Текст книги "Снежинка для демона (СИ)"
Автор книги: Александра Горохова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Как-то она подошла ко мне и предложила для начала просто позвонить Нине. Честно сказать, об этой девушке я и не вспоминала. Времени не было, а тут такое странное предложение. Но к словам оракула все учебники рекомендуют прислушиваться, даже если этому оракулу всего четыре и он еще долго будет играть в кукол.
Пришлось звонить ее отцу, узнавать номер. Заверять, что никаких претензий к его дочери я не держу и просто хочу пообщаться с девушкой. Лишь после этого Мальцев соизволил продиктовать мне этот набор цифр. Девушка моему звонку явно обрадовалась и согласилась приехать немедленно. Ходить я уже могла, но пользоваться магией мне не придется еще неделю, так что в Университет я пока не ходила. Сидела дома и перебирала свои деловые бумаги.
Когда Нина приехала, я как раз сверяла отчеты за последние три месяца и подсчитывала прибыль. Скрипела зубами от очередного увеличения налогов и была не в духе. Дочь крутилась рядом, раскладывая своих кукол по кроваткам и напевала им колыбельные. Она же первая и побежала в холл, когда там раздались голоса. Поняв, что охрана проводила девушку прямо в дом, поднялась и я.
Звонкий голос дочери звенел от восторга. Когда я вышла из гостиной, то увидела, что Нина, присев на корточки, внимательно слушает девочку, а та взахлеб ей что-то рассказывает. Андрей, один из охранников терпеливо дожидался меня и поблагодарив его, я отпустила охранника обратно на пост.
С трудом оторвав дочь от гостьи, дала ей раздеться и позвала на кухню пить чай. Сегодня Владлен Юрьевич приготовил обалденно вкусное тирамису и мне казалось, что наша гостья должна его оценить.
Лилия проявила неожиданный такт и убежала играть дальше со своими куклами, а мы усевшись за стол, замерли, не зная о чем говорить. У меня никогда не было особо доверительных отношений ни с кем, кроме родных. У таких как мы, друзья появляются в большинстве своем только уже в Университете, но и там я не стремилась обрастать связями и знакомствами, предпочитая существовать в своем собственном мире. У Нины, если судить по ее поведению в столовой, тоже имеются проблемы с адаптацией. Вообще стыдно признавать, но мы в какой-то степени моральные инвалиды. И вот сейчас, сидя на кухне с чашками обжигающе горячего чая, я остро ощущала как неловкая тишина подобно плотному туману сгущается над нами.
Первой как ни странно разговор все же начала Нина, честь ей и хвала за это!
– Вика, вы меня простите за тот разговор, ну там в столовой, – понизила она голос, почему-то обернувшись по сторонам, словно кто-то мог нас дома услышать.
Неожиданно я почувствовала, что улыбаюсь. Вот сейчас наклонившись ко мне с самым таинственным выражением лица, она мне чем-то напомнила дочь. Нет не внешне, скорее своей детской непосредственностью, любопытством и чем-то еще, что просто не поддается описанию словами.
– За какой именно разговор ты извиняешься? – откинулась я на спинку удобного стула и сделала глоток.
– За первый, – покраснев как маков цвет буркнула девушка.
Я рассмеялась. Звонко, заливисто и вовсе не желая обидеть свою гостью. Потрясающе, думаю мы подружимся.
– Нина, – покачала я головой. – Я прощаю тебе попытку оскорбить меня.
– Попытку? – почти прошептала она, сжавшись в комок.
– Попытку, – вновь улыбнувшись, кивнула я. – Ты должна понимать, что я взрослый и состоятельный человек и для меня твои выпады в столовой не имели значения, скорее они… ммм, как бы это сказать, развеселили или развлекли меня, что ли? Хотя еще точнее – позабавили. Понимаешь? И это не в обиду тебе, просто у нас с тобой несколько разные взгляды на многие ситуации, так что тебе не стоит обижаться. Мне наоборот нравится, что ты такая живая, непосредственная, любопытная и взрывная.
Она немного расслабилась и стыдливый румянец пусть и не покинул ее щек, но стал заметно бледнее. И я все же решилась поговорить о дочери.
