Текст книги "Жар ночи"
Автор книги: Александра Хоукинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Жар ночи
Эту книгу я хотела бы посвятить своему чудесному редактору Моник Паттерсон и нашей с ней обоюдной симпатии к неисправимым плохишам.
От всего сердца благодарю Лиама Шэннона за то, что он поделился со мной своими бесценными познаниями и помог с латинскими фразами, использованными в книге.
Добродетель прикрывается вуалью, порок – маской.
Виктор Гюго (1802–1885)
Глава 1
Лондон, 27 мая 1820 г.
Леди Джулиана Айверс вовсе не думала никого соблазнять в тот вечер, чего нельзя было сказать о ее спутнике – мистере Энгелхарте. Стоило ей согласиться выйти с ним на верхнюю садовую террасу, как обходительный джентльмен, сопровождавший ее на престижном званом ужине у лорда и леди Леттлкотт, вмиг превратился в звероподобного негодяя и распутника.
В конечном итоге Джулиана очутилась на ореховом дереве Леттлкоттов.
Ища утешения, она прижалась губами к стволу и спешно прошептала молитву, в которой благодарила дерево, обрубленное в расцвете сил, за его красоту. Теперь его ствол имел четыре ответвления под разными углами: в тридцать, пятьдесят и семьдесят градусов. Путаясь в складках вечернего платья, Джулиана все же исхитрилась, став на нижний сук, взобраться достаточно высоко, чтобы густая листва скрыла ее силуэт.
Прелестное платье было безнадежно загублено.
Изысканное убранство из белого атласа, расшитое жемчугом и агатом на коротких рукавах, покрылось пятнами грязи и лишайника с древесной коры. Агатовые камушки и тесьма на подоле платья и в зачесанных наверх волосах цеплялись за кривые ветви и разлапистые листья. Дерево не пощадило и ее сандалий, и белых лайковых перчаток.
Маман ужасно огорчит эта утрата. За те нелегкие пять лет, что миновали после скоропостижной кончины мужа и отца, семья очутилась на грани финансового краха. Маман старалась изо всех сил, чтобы снабжать их самым необходимым и вывести в высший свет Джулиану и старших сестер, Корделию и Лусиллу. Вызвав в их скромное норфолкское обиталище модистку из Лондона, вдовствующая маркиза Данкомбская поклялась выдать своих дочерей замуж и обеспечить им достойное будущее.
И она, безусловно, была бы потрясена до глубины души, если бы увидела, как Джулиана прячется на дереве от потенциального ухажера.
– Леди Джулиана!
Она замерла, услышав голос мистера Энгелхарта. Издалека доносились звуки музыки – это музыканты в бальной зале исполняли на струнных и тамбурине старинную балладу «Затуши свечу». Это была поучительная история о романе между юной леди и простым подмастерьем. Сюжет баллады весьма забавно перекликался с досадной ситуацией, в которую угодила Джулиана, хотя покинутый ею спутник едва ли счел эту перекличку забавной.
Она надеялась, что мистер Энгелхарт уже угомонился. Вырвавшись из его докучливых объятий, она, крутнувшись волчком, сбежала по тесаным каменным ступеням в обширный сад Леттлкоттов. Лунный свет и мерцание фонарей, озарявших извилистые тропы, придали ей уверенности. Она уже подумала было, что надоедливый джентльмен признает свое поражение и не будет унижаться.
К сожалению, ума в голове у этого человека было не больше, чем изящества в руках.
Свет, заливавший ее путь к спасению, лишь подогрел в мистере Энгелхарте желание во что бы то ни стало поймать ускользающую добычу. С усыпанной гравием дорожки она нырнула в густые заросли. Настало время для решительных мер.
И вот она оказалась на ореховом дереве.
– Леди Джулиана? – Мистер Энгелхарт подошел настолько близко, что она уловила едва заметную дрожь в его голосе. – Да не бойтесь же вы меня! Я лишь хочу препроводить вас в бальную залу.
Он замолчал, прислушиваясь к звукам ночи в надежде догадаться, где она скрывается.
Поджав губы, Джулиана задумалась, сколько ей еще предстоит сидеть на этом дереве. Несколько минут? Час? Или до самого конца вечера?
