Текст книги "Из Харькова в Европу с мужем-предателем"

Автор книги: Александра Юрьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Иногда я ездила в Париж на свои скромные средства. Я жила с компанией молодых знакомых на Монпарнасе и ходила в кафе, описанные такими знаменитостями, как Хемингуэй: «Ротонда», «Дё Маго» и другие. Я также общалась с членами балетных трупп. В Париже я редко могла пробыть дольше двух недель из-за стесненности в средствах и вынуждена была возвращаться в Ниццу.

Однажды в поезде до Леона в вагоне-ресторане я познакомилась с известным художником-маринистом. Сейчас я не могу вспомнить его фамилию. Когда поезд сделал длительную остановку в Лионе, мы отправились смотреть город. Он показал мне какой-то знаменитый памятник и пригласил меня в кафе. Позже мы встречались с ним в Ницце.

Я дружила с Женей Миклушевской. Женя была замужем за производителем шоколада «Маниер». Ее брат, белый офицер, пытался за мной ухаживать и присылал глупые телеграммы в Ниццу, например такие: «В 12 часов 5 минут приезжаю на Trava Bleu». Я была знакома с Лифарем. Он был молодой и очень красивый мужчина. Хорошо знала балерину Ольгу Хохлову, жену Пикассо. Меня всегда хорошо принимали в компаниях, все восхищались моим умением вести себя и поддерживать разговор.

Заметки Кирстен Сивер

До конца своей жизни Александра очень спокойно относилась к деньгам, однако ей было тяжело в том материальном положении, в которое она попала после разлуки с Квислингом. Те деньги, что Квислинг дал ей в Осло, закончились, а он не сдержал своего обещания о регулярных денежных переводах. За вторую половину 1924 года он не прислал ей ни копейки, а в 1925 году она получила всего 3 перевода от мужа. 24 июня 1926 года Квислинг прислал Александре 50 долларов. Согласно записям Квислинга, в это время он посылал деньги Марии Пасешниковой в разных валютах: 200 долларов, 3905 норвежских крон и 195 фунтов стерлингов. Кроме того, четыре раза по 100 рублей передавал матери Марии, когда ездил в Россию.

Александра же имела только крышу над головой благодаря тете. К счастью, хотя тетя Женя не была богатой, у нее были состоятельные и влиятельные друзья, которые хотели помочь Александре найти работу, учитывая ее способности и французское законодательство относительно ограничений на оплачиваемую работу. Для Александры это означало возможность карьеры балерины.

Вскоре после ее приезда в Ниццу (осенью 1924 года) балерины, которые часто бывали у тети Жени, взяли Александру с собой в Париж, чтобы познакомить ее с Нижинским. Через некоторое время в Париже ее представили Дягилеву, который узнал, кто были ее русские преподаватели и где она танцевала. Увидев, как она танцует, он направил ее в Милан для экспресс-обучения под руководством знаменитого Энрико Чеккетти. Она жила в доме Чеккетти и занималась в его студии по пять-шесть часов ежедневно, пока он не сказал: «Ты готова. Возвращайся в Париж!».

На банкете по поводу возвращения Александры в Париж, устроенном ее друзьями, один из гостей сделал ей комплимент, сказав: «Все женщины будут твоими врагами. Будь осторожна во всем, что говоришь. Не доверяй никому и не критикуй никого». Осторожность и сдержанность и до этого были свойственны Александре после тех политических и личных предательств, которые она пережила, но совет друга все же оставил свой след. Меньше всего тогда она хотела внимания мужчин, если оно могло повлечь за собой ревность женщин и создать дополнительные трудности в ее и без того нелегкой жизненной ситуации. Она выбирала друзей с осторожностью и была благодарна судьбе за дружбу с такими людьми, как граф Фермиан и его окружение.

Дягилев пригласил ее в свою труппу, и Александра много занималась в его студии и выступала на сцене: танцевала в постановке под «Норвежский танец» Грига, а также в других постановках.