– Знаешь, – со вздохом начала я, – у меня нет подруг, а порой возникают вопросы, которые нельзя доверить человеку со стороны. Я занятой человек и что там греха таить, моя жизнь порой протекает весьма неспокойно. Меня иногда хотят убить, и те, кто оказывается рядом со мной, подвергаются опасности, так что сейчас я хочу что бы ты подумала, нужно ли тебе вникать в мои проблемы. Если ты встанешь сейчас и уйдешь, то я клянусь, что пойму и не обижусь на тебя.
Я замолчала и закрыла глаза. Почему-то мне не хотелось видеть, как она раздумывает над моими словами. Не хотелось видеть, как осторожность берет верх, не хотелось слышать отказ. Хотя я сама, например, прекрасно понимаю, что отказалась бы. У меня ребенок и я не стала бы подвергать ее жизнь даже призрачной опасности. Не стала бы заводить себе столь неблагонадежных друзей.
Громкий и сердитый стук чашки заставил меня распахнуть глаза в изумлении.
– Вы меня проверяете, да? – голос Нины срывался, а сама она выглядела на редкость сердитой.
– Почему ты так решила? – изумленно выдохнула я.
– Вы же отлично понимаете, что у меня нет друзей, – она отвернулась подозрительно заблестев глазами. – Я знаю, что мы с вами очень разные. Как вы и сказали, вы взрослый человек со своей уже сформировавшейся моралью. И честно сказать, я очень неуверенно чувствую себя в вашем присутствии, потому что вы очень уравновешенная и спокойная. У вас ребенок, взрослый мужчина, интересная работа. Вы уже готовый специалист и потрясающе талантливый маг. А я всего лишь зеленая студентка, еще вчера сидевшая за школьной партой. Но…,– она повернулась и твердо посмотрела на меня прямым взглядом, – я очень хотела бы с вами подружиться. Вы очень добрый человек. Вы взяли на себя смелость воплотить мечту многих одаренных, дать им шанс жить полноценной жизнью, не чувствуя себя лишними среди других детей. Возможно, что когда-нибудь мои дети пойдут в детский сад, который вы откроете. И никто не станет их бить и насиловать.
Она замолчала, словно собиралась с мыслями, а я растерянно застыла, не зная, что сказать на такую отповедь. Никогда не думала, как мои действия выглядят со стороны. И вот уже пять лет, как я сама себя не могу назвать добрым человеком. Скорее жестокой и циничной, холодной и рассудительной. В груди знакомо закололо и я опять прижала руку, надеясь спрятать свет магии жизни, которая готова была прорваться наружу.
– Может быть это прозвучит излишне пафосно, – собравшись с мыслями продолжила девушка, – но я хочу быть в числе тех, кто изменит историю одаренных. Хочу быть той, кто положит своими руками кирпичик в фундамент лучшего будущего. И почему-то я уверена, что это будете именно вы. А раз так, то мое место рядом.
Она замолчала, по видимости высказав то, что у нее наболело за недолгий срок нашего знакомства, а теперь вскрылось словно весенняя набухшая почка, выпуская наружу еще хрупкие, но такие яркие листочки истинных чувств. Я по-новому смотрю сейчас на эту девушку. Я могла бы сказать, что она идеалистка, мечтательница и фантазерка, но не могу. Потому что я тоже верю, что будущее может быть построено только нашими руками, руками тех, кто к этому готов. И может, я была не права, когда отгораживалась от мира. Может, мне наоборот стоило искать союзников, соратников, каждый из которых готов положить тот самый кирпичик.
– Я тронута, – мой голос звучал хрипло, я не могла поверить в то, что услышала. Она не была мне подругой, мы и знакомы-то были всего ничего. Да и знакомство наше нельзя было назвать располагающим к приятельским отношениям, но все же мы почему-то испытываем одни чувства, несмотря на разницу в возрасте и социальный статус. Мы хотим найти кого-то близкого, кого-то к кому можно повернуться спиной, не опасаясь ножа в спину, кого-то к кому можно прийти и разделить свои печали, поделиться своей радостью.