Джулиана робко шевельнулась, словно птица, пробующая спорхнуть с насиженной жердочки, и чуть слышно вскрикнула: острый конец надломленной ветки порвал чулок и оцарапал ей левую икру. Листья предупредительно зашелестели, скрадывая произведенный ею шум. Силясь высвободиться, она лишь усугубляла свое незавидное положение: юбка зацепилась за ветку, и чем яростней девушка дергалась, тем выше задирался подол. Несносное дерево держало Джулиану в плену!
Тут ее слуха достиг женский смех, нежный, словно подхваченная весенним бризом цветочная пыльца. За ним последовал какой-то гортанный звук, вынудивший Джулиану замереть на месте.
– Поймай, если осмелишься! – крикнула кому-то (вероятно, своему любовнику) незнакомка, приближаясь к дереву, которое Джулиана уже считала своей собственностью.
Шорох мелких шажков по гравийной дорожке сменился возней короткой шутливой драки, а та, в свою очередь, – взрывом пронзительного хохота. Судя по всему, преследователь таки настиг свою добычу.
Однако настоящая паника охватила леди Джулиану, когда незнакомая ей брюнетка в черном бомбазиновом платье, без особых затруднений продравшись сквозь заросли, подбежала к скамейке у орехового дерева. Усевшись, она протянула руку в перчатке мужчине, который, ни о чем не подозревая, появился в поле зрения Джулианы. Сердце ее учащенно забилось.
Это был не мистер Энгелхарт. У этого джентльмена была упругая походка и грация холеного хищника, который давно избавился от юношеской неуклюжести, но еще не замечал никаких предвестий старости. Его длинные прямые волосы были заплетены на затылке в тугую косу, хотя отдельным прядям – черным, блестящим – все же удалось выскользнуть во время игривой потасовки с возлюбленной, так что у желваков теперь вились непослушные кудри. Рассмотреть его лицо как следует Джулиана не могла, но то, что она различала, ее порядком заинтриговало. В такой неудобной позе, да еще и скрытая густой листвой, Джулиана лишала себя возможности оценить внешность этого человека – она лишь чувствовала, что мужчина не отрывает глаз от женщины, зовущей его к скамейке.
– Я целый вечер ждала этого момента, – промурлыкала брюнетка.
Джулиана нахмурилась, тщась узнать этот смутно знакомый голос.
– Погоня – это уже половина удовольствия, – отвечал ей мужчина, и его низкий, бархатистый голос словно бы погладил Джулиану по спине невидимыми, но такими нежными пальцами. Он охватил запястье спутницы ладонями, а потом привлек ее к себе и крепко прижал к груди. – К тому же сомневаюсь, что ты отдалась бы мне прилюдно.
У Джулианы сперло дыхание. Она как зачарованная наблюдала за этим испорченным молодым человеком.
Чуть наклонив голову, он завладел губами женщины. Еще несколько минут единственными звуками, доносившимися со скамейки, были тихие вздохи и влажное причмокивание, сопровождающее страстные поцелуи.
– А может, и стала бы… – Мужчина хихикнул.
В его роскошном баритоне Джулиана различила едва ли не восторг. Он стянул рукав платья своей спутницы, обнажая левое плечо, но та лишь крепче вцепилась в него и застонала, когда его губы коснулись ее беззащитной плоти. Женщина исторгла невнятный, алчущий звук, и Джулиана нерешительно взглянула на парочку. Руки женщины уже успели проникнуть под смокинг кавалера и распластаться на его жилете. В таком положении стала видна ее брошь – бриллиант размером с птичье яйцо, – приколотая к платью на груди. Джулиана насмешливо скривила губы. Она ошиблась с цветом: платье было не черное, а темно-синее. Безвкусное украшение подмигивало ей. Внизу в объятиях распутника томилась не кто иная, как хозяйка бала, леди Леттлкотт. Та самая гнусная особа, что в начале вечера с радостью сосватала Джулиану похотливому мистеру Энгелхарту. Мужчину она не узнала, но могла с уверенностью сказать, что это был не лорд Леттлкотт.
