Текст книги "Синекура (СИ)"
Автор книги: Александра Лимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Я, не удержавшись, прыснула, остальные тоже рассмеялись.
Обесчестенный братаном Валеруном кавказец, обманутый с борщами пользованный Влад, нарушившая целибат старуха-жрец Адриан. Охуенный артхаус, несите попкорн! Мне нравятся эти мастодонты.
А то, что они ими были, это чувствовалось. Это ощущалось в их энергетике. Сходной, очень похожей, мощной. В выражении их глаз. В простоте общения и обстановке, ведь всегда весь вес в простоте.
Мне дозволили здесь быть. Видеть высокий уровень. Их неформальную обстановку. И чувствовалось. Чувствовался его выбор. Он дал мне разрешение здесь находиться и дал им гарант, что я могу быть здесь. Сидеть за одним столом с мужчиной с притягательной внешностью и обманчивой плавностью движений, маскирующей повадки жесткого, чрезвычайно продуманного и порой бешеного хищника. С еще одним мужчиной, который, может быть, был даже моложе меня… но гораздо жестче. Гораздо. За яркими саркастичными репликами чувствовалась твердая сталь, выдержанный строгий характер, неукротимая сила, жесткость. И с ним. С Адрианом. Элегантно сдержанным и чарующе ироничным, запредельным по всем параметрам, которые есть у них, но строго себя граничащим, ибо он прекрасно знает, что он может все.
– М, кстати, у меня вопрос, – Влад посмотрел мне в глаза и перевел взгляд на Адриана, тот едва заметно кивнул. Влад взял папку и выудил распечатанное фото моей схемы с обведенным маркером ходами, – вот на это патент есть?
– Нет, – ответила я, прекрасно понимая, о чем он спрашивает – засвеченная и утвержденная ли за мошенником схема. Чужой почерк копировать не принято согласно некоторым понятиям в особенной среде. Черный, говорите?.. Интересно…
– Я спизжу парочку? – глядя на фото, приподнимая бровь и улыбнувшись, спросил он. Прямо чувствовалось, что там в его мыслях мгновенно складывает цепочка, взяв базис с этой схемы.
– Да на здоровье, – усмехнулась я, отпивая сок.
Влад посмотрел на Адриана и довольно произнес:
– Женись. Благословляем.
– На свадьбе в роли священника побудешь? – тихо рассмеялся Адриан.
– Не вопрос вообще. Только речь толкну своеобразную. Я когда на эмоциях и увлекаюсь, то немного нецензурю. Чуть-чуть совсем. – Хохотнул Влад, откидываясь на спинку кресла.
– Самое то. Мне нравится, когда ты на эмоциях. Вчера Вано в конце аж жалко стало. – Фыркнул Давид, снова разливая алкоголь, выдыхая сигаретный дым в сторону. Бросил взгляд на Адриана и негромко, серьезно произнес, – Адриан, слухами земля полнится. Мою землю наводняют странные вести, что вроде бы Калина к тебе приходил. Дескать, плакался как трудно ему с Асаевами и просил тебя младшего беспредельщика под свое крыло взять.
– Приходил. – Кивнул Адриан, подаваясь вперед, чтобы взять бутылку и налить мне вина. – Я сказал, что у меня есть кому рулить финансами, мне нужны иные фигуры. Если на это Эмин даст добро, я подойду к тебе и предложу перейти.
– Хитро. – Давид откинулся на кресле и, устало зевнув прикрывая рот кулаком, посмотрел в ровное лицо Адриана. – Эмин же не даст.
Адриан довольно долго молчал, глядя ему в глаза. Пальцы на моем плече на мгновение крепче сжались и он подал знак Владу, тут же понятливо протянувшему ему пачку сигарет. Глубоко затянулся, рассматривая тлеющий конец сигареты и, подняв глаза на Давида, негромко, но очень весомо произнес:
– Тут очень много грязи, Дава. – Адриан протяжно выдохнул дым, пока Давид отводил взгляд и очень тихо, с теменью в голосе, пугающей своими тенями, добавил, – твой старший брат абсолютно прав. Не вини его в том, что он тебе запрещает. Я бы тоже запретил. Я бы запретил тебе, Дава.