Она залпом допивает уже остывший чай и выжидательно смотрит. Невольно теряюсь под этим взглядом, не зная, как реагировать после таких откровений. Теряюсь и злюсь на себя, не понимая куда девалось мое хваленое хладнокровие, не понимая всей той бури эмоций, которая в последнее время буквально сбивает меня с ног.
– Что? – все же не удерживаюсь и спрашиваю, желая прояснить для себя этот момент жаркого ожидания.
– Ничего если я на ты перейду? – она продолжает смотреть на меня с жадным любопытством.
– Ну конечно нет! – восклицаю я, надеясь, что с как только последние формальности рухнут, снизиться напряженность, которую я буквально ощущаю.
– Ага, – довольно кивает она и я к своему ужасу понимаю, что она себя чувствует намного свободнее, чем я, словно выговорившись она сломала какие-то внутренние барьеры внутри себя.
А до меня внезапно доходит, как до жирафа, право слово, какую же я все-таки глупость совершила, приняв эту девчонку в свой круг. Ведь самой себе можно не лгать. Я действительно приняла ее, чувствуя некую внутреннюю ответственность, которая просто не позволит мне уже оттолкнуть ее так просто и сломать тем самым. Как там у Экзюпери – мы в ответе за тех кого приручили. Вот это оно и есть. Только не сделала ли я хуже для этой взрослой, но все-таки еще очень наивной девочке. На какой-то миг, окрыленная возможностью завести подругу, которой у меня и не было никогда, возможностью разделить свое вечное одиночество, я позабыла о своих врагах. А они у меня ого-го какие сволочи. Точнее сволочь, одна, да…
Ну что же будем надеяться, что Нина не пострадает в ходе моей борьбы с давним врагом отца. Хотя, если вспомнить, какие планы лелеет тот псих, то становится ясно, что пострадать она может в любом случае.
– Ну так что ты скажешь, какая помощь тебе нужна?
– Ау, – я поднимаю голову, выныривая из пучины своих мыслей и фокусирую на ней взгляд, пытаясь понять, о чем она меня спрашивает, – да все очень просто, – растерянно произношу я, вспомнив наконец о первоначальной цели моего приглашения. – Мне нужна няня. Точнее не мне, а дочери, – поправляюсь я, представив ехидную улыбку Александра на такое вот мое заявление.
Почему-то я больше, чем уверена, что если заикнусь при нем о таком, он не упустит шанса подколоть, выдвинув свою самоуверенную персону в няни для МЕНЯ.
– И всего-то? – разочарованно хмыкает девушка.
– Ну для меня, это очень многое на самом деле. Как ты понимаешь мне бы не хотелось показывать в Университете, что с Александром Станиславовичем у нас несколько более близкие отношения, выходящие за рамки преподавательской этики. Мне как-то не улыбается отбиваться от его горячих поклонниц, – весело улыбаюсь я, вновь вспоминая обстоятельства нашего сближающего разговора в столовой. Судя по вспыхнувшим щекам Нины, она тоже именно об этом сейчас и подумала. – А Лебедев умудрился засветить мою девочку в альма-матер. Теперь стоит кому-нибудь услышать, что она зовет меня мамой, как сразу все станет явным. Так что возить с собой дочь на учебу и работу не вариант. И мне вот просто, кровь из носа, необходим надежный человек, с которым я могу ее оставить.
– А где ее предыдущая няня? – спросила Нина, растерянно вращая в руках пустую тару.
Я вздохнула. Нет, разумеется такой вопрос я предполагала, но все же надеялась, что до него не дойдет. Хотя с другой стороны, может девушке и полезно будет узнать, что мои слова про опасность не были шуткой ни в коей мере. Надеюсь, это заставит ее чаще оглядываться.
– Предыдущая няня, – сухо проговорила я, чувствуя как вновь сжимаются от ярости челюсти и скрипят зубы, – совершила покушение на Алекса и Лилию. Теперь мои люди ее ищут и я очень надеюсь, что найдут.
– Ого, – округляет она глаза. – Весело же вы тут живете, – с какой-то даже завистью тянет она.
Простите что? Откуда я слышу эту нотку авантюры в ее голосе.