– Син, мы так давно не виделись!.. – задыхаясь, пробормотала графиня. Она совсем потеряла над собой контроль, стоило ему накрыть ее правую грудь ладонью и усыпать оголенную кожу восхищенными поцелуями. – Я… я уже начала чувствовать себя… – она сделала глубокий вдох, – …нежеланной.
Выдержав паузу в своем чувственном ритуале, Син с нескрываемой нежностью притронулся к ее щеке.
– Если ты опустишь руку, то сразу поймешь, насколько ты желанна, Эбби. В любом случае, давай не будем портить нашу дружбу сантиментами, которые не нужны ни тебе, ни мне. Наши потребности до смешного примитивны, но тебе повезло: я готов их удовлетворить.
Джулиану ошарашила равнодушная прямолинейность этого человека. Прижавшись к стволу дерева, она наблюдала, как леди Леттлкотт норовит вырваться из объятий Сина и, кажется, заносит руку, чтобы отвесить ему пощечину. Одной рукой перехватив запястье любовницы, второй он с немалой силой хлопнул ее по спине.
– А ну-ка успокойся! – рявкнул он.
Леди Леттлкотт встретила заслуженную кару довольной ухмылкой. Это было даже веселее, чем любая драма, разыгравшаяся на ее глазах в бальном зале, а уж здешний ton [1]1
Имеется в виду светское общество.
[Закрыть]славился публичными сценами.
– Ты действительно хочешь сопротивляться, Эбби? – Син разомкнул руки графини и легонько куснул ее ладонь.
Для телесного наказания укус был слишком осторожным и, как ни странно, эротичным. В животе у Джулианы будто бы захлопала крыльями стайка бабочек.
Леди Леттлкотт, вероятно, отреагировала схожим образом: прекратив напрасную суматоху, она со стоном пала противнику на грудь, тем самым признавая свою безоговорочную капитуляцию.
– Ты настоящий мерзавец, Син. Если б я была поумней, то ушла бы сейчас, а ты бы остался мучиться в компании своего ненаглядного члена.
Син отпустил ее и сделал шаг назад.
– Так уходи же, – ответил он со скукой в голосе: угроза явно звучала не впервые. Он с безучастным видом сел на скамейку, вытянув руку вдоль спинки. – Здесь никого нет, а моя рука всегда при мне – этого должно хватить, чтобы утолить мои интимные печали.
Вытаращившись в изумлении, Джулиана в который раз попыталась рассмотреть мужчину, ради которого леди Леттлкотт рисковала навлечь на себя мужний гнев. Лица мужчины из такого положения она не видела вовсе, но, судя по его самоуверенному тону, это был, безусловно, очень красивый человек. Графа Леттлкоттского она увидела, как только прибыла на бал, и сомневалась, что его жена решится на измену с кем-либо менее достойным.
– Ты когда-то уверял меня, что моируки тебе нравятся больше, – сказала графиня, придвигаясь ближе и задевая юбкой вожделенное колено.
– Неужели? – От его высокомерного тона Джулиана едва не взвыла.
Вольготно раскинувшись на скамейке, Син вытянул свои длинные ноги, но леди Леттлкотт, похоже, не сводила глаз с того, что таилось между ними. Джулиана с неохотой признала, что ей тоже было интересно, какое же чудо стесняли эти брюки. Воспитанная в заточении, она обладала прискорбно малыми познаниями в мужской анатомии. Чем же этот Син смог вскружить голову леди Леттлкотт?
Однако тот факт, что графиня изучала его тело со столь откровенным любопытством, Сина, видимо, нисколько не смущал. Джулиане даже показалось, что ему приятна бесцеремонность партнерши. Она бесшумно привстала на толстой ветке и немного сдвинулась влево, чтобы, наплевав на режущую боль в глазах, впериться в загадочную тень над мускулистыми бедрами мужчины.
Леди Леттлкотт не спеша переместилась в V-образный клин, образованный вытянутыми ногами любовника. Не произнося ни слова, она опустилась на колени – и лицо ее оказалось в считанных дюймах от пуговиц на его брюках.
– Пожалуй, мне стоит перейти от слов к делу, повелитель. – Пальцы ее ласково пробежали по темному контуру того, что пряталось под брючной тканью.