Зная мнение Квислинга о карьере на сцене, она пользовалась сценическим именем, но опасалась, что он все-таки узнает об этом из французских газет, которые публиковали рецензии. Когда она с гордостью написала Квислингу, что знаменитый танцовщик Волынин, партнер Анны Павловой, предложил Александре быть его партнершей, Квислинг прислал гневное письмо, запрещая ей это. Уже после Второй мировой войны Александра узнала, что в то время Квислинг и Мария представлялись всем мужем и женой. Поэтому вполне возможно, что дело было не в консервативных взглядах Квислинга относительно профессии балерины. Скорее всего он боялся разглашения в прессе информации о браке с Александрой.

Гораздо позже она узнала из записной книжки Квислинга за 1925 год, что с 30 октября по 7 ноября того года он находился в Париже, но ничего ей об этом не сообщил. Он также не воспользовался возможностью повидать Александру в 1926 году, хотя в его записной книжке было написано, что 16 марта он ехал на неделю в Париж. С 12 по 26 мая он вновь был в Париже после поездки в Москву, опять же не связавшись с Александрой [140]140
  Карманный дневник Квислинга за 1925 год, норвежские национальные архивы.


[Закрыть]. Александра во время своего пребывания во Франции никогда не знала, где находится Квислинг. Он просил писать ему заказные письма на адрес дипломатической миссии в Хельсинки.

Можно предположить, что на момент, когда Волынин сделал ей предложение о сотрудничестве, а Квислинг высказался категорически против, Александра еще надеялась на примирение с мужем. Ее гнев и отчаянье еще не достигли того предела, который наступил через несколько лет и позволил обрести свободу. Александра приняла тяжелое решение и прекратила свою балетную карьеру.

Даже одного этого примера достаточно, чтобы понять, насколько Александра боялась публичности. Танцовщица Айседора Дункан, которая скромно жила в Ницце с 1925 года, погибла 14 сентября 1928 года по пути на вечеринку. Александра была неофициальной хозяйкой этой вечеринки. Дункан была задушена длинным шарфом, который попал в колесо ее открытой машины. Когда прибыла французская полиция и стала искать свидетелей, Александра незаметно ушла, опасаясь неизбежной огласки в связи со смертью такого известного человека.

Боязнь Александры столкнуться с людьми, знающими о ее связи с Квислингом, заставляла избегать общения с кем-либо из пансиона мадам Глайз Здесь играло роль не только обещание не привлекать внимание людей, данное мужу. Александра и сама не хотела чем-либо напоминать себе о тяжелых событиях 1923–1924 годов. Теперь у нее был другой круг общения, и она проводила время в другом районе Парижа, который находился далеко от бульвара Распай. Потому Александра не опасалась встретиться с кем-либо из своей прошлой жизни. Она никогда не думала о Марии и никогда не встречала ее, несмотря на то, что, по ее рассказам, Мария провела большую часть тех трех с половиной лет в Париже и в Нормандии, пока Квислинг был в России.

Александра так никогда и не узнала, Квислинг или кто-то другой нанял господина Каминского, чтобы следить за ее жизнью во время первого года их разлуки. За несколько лет до своей смерти Александра видела копию записной книжки Квислинга за 1925 год, где он записал адрес ее матери (Ирины Теодоровны Ворониной) в Ялте, датчанина Хермода Ланнунга и матери Марии (Натальи Пасешниковой) в Харькове. На следующей странице был записан парижский адрес господина Каминского. Кроме того, в среду 1 июля во время пребывания в Армении Квислинг сделал запись о назначенной на 9:30 утра встрече с Каминским [141]141
  Карманный дневник Квислинга за 1926 год, норвежские национальные архивы.


[Закрыть].

Эта же записная книжка свидетельствует, что 27 октября Квислинг выехал в Армению по новому заданию Нансена. Он прибыл в Париж, откуда написал Нансену, что задержится там на три-четыре дня в связи с затруднениями в получении российской визы, а также потому, что должен дождаться приезда некоего господина Киндера [142]142
  Карманный дневник Квислинга за 1925 год, норвежские национальные архивы.