– Ты знаешь, – с холодком в голосе произношу я, внимательно рассматривая ее с нехорошим интересом, – мне вот как-то не весело. Речь идет о безопасности самого драгоценного, что у меня есть – моей дочери. Мне было бы откровенно плевать, если бы эта сволочь решила ограничиться только мной. Да, что там! Я бы даже порадовалась. Но она трогает моих близких и это СОВСЕМ не весело.
– Ой, – она смущенно опускает взгляд, – конечно, прости я совсем не то имела ввиду. Просто у меня последнее время такое болото в жизни. Отец занялся твоим проектом детского сада, мать давно умерла, бабушка с дедушкой в Лондоне, а друзей нет. Не поверишь, у меня из собеседников только кот, – она грустно опускает плечи.
– Ну теперь-то тебе беспокоится об этом точно не нужно, – фыркаю я. – У меня дома дурдом, так что мы будем рады приветствовать тебя в нем, – развожу я руками.
– Ты знаешь, мне кажется, что с такой жизнью как у тебя, вам не няня нужна, – медленно произносит она, глядя прямо перед собой и напряженно обдумывая свою мысль.
– Мам, – на кухню залетает дочь, волоча под мышкой тряпичную куклу, сшитую чьими-то неумелыми руками, но горячо любимую Лилией, – ну вы уже пообщались? Мне скууучно, – стонет она, упираясь подбородком в мои колени и капризно надувая губы.
– Дочь, – стараясь казаться строгой произношу я, – мы как раз обсуждаем вопрос, где взять тебе няню.
– Пф, – фырчит она, – нашли что обсуждать! Няню мне уже папа нашел. И я уже хочу увидеть вживую этого классного дядьку, – она показывает мне язык и хохоча убегает.
– Дядьку? – слабым голосом спрашиваю я в пустоту.
ГЛАВА 18
Наверное, на меня напало какое-то подобие ступора, а иначе как объяснить, что меня из этого офигевшего состояния смогли вывести только какие-то невнятные хрюкающие звуки.
Я медленно перевела взгляд на источник этих звуков и увидела, как Нина вздрагивает плечами, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки.
– Ты что, ржешь? – восклицаю я, прозрев наконец, что это за хрюки и всхлипывания.
– Самым недопустимо наглым образом, – кивает она, поднимая покрасневшее лицо со слезящимися глазами.
На рукавах голубой кофточки остались черные разводы от туши, а сама девушка напоминала панду.
Я смотрела на нее в полнейшем возмущении не меньше минуты. И, о ужас! чем дольше я на нее смотрела тем сильнее тряслись ее губы, пытаясь растянуться в улыбке. Полнейшей неожиданностью для меня стал мой смешок, который внезапно вырвался. Потом еще один и одна нелепая попытка его сдержать, зажав рукой рот. Затем ее смешок и вот мы уже хохочем, не имея сил остановиться.
– Видела бы ты свое лицо, – всхлипывает она, продолжая размазывать туш по лицу.
– Представляю, – киваю я отсмеявшись. – Нет, ну это же надо так сказать – дядьку! Я бы тоже не отказалась посмотреть, что там за кадр. Но Александра все равно убью, хотя бы в целях профилактики.
– Я уже боюсь, – хмыкнули за моей спиной мужским голосом.
Я поперхнулась смешком и пока разворачивалась для того, чтобы прожечь нахала яростным взглядом, меня чмокнули в макушку, погубив мои убивательно-пронзательные порывы на корню. Впору, подобно дочери, обиженно надуть губы.
– Я пожалуй, пойду, – заулыбалась Нина, посмотрев на Александра, а затем ее губы исказила на редкость издевательская и многозначительная улыбка, – кажется, вам есть, что обсудить.
– Стоять, – рявкнула я, когда она поднялась из-за стола. – Тебе в любом случае, нужно сначала умыться, – пояснила я свой порыв, когда она вздрогнула и непонимающе посмотрела на меня. – А с тобой, – мой палец ткнулся в грудь Александра, – я еще поговорю.
– Трепещу и внемлю, о прекраснейшая, – он дурашливо кланяется и отворачивается к кофемашине, чтобы взять чашку напиток.