«Прямо здесь?! Нет! Она не посмеет!.. Или посмеет?..» Не веря своим глазам, Джулиана прикрыла рот ладонью, чтобы ненароком не вскрикнуть. Господь Всемогущий, этого не может быть! Но шелест материи и восхищенный вздох графини удостоверили Джулиану в том, что она сейчас станет невольной свидетельницей любовного соития. Ей понадобились колоссальные усилия, чтобы не дать панике овладеть собою.
– О Син, любовь моя, я погибну, если ты не позволишь мне вкусить твоего плода!
Джулиана брезгливо поморщилась, представив, какуюименно часть тела графиня окрестила «твой плод». Джулиана никогда даже не целовала мужчину, не говоря уже о том, чтобы изучать его… как там выразилась леди Леттлкотт? «Ненаглядный член»? Графине же, судя по всему, предмет был не только хорошо знаком, но и очень дорог.
Если присутствие Джулианы откроется, как они поступят? Попытаются подкупить ее? Начнут угрожать? Прибегнут к насилию? Возможные варианты проносились в мозгу, словно вспышки молнии, рассекающие грозовое небо; в горле теснился крик.
Син глухо захрипел, как бы поощряя начинание леди Леттлкотт. По телу Джулианы пробежала мелкая дрожь, такая несдержанность была в этом звуке – настоящий вой разнузданного самца. Она потерла внезапно разболевшуюся грудь: ее несчастная плоть изнывала в корсете, придавленная к тому же к жесткой древесной коре. Все ее мечты были о том моменте, когда служанка скинет с нее одежды и избавит наконец от напряжения, сковавшего ее до самого живота. Син, между тем, расставил ноги шире, открывая коленопреклоненной женщине неограниченный доступ к его мужскому достоинству.
Джулиана закусила губу, чтобы подавить еле слышный стон. Инстинктивно оплетя ствол дерева ногами, она прижала промежность к грубой, морщинистой поверхности ветви. Невзирая на вечернюю прохладу, ей было жарко, а голова шла кругом. Если она немедленно не умерит свое расшалившееся воображение, то запросто выдаст себя – скажем, потеряет сознание или попросту, не удержавшись, рухнет со злосчастного ореха!
Вне себя от возбуждения, она запустила руку в волосы – и случилось нечто неожиданное: крошечное белое перышко, одно из многих, приколотых к локонам, выпало и спланировало вниз. Не задумавшись ни на секунду, Джулиана потянулась за странствующей крошкой-пушинкой, готовой вероломно ее предать, но проворное перо ушло от преследования и затанцевало в потоке воздуха, всколыхнутом резким жестом. И продолжало неумолимо стремиться к охваченной страстью парочке.
Прижав кулак к губам, Джулиана беззвучно прочла молитву. Леди Леттлкотт и Син были, пожалуй, слишком заняты, чтобы заметить малюсенькое перышко, в этом Джулиану убеждали хриплые стоны и недвусмысленные чавкающие звуки, раздававшиеся внизу.
Когда частичка хрупкой белизны вдруг приземлилась прямиком на черные локоны графини и ослепительно – даже в тусклом лунном свете – засверкала на выгодном фоне, Джулиана затаила дыхание. Она мысленно умоляла перышко поддаться ветру и исчезнуть на чернильной земле.
«Лети же!»
Последняя надежда погибла, когда пальцы Сина переместились с плеча любовницы к ее волосам, а именно – к предательскому перышку. Напрягшись, он взял его и задумчиво потер между пальцами, размышляя, откуда оно взялось. А после, не дав Джулиане времени на подготовку, Син запрокинул голову и посмотрел прямо в ее встревоженные глаза.
Алексиус Лотар Брэвертон, маркиз Синклерский, для друзей – просто Син, насладился своими двадцатью пятью годами жизни сполна. Его беззаботное существование было преисполнено всяческими излишествами, вещами запретными и зачастую весьма опасными. Немногое могло его по-настоящему удивить – разве что бледное личико испуганной девушки, сидящей в ветвях орехового дерева прямо у него над головой.
Воздух, собравшийся в легких, в одночасье нашел выход наружу.