– Знаю. Потому и не дергаюсь. – Давид едва заметно поморщился и задумчиво глядя на бокал перед собой. – Просто Калина меня тоже заебал. Я слегка понадеялся, что ты согласишься на его мольбы. У меня уже нервов с ними не хватает, они все решения через пизду принимают и не за кем не смотрят, ни за чем вообще не следят, и при этом еще наглости хватает что-то говорить мне. Это у Эмина терпения и сарказма много, а у меня нет, но до Калины с Шамаем это никак не дойдет. Вбиваю буквально. Ладно, хуй с ним. – Чокнулся бокал с откинувшимся на спинку Владом, они выпили и он, кашлянув, произнес, – мы слышали, что Рауля с позором изгнали из его стаи шакалов, причем свои же. За что?
– Он намекнул, что у меня в ухе засвистит. Шершень домой торопиться будет и меня протаранит через глаз. Рауль такой затейник. – Адриан иронично фыркнул, а я похолодела и мурашки пробежались по рукам. Адриан не смотрел, и видеть не мог, но сжал мое плечо крепче. – Я пока его ребусы по глухому телефону разгадывал, его уже выпинули. Жаль. – Адриан подал бокал мне и негромко произнес, глядя на Давида повел подбородком в сторону папки перед ним, – есть варианты нормальные с этим трастом?
– Обвалить его очень сложно и слишком палевно. Это Кайманы, там не получится нахрапом. – Кивнул Давид, открывая папку и подавая Адриану листы. – Я все варианты перебрал и пришел к единственному здравому – тебе нужно поехать туда и вынудить ввести тебя в приоритетные бенефициары. Трасти полюбас местный, с ним потрещите и назначите юрика для вывода активов. У нас есть несколько добрых молодцев, мы в оффшоры с ними три года играем, поражений не было. Поэтому мы щелкнем это на раз, а на два ты свое бабло заберешь.
Адриан усмехнулся, молниеносно пробегаясь взглядом по распечаткам и кивнул, откладывая листы на край стола.
– Что буду должен? – вопросительно приподнял бровь он, глядя на задумчивого Давида.
– Ничего. – Поднял на Адриана взгляд темных глаз, твердо блеснувших. – Ты со старшими, оборудованием и спецами помог сразу и без вопросов, когда ко мне беда постучалась. – Давид помрачнел и потянулся за сигаретами. – Так что я возвращаю свой долг, прими и не обижай меня.
– Принято. – Медленно кивнул Адриан и перевел взгляд на Влада, – семьсот с хуем мультов, Влад. Юрик должен быть масштабен, а свою паутинку светить я не могу.
– Юрик масштабен. – Кивнул Влад, доставая документы из папки и передавая Адриану. – У меня есть сеть автосалонов с рецессиями на автосервисы. Система отлажена и официальна, поэтому могу и по легалу протащить, но это будет длиться месяца полтора-два, а могу твое бабло сам у себя спиздить, чтобы не светить его вообще. Это займет полторы недели.
– Первый вариант, – Адриан кивнул и вопросительно приподнял бровь, переведя взгляд от разложенных перед собой документов на Влада.
– У меня семья. – Негромко ответил тот на невысказанный вопрос.
– Понял. Уже не сядешь. Не тронет никто, включая тех, кто пытался и пытается. Устраивает такая оплата?
– За ней и ехал. – Влад прикрыл глаза и бахнул бренди.
– Пройдет успешно, перейдешь ко мне? – Адриан скользил задумчивым взглядом по документам Влада.
– Да. – Не задумываясь отозвался тот, и тут же посмотрел на Давида, прикусившего губу, глядя в экран телефона, – Дава, с Эмином…
– Я поговорю. – Серьезно произнес Давид, выключая телефон и откидываясь на кресле, кивнул и глядя на Влада. – Все нормально.
Адриан отложил документы на край стола и посмотрел на Давида:
– Я сам с ним поговорю, как оправится. Не к спеху пока, не грузи его. Вон с Калиной поговори, он же явно против будет. И у него как раз синяки сошли. Пора, Дава, чего ты тормозишь-то?
– Э, бля, тощна! Мне ж у начальства спросить надо. Все время про это забываю. Охуенно, спасибо, Адриан! – расхохотался Давид с удовольствием глядя на усмехнувшегося Адриана.
И было хрупкое ощущение, что неведомому Калине, который неосмотрительно возразит Давиду, опять быть битым. Вон как эти трое довольно и издевательски улыбаются.