[Закрыть]. Имея достаточно времени для встречи с Александрой, он не сделал попытки повидаться с ней. Квислинг и Мария, очевидно, были вместе в Париже, так как 3 ноября Мария написала в его записной книжке поздравления с Рождеством и Новым годом. Квислинг получал письма от Александры, где бы он ни был, через миссию в Хельсинки, чтобы контролировать ее.

Какое-то время Александра верила в возможность изменений к лучшему, несмотря на отказ от карьеры балерины. Венецианское имение ее друга графа де Фермиана было местом встречи музыкантов и художников. На устроенном графом бале-маскараде Александра получила первый приз за пантомиму «Механическая кукла». На этом же мероприятии присутствовал известный режиссер и драматург Макс Рейнхардт. После выступления Александры он пригласил ее на платные роли в нескольких пантомимах, а впоследствии на главную роль в своем спектакле «Чудо». Ссылаясь на то, что ей необходимо обсудить это с тетей, она вернулась в Ниццу, а Рейнхардт продолжал настаивать на своем предложении.

Совсем без денег, огорченная вынужденным отказом от балетной карьеры, она все-таки приняла предложение Рейнхардта. Затем Александра написала Квислингу, объяснила свои обстоятельства и уведомила о своем согласии участвовать в гастролях труппы Рейнхардта. Она знала, что Квислинг любит театр, и думала, что профессию актера ее муж сочтет более уважаемой, чем профессию балерины. Но Александра заблуждалась. Квислинг обрушил на нее такую ярость, что ей пришлось отказаться от роли в последнюю минуту.

Александра очень горевала из-за потери возможности иметь хорошо оплачиваемую и уважаемую актерскую профессию. Она расстроилась еще больше, когда у нее возникли проблемы со здоровьем: в связи с перегрузками на балетных занятиях и перенесенным в детстве ревматизмом ее стало беспокоить сердце. Когда врач сообщил ей об этом, Александра стала брать уроки пения. Тетя Женя поощряла талантливую племянницу, считая, что она могла бы с успехом повторить карьеру тетиной сестры. Тетя и ее друзья нашли отличных преподавателей для Александры, и теперь Рейнхардт хотел, чтобы Александра выступала у него и как актриса, и как певица.

Вряд ли здоровье Александры было настолько слабым, чтобы не позволить ей работать у Рейнхардта. Однако ему она сказала, что физически слаба для образа жизни гастролирующей актрисы и предпочитает более спокойную жизнь. Она не решилась открыть истинную причину ее отказа от роли в спектакле «Чудо» и от гастролей (категорический запрет Квислинга), так как боялась возможной огласки.

Александра не теряла надежды использовать свой музыкальный талант для улучшения своего материального положения, но хотела осуществить это другим, менее публичным способом, чем выступления у Рейнхардта. Но в один жаркий летний день, отдыхая со своими друзьями на пляже в Ницце, Александра подержала во рту несколько кусочков льда. За эти несколько минут она навсегда испортила свои голосовые связки.

Оптимизм Александры помогал ей переносить любые жизненные сложности. Она не теряла решимости и пыталась зарабатывать. Живя в Ницце, она много времени проводила в Париже, где вычитывала рукописи у известного издателя Поволоцкого. Эта работа очень нравилась Александре, а ее литературные познания позволяли хорошо с этим справляться. Также она все больше занималась живописью, к чему ее приобщил граф де Фермиан и его друзья.

Как подруга первой жены Пабло Пикассо, Ольги Хохловой, Александра имела возможность общаться с великим художником в Ницце. Он не только написал несколько ее портретов (много лет спустя она видела по телевидению один из них на аукционе), но также признал ее художественный талант и давал ей уроки. Со временем увлечение живописью превратилось в источник дохода. В последующие годы она выставляла свои работы в нескольких больших городах, включая Париж, а когда после Второй мировой войны поселилась в Калифорнии, стала одним из основателей авторитетного клуба искусств в Пало-Альто.