Эбби, разумеется, подумала, что за это свидетельство экстаза стоит благодарить ее умелый язычок, ласкавший недюжинное орудие. Алексиус же не собирался вступать с нею в спор. Манипуляции графини приносили ему изрядное удовольствие, но все внимание его переключилось на девушку в ветвях. К тому же если бы он в тот же миг разоблачил незваную гостью, то мог бы никогда не узнать, зачем та нарушила их уединение.
И – да, он был… заинтригован.
В таком ракурсе она показалась ему довольно привлекательной, как на его искушенный вкус. Длинные светлые кудри, завитые спиралями, обрамляли овальное лицо, напоминая золотые сережки, вдруг выросшие на ореховом дереве. Томные миндалевидные глаза в каком-то смысле компенсировали чересчур уж тонкую переносицу, а при виде закругленного подбородка незнакомки ему остро захотелось изучить каждую линию ее тела. Кожа ее мерцала приглушенным светом, точно луна на небе. Чем было это мерцание: даром природы или симптомом страха – оставалось лишь догадываться. Пухлые губы ее разомкнулись, как будто вдох дался ей с трудом.
Кто же она, черт возьми, такая?
Шпионка, нанятая Леттлкоттом? Алексиус тотчас отбросил это предположение. В этот вечер в объятия Эбби его привела скорее скука, чем похоть. Он мог бы овладеть порочной графиней где угодно, решение предаться страсти в саду было спонтанным. К тому же даже самый ревнивый муж не заслал бы шпионку на дерево.
Да еще такую красивую шпионку!
Острые ногти Эбби, впившись в особо чувствительную зону, вернули Сина к делам насущным. Если предоставить этой дамочке абсолютную свободу, она растерзает мужчину одними лишь зубами и ногтями.
– Послушай, дорогая, это, конечно, неземное блаженство, – сказал он, приподнимая ее голову одной рукой, – но надо дать моему дружку передохнуть. – Игнорируя ее немой протест, он спрятал набухший пенис обратно в штаны и застегнул две пуговицы. Сделал он это не только из соображений приличия: едва ли эта девчушка могла рассмотреть что-либо в полумраке. Алексиусу просто хотелось дожить до конца вечера без серповидных отметин от зубов на своем инструменте.
Он лениво поиграл соском, торчащим над лифом платья графини.
– Как-то невежливо с моей стороны позволить тебе стоять на коленях.
Эбби буквально втекла в изгиб его колен, как вино втекает в бутылку.
– Насколько я помню, ты любишь, когда женщины стоят перед тобою на коленях, а рты у них заняты. Ведь тогда они хотя бы молчат.
Губы его расплылись в самодовольной усмешке. Вполне возможно, что эти слова и впрямь принадлежали ему.
– А вдруг я изменился?
Эбби рассмеялась над абсурдной ремаркой.
– О Син, ты бываешь разным! Безрассудным, расчетливым… – Она убрала волосы с его лица, и губы ее отправились в путешествие от виска к подбородку, каждым поцелуем отмечая новую черту характера: – Находчивым, страстным, грубым… Подчас жестоким. Ты своекорыстный подлец. Сердцеед. Пресытившийся гад. Но главное, что в этот миг ты мой! – Обвив его шею руками, она запустила пальцы под шейный платок. Он ощутил легкий укол: это ногти графини вонзились в кожу, расцарапав ее до крови.
Стало быть, Эбби таки оставила на нем отметину.
Алексиусу было недосуг оспаривать ее мнение. Все его друзья охотно согласились бы с оценкой леди Леттлкотт. В определенные моменты он проявлял то или иное из названных качеств. Только очень глупые женщины могли подарить ему свое сердце или хотя бы тело. Именно поэтому такие женщины, как Эбби, ему и нравились.
Заводя очередную любовницу, он изучал ее тело до тех пор, пока не убеждался, что знает его досконально, как свое собственное. Он должен был точно знать, с какой силой и в каком месте надавить, чтобы женщина затрепыхалась в его объятиях, точно раненая птица. Какой задать ритм, чтобы она стонала и выкрикивала его имя. Алексиус был далеко не первым любовником Эбби: родив Леттлкотту наследника, та пустилась во все тяжкие. В общем-то, он даже не был ее фаворитом.