Когда мы выходим, я не удерживаюсь и снова оборачиваюсь, чтобы увидеть насмешливый взгляд зеленых пронзительных глаз и многозначительную улыбку, которая огненным клеймом отпечатывается внизу живота. Он просто невозможен, этот нахальный демон. Полыхая щеками и злясь на себя за острую реакцию своего организма, ожидаю пока девушка умоется. Она тоже время от времени кидает на меня смешливые взгляды, которые говорят о том, что моя реакция не осталась незамеченной.
– Как же тебе все-таки повезло, – вздыхает она, вытирая лицо полотенцем. – Он такой…,– она издает мечтательный и томный вздох, от которого внутри меня раскаленными углями вспыхивает раздражение.
– Наглый, невозможный, невыносимый, самоуверенный, язвительный извращенец, – ехидно пытаюсь опустить ее на землю.
– Ну и пусть, – легкомысленно отмахивается она, – зато какой красавчик, – она вновь томно закатывает глаза, – и надежностью от него веет какой-то.
Здесь мне приходится промолчать, потому что возразить на это нечего. Действительно, и красавчик, и надежный, а еще упрямый, как тот самый знаменитый баран, который упирается рогами в новые ворота. Нина скашивает на меня глаза, блестя любопытным взглядом.
– И что, сильно извращенец? – почти шепотом спрашивает она, заставляя меня поперхнуться и гулко сглотнуть слюну.
Вот уж меньше всего я хочу обсуждать с ней мою сексуальную жизнь. И даже не потому, что она так молода, не потому, что мы с ней еще не столь близки, а потому, что обсуждать эту самую интимную жизнь я намерена только с тем, с кем сплю.
– Прости, – замечает она мой предупреждающий взгляд, – кажется, это не мое дело.
Я согласно киваю. Мы выходим из ванной и я уже готова проводить ее к дверям, но она ловит мою руку и удерживает меня.
– Я хотела тебя кое о чем попросить, – она волнуется и старается не смотреть на меня.
Я вопросительно изгибаю бровь и мягко улыбаюсь, показывая, что меня не сердят ее предыдущие вопросы и обиды я не таю. Нина облегченно вздыхает и уже спокойнее говорит.
– Как ты знаешь, мамы у меня нет и опыта подобного тоже нет. Раньше на подобные мероприятия отец меня не брал и я просто не знаю…
Девушка нервно оглаживает руками юбку и мнется не зная как продолжить.
– А что за мероприятие? – недоуменно спрашиваю я.
– Ну как же, – удивляется она. – Наш мэр, по случаю своего сорокапятилетия, дает большой бал, на который собираются все более-менее значимые люди города. Только не говори, что тебя не приглашали, – вдруг прищуривается она.
А я хлопаю себя по лбу, не понимая как могла забыть об этой повинности, которую ненавижу всем сердцем. Терпеть не могу нашего мэра, а на таких мероприятиях приходится доброжелательно скалиться во все зубы и фальшиво желать ему крепкого здоровья и долгой жизни, хотя на самом деле, мне больше всего хочется придушить эту меркантильную тварь, которая не меньше желает и моей смерти тоже. И не только смерти, его масляный похотливый взгляд, липко прикипает ко мне на весь вечер, от чего я чувствую себя грязной. Каждый раз после встречи с этой свиньей я подолгу сижу в ванной, до красноты царапая кожу мочалкой, словно именно так могу смыть с себя муть его взгляда.
– Иду, конечно, просто я забыла, – честно признаюсь я, складывая руки на груди и опираясь плечом о стену.
– Как можно забыть о таком? – импульсивно восклицает девушка. – Это же бал, – она взмахивает руками, изображая какой-то летящий пируэт, – это же танцы, поклонники, красивые платья, шампанское, поцелуи в укромных уголках. Романтика, понимаешь? – она останавливается и я вижу, что на ее щеках полыхает взволнованный румянец, а глаза возбужденно поблескивают.
Вот уж не было печали. Теперь еще и за этой Наташей Ростовой следить придется, а то еще после бала папе в подоле принесет кого-нибудь. Молчаливо закатываю глаза, силясь вспомнить, а была ли я когда-нибудь такой? Не была. Меня не интересовали молодые люди и танцы – у меня был Олег. Я никогда не верила, что среди политиков нашего города возможна романтика. И уже тогда, я терпеть не могла мэра, который лет с тринадцати начал раздевать меня глазами. Мда, а ведь Нина казалась вполне разумной девушкой. Что-то не только меня кидает из крайности в крайность и ведь не весна, вроде.