Дружба с актерами театра и балета, художниками и музыкантами делали жизнь Александры интересной и насыщенной, но воспоминания о пережитых личных драмах не покидали ее. В ней таилась скрытая грусть, которую разглядел граф де Фермиан, и это отобразилось на написанном им портрете Александры.

Воспоминания Александры свидетельствуют, что во Франции она дарила массу позитивных эмоций и энергии своим друзьям. А ведь все это она готова была отдавать своей семье. Поскольку она продолжала считать себя замужней, то давала понять своим многочисленным поклонникам, что может предложить только дружбу. Обычно они это принимали, включая молодого пианиста Артура Рубинштейна, который в то время жил в Париже в такой же бедности, как Александра и многие другие артисты из ее окружения.

Рассказ Александры

Я опять стала заниматься с Волыниным, который очень хотел со мной танцевать. Он был уже не молод, но еще выступал и поддерживал себя в форме, так как был партнером Павловой. Павлова умерла неожиданно, и тогда он открыл школу и всегда выбирал себе партнерш среди учеников. Но я и думать об этом не могла, ведь Видкун постоянно писал мне: «Не смей выступать».

У меня были старые балетные связи и знакомства, я знала Дягилева. Я ходила на балет и в театр, где меня познакомили с Эльзой Триоле. Она была из тех людей, которые жили за границей, но поддерживали связь с Россией, в отличие от белых эмигрантов. Тогда я не понимала, что общение с такими людьми было опасным, и мы с Эльзой очень подружились. Она была начинающей писательницей, очень остроумной, рассказывала массу интересных историй. У Эльзы были знакомства в посольстве СССР, она бывала на посольских приемах. Иногда Эльза говорила о матери, которая работала в советском торгпредстве в Лондоне.

Заметки Кирстен Сивер

За исключением тети Жени в Ницце, рядом с Александрой не было никого из родственников. Она постоянно беспокоилась о своей матери в Крыму и очень хотела уехать к ней в Россию, но Квислинг был против этого. Он отказывал ей в разрешении вернуться на родину даже после известий о сильном землетрясении в Крыму, разрушившем дом матери Александры. Она совершенно не понимала Квислинга, так как это полностью освободило бы его от ответственности за нее во Франции. Единственное, чем Александра объясняла его позицию – возможное отсутствие средств у него для покупки ей билета, поскольку он продолжал уменьшать количество пересылаемых ей денег.

Прочитав через много лет заметки в записной книжке Квислинга за 1927 год, Александра вспомнила, что он выслал ей 50 долларов для эмиграции в США 15 февраля этого года. Продолжая верить в его добрые намерения, она разрешила ему через друзей начать процесс для получения визы. Но эта затея провалилась, когда эмиграционные власти США узнали, что капитан Квислинг не намеревался ехать со своей женой. Он также, очевидно, не хотел дать Александре возможность связаться с Арни или с кем-либо другим из его родственников в США. После этих 50 долларов она не получала от Квислинга ни копейки до конца года.

Александра не знала, что в то время Квислинг проводил большую часть времени в Москве, иногда один, иногда с Марией. Позже Мария рассказывала, что в Москве в 1928–1929 годах они приобрели много картин, серебра, антиквариата, посуды, мебели и других дорогостоящих вещей. Однако она преувеличила. По фотографиям, сделанным в доме Марии в 1980 году после ее смерти, а также в списках, переданных согласно завещанию суду в Осло, Александра узнала многие из вещей, которые она покупала еще в 1923 году и которые привезла с собой.

Александра была озабочена не только своим положением. Ее мать, Ирина Теодоровна Воронина, написала Квислингу 24 июля 1930 года. Письмо было послано из Ялты, где она проходила лечение в связи с ухудшающимся зрением. В письме она указала, что проживает в небольшом городке Павлограде в Крыму, поскольку там жить дешевле. Вполне возможно, что из-за смены места жительства, а также продолжающихся военных действий на русско-китайской границе, которые затрудняли работу почтовой службы, она долгое время не получала известий от Александры. В своем письме Квислингу Ирина Теодоровна просила помочь Александре.