Вторая беременность и появление на свет еще одного сына на долгих полтора года выдернули Алексиуса из ее ненасытных лап. Однако едва перестав кормить младенца грудью, Эбби выразила желание возобновить роман. Он откликнулся без особого энтузиазма. Еще в начале вечера он стоял перед выбором: провести остаток времени в компании мягких персей графини или же за карточной игрой с друзьями и приспешниками Леттлкотта.
Надо было отдать предпочтение картам.
К счастью, тонкий нюх учуял новую добычу – и Син с удовольствием вышел на охоту.
Он снова посмотрел вверх – и на него уставились с той же серьезностью широко распахнутые глаза. Он ухмыльнулся, прикидывая свои шансы, и помог Эбби встать. Та была обескуражена.
– Что случилось? Ты же… Мы ведь не…
– Увы, время истекло.
Крепко держа графиню под руку, он повел ее прочь от дерева.
– Мы слишком долго отсутствовали. Я, кажется, слышал, как тебя звали с террасы.
В глазах Эбби впервые мелькнул испуг.
– Что же ты раньше не сказал?
– Занят был, – с нахальной улыбкой ответил Алексиус.
Проверяя, в порядке ли ее платье и прическа, графиня отпустила словечко, не вполне подобающее истинной леди.
– Стой здесь. Будет подозрительно, если мы заявимся вместе и скажем, что ходили в сад подышать свежим воздухом. – Эбби поспешно поцеловала его в губы. – С нетерпением жду новой встречи. – На секунду задержав пальцы на его щеке, она развернулась и засеменила к дому.
Эбби считала, что в любой момент, повинуясь прихоти, может отвергнуть своего тайного любовника, а Алексиус позволял ей так считать, пока ему это было удобно. Графиня не понимала, что это лишь иллюзия и это он ублажает ее, повинуясь своим прихотям. Как и все ее предшественницы, Эбби принадлежала ему лишь до тех пор, пока он не уставал от затянувшейся игры.
Дрожа от возбуждения, залившего все его тело, Алексиус зашагал обратно к ореху.
Господь всемогущий, Син возвращался к ней!
Не зря его все же так прозвали [2]2
Sin (англ.) – грех.
[Закрыть]. Видя, с какой непринужденностью и ленцой он приближается к дереву, Джулиана сразу поняла, почему леди Леттлкотт шла ради него на огромный риск: она никогда не видела мужчину красивей. Но это и неудивительно, ведь они с сестрами жили довольно уединенно после того, как их отец умер, а дальний родственник отобрал титул вместе с любимым поместьем. И все же тайная надежда на удовольствие, порожденная одним лишь инстинктом, без участия разума, заглушила изначальный испуг.
Он был старше ее, лет двадцати пяти – двадцати шести. Резко очерченные скулы, нос и челюсти лишь добавляли лицу неземной красоты; смягчали черты разве что черные, длиною до плеч волосы: шляпы он не носил. Джулиана не сомневалась, что глаза его подчеркнут эту мужественную красоту, но чтобы убедиться в этом, ей придется посмотреть на него с близкого расстояния. Вскоре она смогла разглядеть, какая пухлая у него нижняя губа и какая глумливая насмешка кривит уголки его рта. Эти губы запросто могли склонить невинную деву – но не саму Джулиану, конечно, – к самому безнравственному поведению и даже мольбам о поцелуе. О небо, как же он высок! Крепкие мускулы соблазнительно поигрывали под дорогим смокингом и бежевыми брюками, носить какие мог лишь истинный джентльмен.
Мужчина подходил все ближе, и Джулиана залилась густым румянцем. Она не могла забыть, как нежно и страстно он касался леди Леттлкотт. Графиня мяукала, словно кошка, извиваясь в его жарких объятиях, а он все это время знал, что за ними наблюдают!
Даже в текучем полумраке блеск его глаз воспринимался как несловесный вызов. Уже не боясь выдать свое присутствие, Джулиана попыталась слезть с дерева, пока он был еще на безопасном расстоянии, но тут же вспомнила, что платье ее безнадежно зацепилось за сучковатые ветви.