– Так чем я могу тебе помочь? – спрашиваю, устав ждать. Кажется, Нина уже всеми мыслями кружится в медленном вальсе.
– А? – она переводит на меня растерянный взгляд, затянутый мечтательной поволокой. – Мне платье нужно подобрать, а пойти не с кем. Не с отцом же по магазинам ходить, – она неловко улыбается.
А я едва не исторгаю из себя мучительный стон. Я ненавижу ходить по магазинам, а что-то мне подсказывает, что Нина тот еще шопоголик. Мда, какая-то я неправильная девушка.
– И зря, – не удерживаюсь я, – насколько я знаю, у твоего отца просто идеальный вкус.
– Но он же мужчина, – возмущенно объясняет она, – чем он мне поможет в выборе белья под платье. А ведь нужен еще макияж, и прическа, и туфли, и сумочка…
А я понимаю, что это будет просто марафон, из которого я могу не вернуться живой. Наверное, я социофоб, но меня раздражает огромное количество людей вокруг. Тем более, что ходить придется среди обычных людей, а не одаренных. Впрочем, именно в моих силах сильно ускорить этот процесс. Поймав себя на том, что мысленно уже планирую маршрут, обреченно закатываю глаза.
– Хорошо, я помогу, конечно.
Она радостно визжит и виснет у меня на шее. Когда за ней закрывается дверь, усталый вздох сам собой срывается с губ. Я ошиблась, эта девушка намного хуже моей дочери. Как там в анекдоте?
«– Ой какая резвая у вас малышка!
– Не то слово. Уже восемнадцать месяцев не могу спать спокойно…
– Главное, чтобы вы могли спокойно спать, когда ей будет восемнадцать лет!»
Вот эта ситуация из той же оперы. Единственное, что радует меня во всем этом безобразии, только то, что впервые от нашего мэра будет хоть какая-то польза. Ведь там я наконец, смогу встретиться со своим врагом. Теперь зная, что именно он и есть тот, кого я должна уничтожить.
Когда за званной гостьей закрывается входная дверь, я чувствую острое желание сползти вниз и остаться на полу в полном одиночестве и покое.
– Что, утомила тебя твоя новая подружка? – меня подхватывают мужские руки.
Несколько шагов и мы устраиваемся на диване в гостиной под хитрым и довольным взглядом Лилии.
– Это просто какой-то эмоциональный торнадо, – пожаловалась я. – У нее настроение скачет сильнее, чем счетчик Гейгера в радиоактивной зоне.
– Ну может тебе именно этого и не хватает, чтобы выйти из своего эмоционального коллапса, – задумчиво пропуская пряди волос сквозь пальцы насмешливо говорит Александр.
– Так! Нормально у меня все с эмоциями, нормально, – хлопаю я ладонью по мужскому бедру.
Задолбали, если честно. Если я не особо эмоциональный человек, это еще не значит, что в этом виновата какая-то там психологическая травма. Просто я и раньше была такой. Почти…
– Когда к тебе вернется магия?
– Она уже возвращается. Думаю завтра уже можно ехать в Университет.
– Слава Богу! Никогда не думал, что без любимой ледышки под носом, так сложно будет держать оборону против этих мелких и вредных мисс Мира.
– Что значит сложно? – повернула я к нему лицо, подозрительно прищурившись. – Что готов уже сдаться на милость самой настойчивой?!?
– Скажи, что ты ревнуешь, – просит он касаясь губами моего уха, обводит языком ушную раковину и прикусывает зубами чувствительную мочку, – скажи, и я продемонстрирую тебе свою твердость убеждений, верность идеалам, а также покажу каким настойчивым я могу быть.
– Ммм, звучит вкусно, – тяну я, откидываясь спиной на широкую и твердую мужскую грудь, позволяя шаловливым рукам пробраться под мягкость свитера.