Со временем Александра и ее мать смогли восстановить переписку, но ненадолго. Военные действия Японии в Маньчжурии в 1931–1932 годах дестабилизировали положение в Китае, и в конце концов затронули Шанхай. В так называемое кровавое воскресенье (14 августа 1932 года) китайские самолеты совершили налет на японские военные корабли и позиции, а также сбросили бомбы на иностранные районы Шанхая. В результате погибло более двух тысяч иностранцев и китайцев. Эти события послужили началом для повсеместных военных действий в Шанхае, других городах и портах. Неизвестно, узнала ли об этих страшных событиях мать Александры, поскольку новости в СССР проходили тщательную цензуру. Крайне обеспокоенная отсутствием известий от дочери, Ирина Воронина снова обратилась к Квислингу. В письме она умоляла его сообщить хотя бы что-то о дочери. Это письмо от 16 января 1933 года было написано не ее рукой – Ирина Теодоровна потеряла зрение и просила кого-то писать под ее диктовку. В промежутке между двумя письмами матери к Квислингу Александра получила развод.

В 1931 году архиепископ Русской православной церкви в Китае признал брак с Квислингом недействительным на основании того, что муж бросил Александру в 1924 году, и она имела право выйти замуж за доктора Я. П. Рябина – врача с хорошей репутацией в иностранной общине в Шанхае. Получив образование в российских университетах и в Мюнхене, он в то время был главой Муниципального медицинского управления в Шанхае. Рябин был на несколько лет старше Александры, но еще молодым, и его гибель в автокатастрофе через три года совместной жизни была огромным ударом для Александры.

Александра осталась вдовой с маленьким сыном Арсением, который родился в декабре 1931 года. Несмотря на то, что ее финансовое положение было теперь более стабильным, она переживала по поводу своей дальнейшей судьбы и судьбы своего ребенка. До начала Второй мировой войны Александра могла переписываться с матерью, но не могла поехать к ней в Крым или перевезти ее в Китай. Снова одна со своими бедами и переживаниями она жила, как и во Франции – в окружении друзей, веселая и оптимистичная, но при этом не имевшая рядом никого, с кем могла бы разделить свои тревоги.

Александра продолжала писать Квислингу. Во второй половине 1929 года она сообщила капитану, что ее американские друзья предлагают отправиться с ними в кругосветное путешествие и затем поселиться в Америке, которая была страной больших возможностей по сравнению с большинством стран Европы, где экономическое положение продолжало ухудшаться. Знакомые тети Жени сказали, что еще большие возможности в Китае, и Александра хотела начать что-то делать в этом направлении. В Китае было много русских, особенно после 1917 года, и она писала Квислингу, что, возможно, отыщет людей, которые знали ее и ее родителей. Александра просила у мужа денег на билет.

Либо Квислинг все же пожалел ее, либо был рад отослать ее подальше, но он прислал деньги. В его записной книжке за 1929 год записано, что 20 февраля, 21 марта, 4 апреля и 11 июля он выслал Александре 260 долларов и 5 фунтов стерлингов. Эта же записная книжка фиксирует информацию о регулярных денежных переводах матери Марии. Это были последние контакты Александры с Квислингом. Она продолжала писать ему, совершенно не зная о его отношениях с Марией.

К тому времени Мария вновь жила вместе с Квислингом в Москве и, видимо, нашла некоторые письма, написанные ему Александрой. Эти письма, как и все остальные, были отправлены дипломатической почтой без опаски, что их может прочесть кто-либо, кроме Квислинга. Александра никогда не получила длинное письмо Марии, в котором та отреагировала на письма Александры [143]143
  Черновик этого письма также находится в NB (Ms. fol. 3920:XI:3). Александра прочла его в первый раз, когда Арве Юритцен попросил ее высказать свое мнение об этом письме для книги, над которой он работал. Так как Мария описывает Александру в возрасте 24–25 лет, а также на основании таких данных, как заявление Марии, что она и Квислинг были женаты шесть с половиной лет, Александра датирует черновик 1929 годом.