Полились отвлеченные беседы, бесконечная ирония, смешные подъебы. Мне безумно нравилась атмосфера силы и облаченная в ироничные реплики. Здесь все было сходно, все ложилось друг к другу, естественно, но меня не отпускало ощущение провала. Даже сейчас. Меня просто экстренно покачали до уровня бог, чтобы могла быть в темпе новой империи, но к создателю этой империи не все ключи даны, что-то было пропущено. Пазл, который состыковывает повелителя тьмы и моего Адриана делая их одной личностью, этот пазл он еще не показал.
Это только подготовка к связующему звену. То, что приближено к пока скрытой связке, то, что намекает на нее.
Он не видит оттенки и в нем их не было, только цвета, ясные, четкие. В нем при его мертвенности было что то не сдохшее, что то очень скрытое, за семью печатями, свято хранимое, оберегаемое отрешением от мира и людей и оттого более ценное. Он дал мне ключ от замка, когда позволил увидеть себя с ними.
Но ключ не провернулся. Потому что это подготовительный этап. Дозволение знать, что он не один со звериными повадками и с границами души, что он может проявлять уважение и к нему его проявляют не самые простые люди.
Должно быть соблюдено еще что то, перед тем как замок щулкнет, что-то, о чем он пока не говорит. Готовится. И подготавливает. Показывая их. Они тоже звери. Но сочетаемые. Все трое. На какой-то интуитивно ощутимой тонкой грани соприкасаются, порождая этот мираж простой свободной беседы, мираж призрачный и переменчивый. Нет, не потому что это ложь и нет общего оазиса в беспощадной пустыне. Нет, переменчивый именно потому, что его очень сложно уловить, что-то сходное у всех троих, очень ими охраняемое, очень личное, и то, что они будут защищать, стоя по горло в грязи. Есть еще что-то в спектре его души. И он к этому подготавливает. Я уже догадывалась. Проанализировав диалог от и до, я догадывалась.
Они удалились через час. Стол обновили. И Адриан закурил.
Повисла тишина, я смотрела в пустую тарелку. Залпом выпила бокал вина, ощущая его взгляд.
– Я был женат. – Тихо, ровно, безэмоционально.
«Я была замужем», – задушено в глотке. Мой брак закончился кровью. Я посмотрела на него. Он приподнял уголок губ и отрицательно повел головой – нет, с ней все нормально. Затушил сигарету, и, глядя как она гаснет, негромко продолжил:
– И у меня есть дочь.
– Сколько ей? – прикрыла глаза, понимая к чему идет. Пазл появился – то, чем соприкасались эти люди сегодня вечером за этим столом. Ценностями. «Был женат».
– Пять и семь.
– Почему вы развелись? – послушно спросила я, открывая глаза и глядя в его ровное темное пламя.
– На первом месте мое дело. На втором моя семья и любимая женщина. Наталью такая расстановка приоритетов не устроила. Я объяснял, что мне плевать на то, как, кому и что положено думать и делать по мнению социума. У каждого своя голова на плечах и свой выбор. Мой – именно такой, и навязать мне чьи-то нормы не получится. Вообще и никогда. Говорил, что это мой замкнутый круг и если я не буду отдавать приоритет инвестиций своих сил и времени первому звену, то второе пострадает в первую очередь, а лозунг "с милым рай и в шалаше" я категорически отрицаю. Дальше сработало незыблемое правило диалектики: когда ты отрицаешь одно, кто-то непременно начнет отрицать тебя. У меня и у нее общий ребенок, и мы решили не насиловать ее психику постоянными скандалами. Итог – развод. У меня именно такие приоритеты, Вика, и по-другому никогда не будет. Решай сейчас.
Твердо, безапелляционно, однозначно.
Прямолинейно, честно, откровенно.
Я, глядя в его глаза, медленно кивнула. В темени глаз эхо облегчения. Он прикрыл глаза и притянул меня за локоть к себе, к своим губам.
Глава 9
Подготовка к вылету на Кайманы шла интенсивно. Чрезвычайно интенсивно. Адриан был в лютом ритме – постоянные встречи, звонки, переговоры, абсолютная координация действий херовой тучи человек, полный контроль пиздецово сложного процесса. Спал максимум пять часов, а потом начинался неистовый движ.