– Мам, пап, вы что обалдели? – детский голос разбивает наши любовные игры вдребезги. – Вы вообще знаете, что детям нужно внимание? – искреннее возмущение вибрирует и вытаскивает у взрослых запрятанные куда-то глубоко стыд и совесть. А что сделаешь, приходится отрабатывать родительские повинности.
И лишь много позже, лежа под одеялом и чувствуя, скользящую по обнаженной ноге, мужскую руку, я решаю задать утомленному любовными ласками мужчине некоторые из интересующих меня вопросов.
– Кто напал на вас, Александр? Что это были за твари?
Он молчит, только поглаживания становятся все медленнее, словно он раздумывает, что именно мне стоит знать и стоит ли вообще.
– Ты долго ждала, снежинка, – наконец выдыхает он. – Отдаю дань твоему терпению, буквально снимаю шляпу.
– Не стоит, – хмуро отказываюсь я от незаслуженной похвалы, поворачиваюсь к нему лицом, желая не упустить ни малейшей эмоции, – я просто ждала, когда магия хоть немного восстановится. Хотелось иметь убедительные аргументы, знаешь ли.
– В виде холодной и отрезвляющей пощечины? – понимающе хмыкает он.
– Пусть так, – соглашаюсь я. – Только не юли и не увиливай. Расскажи честно, – прошу я.
– Эх, ты буквально выкручиваешь мне руки, – вздыхает он и снова запускает пальцы в мои длинные пряди. – Ну ладно, снежинка. Земля отнюдь не единственный мир существующий во Вселенной. Чтобы было понятнее, попробуй представить, что наш мир заключен в плотный мыльный пузырь, который равномерно обволакивает Землю и страхует от проникновения враждебных объектов. Некоторые, особо сильные существа, способны в него проникать. Например, боги, некоторые демоны. Ну, я думаю, что суть ты уловила. Эту пленку, мы называем грань. Так вот, иногда грань истончается, и тогда, те кто раньше и подумать не смел о том, чтобы заглянуть за нее, могут ее прорвать и оказаться здесь… или ТАМ.
– Где ТАМ? – спрашиваю, впечатленная информацией – в Университете такого не преподают.
– Ближайший к Земле мир носит название Шафархаад – край вечной ночи и огненных рек. Ваши священники назвали бы его Адом, но к вашему богу мы не имеем никакого отношения. Еще один мир, со своими законами и существами его населяющими.
– Ты сказал МЫ, – уцепилась я за сказанное.
– Я не лгал тебе. Я действительно родился человеком, но и жизнь демона, правителя одного из двенадцати мегаполисов Шафархаада – тоже теперь моя.
– Как это? – вновь хмурюсь я.
– Ты правда хочешь это слышать? Поверь на самом деле – это очень страшная сказка. В ней нет ничего красивого. Только боль, ужас и смерть. Была бы моя воля, я бы и не вспоминал об этом. Никогда.
– Я готова послушать сказку на ночь, пусть и страшную, – пристраиваю голову на его грудь и выжидательно смотрю.
– Ну что же, слушай тогда…
ГЛАВА 19
За что бороться и ради чего жить? Невеста хлопает дверью палаты и уходит. Уходит не только из помещения, но и от меня. Я так легко читаю ее эмоции, что даже смешно. Брезгливая жалость роняет душу куда-то в темноту, а я ничего не могу сделать, прикованный к этой больничной койке, а в перспективе – и к инвалидному креслу. Ведь сделает же аборт стерва, уверен, что сделает. За что я вообще выбрал ее когда-то? Куда смотрели мои глаза? Неужели все затмила ее нереальная красота? Какая глупость. В душе остается лишь пустое равнодушие. Сознание, одурманенное обезболивающими и антибиотиками, вновь заволакивает чернильная мгла. Последнее, что я вижу, как целитель вводит в капельницу очередной шприц с неизвестным мне лекарством.
Когда я открываю глаза, то первое что вижу – испещренный непонятными символами каменный потолок черного цвета. Он настолько гладок и начищен, что если постараться, то можно разглядеть в нем свое отражение. Я задумчиво скольжу взглядом по непонятным иероглифам, пытаясь припомнить, говорил ли мой целитель что-либо о переводе в другое место. Увы, но в памяти вместо подобного воспоминания лишь зияющая дыра. Постель жесткая и до безумия холодная. Я пытаюсь поднять руки, чтобы отыскать одеяло и укрыть оледеневшее тело, но не могу. Чувствую, впившиеся в кожу рук ремни и понимаю, что привязан.