– Ну что тут скажешь! Не каждый день доводится встретить лесную фею, – насмешливо, растягивая слова, процедил Син, приложив ладонь к изогнутому стволу дерева, которое наотрез отказывалось освобождать свою пленницу. Мужчину явно забавляла сложившаяся ситуация.
А сам он явно раздражал леди Джулиану.
С досадой сдув непослушный локон с глаз, она ответила:
– Вы прекрасно знаете, что никакая я не фея.
– Быть может, вы ведьма? Скажите, дорогая моя, правда ли, что источник ваших чар и вашей красоты – это лунный свет?
О, этот мерзавец, как справедливо заклеймила его леди Леттлкотт, явно наслаждался своим положением!
– Я не ведьма, – буркнула Джулиана сквозь зубы.
Страх постепенно прошел, когда она поняла, что Син не выдаст ее графине. Да, ей пришлось стать свидетельницей того, как этот негодный распутник балуется со своей замужней зазнобой, но вечерняя прохлада уже успела ее остудить. Она ужасно устала, а руки разболелись из-за необходимости цепко хвататься за ветви ореха. Меньше всего ей хотелось быть осмеянной.
– Уходите! – потребовала она, опустив глаза.
Выдержав ее взгляд, Син как следует рассмотрел ее тело, особое внимание уделив беззащитным ногам. Он видел ее чулки и подвязки, но самое страшное – взору этого растленного человека открывались несколько дюймов обнаженной плоти левого бедра! Таких укромных уголков ее тела не видел никто, разве что родная мать, да и то много лет назад.
Уловив ее раздражение, Син вздохнул.
– Ну что ж! Придется оставить вас наедине с лунным светом и вашим волшебством… – Стоически снеся отказ, он уже собрался было уйти, когда она остановила его криком:
– Погодите же, ради всего святого! – хотя сама понимала, что обращаться в данном случае уместней к пособникам дьявола. – Я вынуждена просить вас о помощи. Я в ловушке! – И чтобы продемонстрировать, насколько серьезна ее проблема, Джулиана гневно пнула дерево ногой.
Судя по нахальной ухмылке, расплывшейся на его лице, из огня она попадала прямиком в полымя.
– Да уж, в ловушке. Лучше и не скажешь.
И это она показалась ему попросту симпатичной? Да эта белокурая ведьма была писаной красавицей! Все прелести, что восхитили Сина издалека, вблизи сумели даже превзойти его ожидания. Ухватившись за массивную скамейку, он придвинул ее к стволу вплотную и, став на нее, начал взбираться на дерево, опираясь на сучки и ветви. Если бы она так не сердилась из-за его слов и собственного затруднительного положения, он едва ли поборол бы соблазн коснуться ее щеки – проверить, так ли нежна ее подобная цветочному лепестку кожа, как ему показалось.
Но вместо этого он вынужден был сосредоточиться на ее ногах – и, право слово, многие были бы не прочь очутиться на его месте. Бедолага умудрилась запутаться юбками в ветвях, тем самым открыв алчущему взгляду Сина свои икры и нежные бедра, дарящие томительное обещание. Он едва заметно похлопал ствол дерева, словно бы благодаря за столь удачную поимку. Если бы он знал, что его ожидает, то прогнал бы Эбби гораздо раньше и вплотную занялся бы очаровательной дикаркой.
Не устояв перед соблазном, он таки провел ладонью по ее ноге, но девушка завизжала, как будто он причинил ей боль. Такая бурная реакция несколько охладила его пыл. Эта блондинка, кем бы она ни была, по всей вероятности, еще не привыкла к мужским прикосновениям. Или же принадлежала другому, хотя эта версия Сину, конечно же, не пришлась по душе. С другой стороны, ему не раз удавалось обойти такое препятствие – если, само собой разумеется, возникало желание.
А сейчас желание, несомненно, возникло.
– Осторожно, дорогая моя. Сейчас сюда сбежится весь дом, а лишние свидетели нам ни к чему. – Син умолк, дожидаясь ответа.
Она неуверенно кивнула.