У меня тоже нехилый ритм был – мне звонили секретари Адриана вперемешку с камрадами, админами, секретуткой и помощницей, у которых постоянно что-то случалось и им срочно необходимо мое присутствие, мое мнение, мое решение, мой яростный вопль о том, насколько они дебилы. Секретари Адриана начали мне звонить потому, что он сказал им решать со мной вопросы по выбору на аренду вилл на островах («одну нормальную, вторую какую захочешь, но чтобы восемь человек поместились»), джетов для перелета («один нормальный, во втором тринадцать человек») и прочего. Я была недовольна ровно до того момента, пока не увидела что он принимает обезболивающие и часто сжимает пальцами переносицу, когда думает, что я не вижу. Даже его многозадачная голова уже кипела.
Каждый вечер ужинали в компании Давы и его людей, готовящих почву для вывода денег на Кайманах. Меня очень интересовало только одно – так ли идеальная конфиденциальность траста, как о ней говорят? Точно ли не выявить кто и зачем его создал? Давид, усмехнувшись, сказал, что в мире ничего идеального нет, главное суметь изловчиться, а он сумеет. Я улыбнулась в ответ.
Мне кажется, я не засыпала, а теряла сознание, едва голова касалась подушки и через секунду уже было шесть утра, а через минуту меня начинали атаковывать всякие дебилы, которые вообще нихрена ничего не могут. Судя по недовольству глаз на каменном ебале Адриана, которого начинали дергать почти одновременно со мной, хотя зачастую раньше – я просто не всегда слышала его звонки; думали мы об окружающих одинаково. Вот говоришь им, что и как надо сделать, перезваниваешь – либо не сделано, либо сделано так, что стало еще хуже, либо вообще не одупляют, что происходит и почему проблемы возникли и с воплем "спасити!" трезвонят по всякой хуйне. Вроде умные, но пиздец какие тупые!
Меня вообще крайне раздражают ярлыки, что если говоришь о другом плохо, то ему завидуешь. Вот глядя на этих безответственных уебков, которые сами и шага сделать не могли без того, чтобы у меня сердце кровью не облилось, я ничуть не завидовала и категорически не имела желания быть такой же тупой, как они.
То, что у меня крыша съезжает от вала информации, постоянной суеты и необходимости решать все, сразу, и за всех, в постоянно нарастающей динамике, стало понятно, когда я залипла на морковку в супермаркете, в который мы заехали, когда глубокой ночью возвращались домой поспать часа три-четыре. Зачем мы заехали в супермаркет я потом так и не вспомнила, но что-то мне там очень нужно было.
Адриан стоял в шаге от меня разговаривал по телефону, а я смотрела на овощной прилавок и в моей пустой голове проносилось перекати-поле с табличкой: какая красивая, чистая, ровная морковка. Не морковка прямо, а слитки золота.
– Тебе взять? – раздалось над ухом.
– Меня? Прямо здесь? Чего? – растерялась я, оглядываясь на него. Он устало улыбнулся, прицокнув языком и потянув меня на выход.
На следующий день я просто не услышала будильника и звонков. Открыла глаза и узрела, что за окном давно рассвело. Испуганно всхрапнув, подскочила на постели и схватила свой телефон – Выключен. Что за?..
– Отставить панику, – с легкой иронией из ванной, – у нас выходной до вечера.
И тут же раздался звонок его мобильного, правда он не умчался тотчас, как обычно, а поговорив, вышел из комнаты и упал со мной рядом на живот. Полуулыбнулся и кивнул в сторону душа:
– На сборы тридцать пять минут.
Да, точно, "выходной" у Адриана такое же загадочное понятие как и "нормально". Ему снова позвонили, он протяжно вздохнул, покачав головой, глядя на экран и взял трубку.
Затянув не тугой узел полотенца на груди, вышла из душа и направилась в гардеробную за бельем и джинсами с блузкой. Переступив порог невольно застыла.
Адриан полубоком стоял у зеркала. Незастегнутая темно-синяя рубашка, растегнутые брюки, с выглядывающей линией черного нижнего белья. Он скользил пальцем по ремням на полке, перевел на меня взгляд. Глаза неторопливо пробежались по моему телу, напитались томлением, тем самым вожделением, как тогда, у зеркала. Не глядя взял ремень и, не отрывая взгляда от моих глаз, повел подбородком. Подзывая.