Так надежно, казалось, поселившееся внутри равнодушие отступает под заглянувшим на огонек недоумением. Я не испытываю паники, нет, только смутное беспокойство, которое холодной и скользкой змеей свилось где-то в животе. Но сильнее всего во мне плещется радость, которая откидывает прочь приевшуюся бесчувственность чувствительным пинком под зад, с горячим напутствием никогда не возвращаться. Я чувствую ноги. От холода пальцы на ногах поджимаются и икру правой ноги скручивает судорога. Но я радуюсь внезапно охватившей конечность боли. Ведь если болит, значит есть чему. Внезапно пришедшая в голову мысль, пугает и я спешу ее опровергнуть. Дергаю ногой, чувствую впившиеся в лодыжки очередные ремни и умиротворенно затихаю, осознав, что что боли это не блеф умаявшегося организма, не фантомные ощущения, а все же правда.
Счастье, от которого хочется заплакать, обрывается с приходом очередного целителя, и я настороженно замираю, глядя в глаза полные фанатичного безумия. Такой взгляд был у тех, кто подрывал самолеты и детские дома, искренне веря, что они борются за какое-то там мифическое лучшее будущее. Я сразу понимаю, что вот он – такой же. В его руках крепко зажат шприц десятка, и я настороженно спрашиваю, поражаясь тому, как хрипло звучит мой голос.
– Что это?
От простого казалось вопроса, в его глазах зажегся самый настоящий фанатичный огонь, пугая меня до состояния животной паники. Это на самом деле жутко, когда ты лежишь, беспомощный, не имеющий возможности шевельнуться, перед безумцем, которому непонятно что может взбрести в голову.
– Это Лебедев, то благодаря чему ты снова сможешь ходить, – улыбаясь говорит целитель.
Он смотрит на меня как на любимую игрушку, которую неумелый подросток первый раз сшил собственными руками. Умилительная гордость в его взгляде заставляет сглотнуть ставшую вдруг вязкой слюну. Игла с болью входит локтевой сгиб и шприц медленно выпускает в меня свое содержимое. Мне кажется, что в меня заливают жидкий огонь, который оставляет где-то внутри ужасные ожоги. Мне хочется закричать, но из перехваченного спазмом горла не раздается ни звука.
– Хех, – довольно хмыкает этот садист и исчезает из моего поля зрения. Судя по грохоту он подволакивает к постели стул, – думаю теперь ты готов к диалогу. Во всяком случае не возражаешь, – в его голосе мне слышится издевательская насмешка, которая унижением проходится по воспаленным нервам. – Только что я ввел тебе кровь демона. И не просто какого-то там, а настоящего, высшего. Цени, какой ценный продукт я перевожу на твой организм.
Насмешка в его голосе не стихает, а становится совсем уж явной, отдавая язвительным сарказмом. Я силюсь выдавить из горла хотя бы недоверчивый хмык, но с губ как назло слетает лишь тихий стон, выдавая боль, с которой приходится бороться.
– Тебе знакомо понятие «митридатизм»? Можешь не утруждаться, копаясь в памяти. Это понятие обозначает привыкание к ядам. Говорят, что многие воины древних народов ее практиковали. Так вот, кровь, которая тебе вводится, является ядом для человеческого организма. Поэтому тебе пока мы вводим кровь лишь малыми дозами, чтобы вызвать привыкание. А вообще, – оживляется он, – ты уникален, Лебедев, можешь гордиться. До тебя не один подопытный не смог перенести даже кубик внутривенной инъекции – сгорал буквально за два часа. Но твой организм… ты наверное уже обратил внимание, что чувствуешь свои нижние конечности. Просто поразительно, насколько выросла его регенерация. Царапины, которые мы наносили на твои кожные покровы заживают без следов за считанные часы, а раны за несколько дней. Хотелось бы, конечно поэкспериментировать еще и с внутренними органами, но есть вероятность лишиться подопытного образца, если вдруг повреждение окажется сильнее, чем ты сможешь регенерировать.