[Закрыть]. Сложно сказать, намеревалась ли Мария отсылать это письмо или же просто написала его для самоуспокоения либо в качестве письменного подтверждения ее брака с Квислингом. Последняя причина наиболее вероятна, так как Мария очень хотела, чтобы было письменное свидетельство, подтверждающее, что она и Квислинг были женаты уже шесть с половиной лет.

Наконец, сумев купить билет на грузовое судно, Александра сообщила своей матери, что уезжает в Китай, поскольку это единственный способ попытаться устроить свою жизнь. Она писала, что не намеревается оставаться в Китае навсегда, но жить так, как сейчас, не пытаясь ничего изменить, она больше не может. Александра не знала, читают ли ее письма советские власти, поэтому не могла смело говорить матери о беспокойстве за нее, а также не могла объяснить ей, почему не может потратить эти деньги на дорогу в Россию, чтобы они снова смогли быть вместе. Причиной этой осторожности было недавнее предупреждение, которым Александра не могла пренебречь.

Среди ее знакомых в Париже и в Ницце было много русских эмигрантов, включая тех, кто бежал совсем недавно из СССР в связи с усиливающимся тоталитарным сталинским режимом. Эти люди потеряли веру в то, что советское государство было новой надеждой на лучшую жизнь.

Хотя Александра не проявляла особого интереса к политическим событиям, она была хорошо осведомлена об условиях жизни в России и продолжающихся попытках советских властей «заслуженно» наказать инакомыслящих и бывших аристократов. Мы упоминали, что это было основанием для создания «Треста», который к этому времени уже не существовал.

Поэт Владимир Маяковский разыскал Александру в Париже, чтобы передать письмо от ее старого друга Йоси Борца. Письмо на первый взгляд было ни о чем. Йося вспоминал об их старой дружбе, рекомендовал Маяковского, поэзию которого Александра очень любила. Однако в этом письме был глубокий подтекст: тонко и завуалированно Йося пытался предупредить Александру о существующей для нее опасности. В 1923 году он уже писал Александре по поводу Марии, ее связи с «Трестом» и намерений завести отношения с Квислингом. Но в этот раз Йося настолько осторожно излагал свои опасения, что Александра не могла понять, о чем он говорит. И только в день своего отъезда из Парижа (поздней весной 1929 года), когда поезд уже тронулся, Маяковский прямо озвучил ей то, о чем пытался предупредить Йося. Маяковский сказал: «Что бы ни произошло, не возвращайтесь в Россию. Даже если я Вам напишу, что надо возвращаться – это будет ловушка. Не слушайте меня. Не возвращайтесь. Прощайте». ( Версия из дополнительной личной записи Александры:«Как бы я сам ни просил и ни умолял Вас в письме или в телеграмме вернуться – никогда не приезжайте в Россию, никогда!»).

Почти годом позже, 14 апреля 1930 года, Маяковский покончил с собой в Москве. Александра была уже в Китае, когда узнала о его смерти. Для нее это было ударом. Позже она получила письмо от него, отправленное на ее адрес в Ницце, которое тетя Женя переслала ей в Шанхай. Александра не решилась прочесть его. Она боялась узнать что-то страшное о его судьбе или увидеть просьбы приехать на родину, о которых Маяковский ее предупреждал. Кроме того, зная о непрекращающихся зверствах в СССР, Александра очень тревожилась о судьбе своей матери. Она долго носила запечатанное письмо в своей сумке, и, наконец, отдала его русскому православному священнику в Циндао. Священник скончался через несколько дней, и Александра так никогда и не узнала, что написал ей Маяковский в конце своей жизни.