Легкое чувство покалывания под кожей, когда с каждым моим шагом к нему, его глаза напитывались горячими тенями. Остановилась на расстоянии вытянутой руки. Его краткое быстрое движение, и ремень перекинут мне через голову. Кожа вжимается в кожу шеи. Несильный рывок, чтобы подошла ближе, встала рядом.
Ремень скользит ниже по шее, по плечам. Медленно и поверхностно, до границы полотенца. Настойчиво вжимается в спину, и с нажимом по лопаткам идет ниже, ослабляя полотенце. Скатывающееся по телу к ногам. Сердцебиение участилось, когда смотрела в насыщенные тьмой глаза, чувствуя, как ремень скользит ниже, по пояснице, до ягодиц и нажим ослабевает, полупетля и ремень опадает. Чтобы в следующую секунду под его руками резко распрямиться и ударить по моим ягодицам. Не больно, но весомо. С сорванным мгновение вдохом. Подстугивающее. В его глазах непроглядная темень и всполохи пламени от того, что не удержавшись тесно призалась, горячо выдыхая на его полулыбающиеся губы, прикусывая их, чувствуя легкий жар в месте шлепка и теснее обвивая его плечи. Поцеловал жустко и глубоко, отбросив ремень и сжимая ягодицы, чтобы затем скользнуть руками ниже, подхватить под них.
Вжалась в него, сжимая ногами крепче, чувствуя как спустя пару мгновений вместе со мной падает на постель, прижимая собой сверху. Убивая горячей теснотой, алчностью в поцелуях, украденным дыханием.
Изнывая под ним, требовательно царапаю плечи под тканью рубашки и слегка толкая его на бок. На спину. Послушно переворачивается, помогая оседлать себя, сжимая пальцами грудь, приподнимаясь с подушек, чтобы поджечь языком места прикосновений пальцами.
Волна из низа живота, сплетается с волной от ощущений его языка на коже, ударяет в теле, заставляя от удовольствия прогнуться в спине, просесть на нем ниже, собственной влажностью пропитывая ткань, скрывающую его эрекцию. Уперлась рукой в спинку кровати, пальцами второй пытаясь справиться с его одеждой, но не позволил. Сжал мою кисть на спинке, подсказывая сохранить упор, а вторую мою руку отстранил от себя, чтобы в следующую секунду нажать на мою поясницу, подсказывая привстать на нем, чтобы он, лукаво блеснув глазами и иронично полуулыбнувшись, спустился ниже, между моих ног. Совсем ниже. И, обхватив мои бедра руками, прильнул губами к самой чувствительной точки в теле. Я вздрогнула от удара жара в теле и вцепилась обеими руками в спинку кровати, чувствуя, как сжигаются границы мира, когда он сжал руками мои бедра крепче, требуя сесть ниже и рождая горячим языком пламя в разуме, сердце, крови, заживо и с аппетитом сжирающие осознавание происходящего.
Напитывал жаром и без того сильное пламя каждым движением своего языка и губ, заставляя вздрагивать от тока под кожей, нарастающего, готовящего к обрыву и предупреждая разум, что закоротит снова. У него совсем краткие паузы, на выдох и вдох, сжигающие кожу, когда с моих онемевших губ стонами срывалось его имя, а пальцы сжимали спинку кровати почти до судорог. Потому что паузы реже, нажим сильнее, движения интенсивнее. Ток в теле превысил двести двадцать и ударил, убил мощью изнутри, сжал мышцы, пока разум разносило от наслаждения. А он не прекращал, замедлился, но снова удерживал оргазм, снова не давал спадать мощи, не позволял телу, не справляющемуся с наслаждением инстинктивно отстраниться, сжаться, отшатнуться. Снова до потемнения в глазах, до ошибки такта сердцебиения, до сдавленного хрипа от непереносимости цунами, накрывавшего и истребляющего наслаждением тело и разум. Когда сквозь стиснутые зубы взвыла, только тогда отстранился. Била крупная дрожь, как яркое свидетельство полной рассинхронизации разума и тела, почти рухнула на бок, перехватил. Опустил рядом с собой, глядя в мои стеклянные глаза и впитывая то, что не могла никак прийти в себя окончательно. Тихо и немного хрипло рассмеялся, когда пробежался пальцам по ребрам, а меня аж скрутило – настолько еще высока чувствительность рецепторов, сошедших с ума от мощи импульсов во всем теле.