– Вот и умница, – мягко сказал он, словно бы увещевая строптивую кобылу. Нагнувшись, чтобы получше рассмотреть ее ноги, Син услышал, как она непроизвольно ойкнула. Чертыхаясь себе под нос, он уставился на рваные чулки и капельки крови, проступившие из царапин. – Господи, что же вы натворили! – пробормотал он. Нога у нее, должно быть, так же болезненно ныла, как и его разодранная графиней шея. – И стоило ранить себе ногу ради такой ночной шалости?
– Ночной шалости?
Син отвернулся, чтобы она не заметила его ухмылки. Возмущение девушки не только разогрело кровь ей самой, но начинало понемногу горячить и его – во всяком случае, отдельные части тела. Наверняка эта древесная колдунья злилась из-за того, что он смеет отчитывать ее, когда сам попался на проказах с чужой женой. «А интересно, – подумал он, – что бы она сказала, если б я признался, что напрочь забыл об Эбби, стоило мне поймать ее взгляд в густой кроне?» Неверной рукой он коснулся ее ноги. Интересно, как бы она отреагировала, если бы в этот самый момент он опустил голову и стал орудовать языком в ее подколенной впадинке?
Алексиус с трудом сдержал смешок.
Она, наверное, попыталась бы лягнуть его в самовлюбленную морду своей изящной ножкой.
Как же он был жалок! Плотское желание в момент доводит мужчину до помутнения рассудка, причем такого серьезного, что даже от мысли о нанесенном красоткой ударе член непроизвольно встает.
Возбужденный до предела, Алексиус готов был на все, лишь бы доказать этой невинной малышке, что ярость быстро превращается в слепую страсть. Синяки и царапины того стоили бы.
– У меня были веские основания вскарабкаться на это дерево, мистер Син, – сказала она, даже не подозревая о его внутренней битве. – Вам, возможно, нелегко будет в это поверить, но все они никоим образом не были связаны ни с вами, ни с леди Леттлкотт!
Губы его искривились, как будто он сделал громадное усилие, чтобы не рассмеяться над ее дерзостью.
– Значит, теперь я могу присовокупить шпионаж и подслушивание к растущему списку ваших прегрешений.
Син сочувственно похлопал ее по икре, на что она, к его вящему удовольствию, зарычала диким зверем. Он же откликнулся лишь хриплым смешком.
– Ну-ну, я же вас дразню, и только. Между прочим, можете называть меня просто Син: после всего, что мы пережили вместе, обойдемся без формальностей. А как прикажете обращаться к вам?
Она проигнорировала его вопрос. Син был бы до глубины души разочарован, если бы она сама шла к нему в руки. Обиженная блондинка закрыла глаза, не желая видеть, как он к ней прикасается, а он постарался, чтобы его прикосновения были как можно легче и невинней. От этого занятия его отвлекал лишь тонкий женственный запах, приносимый вечерним ветром. Она пахла смятыми ореховыми листьями, древесиной и фиалками. В данный момент ему хотелось одного: зарыться лицом меж ее чреслами и познать те запахи, что были свойственны исключительно ей.
Тело ее затрепетало от ласкового нажима умелых пальцев.
– Вы замерзли? – вежливо осведомился он. – Накиньте мой смокинг.
Она открыла глаза и чуть изогнула шею, чтобы наблюдать за тем, как он выпутывает ее платье из хватких ветвей.
– Очень любезно с вашей стороны, но я согреюсь, когда вернусь в дом.
– Стало быть, вы гостья Леттлкоттов.
Слегка заинтригованная, она вопросительно вскинула брови.
– А вы приняли меня за служанку?
Син покачал головой, не отрываясь от решения своей непростой задачи.
– Нет-нет. Ваша речь и убранство слишком изысканны. – Он не стал говорить, что Эбби – особа немного тщеславная, а потому не потерпела бы в доме прислуги красивее себя. – Однако я подозревал, что вы попробуете солгать.
– Это еще зачем?
Не упуская ни единого ее движения, Син краем глаза уловил, что она пытается размять затекшую шею и прижимается щекой к плечу, чтобы избавиться от дискомфорта.
– Я не намерен с вами откровенничать.
Когда Син провел по ее подвязке подушечкой большого пальца, Джулиана на несколько мгновений перестала дышать.