Рассказ Александры

Капитан прислал мне деньги на дорогу в Китай. Сперва мы поехали к деду Андрея. Он жил с его матерью в своем доме в Баденхаузене в Германии. Мы жили там около месяца, было весело и хорошо. Когда, уезжая в Китай, мы сели в поезд до Гамбурга, в вагоне мы пустились с Андреем в пляс по коридору вдоль купе. В молодости с радостью отрываешься от стариков. Но с тетей Женей мне было грустно расставаться. И она грустила, хоть и не подавала вида. В Гамбурге мы пересели на пароход, который около месяца медленно плыл в Китай, останавливаясь по дороге во всех портах. Приехав в Шанхай, я отправилась в консульство Норвегии, чтобы зарегистрировать свой паспорт. Оказалось, что консул был в Москве, когда мы с Квислингом расписывались там.

Заметки Кирстен Сивер

После слов, сказанных ей Маяковским в Париже, Александра еще больше хотела уехать жить туда, где будет чувствовать себя в безопасности. Попрощавшись со своей тетей и друзьями, она отправилась в Китай, не подозревая, что попадет из огня да в полымя. Когда она приехала в Шанхай, в городе был кризис в связи с падением американского аукционного рынка, а куда-либо уехать она не могла из-за продолжающихся боев между китайскими, японскими и русскими войсками. Так Александра описывала ситуацию в письме Квислингу из Шанхая 25 ноября 1929 года [144]144
  Все четыре письма находятся в Норвежском национальном архиве.


[Закрыть]: «Мой родной, прости, что я так долго не писала, но дорога была утомительной, пароход сильно качало между Сингапуром и Шанхаем, поэтому я плохо себя чувствовала после приезда. Наше путешествие заняло 50 дней, и ты же понимаешь, что человек может устать после такого длительного пути. В дороге нас застала сильнейшая жара, ты даже не можешь себе представить, насколько было жарко. Расскажу немного о своей жизни. Живу я у Гордеевой. У них маленькая квартира: две комнаты и кухня. Сын Гордеевой с женой живут в одной комнате, а мы с Гордеевой – во второй. Я помогаю ей по хозяйству (убирать, готовить и тому подобное), поэтому плачу за проживание всего 60 мексиканских долларов (это немного больше 600 франков)! Жизнь здесь гораздо дороже, чем во Франции, и я уже начинаю сожалеть, что уехала из Европы. Я сделала это только потому, что хотела воспользоваться возможностью хоть как-то устроить свою жизнь. Чтобы найти здесь работу, необходимо хорошо знать английский. Я его изучаю, но у меня мало времени из-за домашней работы. Очень жалею, что уехала из России. Прошу тебя ответить мне как можно скорее – меня пугает, когда ты долго не отвечаешь. Вообще говоря, как-то глупо жить, не имея своего дома, и ощущать себя неудачником. Плюс ко всему у меня проблемы с сердцем. Мой дорогой, обязательно напиши мне. Как ты? Как твоя жизнь? Целую и обнимаю, твоя Ася». В конце она приписала: «Писал ли ты моей маме?».

Квислинг не написал матери Александры и не ответил на ее письмо. Александра написала ему снова 4 февраля 1930 года – к этому времени она была отрезана в Шанхае от всего мира почти три месяца. Хотя Александра жила с семьей Гордеевых, было ясно, что она не доверяла им получать свою почту, поэтому попросила Квислинга писать ей по другому адресу, поясняя: «Это самое надежное место, и письма там не потеряются». Александра также писала, что это был постоянный адрес Кругловой и что, конечно, было бы правильнее всего посылать письма в норвежское консульство в Шанхае, но она не знала адреса и не имела возможности его узнать. Александра обещала сообщить ему этот адрес в следующем письме. Однако следующего письма она никогда не написала. Вот текст ее последнего письма Квислингу, которое неожиданно обрывается на оторванной странице: «Дорогой мой! Ты совсем меня забыл и не ответил ни на одно из моих писем. Что это значит? Не болен ли ты? Что случилось? Я совершенно истощена. Ты знаешь – жизнь трудная и отвратительная, теперь я в этом уверена. Если бы ты только знал, как я устала. Я ничего не хочу больше, кроме отдыха и спокойствия, но теперь я должна постоянно думать, где еще заработать хоть немного денег. Я все еще живу у Гордеевых, но должна платить им за это. Здесь почти невозможно найти работу. Много русских прибывает из Харбина, и все они ищут работу. Я была терпелива все это время, не хотела тебе писать об этом и надеялась, что с Божьей помощью найду себе работу, но я больше не могу молчать, поэтому пишу тебе. Срок моего паспорта почти закончился, и я пошла в норвежское консульство. Когда консул узнал, что моя фамилия Квислинг, он был очень рад, так как знаком с тобой много лет, начиная с 1917 года, когда вы оба были в Петрограде. Он знает, что ты вывез меня из России и женился на мне [145]145
  Л. Гренволд был в то время норвежским генеральным консулом в Шанхае. Он сказал Александре, что помнит тот прием для нее и Квислинга в Норвежском торговом представительстве в Москве в августе 1922 года, на котором он присутствовал.