– Кому-то снова надо в душ. – Удовлетворенным бархатом и поцелуем в онемевшие губы. – Давай жирный кот, воскресай, нам ехать надо.
Я очумело кивнула, пытаясь прийти в себя, перевела взгляд с его улыбающегося лица, а то иначе мое возвращение в реальный мир затянется. Взгляд натолкнулся на шрам на животе. Над пупком с левой стороны, недалеко от белой линии. Заметила давно. Спросить не решалась. Потому что ножевое.
Он прикрыл рубашкой и поднялся. Лицо непроницаемое. Да, именно так же было в одну из ночей, когда лежа на его груди, я поверхностно провела ногтем по грубому шраму. Его лицо тоже стало непроницаемым и он долго смотрел в мои глаза, я понятливо кивнула и отвела взгляд. Потому и не решалась.
С трудом подняла ватное тело с постели, обозвав себя идиоткой глядя на проем гардеробной, в которую он зашел и поплелась в душ.
* * *
Приехали в громадный пафосный молл. Зачем – не спрашивала. После секса и моего взгляда, со мной в машину садился снова царь-батюшка с каменным ебалом.
Вздохнув и пытаясь отвлечься, я включила телефон, поставив его в авиарежим, просматривала скинутую вчера админами инфу о движах по установленной системе. Позади нас шел один из камрадов. Я шагала рядом с Адрианом, все так же роясь в телефоне, когда он, листая сканы в планшете, негромко произнес:
– Через три дня на Кайманы летим. Возьму дочь с собой. Она совершенно необременяющий ребенок и нервы делать тебе не станет, поверь. Сегодня с ней побудем до вечера, потом Наталья ее заберет. Они обе адекватны, ничего не опасайся.
Я сдержала всплеск напряжения, почувствовав его взгляд и кивнула. Убрала телефон и смотрела, как приближаемся к части галереи, отведенной под детские развлекаловки.
– Там твоя дочь? – Настороженно спросила я, когда мы повернули за угол, явно направляясь к большому детскому городку, тонувшему в какофонии музыки и гомона детских голосов.
– Да. Я думаю, ты даже сразу поймешь кто. Я уже отсюда ее слышу. – С эхом теплоты улыбнулся он, когда входили в огороженную часть и направлялись к суматохе возле огромного двухярусного сетчатого лабиринта, возле которого стояли несколько человек и наблюдали эпичное шоу.
Он шел чуть впереди, направляясь к невысокой молодой женщине в красивом светлом брючном костюме, пытающейся это шоу прекратить.
– Вика! Немедленно иди сюда! Господи, хватит его бить! Вика! – требовала она, сердито глядя на второй этаж, где шло месилово не на жизнь, а на смерть.
Аккуратное платиновое каре, нормальная фигура. Она стояла у ограждения двухэтажного лабиринта, в котором было больше двадцати детей. Но мой взгляд сразу остановился только на одной девочке. Тонкая, достаточно высокая для своего возраста, нахмурившая лицо, с едва заметно, но уже проступающими сквозь детскую округлость тонкими чертами и большими, пылающими гневным изумрудным пламенем глазами, в которые упрямо лезли пряди длинных русых волос из двух высоких хвостов, пока она молча и довольно жестко мутузила громко плачущего пацана лет семи.
Это было бы смешно, если бы я не перевела взгляд в нахмуренный профиль бывшей жены Адриана, когда мы подошли ближе. И на мгновение сбилась с шага, забыв дышать, все так же глядя на нее. Я ее узнала, она ни капли не изменилась. Охуеть. Просто охуеть не встать.
Адриан слегка повел головой, уловив мою шоковую реакцию. Он не знал. Поэтому трактовал все ошибочно. Он совершенно не так меня понял, когда выставил руку, требовательно повел ей. Чтобы переплела с ним пальцы. Переплела. На мгновение сжала, показывая, что все в порядке и отстранила руку. Адриан посмотрел в мое лицо задумчиво, слегка прищурился. Я отвела взгляд – давай потом. Он едва заметно кивнул и, остановившись рядом с Натальей и громко позвал:
– Вика, иди сюда.
Девчонка оглянулась, увидела его и радостно улыбнулась. Тотчас отпустив ревущего в три ручья мальчишку, торопливо юркнула в путаницу ходов, очевидно, направляясь к выходу.
