормальный аппарат способен выдержать пару сотен лет. Тем более, если использовать подземные ангары.
– Ты думаешь это возможно? – хальп удивленно вскинул голову от проекции.
– Да. И не понимаю, почему мы не рассматривали этот вариант раньше, – теплая, даже через одежду, ладонь Руша скользнула вниз, а затем вверх, словно мы были одни, а не занимались обсуждением весьма важных вещей в присутствии Лалы и Тана.
– Наверное потому, – задумчиво проговорила Лала, отступив на шаг от стола и пройдясь по каюткомпании, – что мы давно привыкли: нарушать целостность недр и строить подземные здания строго запрещено после того, как Гирон-Ф-8 раскололся из-за работы горняков. Помните это?
– Признаться, нет, – откинувшись к спинке дивана, надеясь, что это заставит Руша остановиться, ответила я. – Про закон союза знаю, но никогда не задумывалась над этим.
– Примерно лет сто пятьдесят назад, – Лала повернулась к нам, – на одной из промышленных планет произошла авария. Бур, который работал не с поверхности планеты, а с орбиты, вызвал такую вибрацию, что небесное тело раскололось на тысячи частиц, выстреливших под давлением. Тогда пострадало не только оборудование, но и погибли почти все работники. С тех пор было принято, что пробираться в недра, за пределы первого слоя оболочки, запрещено. Но многие правительства пошли дальше, и вовсе запретили нарушение целостности поверхности глубже водоносных горизонтов.
– Вот об этом я слыхала, – кивнула я, вспомнив, с каким трудом родители когда-то выбили себе разрешение на скважину, которую надо было бить глубже на двенадцать метров, чем соседскую.
Неугомонная ладонь, выскользнув из узкого пространства между моей спиной и диваном, оказалась на плече, больше не таясь. Пальцы скользнули по шее, поймав тонкую прядку, выбившуюся из хвоста. Стараясь делать вид, что ничего необычного не происходит, я смахнула мужскую руку с шеи, передернув плечами.
Лалана опустила голову, пряча улыбку за кудрями, а я почувствовала, как смущением обжигает щеки. Ладонь, пропав на мгновение, вернулась обратно, поймав шею на затылке, и мягко надавив, от чего по телу прошлась сладкая волна удовольствия. Мышцы, зажатые и задеревенелые после травмы, откликнулись с таким энтузиазмом на это маленькое действо, что я едва не застонала, прикрыв глаза.
– Так вот, – словно ни в чем не бывало, ничуть не изменившимся голосом, продолжил Руш, медленно и весьма чувственно массируя мне шею, – мы не подумали об этой возможности из-за собственных привычек. Но кто сказал, что это невозможно?
– Ты прав, – нарочито игнорируя происходящее, Лала повернула проекцию зелено шара. – Тогда нам стоит присмотреться к этому объекту чуть внимательнее. Верно?
– Именно, – кивнул Тан, который, кажется, и вовсе ничего не видел, кроме данных, раскинутых голографами на столе. Оторвавшись от изучения карт и схем, хальп повернулся к Агенту. – Ну что, идем корректировать курс?
– Давай сам, – голосом, в котором проскользнула усмешка, отозвался Руш. – У меня тут дело возникло.
ЦунХиТан только вскинул бровь, поражаясь такому доверию, когда посмеивающаяся Лалана поймала киборга под локоть, уводя в отсек пилотирования.
– У Киры опять разболелась голова? – вопрос хальпа долетел до нас уже из коридора, после чего дверь с тихим шуршанием закрылась.
– Да ты с ума сошел! – дернувшись в сторону и тут же скривившись от ноющей боли в мышцах, накинулась на смеющегося и снимающего маску Руша.
– Может быть.
Агент отложил зеркальное забрало на стол, от чего изображения голограмм дрогнули, и нагнулся ко мне, опираясь с одной стороны о стол, о другой о стену, практически не давая мне возможности выбраться из этого положения. Видеть Руша без маски было как-то интимно, а ощущение уязвимости и того, что все мои мысли написаны на лбу, становилось с каждым мгновением сильнее.
– Но так же я видел, как ты потираешь шею и передергиваешь плечами с самого пробуждения. И могу сказать, что тебе болит все тело. А ты не даешь мне тебе помочь. А еще, – светлые глаза озорно блеснули, губы растянулись в самодовольной улыбке, – я точно знаю, что тебе доставляют удовольствие мои касания. Нет!
Правая рука метнулась вперед, прижавшись пальцем к моим открывшимся, для возражения, губам.
– Не вздумай ничего говорить. Твой язык не хочет со мной быть честным, Кира. Но я вижу твои глаза. И вот они говорят мне правду.
– И что? – испытывая неловкость и смущение от того, что кто-то так легко и верно определяет мои эмоции, при этом сам обладая невероятно открытой мимикой, я перешла в нападение.
– Так зачем все усложнять, Криа?
– Я не усложняю, – упрямо, сама понимая, что говорю не правду, возразила я. – Мне просто не нравится, когда меня трогают.
– Чш, – Руш опят открыто и широко улыбнулся, – и опять твои глаза говорят о другом. Может, тебе и не нравится, когда кто-то касается твоей кожи, но моим ладоням явно дан особый доступ. Молчи, пожалуйста. Ты можешь вовсе ничего не произносить. Твои глаза мне сказали уже все. Идем, помогу расслабить плечи и спину.
– Не нужно, – отголосок паники пробился и в голос. – Подключи меня к аппаратуре, она сама все сделает.
– И упустить такой шанс? Ни за что, – Руш поймал меня за руку и потянул на себя, другой рукой возвращая на место маску. – Никогда не думал, что ты становишься такой послушной и пластичной, стоит немного надавить. Или это только мне так повезло?
Метнув в сторону Агента разъяренный взгляд, я медленно поднялась, не стараясь особо сильно сопротивляться. Мне самой хотелось посмотреть, что из этого получится и как отреагирует мое тело на совсем другие, явно не с медицинской направленностью, касания этого мужчины.
– Значит, этот только моя привилегия, – тихо фыркнул Руш, пропуская меня вперед к выходу. – Не передать, насколько меня это радует.
– Еще одно слово, и я передумаю, – тихо предупредила, все же двигаясь в сторону медицинского отсека. Это место казалось мне чуть менее опасным в такой компании, чем собственная каюта.
– Боюсь, я не склонен тебе этого позволить, Кира, – держась в шаге позади, спокойно, без усмешки, отозвался Агент, заставив внутри что-то сладко и немного испуганно вздрогнуть.
Решив оставить все мысли о будущем и о последствиях на потом, я открыла дверь медотсека, надеясь получить если ни не хороший массаж, то хоть порцию тактильного удовольствия, чтобы немного усмирить проснувшиеся, не ко времени, гормоны.