[Закрыть]. Он спросил, как ты и чем занимаешься. Я очень доверилась ему, поскольку у меня здесь никого нет, и рассказала ему все – о своей тяжелой жизни и о том, как сложно найти работу. Он с сочувствием сказал, что решение приехать в Китай было ошибкой, потому что из-за войны сюда ринулось огромное количество русских, и страна охвачена безработицей. Он спросил меня, когда ты перестал писать мне и поддерживать меня. Я ответила, что пишу тебе постоянно и не знаю, что могло произойти и почему ты не отвечаешь. Консул оказался очень хорошим человеком и вызвался написать тебе сам, но я попросила его немного повременить».

Рассказ Александры

Позже я написала Видкуну, как я доехала, и что у меня заканчиваются деньги. После этого я никогда в жизни больше не получала от него писем, даже через консульство. Когда я уехала в Китай, он решил, что оттуда мне не вернуться, и что уже никто не сможет предъявлять ему какие-либо претензии. Не получить моих писем он не мог – я посылала заказные письма и телеграммы, и они не возвращались. Ему писали из норвежского консульства, но я не знаю, отвечал ли он на их обращения. Таким образом, он избавился от меня и от ответственности за меня. С конца 1929 года, когда я уехала, я больше никогда не получала от него никаких известий и не видела его. На этом закончились наши несчастливые отношения. У меня было ощущение, что он вырвал себя из моей души. И хотя подобное случается у многих людей, у меня все время было чувство нереальности происходящего. Все как-то не состыковывалось, не имело логики – ведь мы переписывались несколько лет, пока я жила в Европе, и его письма были искренними и ласковыми. Думаю, Мара должна была уничтожить нашу переписку с капитаном. Ведь много лет спустя она публично отрицала мое существование в жизни Квислинга, а значит – была заинтересована в уничтожении всех доказательств. Один журналист где-то отыскал фотографию, на которой мы с Видкуном были сняты в компании его родственников. На вопрос обо мне Мара заявила, что не знает меня и не помнит, кто я. Хотя к тому времени многие журналисты уже знали о моем существовании как официальной жены Квислинга. Не знаю, осознала ли она, насколько глупыми были ее заявления, так как у меня сохранились документы, кроме того, были живые свидетели. Не представляю, что она будет говорить, когда в прессе появится статья обо мне со всеми доказательствами. Возможно, она сошлется на преклонный возраст и проблемы с памятью. Вероятно, Мара думала, что меня уже нет в живых, так как за годы жизни в Китае и в США я никогда не давала о себе знать. Но все же заявлять, что меня не существовало никогда – бездумно с ее стороны. Я хотела бы, чтобы правду узнали, пока я жива.

Надеюсь, жизнь Мары сложилась хорошо и у нее все спокойно.

Несмотря ни на что, я сочувствую семье Квислинга. Поступки капитана сказались на всей его семье. Брат Видкуна, Йорген, был замечательным, умным и понимающим человеком. Может быть, капитан действовал не по своей воле.