– Слава богу, ты приехал! – Искренне облегченно выдохнула Наталья, поворачиваясь к нему. – Яш, ты на нее побузи, я к матери пострадавшего подойду, поговорю, а то она обещала мне кошачий бой. – Ее взгляд натолкнулся на меня, она на мгновение растерялась, но тут же доброжелательно улыбнулась, – ой, здравствуйте. Я Наташа.
– Вика. – Тихо ответила я, глядя в ее приятное лицо.
Он слегка нахмурилась и в глубоких серо-зеленых глазах промелькнула неуверенная тень узнавания, но тут сбоку ее окликнула мать побитого. Наталья, сунула подмышку папку, быстро выудила из клатча портмоне и извлекая несколько купюр, пошла в ее сторону.
Тем временем Адриан приседал на корточки, чтобы в него врезался маленький вихрь, крепко обнимающий отца за шею. Он осторожно ее приобнял и на мгновение прикрыл глаза, но я увидела. Тоску. Облегчение. Щемящую нежность и бесконечную теплоту.
– Это Вика, моя подруга, я тебе про нее рассказывал. – Мягко отстраняя от себя дочь, улыбнулся и перевел взгляд на меня.
– Я тоже Вика, здравствуйте! – широко улыбнулась она, блеснув любопытством в омуте изумрудных глазищ, а когда я негромко произнесла «привет» и улыбнулась в ответ, она кивнула и снова посмотрела на Адриана, негромко и быстро проговорившего ей:
– Скажешь маме, что я тебя поругал. Ну-ка, лицо грустное сделай, она смотрит, – Адриан головы не повернул, но, как и всегда все видел. Я оглянулась. Наталья, стоявшая метрах в пяти, действительно смотрела на них, ожидая, пока мама мальчика успокоит его. Адриан, серьезно глядя в очень правдоподобно печальное лицо дочери, протянул руку, как будто поправляя ей кофточку, и слегка нажал пальцем на солнечное сплетение, – в следующий раз вот сюда бей кулаком. Как я тебя учил, с размаха. Чего ты его за волосы таскала?
– Он Пеппу у меня забрал, а я не разрешала ее трогать и стала отбирать, а он ей глаз оторвал. – Сообщила Вика, все так же старательно удерживая невеселую мину. – У него волосы длинные, прямо как у девочки, а девочек надо бить как девочек.
– Логично. – Одобрительно кивнул Адриан. – Но мы с тобой помним, что драться это плохо, а защищаться?..
– Это хорошо. Я защищалась. – Едва сдерживая смех, жадно глядя ему в глаза, с готовностью отозвалась она.
– Умница. Если мама ворчать будет, то кивай и молчи. Потом скажешь, что защищалась, но только если спросит, почему ты его била. А до этого просто грустно кивай. Вот, именно так, да, молодец.
– Папа, можно газировку? Немножечко. Глоточек и я сразу тебе отдам, – решив не упускать возможность расширить список тайн заговорщиков, тронув его за кисть и с любопытством посмотрела на меня, чтобы удостовериться, что я могу быть посвящена в тайну братства и не сдам их с потрохами маме.
Я улыбнулась, давая гарантию что нет, и она проникновенно посмотрела в глаза отца, крепче сжимая его кисть. Я почувствовала, как слегка ускорилось сердцебиение. Умна. Предприимчива. Эффективно мыслящая. Папина дочка.
– Давай апельсиновый сок? – Чуть прищурившись, полуулыбаясь, глядя в такие похожие глаза предложил он. – Настоящий. Вроде там на фудкорте еще яблочный делают… или коктейль из мороженого с вишней?
– Коктейль. – Незамедлительно покивала она.
– Сходи. – Повел подбородком в сторону камрада, стоящего в паре шагов в стороне и успешно мной позабытого. Он немедля пошел на выход, а Адриан спросил у Вики, – и где твой военный трофей? Ее надо подлечить. Глаз же оторвало в битве.
Вика звонко рассмеялась с удовольствием глядя на улыбающегося Адриана, и, высвободившись из его все еще приобнимающих ее рук, торопливо направилась обратно к лабиринту.
Я проводила ее взглядом и натолкнулась на Наталью, спокойно ожидавшую надвигавшуюся на нее крылатую опасность в виде чуть ли не матерящейся курицы, к которой прижимался почти уже не ревущий сын. Она грозно шагала к Наталье с громкими претензиями, что нужно воспитывать детей и объяснять, что драться нельзя. Когда остановилась в шаге от нее, у меня в голове мелькнула дичь, что Наталья ее сейчас с вертухи вырубит. Адриан после инцидента в ресторане создал у меня прямую ассоциацию с подобным обманчиво ровным выражением лица и спокойствием во взгляде. Но нет, его бывшая жена предпочитала гасить конфликты вербально и с непоколебимой логикой. Протянув купюры разозленной женщине, вежливо сказала:
– Я приношу вам свои извинения. Возьмите. Купите сыну такую же игрушку, чтобы он не попрошайничал и не нарывался, не понимая слова «не разрешаю» и «верни». Нет, не возьмете? Ну и бог с вами. – Наталья опустила протянутую руку и вопросительно приподняла бровь, – что-то еще?
Она неразборчиво буркнула, предварительно стрельнув взглядом на меня и Адриана, внимательно глядящих на нее, но на скандал не осмелилась. Развернулась и ушла. Наталья подошла к нам, убирая купюры обратно в портмоне и подняла взгляд на Адриана.
– Саша вечером освободится, если что, заберет, – спокойно глядя в его глаза произнесла она, – у меня с этой конференцией до шести вырваться вообще никак. – Перевела на меня взгляд и, улыбнувшись, пояснила, – я кардиолог, вынуждена соблюдать медицинские ритуалы – ходить на бессмысленные мероприятия и делать на них умный и заинтересованный вид.
– Я вас помню. – Кивнула я, стараясь удержаться от того, чтобы прикусить губу. – Год назад, "БиМед", я у вас обследовалась, вы мне профилактику готовили.
"БиМед" одна из ведущих кардиологических клиник, частная, очень дорогая, с непревзойдунными спецами.
– О… – она немного нахмурилась, пристальнее вглядываясь в мое лицо. – Да. Я все думаю, почему мне ваше лицо кажется таким знакомым. У вас фамилия немецкая…
– Гартман.
– Да. Я вспомнила. – Кивнула, в ее взгляде нерешительность, она посмотрела на безэмоционального Адриана, глядящего на меня, взвешивая, стоит ли при нем задавать вопрос. Все же рискнула и с едва ощутимой долей участия и с максимальной тактичностью спросила, – сейчас у вас все хорошо?
– Да, вполне. – Негромко отозвалась я.
Наталья внимательно глядя на меня, осторожно, опасаясь задеть за живое, негромко произнесла:
– Виктор Григорьевич сейчас в отпуске и через два месяца в Питер собирается перебраться. – Достала из клатча блокнот и ручку, быстро написала мобильный номер и протянула мне оторванный лист. Который я взяла онемевшими пальцами, – мой телефон, если что, набирайте, я с ним поговорю, он примет в любое удобное для вас время.
– Да, спасибо, Наталья. Пока все хорошо. – С трудом сглотнула, глядя на нее.
И мысленно склоняя голову перед ней в благодарности. Потому что Виктор Григорьевич – профессор и ведущий специалист их клиники обследовал меня после выкидыша. И она об этом тоже помнила. Бывшая жена Адриана была тем человеком, который наливал мне виски после моей истерики, когда я осознала, что Виктор Григорьевич тоже будет говорить, что велено Артемом, и, отводя взгляд, он тихо подтверждал то, что написано в эпикризе. Даже не пытаясь скрыть, что он лжет и попросив Наталью Романовну принести мне успокоительные, дрогнувшими пальцами закрыл результаты обследований, не глядя на меня. Она не принесла успокоительные. Отвела меня в свой кабинет и плеснула виски, прикурив у окна, украдкой вытирала слезы со своего лица, пока я гасилась крепким бухлом, сжавшись на углу ее дивана, сорвано всхлипывая и глуша стоны от разносящей в щепы боли. Сейчас я поняла, почему она плакала и курила. Их дочери тогда было… четыре года и семь месяцев. Мать родившейся дочери пропитывалась болью матери потерявшей сына. Сейчас я за плечом Адриана и больше никто не вынудит врачей лгать, потому она сказала именно это и именно так. Я отвела взгляд, она тоже. Адриан с каменным ебалом молчал рядом.
